Текст книги "Самопознание шута"

Автор книги: Юрий Калмыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Моя честность и открытость даёт мне силу, – продолжал он, – и ты такой же, как я, в точности!

– Я??? – неприятно поразился Константин и машинально оглянулся, чтобы понять, не слушает ли их кто. Как будто его в чём-то уличили.

И оттого, что Клинобородый заметил это, разозлился ещё больше! Плохо контролируемый гнев волной пробежал по его телу. Какая-то злобная энергия сжалась в нём и приготовилась к прыжку. Это было похоже на то, как если бы кто-то с большой силой сжал стальную пружину, и она замерла на месте, готовая сорваться в любой момент, круша всё на своём пути. Теперь он мог разорвать Клинобородого на части.

– Ты пока не знаешь себя. Все искатели рано или поздно сталкиваются с силами, которыми они не могут управлять, – с нездешним спокойствием продолжал Клинобородый. – Итак, ты задал мне вопрос: зачем мне всё это нужно? Ну что ж, отвечаю: я не знаю зачем!

Он сказал это очень искренне, с некоторым оттенком грусти.

– Всё должно быть по-честному – теперь ты должен убить меня, если ты честный человек. Я не убегу. Никогда я не ударю палец о палец для того, чтобы избежать неприятностей.

Он деловито и равнодушно достал из кармана старый, но остро отточенный перочинный нож и белоснежным носовым платком стал заворачивать его рукоять.

– Так не будет отпечатков пальцев.

И положил нож на стол перед Константином.

Где-то вдалеке лихорадочно работал разум: «Он готов выкинуть какой-то подлый трюк! Почему он хочет, чтобы я взял нож? Я не вижу, что происходит сзади! Нельзя, чтобы он ушёл! Может быть, он так шутит и никого не убивал? Кто знает, какие шутки у сумасшедших? Этим ножом он совершал убийства!»

Константин медленно взял нож, замер на какое-то время и резко поднёс нож к горлу Клинобородого.

«Посетители заняты своими делами. Либо я его, либо он меня – третьего не дано!!! Одно движение – и можно быстрыми шагами уйти через дверь! Сразу никто ничего и не поймёт! Я убийца! Всё по его правилам?! Нет выхода! Нельзя оставить его живым! Туда ему и дорога…»

Клинобородому не было никакого дела ни до Константина, ни до всего этого презренного мира – он ждал, чтобы его убили. Или даже не ждал.

«Ему абсолютно всё равно! Будет пребывать в праведной честности! Всё, как хочет он, а не как я хочу! Ну, нет! Может быть, он меня убьёт – ну и пусть! Плевать мне на это! Я буду делать по-своему!»

И тут Константина осенило! Он решительно положил нож на стол перед Клинобородым.

– Можно мне задать вам ещё один вопрос?

– Да, пожалуйста! – вновь заинтересовался Клинобородый.

– Вы по-прежнему хотите что-то узнать у Бога, что-то спросить у него?

– Конечно, я своих желаний не меняю.

– Я знаю человека, который разговаривает с Богом! Или вы боитесь его?

– Мне очень нужен этот человек. Я хотел бы спросить кое о чём у Бога.

– Я не знаю, в Москве он сейчас или нет. Он здесь не живёт, а только иногда приезжает.

Константин стал звонить по мобильному телефону:

– Тамара, привет! Это Константин. А где сейчас Николай? Рядом?! Дай ему, пожалуйста, трубку! Николай! Здравствуйте! Ничего, спасибо, нормально! Есть вопрос. Один человек ищет Бога и хочет с ним разговаривать. Но человек этот очень опасный – он убивает людей, убил уже двести двадцать два человека. Я рассказал ему, что вы разговариваете с Богом, и он хотел бы встретиться с вами. Он сейчас здесь, передо мной. Я звоню с мобильного телефона.

Константин продиктовал номер своего мобильного телефона.

– Минут через десять перезвонит, – сказал он Клинобородому, – спросит и перезвонит.

Сидели молча. Нож лежал посреди стола. Константин огляделся вокруг. В запретную зону по-прежнему никто не решался смотреть. Только уборщице некуда было деваться – она подметала веником пол вблизи их столика, очень нервно, всем своим видом показывая, что она ничего не видит, не слышит, не замечает и ничего не хочет знать и понимать. На вид ей было лет 25, видимо, приехала она откуда-нибудь из Киргизии искать счастья в Москве. Безропотное, тихое, бесправное существо. Константин заметил, как вздулась вена на её хрупкой шее, и взглянул на Клинобородого. Тот понимал мысли Константина.

«Возможная свидетельница».

– Девушка, можно вас на минуточку!

Она подошла, стараясь улыбаться, но глаза от ужаса были широко открыты.

– Девушка! Неизвестно, чем закончится наша беседа. Бегите отсюда прямо сейчас из этого города далеко-далеко! Зачем вам всё это нужно?!

Она поняла. Попятилась назад и как будто очнулась. Сняла с себя халат, бросила его на спинку стула, вышла из кафе и побежала так, как, наверно, в детстве бегала по своим степям.

– А Бог никого не жалеет! – улыбался краем рта Клинобородый. – Или же этот мир не он создал!

– Почему не он?

– Почему все живые существа, для того чтобы жить, вынуждены пожирать друг друга, питаться плотью других? Даже растения притесняют и убивают друг друга. Мы в дерьме, а Бог что же весь в белом?! Жизнь – это преступление?! И этот чудовищный мир создал Бог?! Он что, слаб разумом?! Ничего лучшего не мог придумать?! Или же он решил так злобно посмеяться над нами? Не понимаю!

Позвонил Николай:

– Приезжайте завтра с ним сюда где-нибудь в четыре – пять часов!

– Прямо к вам?

– Да, сюда его привози! Ничего не надо бояться – всё будет хорошо!

– Завтра здесь в четыре часа встречаемся и едем к нему! – объявил Константин.

– Хорошо! Обязательно буду!

Константин ушёл, а через несколько минут в кафе вошли четверо крепких парней.

– Ушёл! Только что здесь был! Вон он, его дружок, с кем он базарил!

Клинобородый к тому времени уже успел убрать нож и наслаждался допиванием давно остывшего чая.

В районе отеля «Три таракана» они оказались совершенно случайно. Один из них, проходя мимо кафе, сквозь стеклянную витрину увидел Константина и узнал его. Пройдя ещё немного, он увидел и злополучный «красный автомобиль». Вернувшись к джипу, он сказал:

– Видел сейчас ту самую «красную тачку», за которой мы гонялись. Хозяин тачки тоже здесь, в кафе. Я думаю, в аэропорт-то ехала баба, а в первый раз за рулём всё-таки он был!

– Может быть, с ним разобраться?

– Из-за него мы тогда на стрелку опоздали и в аэропорту на бабки попали – от ментов откупались! Вот пусть он нам всё компенсирует!

– Может, не надо! – возразил один из парней. – От этой тачки одни неприятности! Может, лучше не связываться?

– Ты что, суеверный? От бабок отказываешься? Так и скажи!

Тот отказаться не захотел.

Они оценивающе смотрели на Клинобородого. Одет он был так себе, довольно-таки средне.

– Надо этого брать за жабры!

Они подошли с двух сторон, один из них ткнул в бок Клинобородому ствол пистолета.

– Ну, мужик, влип ты здорово! Твой кореш, который здесь был, должен нам крупные бабки: или ты щас приводишь нас к нему, или сам заплатишь!

– Какой сегодня хороший день! – восхитился Клинобородый.

– Ты чё, не понял, с кем разговариваешь! – Клинобородый получил пощёчину.

Клинобородый как будто и не заметил, что его ударили. Здесь не было Константина – он бы заметил, почувствовал и ужаснулся тому, какая чудовищная энергия сжалась в Клинобородом, подобно гигантской стальной пружине! Человеческий разум удержать такое не в состоянии, но ведь её что-то сдерживало до поры до времени.

– Я заплачу, – успокоил их Клинобородый, – зачем же беспокоить моего друга из-за пустяков!

– Ты же не знаешь, сколько он нам должен!

– Так вы мне скажите, сколько! Вы же не будете меня обманывать! Я обмана не терплю.

– Ты сам сказал, что заплатишь! Поехали за бабками!

Они сели в чёрный джип и «поехали за бабками».

Почему так происходит? Они вроде бы решили помириться.

– Давай встретимся завтра в нашем кафе в четыре часа! – предложила Елена.

– В это время я никак не смогу, – огорчился Константин, – у меня на это время уже назначена встреча.

– По поводу работы?

– Нет!

– Что, очень важная встреча?

– Да!

– А ты можешь её отменить или перенести? Или я для тебя не такая важная?

– Ты очень важная, но я никак не могу отменить эту встречу!

– Такого не может быть! У тебя могут быть разные обстоятельства! Ты можешь что-нибудь придумать, сказать, что кто-то заболел, кого-то нужно срочно встретить на вокзале, что прорвало трубы и квартиру залило водой!

– У меня нет телефона этого человека, к тому же я ничего не могу придумывать – всё должно быть честно!

– А скажи мне честно, как зовут этого человека?

– Я не знаю!

– И это ты называешь честно?! Странные у тебя встречи!

Елена бросила трубку.

«Ничего странного, – мысленно возразил Константин, – организую переговоры между Богом и серийным убийцей-маньяком! Почему нужно настаивать только на этом времени?! Как я мог это тебе рассказать? Ты будешь это спокойно слушать? Не все люди и не всегда готовы к тому, чтобы знать всё, что происходит!»

После встречи с Клинобородым Константин заметил, что стал каким-то очень правдивым.

В четыре часа Константин вошёл в кафе, Клинобородый был уже на месте и пил чай.

– Поехали?

– Можно задать один вопрос? – Клинобородый к чему-то прислушивался, ощущая своим лицом всё, что было перед ним.

– Конечно!

– Уверен ли ты в том, что он разговаривает с Богом? Я ведь обмана не потерплю.

– Это я хорошо усвоил! – сказал Константин.

– Если не уверен, то просто скажи: «Не уверен», и разойдёмся навсегда. Обещаю.

– Я спросил его, могу ли я разговаривать с Богом. Он мне ответил: «Чтобы разговаривать с Богом, нужно так хотеть!!!» И по тому, как он сказал «так хотеть» – сомнений никаких!

– Я понял, – улыбнулся Клинобородый той особой улыбкой, с которой разбойники восходят на эшафот.

– Возможно, такое желание сильнее всякого страха или желания жить.

– Можешь не сомневаться.

Они вышли из кафе.

– Моя машина на той стороне, на углу, – сказал Константин.

– Моя рядом, можно поехать на моей.

– А вы тоже на машине! Тогда поезжайте за мной! Какая у вас машина?

– Тот чёрный джип, – ответил Клинобородый.

По лестнице Константин шёл первым. Клинобородый шёл медленно, казалось, преодолевая сопротивление чудовищной силы.

«Неужели сбежит?» – возникла даже такая мысль у Константина.

Не сбежал. Встретились. Представились друг другу. Оказалось, у Клинобородого тоже есть имя, нормальное человеческое.

– Ты извини, Костя, что я тебе чаю не предлагаю, – сказал Николай, – нам тут вдвоём потолковать нужно.

На том и расстались.

Из истории, не представляющей исторической ценности

Георгий пишет, что был допущен к архивам Ассоциации. Капитан рекомендовал ему в первую очередь знакомиться с той информацией, которая наиболее популярна, не отвлекаясь ни на что другое. Естественно, Георгий поступил наоборот. Там фиксируются все посещения архивов, подобно тому как в наше время у нас регистрируются посещения на сайтах в Интернете. Так вот Георгий с удивлением обнаружил, что есть огромные по количеству информации архивы, которые никто ни разу не посещал с момента их создания.

Капитан объяснил, что давно уже не существует тех стран, планет и галактик. Даже нет самих пространств – они были неоднократно преобразованы. Эти архивы сохранились лишь для того, чтобы иллюстрировать законы изменений пространства и времени. Никакой другой ценности эти архивы для Ассоциации не представляют. И так давно это было, что Георгию лучше об этом не задумываться, если слово «давно» вообще употребимо в данном случае.

Но это тоже были люди, которые думали, чувствовали, жили. Некоторые документы, показавшиеся Георгию интересными, он записал в адаптированном виде, ему для этого ничего не нужно было переписывать. Из каких миров и эпох он это брал, по каким признакам отбирал, нам неизвестно, скорее всего, он собирал их как разноцветные камешки на морском берегу. Вот один из таких камешков.

Скала достоинства

Когда я только начал ходить в школу, учителя нам говорили, что не может считаться свободной та страна, в которой нет скалы достоинства. Ещё эту скалу называли скалой истины. Существует легенда. У какого-то древнего царя было два сына, шла война, и предстояло решающее сражение. Сыновья говорили о противнике разное, а от их слов зависел исход битвы. Царю было ясно, что один из сыновей предал его.

– Чем докажешь свои слова? – спросил он у старшего сына.

Старший сын в доказательство своих слов бросился в пропасть. Младший сын побледнел, признался царю в своём предательстве и тоже бросился в пропасть.

– Всё самое дорогое, что есть у человека, ему даруют боги, – сказал царь, – и только за истину человек должен платить сам, и такая плата никому не покажется малой.

Учитель истории говорит, что царь сказал эти слова совсем по другому поводу, но всем нравится рассказывать эту легенду именно так.

Потом этот царь решил издать самые справедливые законы. Пригласили разных законоведов, каждый из них написал свод законов.

– Кто из вас считает свои законы самыми справедливыми и совершенными и в доказательство этого готов броситься в пропасть? – спросил царь.

Нашелся только один законовед, и его законы действовали в стране десять тысяч лет, до тех пор, пока жизнь не изменилась и не потребовались новые законы.

Есть и другая легенда, ещё более древняя. Из того времени, когда люди ещё приносили жертвы богам. В те далёкие времена была популярна игра в мяч. Правила этой игры в летописях не сохранились, и сейчас никто не знает, что за игра это была. Известно только, что играли несколько команд и после соревнований лучшие из лучших приносились в жертву богам. Победители пересекали «черту богов» и, перед тем как прыгнуть в пропасть, говорили людям свои последние слова. Их последние слова и их последняя воля считались словами и волей богов.

Дошли до нас и слова одного из древних летописцев, сумевшего прочитать на каменной плите, сохранившейся от древнего стадиона, такую надпись: «С тех пор, как боги покинули землю, не осталось на ней ничего более достойного и захватывающего, чем игра в мяч».

В те очень далёкие времена скала наша называлась скалой богов. Отношение людей к этой скале, вернее, к самой традиции, постоянно менялось, теперь её чаще называли скалой самоубийц.

Я знаю эту скалу с самого раннего детства, сколько помню себя. Наш дом расположен к скале ближе всех других домов, из окна моей комнаты на втором этаже мне как на ладони видна площадка за белой чертой – часть берега, выступающего в море. Берег здесь обрывистый, и лёгкого спуска к морю практически нет. Я не понимаю, почему наш небольшой город построен именно здесь, в таком неудобном месте. Неужели только из-за этой площадки?! Полчаса ходу вправо или влево – и нормальные пологие берега с золотистыми песчаными пляжами, а здесь берега крутые, и в любом месте, если сорвёшься, наверняка насмерть разобьёшься о камни. Но все достойные приходят именно сюда, на эту площадку. Здесь скала достоинства федерального значения. Её охраняют полицейские, всегда здесь толпятся зеваки, паломники и журналисты.

Вот молодой мужчина, респектабельно одетый, из чиновников высокого ранга, с дорогим портфелем в руке, решительной, деловой походкой идёт к скале. Полицейский вежливо у него что-то спрашивает, и он небрежно отдаёт полицейскому какой-то документ. Мог бы и не делать этого – имеет право.

– Не желаете ли сделать заявление для прессы? – зашевелились журналисты и фотографы.

– Не желаю! – не обращая на них особого внимания, он идёт дальше и пересекает белую черту…

Скальные породы в этих местах очень прочные, насыщенного тёмно-коричневого цвета различных оттенков, а то, что называется белой полосой, – это вертикальная плоскость, состоящая из такой же твёрдой породы, как и сама скала. Она проходит через всю площадку параллельно береговой линии и делит её на две части. Природа как будто специально выделила этот участок суши с обрывистыми вертикальными берегами и наделила его чем-то зловещим. Мне кажется, что даже если бы здесь не было никакой скалы самоубийц, то любой благоразумный человек не стал бы пересекать эту черту без особой нужды – природа ничего не делает просто так.

Никто, кроме самоубийц и за редким случаем обслуживающего персонала, не имеет права пересекать белую черту или черту смерти, как её ещё называют. Да и никто особо не стремится её пересечь. Существует поверье: тот, кто пересекал белую черту, долго не проживёт. И много тому примеров. Это касается и служащих, убирающих вещи, брошенные самоубийцами. Они считают, сколько раз каждый из них пересекал белую линию. Пересечь белую линию больше семи раз, туда и обратно, говорят, ещё никому из служащих не удавалось.

Человека, зашедшего за белую черту, уже никто не имеет права отговаривать от прыжка в пропасть.

…Мужчина положил портфель на камень, похожий на скамейку, и, повернувшись спиной к зрителям, стал резко и раздражённо разговаривать по телефону. Закончив разговор, он разбил телефон о камни и сел на каменную скамью. Через некоторое время в пропасть полетели пиджак и галстук. Потом он открыл свой портфель, доставал из него какие-то документы, просматривал их, рвал и бросал в пропасть. Затем он встал и, размахнувшись, забросил портфель далеко в море.

– Чур, мой портфель!!! – дико заорал Купа, наглый толстяк из нашего класса.

– Он не долетел!

– Долетел!

Если портфель упал в море, то его можно достать, охранники собирают только то, что упало на берег, – в море они никогда не полезут.

Мужчина в первый раз обернулся назад и сквозь круглые очки с удивлением уставился на спорящих ребят, бронзовых от загара.

– Точно долетел, он его здорово бросил!

– Как же твой! Кто первый доплывёт!

Они побежали к спуску, а я остался лежать на камнях. Солнце пекло не сильно, было тепло и приятно. Самоубийца ещё сколько-то времени постоял, глядя на горизонт и слушая плеск морской волны, повернулся и пошёл обратно к белой черте.

– Я раздумал! – сказал он полицейскому.

Толпа радостно завопила на все голоса. Теперь ему предстояло пройти экзекуцию. Того, кто пересёк белую черту, но не прыгнул в пропасть, а вернулся обратно, публично бьют плетьми по спине и по голой заднице. Их фото непременно появляется во многих газетах, а в паспорте делается позорная отметка. На своей карьере такой человек может поставить крест. Короче говоря, как сказал о таких людях наш философ-парикмахер: «Их ожидает позорная процедура, которая называется жизнь».

Если человек второй раз пересекал белую черту и второй раз возвращался обратно, а бывало и такое, то его уже наказывали не плетьми, а сажали в тюрьму на долгие-долгие годы.

Та же молва утверждает, что большинство долгожителей – это в прошлом неудавшиеся самоубийцы, побывавшие за белой чертой и там, за белой чертой, захотевшие жить, жить и жить.

Чаще всего люди, перешедшие белую черту, конечно, прыгают в пропасть. Обиженные, разочарованные, несчастные и те, кому не повезло и осточертело, кому по разным причинам плохо живётся.

На белой трибуне стоял ничем не примечательный юноша. Он не был ни обижен, ни разочарован, для такого места он как-то слишком обыденно стоял. Мне стало любопытно, и я подошёл поближе.

– Я чужой в этом мире. Я вижу, как вы все к чему-то стремитесь, вам все здесь интересно, все волнует и захватывает. Вам интересно общаться друг с другом. Мне ни с кем не интересно общаться. Я много чего научился делать, у меня было много разных увлечений, но меня ничто не захватило и не увлекло. Я пробовал играть в азартные игры – бесполезно! Вы всегда возмущаетесь, когда сталкиваетесь с несправедливостью, – я равнодушен.

Где-то вдали заиграла музыка, он прислушался и улыбнулся:

– Я слушаю музыку, и моё сердце трепещет, я люблю поэзию и искусство, но они лишь украшение жизни, но не сама жизнь. Стоит ли жить лишь для того, чтобы послушать музыку? Я послушал, музыка стихла, и в душе осталось прежнее равнодушие. Для меня в этом мире нет дела, которое бы захватило меня целиком. Я не понимаю, как можно чего-то хотеть в этом мире. Для меня это загадка, которую я не разгадал. Я лишний человек. Вы страстно любите всё в этом мире и дерётесь друг с другом за место под небом. Я освобождаю для вас своё место, я дарю его вам!

Обычно все молчат, когда человек подходит к пропасти и прыгает в неё, только иногда кто-нибудь вскрикивает в тот момент, когда уже ясно, что падает и не передумает. И ещё несколько мгновений стоит тишина. Звук удара не слышен, но разговоры начинаются, как мне кажется, именно в тот момент, когда человек ударится о камни. Иногда люди страстно обсуждают случившееся, иногда, как в этом случае, обсуждать нечего. Такое не производит впечатление ни на кого.

– Идите смотреть сильное самоубийство! Там воин! – крикнула моя младшая сестра.

Я пошёл. Сильные самоубийства случаются не так уж часто. Это был один из последних независимых воинов. Независимые воины подчинялись только своей совести и сами всегда решали, на чьей стороне будут воевать. О подвигах этого воина знали все. Стоя рядом с белой трибуной, он в тот момент сам рассказывал о себе.

Когда он был совсем ещё молодым и неопытным бойцом, он с тремя своими друзьями пошёл в разведку. В лесу ему попался куст со сладкой дикой ягодой, и он немного отстал от своих товарищей. Они попали в засаду и были убиты. Из кустов он увидел, что противников слишком много и спасти их он не мог, он мог бы только погибнуть вместе с ними.

– Мой разум подсказывал мне, что я поступаю правильно. Я вернулся к своим и рассказал обо всем, что мы узнали о противнике. Мы разгромили врага, и я смог отомстить за своих друзей. Все считали, что я поступил правильно, но никто не знает о том, что я тогда струсил. Никому это и в голову не пришло! Больше я не трусил. Идя в бой, я не думал, что останусь живым, и бросался на самого сильного противника. Каждый бой был для меня последним и решающим, но кто-то заколдовал меня от смерти для того, чтобы я понял – мне нужно было погибнуть в том первом бою вместе с моими дорогими друзьями. Боги даровали мне жизнь только до того времени. Вся оставшаяся жизнь не от богов, а от разума – она ничего не стоит!

Воина слушали с уважением, но его слова вызвали яростные споры. В тот день в нашем городке было много воинов.

– Жизнь ничего не стоит, если сам человек её не ценит!

– Воин должен идти до конца!

– Боги обманули тебя! Божественное в самом человеке!

– Как мы можем судить о нём?! Он лучше знает свою жизнь! Зачем жить птице, потерявшей крылья?!

Но тут пришёл друг этого воина, такой же независимый воин.

– Мне горько на тебя смотреть – я считал тебя своим другом, а ты был всего лишь истуканом! Воин должен пройти через невыносимые душевные муки, и только тогда он – воин, равный богам, и обретает ценность жизни и смерти, которую боги у него не могут отнять! Ты прошёл через подвиги своего тела, ты человек только наполовину! – Он молча повернулся спиной к белой черте, чтобы не видеть больше своего бывшего друга.

И тут случилось то, чего не случалось никогда: воин вернулся из-за белой черты! Воины никогда раньше не меняли своего решения и всегда прыгали в пропасть, потому что для воина вернуться обратно было величайшим позором!

Его высекли под овации и восторженные крики толпы. Это был подвиг, о котором долго ещё говорили. В учебниках военной истории он описан среди величайших подвигов. То, что для одного человека трусость, для другого – великий подвиг. Важно, кто переходит белую черту!

Какие-то, особенно сильные, самоубийства запоминаются надолго, но чаще самоубийства происходят очень обыденно…

– Женщина, не делайте глупости! Не пересекайте черту! Поделитесь, расскажите, я прошу вас! – это сердобольная журналистка встала на пути очередной самоубийцы.

Женщина послушалась, рассказывает. Её обступает народ и замирает вокруг неё. Ей сочувственно кивают, поддакивают, возмущаются…

– Это не люди – с человеком так поступать!

– Да вы мне только скажите, кто он, я сейчас пойду и череп ему проломлю!

– Надо было к судье сразу идти!

– Вы сейчас просто расстроены! У вас в жизни всё наладится!

– Постойте минуточку!

Поздно. Она пересекла белую черту, сказав:

– Нет уж, хватит с меня всего этого!

Все замолчали. Женщина усталой, но решительной походкой подошла к пропасти и, не оглянувшись, сделала роковой шаг. Толпа ахнула, начались сдержанные обсуждения. Чем-то она была похожа на капризного ребёнка – «не понравилось и уйду!»

На сердобольную журналистку эта смерть произвела большое впечатление, она что-то говорила коллегам о своих переживаниях, руки её тряслись, и вся она дрожала. Потом заявила, что она всё поняла и больше никогда больше сюда не придёт, и ушла.

Не знаю, что она могла понять. Ребята называют это слабым самоубийством. Те, кто здесь живет, понимают, что смерть одного человека никак не равна смерти другого человека.

– Пропустите нас! – Толстая волевая женщина решительно шла через толпу и вела с собой девочку лет восьми и мальчика лет пяти.

Шум мгновенно стих, и толпа молча расступилась. Я сразу узнал её, и моё сердце замерло. Просто замерло, и мне кажется, что оно и не билось в то время.

– Куда ж вы детей-то ведёте?! Вы же мать! – воскликнула какая-то женщина с ребёнком.

– А вот это не твоё дело! – огрызнулась та.

У белой черты дорогу ей преградили полицейские:

– Согласно закону…

– Да, я знаю! – она перешла белую черту, оставив детей с полицейскими.

Молодой обаятельный лейтенант присел перед детьми на корточки и тихо о чём-то расспрашивал.

– Да, это наша мама.

– Да, мы её любим.

– Папа был моряком, он утонул в море, – слышались детские голоса в тишине, нарушаемой только шумом моря и стрёкотом двух телекамер.

– Я с мамой!

– Я с мамой!

Дети перешли белую черту. Теперь они стояли рядом с белой трибуной. Дети прижались к матери, и она положила им руки на плечи.

– А теперь объясните нам, пожалуйста: чем вы все лучше нас? Я работала всю жизнь, без единого проблеска чего-то хорошего, мы питаемся отбросами, я ни разу не смогла сшить для дочери новое платье…

Это была обычная история об ужасающей нищете и беспросветной тупой работе. Но, наверно, не совсем обычная. Эта девочка училась в нашем классе. Мы друг друга всегда замечали. Мы иногда разговаривали, как обычно, как все. Мне казалось, она чувствует мой взгляд. Иногда она поворачивалась и сразу смотрела мне в глаза. И, когда она на меня начинала смотреть, я как бы невзначай поворачивался, мы кивали друг другу и улыбались. Уже позже, став взрослым, я понял, что так смотреть друг на друга означает больше чем просто симпатию.

Действительно, платье у неё было из выцветшей ткани, и видно было, что оно переделано из взрослого платья. Я замечал, как она в этом платье собирала хворост для погребальных печей. Наши ребята этим не занимались – за это совсем уж мало платят.

Двое солидных мужчин стояли в стороне ото всех, прямо надо мной, загораживая мне солнце.

– Очень скверная история! Эту женщину надо бы как-то очернить, очень плохо, что на неё у вас ничего нет – жирная свинья этим воспользуется! Вон он, уже бежит!

«Жирная свинья» уже подходил к микрофону с кипой бумаг в руке:

– Я не могу без слёз и содрогания смотреть на это! Моё сердце не железное! Но я должен смотреть – вот результат политики нашего мэра!

– Зря старается! До выборов ещё год – через год о них все забудут! – сказал мужчина, стоящий возле меня.

Они ошибались.

Я смотрел на свою одноклассницу. Она смотрела немного в сторону и, казалось, меня не замечала. Я ведь тоже на неё не всё время смотрел. Прибежали девочки из нашего класса, взволнованно говорили о ней, но уже немного, как о посторонней. Белая черта сильно действует на людей.

– У вас даже нет правдивых богов! – говорила её мать. – Ваши лживые боги, как и политики, придумывают законы для других, а сами им никогда не следуют. Разве это боги?!

Обстановка вокруг скалы накалялась, сбегался народ.

– Я никогда не хитрила ради собственной выгоды – это противно моему духу! А что делаете вы? Я насквозь вижу все ваши хитрости и хитрости тех, кто хитрее вас. На что вы размениваете свой дух?! И те, кого вы считаете героями, – вовсе не герои, а всего лишь жалкие наглецы! Поклоняйтесь и дальше деньгам и пиратам! Дух покидает эту землю!

Пиратство на море в то время было разрешено. Закон запрещал преследовать пиратов, сошедших на берег, в порту их корабли с чёрными флагами находились под охраной закона о пиратской неприкосновенности. Нельзя было даже вслух назвать пирата пиратом, если это не было доказано правительственному суду и подтверждено судьёй. Для такого доказательства требовался протокол, составленный и подписанный тремя добропорядочными гражданами в присутствии пирата, личность которого установлена, непосредственно во время совершения им убийства или разбойного нападения на корабле, взятом пиратами на абордаж.

Один рыжий парень из старшего класса, разговаривая со своим другом, слишком громко назвал пиратом человека, сходящего с пиратского корабля. Но тот оказался видным сенатором и заявил о своих правах. Вместо обычного для такого случая подзатыльника рыжего выпороли перед всей школой два солдата.

Я подошёл ближе. По её щеке текла слеза, но она не обращала на это внимания. Мне казалось, что вот-вот что-то произойдёт, что-то из ряда вон выходящее, и они не прыгнут. Это невозможно!

– Мы честнее вас и ваших богов! – сказала напоследок её мать.

И они прыгнули. До этого момента я представлял себе мир как-то иначе, в моём прежнем мире такого произойти не могло. Все мудрые боги, о которых мне с детства твердили, оказались тупыми, равнодушными животными, и ночью, когда сторожа собираются на берегу у костров, прокравшись в школу, я разбил статую главного бога.

После сильного самоубийства над скалой всякий раз нависает какая-то тяжесть, и обычно в этот день, а иногда и в несколько последующих никто больше не заходит за белую черту. Может быть, потому, что слабые по духу самоубийства, совершаемые по ничтожному поводу, никого не могут впечатлить.

Все ждали непонятно чего, но ясно было, что люди просто так теперь не разойдутся. Пришёл пожилой чиновник из мэрии с трясущимися щеками. Пришёл, чтобы успокаивать народ. Было ему от чего трястись! Он как будто зажигал спички над бочкой с порохом. Неверно сказанные слова в таких случаях выливаются в беспорядки, бунты, смену власти, влекут за собой длинную цепь убийств.

Уже был избит «жирная свинья», просто чтобы не мешался – он был тупым и не чувствовал того, что чувствовали все: «Истина есть! Можно жить совсем по-другому!» И в этом проблеске все видели кошмарный гнёт бессмысленной жизни и наполнялись ненавистью к тому бездарному цинизму, который заставляет людей каждый день возвращаться к своим малоприятным делам. Мне казалось, что я в жизни всё понял, как будто я тоже прыгнул вместе с ними.

Чиновник был обречён. Меня позвали домой. В тот день жгли пиратские корабли, и ещё месяц, пока шли беспорядки, скала пустовала. Потом всё пошло своим чередом.