Текст книги "Сила единения (СИ)"
Автор книги: Юрий Иванович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
5 глава
Минут пять потребовалось, чтобы пальцы на руках начали сгибаться, а ступни шевельнулись, невзирая на что-то им мешающее. Хуже всего было с сознанием, точнее с силами мемохарба. Там всё стало покрываться некоей паутиной упокоения и равнодушия. Словно январский морозец сковывал мозговые извилины.
Может чего и хуже случилось бы, но Киллайда словно раскалённой мыслью пронзила нарастающая тревога:
«Там же Настя осталась в сугробе! – так подсказала логика и услышанные переговоры неизвестных пока личностей. – Растерзаю тварей!»
Переживания о любимой и вспыхнувшая ярость окатили тело волной тепла и последующее действия наконец-то обрели полную осмысленность. Сознание потянулось в окружающее пространство, прощупывая, определяя и ломая волю близ расположенных людей. Их оказалось пятеро. Ближайший человек, будучи без сознания, как раз и лежал на ногах и моментально поддавался определению: Калинчук Егор Анисимович. Хорошо хоть живой! Да и будь инвалид в полном здравии, вряд ли он смог бы чем-то помочь.
Трое ехало в кабине грузовика, продолжая переругиваться между собой и нервно похохатывая. Но вот взять их сознания под контроль как-то не получалось, что-то мешало. Или расстояние в четыре метра не удавалось преодолеть?
Зато довольно легко удалось преодолеть сопротивление человека, сидящего в кузове. Кто он, куда, зачем и откуда – Киллайд выяснять не спешил, хотя при иных обстоятельствах сразу сжёг бы этой мрази мозги. Зато выяснил наличие оружия, небольшого кавалерийского карабина. Именно прикладом этого карабина, попавший под жёсткое внушение тип и стал громыхать по тыльной части кабины. Ещё и заорал, со всей мочи:
– Стойте! Тормози, су. а!
Грузовик тут же сбавил ход, да и остановился, пройдясь изрядно юзом по заснеженной дороге. Водитель остался за рулём, а оба пассажира выскочили наружу и прошли к оконечности кузова, опять-таки ругаясь последними словами. Если вычленить из них литературные понятия, то получилось следующее:
– Тебе чего, Кряшенко, опять приспичило?! – кричал один.
– Я сей час буду иметь сношение с твоей матерью! – вторил другой.
Но пока они так возмущались, включая фонарики и пытаясь осветить внутренности крытого тентом кузова, мемохарб уже и с ними разобрался. Одна сволочь, званием с целого майора, оказалась пакри. Его следовало актировать в первую очередь. Зато второй офицер, в звании капитан, оказался личностью попроще, пусть и не менее криминального толка. Этот мог помочь, в меру своего физического развития.
Так что Кряшенко, уже изготовивший свой карабин, выстрелил в упор, практически разворотив голову майора, так сказать, нанося рану, несовместимую с жизнью. Капитан же, подобрав второй фонарик, полез в кузов, где уже вдвоём с тем же Кряшенко, стали аккуратно ворочать тело Калинчука. Тот к тому моменту вроде очнулся, и застонал. Наверняка, у бывшего директора не обошлось без переломов, но хоть живой пока.
Водитель, услышав выстрел и не слыша больше матерных тирад, вылез из кабины и отправился к своим подельникам с вопросами:
– Эй! Вы там чего? С какого бодуна стрелять надумали? Или побег…
Больше умничать он не стал, поставленный под ментальный контроль, а деловито присоединился к остальным, снимая тело Калинчука и относя его в кабину. Усадили того аккуратно, по центру длинного сиденья. Затем вернулись за вторым пострадавшим. Его тоже сопроводили, поддерживая, и водворили в кабину. Шульга вроде и сам мог бы ходить, но тело как-то не слишком чётко выполняло должные для него функции. Ещё и рёбра болели страшно, не давая толком вздохнуть. Не иначе, как трещины есть, если не чего похуже.
Напоследок троица подконтрольных типов молниеносно сняли с убитого майора оружие с верхней одеждой, забрали документы, а само тело оттащили подальше на обочину и погрузили в большой сугроб. Дальше капитан и Кряшенко расположились в кузове, а водитель занял своё место за рулём. Довольно лихо, можно сказать, что мастерски развернул массивный грузовик на узкой дороге, и с подгазовкой повёл транспортное средство к месту недавней трагедии.
Чтобы не сойти с ума от переживаний о Насте, Киллайд попытался отвлечься, выясняя подноготную этих гонщиков по ночной Москве. Всё-таки время весьма жёсткое, только совсем недавно отменили комендантский час, да и военных патрулей на улицах хватало. То есть просто так разъезжать по столице – не каждому дано. Тем более лихача и сбивая прохожих. Разве что разыгравшаяся метель создавала иллюзию полной безнаказанности? Потому что в такую погоду все старались сидеть дома. Извозчики, коих хватало в городе, фактически не работали в такую погоду, да и остальной транспорт словно встал на вечный прикол.
Скорей всего любой обыватель догадался бы, кто может настолько безнаказанно носиться мо улицам Москвы: только личный состав особой комендантской роты. Те ещё звери! Или просто строгие блюстители устава и воинской дисциплины? Но командировочные лица, находящиеся в увольнении или попросту проходящие службу в столице, как огня боялись «комендачей». Те могли придраться к малейшему несоответствию воинской формы, к мизерной неясности в документах или к неправильной отдаче чести, да и загрести на гарнизонную гауптвахту практически любого, вплоть до старших офицеров. Разве что генералов не трогали… А вот остальным доставалось везде, всегда и почём зря.
Особенно лютовали мобильные патрули, передвигающиеся на трофейных Виллисах или на таких вот грузовиках, полученных ещё по ленд-лизу. Они останавливали для проверок не только военный транспорт, но и к гражданским лицам приставали с проверкой, пугая оружием и неприкрытым хамством. Могли и обыск устроить, а то и реквизировать товары, имеющие подозрительные сопроводительные бумаги.
Вот и сегодняшние «лихачи» относились к таким рвачам, не гнушающимся никакими методами наживы. Да что там наживы! Эти четверо вообще являлись кончеными ублюдками и откровенными уголовниками. Потому что, пользуясь своими привилегиями бесконтрольного передвижения, участвовали в ограблениях и перепродаже, вещевых афёрах недобросовестных интендантов, да и не гнушались банальным воровством. То есть хватали всё, что плохо лежит и отрывали всё, что даже прибито или под надёжной охраной.
А сегодня они спешили перевезти рулоны тканей с одного военного вещевого склада на другой склад, но уже коопторговский. Что вообще считалось у них лёгким, попутным заработком.
Водитель ориентировался в городе великолепно. На место аварии доставил с ветерком и прямо в точку. И уже там все трое подконтрольных ринулись к обозначенному сугробу, пытаясь отыскать Бельских там или рядом.
Увы! Как ни копались они голыми руками в снегу, как не рыли носами, так никого и не нашли. Хотя перекопали указанный сугроб, и всё что рядом – основательно. Да и сам Шульга не чувствовал вблизи присутствия супруги. Что опять навалилось на него очередной волной переживания и отчаяния:
«Неужели сама выбралась и ушла? И куда? Вряд ли домой помчалась, после такого случая… Значит умчалась поднимать на ноги милицию… Вдруг чего хуже с ней случилось?.. И кто-то заметил происшествие со стороны, потом вытащил Настеньку из сугроба и доставил в ближайшую больницу?.. А если не доставил?.. А…»
Худшего додумывать не хотелось. Но вставал вопрос ребром: куда бросаться и где искать любимую в первую очередь? По всей логике – она всё-таки помчалась в милицию. Тем более что ближайшее отделение как раз находилось рядом, всё те же две минуты бега.
Пока грузовик разворачивался и ехал к новому месту, Киллайд провёл осмотр постанывающего Калинчука. Досталось тому преизрядно: перелом ключицы, перелом шейки бедра, сломаны три ребра, обломки одного из них вызвали небольшое внутреннее кровоизлияние. Ну и голова пострадала: скальп содран чуть ли не на всей правой стороне черепа. Но там слабо кровоточило, скорей всего из-за мороза.
Кровоизлияние мемохарб наскоро заживил, общий обезболивающий импульс послал, на большее времени не хватило, там возиться и возиться. Подъехали к отделению. Внутрь Шульга вбежал, сопровождаемый капитаном и бойцом с карабином. И с порога стал выкрикивать:
– Дежурный! Ты где?! Почему никого нет?!
За закрытой решёткой, ведущей во внутренние помещения, послушался шум и топот. После которых и два милиционера появились. На «комендачей» они поглядывали настороженно, да и отвечали с раздражением и досадой:
– Что надо?! – но при этом уже держали своё табельное оружие в руках. – И что за крики такие заполошные?!
– Сюда девушка не прибегала? – чуть сбавил тон Александр, заодно пытаясь взять под контроль сознание дежурных по отделению. – Сообщала о наезде на пешеходов?
– А что за наезд? И где он случился? – заюлил глазками один.
– И кто вы такие? – порыкивал другой.
Но для мемохарба всё сразу стало ясно: врут скоты. Поэтому он сразу и резко усилил давление гипнозом, превращая обоих милиционеров в послушные овощи. Разве что старший из них по возрасту, скорей всего по инерции, успел выдать некое оправдание:
– Да мы просто сами вначале во всём разобраться хотели… Да и не поверили мы ей…
Решётку они открыли, провели за собой по коридору, спустились в подвал, стали открывать одну из камер. И оттуда сразу выметнулась лёгкой тенью стройная фигурка Анастасии:
– Сашенька! – повисла она у него на груди, обливаясь слезами. – Ты жив!! Я знала! Я верила, что ты меня найдёшь!
С минуту обнимая самое драгоценное для него тельце, Киллайд успокаивался и приходил в себя. Потом приступил к выяснениям, начав с банального:
– А где твой полушубок? – на зиму он купил жене длинный тулуп из тёплой овчины, женский, красивый, с высоким воротником и с оторочкой на рукавах и снизу подола. Сейчас же его красотулечка оказалась только в лёгком свитере и даже без тёплого платка. Куда делась верхняя одежда?
– Так эти заставили снять! – мотнула Настя подбородком в сторону милиционеров. – Решили мне обыск устроить. Да ты вверху кричать начал… Вот они меня и затолкали в общую камеру, и сами побежали наверх.
– И за что, спрашивается…
Прозвучало риторически и с особой угрозой, потому что Шульга сейчас только и перебирал в своей голове разные, самые жестокие способы уничтожения оскотинившихся охранников порядка. Бельских сразу разгадала кровавые планы своего Сашеньки и постаралась спасти идиотов:
– Но в остальном ребята вели себя вполне корректно и с уважением. Обещали во всём разобраться сразу после составления акта. Ну и после обыска. Мол, так у них здесь положено…
Слушая это, из внутренностей слабо освещённой камеры стали выглядывать иные задержанные женского пола. Но если трое из них испуганно молчали, то четвёртая, боевая на вид женщина, обрушилась на головы своих тюремщиков такой поток разоблачений, обвинений и оскорблений, что тех впору было расстреливать на месте.
Всё это Киллайд и без неё уже знал и мысленно досадовал:
«Это мне так не везёт на разных оборотней в погонах? Или как? Вроде ведь подавляющее большинство в милиции – нормальные люди, честные, справедливые, готовые защищать народ собственными телами. Откуда такие вот моральные уроды берутся?.. И с „комендачами“ – уже второй случай в новой жизни. Причём, судя по памяти этого капитана, там у них в комендатуре то ещё змеиное гнездо образовалось. Ну и как с этими утырками поступить?.. Пусть перестреляют друг друга и дело с концом?.. Полная зачистка всех?..»
Слишком просто. Но при этом чревато немалыми осложнениями. Слишком многие видели и метания грузовика по городу, да и сидящие в камерах арестанты, как бы, не заслужили такой участи, как неприятные впоследствии разбирательства. Оставлять подобное непотребство на самотёк – тоже нельзя. И долго рассусоливать вредно: Калинчук в очень плохом состоянии, надо срочно его подлечить сборными силами всей группы.
«Вести прославленного партизана в госпиталь – не с руки, сами быстрей на ноги поставим!»
Так что мемохарб стал работать на пределе своих возможностей, обрабатывая должными пакетами внушений всех причастных, невиновных и пострадавших. Милиционеры оставались на месте службы. Им предстояло до утра выпустить случайных или оболганных сидельцев. А затем написать кучу рапортов, докладных записок и добровольных признаний. Как знать, может им явка с повинной к прокурору и поможет встать на путь исправления?
Служащие комендатуры, вначале отвезли супружескую пару к ним домой, а потом и помогли поднять пострадавшего в квартиру. После чего тоже отправились куда полагается, чтобы сдать уворованные ткани, написать признания и вскрыть негативные действия своих товарищей по службе. И так Москву в последнее время изрядно лихорадило начавшейся волной арестов, а тут ещё огонька добавится в топку «сталинских репрессий».
А что делать-то? Иначе никак… Только через кровь, лагеря и расстрелы удастся сковырнуть ожиревших тыловиков со стратегических мест сосредоточения власти, силового беспредела и с точек распределения материальных благ. И лучше всего, когда они сами друг друга уничтожать начнут, не втягивая в этот процесс простых и честных тружеников или защитников отечества.
Для этого мемохарб не погнушался опять заложить определённую программу поведения в таких вот оборотней, как капитан из комендатуры. После того, как он сдаст всех своих подельников и «крышующих» начальников, он же пойдёт и постреляет парочку самых оголтелых и высокопоставленных мразей. И полезно, для очищения общества, и другим сомневающимся, мечтающим стать на путь лёгкой наживы – наука будет. А не рвись в столицу! А не грабь собственный народ!
Это так Киллайд переделал понравившееся ему в прошлой жизни шуточное выражение: «А не ходи по крыше и не перди в трубу!»
Как ни странно, со всеми этими пертурбациями, метаниями и переживаниями, опоздали к ужину не слишком сильно. Всё ещё было горячим, почти что с пылу с жару. Но сразу всё равно за стол не сели. Моментально собрались все помощники и окружили кровать, куда аккуратно уложили пострадавшего в аварии Егора Анисимовича.
Вот тут и сказалась мощь совместных целительских действий. И переломы вправили, и рёбра и кости срастили, и кусок скальпа на прежнее место практически приживили обратно. Затем запуск ускоренной регенерации и глубокий сон на пациента, во время которого тот до самого утра и шевельнуться толком не сможет.
Попади бывший директор школы в госпиталь или в клинику, в гипсе лежал бы неподвижно полтора месяца. Как минимум! А тут за полчаса управились. Ну и дед Елоха авторитетно пообещал пациенту после итогового осмотра и перед усыплением:
– Ничего, Егорушка уже через два дня начнёшь вставать и расхаживаться. Подлечили мы тебя отлично! – он-то помнил партизана орденоносца ещё сопливым мальчуганом. Потому и обращался к нему простецки.
– Так он и приехал для этого, – невесело хмыкнул Шульга, – чтобы я его культю подлечил. Замучила она его болями, особенно в непогоду такую вот, как сейчас…
– Хм! А ведь если хорошо и правильно взяться за восстановление руки с нашей суммарной силой, – пустился в размышления Дхарма, – то можно попробовать отрастить конечность. И когда…
Но был прервал вошедшей в комнату Анастасией:
– Вы уже закончили? Тогда поторопитесь к столу! Уже и так Екатерина насколько задержалась, нас ожидая.
Пришлось начатый разговор продолжать уже после обильного ужина.
6 глава
Утром следующего дня, прибыл Фреза. А после обеда – появился и Лётчик. Те самые древние знахари, которые уже давно работали вместе с Пасечником, выискивая и собирая компромат на главных и второстепенных преступников страны. Сейчас собранный ими материал находился в работе, им широко пользовались все сопричастные лица, входящие в СФП. Поэтому многие одиозные личности уголовного мира уже сидели в застенках или встали на путь исправления в трудовых лагерях. Но ещё немалая часть их оставалась у власти, в директорских креслах или среди большого начальства, с максимальной озлобленностью мечтая уничтожить самоназначенных следователей и суровых обвинителей.
Поэтому некогда старые целители, смотревшиеся прежде «под сто» (как утверждал ехидно дед Елоха) тоже изрядно изменили свою внешность. До уровня Олега Павловича, омолодившегося до шестидесяти примерно лет, они не дотягивали. Но этакими семидесятипятилетними живчиками – смотрелись. Ну и внешне между собой отличались, словно вобла от лосося. Фреза, сухой иподжарый, небольшого росточка, совсем не выглядел маститым художником. Скорей напоминал мечущегося и подвижного кузнечика. Зато Лётчик, массивный и тучный, накопил солидности на троих. А его умение говорить красиво и витиевато, сразу выдавало в нём создателя рассказов, написанных в эпистолярном жанре, но с уклоном в страшилки.
Понятно, что и документы у них теперь имелись другие, соответствующие возрасту и новой профессии. Но вот между собой, как и рекомендовали обращение к себе в своей компании, они назывались как угодно, но не по именам и отчествам. Скорей это у них напоминало игру: придумай ехидное прозвище и вставь его в нужное место. Так и ёрничали по делу и без дела:
– Ну и как ты на новом месте устроился, пенёк скособоченный? Вода для поливки есть? Авось да прорастёшь?..
– Отлично! Жаба, ты сухопутная! А вот ты-то как проживёшь теперь в Москве? Как я заметил, комаров здесь зимой нет, жратоньки-то что будешь?
Но заранее снятыми для них комнатами они оказались довольны чрезвычайно. Так и нахваливали юного Шульгу, старательно скрывая своё старческое ехидство. Похоже, не сомневались, что при нужде и сами устроились бы не хуже. Но их истинных мыслей уловить не удавалось: оба – пакри. Причём, этакие закостеневшие пакри, заматеревшие в своей авторитарности, со сложившимся навсегда мировоззрением и внутренне готовые на всё. Это сразу как-то насторожило Киллайда и напрягло его.
Но если чуть позже удалось разобраться с характером Фрезы, довольно весёлого и мирного «лесовичка», то с Лётчиком оказалось всё намного сложней. В нём словно постоянно кипел этакий вулкан из ненависти и злобы, готовый выплеснуться на любого, кто опрометчиво бросит в жерло этого вулкана неосторожное слово. Он и рассказы свои писал в виде жутких трагедий, драм и страшилок, не к ночи упомянутых и запрещённых к показу деткам до двадцати пяти. И одевался, как готы из двадцать первого века. Оставалось только глаза подвести углём, да брови сдвинуть и получался вылитый некромант из Варкрафта.
Кстати, Рошан и Дхарма тоже заметили означенное сходство. Хотя, сколько там они играли в прошлой жизни на компьютере? И когда? Если почти всё своё время посвятили познанию великой истины? Тем не менее, объяснили новому союзнику, что и как, стараясь всё обратить в шутку. Даже объяснили, кто такой Лич.
Неожиданно Лётчик живо заинтересовался вымышленными персонажами электронных игр из будущего:
– А ведь это – здорово! Поднять из могил своих врагов и устроить между ними вечное сражение. О-о!.. Пусть бы жрали друг друга и рвали когтями!.. А когда уже переставали бы двигаться самые мелкие кусочки – вновь поднимать их из праха и заставлять сражаться… Лепота! И вообще, можете меня отныне называть не Лётчик… или жаба, а Некромант!
Фреза на это лишь с отвращением сплюнул:
– Да что же ты за вурдалак такой?! Как бы тебя жизнь не била по темечку, нельзя становиться настолько жестоким. Иначе сам себя и сожрёшь в своей ненависти. Очнись!
– Никак не получается, – тяжко вздыхал его старый соратник. – Только отвлекусь на момент, как вновь встаёт перед глазами…
Чуть позже Пасечник поведал всю суть трагедии, которая случилась с Лётчиком. Практически на его глазах два года назад с особой жестокостью были замучены насмерть практически все его близкие родственники. Все! Сразу пять поколений! В том числе и праправнуки. Не удивительно, что у человека в сознании вулкан из оголтелой злобы. Как он вообще не стал скорбным на ум? Как пережил такую беду?
Виновные в этой трагедии – уже все мертвы. Но вот система власти, которой вменялась основная вина произошедшей драмы, оставалась до сих пор. То есть власть большевиков. Вот именно на них и перенёс Лётчик всю свою ненависть. И порой себя не контролировал, когда видел комиссаров или политруков. Так же негативно он относился и ко всем чекистам без исключения. И ко всем милиционерам. И ко всем прокурорам. И ко всем работникам МВД. И ко всем представителям власти в Кремле. И ко всем ставленникам этой власти в обкомах. И ко всем…
Список получался преогромный. И отныне следовало учитывать определённую неадекватность нового союзника. Как бы он не навредил общему делу, усердствуя в том или ином направлении. Да и на самого Александра Шульгу он посматривал слишком косо. То ли не желал признавать старшинство существа, прошедшего две реинкарнации, то ли ко всем без исключения относился с неприязнью. А если он ещё и с Пасечником скооперируется, который тоже неровно дышит в сторону большевиков? Есть причины для беспокойства, есть!
Но новые прозвища к омолодившимся старичкам, так и приклеились, вместе со старыми. По обстановке или настроению их называли то Фреза-Лесовик, то Лётчик-Некромант.
Но именно из-за прибытия этих двух личностей, Шульга в институт сегодня не пошёл. Всё время ушло на объяснения, описание предыдущей истории Планеты и на раскрытие намеченных планов. При этом пришлось пускать в ход все свои умения риторики, софистики, философствования и убеждения. И не потому, что новые помощники и соратники стояли на иной платформе мировоззрения, а потому, что имели слишком сложные и противоречивые характеры.
Но, в общем-то договорились. Как и единогласно признали право Шульги отдавать приказы остальным.
А уже к вечеру дня приезда, над пострадавшим Килинчуком собрались все шестеро для первой, совместной работы. И с ещё большим успехом, дружно завершили лечение, проводя и комплекс восстановительной физиотерапии. По окончании такого чудесного лечения, Пасечник подвёл итоги:
– Ну вот, Егорушка, можешь вставать и гулять по квартире. Аккуратно, не спеша. На кухне посиди, с девчонками полялякай… А мы здесь кое-какие дела наши скорбные должны обсудить.
– А что насчёт руки-то? – не удержался Калинчук от самого актуального для него вопроса. Оказывается, уже засыпая вчера, он услышал слова Дхармы о некоей волшебной возможности регенерации конечности.
– Для этого надо год, а то и два подождать! – не совсем вежливо отшил его Шульга-Паркс. При этом сразу и внушение очередное сделал: «Когда придёт время, мы сами об этом напомним! Уходи и не мешай!»
Потому что в своей манере тотального прагматизма уже настроился на иные, совместные с союзниками эксперименты. В частности ждал от Фрезы и от Лётчика объяснений по поводу странной «загогулины», присосавшейся к его сдвоенной ауре. Очень хотелось мемохарбу в этом плане окончательно определиться.
Когда бывший директор школы ушёл, пошатываясь, на кровать улёгся уже Александр, а все пятеро его соратников уселись вокруг, взявшись за руки и образовав из них кольцо. После чего вшестером они попытались выйти в астрал, начав оттуда присматриваться к объекту. При создавшемся круге и при используемых умениях, теперь все шестеро могли общаться на ментальном уровне.
Первым начал высказываться Фреза, считавшийся авторитетом в данной области и лучше всех рассмотревший странный объект:
«Вот это напасть!.. Первый раз такое чудо наблюдаю!..»
«И не читал о таком?» – решил уточнить дед Елоха.
«Даже не слышал!» – последовал ответ.
«Но это может быть аура сильно поумневшего кота? – высказал Киллайд своё основное предположение. – Или ещё какой-то тварюшечки из местного пантеона?»
«Категорично – нет! – ни мгновения не сомневался старый знахарь. – Хоть коты и в самом деле частично разумны, и даже их аура имеет некоторое сходство с этой сиреневой лианой, но присосаться к человеческой ауре она никак не может…»
«Тогда что это и откуда взялось?» – нервничал мемохарб.
«Насколько я помню, – вмешался в диалог Рошан, – в прошлой жизни у тебя ничего такого не было. Да и сама аура просматривалась как одинарная. Так ведь?»
«Помню. Потому и волнуюсь. А насчёт одинарной, – пустился в объяснения Киллайд, – так я в прошлой жизни подселился в тело Шульги, когда он уже умер. Тогда как в этой – я „вернулся“ в это тело и мы с его хозяином как бы срослись моментально. То есть стали единым целым. Но вот как раз в тот момент перехода-возврата-соединения, к нам какая-то пиявка и присосалась».
«Причём пиявка не простая, – уже что-то рассмотрел Фреза. – Однозначно: существо разумное. Но что самое пикантное… хм, боюсь ошибиться! Но! Эта „загогулина“ очень напоминает структурно ауру лично твою, Александр. Ту, которая от первой жизни. Но выглядит так, словно она принадлежит младенцу. Или малолетнему ребёнку… Вот сам присмотрись! Да и вы все… улавливаете сходство?»
Следующих полчаса все шестеро всматривались, спорили, выдвигали разные предположения и теории. Наиболее интересные высказали ученики, хорошо знавшие биографию своего учителя:
«В прошлой жизни Анастасия была от тебя беременной, – начал с напоминания Дхарма. – И не случилось ли так, что возвращаясь по оси собственной жизни в прошлое, ты как-то зацепил ауру своего так и нерождённого ребёнка?»
«Или каким-то образом, при второй реинкарнации, – стал углублять идею Рошан, – ты „подцепил“ родственную сущность из первой своей жизни?»
Вот как раз последнего, мемохарб опасался больше всего. Потому что никак не мог решить немыслимую, сложнейшую дилемму. В ней складывались в кучу разные парадоксы, как бы взаимно исключающие друг друга, но! В то же время все они имели право на гипотетическое существование.
Например: вторая жизнь прошла в полной уверенности, что цивилизация пьетри уничтожена. Пусть и стоял вопрос: а вся ли уничтожена? Если один мемохарб спасся, то могло и ещё с десяток раскидать по закоулкам Вселенной. Но, ни единой искорки от инопланетного разума на Земле так и не появилось до конца тридцатых годов ХХI-го века. Ну, кроме Киллайда, который в историю не вмешивался, посвятив всего себя только одной цели: вернуться к Анастасии Бельских.
И тут вырисовывается другой вариант. Вернувшись в своё прошлое из второй жизни, Шульга-Паркс несколько «переборщил». То есть попал в тело Александра на два месяца раньше, чем в первой жизни. А ведь в этот момент второго попадания, цивилизация пьетри ещё жила и здравствовала! И по некоей теории вероятности могла так и остаться во всей своей кровожадной красе и циничной прагматичности.
То есть Киллайд мог попросту исчезнуть из застенков своей родной планеты, так и не совершив вселенскую месть за свои мучения?
Или месть свершилась и тамошний Паркс погиб окончательно? А может его сознание вселилось в иное тело? В ином мире? Или здесь же, на планете Земля? И долгие годы не даст о себе знать?
Парадокс? Ещё какой! И не один! Да ещё и вкупе с когнитивным диссонансом. Потому что осознать это даже коллективным разумом не получится. Наверное…
И проверить это даже со временем, не получится при всём желании. Разве что рядом окажется другой харби, действующий как пьетри, и с ним удастся договориться.
Но здесь и сейчас мемохарб решил принять как рабочую гипотезу два варианта: либо его ребёнок, каким-то чудом уже в утробе супруги получивший умения от отца, либо некто из случайно спасшихся детей, цивилизации пьетри. Ну и хотелось предполагать, что этот некто не враг, а скорей союзник. Раз уж он как-то помог своими мизерными силёнками в трудную минуту.
Теперь следовало как-то выйти на контакт с неведомым попутчиком:
«Фреза! Попробуй с ним поговорить… Или хоть что-то сделай, чтобы это дитё откликнулось. Если это дитё, конечно…»
«Лесовичок» неожиданно развеселился, что-то рассмотрев или почувствовав своими умениями:
«Так оно вроде и пытается всё время с тобой пообщаться! Насколько я понял… И наш круг ему только на пользу идёт. Но вот сейчас дитё испугалось и затаилось. А всё почему?.. Да по той причине, что противный Некромант его напугал. Ха-ха! Слышишь? Лётчик-налётчик, Лич – кривой счётчик!.. Прекращай стращать ребёнка!.. Или отваливай в сторону, мы без тебя пообщаемся».
«Да я что? – смутился тот. – Могу и уйти… Хотя в душе-то я добрый, детей больше тебя люблю, сморчок ты загнивший!» – но больше спорить не стал, руки разомкнул, из круга выпал.
Ничего, и четверых хватило для нового круга и усиленных возможностей для общения с «загогулиной». Но ещё добрых полчаса ушло на распознание и налаживание невероятно примитивного контакта. То есть объект хоть как-то обозначил свою реакцию на задаваемые ему вопросы. Хотя эта реакция выглядела не просто в тривиальных «да» или «нет», а скорей нечто в виде согласного «угу» или отрицающего «ы-ы». Словно объект никогда не имел рта или не умел его открывать.
И если бы только так! Чаще вместо этого неясного «угуканья» улавливалось некое, совершенно невнятное мычание. И как тут наладишь толковый диалог? А вёлся он примерно так:
– Ты разумное существо?
– Угу…
– И ты такое же, как твой носитель?
– Ммм…
– Ты с этой планеты Земля?
– Ы-ы…
– Ты оттуда, где Александр жил в прежней жизни?
– Ммм…
То есть на два зачётных ответа приходилось столько же невнятных мычаний, которые можно трактовать как угодно. Но хоть что-то! И в любом случае это можно было смело назвать контактом между разумными.
