Текст книги "Исповедь «Русского азиата» Русские в Туркестане и в постсоветской России."

Автор книги: Юрий Фадеев

6

В последние годы киргизские национал – шовинисты преподносят события 1916 года не с точки зрения фактов, документов и свидетельств жертв мятежа, а с подачи некого Бройдо Григория Исааковича (1885–1956) – русофоба и патологического ненавистника царизма. Кто же он, этот «пройда» по имени Бройдо? Настоящая его фамилия Герш Ицкович Вильберквейт. Родился в Вильно, окончил юридический факультет Петербургского университета. Имел в Москве доходный дом.

В 1901 году член «Бунда» (Еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России), с 1903 года член РСДРП, в 1905 году в Ташкентской организации вел агитационную работу среди солдат и редактировал «Солдатскую газету». С 1916 года – в русской армии, за распространение ложной информации, оправдывающей восставших киргизов, был определен солдатом в Казалинск в штрафную роту 1‑го Сибирского полка, откуда дезертировал после свержения монархии. В 1917 году председатель Ташкентского Совета, с 1918 член РКП(б).

За свою карьеру, этот «алюминиевый солдатик» партии большевиков, занимал более тридцати различных должностей. В Ташкенте в ноябре 1919 года, заведовал отделом внешних сношений Комиссии ВЦИК по делам Туркестана. Из–за разногласий с большинством ее членов в мае 1920 года отправлен в Москву с формулировкой «политический авантюрист». Снова всплыл, был зав. партийным отделом Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК РСФСР, ректором Коммунистического университета трудящихся Востока, заведующим издательством ЦК ВКП(б), первым секретарем ЦК КП(б) Таджикистана, при этом, способствовал голодомору в республике, насаждая посев монокультуры – хлопчатника и запрещая посев пшеницы и риса. Занимал должность заместителя народного комиссара просвещения РСФСР. Угомонился Герш Бройдо в 1941 году, когда был арестован, осужден к 10 годам лишения свободы и выслан на поселение в Казахстан.

Первые итоги восстания 1916 года были подведены в ноябре того же года, а авантюрист Герш Бройдо уже 3 сентября сформулировал свою «теорию провокации царского режима», которую продолжал муссировать в советское время: «Киргизское восстание, – писал он, – было одним из средства царских палачей, уже в 16 году искавших земли, чтобы заткнуть глотку революционизирующемуся крестьянину. Вырезать киргизов, спугнуть их в Китай и захватить новые земельные фонды – вот что ожидало царское правительство в результате своей провокационной работы».

Вот так, не больше и не меньше! Оказывается, это не юрист Ленин и его единомышленники, в том числе юрист–русофоб Герш Бройдо революционизировали со студенческой скамьи, а крестьяне России. Это крестьяне от безделья совершали покушения на монархов, царских губернаторов, убили Столыпина. Это крестьяне, а не «бесы» в 1917 году, слетелись со всего мира в Петроград, совершили переворот и всем кагалом вошли в состав первого большевистского Ленинского правительства.

Это крестьяне спровоцировали гражданскую войну и расстреляли царскую семью, с помощью наёмников – иноверцев и инородцев: латышских стрелков, чехов, китайцев, венгров пролили реки русской крови.

Это крестьяне отнесли миллионы образованных, работящих, добродетельных, христолюбивых людей к эксплуататорским классам или реакционным слоям с целью поголовного уничтожения. Только в Крыму в 1920 году пообещав амнистию пленным, «крестьяне» Розалия Землячка (Залкинд) и Бела Кун расстреляли и утопили в море более 70 тысяч пленных русских офицеров, а заодно представителей дворянства и интеллигенции, бывших гимназистов. Кстати Ленин был осведомлён о происходящем, а кроме того, как последователь Карла Маркса (Мордахей Леви), используя его тезис «Религия – опиум для народа», испытывал особую ненависть к служителям православной церкви.

Это крестьяне учинили резню казаков в Крыму, на Кубани, Ставрополье, в Семиречье и в Даурии, изымали церковные ценности под видом помощи голодающим, уничтожали православные храмы и духовенство. И конечно же, крестьяне организовали и возглавляли Соловки, Беломорканал, ГУЛАГи.

На самом деле «бесы» всегда рассматривали крестьянство, как тёмную, невежественную массу, способную «разжечь Вандею», но принципиально не способную усвоить идеи марксизма. Ленин и его последователи Г. Зиновьев, Ю. Ларин, Е. Ярославский и другие интернационалисты считали русское крестьянство главным противником советского строя. А Сталин, путём раскулачивания и коллективизации, «через колено», сломал хребет российскому крестьянству. Окончательную точку крестьянству, как классу, поставили нынешние либералы – потомки лево радикалов и интернационалистов.

Что касается вождей, то либералы, в исторических оценках, всегда руководствуются двойными стандартами по принципу «свой – чужой». Ленин – со своими единомышленниками от Троцкого и Дзержинского до Герша Бройдо – гений и великий вождь. Сталин, который «переиграл» сторонников Ленина – кровавый диктатор.

Национал – шовинисты в Киргизии и либерал – проститутки в России наследники Герша Бройда подзуживающие их неугомонны в своих фантазиях. Как было отмечено ранее, началось это уже в советское время. В Сборнике документов «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане» под редакцией А. В. Пясковского, изданном АН СССР в 1960 году утверждается: «Восстание 1916 года носило прогрессивный народно – освободительный характер, но было подавлено с невероятной жестокостью. Многие тысячи восставших крестьян (это о кочевниках) были расстреляны без всякого суда и следствия карательными отрядами, орудовавшими по всей Средней Азии и Казахстану, одновременно сжигались кишлаки и аулы, не щадили ни женщин, ни детей, уничтожались посевы, отбирались у местного населения земли, домашнее имущество и т. д. Царским властям помогали душить освободительное движение местные буржуазные националисты – джадиды и алашевцы. Сотни тысяч крестьян из Киргизии, Казахстана и Туркмении, спасаясь от расправы царских властей, бежали через границу – в Китай и Персию. Они вернулись обратно уже после победы Великой Октябрьской социалистической революции».

Что на это сказать – каждое слово ложь и холуйство перед властью, возможность без проблем защищать диссертации! Но не только это. Как сказал поэт: «Нам не дано предугадать, как наше слово обернётся», в данном случае Пясковский и иже с ним знали – «зубы дракона» надолго сохраняют способность проклюнуться.

А вот перлы новейшего времени: «Ошибочным является распространенное мнение о том, что киргизы к этому времени все еще были кочевниками. Еще до прихода русских киргизы занимались земледелием параллельно со скотоводством. Так, например, к началу ХХ в. в Пишпекском уезде 93% хозяйств, а в Пржевальском уезде 94% занимались земледелием. Вскоре они теряют свои земли, которые конфискуются переселенческим управлением».

Ну, прямо не про горную страну и кочевников, а про Согдиану! О каких хозяйствах идет речь? Киргизы, в силу социально – психологического менталитета кочевников всегда, и даже в советское время, в совхозах и колхозах в основном занимались животноводством, тому я сам свидетель. На Западе Чуйской долины, даже в 70 годы были не освоенные целинные и залежные земли. Мой друг Виктор Черкасов был директором одного из вновь создаваемых тогда совхозов на Западе Чуйской долины, и я был у него в гостях – земли там было немерено.

Помню, в детстве, прочитал книгу киргизского автора «Золотая чаша Байтемира», вот что отложилось: «Киргиз, если и воткнет деревце возле кибитки, то лишь для того, чтобы через несколько лет срезать его для камчи (рукоять конской плетки)».

Другой пример современного лицемерия: «Хотелось бы отметить, что жестокости, приписываемые киргизам по отношению к переселенцам, во многом преувеличены. Несмотря на резню, царившую вокруг, киргизы не уничтожали женщин и детей крестьян–переселенцев, а брали их в плен».

На это, остаётся разве что пролить слезы умиления по поводу гуманизма и идиллии во время восстания, в результате чего чудом оставшиеся в живых женщины и девушки, пленные и не только, сплошь были беременны и заражены сифилисом стараниями своих «благодетелей», в то время как их деды, отцы и мужья были «великодушно» вырезаны или воевали на фронтах Первой мировой войны.

Или: «Монахи разрушенного в 1916 году мужского монастыря на Иссык—Куле, стреляли в киргизов и до восстания». Очередная примитивная ложь! Пора бы знать – монахам брать оружие в руки запрещает Устав.

Далее: «Начавшись в форме стихийных волнений, протесты постепенно стали перерастать в довольно организованное, сплочённое и целенаправленное движение большинства масс, возглавляемых представителями тех патриотических сил, которых взрастила революция 1905 – 1907 годов – идеи пролетариев и крестьянства России о демократическом переустройстве общества, экспроприации экспроприаторов, за равные права и социальные гарантии».

Да! Такое нагородить может только больное воображение: тёмные, безграмотные, кочевники из феодальных племён только и занимались тем, что взращивались к событиям 1916 года примером русских пролетариев на баррикадах Красной Пресни 1905 – 1907 гг.!

И последнее: «Цель, которую поставили перед собой лидеры народного движения была достигнута, планы на тыловые работы сорваны». Да, вместо планируемых в Туркестане на тыловые работы 250 тыс. человек, властям удалось мобилизовать 120 тыс. человек. Но цель – создать на севере Киргизии феодальное ханство не была достигнута. Жертвы были напрасны.

А теперь напрашивается вопрос – к чему всё это словоблудие ура–патриотов? А к тому, чтобы оправдать и «героизировать» эти бессмысленные события, оправдать своих соплеменников – руководителей восстания, амбиции которых стоили жизни тысячам киргизов и русских переселенцев. Оправдать себя, так и не выросших из штанишек родоплеменного мышления и интересов, разделяющего мир на «своих» и «чужих». Это всегда лежало в основе военного стиля жизни киргизских племён. Ментальность «мы» реально распространялась только на членов своего рода–племени. Попытки экстраполяции племенных ценностей на надплеменные образования не давали длительных позитивных результатов. При малейшем дискомфортном состоянии вступали в действие инверсионные механизмы мышления, «родичи» становились «чужими», «друзья» – «врагами», консенсус сменялся конфликтом отличавшимся, как правило, чудовищной жестокостью. Набеги, захват скота и пленных у других племён – «барымта» – были делом обычным и даже почитались как акты героизма, силы, удали.

Напомню последствия такой схватки описал П. Сменов Тянь – Шанский, наткнувшийся во время экспедиции в горах на «мёртвое поле» вмёрзших в лед трупов – жертв нападения сарыбагыш на обедневшие роды кыдык и джельден.

Тенденции кровнородственного изоляционализма киргизов проявлялись и в советское время, особенно при переходе к оседлости, образования аилов и кыштаков, коллективизации сельского хозяйства, формировании местного руководства. Групповая борьба за власть на основе родоплеменного деления разгорелась в период выборов и формирования руководящих органов. Её участники беспочвенно обвиняли друг друга в «правом» и «левом» оппортунизме, троцкизме, буржуазном национализме, антисоветизме и т. п., облегчая задачу репрессивной машины 1937–1938 гг. В результате был репрессирован отец Чингиза Айтматова и другие достойные люди.

То же самое, происходит и в постсоветской Киргизии. В результате родоплеменных разборок идёт непрекращающаяся борьба за власть. В итоге Президентов свергают каждые пять лет (Аскара Акаева 14.08.2005 г., Курманбека Бакиева 07.04.2010 г.). Пользуясь временным безвластьем, идёт грабеж столицы республики Бишкек и второго по величине города Ош, а заодно сведение кровавых счетов с людьми не титульной национальности. Разве это не «барымта» в современной интерпретации?

7

В 20–30‑е годы большевики чтобы привлечь на свою сторону коренное население, стали творить очередную историческую несправедливость – называли русских карателями, а восставших, – борцами с царизмом. Против тех, кто усмирял мятеж, начались репрессии: аресты, сведение счетов, реквизиция земли и имущества, выселение и расстрелы. При этом, чтобы придать восстанию классовый характер утверждали, что восстание носило «общенародный характер», а вот в ряде волостей руководство восстанием якобы было перехвачено феодальными элементами во главе с крупными манапами и родовыми вождями: сыновьями Мокуша Шабданова, Батырханом Нагоевым, Каанатом Абукиным, Султаном Долбаевым и другими.

По лицемерной трактовке большевиков, расправу и жестокости с русским населением совершали только представители манапско – клерикальной верхушки, которые мечтали об отделении от России и создании самостоятельного феодального ханства. Поэтому, руководствуясь тем же «классовым» подходом и духом «пролетарского интернационализма» большевики оправдали восстание 1916 года. Таким образом, Советская историография подобно любому другому аспекту действительности, использовалась для формирования советского общества и была превращена в руках государства в марионетку, искажавшую историю.

А что происходит в последнее время? Все те же признаки политической конъюнктуры! В порядке подготовки к юбилею в 1916 году, национал – шовинистами, ура – патриотами и другой нечистоплотной публикой опубликовано много фальшивых, тенденциозных и провокационных материалов о восстании киргизов 1916 года. Для большей достоверности делаются ссылки на издания 30‑х годов, авторы которых якобы сами участвовали в восстании. В качестве примера, можно привести так называемую лекцию некого Б. Исакеева и материал Б. Максутова «Великое восстание кыргызов 1916 года» где они талдычат одно и то же: «Россия хотела истребить киргизов…» и героизирует эти события – всё списано под копирку у Герша Бройды.

Можно было бы и не обращать внимание на ересь тех, кто действует по киргизской поговорке «В своём ауле у собаки хвост трубой», однако беспокоит то обстоятельство, что подобные публикации направлены на разжигание межнациональной розни, что юбилей будет носить антирусский характер с не предсказуемыми последствиями для наших соотечественников в Киргизии.

Кто они организаторы юбилея и их приспешники? Других времен неблагодарные сарыбагыши и бугунцы – самые активные участники бессмысленного восстания? Или это та часть киргизской интеллигенции, проникнутая ядом радикального национализма и руслфобии. В любом случае, это политики – временщики и провокаторы, которым не терпится погреть на этом руки.

Хватит ли способностей у нынешней прогрессивной киргизской общественности переломить ситуацию и подойти к событиям 1916 года с позиции здравого смысла – вот в чём вопрос. Социально–политическое положение современной Киргизии можно было бы отнести к «детской болезни» киргизов в условиях несформировавшейся нации (наличие более двадцати тесных родоплеменных связей и отсутствие гражданского общества), но от этого не легче другим, прежде всего русским, живущим в Киргизии, а так же прослойке мудрых, цивилизованных киргизов, которым действительно дорога судьба своего народа и своей страны.

Часть киргизской элиты, как и 100 лет назад, из личного эгоизма и ложных амбиций не чувствуют в каком мире они живут и не различают истинных друзей и союзников.

Видный русский историк Василий Ключевский по этому поводу сказал: «История не учительница, а надзирательница и наставница жизни: она ни чему не учит, а только наказывает за незнание уроков». Так может быть хватит «наступать на одни и те же грабли?».

ГЛАВА III. РУССКИЕ В советской СРЕДНЕЙ АЗИИ

« Благодатны дни юности. Старость любит возвращаться к ним сквозь туман времени»

Джорж Байрон (1788–1824) – английский поэт – романтик.

Малая Родина… Ее, как и родителей, не выбирают. Я родился в Средней Азии, на юге Киргизии, в небольшом городе Кара—Су. В полной мере проникнуться малой Родиной можно лишь в том случае, если там прошла хотя бы часть сознательной жизни, скажем – детство и юность. Но малая Родина это не только дань скоротечному, беспечному детству и юности. Это окружающая природа, люди, условия жизни, все то, что формирует личность человека. Кара—Су оставался моей малой Родиной до тех пор, пока не пришлось покинуть Киргизию – замечательный горный край, в одночасье превратившийся в ближнее зарубежье. Теперь, в России, малая Родина выросла до масштабов всей Киргизии.

Моё детство прошло в горах Памиро—Алая, на Юге Киргизии и Таласской долине, юность на Тянь—Шане и берегу Иссык—Куля, студенческие годы в городе Алма—Ате – бывшей столице Казахстана, зрелые годы в столице республике городе Фрунзе.

Мой отец, уроженец Саратовской области приехал в Киргизию – г. Ош в 1937 году – ему было 24 года. Он, как и тысячи других русских из России, а это учёные, строители, инженеры, врачи, учителя, попал в Киргизию поднимать экономику республики, грамотность и культуру местного населения. Специалист связи: почтовая связь, радио, телефон, телеграф, были его сферой и всё это, было если не зачаточном, то далеко в недоразвитом состоянии. Даже во Фрунзе – столице Киргизии, первая телефонная станция на 1500 номеров была пущена в эксплуатацию только в 1938 году. Все остальные города и населённые пункты республики делали в этом отношении первые робкие шаги. Поэтому, отец хоть и человек гражданский, находится, как на военной службе – работал там, где было необходимо.

Он всегда казался мне человеком строгим и суровым, возможно это объяснялось тем, что в семье было четверо детей и это в те годы требовало от него больших усилий по её содержанию. Мы росли в условиях выживания и возможно по этой причине, нас в семье не приучали к моделированию своего будущего, перед нами не ставили высокую жизненную планку к примеру, готовиться к поступлению в престижные вузы – мы просто плыли по течению. Как следствие, из чувства неполноценности крупные города страны были как бы не для нас. Поэтому, окончив школу, я и мои однокашники, в большинстве своём поступали в ближайшие учебные заведения городов Ош, Фрунзе в лучшем случае Ташкент, Алма—Ата.

Моя исповедь не может быть полной если не коснуться семьи более подробно. Главной проблемой моего детства были сложные отношения между мной м мачехой, которая появилась после смерти мамы. Наверно это типично когда в семье кроме пасынка появились трое своих детей. Мало того, что мачеха по определению не была для меня родным источником бытия и была, по моему мнению предвзята по отношению ко мне, так к тому же, не понятно зачем, дистанцировалась от меня заставляя называть её на «вы». Подобная обстановка имела место с 9 до 14 летнего моего возраста. Отец, чтобы вразумить меня, иногда брался за ремень, но это только усугубляло положение. Я стал сбегать из дома, ночевал на чердаках в кругу молодых хулиганов из неблагополучных семей, многие из которых в дальнейшем криминализировались и имели проблемы с законом. В этот период, наличие железной дороги могло бы превратить меня в беспризорники, но она была в 360 километрах от Нарына где всё и происходило.

Меня угнетало и то, что имя моей мамы в семье никогда не упоминалось, а отец до самой смерти так ни разу и не заговорил о ней со мной, лишив каких либо подробностей нашей с ней недолгой совместной жизни. Более того, в свои семьдесят лет, по запросу, я получил копии архивных документов отца. Однако в этих документах, при всей строгости того времени, не оказалось упоминания о его первом браке и моём рождении.

Как и мои два брата с сестрой мы росли без прошлого в том смысле, что мало знали о родственниках и уж тем более о своих предках. А ведь быть без чувства живой связи с дедами и прадедами – это значит не иметь себе точек опоры в истории. Увы, таково было время – наследие большевизма, которое принуждало людей отказаться от своих корней: истории, религии, предков. Множество русских душ было искалечено этим. По мере взросления, начиная с 8 го класса, наши отношения с мачехой пришли в норму – ушли в прошлое обиды, несправедливость, предвзятость и я стал почитать её как мать. Надо отдать должное, когда после школы я начал работать, а средний брат поступил в техникум, она с сестрой и младшим братом на руках, имея семь классов образования, сумела окончить 10 классов вечерней школы, затем курсы и долгое время, до пенсии, работала в Карасуйском райисполкоме бухгалтером.

Для меня отец приоткрылся пятьдесят лет спустя после его кончины по прочтению писем из «архива» мачехи после её ухода в мир иной. Это были письма отца из Ташкентского госпиталя – там он лежал с онкологией приговорённый к смерти. В письмах были простые человеческие размышления, доброе отношение к детям, ко мне лично.

После школы, по принципу Бруоновского движения меня понесло по жизни, сталкивая с её реалиями. К тому времени, в своей основе, я сформировался вполне зрелой личностью с достаточно твёрдым характером. И вообще, начиная с восьмого класса Карасуйской школы, меня в основном окружали и окружают достойные люди – умные, благородные, а некоторые и «светлые». Теперь многих из них нет, но я с благодарностью храню их в душе.

Мама, Широкова Евгения Михайловна, ушла из жизни в 1942 году, произошло это на Памиро—Алае в пос. Дароот—Коргон (мамочка там похоронена в детские годы мои). Она моя вечная память и душевная боль сына, рано утратившего любовь и заботу родной мамы. Но её незримое присутствие и благотворное влияние я ощущаю на себе всю жизнь – «во мне ты мама пока я есть».

К её памяти я обращаюсь отрывком из стихотворения поэтессы Марии Волковой[7]7
  М. В. Волкова (1902–1983) – русская поэтесса, эмигрантка, родилась в семье офицера Сибирского казачьего войска. Стихи Мари Волковой включены в известные антологии эмигрантских журналов.


[Закрыть] «МАТЬ»:

 
Ощущенье сладкого покоя,
Безопасности и теплоты
Каждый раз овладевало мною,
Если надо мной склонялась ты.
 
 
Мы с тобой недолго были вместе,
Но живу еще твоим теплом,
Хоть никто меня не перекрестит,
Как бывало в детстве, перед сном.
 

Отец из жизни ушел безвременно в сорок пять лет. В сорок пять лет я переехал из Киргизии в Россию. А до этого…