Текст книги "Афган, снова Афган…"

Автор книги: Юрий Дроздов

Соавторы: Сергей Бахтурин,Валерий Курилов,Александр Андогский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Глава 8. В поведении руководства КУОСа появились какие-то странности…

В поведении руководства КУОСа появились какие-то странности: во-первых, все стали вдруг очень серьезными, озабоченными; во-вторых, внезапно изменилась программа – нас в срочном порядке стали натаскивать по темам «налет», «захват», «освобождение заложников». Поползли слухи о том, что горной подготовки не будет. Вернее, она будет, но не там, где обычно, а в некоем другом месте…

Занятия стали еще более интенсивными. Теперь уже занимались и по вечерам, и по ночам. Раньше тоже были ночные занятия, но не так часто. Много внимания уделялось тактике.

Наконец все разрешилось. В начале июня нас созвали в большую аудиторию на втором этаже административного здания на совещание. Приехало какое-то начальство из ПГУ. В зале были не только мы, курсанты, но и все наши преподаватели.

Большой начальник, судя по виду и поведению – никак не ниже генерала, прояснил ситуацию: нам партия и правительство, а также руководство КГБ и разведки оказывают огромное доверие: мы преобразуемся в отряд специального назначения и в скором времени поедем в заграничную командировку в страну Афганистан, где недавно власть захватил прогрессивный режим, который имеет просоциалистическую направленность. Однако позитивные действия этого хорошего режима встретили ожесточенное сопротивление со стороны контрреволюционных элементов. Не спит и главный противник (имеется в виду США). Поэтому в условиях заграницы мы будем выполнять различные специальные задания, защищать работающих там советских специалистов, оказывать помощь местным спецслужбам в борьбе с контрреволюцией и так далее… Дело добровольное. Кто хочет – может отказаться. Есть желающие? Желающих не нашлось.

И немудрено! Какой дурак откажется от такого?

Генерал пожелал нам получше подготовиться к этой важной миссии и высоко нести в сложных условиях заграницы почетное звание гражданина СССР и бойца спецназа.

На этом совещание закончилось.

Григорий Иванович Бояринов объявил, что с некоторыми курсантами будут еще дополнительные собеседования.

Настроение у всех ребят было праздничное, все были возбуждены.

– Это ж надо такому случиться! – разглагольствовал Володька Виноградов. – Как же нам все-таки повезло! Если бы не этот Афганистан, разъехались бы по домам – и все… А так хоть мир увидим, посмотрим, как на самом деле все происходит…

Я был с ним полностью согласен. Действительно, такое случается не часто. Вот ребята с работы будут завидовать, подумал я…

Правда, повезло не всем.

Тошу отстранили от поездки. Он ходил с бледным обиженным лицом и очень переживал. Вечером он рассказал мне, что причиной послужил его «проклятый радикулит». Бояринов сказал ему, что не дай бог, прихватит в боевых условиях, что тогда делать? То-лик пытался убедить его, что не прихватит, но из этого ничего не вышло. И еще Бояринов отстранил несколько человек, в том числе Борю Суворова. Те были холостяками и если раньше кичились своей «свободой», то теперь вовсю проклинали горькую долю, жалея, что вовремя не женились.

Интересно, а почему нельзя холостякам? Ведь на опасную боевую операцию более гуманно посылать именно холостяков. Хоть дети сиротами не останутся… Кто-то из ребят пояснил, что по каким-то партийным инструкциям считается, что если человек холост, то он запросто может совершить «измену Родине в форме невозвращения из-за границы». Враги, мол, к нему бабу какую-нибудь подведут – тут и делу конец. А вот женатый человек там не останется: семья-то в Союзе! Куда ж он без жены, без детей?

– Это что же получается, семья вроде заложников?

– Вроде бы так…

Интересный расклад!

А между тем на КУОСе было объявлено особое положение. Категорически запрещалось с кем бы то ни было, делиться радостной вестью об Афганистане, максимально сокращались выходы в город. Только в случае крайней необходимости и по особому разрешению Бояринова. Правда, в город мы все-таки ходили, но недалеко: через забор до винного отдела местного магазинчика – и обратно. Опустел незабвенный «Бычий глаз», и по вечерам официантки сидели без дела, удивляясь, куда это подевался весь постоянный контингент.

Но тут произошло ЧП: внезапно пропал Леша из нашей группы. Днем на занятиях он был, а вечером куда-то пропал.

Леха был среднего роста, смуглый, темноволосый и… с голубыми глазами. Редкое сочетание. Он закончил юридический вуз, а потом, после двухгодичных курсов, работал опером где-то на юге, в небольшом курортном городке. Сам по себе Леха был парень хороший. Спокойный, сдержанный. Раньше он занимался боксом, неплохо дрался. Но был у него один недостаток, который сводил на нет все его достоинства: Лешка был неравнодушен к спиртному. Если он начинал пить, то это продолжалось несколько дней. Он ходил грязный, небритый, спал в сушилке или там, где упадет… Во хмелю Леха был не буйным, а тихим, смешливо-дурковатым. Ни к кому не приставал, никого не задевал…

А вот кончится запой, Леша помоется, побреется, пострижется – любо-дорого посмотреть! Постирает всю свою одежду. Наденет чистую рубашечку, застегнется на все пуговки, сядет на лавочку – губки бантиком, сидит себе, читает книжки юридические (он всем говорил, что пишет какую-то научную работу по юриспруденции), кое-что записывает в блокнотик. И при этом он всегда торжественно давал слово, что больше к спиртному не притронется.

И вот Лешка исчез.

– Куда он мог деться!? – гневно сверкая глазами, вопрошал Бояринов, собрав всю нашу группу. – Командир группы!

– Я!

– Где он может быть?

– Не могу знать!

– Кто и когда его последний раз видел?

Выяснилось, что последний раз его видели часов в семь вечера в общаге.

– Вы, вся группа, отвечаете за него! – заявил Бояринов. – Делайте, что хотите, но чтобы к утру он был у меня вот тут! – И он ткнул пальцем в ковер. – Все свободны…

Куда же он делся? У начальства сразу же появились самые экзотические псевдоконтрразведывательные версии: Леху выкрали иностранные спецслужбы, и сейчас он, одурманенный психотропными средствами или под пыткой на дыбе, выбалтывает известные ему госсекреты, а заодно сообщает, что наш курс летит воевать в Афганистан.

Эту версию мы, как профессионалы, сразу же отмели. Конечно, хотелось бы вот так, на пустом месте, раскрыть какую-нибудь махровую и разветвленную вражескую резидентуру, как в «шпионских» фильмах, и с боем освободить из мрачного подвала опутанного проводами «детектора лжи» бедного Леху. Любой бы с удовольствием разоблачил и вражеского разведчика-нелегала, и инженера оборонного предприятия, продавшего Родину за вражеские поганые доллары…

Но где же их возьмешь-то, шпионов этих! Ведь жизнь – не кино. В жизни все гораздо сложнее и одновременно – проще. Я часто задумывался о том, в какой среде все-таки надо искать агентуру противника? Ведь сейчас время явно не военное, и противнику вербовать кого попало, лишь бы умел считать, «сколько в полку пулеметов», смысла нет… В конце концов я пришел к выводу, что продуктивно искать вражескую агентуру можно только «наверху», среди начальства, в партноменклатуре. То есть среди тех, кто реально что-то решает и обладает теми стратегическими сведениями, которыми интересуется противник. А все остальное – просто туфта и мелочевка! Например, на фига вербовать какого-то инженеришку, если все данные по оборонному заводу лежат в местном исполкоме, в обкоме партии, в министерстве… Тем более что этот, получающий 120 рублей в месяц инженеришка, еще и по морде вербовшику может запросто съездить, скрутить и отвести в милицию или контрразведку! Он ведь не знает, что на свете, кроме его хрущобы, есть виллы и дворцы, а кроме заводской столовой, есть шикарные рестораны, а кроме велосипеда – «мерседесы», «форды», «ситроены», яхты, личные самолеты и прочее. Вернее, он знает, но ни разу не видел этого, не пользовался… А вот начальнички в то время уже все это не только знали, но и вовсю опробовали и использовали! Они-то уже тогда были не прочь работать, как работают здесь, а жить, как на Западе! Но именно этот контингент и запрещалось «трогать» контрразведке. Их нельзя было разрабатывать! Как бы априори считалось, что такие люди не в состоянии совершить измену Родине.

Эх, если бы так было на самом деле! Впрочем, те, кто дожил до «падения империи» в 90-х годах, могли на ярких примерах лицезреть, как партийные умники облапошили легковерного дурач-ка-инженеришку. И убедиться, что рыба действительно гнила с головы…

А тут вот Леха…

– Да кому он нужен! Какие, на хрен, спецслужбы! Запил он снова, засранец, вот и все дела! – подытожил кто-то.

– Где же его искать?

– Да вблизи «Бычьего глаза», и нигде больше…

Тут кто-то вспомнил, что Лешка как-то мельком говорил насчет того, что у него там есть знакомая официантка. Подумали, прикинули… Решили искать его в «Бычьем глазе». Командир группы пошел к Бояринову, тот дал «добро».

Вся группа переоделась в гражданскую одежду и выдвинулась к «очагу культуры». Возле объекта рассредоточились, перекрыв все подходы. Двое зашли внутрь. Кабак пуст. Занято всего два столика. Лехи нет. Осторожно расспросили бармена, который неуверенно сказал, что вчера вроде заходил парень, похожий по описанию.

В засаде просидели до полуночи. Пусто. На всякий случай прошерстили другие питейные заведения Балашихи. Но и там Лехи не оказалось.

Вернулись на объект, доложились ожидавшему нас Бояринову. Тот сказал, чтобы с утра мы возобновили поиск и что если к обеду не найдем, то он вынужден будет официально объявить Лешку в розыск.

Рано утром мы снова были в Балашихе. Слонялись вокруг «Бычьего глаза», винных магазинов, пивнушек.

И вдруг около полудня мы увидели Леху. Небритый, в растерзанной грязной рубахе, мятых штанах и тапках на босу ногу, он, покачиваясь, крался по стеночке к «Бычьему глазу». Одного взгляда было довольно, чтобы поставить диагноз: Леха был в очередном запое!

Мы его подхватили под белы ручки, да так, что он и пикнуть не успел, загрузили в такси и ринулись домой. По дороге, в ходе опроса, выяснилось, что Леха находится в сумеречном состоянии, еле ворочает языком, но отвечать на вопросы может, правда несколько односложно. Он признался, что все это время жил у «знакомой официантки» (мы так и думали!), которая подобрала его «из сострадания». А в тот момент, когда мы его сцапали, Леха направлялся в «Бычий глаз», чтобы «поправиться пивком или водочкой».

Вот гад! И себе жизнь испортил и группу опозорил!

На вопросы о вражеских спецслужбах Леха только испуганно таращил мутные глаза и отрицательно мотал головой. Получив пару раз по морде, он не изменил своих показаний, что свидетельствовало о том, что, скорее всего, спецслужб, как мы и думали, не было… А впрочем, с этими делами уже не нам разбираться. Да и вообще, карьеру Лехи в органах госбезопасности можно было считать законченной.

Мы доставили полувменяемого Леху прямо в кабинет к Бояринову, а уже через два дня его с позором откомандировали домой…

Насколько я знаю, официантку – Лешкину подружку – тщательно проверял местный райотдел КГБ, но ничего криминальношпионского выявлено не было. Обычная баба-разведенка, и сама за границей не была, и родственников там не имеет, в троцкистских блоках не состояла, по учетам не проходит и госсекретов не знает. А ее показания полностью совпадали с объяснениями так и не успевшего окончательно протрезветь Лехи.

Вот так, ребята. Чудес в этом мире не бывает. А водка, она до добра не доводит!

После этого инцидента Бояринов установил жесткий режим, а занятия стали настолько насыщенными, что мы с ног валились от усталости.

Нам выдали новую спецназовскую форму зеленого цвета. Мы ее успели поносить пару дней, затем по команде сдали на склад и получили взамен такую же, только песочного цвета. Форма была просто загляденье: удобная, функциональная, движений не стесняет! А на брюках с правой стороны был даже застегивающийся на кнопку специальный карман для финки. Красота!

Потом интенсивность занятий немного спала. Мы активно готовились к дальнему путешествию. Паковали вещмешки, перегружали из грузовиков на склад ящики с. сухим пайком, боеприпасами, оружием, прочей амуницией. Ведь никто толком не знал, сколько мы там пробудем, чем конкретно будем заниматься. Поэтому на всякий случай готовились ко всему.

Мы все сфотографировались для загранпаспортов. Это уже что-то!

Затем наступила пора ожидания. Все как-то расслабились. Сколько времени потребуется для изготовления загранпаспортов? Ну уж не день и не два…

Глава 9. Поползли слухи…

Поползли слухи о том, что дата вылета уже более или менее точно определена, осталось ждать полторы-две недели.

Тогда у меня и созрел замысел съездить в свой город и навестить семью. Ведь я уже несколько месяцев не видел жену и детей. И неизвестно, когда еще увижу…

К моему великому удивлению, Бояринов легко разрешил мне поездку сроком на два дня. Ура!

Я зашел в канцелярию и взял там свое настоящее удостоверение сотрудника КГБ (не брать же с собой в поездку фальшивую офицерскую книжку!).

На следующий день утром я заявился на вокзал, но оказалось, что билетов на поезд нет: курортный сезон, все ринулись на юг… Правда, у касс толкались спекулянты, которые предлагали билеты, но они так взвинтили цену, что всех моих денег не хватило бы. Но ехать как-то надо!

Прошел вдоль вагонов готовящегося к отправлению поезда. Никто из проводников не хотел брать меня «зайцем», так как боялись ревизоров – компании красномордых мужиков, которые кружком стояли возле командирского вагона и что-то тихо обсуждали.

И тут я вспомнил старый способ, которым пользовался еще курсантом, и направился к вагону-ресторану.

На ступеньках вагона сидел, покуривая сигарету, мордатый парень, чуть постарше меня, в белом замызганном халате.

– Здорово! – весело и приветливо сказал я.

– Привет… – чуть помедлив, отозвался парень.

– Вспомогательная рабочая сила нужна?

– А тебе куда ехать?

Я назвал свой город.

– Что, билетов нет?

– Нет… – огорченно вздохнул я.

– Вообще-то рабочая сила нужна… Картошку надо чистить, то да се…

– Согласен!

– А ты кто такой? Документы какие-нибудь есть?

– Аспирант я… (не показывать же ему мое удостоверение сотрудника КГБ!)

– Ну, ладно… Давай заходи… В случае чего скажешь, что тебя в самый последний момент взяли вместо Семена… Он заболел, что ли… Короче, не пришел. А я что, один отдуваться буду? – Я сочувственно покивал головой. – Меня зовут Степа…

Я поднялся по ступенькам, облачился в предложенный мне белый халат и белый колпак и тут же, показывая трудолюбие и серьезность намерений, сел в тамбуре чистить картошку.

Вагон дернулся, плавно поплыли перрон, фонари, здание вокзала. Поехали!

С картошкой я через два часа закончил. Потом уже на кухне я рубал капусту для щей, помогал Степе жарить котлеты. Довольный моей работой, Степа предложил в качестве поощрения выпить вместе с ним. Мы благополучно распили бутылку портвейна и плотно закусили.

– Ну ладно, свое ты отработал, иди в зал, садись, отдыхай… Скоро уже… – он посмотрел на часы, – через час твой город… Скажи Верке-буфетчице, пусть тебе чайку или кофейку нальет… Если хочешь еще выпить – она нальет…

Ни пить, ни есть больше не хотелось. Я сидел и смотрел в окошко на проплывавшие зеленые леса, поля, железнодорожные сооружения и вдруг поймал себя на мысли… что рассчитываю потребное количество взрывчатки для подрыва мелькнувшего мимо автомобильного путепровода. Во, как въелось!

А потом я подумал, что, наверное, нигде в мире офицер-контрразведчик перед выездом в загранкомандировку не стал бы таким образом путешествовать на поезде. Как нелегал какой-то или как разыскиваемый преступник… Черт побери, да что же у нас творится?! Куда ни ткнешься – всюду очереди, всюду дефицит. И ничего никогда не хватает. Как пел Окуджава: «Пряников сладких всегда не хватает на всех!» Как все это надоело…

Я соскочил на залитый солнцем перрон, спустился в прохладный подземный переход и вышел на привокзальную площадь с огромной цветочной клумбой перед монументальным, с колоннами, Дворцом железнодорожников. Красивый все-таки у нас город, подумал я, и пошел наискосок к автобусной остановке.

До дома я добрался минут через сорок. Ключей у меня не было. На звонки и стуки в дверь никто не отзывался. Я вышел на улицу, побродил вокруг дома (может быть, Таня с детьми гуляет?), но никого не нашел.

Наверное, они в пионерском лагере, Таня писала, что собиралась ехать туда от завода в качестве обслуги вместе с детьми. Где же этот пионерский лагерь? А впрочем, что я гадаю, все можно выяснить по телефону. Я покопался в карманах, нашел несколько двухкопеечных монеток, подошел к телефонам-автоматам у магазина и стал названивать всем знакомым. Наконец я выяснил, что они действительно в лагере, узнал, где находится этот лагерь, и даже договорился с нашим дежурным по управлению, что он мне даст дежурную машину.

Вот и хорошо. Теперь надо заскочить в магазин и купить что-нибудь вкусненького, чтобы заявиться не с пустыми руками. Слава Богу, магазины еще не закрылись.

Уже в магазине выяснилось, что за время долгого пребывания в Москве я отвык от провинциальной действительности и что ничего вкусненького здесь не продается. Вот черт! Надо было в Москве затовариться. Что же делать? Я обследовал все прилавки и решил, что куплю несколько пачек печенья и развесные конфеты. Больше здесь и брать было нечего.

Я встал в очередь, которая продвигалась очень медленно. Размышляя о том, о сем, я вдруг поймал себя на мысли, что все-таки быть в военной структуре гораздо проще, чем жить в гражданском обществе. Здесь за тебя думают, регламентируют твое время, обеспечивают одеждой, едой, ночлегом. Если привыкнуть, то вполне сносно можно жить. А на гражданке – сплошные трудности и неурядицы! Детей пристроить в детский садик – проблема. С жильем – проблема. С продуктами – проблема. С деньгами – проблема. А чего только стоит общение с различными ЖЭКами и другими атрибутами государства! Это же какие нервы надо иметь, чтобы терпеливо отстаивать огромные очереди, выслушивать от продавцов и чиновников фразы насчет того, что, мол, вас много, а я один! Не знаю, как у других, а у меня в таких случаях постоянно возникали вполне четкие террористические намерения. Эх, думаю, дать бы тебе разочек промеж глаз прикладом, чтоб знал, гад такой! Или еще лучше, шурануть бы гранату в самое скопище этих надутых чиновников, которым на всех наплевать и которые еще глумятся над людьми, поставленными фактически в безвыходное положение. Поэтому у нас в семье так уж повелось, что всеми контактами с внешним миром занималась моя жена. Она почему-то относилась к этому более терпимо и не так нервничала.

Я понимал, что виною всему – Высшая школа КГБ СССР, где я учился и где нам в течение пяти лет не только давали профессиональные знания по специальным дисциплинам, языковой подготовке, юриспруденции, но и вдалбливали идеологические догмы. Эти догмы и профессионально приукрашенные представления об обществе, в котором мы живем, существенно разнились с объективной реальностью. Но мы постепенно в них поверили, и первое время после окончания Вышки, уже будучи оперработниками, жили этими иллюзорными представлениями. Постепенно эти иллюзии рассеивались, и было очень горько сознавать, что на свете существуют как бы две правды: одна – та, про которую говорят официально, а другая – та, которая есть на самом деле. А кроме того, к чувству горечи примешивалась еще и обида: на фига нас все время обманывают?!

Так что первое время я постоянно срывался на скандалы, пытаясь объяснить, что не народ создан для чиновников или продавцов, а все наоборот: они должны обслуживать народ! Зарплату им платят из бюджета, который, в свою очередь, формируется за счет налогов с тех самых простых работяг и инженеров, которые производят реальный продукт. И поэтому нельзя так по-скотски относиться к тем, кто тебя фактически кормит…

Вот и в этот раз я нарвался на скандал.

Не обращая никакого внимания на огромную очередь, толстая, с уверенными повадками «королевы жизни» продавщица оживленно беседовала с какой-то женщиной, рассказывая про покупку новой шубы. На робкие напоминания покупателей она кратко отвечала:

– Не баре, подождете, видите: я разговариваю!

И очередь терпеливо стояла. Ждала.

Время шло. Я поглядывал на часы. Скоро уже машина должна подойти, а я еще ничего не купил.

И тут я сделал то, чего делать, наверное, не следовало. Я попытался восстановить справедливость и спокойно напомнил продавщице о том, что она на работе и заниматься посторонними разговорами здесь не стоит, тем более что народ ждет…

Лучше бы я молчал. Возмущенная продавщица, вся в золотых кольцах, перстнях и зубах, смертельно обиделась, смерила меня с головы до ног презрительным взглядом и выкрикнула:

– Ишь какой грамотный выискался! Вот тебя вообще не буду обслуживать! И кто ты такой вообще, чтобы мне такие вещи говорить?

Тут я сделал вторую ошибку. Вытащил из кармана куртки и молча показал свое удостоверение сотрудника КГБ.

На что я рассчитывал – не знаю. Скорее всего, вовсе не на то, что эта стерва вдруг испугается. Наверное, на то, что она хоть чуть-чуть смутится представителя госаппарата и наконец-то начнет заниматься своим непосредственным делом, а не пустой болтовней.

Но реакция оказалась совершенно неожиданной.

– Ва-а-ль! – на весь магазин зычно, с торжествующими нотками пропела продавщица кассирше. – Ты глянь-ка на него! Удостоверением меня пугает, кагэбэшник противный! Ишь, ты! Выискался, законник хренов! Будет тут мне указывать! Это тебе не тридцать седьмой год! Я на тебя быстро управу-то найду! Пугать меня тут будет! Ну-ка, дай сюда! И она попыталась выхватить мое удостоверение.

Надо сказать, что от такого напора и наглости я даже опешил, но руку вовремя отдернул, спрятал удостоверение в карман.

– Вот я сейчас позвоню вашему начальству да скажу, что ты в пьяном виде здесь хулиганишь, вот тогда попрыгаешь тут у меня, прощения будешь просить! В ногах валяться! – продолжала орать продавщица. – Да у меня все твое начальство в подсобке околачивается! Я вас всех, как облупленных, знаю! Да я…

На шум стал собираться народ, который с интересом прислушивался, пытаясь сообразить, в чем дело.

– Да я вообще сейчас уйду и отдел закрою! Что я, в туалет, например, не могу выйти? Вас тут много, а я – одна!

Очередь заволновалась.

– Перестаньте приставать к продавцу! – дернула меня за рукав какая-то женщина. – Что вы к ней пристали?

– Я уже полчаса здесь стою! – кричала другая.

– Да уберите вы этого…

– Не нравится – пусть уходит!

– У этих кагэбэшников свои спецраспределители! – склочным голосом авторитетно заявил какой-то пожилой мужчина интеллигентной наружности, в очках и при галстуке. – Там у них и икра, и колбаса… По государственным ценам… Считай, даром… А нам колбасу только по праздникам выбрасывают… А этот еще наглости набрался и в магазин приперся! Все им мало, все свои порядки устанавливают! А сколько они народу загубили репрессиями! Надо на него в обком пожаловаться, там на таких быстро управу находят! Хватит, попили кровушки у народа!

Вот так! Вот такая реакция народных масс. Все ополчились не на продавщицу, а на меня! И за что? За то, что я в интересах этой самой народной массы сделал обнаглевшей бабе замечание?!

Я с удивлением смотрел на толпу. Ни одного сочувствующего взгляда. Сплошная враждебность. Неужели они все сумасшедшие? Неужели не понимают?

– Это вы-то народ? – со злостью спросил я у интеллигента. – Не народ вы, а жлобы!

Я покинул очередь и направился к выходу, но не удержался, остановился и сказал, глядя в наглые, веселые глаза продавщицы:

– А по тебе, корова фиксатая, давно уже плачет место на нарах!

– Что-о-о-о? – завопила продавщица. – Ва-а-аль! Ну-ка зови милиционера! Где Мишка-то? С утра ведь здесь крутился! Пусть он его заберет! Ишь ты, еще оскорбляет!

Я вышел из магазина и уныло побрел прочь.

Что же такое творится? До чего мы дошли? Какие же все-таки они все сволочи… А впрочем, почему они? Мы!

Так ничего и не купив, я подошел к перекрестку, где меня ждал наш дежурный УАЗ…

Было уже совсем темно, когда УАЗ подъехал к воротам пионерского лагеря. Попрощавшись с водителем, я глубоко вдохнул свежий ночной воздух. Пахло травами, лесом, сыростью. Река, что ли, рядом? Ворота лагеря были заперты на замок. Охраны поблизости видно не было. Я быстро перемахнул через забор и не спеша пошел по асфальтированной дорожке к виднеющимся через заросли орешника огонькам. Через несколько минут навстречу мне попались две молодые девчонки. Они сначала шарахнулись от меня в кусты, но я их успокоил, назвал свою фамилию, объяснил, что ищу жену.

– А, это та, которая с двумя детьми?

– Да.

– Так они вон там живут! Идите прямо по дорожке, потом направо…

Таня с детьми жила в какой-то сараюшке напротив административного корпуса. Я потрогал дверь. Заперто изнутри на крючок. Тихонько постучал (дети, наверное, спят).

– Кто там?

– Это я…

– Ох…

Дверь распахнулась.

– Откуда ты?

– Оттуда… – находчиво ответил я, обнял и поцеловал ее.

Внутри тесного помещения у стены стоял топчан, на котором спали Коля и маленький Андрюшка. Рядом стояла раскладушка.

– Вот так и живем, – улыбаясь, сказала Таня.

– Что-то уж больно тесно здесь…

– Да… – она махнула рукой, – все равно целый день на улице… Я сейчас накину что-нибудь… прохладно уже… И пойдем прогуляемся… А то ребят, не дай бог, разбудим! Идем, я тебе лагерь покажу. Здесь так здорово! Хорошие места…

Мы прогулялись по лагерю. Я было начал объяснять, что, к сожалению, не успел ничего купить вкусненького ни ей, ни ребятам. Таня оборвала меня:

– Ой, да перестань! Сам приехал – это для нас лучший гостинец!

– М-да… А я вот в командировку собираюсь…

– В какую командировку? А сейчас-то ты где?

– Сейчас я на учебе…

– И куда же ты собрался?

– В Афганистан.

– Куда?

– В Афганистан.

– А что ты там будешь делать?

– Да так… В качестве советника…

– Господи, чего же ты им советовать будешь?

– Чего знаю, то и буду советовать!

– А когда вернешься?

– Ну… месяца через два… или три… Пока точно не известно…

– Пора бы уже остепениться. Детям нужен реальный отец, а не тот, про которого я рассказываю и показываю на фотографиях! А в детском садике и яслях вообще думают, что я – мать-одиночка… Воспитательница говорит, трудно, мол, одной двоих детей воспитывать, содержать… Я ей отвечаю: почему, мол, одной? У меня муж есть! А она не верит…

Ну что тут ответишь? Все правильно.

– Поздно уже… А завтра мне уезжать надо… – сказал я.

Мы вернулись в сараюшку.

Июньские ночи короткие, и поспать толком нам не удалось. Задремали только под утро, когда начало светать.

Нас разбудило утреннее солнце, пробивающееся через многочисленные щели сарая. Потом проснулись дети. Они очень обрадовались, решив, что я вернулся окончательно.

После завтрака мы гуляли по лесу, где Коля ловко ловил различных насекомых и рассказывал мне о них. А Андрюшка проявил себя в поиске грибов. Идем себе по тропинке. Вроде бы ничего нет, а он нагнулся, цап – в руке гриб! Цап – еще один!

– Это потому, что он – маленький, ему снизу все грибы видны! – засмеялся я.

Потом мы все вместе купались в неглубокой речке с мягким песчаным дном и тенистыми, заросшими густой травой берегами… Время пролетело быстро.

– Тебе когда надо быть на службе? – спросила Таня после обеда.

– Завтра утром…

– Жалко… Значит, уезжать надо сегодня?

– Да. Ближе к вечеру. Ночным поездом поеду. Он приходит в Москву часов в шесть утра… Как раз к девяти часам успею добраться до объекта…

Я вышел на перрон, прошел в подземный переход, спустился в метро. Здесь было уже полно народу. Деловые, уверенные, хорошо одетые москвичи ехали на работу. Почти все читали: кто – книгу, кто – газеты. Приезжие с чемоданами и сумками и притихшими детьми, боясь пропустить свою станцию, испуганно прислушивались к репродуктору, который голосом диктора объявлял остановки, всматривались в схему метро… Может быть, если бог даст, когда-нибудь и я стану москвичом, буду иметь свою квартиру и вот так, как они, ездить на работу на метро, читая утренние газеты…

Я доехал до своей станции, поднялся по эскалатору, сел на пригородный автобус и минут через сорок был на объекте. Прямо с КПП я направился в административный корпус и доложился дежурному, что вернулся…

Ребята в моей комнате уже проснулись, вернулись после утренней пробежки, побрились и собирались на завтрак в столовую. Я в темпе побрился, быстро переоделся в форму и присоединился к ним…

По дороге в столовую я еще раз подумал, что в военной среде жить все-таки проще. Как там поет Окуджава? «… Забуду все домашние заботы, не надо ни зарплаты, ни работы, иду себе, играю автоматом, как просто быть солдатом, солдатом…»

Наконец наступил долгожданный день…