355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Харламов » Зеленый мальчик. Сказки » Текст книги (страница 1)
Зеленый мальчик. Сказки
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 00:15

Текст книги "Зеленый мальчик. Сказки"


Автор книги: Юрий Харламов


Жанр:

   

Сказки


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Юрий Харламов
Зелёный мальчик
Сказки

Эхо в напёрстке
Сказка улиток

В тихом укромном уголке старого тенистого сада с кирпичными дорожками и оплетенной листвой беседкой, у каменной замшелой ограды, где даже в самые жаркие летние дни всегда было прохладно и сыро, жила садовая улитка бабушка Жасминна со своим внуком Завитком.

Папа и мама Завитка отправились путешествовать, в Завиток остался с бабушкой расти-подрастать, потому что был он еще совсем крошка. То есть такой крошка, что кустик жасмина, на котором они жили, казался ему деревом, маленькая мошка – орлом, а майский жук – самолетом. Но Завиток не унывал. Он уже научился выставлять рожки, свешиваться вниз головой и прятаться от бабушки – приятно ведь наблюдать, как тебя ищут, заглядывая под каждый листок.

В тот день, о котором пойдет речь, над садом пролетело легкое пушистое облако, подарив цветам и деревьям теплый летний дождик, и когда снова выглянуло солнце, весь сад засветился алмазными каплями и заблагоухал нежными ароматами цветов, а все его обитатели – бабочки, жучки, цикады, гусеницы коровки – взобрались на листки и кочки, чтобы обсохнуть, посушить крылья и поболтать друг с дружкой.

– Дождик прошел – жди гостя! – сказала бабушка Жасминна, не подозревая, что гость уже в пути, уже переползает, пыхтя и отфыркиваясь, цветочную клумбу, чтобы через минуту приветствовать их радостным возгласом: «А вот и я!».

Это был двоюродный брат бабушки Жасминны – дядюшка Изчулана. Чмокнув бабушку и поинтересовавшись, хорошо ли закручивается домик у Завитка, дядюшка Изчулана сообщил новость. Рано утром у него в чулане зашумело, загремело, треснуло, упало, а когда улеглась пыль, дядюшка обнаружил, что ему подарили зеркало-трюмо, этажерку и стол.

– К перемене,– сказала бабушка.

– Особенно я в восторге от зеркала! – продолжал дядюшка Изчулана. – Правда, внутри оно слегка почти совсем облезло, зато снаружи ровное и гладкое – натуральный каток. Я ношусь по нему, как бешеный! – похвастался дядюшка.

Завиток стал проситься у бабушки отпустить его с дядюшкой Изчулана поноситься по его новому старому зеркалу, как вдруг со стороны аллейки послышались шаги, ветки раздвинулись, и они увидали Маленькую хозяйку кирпичного дома – загорелую, с красными от вишен губами, исцарапанными ногами и сбитой коленкой – она частенько лазила через их кустик за крыжовником. Но сегодня крыжовник ее, как видно, не интересовал. Сбитая коленка обошла вокруг кустика, внимательно заглядывая под каждый листок, на бабушку с дядюшкой Изчулана едва взглянула, зато, увидав Завитка, закричала так, что распугала всех бабочек.

– Нашла! Нашла! Скорее сюда, вот он!

На крик прибежала Большая хозяйка кирпичного дома. Она была в легком голубом платье, золотые волосы ее сияли. Она погладила Завитка кончиком розового мизинца, засмеялась и сказала:

– Какая прелесть!

– Берем! – закричала Сбитая коленка и хотела же отлепить Завитка, но мама остановила ее.

– Только не сейчас, – шепнула она. – Сделаем это ночью, когда он будет спать и ничего не услышит. Иначе он будет всю жизнь тосковать по улиткам.

– Так ведь уползет!

– Ну что ты! Здесь же его бабушка, я ее давно знаю. И дядюшка Изчуланчик, он приполз к ним в гости. Пойдем, не будем им мешать...

Они ушли, а бабушка Жасминна так и осталась сидеть с вытянутой от изумления шеей. Когда же к ней вернулась способность говорить, она произнесла одно-единственное слово: «Невероятно!».

– Возмутительно! – подхватил дядюшка Изчулана.– Надо скорее спрятать ребенка в такое место, где его с собаками не найдут! Собирайся, я спрячу тебя в кошельке, который лежит в рюкзаке, который закрыт в чемодане, который стоит в чулане!

– Да что им от меня надо?– удивился Завиток.

– А то не знаешь! Посадят в аквариум и будешь с утра до вечера ползать, стенки чистить. А, видать, аквариум немаленький, если им пришлось подарить мне этажерку, трюмо и стол... Не ожидал я этого от них! – проворчал дядюшка.

– Так вы, оказывается, ничего не поняли! – воскликнула бабушка.

– Не хочу в аквариум! – захныкал Завиток.

Бабушка чмокнула его в щеку:

– Успокойся, никто не собирается сажать тебя в аквариум. Ах, какая удача, какое счастье! Понимаешь, тебя нашли! И теперь возьмут потихоньку ночью, когда ты будешь спать, положат в кроватку, а утром ты прогнешься уже не улиткой с рожками, а мальчиком!

– Мальчиком?! – закричал Завиток так громко, что оглушил левое ухо дядюшке Изчулана.

– Неужели мальчиком?! – закричал дядюшка Изчулана так громко, что оглушил правое ухо бабушке Жасминне.

– Да, да! Именно мальчиком! – сказала бабушка и заплакала.

– Вот это была новость так новость! От радости у Завитка закружилась голова, и он чуть не упал с кустика. Дядюшка Изчулана кинулся поздравлять его, да так крепко прижал к себе, что они слиплись, как два леденца, и бабушке Жасминне пришлось разлепливать их.

Ветерок разнес новость по всему саду, и к жасминовому кустику со всех сторон потянулись улитки. Первым примчался дядюшка Оградник, за дядюшкой Оградником – нянюшка Янтарка, за нянюшкой Янтаркой – тетушка Избеседки с двумя своими прелестными дочками – Барбариской и Ежевичкой. Всем хотелось взглянуть на Завитка, обнять его на прощанье и собственными глазами увидеть, как его унесут в дом.

Вдруг что-то загремело в водосточной трубе. Все испуганно втянули рожки, но оказалось это гремел дедушка Скрыши. В экстренных случаях он пользовался водосточной трубой как лифтом, бросаясь в нее вниз головой.

– В ботинках будешь бегать! – обнимая Завитка, прослезился дедушка.

– Это что! Когда он подрастет, ему подарят велосипед и разноцветные карандаши,– гордо сказала бабушка.– Он научится рисовать, читать...

– Стрелять из рогатки! – закричал Завиток.– И первым делом подстрелю этого старого противного Чириклю!

– Моего лучшего друга? – нахмурился дедушка Скрыши.

– А пусть не чирикает – надоело!

– Подумай – что ты говоришь! – возмутилась бабушка.– Тебя берут в чудесную семью. Когда Большая хозяйка кирпичного дома, твоя будущая мама, поливает розы в саду и видит на цветке пчелу, она говорит ей: «Госпожа пчела, пожалуйста, пересядьте на другой цветок, чтобы я нечаянно не замочила ваше платьев!» А ее будущий сын мечтает о рогатке!

– Значит, я в своего будущего папочку! – засмеялся Завиток.

– Сомневаюсь,– возразила нянюшка Янтарка.– Однажды я переползала через аллейку, а по ней прогуливался Носатый молчун, твой будущий отец. Так он снял шляпу, раскланялся со мной и подождал, пока я проползу, как будто я английская королева, а не обыкновенная садовая улитка! Вот какой у тебя будет отец.

– Да и Сбитая коленка, твоя будущая сестра, хотя сама вся в царапинах и синяках, но я не помню случая, чтобы она отдавила лапку или усик какому-нибудь жучку,– промолвила тетушка Избеседки.– Однажды я видела, как глупый муравей уснул у нее на раскрытом – книжке, так она, прежде чем закрыть книжку, тихонечко перенесла его на мягкий диванчик-одуванчик, он даже не проснулся.

– Много вы от меня хотите! – хмыкнул Завиток.– И раскланяйся, и не облей, и в книжке не прихлопни. Кому жизнь дорога, пусть сам позаботится о себе!

Все сразу приуныли, а дядюшка Изчулана переглянулся с бабушкой Жасминной и очень серьезно сказал:

– Так-так... А ведь его опасно отдавать в люди.

– Теперь уже никуда не денетесь, меня ведь нажили! – и Завиток, чего с ним раньше никогда не бывало, показал дядюшке язык.

И тут откуда-то сверху раздался сердитый скрипучий голос:

– Вспомнила! Ну, точь-в-точь, прямо копия! Как же я сразу не догадалась?

Из замшелого дупла в развилке старой сухой груши выглядывала древняя-предревняя бабушка-улитка. Она была такая старая, что уже никто не помнил, кому она кем доводится, поэтому все звали ее просто Катушкой.

– Я все думала, кого напоминает мне наш Завиток,– продолжала Катушка своим скрипучим голосом, ужасно растягивая слова.– Все ду-у-у-у-у-умала, дуу-у-умала и наконец вспо-о-о-о-о...

– Да говори скорее, не тяни! – не выдержал дядюшка Оградник.

–...–о-о-о-о-о-омнила! – упрямо дотянула Катушка.– Неужели не догадываетесь? Теньтеня! Да-да, Теньтеня, вот кого он мне напоминает. И пусть меня проглотит лягушка, если это не так!

С этими словами Катушка втянулась в свое дупло, дав понять, что ее мнение на этот счет твердое, и менять его она не намерена. Но оказалось, никто и не собирался с нею спорить.

– То есть вылитый Теньтень! – подтвердил дядюшка Изчулана.

– Какой-такой Теньтень и почему это я должен быть на него похож? – возмутился Завиток.

Бабушка Жасминна задумалась и долго сидела молва, потом сказала, глядя на него своими маленькими черными глазками:

– Ну что ж, пожалуй, тебе надо знать эту историю. Хотя бы для того, чтобы не натворить тех глупостей, которые натворил Теньтень.

Все одобрительно закивали, а дядюшка Оградник взглянув на солнце, которое уже клонилось за ограду заволновался:

– А успеем? Насколько я помню, это довольно длинная история.

– Успеть-то успеем,– отвечала бабушка Жасминна.– Да ведь я знаю только начало и конец этой истории. Боюсь, даже все вместе мы не сможем вспомнить ее! Среди нас ведь нет ни сестрицы Радужницы, ни дедушки Прудовика, ни дядюшки Виноградника...

– Так немедленно сообщить им! – распорядилась из дупла Катушка.

Тут же попросили паучка Паутинника дать телеграмму за ограду. Паучок отстучал срочную паутинку, затащил ее на самую верхушку сухой груши и отправил с попутным ветром. Паутинка полетела над землей, и все улитки, которых она касалась, прочли ее. «Спешно! Молниеносно! – гласила паутинка.– Любой ценой! Сломя голову! Одна нога здесь – другая там! Галопом и кувырком!...» Все срочные слова, какие только знал паучок, послал он в голубой эфир.

И уже через пять минут на попутном орле спустился с гор дедушка Водопадник.

Вслед за ним на собачьем хвосте примчался дядюшка Виноградник.

В карете из лепестков, запряженной шестеркой кузнечиков, прикатила тетушка Радужница. Из овощной сумки у проходившей мимо старушки выкатился дядюшка Салатник.

Своим ходом, в бутылке из-под рома, приплыла по ручью, протекавшему через сад, тетушка Избутылки.

И наконец последним на зеленой лягушке прискакал дедушка Ручейник.

– Прошу прощения, если заставил себя ждать,– раскланялся он с дамами.– Я плыл на листке, увяз в песке, загнал чуть не до смерти трех лягушек – и вот я перед вами!... Но где же наш будущий мальчик? Ага, вижу, вижу... Ну что ж, думаю, они не пожалеют, что выбрали именно его, вот только сходство с Теньтенем – это весьма тревожно, весьма тревожно!... На чем остановились? Ах, еще не начали? Так начнем же!

– Но еще нет Прудовика,– сказал дядюшка Оградник.

– Начнем без него! – зашумели все.– Нечего тянуть червяка за хвост!

Бабушка Жасминна подождала, пока все рассядутся поудобнее, настроят свои рожки-антенны, сама тоже вся подобралась, закрыла на минуту глаза, что-то припоминая или собираясь с мыслями, и произнесла первые слова:

– Жил-был мальчик...

– По порядку, по порядку! – послышалось из дупла.

– Ну, если по порядку, тогда... Жили-были Гром и Молния...

– С самого начала, с самого начала! – снова проскрипело из дупла.

Любой другой на месте бабушки Жасминны рассердился бы и сказал – пусть в таком случае Катушка сама рассказывает, раз она такая умная, но бабушка Жасминна только улыбнулась в ответ:

– Ну, если с самого-самого начала,– сказала она.– Тогда... Жила-была я...

– Вот это другой разговор! – буркнула Катушка и больше не придиралась.


Рассказ бабушки Жасминны

– Так вот, жила я с сестрами-улитками на зеленом лужку среди желтых лютиков. Счастливое было время!... Но вот однажды разразился страшный ливень и меня унесло с лужайки. Прилепилась я к какой-то веточке, а веточку несло-несло и принесло в город. Так из луговой улитки я стала горожанкой. Но жить на асфальте, где каждую минуту можно погибнуть под чьим-нибудь каблуком, так и не смогла. Я ползала по проводам, деревьям и железным крышам, которые днем раскалялись от солнца, а ночью по ним разгуливали черные коты с такими круглыми горящими глазами, что просто умирала от страха.

И вот однажды, переползая через какой-то старый дом с балконами и голубятнями, я присела отдохнуть на подоконнике. Окно было открыто, а тут как раз вышла луна, и я увидела удивительную картину: по комнате разгуливали куклы, раскланиваясь друг с другом и о чем-то важно рассуждая. Были здесь король с королевой, и принцы, и генералы, и придворные. Потом, из коробки вылезли бродячие музыканты, заиграли скрипки, начался бал. Кавалеры щелкали каблуками и звенели шпорами, дамы обмахивались платочками, слуги носили подносы с разноцветными рюмочками. Но самое забавное случилось утром. С дивана вдруг слетела одеяло, из-под одеяла выскочил взлохмаченный человечек – это был Игрушечный мастер, а все куклы мгновенно брыкнулись на пол и притворились спящими. «Опять танцульки устроили! – закричал Игрушечный мастер.– Опять из моих рюмок чернила пили, моей зубной щеткой башмаки чистили! Когда это прекратится с ума можно сойти!» Увидал меня – еще больше осерчал. «Это еще что за трубочистка? Схватил, я думала в окно вышвырнет, а он не в окно – в ванну меня посадил, теплой водой с душистым мылом отмыл, веточкой сельдерея накормил. «Только не думай,– говорит,– что я такой добренький. Я беспорядка не люблю. Когда такая маленькая улитка ползает одна по крышам – разве это порядок? Подрастешь – я тебя сам на твою кочку отнесу, а пока чтобы дальше балкона носа не высовывала! У меня во всем порядок!» Порядок у него, и правда, был невообразимый. Вся комната была завалена куклами, игрушками и деревяшками, елочными шишками и разноцветной бумагой, лоскутками, проволочками и пружинками, но мне у него все равно понравилось. На окне стоял цветок в горшке, там я и поселилась, Известно, мы, улитки, сидеть без дела не умеем. Почистила я ему окно, каждое стеклышко вылизала, в комнате сразу светлее стало. По вечерам он мне сказки рассказывал, утром из лейки поливал. В общем, как родная дочь я у него...

– Ну, а где же Теньтень? – не выдержал Завиток.– Какой-то мастер-фломастер со своими игрушками! Хочу про Теньтеня!

– Будет, будет тебе про Теньтеня,– отвечала бабушка.– А мастер, был, между прочим, не «какой-то», а может быть единственный, кто умел вдохнуть душу в свои игрушки. Они у него играли в кукольном театре, снимались в кино и даже спасли одну девочку: она тяжело заболела, лучшие врачи были бессильны ей помочь, тогда Игрушечный мастер за одну ночь сделал для нее такую забавную куклу, что девочка засмеялась и с того дня начала поправляться.


Продолжение рассказа бабушки Жасминны

– Однажды стук в дверь, на пороге – мать Теньтеня. Я, конечно, ее тогда еще не знала, первый раз увидела, но сразу поняла: жизнь у нее – не мед. Вся в слезах, тушь по щекам течет, платочек хоть выжимай. Игрушечный мастер ножницы бросил, ногой топнул. «Безобразие! – кричит.– У меня теперь от слез все отсыреет, у генералов мундиры расклеятся, у королей парики разовьются!» Мать Теньтеня пуще прежнего слезами залилась. «Целый год,– говорит,– мороженого не ела, в кино не ходила, Теньтеню на заводную игрушку собирала, а он ее в одну секунду молотком расколотил». Мастер игрушку взял, в руках повертел.«Чистая работа,– говорит.– Ее теперь сам господь бог не починит!» – «Что уж тут чинить! – отвечает мать Теньтеня.– Да я не за этим пришла. Рыбок ему купила – он в аквариум чернил налил. Хомячка принесла – он его в холодильнике закрыл. Всех воробьев во дворе из рогатки перестрелял... Вы знаменитый мастер, так нельзя ли такую игрушку смастерить, чтобы она Теньтеню по затылку, как только он что-нибудь дурное задумает?» – «Таких игрушек-колотушек я делать не умею,– отвечает Игрушечный мастер.– Да и не поможет тут никакая колотушка, потому что все – и доброе и злое – не в голове, а прежде всего в сердце рождается».– «Что же мне теперь делать?» – спрашивает она. Он подумал-подумал, по комнате туда-сюда побегал, потом достает, смотрю, из шкатулки наперсток. Нет у меня, – говорит,– на свете ничего дороже этого наперстка. Служил он моей бабушке-золотошвейке, отцу-портному и мне, игрушечному мастеру, всю жизнь был верным помощником. Но так уж и быть, возьми!» – «Обыкновенный наперсток?»– удивилась мать Теньтеня. «Не совсем обыкновенный,– отвечает мастер.– Придешь домой – три раза вокруг себя обернись, один раз улыбнись, брось его через плечо, где упадет, там и пусть лежит, пока Теньтень сам его не найдет. А найдет... ну, да не будем загадывать...» Жаль мне было расставаться с Игрушечным мастером,– вздохнула бабушка Жасминна, но уж больно любопытно было узнать, что будет дальше. Пока мать Теньтеня с мастером прощалась, я с цветка скатилась, к платью ее прилепилась... Вот прибежала она домой. Сделала все, как он велел: трижды крутнулась, хоть сквозь слёзы, но улыбнулась, наперсток через плечо бросила. Зазвенел наперсток, покатился, по комнате покружился, у самого порога остановился. Я тем временем отлепилась, под диван закатилась…

– Прилепилась, отлепилась, закатилась! – передразнил её Завиток. – Какие вы все тянучки!

– Ты как со старшими разговариваешь? – одернул его дядюшка Виноградник. – Ты того… не зазнавайся. Отдадим вместо тебя дедушку Скрыши– будешь знать.

– Старичка? Насмешили! Да кому он нужен?

Всем стало неловко за их будущего мальчика. Ведь уважение к старшим улиткам, как и у людей, считается у них первым признаком воспитанности. Хорошо, что дедушка Скрыши был туговат как раз на то ухо, которым он мог бы услышать Завитка.

– А чем Барбариска с Ежевичкой хуже тебя? – промолвила тётушка Избеседки. – Возьмут их – и будет у Сбитой коленки сразу две сестры-двойняшки!

– Им мальчик нужен! – радовался Завиток.

– Не спорьте, время идёт, – напомнил дядюшка Оградник.

И бабушка Жасминна продолжила свой рассказ.


Окончание рассказа бабушки Жасминны

– Утром я, наконец, увидала, что это за гусь – Теньтень. Не ребенок – сущий чертенок! Проснулся – первым делом щеткой в кошку запустил. После этого книжку в клочья разорвал. Акварельные краски по всей комнате расшвырял. Не успел воробей за окном чирикнуть – у него уже рогатка в руках: «Ах, так я вас еще не всех на тот свет отправил?» Стал искать, чем бы в него выстрелить, глядь– наперсток. Схватил его, я дыхание затаила, жду, что дальше будет, и вдруг говорит ему наперсток человеческим голосом, тоненьким таким голоском: «Не выстреливай меня, Теньтень – может, я тебе еще пригожусь!» У Теньтеня от удивления рогатка из рук выпала. Да и я, признаться, была поражена, хоть в общем-то мы, улитки, с детства, привычны ко всяким невероятным происшествиям. Вот так Игрушечный мастер, думаю, вот так наперсток!... Теньтень в наперсток заглянул, дунул в него, пальцем поковырял – нет ничего. «Что за чудеса, – ворчит, – слышно, а никого не видать!» – «А ты скажи волшебное слово —сразу увидишь», – отвечает голосок. «Какое-такое слово?»– спрашивает Теньтень. «Очень простое: когда палец уколешь, что ты говоришь?»– «Ой?». И только он сказал «Ой», глядь– стоит посреди комнаты девочка – в простом ситцевом платье, косички, чёлка, босиком. Ростом чуть повыше Теньтеня, только вся словно из воздуха и света. Смотрит на неё Теньтень– глазам не верит. «Ты кто?» – спрашивает. «Неужели не догадываешься? – отвечает она. – Я – эхо, самое маленькое, какое только есть на свете. Живу в наперстке, помогаю людям шить да штопать. А вот когда мы жили на небе…» – «Как на небе?!»– «Я там родилась, – отвечает она. – Ты что же, не знаешь, откуда взялось эхо? Ну, так слушай… Давно-давно, когда горы были ниже травы, океаны меньше блюдца, а слоны такие маленькие, что им смешно было смотреть друг на друга, жили-были Гром и Молния. Гром гремел, Молния сверкала, Земля дождями умывалась. И росли на Земле горы, наполнялись океаны, слоны прямо на глазах толстели. А у Грома с Молнией было семь сыновей, семь братьев-эхо, а потом и я родилась. Когда соберёмся все вместе, да как пойдём греметь по всему небу – шуму, грому!.. Но вот однажды возвращаемся в свой облачный замок, а Гром-отец и говорит: «Хватит попусту греметь, пора и делом заняться. Идите на Землю, а то Земля растёт, а люди какие были, такие и есть. Идите и помогайте им». Сказал, громыхнул на прощанье, маменька блеснула в последний раз и раскатились мы кто куда. Я вот в напёрстке поселилась».– «А братья?»– спрашивает Теньтень. «Если бы я знала, – отвечает сестрица Эхо. – Я ведь дальше порога нигде не бываю». И вдруг Теньтень с места сорвался, по комнате закувыркался. «Я знаю, – кричит, – где твои братья живут!»– «Правда?!» А Теньтень уже в штаны запрыгивает, ботинки через две дырки на третью зашнуровывает. «Собирайся, мы их в два счёта найдём, всех до одного!» Как она обрадовалась! Я-то сразу поняла, что Теньтеню чихать на её братьев – ему бы только куда-нибудь залезть, да что-нибудь натворить. Я хотела прилепиться к платью сестрицы Эхо, чтобы узнать, что будет дальше, но она секунды не стояла на месте. Она кружилась по комнате и пела:

 
Без забот и без тревог
Без колёс и без дорог,
Мы летим по белу свету,
Отражаясь от предметов!
Нам не холодно, не жарко,
Не нужна зимой нам шапка,
Обожаем вышину!
Презираем тишину!
 

Бабушка Жасминна помолчала.

– Если бы она знала, бедняжка, что её ждёт! Кто видел их, кто слышал, продолжайте. Я знаю только конец этой истории…

– Подождите! Подождите! – воскликнул порхавший возле кустика радужный мотылёк. – Я чувствую, это очень интересная и поучительная история. Если не возражаете, я позову бабочек, они такие легкомысленные, им тоже полезно послушать.

Через минуту все бабочки, обитавшие в саду, слетелись на кустик, расселись на самой верхушке и притихли, аккуратно сложив крылья.

Рассказ бабушки Жасминны хотел продолжить дядюшка Виноградник, но дядюшка Салатник остановил его:

– Не торопись, моя очередь…


Рассказ дядюшки Салатника

– Первым делом отправились они на базар. Уж кто-кто, а такой проныра и пролаза, как Теньтень, знал, где можно поживиться. Вы спросите, как я там очутился? Очень просто, для этого есть салатный лист. Да-да, это старая известная всем истина: хочешь увидеть мир – полезай в салатный лист. Рано или поздно ты окажешься в овощной лавке, на базаре, в поезде, самолете, совершишь морское путешествие, может даже кругосветное, если только кто-нибудь нечаянно не закусит тобой... Ну вот, сижу это я, значит, в салатном листе, жду покупателя, от нечего делать строю рожки молодой картошке. А напротив – молочный ряд, в том ряду среди кувшинов– склочница-молочница, красная рожа, сама уже на кувшин похожа. Во всю глотку кричит-зазывает, молоко сырой водой разбавляет, из пустого в порожнее переливает. Отвернулась на секунду, а Теньтень хвать кувшин – и под полку. «Нашли первого, – шепчет.– Он здесь, в кувшине». Я шею вытянул, что это думаю еще за «первый», который в кувшине? Вижу – сестрица Эхо кувшин обнимает, братцем родным называет, что же ты молчишь, укоряет. Кувшин – ни гу-гу. Да и где это видано, чтобы кувшины разговаривали. «Неправильно зовешь,– говорит ей Теньтень.– Братец твой в молоке сидит. Что надо сделать? Молоко выпить – братец останется. Эх ты!»– «Но ведь молоко чужое!» – Сестрица Эхо ему. А он: «Здрасьте! Братец родной, а молоко чужое!» Только приложился к кувшину, а сестрица Эхо возьми да и шепни: «Ну-ка, братец, если ты здесь, проучи воришку!» В ту же секунду молоко из кувшина выплеснулось, водопадом на Теньтеня хлынуло. Пока он, как кот отфыркивался, сестрица Эхо с братцем поговорила. Разговор у них вот какой вышел: «Помнишь ли,– спрашивает она,– когда горы были ниже травы, океаны меньше блюдца, а слоны такие маленькие, что им смешно было смотреть друг на друга?»– «Помню, помню!»– отвечает Кувшинный братец. «А помнишь, зачем нас на землю послали?» – «Конечно помню: помогать людям. Для этого я и поселился в кувшинах».– «И как же ты им помогаешь? Разбавленным молоком торгуешь?». – «Эх, сестрица, – отвечает Кувшинный братец,– а что я могу сделать, если у моей хозяйки совсем совести нет?» – «Но у тебя-то есть! А ну, в которых кувшинах молоко разбавленное, выплесни его прочь! И впредь всегда так поступай!» Только она это сказала, как из всех кувшинов, словно это были киты, а не кувшины, ударили фонтаны, по базару молочная река потекла. Ну, не совсем молочная, а скажем так: река из разбавленного молока. Склочница-молочница с горя чуть рассудка не лишилась, такой вой подняла, уж так голосила да причитала! Народ со всего базара сбежался. А Теньтеня с сестрицей Эхо уже и след простыл. Слышу, народ судачит: «В чем дело? Кто склочницу-молочницу мог обидеть?»– «Да вот, говорят, волшебный кувшин у нее объявился – разбавленного молока терпеть не может, а глядя на него, и другие кувшины с ума сошли». Тут свидетельница нашлась – мороженщица-Синий нос: «Не само оно выплеснулось – это Теньтень кувшины перевернул, я своими личными глазами видела!» – «Да как же он перевернул, когда кувшины вот они, на месте, а молока в них нет?» – «А то вы Теньтеня не знаете! Он у меня однажды, пока я нос пудрила, лоток мороженого съел, одни пустые баночки остались – кто еще так сумеет?». Тем временем склочницу-молочницу кое-как отходили, валерьяновыми каплями отпоили. Попробовала она опять разбавленного молока в кувшины налить, а оно ей все в лицо выплеснулось. Тут уж она совсем человеческий облик потеряла! Как только кувшины не обзывала, и на коленях перед ними стояла, и в суд на них подать обещала, кувшины очень принципиальные оказались: хоть капля воды в молоке – получай обратно! Вот уж где народ нахохотался. Видит молочница – нет ей сладу с кувшинами. Тогда залилась она слезами горючими и при всем честном народе поклялась поймать этого негодника Теньтеня и семь шкур него спустить. Вскочила на велосипед, педалями загремела, колесами зашумела – помчалась Теньтеня ловить.

– А Теньтень в это время был уже возле бочки! – подхватил дядюшка Виноградник, собираясь продолжить рассказ.

Но в этот момент сидевшая на соседнем листке тетушка Избутылки вдруг отлепилась и упала с кустика.

– Пардон, леди и джентльмены,– раздался снизу ее грубый, как у шкипера, голос. – Я кажется уснула…

– Да как же ты могла уснуть, когда мы рассказываем такую правдивую... такую жизненную... такую...– бабушка Жасминна не находила слов от возмущения.

– Такую скучнейшую, – зевнула тетушка Избутылки, – историю... Как говорится, бонжур, мадам, но это так. Я избороздила в своей посудине сто морей и тысячу океанов, меня трепали штормы и ураганы, на меня нападали акулы и осьминоги. И уж поверьте мне, старому морскому волку, на свете есть истории и повеселее. Я внимательно слушала, я терпеливо ждала, когда же наконец появятся настоящие герои. Где они? Где вампиры и вурдалаки? Разбойники и пираты? Где людоеды? Где, я вас спрашиваю, триста кадушек соленых лягушек?...

– Сорок чертей и ящик костей! – подхватил Завиток.

– Слыхали? Вот что надо детям!

– Это глупые сказки! И сочиняют их такие же глупые люди,– выглянув из дупла, гневно прошипела Катушка.– Настоящие истории и сказки лишь те, что дарят нам звезды – они светятся на листьях и цветах капельками росы. Когда мы пьем росу, это мы читаем сказки звезд. Если бы люди делали то же самое! Но по утрам, когда больше всего росы, они куда-то бегут, дымят своими автомобилями, машут руками, словно ветряные мельницы, и говорят пустые слова. И тогда, чтобы не погибли сказки, наша небесная прабабушка Солнце выпивает всю росу, и сказки возвращаются на небо – люди уже никогда не узнают их.

Тетушка Избутылки снова зевнула:

– Гран мерси, блоха меня укуси! Можете продолжать свою усыпительную историю, только без меня. Соскучитесь – позовете!

И она уползла в свою бутылку, откуда сразу же раздался ее могучий храп, как будто храпели все шкиперы, боцманы и портовые грузчики всех морских держав земли.


Рассказ дядюшки Виноградника

– Так вот,– начал дядюшка Виноградник,– в саду стояла бочка, а под бочкой лежал Пьяница... Лежит он под бочкой, голова на солнце, ноги в тени, спит. От дыхания его листочки по всему саду скручиваются да желтеют, цветочки вянут, мошка, которая мимо его носа пролетит, замертво на землю падает. «Зачем ты меня к этому Змею Горынычу привел?» – спрашивает сестрица Эхо. «Да какой же он Змей Горыныч? – отвечает Теньтень.– Обыкновенный Пьяница, у него второй твой братец живет».– «Где же он?» Теньтень на цыпочки стал, в бочку заглянул – в бочке молодое вино играет. «Здесь, только он в вине утоп».– «Так надо скорее спасать его!» – кричит сестрица Эхо. «Сейчас спасем». Достал наперсток, из бочки зачерпнул, зажмурился, скривился, а все же выпил. «Ты собираешься наперстком выпить всю бочку?» – спрашивает сестрица Эхо. «Зачем всю? – отвечает Теньтень.– Вино – это такой волшебный напиток... Давно хотел попробовать... От него человек становится сильным и смелым, вот смотри...» Подошел к Пьянице и в самое ухо ему: «Пожар!» Пьяница ухом не повел. «Наводнение!– кричит Теньтень.– Землетрясение! Затмение!» – Пьяница даже не пошевелился. «Видишь, ничего не боится! Ещё наперсток – и я стану таким же сильным и смелым, я эту бочку переверну одной рукой – и братец твой на свободе!» Выпил еще наперсток, уперся в бочку одной рукой – бочка ни с места. Уперся двумя руками – бочка даже не шелохнулась. Уперся руками и головой – бочка как в землю вросла. «Ах, так!» Выпил три наперстка подряд, кинулся на бочку, да промахнулся, упал и кричит: «Готово!»– «Что готово?– сестрица Эхо ему,– Не бочка, ты перевернулся!» Подняла его, а он опять на землю – брык. «Тише,– говорит,– не шуми, Пьяницу разбудишь». И тогда вскричала сестрица Эхо: «Это не волшебный напиток! Ты обещал быть сильным и смелым, а стал наоборот слабым и трусливым! Не можешь – я сама переверну ее!» Разбежалась, разлетелась, влипла изо всех сил в бочку – бочка перевернулась, вино на землю хлынуло. И вдруг из бочки «Ого-гой! С похмельем! Как голова? Гудит, не гудит?» – Бочковой братец проснулся. «Спросил бы сначала, кто к тебе пришел»,– отвечает сестрица Эхо. «Подумаешь, загадка! Друг-приятель, кто же еще!» – «Это я, твоя сестрица! Вспомни: когда горы были ниже травы, океаны меньше блюдца...» – «Мне и сейчас море по колено! – шумит Бочковой братец.– Напьемся! Загудим! Загремим!» – «Это ты так служишь людям?» А он: «Ну, не хочешь радоваться – давай поплачем! Не хочешь плакать – давай поссоримся, потом станем мириться, а пока помиримся, напьемся и подеремся!»– «Подеремся!» – кричит Теньтень. Схватил сестрицу Эхо за косы и ну таскать. «Вот и потасовочка!» – радуется Бочковой братец. Вдруг треск и звон по всему саду пошли – Склочница-молочница на велосипеде прикатила, затормозить не успела, в бочку врезалась. Велосипед в одну сторону, насос в другую, сама в третью. Пока она на части разлеталась, сестрица Эхо успела Теньтеня в бочку спрятать. Тут Пьяница проснулся. Увидал перевернутую бочку и покатил ее на Склочницу-молочницу: «Ах ты, корова неуклюжая, бочку вина перевернула!» Склочница бочку перехватила, катит ее на Пьяницу: «Я перевернула? Сам выдул, а на меня сваливаешь, пьяница несчастный!» – «Я пьяница? А ты меня поила, спекулянтка бессовестная!» Не знаю, чем бы это у них кончилось, но тут Теньтень из бочки выпал – укатало его там. «Ты кто такой? – спрашивает Пьяница.– И как в моей бочке оказался?» А Склочница Теньтеня уже за шиворот держит: «Его-то мне и надо! Он у меня молоко выпил, все кувшины переколотил. И бочку он перевернул, больше некому». Пьяница Теньтеня хвать за ухо: «А ну, признавайся, а то хуже будет!» Теньтень сразу носом зашмыгал, глазами забегал, это, мол, не я, это, мол, все сестрица Эхо, которая из наперстка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю