355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Корчевский » Пушкарь. Пенталогия » Текст книги (страница 8)
Пушкарь. Пенталогия
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 01:31

Текст книги "Пушкарь. Пенталогия"


Автор книги: Юрий Корчевский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

– Знакома ли тебе, Юрий, Григорьев сын, сия занятная штуковина?

Я с радостью схватил знакомый предмет. Острой болью кольнуло в сердце. Это была первая увиденная мною вещь в этом времени, которая напомнила мне мою прежнюю жизнь. Откинул крышку, заиграла мелодия. Немецкие!

– Вижу по обращению – знаком! Не хочешь ли купить? Никто из моих знакомых не знает, как с ней обращаться. Купил сии занятные вещицы в Гамбурге.

Не торгуясь, я отсчитал серебро. Непривычно как-то было без часов, жалко, что наручных еще нет, но секундная стрелка была, пульс считать хотя бы можно.

Подошел к зеркалу – ну как есть купчишка, каким он мне представлялся на полотнах русских передвижников. Через весь живот серебряная цепочка от часов, шелковая рубашка, черные штаны заправлены в короткие сапожки. Не хватало только картуза в стиле а-ля Жириновский. Я посмеялся сам над собой.

Ношение мною часов не осталось незамеченным со стороны именитых людей. Как бы невзначай интересовались – что за штуковина такая, да где взял. Я обратился к знакомому купцу, что ходил на судах в Ганзейский союз, снабдив деньгами, вошел в долю с наказом купить часы и другую точную механику – барометры, музыкальные шкатулки и прочие диковины.

По возвращении купца я выгодно в несколько дней распродал товар, оставив себе несколько штук. Музыкальную шкатулку и часы с золотыми стрелками подарил Настеньке, а самые красивые завернул в атлас и направился в Кремль. Князь был занят, но вскоре освободился, и я был впущен в светлицу. После приветствий и расспросов о здоровье жены и детей я развернул атлас и с поклоном подарил князю. Глаза его загорелись детским восторгом, он закрывал и открывал крышечки часов-луковицы, вслушиваясь в мелодию. С таким же интересом осмотрел музыкальную шкатулку – княгине Елизавете Николаевне по вкусу вещица сия придется. Я вкратце объяснил, как заводить часы и шкатулку. Князь дернул за шнурок, и в светлицу вошел слуга. На подносе стоял кувшин с вином и кубки. Провозгласив здравицу князю и его княжеству, я осушил кубок, перевернув его, демонстрируя, что не осталось ни капли.

– Что просить хочешь? – ласково осведомился князь.

Часы он так и не выпускал из рук.

– Ничего, князь, редкостную вещицу привез, бояре, кто побойчее, уже купили. Негоже князю без часов.

Хмыкнул.

Мы распрощались, и я в хорошем настроении отправился домой.

Меня всегда удивляла скукота – вечером после работы и в выходные дни делать было нечего – телевизора и радио нет, аттракционов нет, разве что заезжие скоморохи на торгу потешали периодически публику. Я решил несколько ликвидировать пробел. Долго мыслил, что такое можно сделать – электричества-то нет, да и нескоро будет. Решил остановиться на комнате с кривыми зеркалами, качелях, каруселях, гигантских шагах. Очень долго бился со стекольщиком – кривые зеркала сделать оказалось непросто, то есть кривое-то оно выходило, но изображение рассыпалось, а надо было, чтобы изображение было цельное, но искаженное, смешное. Я уже почти отчаялся, комната готова, а зеркал нет, как все-таки что-то начало получаться. Все остальные аттракционы уже были готовы. Горожане с любопытством старались заглянуть в щели забора – чего это там делают? Наконец, все было готово, нанятый глашатай несколько дней драл глотку, обещая в субботу невиданное зрелище. Вспомнив мои дни, пригласил княгиню с детьми на открытие. Когда подкатил возок с Елизаветой Николаевной, у уголка с аттракционами была уже толпа – разодетые горожанки с детьми, купцы, поддатые ремесленники. Всем хотелось посмотреть. У каждого аттракциона стояли нанятые люди. Для затравки я сопроводил княгиню с двумя детишками в комнату кривых зеркал – такую выстраданную. Дети покатывались со смеху, княгиня сначала улыбалась, пытаясь сдерживаться и блюсти лицо, но и она не выдержала – начала весело смеяться. Насмеялись до икоты, с трудом удалось увести детей на другие игры. Уже не сдерживаемая толпа ринулась к игрищам и забавам. Я был доволен, что смог сделать что-то полезное для отдыха горожан. Поблагодарив, княжна еле увезла с собой детей. Вечером, когда начало темнеть, я попытался остановить работу аттракционов – куда там, новость распространялась со скоростью ветра. К игрищам подходили все новые и новые люди. Однако при факелах эффект был уже не тот, да и боялся я испортить открытие несчастным случаем. Кое-как удалось уговорить разойтись до завтрашнего дня, заверив, что все это не на один день, стоять будет всегда. Назначил цену я совсем крошечную – деньга за один аттракцион, стоило мне все это немало, но глубоким вечером, подсчитав выручку, я понял, что шоу-бизнес дело очень прибыльное. Если так пойдет и далее, я окуплю затраты за месяц.

Господи, да здесь непаханое поле. Если раскинуть мозгами – горожанам польза и удовольствие, да и я внакладе не останусь. Кузнецы и прочий торговый люд чуть локти не кусали, глядя, как буквально на ровном месте появилось столь доходное место. Именитые купцы при встречах степенно здоровались и почти непременно добавляли:

– Удачлив, рука, видно, легкая, да Бог помогает!

А ведь и вправду в церковь я заходил только по выходным да праздникам, видно, воспитание атеистическое сказывалось. Выучил всего несколько молитв, чтобы не смущать челядь. Не дело это. Видно, и впрямь Господь помогает, надо и мне достойно ответить. Не раздумывая долго, поехал к митрополиту местному – отцу Кириллу. Перекрестившись, поклонился и поприветствовал митрополита. В ответ услышал неожиданное:

– В церковь редко ходишь, сын мой, не причащаешься, десятину с доходов не отдаешь.

– Грешен, батюшка, с тем и пришел.

Сухое лицо отца Кирилла смягчилось.

– Новый храм думали ставить на ткацком конце, чем сподобиться можешь?

Сговорились на десяти возах досок и деньгах. Доски были товар ходовой и дорогой, в отличие от бревен. С тем и расстались довольные друг другом. Дни были заполнены почти до отказа, как в моем прошлом, тьфу, будущем времени. Я ощущал свою нужность людям, князю, домочадцам. Казна моя, несмотря на немалые траты, увеличивалась, и я стал подумывать, что делать с деньгами. Подвернулся случай, как-то на торгу разговорился я с двумя купцами, что набивались войти ко мне в долю в какое-либо дело. Решив, что серьезные дела на улице не решаются, пригласил их к себе, взяв обязательство привести с собой еще нескольких солидных торговых людей.

Известив домашних, накрыли стол, шикарный по местным меркам – икра, белорыбица, пироги, жареное, вареное, копченое мясо, уха и пиво. Я уже знал, что на деловых обедах вина не подают.

К назначенному времени гости собрались, да в количестве большем, чем я ожидал. Местных купцов разбирало любопытство – почти все мои начинания заканчивались успешно: у лесопилки конкурентов не было, все богатые люди ездили на колясках с рессорами, как у меня, аттракционы заставляли от зависти скрежетать зубами.

Что-то удумал этот странный и удачливый Кожин, Григория сын? Гости неторопливо расселись за столом, соблюдая некую иерархию: кто побогаче да породовитее – ближе к концу стола, где на правах хозяина восседал я, кто менее удачлив в делах – ближе к другому концу. После длительных приветствий я попросил гостей подкрепиться. Купцы не заставили себя ждать и с аппетитом приступили к трапезе. Насытившись, почти одновременно стали вопрошать, а по какому такому поводу их пригласили. Я собрался с духом. Задумка была новая, еще не обкатанная здесь, но давно работающая в моих временах. А придумал я некое подобие банка на новых началах. После моих подробных пояснений, как из этого получить прибыль, сохранив и приумножив деньги, купцы надолго задумались. Уже никто не стучал ложками, кружки с пивом были отставлены. Понятно, своими деньгами рискуют, репутацией. В этом мире репутация стоила дорого, сделки заключались на словах: поговорили, договорились, хлопнули по рукам – все. Задумавший обмануть знал, что в этом месте ему больше не торговать, никто с ним дела иметь не станет. Худая слава впереди бежит, не устроишься и в другом городе.

По моим прикидкам, банк должен был давать деньги под проценты торговым людям, а также участвовать в открытии новых производств. Купцы навострили уши:

– А что новое предложить можешь?

– Предлагаю открыть сахарный завод или выпускать черепицу.

Если про сахар сомнений не было, то черепица вызвала недоумение: дранкой крыши кроют, досками еще, а это зачем?

Я объяснил, что это красиво и долговечно. Долго судили-рядили торговые люди, разбились по кучкам, спорили. Наконец обратились ко мне.

– Насчет денег в складчину – банка, как ты говоришь, – мы согласны, кто будет главою?

Я предложил им самим выбрать наиболее честного и уважаемого человека, оставив за собой должность советника, все-таки и я вкладывал солидный капитал и рисковать не хотел. Зачем мне здесь второй «Хопер» или «Русский дом Селенга»? Насчет сахарного завода к единому мнению не пришли. Решили подумать, поговорить, ответ сказать через неделю. Ну что же, у меня не горит. По главе банка разговор шел предметный, каждого кандидата обсуждали, некоторые из обсуждаемых вскакивали, краснели, бросали шапку об пол. Чувствовалось, разговор задел за живое. Выбрали Никиту Иванова – дородного, степенного купца в богатых одеждах. По моим меркам, уже пожилого, с сединой в бороде и на голове. Может, оно и к лучшему – меньше рисковать будет. Первым делом решили на общие деньги купить или построить дом, нанять охрану и писаря. Долго рядили, кто и сколько будет вносить. Наконец и этот вопрос утрясли.

Пока суть да дело, я через знакомых купцов нашел разорившегося торговца. Деньги он вложил в товар, отправил на ладье, только потом ни груз, ни ладью никто не видел. Толи утонула во время бури, то ли лихие ватажники захватили, груз продали, ладью сожгли или утопили, даже следов не было, а людишек – кого побили, живота лишив, кого в дальние земли в рабство продали. Такие случаи встречались не очень редко.

Подъехав к дому разорившегося торговца, я увидел добротный дом, правда видевший лучшие годы. Во дворе явственно проступали следы нужды. Хозяин – Тимофей – встретил хмуро.

– Здравствуй, лекарь! Почто ко мне? Болящих у нас нету.

– В дом пригласи, квасом или пивом напои, разговор у меня к тебе есть.

Цыкнув на босоногих детей, вертевшихся в горнице, уселись за стол.

Молодая женщина, вероятно жена, вынесла корец с квасом, сдержанно поклонилась. Квасок был хорош, с подвала, холодный, крепкий.

Я не стал затягивать разговор, известно, время – деньги.

– Хочу предложить тебе, Тимофей, на меня поработать. Думаю завод сахарный открыть, да дело пока незнакомое. Возьмешься?

– Так, и я ничего в этом не понимаю.

Я объяснил, что ссужу деньгами, надобно съездить в Малороссию, там делают сахар из свеклы, с кем-то поговорить, где-то подсмотреть, а лучше – мастера толкового, что весь процесс знает, сманить.

– Выгорит дело – построим заводик, управляющим тебя поставлю, на ноги снова поднимешься, понравится – так и будешь работать, нет – неволить не буду.

Тимофей долго не раздумывал. Семью кормить надо, прибытка нет, а какой русский, тем более купец в душе, откажется от неведомого дела, при том что и своими деньгами не рискует.

Обговорив детали, хлопнули по рукам. Видно, разговор вселил в него надежду.

На прощание угостили пивом. Когда вышел к воротам, потупясь, молвил:

– Все, что в моих силах, сделаю, не сомневайся, положись как на себя, ты мне поверил, когда никто денег даже под проценты давать не хочет. Завтра же и поеду.

С тем мы и расстались. Пусть господа задумчивые купцы чешут репы. Кто раньше встал – того и валенки.

Две недели пролетели, как один день, – подобрали уже готовый дом под банк, отремонтировали, наняли людей – проблема была в том, что грамотных было немного, а надежных еще меньше.

К деньгам абы кого не подпустишь. Купцы свозили свои обговоренные паи в дом, где соорудили серьезный железный ящик. Вскоре мешки с серебром и золотом почти наполнили его. Среди торгового люда, ремесленников уже было много разговоров о ссудах.

Не успели мы начать работу, как стали обращаться люди – кому на крупную торговую сделку, кому на строительство, кому на покупку ладьи или ушкуя. На все взятые деньги мы брали расписки и закладные – на товар, дом и другую недвижимость. Потихоньку дело отлаживалось, и я со спокойной душой переложил все финансовые операции на Никиту Иванова.

С каждым приобретением или новым делом мой деловой авторитет рос, и многие купцы, что раньше и здоровались-то нехотя – эко, лекарь, клистирка касторная, теперь первыми ломали шапку, подходили за советом. Что ни говори, деньги в любом веке значили много.

Меж тем ко мне подошли купцы, коих я приглашал на собрание к себе домой.

– Так что порешили мы, хотим в пай войти по сахарному заводику, трое нас.

Мы обсудили: кто сколько вносит, кто за что отвечает: на каких землях строим, кто отвечает за закупку свеклы, кто поставляет стройматериалы. Беседовали полдня. В конце зашел разговор: а кто умеет сахар делать, есть ли мастер? Вот тут я и удивил своих дольщиков:

– Давно уже человек уехал, скоро быть должен, он все обстоятельно обскажет.

Переглянулись купцы:

– Быстр ты, батенька, видно, пальцы в рот класть не след.

В деловой круговерти прошел еще месяц. Надвигалась осень. В один их прохладных вечеров в ворота постучали. Прохор, как всегда, открыл. За воротами стоял обносившийся, исхудавший Тимофей, рядом стояла неказистая лошадка, запряженная в телегу, на которой лежали какие-то узлы и восседал мужик с молодкой и сопливыми детьми.

– Вот, мастера сахарного сманил, почти из-под Киева. Поговори с ним, чтобы не сомневался, я уж и так ему все деньги на переезд отдал.

Долго уговаривать меня не пришлось, и я сразу согласился на его условия по оплате и жилью. Устроил его пока внизу, благо комнат хватало.

Дал денег счастливому Тимофею с наказом быть завтра утром.

Поутру, после завтрака, запрягли мой возок и лошадь мастера, дождались Тимофея и тронулись к моей вотчине – деревне Власьево. Конечно, можно было прикупить земли и в Рязани, но я смотрел вперед: вздумай расширять заводик – и будет некуда – вокруг дома жителей, да и держать завод в средневековом городе – задача не из легких, к нему надо возить свеклу, дрова для топки, обратно вывозить отходы. Проще из деревни привезти сахар. Да и неизвестно, как дело пойдет, не осрамлюсь ли? На душе было неспокойно, деревня встретила перестуком топором, визгом пил на лесопилке. Количество домов увеличилось – с моего разрешения поставили дома артельщики с лесопилки, мельник. Теперь вот заводик будет, народу точно прибавится. После решения деловых вопросов ко мне подошел староста деревни, робко поклонился.

– Дозволишь ли слово сказать, барин?

Я кивнул.

– Деревня наша разрастается. Лавку бы торговую открыть да постоялый двор.

– Ты что ли хочешь?

– Нет, не по мне это. Дочка замуж вышла, хотят с зятем попробовать, да деньги нужны да соблаговоление твое.

Строить я разрешил:

– А вот за деньгами в Рязань, в банк, езжай, я поручителем буду.

Староста чуть не бросился целовать мне руки. Ништо, к деревне крепче привяжу, хорошие руки везде ценятся.

Довольный я возвращался домой. С высоты своего современного опыта я видел массу возможностей улучшить быт и жизнь людей и честно заработать при этом.

Глава 9

Дела мои шли более чем хорошо. Всего за год я добился значительных успехов – в подаренной деревне открыл лесопилку и строил сахарный завод, начал работать банк, госпиталь исправно функционировал – помощники принимали больных, на себя я брал только сложные случаи или требующие каких-либо оперативных вмешательств. Среди бояр, купцов, простого населения пользовался заслуженным доверием, да и у князя был в фаворе.

Лежа утром в постели, размышлял, что делать дальше, все начатые предприятия требовали догляда, а то и прямого участия. Денежки, конечно, капали, но и вертеться приходилось. Ладно, понежился и будет. Не спеша встал, умылся, позавтракал, вышел во двор. За высоким забором раздался стук копыт, облако пыли садилось за воротами. В ворота постучали. Прохор кинулся открывать калитку. Посыльный от князя шагнул во двор, ведя в поводу коня. Поприветствовал.

– Князь рязанский, Олег Всеволодович, к себе просит.

Я уже был собран, только сесть в возок. Во дворе княжеского дома стояли богато украшенные кареты, вокруг ходили по-иноземному одетые люди, слышался немецкий и французский говор. Меня препроводили к князю в гостиный зал. Я вошел, поклонился князю и боярам.

Почти все лавки были заняты видными рязанскими людьми, князь восседал на кресле, рядом сидела княгиня. Перед князем стояли иноземцы, среди которых я разглядел французского посла, которого оперировал по осени по поводу грыжи. Выглядел он прекрасно – розовые упитанные щеки. Поправился килограммов на пяток – прикинул я. Мы вежливо кивнули друг другу.

– Вот он, – француз указал на меня пальцем.

В голове мелькнули нехорошие мысли: «Неужели в чем виноват?»

– Вот какое дело, – начал князь. – Прибыло к нам немецкое и французское посольство, просят отпустить тебя, Юрий Григорьевич, в Москву, сильно, сказывают, занедужил посол немецкий Карл. Тамошние лекари не помогли, по старой памяти французский посол за тебя просить приехал. Поможешь ли? Приказать я не могу, ты, лекарь, свободный человек, не холоп, просить только. Вишь, оказывается и в столице о тебе знают.

Думал я недолго, срочных дел в Рязани не было, а в Москву чего не съездить – хоть погляжу, какая она.

– Хорошо, князь, – ответил я.

– Выезжать завтра, вместе с послами, воинов в сопровождение я выделю.

Раскланявшись, я поехал домой. После моего известия поднялся переполох. Надо было успеть собрать инструменты, материалы – я ведь не знал, что может понадобиться, личные вещи, деньги, успеть съездить в банк, отдать кое-какие распоряжения. Ночь перед отъездом прошла бурно – то любовные ласки Анастасии, то ее уговоры взять ее с собой и мои твердые отказы – долгая дорога и утомительная, родни там нет, остановиться негде. Лишь под утро, усталый, я заснул, проснувшись с тяжелой головой. Возок мой уже был готов, челядь заранее погрузила вещи. На передке гордо восседал неизменный Прохор.

После бурных проводов с рыданиями Анастасии подъехали на княжеский двор. Кареты были готовы, слуги в ожидании, но послы изволили выйти после долгого ожидания. Француз радостно поприветствовал меня, похлопал по плечу. Предложил ехать в своей карете. Я с удовольствием согласился – хотелось поговорить, как себя чувствует после операции, и хоть чего-то узнать, что с немецким послом случилось. Про посла я ничего не узнал, так как посол французский Филипп слышал лишь слухи. Поговорив с ним, я хотел перебраться в свой возок, но пришлось ждать остановки всей колонны на отдых и обед. Филипп предложил французского вина, я не отказался, а поскольку вино оказалось великолепным, а закуска ввиду дорожных условий скромной, к вечеру мы укушались, как в пору моей студенческой юности. С утра у обоих был бледный вид, и Филипп предложил поправиться. Закончилось тем же. Я не знаю, как он вел себя во Франции, но в России перенял не самые лучшие привычки.

Потихоньку миновали Коломну.

Дорога вытрясла всю душу, уже болели все кости и мягкие места. Хотелось помыться и полежать. Ближе к Москве дорога стала расширяться, но была такой же пыльной. Неторопливо переставляли ноги крестьянские клячи с телегами, полными грузов, кареты с важными ездоками, галопом пролетали гонцы и ратники. И над всем этим висела пыль, облаком въедливым и удушливым проникая всюду – в нос, глаза, волосы, одежду, обивку карет. Все было одинакового цвета – серо-коричневого. Путники периодически чихали, полоскали из фляжек с водой рты. В борьбе с пылью так незаметно и подъехали к Москве. Ба, деревянные стены, узкие улицы опять же с деревянными домами. На улицах слой пыли с навозом, отчего пыль была серо-желтой. Вот это белокаменная! Лишь ближе к центру стали попадаться мощенные дубовыми плахами улицы и каменные дома. Стало почище, меньше пыли. Крестьянских повозок тоже стало меньше, однако по улицам ходили толпы. Здесь были и ремесленники, и торговые люди, и священники, и семейные матроны, шедшие из церкви, и праздношатающиеся. Медленно пробиваясь через толпу, подъехали к домам немецкого посла. Меня привели в комнату, где я умылся и переоделся в чистую одежду, и тут же провели к больному. От усталости пошатывало.

В большой, богато обставленной комнате были задернуты тяжелые шторы, горели свечи, стоял тяжелый запах. По моему указанию шторы отдернули, распахнули окна. На широкой постели, на высоких подушках лежал дородный мужчина, среднего возраста с бритыми лицом и головою. После осмотра диагноз стал более-менее ясен, жаль только, что подтвердить или опровергнуть было нельзя – ни лаборатории, ни УЗИ не было. Я подозревал наличие камня в мочевом пузыре. Ясно, что отвары трав и прочие снадобья местных людей ему не помогали.

Спасти могла только операция. Больной постанывал, лоб его покрывала испарина. По-русски он говорил со смешным акцентом, но довольно неплохо.

Отдав распоряжение – приготовить во дворе легкую палатку или шатер, желательно из шелка, я собрался оперировать – необходим был свет. Обеспечить освещение свечами в комнате было затруднительно.

Напоил больного отваром опиума, и четверо слуг на простынях понесли его в палатку. Тщательно вымыв руки водой и обтерев самогоном, что я привез с собой, приступил к операции.

В мочевом пузыре оказался громадный камень, занимающий почти половину пузыря. После удаления камня я послойно ушил стенки мочевого пузыря, брюшину, мышцы и кожу. Делать операцию было крайне сложно, как говорят хирурги, больной дул живот, хорошей релаксации не было. Правда, удачно удалось остановить кровотечение. После перевязки посла в полубессознательном состоянии отнесли в спальню. Я умылся, попросил покушать и истопить баню. Прохор с повозкой располагался на заднем дворе и был челядью уже накормлен, а лошадь стояла под навесом. Основательно подкрепившись, я проведал больного. Состояние было адекватным после такого вмешательства. Попросив поставить в комнате еще одну кровать, я улегся и провалился в сон. Каждые два-три часа я вскакивал, как по будильнику, осматривал больного: щупал пульс, проверял, сухая ли повязка. Двое суток пролетели как в угаре. На третий день пациент очнулся, слабым голосом попросил воды. Кроме жены, я никого не подпускал к больному, кормил с ложечки бульонами, жиденькими кашами. Через четыре дня он стал присаживаться в постели, послеоперационная рана стала покрываться грануляциями, нагноений не было – чего я так боялся. Постепенно посол стал подниматься, хотя был еще слаб, но с каждым днем чувствовал себя увереннее. За прошедшие дни мы много разговаривали и между нами возникли доверительные отношения. Как-то Карл спросил, почему я прозябаю в дремучей России – любая страна с удовольствием примет такого лекаря. Оказывается, прооперированный мною год назад француз расписал меня во всех самых лучших красках местной знати и послам, и теперь, учитывая, что я в Москве, многие жаждут со мной встречи. Как-то не задумывался я ранее об отъезде в другие страны. Как говорится, где родился, там и пригодился. Еще не раз мы касались этой темы. Прошло десять дней, посол уже окреп, и я снял повязку. Дав ему советы по дальнейшему лечению – сборы трав, я подарил ему его же камень. Карл был удивлен: «Эта штука была у меня внутри?»

Изумлению его не было предела. В благодарность Карл преподнес мне перстень с брильянтами и толстенную золотую цель. Я поблагодарил и стал откланиваться. Карл остановил меня:

– Где ты остановишься, как сыскать тебя? Ко мне через день приезжают вельможи из иноземного приказа, очень хотят, чтобы ты их полечил.

Я еще не знал, где остановлюсь, и попросил его совета. За эти дни я еще не был в Москве, не знал, где и какие есть постоянные дворы. Карл взял колокольчик и позвонил. Вошел слуга, коротко переговорив на немецком, который я не понимал, посол сказал, что меня проводят в Немецкую слободу к надежному человеку, владельцу очень хорошего постоялого двора, на полный пансион. Раскланявшись, мы с Прохором и сопровождающим слугой отбыли.

Москва не впечатляла. Большая, малоэтажная, с грязными улицами, по канавам текут отбросы, толчея. Добрались до Немецкой слободы, сопровождающий меня слуга коротко переговорил с хозяином – толстым краснощеким господином в европейском платье – в коротеньких штанишках, жилете и камзоле зеленого цвета, – и мы въехали во двор.

Поселили нас с Прохором в отдельных комнатах, лошадь и возок поставили под навес. Везде было опрятно и чисто, весь двор был замощен булыжником. После того как я развесил в шкафу свою одежду, спустились вниз на обед. Подавали тушеную капусту со свиными колбасками, жареную курицу, отличное темное пиво. Наевшись от пуза, отправились отдыхать.

Утром я проснулся от осторожного стука в дверь. На пороге с виноватым видом стоял сам хозяин. Коверкая русские слова, он извинился, что рано разбудил господина лекаря, но его ждут.

– Кто? – не понял я.

Молча он подошел к окну, распахнул – мамочка! На улице у постоялого двора стояло семь или восемь богатых карет, рядом с ними разодетые в пышные наряды дамы и кавалеры. Мать честная, я глянул на часы – восемь утра. Быстро пошел умываться, попросив хозяина накрыть стол к завтраку.

– Готово уже!

Вот, орднунг у них.

После завтрака хозяин стал впускать во двор жаждущих полечиться, причем иноземцы чинно стояли в очереди, а наши пытались проскочить, но на немчуру их попытки не действовали.

Оказалось, Карл сообщил своим знакомым, где я остановился, но не знал, сколько дней я намеревался пробыть в Москве. Рекомендовал не тянуть. Вот страждущие и подъехали прямо с утречка.

Я внимательно осмотрел больных, кое-кому надо было оперироваться. Подошел к хозяину, попросил выделить мне еще комнату, где бы я мог сделать несложные операции. Проблем с этим не было, только плати.

Весь день я работал в поте лица, забыв про обед, но немец подошел ко мне:

– Господин лекарь, – и выразительно постучал по стеклу часов, – извольте кушать, стол накрыт.

В трудах прошло несколько дней, я просто выдохся от работы и подумывал устроить выходной, как прибыл Карл. После вежливых приветствий посол сообщил, что, будучи на приеме в Кремле у царя, живописал мои золотые руки и голову, а также усердие в работе. Михаил Федорович Романов – царь Руси – заинтересовался и, вероятно, пригласит во дворец. Карл поинтересовался, есть ли у меня подобающая одежда. Конечно, нет, я приехал работать, не на приемы ходить, да и моды местной не знаю. Улыбнувшись, Карл взял меня под локоток, и мы в его карете поехали к его портному. Меня тщательно обмерили. На выбор предложили различные ткани, хорошо, немец помог выбрать. Через четыре дня я уже примерял обновки – пару брюк, жилет, камзол, чулки. Туфли мы купили у сапожника уже готовые – из мягкой кожи, с большими серебряными пряжками. Я посмотрел на себя в зеркало и еле узнал – передо мной стоял франт, правда, не хватало шляпы и надо было бы посетить цирюльника. Цирюльник, оказывается, был на постоялом дворе у немчика, живо оправил бороду и постриг отросшие волосы. За шляпой пришлось ехать к мастеру. Зато теперь нестыдно было показаться и перед государем.

Приглашения не было, день летел за днем в работе, пациентов не убывало, причем все – и иноземцы, и русские бояре, и купцы – платили не скупясь. Я стал задумываться: уезжать ли в Рязань или присмотреть дом в Москве и переехать сюда. Все-таки столица – и интересных людей больше, и возможности иные, да и по доходам Рязани с Москвой не тягаться.

Прошло десять дней, как я поселился у немца на постоялом дворе. По вечерам иногда заезжал француз Филипп, и мы здорово кутили, вина всегда у него были превосходные, а под знатную закуску немца сиделось очень хорошо. На вопрос Прохора, когда будем уезжать, я решил:

– Все, Прохор, собирайся, завтра отбываем домой.

Но завтра с утра приехал Карл, сказал: «После обеда нас ждет на приеме царь Михаил Федорович, одевайся». Одежда у меня уж была, долго ли собраться? Мы сели в карету немецкого посла и поехали в Кремль. На въезде посол предъявил стрельцам грамотку, и нас беспрепятственно пропустили. Поразило, что на Красной площади стояли лавки, бродили лоточники, играла музыка, выступали бродячие скоморохи. Это была совсем не та Красная площадь, какую я привык видеть на парадах по телевизору: строгую, торжественную. А вот за кремлевскими стенами почти ничего не изменилось – колокольня Ивана Великого, нынешнее здание оружейной палаты, только нигде не было видно Царь-пушки и Царь-колокола, да у здания сената не лежали стволы трофейных орудий. Нас встретили слуги, проводили в Грановитую палату. Я там не был никогда, видел раньше такую красоту только на открытках. Сказать, что был восхищен, – ничего не сказать, я был просто подавлен красотой, изяществом форм, яркими росписями. По окружности стояли резные деревянные лавки и восседали бояре в цветных, шитых золотом кафтанах. Женщин не было, трон царя пустовал. В углу, рядом со входом, ожидали приема дородный дворянин со спесивым выражением на лице, купец армянского обличия, и туда же подвели нас. Я стал озираться, оглядывая красоту палаты, на людей я почти не глядел, все равно знакомых нет и быть не могло.

Вошел дворецкий и, трижды стукнув посохом о пол, возгласил:

– Царь и великий князь всея Руси Михаил Федорович!

Все поднялись и склонились в поклоне. Из двери за троном вышли царь с сопровождающим и митрополит Филарет. Царя под руки усадили на трон, хотя был он не стар, лет тридцати пяти. Невдалеке по правую руку расположился митрополит.

– Это отец царя – митрополит Филарет, недавно из польского плена, – пояснил Карл, он здесь знал многих, постоянно раскланивался, – а рядом приближенный боярин Салтыков, родственник царя по матери.

Первым к царю подвели армянского купца, разговор шел негромкий, но по отрывкам доносившихся слов я понял, что купец выпрашивает беспошлинную торговлю. Чем закончились просьбы, мне неведомо, но купец, низко кланяясь, пятился задом к выходу и беспрерывно на цветистый восторженный манер возносил хвалы Михаилу Федоровичу.

Следующими слуги подвели к царю нас. Я склонился в нижайшем поклоне, сняв шляпу, выпрямившись поприветствовал и пожелал долгие лета. Более говорить мне не пришлось. Карл расписывал мои заслуги, а царь разглядывал меня.

Богатые, шитые золотом одежды были усыпаны крупными самоцветами – красными, синими, зелеными, что ярко вспыхивали от солнечных зайчиков. На голове была полукруглая боярская шапка, опушенная мехом, верхушку венчал золотой крест. Пальцы царя были унизаны перстнями. Из-под одеяний выглядывали красные сафьяновые сапожки из мягкой кожи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю