355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Корчевский » Пушкарь. Пенталогия » Текст книги (страница 32)
Пушкарь. Пенталогия
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 01:31

Текст книги "Пушкарь. Пенталогия"


Автор книги: Юрий Корчевский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

– Юра, а что мы будем делать с такой кучей золота! Не дай бог, проведает кто, беды не оберешься.

– Да кто проведает – шведы уехали, возничий и не знал, что в сундуке, Сидор, ты и я молчать будем, думаю, и Мишу особо предупреждать не надо, он парень умный.

– Боязно мне как-то, любимый. Придумай, дело какое заведи али еще что.

Я пообещал подумать. И в самом деле – я стал реально богат, не так, как, скажем, граф Строганов, но многих купцов обошел, а может и дворян. Крепко надо подумать, с этой мыслью я и уснул.

От души выспался, проснулся около полудня, уже истопили баньку, сходил с Сидором, хорошо попарился, позавтракали, а вернее пообедали, и я удалился в кабинет. Стоял один вопрос – куда вложить этакую прорву денег – прииск изумрудный и так уже работает, прибыль приносит, водочное производство расширять не потребует капитальных вложений, заняться нефтью – буровое оборудование нужно, да и кому в эти времена нужен бензин или керосин – сбыта не будет. Ешкин кот, на ум не приходило ничего путного. Стал перебирать в голове – а что ценилось современниками? Картины старых художников. Только где их взять в Москве сейчас, пожалуй в Голландии, Испании, Италии, Франции – например фламандская живопись. Так, уже неплохо. Что еще? Иконы! Вот куда еще можно вложить деньги попробовать, тем более собирать иконы здесь и сейчас будет выглядеть богоугодным делом. Попробую. Наметив эти варианты, поехал к ювелиру Абраму, может, что и присоветует. Абрам встретил, как всегда – широкой улыбкой. Он потирал руки, шмыгал носом и всем своим видом выражал желание услужить. Проводил меня в кабинет, усадил в кресло, сам присел на стул, придвинулся к столу.

– Неужели еще одну партию камешков привезли, так вроде еще не весна?

– Нет, Абрам, посоветоваться приехал. Ты смышлен, у тебя много родичей и единоверцев по всему свету, подскажи – можно ли купить картины художников – из Франции, Италии, Испании?

Абрам изумленно глядел на меня:

– А что, таки они имеют хорошую цену?

– Не думаю, просто хочу купить, все равно твои приказчики будут в Амстердаме, Париже, может и еще где, пусть узнают.

Абрам долго думал:

– А фамилии у них есть?

– Записывай.

Абрам приготовил перо, чернильницу и бумагу, я стал диктовать. Конечно, я не помнил, кто из них когда жил, я не искусствовед, просто перечислял фамилии, которые были на слуху, те, что помнил после посещения Эрмитажа: Рафаэль, Ван Гог, Леонардо да Винчи, Дюрер. Я назвал десятка полтора-два фамилий. Абрам усердно скрипел пером.

– И что, на этом можно сделать деньги?

– Абрам, а я похож на сумасшедшего?

Он посмотрел на меня:

– Пожалуй, нет.

Посидел, повздыхал, поглядел на меня:

– А может и мне что-то купить?

– Решай сам, картины в цене будут расти, это хорошее вложение капитала, но не быстрое.

Алчный блеск в глазах Абрама померк.

– Ладно, я попробую узнать, но раньше я не слышал, чтобы кто-то на Руси картинки покупал.

Мы раскланялись. Да, я утвердился в решении собирать картины, иконы, книги. Это вложения на века и оценить смогут только потомки, даже не Миша или его дети. Смогут ли только сохранить? Третьяков родится значительно позже.

После некоторых размышлений направился в ближайший храм. Поставил свечи, помолился у иконы святого Пантелеймона – покровителя врачей и болящих, щедро одарил священника серебром.

– Батюшка, хочу приобрести несколько хороших икон домой, как это можно сделать?

– Сын мой, сходи в иконописную мастерскую, закажи иконописцам.

– А может, есть небольшие иконы, которые для церкви маловаты, а для дома будут в самый раз, я сделаю для храма хорошее пожертвование.

– Подожди, сын мой.

Священник ушел в боковую дверь. Долго не было его – около получаса. Затем он вышел, неся в руках небольшую, размером с книгу, икону.

– Вот, святой Георгий.

Я перекрестился, поцеловал икону и приложился к руке батюшки.

– Спасибо!

Достал кожаный кошель с серебром и отдал батюшке, он пробормотал слова молитвы и перекрестил меня. На прощание я спросил:

– А где хорошая иконописная мастерская?

– Езжай в Сергиев Посад, там хорошие мастера.

Ну что же, и на том спасибо.

Дома я разглядел икону – на доске, без оклада, но работа явно старая, краски хоть и яркие, но уже в мелких трещинках. Я взял лупу, осмотрел – подписи иконописца нигде не было. Ладно, начало положено, я повесил икону в своем кабинете.

Пасмурным зимним днем, когда начало смеркаться, в кабинет постучал Сидор, доложил, что у ворот толпятся татары – все конные, одеты богато, хотят меня видеть.

– Проводи главного в мой кабинет, сам из кабинета не уходи, будь при оружии – но чтобы его видно не было – нож, кистень. Неизвестно, зачем они приехали, татар-то мы с тобой обижали иногда, когда они нападали.

Сидор ушел, я сунул заряженный пистолет в стол – басурмане, с них станется. В коридоре послышались шаги, Сидор постучал и проводил в комнату невысокого молодого татарина. Был он в лисьей шапке, расшитом зимнем халате, поверх которого была накинута на плечи бобровая шуба, на ногах красные сафьяновые сапоги. Из-за края шубы выглядывала рукоять сабли, усыпанная самоцветами. Богатенький татарин, небось – мурза. Я встал, предложил гостю сесть, Сидор принял шубу. Татарин начал разговор на неважном русском, но я сразу перешел на татарский, тот не показал вида, но по глазам я видел – удивлен. После расспросов – живы ли мои родственники, здоровы ли дети и жена – соблюдая восточный этикет, татарин перешел к главному. Сам он сын мурзы из ногайских татар, отец его – мурза большого кочевья – заболел, местные шаманы вылечить не могут, будучи в Казани по делам, ему сказали обо мне. Пришел просить – надо отца лечить, у них давно, уже во втором колене – замирение с русским царем, саблю ему на верность целовали. Если отец умрет, волнения могут быть, есть люди, что склоняют пойти под османов. Вся надежда на меня.

– А где отец?

– Здесь в Москве, на татарском подворье.

– Везите его сюда, надо смотреть больного.

Татарин сорвался с места, едва накинув шубу, сев на лошадь, пустил ее в галоп. Сопровождающие бросились следом. Через час—полтора к дому подкатили сани, где на коврах лежал больной. Татары на ковре перенесли его в дом, занесли в трапезную, уложили на широкую скамью. Все, кроме сына, вышли. Я порасспросил мурзу о жалобах, прощупал живот. Мурза был худ, через живот можно было прощупать даже позвоночник. Похоже, язва желудка, надо оперировать, но мурза слаб. Подлечить бы его, подкормить – получится ли, как только мурза кушал, его рвало, причем даже с кровью, вероятно, язва была старой, уже было стенозирование привратника, говоря по-русски – рубцы стягивали выход из желудка. Операция сложная, тяжелая, как для больного, так и для врача. Не хотелось мне браться за это дело, ох не хотелось.

Я сел и задумался. Молодой татарин, видя мои сомнения, стал обещать хороший бакшиш.

– Золото, серебро, хороших коней, только лечи.

Я объяснил татарину, что надо разрезать живот, это сложно и больно, отец его слаб, может не выдержать операции. Мои слова охладили его пыл, он тоже задумался. Старик в разговоре не участвовал, лишь стонал.

– Если отца не лечить, он умрет?

– Да!

– Значит, лечить надо, вдруг получится.

– Хорошо, привозите его завтра с утра. – Я назвал адрес госпиталя, где работали мои помощники.

Все-таки ребята значительно поднаторели в искусстве врачевания, помощь будет при операции, да и выхаживать после операции легче, не на одного нагрузка будет. Татары подхватили мурзу, так же на ковре унесли его и уложили в сани.

Сидор повернулся ко мне:

– Не брался бы ты, Юрий. Я не знаю медицины, не лекарь, но вижу – тяжелый больной, не дай бог – умрет, не выдержит – видишь, он уже ходить не может. Татары тогда мстить будут – злопамятный народец.

Я и сам не горел желанием ввязываться в эту авантюру, да еще и Сидор подливал масла в огонь. Нет, уж решил так решил. Мурзе, кроме меня, точно никто не поможет, да и данное слово я привык держать. С утречка отправился в госпиталь. Мои помощники были уже там, скоро привезли и мурзу. Татары перетащили его в комнату, один остался: то ли для охраны, то ли прислуживать, то ли за нами наблюдать. Я ему строго сказал:

– Сиди, помогать мурзе можешь – воды подать, горшок вынести, только нам не мешай.

Татарин уселся в углу на пол, на скрещенные ноги и замер. Мы обсудили с помощниками состояние мурзы, решили сначала его подкормить – бульоны, отвары трав, жидкие каши, протертые супы. Пусть хотя бы с неделю окрепнет, потом будем думать об операции. Здесь таких я еще не делал, надо инструмент приготовить, восстановить в памяти ход операции.

Всю неделю мы выхаживали мурзу, он немного окреп, стал сам сидеть в постели. После осмотра я решил оперировать, ассистировать будет Петр, мой давний, еще из Рязани помощник, он уже набрался опыта, сам делал небольшие операции.

С небольшой дозы опия старик впал в прострацию, мы начали операцию. Когда добрались до желудка, нашли застарелую язву, выходной отдел желудка был деформирован, стянут рубцами, на ощупь не пропускал даже мизинец – вот откуда рвота, похудание. Пришлось менять план операции – не язву ушивать, а делать резекцию двух третей желудка. Далее операция прошла гладко.

Выходил старик из-под действия опия медленно, организм был очень слаб. Один из нас постоянно дежурил возле него, не считая сиделки и молчаливого татарина в углу. Сын мурзы посещал отца каждый день, но пока мы его в палату не пускали. На удивление, мурза стал поправляться быстро, через неделю вставал, через две уже ходил, прижимая руки к животу. Затем стал набирать вес, лицо его стало разглаживаться‚ и я увидел, что он и не старик еще – лет сорок пять, просто болезнь довела. Через месяц мурза уже был бодр, весел, жалоб не проявлял, запросился домой. Во всех прогулках его по двору сопровождал татарин, что сидел в углу палаты. Беспокойства мурза не доставлял, рана затянулась, швы давно сняли, пора прощаться. Когда сын его пришел ко мне, я сказал, что отца можно забирать, он выздоровел, но придется себя ограничивать – соблюдать диету: не есть жареного мяса, острых приправ. Через год показаться снова.

Татарин встал, низко мне поклонился, поблагодарил, очень витиевато выразился, что он теперь мне как брат, и если меня кто-нибудь обидит – он всегда придет на помощь. В конце зашел разговор об оплате. Я назвал сумму и еще попросил найти мне иконы.

– Это деревянные картинки с распятым Богом? – удивился татарин. – Наверное, вы человек набожный, хоп якши, я постараюсь.

Заплатив деньги, забрал отца, усадив его на лошадь, и отбыл. Не было его долго, уже и весна прошла. В первых числах июня в доме моем снова появился сын мурзы, за ним татарин с мешком за плечами. Сидор проводил их ко мне в кабинет. Зайдя, молодой татарин поклонился, пожелал мне и моей семье долгих лет и прочее. Когда запас красноречия иссяк, он обернулся, слуга скинул с плеч мешок, развязал… Я ахнул – весь мешок был набит старинными иконами – даже византийской работы. Правда, обращались татары с иконами довольно небрежно – свалили, как дрова, в кучу, даже не удосужились поберечь от царапин, хоть бы каждую тряпицей обернули. Наверное, грабили народ, церкви, а когда и монастыри – столь старые и ценные иконы явно оттуда. Среди татар все мусульмане, иконы им ни к чему, скорее всего на всякий случай собирали и с целью ободрать серебряный или золотой оклад. Я поблагодарил татарина, и мы расстались, слово он свое сдержал.

Я достал лупу и стал разглядывать иконы. Были они в довольно плачевном состоянии – поцарапаны, краска кое-где стертая, видно, татары их не берегли – валялись где-нибудь в сарае, зачем им картинки чуждого им бога. Было видно, что с некоторых икон сняты оклады – доски здесь были другого цвета. Две иконы вызвали у меня интерес: краски хоть и потрескались от времени, но были яркие, манера письма своеобразная. Надо бы съездить к иконописцам – может, скажут, чья это работа, по почерку письма часто можно узнать автора. В один из дней, когда не было особых дел, я на возке, вместе с Сидором поехал в иконописную мастерскую при монастыре в Сергиевом Посаде, захватив с собой несколько икон – реставрацию провести, узнать кто мастер.

В мастерской собралось несколько монахов в измазанных красками передниках, с интересом разглядывали иконы. Насчет нескольких – потертых и поцарапанных – я сразу договорился о реставрации и заплатил за работу. А вот две иконы, что вызвали у меня интерес, монахи долго крутили, переговаривались, затем старший сказал:

– Вот эта икона работы Дионисия.

Я мысленно ахнул.

– …а другая похожа на иконопись Андрея Рублева или его учеников.

Он начал перечислять признаки – краски, поворот головы и тому подобное. Состояние икон было хорошим и я их забрал, бережно закутав в тряпицы каждую. Монахи уважительно со мной попрощались, перекрестились, старший напоследок сказал:

– Мало кто понимает толк в хороших иконах. Наверное, вы набожный человек и Господь одарил вас такими сокровищами.

Я перекрестился, поблагодарил монаха, сунул ему в руку несколько серебряных рублей:

– На краски для иконописцев, святой труд, богоугодный.

Приехав домой, повесил иконы в углу. На видном месте, такими иконами только в музеях любоваться. Хороший подарок сделал мурза, значительно дороже, чем деньги.

В середине июня на возке приехал Абрам, сопровождаемый слугой. Как всегда, долго хлюпал отвислым носом, уселся в кресло, дал знак слуге. Тот вытащил из мешка и положил на стол несколько картин в рамках. Я подошел и стал разглядывать – да это же целое сокровище! Ян Ван Эйк, Рафаэль, Альбрехт Дюрер, Рубенс Питер Пауль, Диего Веласкес… Всего пять картин, но какие! Любой музей в мое время зубами бы ухватился.

Я с лупой стал осматривать подписи. Слава богу, подделывать здесь еще не научились, художники подписывали свои произведения. Несмотря на легкий шок, я старался казаться безучастным, не выражать бурной радости.

Абрам забеспокоился:

– Что-то не так?

– Нет, нет, все так. И сколько стоит?

– Дорого, барин. Вот эта картина – он указал на Дюрера – десять талеров. Рафаэль – двадцать талеров, Веласкес – пять, Эйк – пять, Рубенс – пять… разумеется, золотых талеров.

Я молча смотрел на картины – сорок пять талеров, пусть даже и золотых за бесценные сокровища?

Абрам воспринял мое молчание неправильно:

– Конечно, дороговато, но перевозка, и поиски картин тоже стоят денег.

– Хорошо, хорошо, я беру, только у меня нет золотых талеров, могу дать золотые дукаты, цехины или луидоры.

Абрам заулыбался:

– Это не проблема, пересчитаем.

Мы быстро договорились, я отсчитал луидоры, и довольный сделкой Абрам уехал. На прощание мы договорились, что в следующую поездку его приказчиков он снова привезет картины.

– Тяжело было искать в первый раз, теперь мой приказчик – это мой племянник Мойша, – уже знает, где и как найти, знает цены.

Для того чтобы простимулировать Мойшу, я дал серебришка. Вдоволь полюбовавшись картинами, повесил их на стене кабинета. То, что в мое время будет стоить десятки и сотни тысяч долларов, я купил за пригоршню золота. Я сидел и любовался картинами выдающихся мастеров. Правда у меня было преимущество перед аборигенами – я знал, чье имя пройдет через века, а они нет.

Для сбережения состояния, которое теперь было значительным, я заказал кузнецам металлический ящик с двойными стенами, пространство между которыми засыпал песком. В подвале вдвоем с Сидором выкопали яму, ящик снаружи облили кипящей смолой для защиты от сырости и с трудом поместили в яму. Еле отдышались, работу делали вдвоем. Сидор своей беспорочной службой в течение многих лет доказал свою преданность и умение хранить тайны. Вдвоем так же сносили в подвал мешочки с золотом, серебро осталось в кабинете для каждодневных расходов. Настеньке я показал место зарытого ящика с наказом – беречь, тратить только в лихую годину, объяснил, сколь велика ценность картин, что их нельзя протирать мокрой тряпкой.

Настя поглядела на картины:

– Красивые парсуны.

М-да, чувствуется отсутствие музеев и культурного воспитания. С большим интересом она смотрела на иконы – это было ей ближе и понятней.

В середине августа приехал за очередной партией водки приказчик от Алтуфия, передал просьбу Демидовскую – готовить корабль и людей – вывозить камни с изумрудного прииска. Долго готовить не пришлось – только прикупить запасы продовольствия: мешки с крупами, солью, приправами. Мясо местные охотники поставляли на прииск исправно. Отплытие я назначил на конец августа, как раз успеем обернуться до ледостава.

В хлопотах настал день вояжа. Как всегда попрощался с домашними, Сидор был готов к путешествию, он сопровождал меня. Погода способствовала, были теплые летние деньки. Кораблик, подгоняемый течением и ветром, быстро скользил по реке. Усевшись на палубе, я наблюдал за берегами. Крестьяне готовились к уборке урожая, кое-где поля уже были убраны. Быстро сплавились до Нижнего, Алтуфий встретил как родного, мы обнялись, уселись за стол. Разговорились про дела. Алтуфий слышал, что я ездил в Швецию, лечить короля, стал расспрашивать о местных порядках. К сожалению, ничем помочь я ему не мог – цен на местные товары не знал. Случайно он обмолвился – а куда я вложил деньги.

– Иконы старинные да картины иноземных художников покупаю, – сказал я.

– Парсуны? – изумился Алтуфий. – Зачем?

– Со временем ценность большую приобретут, хорошее вложение денег.

Демидов задумался:

– Пока картины вдвое в цене вырастут, я пять раз товар перепродам, деньги сам-десять верну.

В этот вечер к вопросу о картинах не возвращались, говорили о делах прииска – что еще сделать надо, да и медный прииск пора разворачивать. Купец готовил свой корабль, подыскивал людей, по весне всерьез собирался заняться промышленным производством. Предложил на паях вложить деньги, прибыль – пополам. Я обещал подумать. На следующий день, когда уже прощались, купец неожиданно спросил:

– А каких художников ты покупаешь?

Я назвал имена. Сложив губы трубочкой, Алтуфий старательно записал на бумаге. Видно, все-таки зацепилась у него где-то мысль о картинах. Отплыли часов в девять, дул хороший ветер и кораблик час за часом быстро спускался вниз по Волге. На ночевку остановились у пологого правого берега, развели костер, сварили ушицы, знатно поужинали и улеглись спать кто где. Часть на корабле, часть команды на берегу некоторое время травили байки, спели несколько песен и наконец угомонились. Я лег на палубе кораблика, долго слушал песни команды, смотрел в ночное, звездное небо. Вон Большая Медведица, Полярная звезда, еще угадал несколько известных созвездий. Потихоньку сморил сон. В середине ночи проснулся от шума драки, лязга железа. Пистолеты были за поясом, как всегда в походах, я вскочил. В свете догорающего костра увидел чужих людей, дерущихся с матросами команды. Я вскричал:

– Тревога, нападение! Сидор за мной!

И бросился по сходням на берег. Недалеко от берега наткнулся на чужого мужика, пытавшегося пырнуть ножом рулевого. С ходу всадил ему пулю в брюхо и рванул вперед. За мной уже бежал Сидор с саблей в руке. Вот двое чужаков с дубинами теснят одного из канониров, кажется Артемия. Я выстрелил в грудь разбойника, а Сидор ловко полоснул второго саблей поперек живота. В это время сзади раздалось какое-то кхеканье… и от сильного удара по голове я лишился чувств.

…Проснулся с сильной головной болью, чуть приоткрыл глаза и тут же зажмурил от рези. Солнце уже стояло высоко. В висках сильно стучало, тошнило. Все симптомы сотрясения мозга, правда, я хорошо помнил события текущей ночи. Интересно, чем окончилась схватка, где Сидор, что с кораблем? Я медленно разлепил веки. Надо мной был ровный, белый потолок.

Я скосил глаза: тумбочка, на ней телевизор, какой телевизор, на дворе семнадцатый век!? Сплю, что ли? Или от удара галлюцинации? Я медленно, борясь с тошнотой, сел. Окружающее было более чем реально – это моя квартира в будущем, нет, в настоящем. Тьфу, сейчас разберемся. На будильнике почти полдень, на улице слышны голоса людей, шум проезжающих машин. Та-а-а-к! Это что же, опять домой вернулся? Это же сколько лет меня не было? Я включил телевизор – шли новости. Диктор сказал:

– Завтра, семнадцатого марта две тысячи шестого года тысячи горожан пойдут на выборы мэра.

Дальше я слушать не стал. Это что же получается – там я пробыл почти пятнадцать лет, а здесь – третий день отпуска? Ничего себе, еперный театр! Я оглядел себя в зеркало – да нет, выгляжу хорошо, на свои тридцать с хвостиком, даже седых волос нет. А какие тридцать, мне сейчас должно быть изрядно больше сорока, и где моя борода? Крестик вот на цепочке висит, я оглядел себя: трусов не было, стоял в чем мать родила. Может, приснилось мне все это? Так уж больно все реально. Я потрогал голову – на затылке была изрядная шишка – кто-то же меня ударил на ночевке? Я быстро посмотрел на ногу: вот и шрам от татарской стрелы, когда летал при обороне Рязани. Голова просто раскалывалась, сердце резко бухало в груди. Не сошел ли я часом с ума? В мыслях еще там, на берегу у корабля, а сам здесь – в квартире. Я прошлепал на кухню, открыл холодильник, вытащил бутылку запотевшего пива, хорошо отхлебнул. Пиво настоящее, холодильник тоже. Да что же это делается? Кто мне все объяснит. Раздался звонок телефона. Я снял трубку – мой коллега и приятель, Женька Тинаев.

– Как дела?

– Нормально! – Не рассказывать же ему о татарах, корабле, лечении шведского короля.

– Как отпуск протекает? Или еще не успел в полной мере насладиться? Что делаешь?

– Пиво пью.

– Самое дело для отпуска. Не хочешь на природу выехать, на шашлычок, дамы будут.

– Нет, не сегодня, голова болит.

– Ха-ха-ха, вчера пить надо меньше было.

Мы попрощались, я положил трубку. Вот расскажи я ему, что меня разбойник по голове дубиной ударил. Что же делать-то? Это со мной на самом деле было или бред?

Я решил прогуляться, зайти в магазин – в холодильнике пусто. Пока спускался по лестнице, встретил соседей, они вежливо поздоровались и прошли мимо. Неужели я не изменился? Вышел на улицу и меня оглушил звук проезжающих машин, громкий смех проходящих мимо молоденьких девушек. Я стоял и таращился на улицу – узнавая и не узнавая. Я дотащился до магазина, купил колбасы, батон ржаного хлеба и пива, побрел домой. Да что же это со мной? Воспоминания были так реальны, а Настенька стояла перед глазами как живая. Дома я перекусил и стал думать. В конце концов отпуск только начался, поеду-ка я в Москву, найду Петроверигский переулок, конечно, многое там изменилось, но излучина реки, может быть какие-то каменные дома остались? Решено. Я полазил по карманам и заначкам, взял паспорт, бросил в небольшую сумку белье и бритву и помчался на вокзал.

Аэропорта в нашем городишке не было, пришлось ехать поездом. С трудом купил билет на проходящий поезд – лето, отпуска, сезон – и уже через час трясся на верхней полке.

Чем ближе поезд подъезжал к столице, тем больше меня охватывало нетерпение. Я пытался себя урезонить – что ты там хочешь увидеть – встретить Настеньку? Так уже три века прошло. А может меня гнало желание увидеть бывший дом? Убедиться, что все, что со мной произошло, было в реальности?

Не успел поезд остановиться, как я спрыгнул на перрон Курского вокзала, нанял такси и назвал цель:

– Петроверигский переулок.

Пока ехали, смотрел в окно и ничего не узнавал – новые и не очень дома, огни реклам, по тротуарам идут модно одетые люди, по дорогам – половина иномарок. Да полно, Юра, что ты хочешь найти. Таксист миновал поворот – и вот он, Петроверигский переулок. Я попросил остановить машину, расплатился, пошел пешком. Сердце сильно билось, сумка казалась тяжелой. Переулок изгибался, я зашел за поворот – вот он, мой старый дом. Я сразу его узнал – башенки снесли, заменили забор, но дом был тот. Подошел поближе – стекла выбиты, кое-где и рам нет, двери забиты крест-накрест досками. Наверное, дом на слом или капитальный ремонт, жильцов выселили – как же, центр Москвы, лакомый кусок земли. Я медленно подошел к зданию.

Здесь уже никто давно не жил, везде мусор, вокруг дома все заросло травой. Откуда-то издалека долетает шум большого города, а здесь тихо. Отодрал доски, вошел внутрь. Дом уже несколько раз внутри перестраивали, учинив коммунальную квартиру – длинный коридор, небольшие комнаты, в конце коридора – туалет и умывальник. Я бесцельно бродил по комнатам, вот здесь была наша спальня, там – мой кабинет. И ничего, ни одной даже самой маленькой вещи из того времени. А что ты ожидал? Музей имени Юрия Кожина? Значит, все-таки я здесь жил, я узнал дом, конечно, он обветшал, состарился, но это был мой дом, я его покупал, я узнавал даже трещины на некоторых камнях кладки. Было, было это со мной. Воспоминания нахлынули с новой силой, без чувств я опустился на пустой винный ящик и просидел долгое время в прострации. Наконец очнулся от воспоминаний и пошел к выходу. Меня остановила неожиданная мысль – я зарывал ящик с золотыми монетами. Воспользовалась ли им Настя? Или, может быть, нашли новые жильцы? Я спустился в подвал, было здесь темно и душно, пахло мышами и кошачьей мочой. Нашел в углу металлический прут и стал тыкать им в землю. Земля была слежавшейся, плотной, но я не оставлял попыток. Где-то здесь был этот чертов металлический ящик, мы Сидором не зарывали его глубоко – примерно с полметра. Вдруг железяка во что-то уперлась, я ткнул рядом – опять не идет, мне показалось, что металл звякнул о металл. Я вышел из подвала и отправился искать хозяйственный магазин, но вскоре наткнулся на охотничий. Тоже сойдет. Купил лопату типа саперной, мощный фонарь на светодиодах, раскладной нож и рюкзак. Уложил свои покупки в рюкзак и вернулся. Зажег фонарь и стал копать. Лопатка была маленькой и убогой – такой только окапывать палатку или костер, но вот она ударилась во что-то железное. Я расширил раскоп…

Да, это мой металлический ящик, изрядно подгнивший от сырости и времени, следов смолы уже видно не было, разложилась за три века. Трясущимися руками я откинул крышку. Все лежало, как я и укладывал – только кожаные мешочки заплесневели и расползались под руками. Но золото не изменилось – так же тускло светились в свете фонаря луидоры, цехины, квадрупли. Я сел на кучу земли и заплакал. Мне не осталось ничего – Насти, Миши, Сидора, только эта куча золота. Почему Настя его не забрала, как она жила без меня, что случилось? И как мой клад «на черный день» остался цел? Теперь я вряд ли узнаю ответ.

Посидел, успокоился. Руками я все не унесу. Я набил в карманы золото, закрыл ящик и засыпал землей. Чтобы свежий раскоп не выделялся, присыпал его мусором. Если нанять такси, будут вопросы, друзей в Москве у меня нет. А клад забрать надо, в конце концов это мои деньги, я их заработал, иногда рискуя жизнью. Надо обдумать в покое. Я пошел пешком, поглядывая на вывески – надо найти хотя бы постоялый двор – тьфу, гостиницу, уже вечереет. А зачем мне в гостиницу? Подошел к старушкам, мило поговорил и за триста рублей устроился на ночлег в отдельной комнате.

Есть не хотелось, я улегся на кровать, мне всегда нравилось размышлять в тишине и покое. После некоторых размышлений я нашел, как мне казалось, верное решение и уснул. С утра поехал в скупку драгоценных металлов при ювелирном магазине, оценщик покрутил головой, но принял несколько монет.

– Раритетные монеты, вам бы такие коллекционерам сдать, больше получите, мы ведь по весу золота берем.

Заговорщицки оглянувшись по сторонам, он назвал пятачок, где собираются любители старины, истории и коллекционеры. Идти было недалеко и я направился туда, потолкавшись среди мужиков, я предложил монету благообразному мужчине. Тот осмотрел ее через лупу:

– Надо же, как хорошо сохранилась!

Молча отсчитал деньги.

– Еще есть?

– Есть, сто шестьдесят семь штук.

От удивления у него чуть не отвалилась челюсть.

– Что, клад нашел?

Я ухмыльнулся в ответ.

– Хорошо, поехали ко мне, здесь у меня нет таких денег.

Мы проехали на метро к нему домой, он тщательно осмотрел каждую монету, боясь подделки. Я сидел спокойно, какие подделки были в мое время? Мужичок ушел в другую комнату, долго шелестел бумагами, вышел со здоровенной пачкой денег в руке – пересчитывайте. Я пересчитал и попросил пакет, не нести же деньги в руках.

– У меня еще есть, можно зайти через месяц-другой?

У коллекционера радостно заблестели глаза:

– Да, можно, только вы сами понимаете, надо нашу сделку сохранить в тайне, не дай бог узнает милиция или еще хуже – криминал, беды не оберешься.

– Да, конечно, я понимаю.

Я подхватил целлофановый пакет с деньгами и отправился на авторынок. Походил по рядам машин, подобрал неброскую «шестерку»-пятилетку. Кузов кое-где поцарапан, есть мелкие вмятинки, но двигатель хороший, не дымит, работает тихо и устойчиво. Съездили с продавцом к нотариусу, оформили доверенность, я отдал деньги и стал автовладельцем. Я специально оформлял по доверенности, чтобы на машине были московские номера – в глаза не бросается.

В туристическом магазине купил четыре хорошие дорожные сумки. Заехал в кафе, плотно позавтракал, заодно и пообедал, неизвестно – придется ли ужинать.

Немного отдохнул в машине, заехал в автосервис и поставил на педали и коробку передач хорошие механические блокираторы. На тольяттинской «классике» уехать можно было и без ключей, машина для честных людей. Пока занимался делами, настал вечер… то, что мне надо. Я подъехал в Петроверигский переулок, поставил машину чуть поодаль от моего бывшего дома, прихватил рюкзак с лопатой и фонарем, дорожные сумки уложил одну в одну и пошел в дом. Мусор раскидал быстро, рыхлая после вчерашних раскопок земля тоже поддавалась легко, добрался до ящика, пересыпая в дорожные сумки золото, нашел еще маленький сверток из холста, а в нем несколько обработанных изумрудов – еще Абрам делал. Что-то я про них и забыл. Поочередно перенес сумки в багажник, машина заметно просела: килограммов восемьдесят было точно, да не бумажек, а благородного металла. На сегодня все. Я устал от нервного напряжения, московской сумятицы, выехал за кольцевую автодорогу, загнал машину в кусты, откинул сиденье и улегся спать. Разбудило меня солнышко, что пробивалось через лобовое стекло и светило прямо в глаза.

Что ж, пора вставать. Я вылез из машины, умылся из бутылки с минеральной водой, причесался, как мог, разгладил руками помятую за ночь одежду. Поехал в город, нашел на окраине небольшое кафе, сытно поел и стал искать адресное бюро. Раньше на каждом углу стояли справочные киоски, но после перестройки почти все куда-то исчезли. С трудом нашел один киоск. Попросил дать адреса Кожиных, в первую очередь – тех, кто проживал в Петроверигском переулке. Киоскерша подозрительно уставилась на меня, и я протянул свой паспорт:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю