Текст книги "Лекарь"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Чая он сыпанул в горшок щедро, залил кипятком, накрыл полотенцем.

Через десяток минут заварка настоялась. Её разлили по кружкам, добавили кипятка.

– Теперь к князю несём.

Поставили кружки на поднос – и в трапезную.

По залу сразу пошёл духовитый аромат.

Князь закрутил носом:

– Это чем так пахнет?

– Да чаем же! Просто его заваривать надо уметь.

– Неужели пробовал?

– Приходилось…

– Ну вот! А то как сена заваренного попил.

Князь отхлебнул и восхищённо прищёлкнул языком:

– Другое дело!

– Ты, Семен Афанасьевич, с медком да с баранкой – любо-дорого выйдет.

– Что дорого – так это уж точно, – не сдержался князь.

Он добавил в кружку мёду, размешал ложкой и вновь отхлебнул:

– А ведь и правда вкусно! Непривычно, конечно.

– Это поперва. Хороший чай, бодрит.

– Лечебный?

– Вроде того.

– Гляди-ка! А я выкинуть хотел или холопам отдать. Надо завтра супружницу угостить. Леонтий, ты всё видел, как Никита делал?

– Всё, княже.

– Тогда ступай. А ты, Никитушка, садись, испей со мной напитка заморского. Али дело какое у тебя ко мне?

– И чаю выпью, и дело есть.

Сначала пили, смакуя, чай. По этому напитку Никита основательно соскучился. Запах кофе ему нравился, но кофе он не пил – напиток вызывал изжогу. А чай он любил и разбирался в нём, покупая в чайной лавке индийские сорта. Отменный чай не часто продавался, но иногда удавалось купить, и потому он сейчас наслаждался напитком. Допив, поставил кружку на стол.

– Семён Афанасьевич, два рубля серебром нужны, в долг.

– Прогорел, что ли? – удивился Елагин.

– Дом хочу купить. Купец Пантелеев долговую расписку купцу Куракину оставил, а сам почил в бозе. Теперь Куракин дом на торги выставил. Говорит – за двенадцать рублей серебром, а у меня двух рублей не хватает.

– Знаю я этого Куракина! Жук ещё тот, проныра редкостный. Хорошо, дам я тебе денег, только дом осмотреть надо, поторговаться. Вот что: пожалуй, пошлю я с тобой Степана. Он по строительству у меня, его не проведёшь: каждую балку самолично осмотрит и всё тебе доложит. Ну а торгуйся сам, в этом Степан тебе не помощник.

– Спасибо.

– И ещё: ты в шахматы играешь ли?

– При чём тут шахматы? Играю, и не только в шахматы – в нарды ещё.

– Не слыхал о таких. Научишь меня в шахматы играть?

– Тебе-то зачем, Семён Афанасьевич?

Князь немного смутился:

– Царь-то, Алексей Михайлович, к игре этой пристрастился. Говорят – из Индии игра. А кто хорошо играет, к себе приглашает, беседы за игрой ведёт.

– Ага, так ты хочешь через игру к самодержцу приблизиться?

– Навроде того. Так научишь?

– Времени много уйдёт.

– А мы так сделаем. Я тебе два рубля серебром, а ты меня за это игре научишь.

– Ты и мёртвого уговоришь, князь. Согласен. Сами-то шахматы у тебя есть?

– Заказал уже. Не хуже царских будут – фигуры из рыбьего зуба выточат.

«Рыбьим зубом» называли моржовые клыки.

– Договорились, – Никита поднялся с лавки.

– Степана когда подсылать?

– Завтра с утра. Боюсь – опередят меня.

– Эка беда! В Москве домов полно, всегда купить можно. Кто-то разорился – дом продаёт, другой возвысился – дом по чину, получше, побогаче присматривает.

– Я бы этот хотел, – не стал раскрывать свою тайну Никита.

– Будет тебе Степан. А за чай спасибо, удружил. Я им завтра Ордын-Нащокина угощу. А то он после чаепития у царя плевался. Говорит – как отвар сена налили, пусть холопы сами его пьют. А потому как никто в Москве заварить его не может, окромя немцев из Кукуевой слободы. То-то я ему нос утру! Удружил ты мне!

Князь достал калиту и отсыпал Никите два рубля серебром.

– Смотри насчёт шахмат, договорились.

– Я слово всегда держу.

На том они и разошлись, премного довольные друг другом. Семен Афанасьевич хотел назавтра утереть нос Ордын-Нащокину, угостив его правильно заваренным чаем, а о шахматах молчать пока, пусть сюрприз будет. Да и Никиту сам Господь ему вовремя подставил. Ордын-Нащокин за обучение этой игре немцу пять рублей серебром отдал, а Никита его за два рубля научит. И молчать Семён Афанасьевич будет, ни одному боярину не проболтается. Иначе очередь к Никите выстроится, каждый к царю поближе быть хочет. А вот накося-выкуси!

Князь состроил кукиш и ухмыльнулся. И откуда у Никиты такие знания? Лечит лучше иноземцев – те только кровь пускать умеют, в игры играет разные. Где он всему этому научился?

Мысленно князь похвалил себя за то, что привёз Никиту в Москву. Полезный он человек, ещё не раз пригодиться может, и кто знает, какие таланты у него ещё есть?

А Никита был доволен тем, что и деньги нашёл, и долг отдавать не надо. В шахматы научить играть – не мешки таскать. Если голова на плечах у игрока есть – успехи будут.

Степан оказался дотошным и знающим. Уже утром они заявились в дом вдовы Пантелеевой, представились покупателями и попросили разрешения осмотреть дом.

У Марии Матвеевны глаза были припухшие, заплаканные.

– Делайте, что хотите! – она безучастно махнула рукой.

Степан сразу полез осматривать чердак. Никита стал осматривать дом, и в трапезной столкнулся с Любавой. Глаза её от удивления широко распахнулись: она явно узнала Никиту, но потом отвела взгляд, отвернулась. Наверное, не так она представляла себе встречу с ним.

А через час прибежал купец Куракин:

– Мне сказали, что покупатели дом смотрят? Рад видеть вас. За долги дом на продажу выставляю. Дом хороший, крепкий, четырнадцать рублёв за него всего и прошу, – затараторил он.

Был купец вертляв, худ сложением.

В это время подошёл Степан, закончивший осматривать подвал. Одежда его была в пыли, с головного убора свисала зацепленная в подвале паутина.

– Ты, что ли, продавец будешь? – прогудел он.

– Он самый, – выпятил грудь Куракин.

– На потолке одна балка плохая – жук-древоточец поел, в дальнем углу фундамент подмокает. Ну и по мелочи: в горнице доски на полу рассохлись, печь в поварне дымит, перекладывать надо. Красная цена дому – десять рублей.

Услышав цену, купец подскочил:

– Да ты что, деревенщина! Где твои глаза? Крыша медными листами крыта, только она одна на рубль с алтыном тянет.

– Крыша хороша, не спорю – мастер делал. А остальное?

Завязался спор. Никита послушал его некоторое время, потом выложил на стол монеты и сложил их столбиком. Вид денег на продавца всегда действует почти магически.

– Даю двенадцать рублей и ни копейкой больше. Думаю, лучше цену никто не даст. Это моё последнее слово.

Купец уставился на деньги, звучно сглотнул:

– А, согласен!

– Тогда давай долговую расписку и пиши купчую – всё, как положено.

– У меня с собой расписки нет, – растерялся купец.

– Я подожду, пока принесёшь, – холодно сказал Никита.

– Тогда я мигом, сейчас-сейчас! – Купец исчез.

Подождав, когда за ним захлопнется дверь, Степан сказал:

– Дом небольшого ремонта требует – не без того, но крепкий, сто лет ещё простоит.

Они уселись на скамью.

Прибежал купец, на ходу доставая из-за пазухи расписку.

Никита взял бумагу, прочитал. Да, Пантелеев деньги брал и отдачу просрочил.

– Купчую пиши. Степан и вдовица видаками будут.

Купец, высунув язык от усердия, долго писал бумагу. Когда он закончил, Никита прочитал, проверил. Вроде всё правильно: указана цена на дом, дата сделки и подпись. За одного видака подписался Степан, вдову под ручку привёл сам купец. Та поставила подпись.

– Пересчитай.

Купец зазвенел монетами.

– Всё правильно. Эй, вдова, выметайся из дома, он теперь не твой.

– Раскомандовался! – не скрывая своего презрения, жёстко и холодно оборвал его Никита. – И не твой тоже! Так что уходи!

– Как-то не по-людски… Посидеть надо, сделку обмыть…

– Пшёл вон! – осерчал Никита. Купец был ему неприятен.

Куракин обиженно пожал плечами и вышел.

Мария Матвеевна тоже вышла в дверь, ведущую во внутренние покои.

Степан поднялся:

– Так я свободен?

– Да. Спасибо, Степан, за помощь.

Мужчины пожали друг другу руки.

Не успела за Степаном закрыться дверь, как в трапезную вошла вдова с дочерью. Обе были одеты, в руках держали узлы.

– А вы куда собрались? – удивился Никита.

– Так дом не наш теперь. Куракин правду сказал – уходить надо.

– Есть куда?

– В Коломне тётка троюродная живёт, – как-то неуверенно сказала вдова.

Никита взял со стола долговую расписку, поднёс её к лицу вдовы.

– Узнаёшь бумажку?

– Долговая расписка.

Никита порвал бумажку.

– Долга у вас теперь нет. Дом, правда, на моё имя записан, но живите.

– А можно?

– Конечно.

– А сколько?

– Что «сколько»?

– Сколько дней жить можно?

– Пока рак на горе не свистнет, – отшутился Никита.

– Нет, мы, наверное, пойдём. Такой дом снять – много денег надо.

– Да ничего я с вас не возьму!

У вдовы по щекам потекли слёзы, узлы упали на пол.

– Ну Мария Матвеевна, сырость разводить не надо, а то доски на полу сгниют или мокрицы заведутся. Давайте лучше сделку отметим.

Мать и дочь переглянулись:

– У нас нет ничего, не готовили. Куракин предупредил, чтобы вещи собирали.

Никита достал из калиты алтын:

– У меня ещё осталась денежка. Я на службу пойду, а вы на торг. Приготовьте чего-нибудь, а я ближе к вечеру загляну.

Никита положил алтын на стол, забрал купчую – нечего ценными бумагами разбрасываться – и вышел. И так полдня потерял, больные заждались, небось.

До лекарни он летел, как на крыльях. Приём провёл с ощущением, что ему повезло – пациентов мало оказалось.

К дому Пантелеевых – вернее, уже к своему дому – он шёл быстрым шагом.

Там уже был накрыт стол. Жаркое, скорее всего, брали в ближайшей харчевне, поскольку за два часа сходить на торг, разжечь плиту и приготовить мясо было нереально. А вот кашу с сухофруктами готовили точно сами, в трактирах такую не подавали.

Войдя, Никита представился – при покупке как-то не до того было.

– Савельев Никита Алексеевич, можно просто Никита. А как вас, сударыни, звать, я уже знаю.

Пока его не было, женщины привели себя в порядок, насколько это было можно. По крайней мере, они уже не выглядели такими угнетёнными. Да и что можно сказать, если из родного дома гонят.

Они выпили по кубку вина из семейного набора, разговорились.

– Никита, а ты где служишь? – поинтересовалась Любава.

– Я не служу, я лекарь.

– Ой, это в лекарне, что у хором князя Елагина?

– Именно.

– Я слышала, но не представляла, что это ты.

Никита проголодался и жаркое ел с аппетитом.

Внезапно в дверь постучали.

– Кто бы это мог быть? – недоумённо пожал плечами Никита.

Вдовица пошла открывать дверь. Когда она вернулась, из-за её спины выглядывал Степан.

– Никита, прости, что помешал – князь к себе зовёт.

Заставлять Елагина ждать было неловко, князь много для Никиты сделал. Пришлось встать, откланяться и уйти.

Когда они со Степаном вышли на улицу, Никита поинтересовался:

– Что случилось?

– Да ничего. Только что шахматы привезли.

Никита едва не выругался. Ни поесть толком не дали, ни поговорить – разговор только-только завязался… А он грешным делом думал, что кто-то из домашних князя заболел. Но и назад не повернёшь, обещал долг отработать.

А князь благодушествовал. Встретив, он приобнял Никиту, усадил за стол и достал из шкафа шахматную доску с фигурами:

– Любуйся! Точно такие же фигуры, как у самого Алексея Михайловича!

Доска была резная, чёрные поля – из чёрного палисандрового дерева, белые – из карельской берёзы. Фигуры затейливые, искусно вырезанные из моржового клыка. Пешки – как пехотинцы с копьями, ладья – как вздыбленный на задние ноги слон, а король – в королевской мантии, короне и при державе.

Никита повертел фигурки в руках, полюбовался. Небось, целое состояние стоят.

Он расставил фигурки на доске и стал объяснять князю правила игры. Потом они сыграли несколько партий.

Князь игрой увлёкся, и время летело быстро.

Теперь после работы и ужина Никита садился играть с князем. Сердце его рвалось в купеческий дом, а он который вечер уже был занят игрой.

В один из дней князь был занят делами, и Никита сразу направился в церковь – по времени женщины должны быть уже там.

У входа на паперти знакомый нищий махнул рукой – подойди, мол.

Никита подошёл, дал медяху.

– Что-то тебя не видно давно, больше седмицы.

– Дела всё…

– Счастья своего не упусти за делами.

– Что случилось? – враз обеспокоился Никита.

– Что-что… Ты знаешь, что дом Пантелеевых продали?

– Знаю.

– Так и женихи прознали, что долгов за семьёй нет, едва ли не каждый день сватов засылают. Уведут ведь девку!

И в самом деле, Никита у женщин давно не появлялся – с покупки дома. Нехорошо, неприлично, нищий всё верно говорит.

– А Пантелеевы сегодня были?

– Утром только.

– Спасибо.

Никита в церковь не пошёл, развернулся и направился к дому купца – всё не мог привыкнуть, что дом этот его теперь.

Постучавшись в дверь, вошёл.

– Мария Матвеевна, это я, Никита. Я с дочерью твоей поговорить хочу.

– Сейчас я, мигом.

Вдовица привела дочь, сама уселась рядом.

– Мария Матвеевна, я хочу с Любавой с глазу на глаз переговорить – можно?

Женщина недовольно поджала губы, но вышла.

Никита помолчал, потом на цыпочках подошёл к двери и резко открыл. Купчиха стояла, прислонив ухо к двери, и едва не упала от неожиданности. Ох уж это женское любопытство!

Смутившись, что её застукали, вдовица ушла.

– Любава! Тянуть не буду, спрошу сразу – я тебе люб?

Любава покраснела – даже пунцовой сделалась, глаза опустила в пол.

Никита замер, кажется – даже дышать перестал.

Девушка едва заметно кивнула.

– Выйдешь за меня замуж?

Громыхнула дверь, и в комнату ввалилась вдова.

– Да кто же так девицу спрашивает? Сватов заслать надо поперва!

Ну вот, опять подслушивала! Но Никита к женщине даже не повернулся – он ждал.

Любава опять кивнула.

– Ты язык проглотила? – вскинулась мать. – Тебя человек спрашивает – пойдёшь за него?

– Пойду, – едва слышно сказала Любава.

– Вот, другое дело. А то ведь засиделась в девках! То батюшка помер – год после того женихаться нельзя, то долги… Едва старой девой не осталась.

– Матушка, да ведь мне семнадцать всего! – со слезами воскликнула девушка.

– Ага! Семнадцать! Только твои подруги замужем все, некоторые тяжёлые уж.

Надо сказать, что на Руси женились рано. Девушки шли под венец в пятнадцать-шестнадцать лет, в семнадцать уже числились перестарками, а в двадцать – старыми девами.

Мужчины, а фактически – подростки, – женились в таком же возрасте. Люди взрослели быстро: в пятнадцать уже шли в войско, числились новиками, иногда к семнадцати становясь опытными воинами, а то и десятниками. А коли государство вверяло ему саблю или пищаль для защиты Отечества, дела серьёзного и необходимого, то жениться-то кто запретит?

Молодым пару часто подбирали родители. Дело было непростое, мудрости требовало. Чтобы вторая половина из своего круга была, сын купеческий женился на купеческой дочке, боярский сын – на боярыне. Неравные браки были большой редкостью. Сначала об избраннике тщательно собирались сведения: не болен ли болезнями дурными вроде падучей, что могла передаваться по наследству, да поведения какого? И если парень без царя в голове, так и невеста для него находилась только с изъянами.

Девицу же осматривали бабки в бане со всем тщанием и выносили своё суждение. Ведь будущая жена – это ещё и будущая мать, она должна иметь широкий таз, чтобы легче было рожать, а также развитую грудь для вскармливания младенца. Нынешние девицы, фланирующие по подиумам и демонстрирующие наряды зарубежных кутюрье, а также не сходящие с обложек гламурных журналов, шансов в глазах бабок не имели бы никаких. Фигуры плоские: ни груди, ни попы – больше мальчишеские. Да и название для одежды придумали – унисекс. Тьфу!

Конечно, самому Никите двадцать девять, тоже староват на роль жениха, и он это понимал. Только сердцу не прикажешь.

Время было уже вечернее, и Никита, получив утвердительный ответ, откланялся. Дом его, и он мог бы остаться ночевать в отдельной комнате, но так не было принято, это бросило бы тень на невесту.

Но только он повернул из переулка, как его окружили трое. Никита был слишком погружён в свои мысли и не заметил, как они подошли. Потому первая мысль была – грабители.

Но незнакомцы сразу накинулись на него и стали бить. Он едва успевал защищаться. Обычно грабители под угрозой дубины или ножа забирали деньги или драгоценности – вроде перстней или колец и быстро скрывались.

Всё стало понятно, когда один из нападавших бросил:

– А не ходи к девке!

Так это несостоявшиеся женихи Любавы!

От сильных побоев Никиту спас проезжавший на подводе амбал. Завидев свалку, он перетянул нападавших кнутом, и те бросились врассыпную.

Амбал подал Никите руку, помог подняться с земли.

– Жив?

– Жив.

– Деньги целы?

– Не отобрали.

– Ну синяки заживут. А чего они тогда от тебя хотели?

– У них спроси, – буркнул Никита.

– Совсем народ одичал! – выругался амбал, вскочил на подводу и уехал.

Никита направился домой. Нож был при нём, но у него и мысли не было пустить его в ход – ведь у нападавших не было оружия.

Он заявился в дом князя, и привратник, увидев разбитую губу и заплывший глаз, охнул:

– Кто это тебя так?

– Кабы знать! На улице напали и побили.

– А ты что же?

– Отбивался, как мог.

Привратник покачал головой.

Несколько дней Никита отлёживался в своей спальне. Куда с такой помятой рожей пойдёшь? Только людей пугать.

Зато князь был рад. У него выпало несколько свободных дней, и он решил посвятить их шахматам.

Играли дни напролёт, не хуже завзятых картёжников. Князь пока проигрывал, но постепенно набирался опыта.

– Подожди маленько, поднаторею – ещё и тебя обыграю, и Нащокина – а то и самого царя.

– Я бы на твоём месте с царём поосторожнее, – посоветовал Никита.

– Почему?

– Не любят властители проигрывать.

– Так это всего лишь игра!

– Тогда партию выиграй, а две проиграй. И царю приятно, и тебе урон невелик.

Несколько раз проведать Никиту прибегал Иван.

– Заждались тебя больные, Никита.

– Ещё пару дней, а то с такой рожей, как у меня, только детей пугать.

– Нужна им твоя рожа! Им помощь нужна. Вчера тётка приходила, о тебе спрашивала.

– Больная?

– Да вроде нет, – Иван описал внешность Марии Матвеевны.

Ну да, понятно теперь. То прибежал, как ошарашенный, спрашивал – пойдёт ли за него дочь, а то вдруг исчез на неделю. Странное поведение!

Никита и сам это понимал. Перерыв в работе его решительно не устраивал – деньги были потребны. Ведь свадьба предстоит, расходы. А поскольку за невестой приданого нет, рассчитывать надо только на себя.

И Никита следующим днём вышел на работу.

Персонал лекарни был уже в курсе. Только больные косились на его фингал, но молчали, хотя уважения Никите этот фингал под глазом явно не добавлял.

Неделю он работал как проклятый – страждущих накопилось много. Каждый день смотрелся в зеркало, а когда посчитал, что внешность уже вполне сносная, направился к Пантелеевым. В своё время он бы купил цветы, коробку конфет, бутылку шампанского. Да только нет ничего. И потому он поступил проще.

Зайдя в трактир, славящийся своей кухней, он сделал богатый заказ, дождался, когда кухарки его приготовят, и с двумя прислужниками отправился в гости. Сам бы он всё это не унёс.

Встретили его радостно, хотя вдова не преминула укорить:

– Никита, мы уже извелись в тревоге. Пропал совсем, хотя бы весточку прислал.

– Неприятность приключилась, разбойники немного побили.

Женщины в испуге всплеснули руками.

– Обошлось всё, только с синяками в гости ходить неудобно. Впредь исправлюсь, – Никита приложил руку к сердцу.

Они сели за стол, отведали угощений. Всё оказалось вкусным – и рыба фаршированная, и гусь с яблоками, и пироги с разной начинкой. Поев, по-семейному поболтали о том, о сём.

Марию Матвеевну больше Никита интересовал – из каких краёв да кто родители. Понятен интерес! Ведь он не москвич, и тут, на месте собрать сведения о нём она не могла.

Никите врать пришлось, но правдоподобно. Ведь не скажешь будущей тёще, что он из другого времени, фактически – из другого мира.

Любава больше слушала, чем говорила. Для купеческой дочки она была довольно образованна: читала, писала, знала счёт.

Чтобы отвлечь внимание женщин от своей персоны, Никита стал рассказывать о других странах, в которых он якобы бывал. Понятно – со сноской во времени. Обе внимали, открыв рты.

На следующий день Никита после работы пошёл на торг – покупать подарки. Для женщины в любом возрасте подарок от мужчины – важный знак внимания к ней. А уж как женский пол подарки любит получать – слов нет!

Никита выбрал обеим по шали. Любаве – белую, лёгкую, с узором, а Марии Матвеевне – тёплую, оренбургскую. С пустыми руками в гости ходить – признак жмотства, а скупердяев на Руси сроду не любили.

Такой реакции на подарки, такой неподдельной радости Никита и сам не ожидал. Обе женщины тут же накинули шали и бросились к зеркалу – полюбоваться. А Никите-то как приятно – удовольствие доставил! Честно говоря, ему больше нравилось подарки делать, чем получать. Ведь получить ты можешь вещь абсолютно ненужную, а вот сам он подарок выбирал после некоторых размышлений. Для этого только необходима наблюдательность, и хотя бы минимальное знание о человеке, которому подарок даришь. Тогда можно угодить в точку, доставить истинную радость. И всегда, когда получатель подарка будет брать его в руки, он будет вспоминать дарителя с добрым чувством. Самое сложное – угадать точно, что человеку нужно. С мужчинами проще. Ежели охотник – можно подарить компас, патронташ, дальномер – в зависимости от денег. Для автолюбителя выбор начинается с освежителя воздуха в салоне и заканчивается навигатором.

Женщинам угодить сложнее, и Никита несколько раз попадал впросак. Подарил довольно дорогие духи, а запах избраннице не понравился. Казалось бы, беспроигрышный вариант – ювелирные изделия. Но если дарить колечко – надо знать размер. Для серёг по размеру градации нет, но может не понравиться рисунок – всякие там завитушки не в ту сторону; или окажется, что она хотела с янтарём. Женщины – существа с эмоциями, настроением, довольно часто меняющимся. И чем женщина образованнее, тем капризнее.

Но сейчас Никита точно угодил.

Любование перед зеркалом продолжалось бы ещё долго, но Мария Матвеевна вспомнила о госте:

– Любава, тебе интереснее жених или шаль?

Никиту в первый раз назвали женихом. Странное чувство он испытал! В детстве, в школе обзывали часто – кого «женихом», кого «невестой». «Тили-тили тесто, жених и невеста…» А вот во взрослой жизни это произошло с ним впервые.

Теперь Никита встал перед дилеммой. На свадьбу деньги собирать надо – ведь калита почти пуста, или подарки регулярно покупать? Кроме того, он подбрасывал вдовице с дочерью денег на житьё – ведь им каждый день надо было есть и пить. Откуда они деньги возьмут, коли не работают, доходов нет? Лавку держать можно, только торговать надо уметь, иначе быстро прогоришь. А чтобы товар закупить дешевле, купцу надо самому по Руси мотаться, ведь тот же мех в разы дешевле там, где его промышляют. Идиоту понятно, что соль в Соль-Вычегодске стоит копейки за мешок, а в Москве – раз в двадцать дороже. Помощники, приказчики для торговли нужны, транспорт – подводы или сани, а пуще всего – судно. Но и здесь неувязка – зимой корабль на приколе стоит.

Так и прикармливал Никита женщин. В первый раз вдова деньги не взяла, постеснялась, ведь Никита им никто – даже не родня. Однако же голод – не тетка, пирожком не угостит.

И только всё сладилось, как чередой пошли события.

В один из вечеров Елагин заявился домой поздно и пьяненький, весёлый. Прислуге велел Никиту позвать.

– Праздник у меня сегодня, и ты к этому причастен!

– Я? – удивился Никита. – Каким боком?

– Сейчас расскажу, только выпьем давай, – князь распорядился принести вина и закуски.

Тут же был доставлен кувшин фряжского вина, два кубка и закуски скромные – белорыбица копчёная, угорь вяленый, жареная курица и расстегаи. Другой семье на добрый обед хватило бы.

– О! А то я аппетит нагулял! Давай – за тебя!

Неверной рукой, расплёскивая, князь налил вино в кубки и выпил. Никита тоже опустошил кубок.

– Так что случилось, Семен Афанасьевич?

– Сегодня я в первый раз играл в шахматы с Нащокиным и обыграл его вчистую! Тот пристал ко мне – где и когда играть научился? Я и скажи про тебя.

Никиту передёрнуло. Он сразу понял, чем грозит для него хвастовство князя. А тот уже снова разливал вино по серебряным кубкам:

– Давай выпьем!

Елагин снова опустошил кубок, а Никита лишь глоток сделал.

Князь отёр рукой усы и продолжил:

– Играли мы после полудня. Нащокин Алексею Михайловичу про меня сказал, мол – Елагин обыграл его. Ввечеру самодержец к себе в Теремной двор призвал. Компания там куда как избранная собралась. Кабы не шахматы, я бы и вовсе туда не попал. Царь меня первого за доску усадил – с другими-то он уже играл. Видать, любопытно было. Ну я твои слова и вспомнил. Две партии подряд выиграл, а три проиграл. Царь доволен остался: обласкал, перстнем со своей руки одарил. Любуйся! – Елагин снял с пальца перстень и протянул Никите.

Перстень был золотой, с крупным прямоугольным изумрудом. Работы простой, но цены немалой, учитывая вес золота и размер драгоценного камня.

Никита полюбовался, цокнул языком и вернул перстень князю.

– Ну Никита – молодец! Играть в шахматы научил, считай – долг отработал. И я в выигрыше, в ближний круг царёв вошёл. Там, в Теремном дворце не только в шахматы играют и политесом занимаются. Ведь люди все видные, не простолюдины какие-нибудь!

Князь в третий раз разлил вино по кубкам и выпил.

Никита пригубил свой кубок и принялся за закуски. Копчёная белорыбица была чудо как хороша, можно даже сказать – превосходна.

Елагин дожевал кусок, неожиданно упал головой в тарелку и уснул. Видимо, перебрал.

Никита кликнул слуг, и те бережно унесли князя в опочивальню.

Никита был рад, что его труды не пропали даром. Только эпопея на этом не закончилась.

Следующим днём, в полдень к лекарне подъехал возок. Оттуда вышел боярин и прошёл к Никите. Тот к визитам бояр уже привык – болеть все могут. Однако боярин оказался не пациентом.

– Ты Никита будешь, лекарь?

– Он самый.

– С тобой князь и боярин Ордын-Нащокин поговорить желает.

– Что, прямо сейчас?

– Князь ждать не любит, – боярин напыжился.

Только и Никита не холоп боярский, а свободный человек – не на службе княжеской.

– Дела закончу, освобожусь – тогда и поедем.

Боярина передёрнуло от негодования, а сделать ничего не может. Так он и ждал полчаса.

Когда боярин и Никита на возке прибыли в хоромы Нащокина, князь встретил их приветливо, усадил.

– Ты что же, Никита-лекарь, талант свой от всех скрываешь?

– Какой талант? – не понял Никита. Он вначале подумал, что речь идёт о его способностях к врачеванию, но ошибся.

– В шахматы князя Елагина лучше меня играть научил, он даже с Алексеем Михайловичем, помазанником Божьим вровень вчера сыграл. Нехорошо!

– Я что-то не понял, что именно не хорошо?

– Что он лучше меня играет. Видимо, немец, что меня учил, хуже тебя шахматы знает.

Никита недоумённо пожал плечами. Он с трудом вспомнил имя-отчество князя.

– Афанасий Лаврентьевич, это всего лишь игра. Сегодня повезёт одному, завтра – другому.

– Нет, другому не надо – мне надо. Предлагаю учить меня игре в шахматы.

– Я человек занятой, у меня своё дело.

– Нешто я не понимаю? Днём и я занят. Но можно по вечерам заниматься.

Никита потёр большим и указательным пальцем друг о друга. Получился жест, издавна понятный во всех странах.

– Само собой, – кивнул князь. – Сколько?

– Рубль серебром в день, – спокойно сказал Никита.

Уж коли князь хочет лишить его удовольствия общения с девушкой – пусть платит. Сумма изрядная – даже огромная, и Никита в душе надеялся, что князь, узнав о больших деньгах, откажется от своей затеи. Но не тут-то было! Князь кивнул.

– А как же? Понимаю! Умение редкое, потому дорогое. Мастеров мало, – князь сокрушённо покачал головой. – А Елагин – шельма! Такого мастера имел, учился и молчал. Я только вчера узнал. И сколько тебе платил, не сказал. Обратись ты сразу ко мне, я бы вдвое дал. Так может, не будем зря время терять?

Никита согласился, тем более что азы игры Нащокин знал. Никита иногда почитывал в своё время шахматную литературу, но фанатом игры он не был – так, приходилось на дежурствах, когда экстренной работы не было, играть с дежурантами из других отделений. И сейчас он показал князю несколько вариантов, как быстро, в десять ходов поставить мат.

Нащокин очень удивился.

– Ты, князь, ходы запомни. Защиты нет, как бы противник ни пыжился. Только перед каждым ходом делай вид, что крепко думаешь.

– А Елагин о них знает?

– Нет ещё.

– И не говори. А за молчание возьми рубль.

Князь достал из ящика стола две монеты: одну за игру, вторую – за молчание. Как тут не вспомнить поговорку «Слово – серебро, молчание – золото?»

На возке, но только уже без сопровождения боярина Никиту отвезли домой. Только он не к князю в хоромы поехал, а к Пантелеевым. Извинившись, что без подарков приехал, вручил рубль серебром – на эти деньги деревню с холопами купить можно было.

– Ой, Никита, много даёшь! – всплеснула руками вдова.

– Это Любаве на наряды. Пусть на торгу выберет к венчанию. И ещё: я несколько вечеров занят буду у князя Нащокина, и потому прийти не смогу, не ищите.

– Хорошо, что предупредил, дабы не волновались.

И Никита десять дней подряд ездил на возке после работы к Нащокину. Вспомнил, насколько смог, игры Алехина, Ботвинника, Каспарова, Таля.

Князь только потирал руки.

За десять дней Никита заработал изрядные деньги, чему был несказанно рад.

На двенадцатый день он развёл руками:

– Прости, князь: всё, что я знал, показал и рассказал.

– А ещё игры знаешь?

– Нарды. В них персы и османы играть любят.

– Не слыхал про такую. Если кто из послов царю такую игру подарит, я сразу к тебе человека пошлю, научишь. Но сначала меня, а потом – Елагина или других. Понял?

– Уяснил. Желаю тебе здоровья и удачи, князь.

Никита откланялся. Ему здорово повезло и очень кстати – за двенадцать дней полугодовой доход заработал своей головой. Теперь и венчание и свадьбу на уровне провести можно.

Приехав домой, Никита стал размышлять, кого он пригласит на торжество. Хватило пальцев на одной руке. Елагина – посажёным отцом, Ивана и сестру его, Наталью. Больше друзей или близких знакомых не было. Да и у Пантелеевых в Москве вряд ли больше наберётся. Как только купец умер, и родня со знакомыми его о долгах узнали, все как-то от вдовы отошли, отшатнулись. Неудачники или проблемные знакомые никому не нужны.

Получалось – не так велики и расходы будут, а гости в доме купчихи уместятся. Никита не жил в доме Пантелеевых и потому не мог в полной мере назвать его своим.

Через несколько дней Никита стал ловить на себе косые взгляды Елагина.

– Князь, я обиду нанёс тебе, сам того не желая? – поинтересовался Никита – он не любил непоняток.