Текст книги "Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 2)"

Автор книги: Юрий Фельштинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

"Мы всегда подчеркивали, – говорил Ленин в третью годовщину октябрьской революции, – что смотрим с международной точки зрения и что в одной стране совершить такое дело, как социалистическая революция, нельзя". (Ленин, Собр. соч., т. XX, дополнительный, ч. II, стр. 430.)

Да, мы это всегда подчеркивали. Мы иначе не мыслили. Иначе мы не собираемся ставить вопрос и сейчас: "в одной стране совершить такое дело, как социалистическая революция, нельзя".

И сейчас еще Бухарин признает зависимость нашего хозяйства от мирового чисто формальным путем. Он не отказался от той фантастической схемы изолированного развития, какую дал в "Большевике". Он не понял, что заданный нам темп развития международно обусловлен. Он не понял, что, помимо военной интервенции, существует гораздо более могущественная интервенция дешевых цен, опирающаяся на технический

перевес. Он не понял, почему Госплан, вместо того, чтобы строить свои контрольные цифры на базе самодовлеющей смычки, исходя из "достаточного" внутреннего темпа, оказался вынужден пристраивать всю свою систему контрольных величин к цифрам внешней торговли. Этого реального содержания нашей зависимости от мирового хозяйства Бухарин не усвоил, не продумал, не понял. Правда, если притянуть Бухарина к ответу, то он начинает "признавать" нашу зависимость от мирового хозяйства; но все его доводы, выводы и перспективы построены на схеме замкнутого хозяйства.

Как обстоит, однако, дело насчет того, будто я не вижу, что через зависимость мы идем к независимости? Эта сказка стара. Бухарин хочет изобразить дело так, будто моя перспектива – это растущая зависимость, т. е. безнадежность, т. е. скептицизм, т. е. маловерие и все остальное, что по штату полагается. Эта сказка стара – ее бросить пора! В книжке своей: "К социализму или к капитализму?" я разъяснял, что мы восстановили свою зависимость от мирового хозяйства, что эта зависимость будет возрастать и что при правильной политике с нашей стороны этот путь есть единственный путь нашего роста, повышения нашего удельного экономического веса, а, стало быть, и укрепления нашего как против возможной военной интервенции, так и против постоянно действующей "интервенции" дешевых цен. Я разъяснял, что в современных условиях вопрос о национально-хозяйственной самостоятельности вовсе не разрешается старокитайским путем, и в качестве примера указывал на капиталистическую Германию: за последние десятилетия ее хозяйство теснейшим образом сплелось с хозяйством европейских и заокеанских стран и находилось в постоянной зависимости как от иностранных поставщиков, так и от иностранных покупателей. Когда Германию подвергли военной блокаде, одним ударом обрезав все ее жизненные связи с мировым хозяйством, Германия проявила исключительную жизнеспособность, продержавшись 4 года против чудовищного скопища врагов. Чем объяснялось это историческое чудо? "Германия развернула в конце XIX и в начале нынешнего века могущественную индустрию, опираясь на которую она стала активнейшей силой мирового хозяйства. Ее внешнеторговые обороты и связи с иностранными, в том числе заокеанскими, рынками получили в короткий срок огромное развитие. Война сразу оборвала все это. По своему географическому положению Германия подверглась с первого дня войны почти абсолютной экономической закупорке. И, тем не менее, весь мир был свидетелем поразительной жизненности и выносливости этой высокоиндустриальной страны. Предшествующая борьба за рынки развила в ней исключительную гибкость производственного аппарата, которую она до конца использовала на ограниченной национальной базе во время войны". ("К социализму или к капитализму?", сс. 63-64.) Какой из этого вытекал вывод для нас? Тот, что нам нужна не "независимость" от мирового хозяйства, а высокая производительность труда, что достижимо только при быстром темпе развития, что, в свою очередь, требует широкого и умелого использования ресурсов мирового рынка. Другими словами, наша установка не на независимый черепаший шаг, а на возможно быст

рый темп развития. Что же в такой установке пессимистического? И как это так я не признаю, что через международные связи и зависимости мы становимся сильнее, если именно под этим углом зрения я выступаю против насквозь реакционного отвлечения от международного фактора?

В другом месте я иллюстрировал свою мысль следующим примером, заимствованным из области нашей хозяйственной жизни. Около дюжины наших трестов заключили уже договора с видными иностранными фирмами о технической помощи. На основании этих договоров наши тресты получают патенты, чертежи и инструктирование соответственных иностранных фирм. За достигаемое таким образом улучшение и удешевление продукции советские предприятия уплачивают своим капиталистическим контрагентам серьезную дань, которая, однако, гораздо меньше той выгоды, какую получает наша государственнная промышленность. До вчерашнего дня машиностроительный трест производил турбины самостоятельно, причем проектирование ложилось на себестоимость турбины в размере 7%. Теперь тот же трест производит турбины по иностранным чертежам. Представитель капиталистической фирмы имеет право контролировать производство, чтобы не допускать выделки турбин чужих образцов и чтобы с каждой турбины взимать дань. Это – несомненная и довольно жесткая зависимость. Но зато проектирование ложится на турбину в размере 21/2%, причем качество турбин стало лучше. Что выгоднее: независимое производство плохой и дорогой турбины или зависимое производство лучшей турбины и более дешевой? Ответ заключен уже в самом вопросе.

То, что здесь сказано о тресте, может и должно быть сказано обо всем нашем хозяйстве в целом. Такая зависимость, которая повышает нашу производительность труда – на социалистических началах – есть прогрессивная зависимость. Такая независимость, которая переводит нас на черепаший шаг, с оптимизмом в придачу, есть реакционная независимость. Философия этой независимости есть реакционная философия.

Л. Троцкий 19-27 марта 1927 г.

ПИСЬМО АЛЬСКОМУ

Дорогой товарищ Альский!

Спасибо за присланную книжку. Прочел ее в течение сегодняшнего дня всю – с интересом и с пользой. Думаю, что Вы совершенно правы, когда возражаете против именования южного национального правительства -рабоче-крестьянским. Такое определение, разумеется, серьезная ошибка, и она особенно ярко должна обнаружиться теперь, после взятия Шанхая, с его могущественными классовыми противоречиями.

Но именно поэтому я считаю, что у Вас допущена неправильность, особенно резко выраженная на стр. 141, где Вы говорите, что в Китае сложи

лись "два резко враждебных друг другу лагеря": с одной стороны, империалисты и милитаристы и некоторые слои китайской буржуазии, а с другой – "лагерь рабочих, ремесленников, мелкой буржуазии, студенчества, интеллигенции и некоторых групп средней национально настроенной буржуазии"... На самом деле в Китае три лагеря: реакции, либеральной буржуазии и пролетариата, борющегося за влияние на низы мелкой буржуазии и крестьянства. Правда, до 26 года это деление обнаруживалось менее ярко, чем сейчас, но и тогда оно было фактом. Ваша же книжка вышла в 27 году, и оговорить это обстоятельство было в высшей степени необходимо. Если бы не Ваша рецензия о книжке Мифа, Ваша оценка в ряде мест, и особенно на стр. 141-й, давала бы опору для крайне – с моей точки зрения – неправильных и опасных выводов. Гоминдан в нынешнем своем виде создает иллюзию двух лагерей, содействуя национально-революционной маскировке буржуазии и, стало быть, облегчая ее предательство. Вхождение компартии в Гоминдан делает, с другой стороны, невозможной самостоятельную политику пролетариата. Было бы чистейшим шарлатанством и изменой марксизму – Вы, конечно, с этим согласны – ссылаться на революционный героизм пролетариата и на успехи кантонских войск в доказательство того, что по части пролетарской политики все обстоит благополучно. То, что рабочие и революционные солдаты отвоевали Шанхай, великолепно. Но остается еще вопрос: для кого они его отвоевали? Если считать, что в Китае существуют "два резко враждебных лагеря", то ясно, что Шанхай из рук одного лагеря перешел в руки другого. Если же помнить, что в Китае три лагеря, то поставленный выше вопрос получает все свое значение.

Вопрос о борьбе за рабоче-крестьянское правительство ни в каком случае нельзя отождествлять с вопросом о "некапиталистических путях" развития Китая. Этот второй вопрос можно ставить только условно и только в перспективе развития мировой революции. Думать, что нынешний Китай, на данных своих технических и экономических основах, собственными силами способен перепрыгнуть через капиталистическую фазу, может только круглый невежда из породы социалистов-реакционеров. Такого рода концепция была бы злейшей карикатурой на теорию социализма в одной стране и, доводя ее до абсурда, оказала бы Коминтерну услугу, очистив раз навсегда поле его деятельности от такого рода дребедени... Если, таким образом, вопрос о перерастании китайской революции в социалистическую имеет сейчас чисто факультативное значение, целиком подчиненное развитию мировой пролетарской революции, то вопрос о борьбе за рабоче-крестьянское правительство имеет сейчас самое непосредственное значение, как для хода китайской революции, так и для воспитания в ней пролетариата и его партии.

Мы знаем, как сложен и противоречив ход революции, тем более в такой гигантской и, в подавляющей своей части, отсталой стране, как Китай. Революция может еще пройти через ряд приливов и отливов. То, что нам необходимо обеспечить в ходе революции прежде всего, это самостоятельную партию пролетариата, оценившую революцию под углом зрения трех лагерей и умеющую бороться за гегемонию в третьем лагере, а тем самым и во всей революции.

Должен сказать, что мне совершенно непонятно, почему в Китае не выдвигается лозунг Советов? Именно по линии Советов кристаллизация классовых сил могла бы пойти в соответствии с новым этапом революции, а не в соответствии с организационно-политической традицией вчерашнего дня, какой является нынешний Гоминдан. Как перестроился бы Гоминдан после выхода из него коммунистической партии, это вопрос особый, который стоит для нас во второй очереди. Первое условие – самостоятельность пролетарской партии. Форма ее теснейшего сотрудничества с мелкой буржуазией города и деревни –Советы как органы борьбы за власть или как органы власти.

Имея в виду крайне сырой еще состав большей части китайских революционных войск и крупное влияние в командном составе буржуазно-помещичьих сынков, со всеми вытекающими отсюда опасностями для завтрашнего дня революции, я не вижу опять-таки других путей противодействия этим опасностям, как приобщение солдатских депутатов к рабочим депутатам и пр.

Разумеется, способы избрания депутатов должны были бы быть строго приспособлены к условиям и особенностям города, деревни данной области, армии и пр., чтобы не дать случайного перевеса реакционным элементам, не внести дезорганизации в революционные войска и пр. Но повторяю: я не вижу другого способа для проверки и организации революционного движения и вырастающей из него революционной власти, как советская система. Почему о ней ничего не говорится? Объясните мне это, пожалуйста! Вот чего я никак не могу понять.

Вместо того, чтобы ясно и отчетливо поставить вопрос о борьбе за рабоче-крестьянское правительство в форме рабоче-крестьянских (ремесленные плюс солдатские) Советов депутатов, занимаются искусственным и потому реакционным увековечением организации вчерашнего дня -Гоминдана и, заставляя компартию подчиняться дисциплине буржуазной организации, утешают ее в то же время некапиталистическими путями развития.

В своей речи тов. Рафес говорил, что нынешний Гоминдан должен быть сохранен, "как приводной ремень". Когда люди отходят от марксизма, они заменяют всегда классовое понятие всякого рода пустопорожними образами. Приводной ремень – прекрасное дело. Нужно только знать, от чего к чему. Отводя строго определенное организационное место компартии, подчиняя ее идеологической дисциплине суньятсенизма, Гоминдан необходимо и неизбежно будет передавать власть наиболее влиятельным, веским и образованным элементам "единого" национального лагеря, т. е., попросту говоря, либеральной буржуазии. Таким образом, Гоминдан в нынешних условиях есть "приводной ремень" в руках буржуазии для политического подчинения ей революционных народных масс. Всякое другое истолкование есть глупость или шарлатанство.

Гоминдановцы (те, которые с головой) не только требуют от коммунистов безусловного соблюдения "революционной дисциплины", но и ссылаются при этом на опыт Октябрьской революции с ее диктатурой одной партии. Мы, со своей стороны, поддерживаем такую постановку

вопроса, поскольку заставляем китайскую компартию, против ее воли, входить в единый Гоминдан и подчиняться его дисциплине. При этом сбрасывается со счетов "мелочь", состоящая в том, что в Китае происходит не социалистический переворот, а буржуазно-национальная революция, доведение которой "до конца" означает не диктатуру одной партии, а обеспечение максимального демократизма, стало быть, с нашей точки зрения, означает прежде всего полную свободу для партии пролетариата. Сейчас, когда волна поднимается, нет ничего легче, как распевать о некапиталистических путях развития. Но при первой же большой заминке революции, а тем более при отливе, может сразу обнаружиться, что в Китае нет основного орудия революционной борьбы и революционных успехов: самостоятельной, набирающейся опыта и понимающей обстановку коммунистической партии.

П. С. В Вашей брошюре говорится, что гонконгско-кантонский стачечный комитет представлял собою "китайское издание Совета рабочих депутатов". Это совершенно верно, если "китайское издание" понимать не в смысле каких-либо решающих дело национальных особенностей, а в смысле характеристики стадии развития советской системы: это был Совет депутатов, вроде того, какой был летом 1905 года в Иваново-Вознесенске. Почему эта система не может быть дальше развита? Что стоит на пути? Я утверждаю: то, что компартия связана по рукам и по ногам. Если призвать ее открыто бороться за влияние на рабочих и через рабочих на крестьян – под знаменем марксизма, а не суньятсенизма, в прямой борьбе против реакционного применения суньятсенизма и в то же время в сотрудничестве со всеми революционными элементами, группами, слоями мелкой буржуазии города и деревни – то никакой лучшей формы такой борьбы и такого сотрудничества, как Советы, выдумать нельзя.

П. П. С. Я бы не придал такого большого значения Вашим словам о "двух лагерях", если бы в начале Вашей книжки не было посвящения Гоминдану и компартии. Такое посвящение я считаю серьезной ошибкой. Гоминдан и компартия – это партии двух разных классов. Нельзя посвящать им книжку одновременно. Можно быть в союзе с Гоминданом, но и за союзником нужно следить, как за врагом: сентиментальничать с союзником нельзя.

Л. Троцкий 29 марта 1927 г.

эпигоны

Предреволюционная Россия была во многих отношениях опытным полем для изучения политической природы разных классов и отдельных, в частности, национальных частей господствующих классов.

В царской России сочетались все формы гнета: и сословно-крепостни-ческого, и бюрократически-полицейского, и буржуазного, и национального, причем национальный гнет, в свою очередь, сочетался с сословными и с классовыми формами. Угнетенные национальности представляли, в свою очередь, целую градацию социально-исторических ступеней. Отдельные из угнетенных национальностей были по своему экономическому и культурному уровню не ниже, а отчасти и выше господствующих национальностей (финны, поляки, отчасти евреи и проч.). С другой стороны, на Кавказе и в Азии были десятки народностей, которые не вышли из кочевого быта, или едва вступили в первую стадию оседлости.

Во всяком случае, по общему правилу можно сказать, что все национальности, кроме великорусских, находились под осложненным гнетом, так как ко всем остальным видам эксплуатации и притеснения здесь присоединялось национальное угнетение.

Отсюда вытекает вопрос: что же представляла собою буржуазия угнетенных национальностей? Рассуждая абстрактно, следует предположить, что польская, еврейская, армянская, немецкая или татарская буржуазия в составе царской империи была решительнее, радикальнее, революционнее великорусской буржуазии. Между тем, действительность решительно опровергала это допущение. И не случайно.

Дело в том, что и национальный гнет не однороден. Он распространяется по классовым линиям. Несомненно, что рабочие и крестьяне угнетенных национальностей оказывались восприимчивее к революционной идее, первыми вступали на путь массовой борьбы. Политически пролетарская Варшава долго шла впереди Петербурга и Москвы. Еврейские ремесленные рабочие в черте оседлости первыми открыли широкое стачечное движение. Аграрная борьба приняла в Грузии и в Прибалтике наиболее революционный размах еще в период революции 1905 года.

Но именно эти обстоятельства парализовали национальную буржуазию. Можно сказать, например, что польская буржуазия потому так долго цеплялась за самодержавие, что польский пролетариат находился в революционном авангарде.

Отсюда и вытекают чрезвычайно важные выводы для революции в колониальных странах.

Л. Троцкий [март 1927 г.]

ИТОГИ ФЕВРАЛЬСКОГО ПЛЕНУМА ЦК ВКП (б) Вопрос о политике цен *

Вопрос о политике цен является наиболее острым вопросом, как с точки зрения его значения во всей нашей экономической политике, так и потому, что еще в 1923 г. он был главным пунктом разногласий между оппозицией и ЦК. Совершенным вздором, конечно, является утверждение ЦК, будто бы оппозиция путем политики высоких цен на продукты промышленности хотела выкачать побольше средств из крестьянства. Основным аргументом оппозиции было то, что политикой низких отпускных цен (себестоимость плюс "минимальная прибыль") дешевых цен для потребителя добиться невозможно, что задача снижения цен может быть на деле разрешена только увеличением размеров промышленной продукции, с одной стороны, снижением ее себестоимости на основе улучшения техники производства, с другой. Без этих двух условий снижение отпускных цен не может дать снижения розничных цен и только перекачивает средства из промышленности в торговлю, не давая никакого реального результата для потребителя. Недостаток же средств в промышленности не дает возможности ни достаточно быстро расширять продукцию, ни улучшать технику и снижать себестоимость. Поэтому, в противоположность линии ЦК, оппозиция всегда отстаивала, что отпускные цены должны ориентироваться на конъюнктуру рынка, а не на себестоимость, и что вся конъюнктурная прибыль должна быть использована для расширения и переоборудования промышленности.

Правильность этих положений оппозиции подтверждена полностью всей практикой последних лет. Несмотря на "кампании по снижению цен", никакого снижения цен не происходит, наоборот, розничные цены, начиная с июля 1925 г., растут, повышаясь к маю 1926 г. на 25%, дойдя к этому времени до уровня цен во время кризиса 1923 г. С мая по октябрь 1926 г. они снижаются на 8%, а к январю 1927 г. вновь повышаются до майского уровня. При этом повышении не учитывается еще понижение качества продукции во второй половине 25/26 года; если это учесть, то действительное повышение цен еще больше. Оптовые цены также растут, хотя и в меньшем темпе: с июля 1926 г. по январь 1927 г. они повышаются на 7%, даже если опять-таки не принимать во внимание ухудшение качества.

Наконец, отпускные цены трестов с ноября 1924 г. стоят на одном и том же уровне с легкой тенденцией к повышению, примерно, на 1,5%. Здесь опять-таки не учитывается понижение качества, масштаб этого понижения таков: в суконно-шерстяной промышленности по тресту No 1 количество искусственной шерсти в шерстяной ткани менялось так: в 1-м квартале 24-25 г. – 16,6%; в 1-м квартале 25-26 г. – 32%; в 1-м квартале 26-27 г. – 36,2%. По тресту No 2 сукно стоимостью в 4 р. 70 к. до 2-й

* Документ написан, по-видимому, В.М. Смирновым ("Д[емократические] ц[ентралисты] "). Л. Тр. [Приписка Троцкого].

половины 25-26 г. содержало 6% искусственной шерсти; во второй половине того же года – 44%. По тому же тресту другой сорт сукна, стоимостью 4 р. 80 к., до ухудшения качества содержал 30% искусственной шерсти, а после ухудшения – 50% ("Торгово-промышленная газета" от 16 февраля 1927 г., статья "Проблемы ассортимента и качество текстильной промышленности"). По целому же ряду продуктов, в связи с вздорожанием сырья, отпускные цены осенью 1926 г. были прямо повышены: махорка на 19,5%, подсолнечное масло – [...], астраханская сельдь -на 75%, мыло на 24%. Расход на эти предметы в бюджете рабочего составляет свыше 20% (речь Любимова на пленуме).

Дальше с полной ясностью выяснилось, что политика нормированных цен, которая, разумеется, не в состоянии регламентировать цены на все продукты, а касается только ходовых сортов, приводит к тому, что тресты усиливают производство неходовых товаров и сокращают производство ходовых, товарный голод на ходовые сорта увеличивается, а для неходовых создается затоваривание. Об этом говорит цитированная выше статья в "Торгово-промышленной газете", которая указывает, помимо этого, и еще на одну любопытную подробность: ухудшение качества низких сортов делает их сплошь и рядом совершенно негодными к употреблению, и массовый потребитель вынужден переходить на более дорогие сорта (этим в значительной степени объясняется усиление спроса на т. н. высшие сорта тканей в противоположность лицемерному утверждению, будто бы это происходит вследствие улучшения благосостояния населения). Выяснилось это и в прениях на пленуме. Полное несоответствие ассортимента спросу констатировал Любимов: "Острый дефицит в льняной двунитке, равентухе и полотне, зато в избытке носовые платки и другие скатертные товары. Нужны сукна грубошерстные, крестьянские товары, а в предложении, граничащем с явным перепроизводством, полушерстяные ткани плохого качества". "Потребитель ищет широких льняных тканей, ему дают узкие". "Чтобы получить кровельное железо, недостаточный товар с нормированной ценой на сто руб., к нему надо купить другие товары на 350 р." и т. д. то же явление отметил Ройзенман, обследовавший "Продосиликат" (стекольно-фарфорово-фаянсовые изделия). "Заводы стали вырабатывать в ограниченном количестве продукцию широкого потребления (стаканы, чашки, чайники) и за счет их увеличили выработку ненормированных более прибыльных изделий (электрическая арматура, бутылки, зеркала), которые и без того в большом избытке". Подтвердил это и Куйбышев в своем содокладе на пленуме: 'Тот сорт, -говорит он, – который давал больше прибыли, был в привилегированном положении, его производили в большем количестве, хотя в большинстве случаев так было, что он не являлся привилегированным на рынке, его не покупали благодаря высокой цене". Нетрудно видеть, что подобное изменение ассортимента бьет именно по массовому потребителю, в связи со всем этим разница между ценами на промышленные изделия у нас и за границей значительно выше довоенной разницы и, что самое главное -не уменьшается, а растет. Как изменялось соотношение наших и заграничных цен сравнительно с довоенным временем, видно из следующих цифр,

приведенных Микояном в его докладе. Если взять цены СССР за сто, то цены главнейших стран составляли:

#

1913 г. #

1926 г. # #

Англия #

64 #

43 # #

Германия #

55 #

35 # #

Франция #

66 #

40 # #

Америка #

59 #

42 # # #

"Экономическая жизнь" в статье Терентьева "Развитие текстильной промышленности" (9 марта, No 56) дает следующее соотношение движения цен на пряжу No 32 в Англии и у нас (в рублях за пуд) :

#

1924 г. 1925 г. 1926 г. 1927 г. СССР 47,84 41,04 41,04 41,04 Англия 38,26 32,85 24,91 18,05

По миткалю та же картина (в копейках за метр) : 1924 г. 1925 г. 1926 г. 1927 г. СССР 32,01 27,5 27,5 27,5 Англия 20,01 18,2 15,9 13,1 # #

#

Таким образом, в отношении цен на промышленные продукты наше хозяйство не только не догоняет капиталистическое, но резко отстает от него.

Эти факты явно показывают всю нелепость нашей политики цен. Всеми ораторами на пленуме, начиная с Микояна, было констатировано, что никаких успехов в области снижения цен в наших прежних кампаниях мы не добились. Никто не отрицал, что разница между отпускными ценами и розничными из года в год растет; по исчислениям ВСНХ, розничные накидки на отпускные цены составляли в среднем: за 1923-24 г. – 27,4%, за 1924-25 г. – 43,4% и за 1925-26 г. – 59,8%.*

* Это по частной торговле. По кооперативной торговле систематических данных нет, и дать их крайне затруднительно, т. к. ассортимент товаров и их качество в зависимости от политики цен меняется гораздо резче, чем в частной. ВСНХ (см. "Сводный производственно-финансовый план промышленности", стр. 109) подсчитывает, что если накидки частной торговли превышают в 1925-26 г. довоенные накидки в три раза, то, учитывая роль кооперативной государственной торговли, средняя накидка всей розничной торговли превышает довоенную больше, чем вдвое (43%). То же, примерно, получается по докладу НКТорга, на который ссылался Бухарин в своем заключительном слове на Пятнадцатой Московской Партконференции ("Правда" от 15 января, No 12): "Кооперативные цены ниже частных только на 13,6%. Следовательно, если частник продавал в среднем товар в 25-26 г. за 160% его отпускной цены, то кооперация продавала за 138%, т. е. и ее накидки были почти вдвое выше довоенных. Огромные прибыли кооперации, о которых столько пишется в последнее время, целиком подтверждают, что кооперация, особенно низовая, не так уж сильно отстает в своих накидках от частника.

Тем не менее пленум, явно не желая признать банкротство нашей политики цен, решил продолжать прежнюю политику и принял постановление о снижении отпускных цен на 5%. То снижение отпускных цен, которое, по подсчету Куйбышева, обойдется промышленности примерно в 150 миллионов рублей, отнюдь не предусмотрено принятым производственно-финансовым планом промышленности. Куйбышев уверял, что промышленность сумеет это сделать за счет дополнительного снижения себестоимости. Однако все данные (см., напр., статью Лобова "Себестоимость должна быть понижена" в "Правде" от 24 марта No 67) говорят за то, что с себестоимостью будет хуже, чем предполагалось по плану. Следовательно, эта потеря повлечет неизбежно за собой частью невыполнение капитальных работ, а частью новый нажим на рабочего по линии снижения расценок. За этот фактический срыв и без того недостаточного плана капитальных работ голосовали и Троцкий, и Зиновьев, и Смилга.

Кроме вопроса о политике промышленных цен, по этому же пункту порядка дня подлежал обсуждению вопрос о хлебных заготовках. Микоян заявил в своем докладе, что трудности прошлых лет в этой области изжиты, а в заключительном слове дошел до утверждения, что в "хлебном деле мы перешли к майской позиции (1921 г.) Ленина, т. е. к свободному местному товарообороту: во всероссийском масштабе у нас нет свободной торговли хлебом". Правда, с самого же начала доклада он должен был сознаться также в том, что в некоторых отношениях мы пошли назад и дальше 1921 г. В Сибири лежат невывезенными 35 миллионов пудов влажного хлеба, которые вывезти до весны ни в коем случае не удастся. "Мы мобилизовали, – говорит Микоян, – все сушилки, но вряд ли это даст возможность сохранить весь хлеб и уберечь его от загнивания. Со времен Компрода впервые перед нами стоит опасность загнивания больших масс хлеба". Этот вопрос не вызвал на пленуме никаких прений, кроме выступления Смилги, в котором он правильно указал, что здесь не все благополучно. Если нам в этом году удалось значительно понизить цены на хлеб, то только благодаря следующим причинам: 1) Нет никакого сомнения, что мы в этом году извлечем меньшую долю хлебных излишков, чем в прошлом году. Так, например, на Северном Кавказе, при повторном хорошем урожае по 1 марта, хлеба заготовлено даже меньше, чем в прошлом году – 123 млн. пудов против 129. В результате, хлеб сосредоточился у кулаков. "Все без исключения наши обозреватели февральской конъюнктуры, – пишет "Экономическая жизнь" No 66 от 23 марта, – подчеркивают факт сосредоточения остающихся товарных излишков в руках зажиточных слоев деревни, которые увеличивают свои запасы еще и закупками выбрасываемого на рынок хлеба". Кулацкая часть деревни пополняет свой хлебный фонд. 2) Наш план в 680 млн. пудов явно недостаточен и с точки зрения наших потребностей в хлебе, особенно, если принять во внимание, что он сосредоточен в таких местах, как Урал и Сибирь, откуда его трудно доставить на рынки потребления, а отчасти и совсем не удается вывезти. Это видно из следующего: а) Образование государственного хлебного фонда, вместо намечавшихся раньше 50 млн. пудов, теперь предполагается НКТоргом сократить до 30 млн.

пудов, да и эти дать за счет влажного сибирского хлеба и вдали от железных дорог, б) Потребительский рынок находится все время в крайне напряженном состоянии. В то время, как заготовительные цены на хлеб сравнительно с прошлым годом снизились очень значительно, хлебные цены потребляющих районов даже несколько выросли. В этом и заключается секрет успеха Микояна: он весь определяется хищническим использованием благоприятной конъюнктуры, когда при высоком урожае он добился низкого плана заготовок и этим заставил бедняка продавать хлеб по дешевке, а городского потребителя – покупать хлеб по дорогой цене. Насколько же он на самом деле овладел хлебным рынком, видно из того, что этот монополист, который хвастается, что он уничтожил "свободную торговлю во всероссийском масштабе", никак не может, несмотря на все постановления, снизить цены на хлеб в льнодельческих районах.

Закончится ли благополучно вся эта операция обирания и деревни, и города – первой на низких ценах, второго на высоких – сказать трудно. С 1 марта до конца кампании осталось еще заготовить около 90 миллионов пудов. Весьма вероятная гибель части сибирского хлеба и неудачное распределение хлебозаготовок по территории Союза могут заставить повысить эту сумму, а между тем февральские и мартовские заготовки вдут ниже прошлогодних, а на Украине и Северном Кавказе, где заготовки НКТорга почти прекратились, но хлеб у крестьян есть, цены явно обнаруживают тенденцию к повышению. При этих условиях вполне возможно, что НКТоргу придется для пополнения хлебных ресурсов пойти на повышение цен, что грозит срывом всей политики низких хлебных цен, и притом в пользу кулака.