Текст книги "Сингапурские этюды"

Автор книги: Юрий Савенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Внутреннее равновесие

И вот наконец встреча с самим художником. Новая выставка Ко Суй Хо. Все та же «Альфа-галерея». Небольшая комната, ставшая благодаря энтузиазму нескольких сингапурских художников и архитекторов Домом искусства. Здесь экспонировались работы выдающегося художника Индии Джамини Роя, холсты крестьян с Бали, словно настоянные на солнце, синеве и зелени этого индонезийского острова, картины сингапурских живописцев.

В Сингапуре работают художники разных школ и направлений. Некоторые из них верны традиционному искусству – живописи на китайском шелке или малайском батике. Последняя техника в свое время была очень популярна в Сингапуре. Один из мэтров этой школы, Сиа Ким Жу, как-то сказал: «Я не был удовлетворен тем материалом, с которого начал, маслом и акварелью. Местные сюжеты требовали иного подхода. Хотелось материала, который я почувствовал бы истинно своим. Так я пришел к батику – традиционной малайской технике, состоящей в том, что те части ткани, которые не должны быть покрыты краской, закрываются расплавленным пчелиным воском». Теперь многие считают эту некогда очень популярную школу живописи легковесной: слишком много работ на потребу туристскому вкусу. Однако есть и серьезные последователи Сиа Ким Жу – Джафар Латиф, Саид Саркаси и другие. Они ищут новые мотивы, новый подход к традиционному материалу.

Довольно много художников (чаще всего они получили образование на Западе) работают, подражая разным направлениям западной живописи. Иные пытаются найти синтез, совместить Запад и Восток, а иные убеждены, что разговоры о Западе и Востоке во многом искусственны: дескать, есть живопись хорошая и плохая.

Существует большая группа так называемых воскресных художников. Их излюбленные места набережные рек, тихие, уютные переулки старых кварталов. Они пытаются передать акварелью неповторимое очарование тропиков, мимолетное впечатление, неожиданность смены настроения.

Набережная реки Сингапур всегда привлекала художников разных направлений. Многие хотят выразить дух этой реки, не знающей покоя. Именно здесь начинался когда-то знаменитый порт. Это потом ему стало тесно, но и поныне идут по реке сампаны, лихтеры, лодчонки, тянут свои бесконечные грузы баржи.

И еще художников тревожит тема наступления урбанизма – бетонных и стальных пятидесятиэтажных коробок – на берега реки, застроенные рядами двухэтажных пакгаузов. Выделяется в этой группе молодой Ленг Жун Вонг, который создал целую серию акварелей, запечатлевших старый и новый Сингапур.

Немало художников увлекаются «пасторальными» сюжетами. Таков, например, Ли Ман Фонг. Вот словно выплывает из тумана мальчик, сидящий на буйволе и играющий на флейте. На другой картине вы видите деревню на острове Бали, пронизанную мягким светом раннего утра.

Интересна группа художников, избравших своей эмблемой греческую букву «альфа». Это разные по манере живописцы, но с единым творческим кредо, в основе которого протест против догм, непрерывные поиски себя, стремление к внутреннему, философскому ви́дению. Вот Энтони Пун с его серией волн, голубых, синих, желтых, коричневых. Мир красок. Бесконечные оттенки и сочетания. Вечный поток цвета, который никогда не иссякнет. У Томаса Ёу – свой путь. Он пытается «повенчать» дерзкие цвета современной западной живописи с традиционной «вертикальной» манерой рисунка старых китайских мастеров.

Не всегда такая тонкая живопись вписывалась в деловую атмосферу вечно спешащих, шаркающих и стучащих звуков. Так случилось, когда художники «Альфы» организовали выставку на улице Шэнтон-уэй. В длинных коридорах гулял кондиционированный ветер. Банковский город небоскребов, официозный и холодный, не принял «Альфу». Слишком торопливо смотрели полотна служащие балков и страховых контор. А ведь выставка вселяла душу в этот холодный мир урбанизма, звала к единству человека и природы.

Разные мысли навевают воспоминания о художниках, вернисажах, холстах…

Все тот же серебряный перезвон колокольчика. На пороге – сам хозяин. Голубая куртка. Внимательный взгляд. Мягкая застенчивость. Мы одни в комнате, наедине с этим синим миром.

– С чего начинается моя живопись? С внутреннего равновесия. Когда оно есть, посторонние раздражители на меня не действуют. Я их просто не замечаю, живу в мире, который рождается на холсте. Если есть равновесие внутри, могу писать где угодно. Зачем большая студия? Нужен холст и несколько квадратных метров пространства. Главное – знать, что пишешь.

Это звучало как внутренний голос, раздумья вслух, разговор с самим собой. Порой казалось, что художник и не замечает нас. Но это только казалось так. Он был умным собеседником. Говорил о детстве, странствиях, наблюдениях ярко, красочно и, когда не хватало слов, обращался к миру на холстах, его миру. В мягкой речи Суй Хо была доброжелательность, которой светились и его холсты.

Невольно вспомнились прочитанные где-то слова художника: «Моя живопись – это память, воспоминания о детстве». И я сказал ему об этом с надеждой услышать объяснение.

– Детство неисчерпаемо, – ответил Суй Хо и замолчал.

Я понял, что больше говорить на эту тему ему не хотелось. Помните, у Льва Толстого: «От пятилетнего ребенка до меня – только шаг. От новорожденного до пятилетнего – страшное расстояние».

Это была выставка работ последних десяти лет. Многое знакомо, но немало написано за последний год, в том числе и в бангкокской студии, куда художник уехал тогда, так и не дождавшись конца своей первой выставки в «Альфа-галерее». Облакам и воде художник остался верен. Больше стало работ лунных, космических – «Близнецы и луна», «Встреча в космосе». Словно расширились границы природы.

Но вот картина иная – «Попутчики». Он и она, бредущие неуверенно, не знающие, что впереди. Это случайные, вынужденные попутчики. Может быть, будут вместе, может – нет.

– Так же порой детей фотографируют (да и взрослых), – комментирует художник, – они случайно оказались вместе, вот их быстро собрали, раз-два-три – снимок готов, а они, может, больше и не увидятся.

Рядом с «Попутчиками» – «Девочка и ящерица». Девочка держит в руках геккона (в этих краях он известен под названием чичак). Без этой маленькой розоватой ящерицы невозможно представить вечер в сингапурском доме. Когда становится так тихо, что, кажется, все звуки уснули до утра, слышится вдруг скрипучая отрывистая мелодия: «чак, чак, чи, чак»… И маленькие существа начинают свои настенные игры. То они ловят друг друга, смешно виляя хвостиками, то стремительным броском настигают муху, то вдруг замирают, грациозно откинув хвост, и смотрят на вас большими печальными глазами с поволокой.

– Вы знаете, – говорит Суй Хо, – китайцы, живущие в этих широтах, жители Южных морей, называют чичаков «биху» – настенными тиграми.

А ведь это действительно тигр для мошек, населяющих стены дома. Я говорю художнику, что, наверное, не случайно он пишет то, что очень хорошо чувствует и знает. Это его небо, его река, его ветер, его друзья, бредущие облачной ночью, его чичак…

– Да, – задумчиво говорит Ко Суй Хо, – главное, знать, что пишешь, и быть в творческой форме. Вот видите, – он мягко улыбается и как-то виновато разводит руками, – опять я проповедую внутреннее равновесие… Для меня без него нет творческого настроя.

Мой друг рассказал однажды о том, как принес он свою рукопись Александру Твардовскому. Что-то не удовлетворяло в ней автора, была эта рукопись какая-то ершистая, напыщенная, неуравновешенная. Чего-то в ней не хватало.

– Спокойствия, когда писали, – сказал Твардовский. – Вы должны быть абсолютно спокойны, когда садитесь писать. Ваши волнения читателя не интересуют. Будьте спокойны, и тогда сумеете передать то волнение, которое овладело вами и побудило написать о пережитом.

Внутреннее равновесие. Спокойствие. Разве не об одном и том же говорили Твардовский и Ко Суй Хо?

Людей в галерее становилось все больше, и отвлекать художника уже было неловко. Пришла пора расставаться.

– Если вам интересно, побывайте в доме моего друга, архитектора Лима, У него самая большая коллекция моих картин, и сейчас там тоже выставка. Поедете вдоль моря и, когда увидите круглый синий пластиковый столб с отметкой «10 км» (не старый каменный, а пластиковый!), въезжайте в ворота.

О пластиковом столбе художник сказал с неприязнью. Ему по душе камень, скалы, море, облака… На картинах его вы не найдете ни одной вещи «сработанной». Но нет, это не вызов современному миру машин и синтетики. Это призыв к человеку индустриальной эпохи не забывать о том, что он часть мироздания.

Голубь летит в Пинанг

Пасир Панджанг – по-малайски «длинные пески». Дом номер 291, сразу за синим пластиковым столбом сотметкой «10 км». Огромная пальма, словно опахало, бросает щедрую тень на дом. Во дворике выложенная ракушками дорожка и пурпурные цветы, напоминающие стручки красного перца, – это «коралловое дерево».

Картины на стенах «Альфа-галереи» все-таки казались чудом. Здесь все воспринималось реальнее, но от этого не переставало быть чудом. Дом открыт ветру, его можно пройти насквозь и выйти в другой дворик, а дальше – море. Когда-то оно было рядом, у порога. Теперь, отдаленное наращенным ярко-коричневым берегом, таяло в мареве. Вдали в бликах солнца трепещет черный парус. Здесь, на холсте, дети солнца купаются в его лучах. В доме среди картин летал голубь. Он словно хотел присоединиться к птицам на холсте. Может, к той, что на коленях у девушки с картины «Девушка-гибискус». Есть такой цветок – красный, ажурный. Малайцы называют его «бунга райя» (цветок радости). В соседней Малайзии, а также на Фиджи, и Гавайях он считается национальным цветком. В тропиках весьма популярен. Сорванный, он все еще цветет, даже без воды, увядает лишь к ночи вместе с ушедшим днем.

После недавнего знакомства с художником мир на его холстах казался совсем близким, живым. Однако пришла пора расставаться. Появилась девушка, деловая и озабоченная. Она ходила между картинами, методично и профессионально приклеивала к ним надписи: «Болотная девушка», «Ку-ку, Луна»…

^{«Девушка-гибискус». Картина художника Ко Суй Хо}

Холсты переезжали в Пинанг, к другим людям. Там в картинной галерее уже висели афиши о предстоящей выставке Ко. А голубь, словно предчувствуя расставание, беспокойно летал – то вылетит во дворик, то опять залетит в дом. Может быть, и он решил отправиться в Пинанг?

Художник должен был вот-вот уехать «далеко и надолго».

– Меня все больше и больше интересуют две вещи – линия и круг, – сказал он, когда мы прощались в «Альфа-галерее». – Ведь с этого все начиналось. И первобытная живопись. А вот прочтет ли зритель мое послание?.. Чтобы послание дошло до сердца зрителя. Наверное, в этом и есть назначение художника.

Прошел год. Ко Суй Хо побывал в США, где работал в иной сфере – графике. И снова выставка в «Альфа-галерее». Человек и окружающая среда – этой теме Ко остался верен. Но исчезли трогательные существа, навеянные памятью о детстве, не стало ярких красок. Острые линии. Квадраты. Черные, серые тона. Иная среда – иные средства выражения. Человек в урбанистическом пространстве.

Профессионально художник был доволен поездкой: попробовал себя в графике. Но многое разочаровало в том мире «мальчика из кампонга».

– Очень немногословны люди, вечно спешат, сказать слово – это уже событие. А если говорят, то как-то слишком прямо, мало глубины, скрытого смысла.

– Вернетесь к своим облакам, Суй Хо? – спросил я художника.

Он ничего не ответил, пошел в соседнюю комнату и принес полотно. Оно очень напоминало те, прежние.

– Вот только что написал в горах Малайзии, снова возвратились образы детства. Но как буду работать дальше, не знаю. Человек развивается по спирали. Идет вверх, но оглядывается на пройденный виток. Однако смотрит на него уже другими глазами, ведь сам-то он изменился.

Нет, он не похож на мэтра, все еще ищет себя…

Сезон дуриана

 
Рука человека – его душа,
Его глаза говорят о его сердце,
Запах созревшего дуриана
Скрывает затаенную сладость.
Вы слышите плеск воды в
сердце зеленого кокосового ореха,
Желтый дуриан хранит свои тайны.
 

Малайский речитатив

Сначала старик примеривался, приспосабливал колючий дуриан на ладони, осторожно, неторопливо, ведь шипы дуриана такие злые; затем поднес его к носу, долго нюхал, потом стал прислушиваться, словно это не фрукт, а раковина и хотел он услышать пение туманного моря. Наконец решительно сказал: «Этот». Вокруг лотка, на котором лежали оливкового и желтоватого цвета продолговатые фрукты с острыми грубыми шипами в ярком свете висящей лампы, стояли покупатели. Никто не торопил старика: покупка дуриана – дело серьезное…

Пожалуй, нет на свете другого фрукта, который родил бы столько легенд, историй и был столь противоречив, как дуриан. В своем отношении к дуриану люди четко делятся на две категории – те, кто его любит и те, кто его ненавидит. Третьего не дано. Спросите сингапурца: «Вам нравится дуриан?» И если он принадлежит к первой категории счастливцев, ответ будет молниеносным: «Я люблю дуриан». Заметьте, люблю. Глагол «нравится» не годится.

Покупатели все прибывали – пешком, на велосипедах, мотоциклах, мотороллерах, визжали тормоза машин. Продавцы знали, где расположить свой базар: рядом с шоссе, соединяющим аэропорт с центром. И те, кто возвращался из аэропорта, неминуемо тормозили на огонек.

Когда приходит сезон, в разных концах острова возникают дуриановые базары, одни тихие, скромные, как этот, другие шумные, с размахом. Вот, например, площадь у мечети Ходжа Фатима, одной из самых старых в Сингапуре. Она ничем особенным не примечательна. Но в эти дни совершенно преображается. Появляются временные деревянные конструкции с натянутыми зелеными тентами – крытый рынок. Пустынный по утрам, после полудня он оживает, начинает дышать, кричать, жужжать, как всякий восточный базар. Но не ищите на нем пестроты и разнообразия.

^{Покупка дуриана – искусство}

Здесь продается один, только один товар: дуриан. Воздух настоян на крепком мускусном запахе дуриана, наполнен криками торговцев. «Эй, подходи, мой дуриан самый сладкий»… Звучат отрывистые цифры: «75 центов – кати, 70 центов – кати…» Этот рынок также и аукцион. Оптовый покупатель загружает кузов своего маленького грузовичка и потом торгует в розницу. Продают дуриан на вес, и заметьте, не на старые имперские унции и не на новые метрические килограммы. Дуриан хранит верность местной мере – кати (1 кати – чуть больше 600 граммов). Так велит традиция.

Еще до того как вы заметите у дороги яркий свет лампы, вы почувствуете всепроникающий, дурманящий запах. Тропический воздух густ и вязок. Порой кажется, его можно резать ножом. Как масло. И он устойчиво хранит все запахи: любой ночной рынок – словно отрезанные ломти кислого, горького, сладкого… Здесь этот запах, не сладкий и не кислый, но какой-то бурный, отталкивающий тех, кто его не приемлет, зовущий, притягивающий почитателей, довлел над всеми иными.

Специалисты говорят: индикатор спелости дуриана – запах. Если плод пахнет «зелено», он еще не созрел, запах должен быть насыщенным, но не слишком резким, в этом случае дуриан уже перезрел. У каждого покупателя своя система выбора. Он исходит из размера, цвета, веса, формы, даже строения шипов плода. Есть поклонники изогнутых фруктов, больших, средних, маленьких, но большинство сходится на том, что «хороший дуриан должен быть легче, чем он выглядит». Слишком тяжелый фрукт может оказаться недозревшим. Вкусы у покупателей очень разные, и продавцы не волнуются: хорошая выручка обеспечена. Существует много сортов дуриана. Самый лучший дуриан-тембага – с жирной темно-желтой мякотью, продолговатый дуриан-бетул, дуриан-сангкар – круглый. Самый мелкий – мата-кетам (глаза краба). Слово «дуриан» происходит от малайского «дури» – «шип».

Дуриан принадлежит к тому же семейству, что и сейба, а также знаменитый африканский баобаб. Стройное высокое дерево (около 40 метров) с почти горизонтальными ветками, с которых свисают плоды. Устройство их таково, что, упав на землю порой с головокружительной высоты, они редко разбиваются. Но берегите голову – боже упаси стоять под дуриановым деревом в пору созревания! Рабочие на плантациях в сезон урожая живут в специальных хижинах и надевают защитные шлемы. Техника безопасности здесь, как на стройке. Падает созревший дуриан, как правило, ночью, и собирать фрукты надо сразу же, распределяя их по сортам. На заре приходят грузовики и увозят корзины с дурианом. Медлить нельзя. После падения в мякоти происходят химические изменения, и есть плод надо как можно быстрее. Открывать дуриан до продажи также не рекомендуется: мякоть на воздухе быстро киснет.

В этом исключительность дуриана. Хранению он не подлежит. Пробовали держать дуриан в банках – эксперимент провалился: ферментация протекала так быстро, что банку разрывало. Есть такой ботанический термин – «капсула». Это о дуриане. Вот и выходит, что настоящий дуриан остается достоянием жителей Юго-Восточной Азии – Малайзии, Бирмы, Таиланда, Сингапура, Индонезии – тех стран, где он растет.

Рассказывают, что в былые времена короли Бирмы, которые любили именно таиландский дуриан, подбирали сильных и быстрых бегунов, чтобы доставить лакомство эстафетой из Таиланда в Бирму.

Мнения о том, какой дуриан лучше, разделились. Большинство любят фрукты из малайзийского штата Перак и таиландские. Даяки королем дуриана считают редкий сорт с ярко-оранжевой мякотью.

В наши дни «дуриановый» товарообмен между странами весьма затруднителен.

И все-таки… Несколько лет назад озадаченные сингапурцы обратились в редакцию газеты «Нью нейшн» с просьбой провести одно расследование. Торговцы на нескольких рынках утверждали, что продают таиландский дуриан, прибывший на борту самолета из Бангкока. И цена его была, конечно, куда выше! «Как это могло случиться? – вопрошали читатели. – Ведь всем известно, что авиакомпании не разрешают провозить этот пикантный груз с сильным запахом. Неужели торговцы надували?»

Редакция обратилась в одну авиакомпанию, другую, третью – всюду запрет. Однако нашлась-таки компания, самолеты которой брали на борт дуриан, но с условием: товар должен быть оптовым и находиться в грузовом отсеке, а фрукты должны быть чуть-чуть недозревшими (с точки зрения знатока, это, конечно, нарушение правил игры): в этом случае запах не такой стойкий.

Когда приходит пора дуриана, освещению этой темы в прессе отдаются самые видные места. Ведь дуриан – не просто фрукт. Это образ жизни, страсть, бизнес и мало ли еще что. Газеты публикуют цены, сообщают о прибытии новых партий колючего груза из Малайзии (кстати, часто самые нетерпеливые сингапурцы сами едут через дамбу, разделяющую страны, чтобы купить товар прямо на плантации). Корреспонденты ведут репортажи с дуриановых плантаций. Порок они носят детективный привкус. Ведь воры не дремлют, особенно когда идет дождь. Рассчитывая на лень плантационных рабочих, грабители совершают набеги… Помню и такое сообщение. Неожиданно упавший плод сильно поранил плечо репортера – с дурианом шутки плохи. Но первая помощь была ему оказана моментально. В журналах и на полосах воскресных газет публикуются эссе о дуриане. Были и легенды, с ним связанные, пословицы и поговорки. («Продай саронг – купи дуриан», «Словно дуриан упал» – так говорят, если выпала неожиданная удача.) Поэты посвящают ему стихи.

Продавец вопросительно посмотрел на старика и по движению его бровей понял: открыть! Взмах паранга – и показалась кремовато-желтая густая мякоть…

В записях Абдуллы бин Абдулкадира Мунши, первого малайского просветителя и переводчика, говорится о том, как пришел к сэру Раффлзу торговец и предложил шесть дурианов. И стоило основателю Сингапура почувствовать запах фруктов, как он опрометью помчался прочь – не вынес.

А вот история, случившаяся в наши дни. Однажды жильцы отеля стали жаловаться хозяину на плохой запах в номерах. Хозяин прислал механика, полагая, что неисправна система кондиционирования. Но та оказалась в порядке. Тогда стали проверять комнаты одну за другой, пока не обнаружили причину – в одном из номеров некто самозабвенно ел дуриан. Кондиционер вобрал в себя его запах, и он распространился по всему отелю. Жители отеля были спасены, но возмущению сладкоежки, которого оторвали от любимого занятия, не было конца. Говорят, с тех пор у входа в отель появилась выразительная надпись на английском, малайском и китайском языках, в изысканной манере убеждавшая жильцов не вносить дуриан в отель, дабы не причинять неудобства другим. Представьте, как трудно было решиться на такую надпись хозяину – страстному любителю дуриана. Но бизнес есть бизнес.

«Вкус небес и запах ада – вот он каков, наш дьявольский дуриан», – говорят о нем местные жители.

Впрочем, один знакомый журналист рассказывал, что, если в пору дуриана донесется до него этот пьянящий запах из соседнего дома, статью можно откладывать в сторону: он должен последовать примеру соседа и мчаться на рынок за дурианом. Шофер такси уверял меня, что запах для него важнее вкуса. А каков вкус?

«Смешайте немного кукурузной муки, испорченного сыра, мякоть персика, орех (фундук), добавьте чуточку ананаса, ложку старого сухого хереса, густых сливок, мякоть абрикоса, немного чеснока, и это даст вам приблизительное представление о вкусе дуриана», – писал известный натуралист А. В. Валлас.

По консистенции мякоть дуриана удивительно напоминает сибирские пельмени, до того как их положили на мороз. Таков дуриан – немыслимая комбинация…

Несколько лет назад ехал я в поезде Москва – Сочи на юг, к морю. В купе – молодой ленинградский инженер и учитель из Абхазии. Говорили о разном, но больше о дальних странах. Узнав, что я работаю в Сингапуре, учитель из Абхазии стал дотошно расспрашивать о мельчайших подробностях местного быта. Как-то незаметно коснулись дуриана. Инженер оживился и с загадочной улыбкой спросил:

– Каков он на вкус?

Лучше, чем Валлас, не скажешь, решил я и процитировал: «Смешайте немного…»

Парень хитро посмотрел на меня и… словно бросил козырную карту:

– А знаете, я ведь приготовил этот состав. Не сразу, конечно. Персики есть, ананасов нет. Все-таки удалось наконец.

Вернувшись из отпуска в Сингапур, я рассказал об этом случае любителю дуриана.

– Думаю, парень вполне заслужил право быть членом нашего клуба, пусть заочно. Такой энтузиазм! – сказал он. – Я почему-то уверен, что ленинградский инженер обязательно приедет в Сингапур. Хорошо бы – в сезон дуриана.

Между тем старик отошел в сторону, сел на корточки около дренажной канавы, до краев заполненной только что прошедшим муссонным дождем, достал мякоть из «раковины» и стал медленно есть. В этот момент остальной мир – придорожная суета, звуки голосов продавцов и покупателей, треск раскрываемых фруктов – уже не существовал для него. Он был наедине с дурианом…

До сих пор мы говорили о том, какое блаженство испытывают любители дуриана, оставаясь один на один с этим магическим фруктом. Но чаще дуриан едят в хорошей компании. В странах Юго-Восточной Азии существуют даже клубы любителей дуриана. Когда наступает сезон, члены этих клубов собираются на торжественную трапезу. Зачастую скупают урожай прямо на корню – за несколько месяцев до сбора.

Склонность к дуриану имеют многие звери: слоны, тигры, тапиры, кабаны, носороги, буйволы, обезьяны. Из домашних животных больше других их любят сиамские кошки. Есть свидетельства ученых, что летучие лисицы не только обожают фрукт, но и участвуют в его расселении, разнося семена по джунглям. Многим животным большого труда стоит открыть дуриан. Бывает, правда, что кожура упавшего плода трескается. Если же нет, что делать тогда? Слоны проглатывают его целиком.

Старик съел мякоть, аккуратно завернул косточки, затем налил воды в «раковину» дуриана, выпил, вымыл пальцы, еще хранившие запах фруктов, и тихо улыбнулся.

– Хороший дуриан?

– Да. Первый в этом сезоне, – ответил старик и медленно побрел по дороге…

Сезон дуриана бывает два раза в году – в июне – июле, когда дуют юго-западные муссоны, и ноябре – декабре, когда приходит пора северо-восточных муссонов, приносящих больше влаги. Иногда время между урожаями немного сжимается, и тогда за два года бывает пять дуриановых сезонов, и хотя привычный цикл несколько нарушается, но это только радует почитателей.

Ну а чем можно утешиться в межсезонье? К вашим услугам знаменитый дуриановый кекс в форме сосисок в красной упаковке, дуриановое мороженое, джем; некоторые добавляют в мякоть соль и креветочную пасту, иные предпочитают дуриан с сахаром – слегка поджаренный или прокипяченный, зерна тоже варят и пекут. Однако ничто, конечно, не сравнится с первым свежим дурианом нового сезона, только что купленным с лотка!

Дуриан дает силу – так говорят в народе. А ученые подтверждают: 100 граммов мякоти содержат в себе 150 калорий, что равно чашке риса. А количество протеина в нем – 2,5 процента (в яблоках, к примеру, 0,3) – одно из самых высоких среди фруктов.

Местные жители считают этот фрукт жарким, энергетическим. Чтобы затушить пожар, рекомендуют мангостан, другой плод этих широт.

Если дуриан называют королем фруктов, то мангостан здесь возвели в ранг королевы. На лотках они чаще всего рядом. Мангостан, конечно, уступает дуриану в загадочности, и легенд о нем не складывают, но знатоки называют его «самым изысканным в мире фруктом». По-моему, по вкусу мангостан немного напоминает нашу клубнику. Впрочем, вот как описывает его Андрей Николаевич Краснов, один из крупнейших натуралистов конца XIX – начала XX века: «Представьте себе ягоду черники, не вполне зрелую, когда она черно-малиновая, увеличьте ее до размеров яблока, и вы получите мангостан. Но это плод твердый. Если вы разрежете ножом этот плод, то под малинового цвета упругой, как кожа, и толстой оболочкой вы увидите пять снежно-белых долек, как зубки на малиновых губах». Добавлю только свидетельство местных жителей: «Мангостан никогда не врет». Посмотрите на плод – несколько жестких отростков венчают верхушку кожуры. Их количество соответствует числу долек внутри плода. Краснову попался мангостан с пятью дольками. Бывает и больше.

В свете лампы мелькали оливковые и желтоватые фрукты, слышался треск раскрываемых «раковин», торговля продолжалась. Завтра утром снова придут грузовики с тяжелыми корзинами. Каждый день в сезон из Малайзии в Сингапур прибывает 125 тысяч плодов дуриана, 8 миллионов в год. Почти по 4 штуки на каждого жителя. Не считая своих плодов, но их немного.

Рынок утихал, все ниже становилась гора фруктов, приглушеннее мелькал огонек висящей лампы. Но бурный, пьянящий запах все еще наполнял воздух.

Шел сезон дуриана.