Текст книги "Убить вампира (СИ)"

Автор книги: Юрий Безрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Часть III СКРЕЩЕНИЕ

«Все дороги ведут в Рим»

Ж. Лафонтен «Третейский судья, брат милосердия и пустынник»

1

В Черемухино автобус прибыл в четыре часа вечера. Ольга вышла на автостанции, вошла внутрь. Расписание автобусов висело за стеклом кассы. В недлинном перечне автобусных остановок она быстро разыскала Пырьевку на пути маршрута Черемухино – Лыково. Автобус на Лыково отправлялся в 18–40.

– Скажите, – спросила Ольга у кассира, – а до Пырьевки долго ехать?

– Мину двадцать пять – тридцать, – ответила кассирша.

– Спасибо, – сказал Ольга и отошла от кассы.

Значит, в Пырьевке она будет около семи вечера. Куда она пойдет, она же никого не знает?

И к отцу Лаймы не сможет пойти – он её никогда не видел. Что она ему скажет? Что близкая подруга его погибшей дочери? Чего ей надо?

Нет, в Пырьевку нужно ехать утром. Она спокойно разыщет могилу Лаймы и…

«Господи! – вдруг мелькнуло у Ольги. – Зачем я вообще сюда приехала?»

«Ты должна вымолить у неё прощение, – вспомнились ей слова старухи-гадалки. – Вокруг тебя смерть, одна смерть…»

Ольгу передернуло.

Может, стоит все-таки послушать старуху? Не убудет от нее, если съездит на могилу своей бывшей подруги и помолится там за упокой её души? Нет же! Самое трудное в жизни – переступить через саму себя, отречься от себя. На такое способны, как думала Ольга, только истинно верующие. Сегодня это, может быть, предстоит сделать ей. Сделать то, что делать совсем не хочется: признать свои ошибки, назвать их единственно верным словом без боязни потерять чувство собственного достоинства, оказаться униженной и оскорбленной, презираемой всеми, ведь признание своих ошибок и покаяние – суть одно и то же, синонимы. Нельзя признать свои ошибки, не покаявшись. Теперь она понимает это. И просто не может не сделать то единственное, что от нее требуется.

Ольга вернулась к кассе, снова посмотрела на расписание. Утренний автобус на Лыково отправляется в 10–30. В одиннадцать Ольга будет на месте. Если ничего ужасного не произойдет, вернется к вечернему рейсу в Карск. Она вполне может на него успеть. Значит, так и поступит. Переночует где-нибудь здесь, а утром отправится в Пырьевку. Нужно только узнать, где тут можно остановиться. Ольга снова спросила у кассира:

– Простите, вы не подскажете, здесь есть хоть какая-нибудь гостиница?

Кассирша недоуменно взглянула на Ольгу, но ответила:

– Выйдете из станции и направо вниз. Метров двести пройдете и справа увидите небольшое двухэтажное здание гостиницы.

– Спасибо, – поблагодарила её Ольга и покинула автостанцию.

Черемухино оказалось небольшим поселком, в центре которого высились три – четыре пятиэтажки, остальные дома были маленькие и приземистые. Улицы почему-то были редко засажены деревьями, но и посаженным было не более десяти лет: они еще не набрали своего роста, стволы их можно было легко обхватить руками.

Возле гостиницы вообще не было зелени, только неширокие клумбы по обеим сторонам заасфальтированной дорожки, ведущей прямо к входу. Ольга вошла. В холле никого не было. Она прошла дальше и попала в коридор, вдоль которого располагались комнаты. Справа, в конце коридора, Ольга увидела открытую дверь и направилась туда.

Комната, в которую она заглянула, оказалась небольшим кабинетом с простой неприхотливой обстановкой: стол, несколько стульев, книжный шкаф, до половины набитый документацией в папках, холодильник.

За столом в свете настольной лампы сидела женщина в теплой сиреневой кофте и что-то писала. Ее волосы блестели в тусклом отраженном свете.

– Простите, – вынуждена была прервать её работу Ольга. – У вас тут можно остановиться?

Женщина подняла на нее густо накрашенные глаза и спросила:

– Вы хотите переночевать или снять номер на несколько дней?

– Хотела бы переночевать, – ответила Ольга, чувствуя себя неловко: она не так часто ночевала в гостиницах.

– Присаживайтесь, – пригласила её комендантша. – Подождите секундочку, я узнаю, ушла кастелянша или нет, она работает до четырех.

Комендантша вышла, и вскоре до Ольги донесся её зычный голос:

– Лена! Лена! Ты еще здесь?

Ольге стало тоскливо. Сомнения снова охватили её. Какой черт занес её в это унылое захолустье, в убогую гостиницу, где и постояльцев-то нет? Сказать, что её сюда загнала судьба, все равно, что ничего не сказать или покривить душой. Нужна ли ей эта поездка? Что она делает здесь? Зачем приехала? И почему вообще должна из-за кого-то страдать? Тем более из-за людей не таких уж, если честно говорить, ей и близких.

«Зачем я здесь? – думала Ольга. – Почему?»

Её размышления прервала неожиданно появившаяся комендантша.

– Вы, к сожалению, немножко не успели: кастелянша ушла домой. Но это не страшно, – сказала, увидев, как потемнело лицо Ольги. – У нас есть один номер на двоих. С бельем. Только смотрите, никаких посторонних. У нас с этим строго. Паспорт у вас есть?

– Да, вот, – Ольга вытащила из дорожной сумочки паспорт и протянула его комендантше.

Та раскрыла его и начала просматривать страницу за страницей, раз за разом поднимая голову и глядя на Ольгу.

– Если не секрет, зачем к нам пожаловали?

Ольга посмотрела в любопытные глаза комендантши и сказала:

– Я у вас проездом, завтра утром уеду.

– Понятно, – проговорила комендантша, продолжая выписывать Ольге квитанцию. – Значит, завтра до обеда?

– Я выеду часов в девять утра. Только переночую, – сказала Ольга.

– У нас таких правил нет. Заплатите до обеда, а выезжайте хоть с рассветом.

Ольга не стала спорить. Ей хотелось сейчас поскорее остаться одной. Её охватили усталость и безразличие.

Комендантша быстро прикинула на калькуляторе и назвала сумму. Ольга без возражений вытащила из своего кошелька деньги и тут же расплатилась.

– Комната номер пять. Идемте, я вас провожу. Будете выезжать, сдадите комнату техничке. Я её предупрежу. Во сколько вы, говорите, выедете?

– Часов в девять – полдесятого.

– Так ей и скажу.

Возле пятого номера они остановились, комендантша достала из кармана кофточки связку ключей и открыла номер.

– Внутри шпингалет, можете на него закрыться. В комнате, пожалуйста, не курите, радио громко не включайте. Если понадобится что-то разогреть – кухня в конце коридора направо. Санузел на другом конце. Спокойного отдыха, – сказала напоследок комендантша и вышла.

Ольга закрыла за ней дверь на шпингалет, задернула на окнах шторы, включила свет, забралась с ногами на постель, прислонившись спиной к стене, и укуталась в одеяло: её немного знобило.

* * *

Самоубийство Лаймы потрясло её. Она не ожидала от неё такого поступка. Лайма, тихая, неприметная девушка оказалась настолько страстной, преданной, что бездумная и ничего, казалось бы, не значащая измена Сергея в один миг погубила её. Разве могла Ольга предположить, что такое может случиться? Она вообще тогда не придала тому событию никакого значения. Для неё, так же, как и для Сергея, она была уверена, та ночь была не более чем прихоть, забава. Она надеялась, что Сергей после той ночи будет мудрее и не раздует из мухи слона, однако он воспринял все, как трагедию. Уже наутро проклинал себя и просил Ольгу поскорее уйти, оставить его одного.

– Как ты не понимаешь, я же люблю Лайму. Не знаю, что произойдет, если она узнает об этом.

– А что может произойти? – словно не понимая, спрашивала Ольга.

– Да она не простит мне этого, – сжимая виски, говорил Сергей.

– Но ты вовсе не обязан ей говорить, – пыталась образумить его Ольга.

– Как же не обязан? Как не обязан! Я ведь с ума сойду! И какое тогда между нами доверие, искренность? Какое чувство?

И он не смог умолчать, не стал походить на тысячи других женатых мужиков, для которых измена – обычное дело. Обо всем, что произошло, Сергей все-таки рассказал Лайме. И хотя не признался, с кем разделил в ту ночь их брачное ложе, Лайма и сама догадалась. Это только подхлестнуло её. Предательство мужа и близкой подруги. Она не нашла в себе сил больше жить. От Ольги уже ничего не зависело.

* * *

За окном сгущались сумерки. Лампа в комнате, казалось, стала гореть ярче. Ольга согрелась и почувствовала себя лучше.

А как бы она сама поступила, если бы ей изменил любимый? Тоже покончила с собой или ответила ему тем же? Можно было только догадываться. Однако Ольгу тогда совсем не мучила совесть. Она не думала о том, что Лайма отважится на такое. Ведь, чтобы покончить жизнь самоубийством, нужна, наверное, смелость. Или одержимость. Или отчаяние! Наверное, все-таки отчаяние, ведь у Лаймы кроме Сергея и неё, Ольги, в этом городе ближе не было никого. Иногда Ольге просто казалось, что они с Лаймой как две сестры, как два колоска на одном стебельке. Может быть, потому она так легко отдалась Сергею? Может быть потому, что чувствовала себя Лаймой? Или хотела чувствовать? Во всем…

Когда-то они, еще до прихода Сергея из армии, таким же теплым уютным вечером сидели вместе в комнате Лаймы и болтали о всякой всячине. Напротив кровати, на которой они сидели, висело зеркало. Ольга то и дело бросала взгляд на их отражение. И вдруг… Вдруг её пронзила какая-то ясная мысль: «А ведь мы чем-то схожи».

– Мы похожи, – не удержалась тогда она и проговорила то, что возникло в тот момент в её душе. – Ты даже не представляешь, как мы похожи, – потрясенная этим открытием, восторженно воскликнула Ольга, продолжая смотреть в зеркало.

Но Лайма ничего на это не сказала. Только внимательно посмотрела туда, куда и Ольга, и, смущенно улыбнувшись, прижалась головой к её плечу. У неё были мягкие шелковистые волосы.

А потом Лайма, словно почувствовала разницу, словно уловила желание Ольги слиться с ней и попыталась убежать. Перед свадьбой покрасилась в другой цвет, черный, сделала более короткой стрижку, сменила губную помаду и цвет теней.

Теперь она не хотела походить на неё! Ни в чем.

«Ах, Лайма, Лайма, – думала Ольга. – Ты никогда ничего не имела своего, всегда принадлежала кому-то, и однажды захотела вырваться из силков, попытавшись сама стать собственником. Но не так-то просто изменить характер, сломать привычку. Вот что убило тебя, а вовсе не какая-то там супружеская измена. Но и я не подарок, каюсь. В этом была и моя вина. Я превратила тебя в зверька в клетке, расставила силки, не желая терять тебя, Лайма. И даже с Сергеем, своим давним приятелем Сергеем, свела тебя, может быть, поэтому»…

Неожиданно Ольга спохватилась. Она ведь не узнала, есть ли в Пырьевке церковь! Может, её там и нет? Ольга ощутила сильное желание исповедаться. Носить в себе всё, она чувствовала, ей уже не под силу. И хотя слабо верила, что кто-то может ей помочь, становилась все больше уверенной, что без этого не обойтись, что так надо, что покаяние будет единственным условием того, что смерти Лаймы и Сергея ей простятся.

Ольга вышла в коридор. Ни души. Направилась к выходу. В холле за столом, уткнувшись в тонкую книжицу, сидела дежурная, низенькая, плотная толстушка с пухлыми пунцовыми щеками, заступившая, очевидно, на ночь. Ольга тихо поздоровалась с ней и спросила, есть ли церковь по дороге на Лыково.

– Есть, – ответила дежурная, оторвавшись от книжки. – В Рокатово. А что? – уже с любопытством уставилась она на Ольгу. Ольге это мало что говорило.

– Да так, ничего. А как далеко от Пырьевки? – спросила она.

– Да почти рядом. Пырьевка – следующий поселок за Рокатово. Вам там что-то надо?

– Да нет, я, собственно, к знакомым, в Пырьевку.

– А-а! – понимающе протянула дежурная, не спуская с Ольги любопытного взгляда.

Ольга вернулась в номер и снова прилегла на кровать, уставившись в противоположную стену.

«Это хорошо, – думала она, – что есть церковь». Она обязательно заглянет в неё.

Голоса за окном стихли, и Ольга уснула.

Ей снился огромный сад, множество невысоких раскидистых деревьев. Кажется, яблонь. Плодов на них не было, и листья, блеклые, потемневшие до черноты, сохранились не везде. Сад был запущен. Длинные корявые ветви переплелись и тяжело клонились к земле. Между деревьями трудно пройти: мешают ветки, но Ольга упорно продирается сквозь них.

Вдруг что-то зацепилось за её пальто. Она обернулась, чтобы взглянуть, и увидела, что сад исчез и она находится в огромном сарае, доверху набитом сеном. Вокруг полумрак, сырость и почему-то запах тлена. Ольга нервничает, отступает к двери сарая, чувствуя, что кроме неё в нем есть еще кто-то, кого она не видит. Страх обволакивает, она продолжает пятиться и вдруг оступается, падает навзничь и… просыпается.

Яркое солнце светит ей прямо в глаза. Пора отправляться в дорогу.

2

В семь утра, как планировал Михайлов, выехать с Горюновым им не удалось. Подвел «Москвич». Куда-то пропало зажигание.

– Ничего не пойму, – разводил в отчаянии руками Горюнов. – Еще вчера ездил, все было нормально.

– Ладно, – махнул рукой Михайлов, – жду тебя в горотделе. Надеюсь, не долго будешь копаться.

До горотдела от Горюнова рукой подать. Михайлов пошел не торопясь, чтобы побыть немного одному, собраться с мыслями.

Парк, мимо которого он шел, печально провожал его взглядом. Среди деревьев нет-нет да и мелькали беззаботные бродяги. Скамейки пустовали, ни крика, ни визга, только шелест листвы от внезапно налетающего ветра да перехлест голых ветвей где-то вверху, в глубине не совсем еще осыпавшихся крон.

Ничего не клеилось в этом деле. Кому нужна была смерть Кравченко? Ракитиной? Не было, казалось, никакого мотива. Его отказ продолжать с ней отношения может только возмутить вспыльчивую женщину, но никак не довести её до убийства. Отец Лаймы? У него больше всего поводов лишить зятя жизни: тот стал виновником гибели его дочери, причем дважды, так как почти всякий горячо любящий отец воспринимает замужество своей дочери как гибель. Отец Лаймы был против её замужества. Вот почему на свадебных фотографиях его нет. Самоубийство Лаймы еще больше увеличило недовольство, переросшее в откровенную ненависть. Теперь остается выяснить, как он это сделал. Выходит, как ни крути, а ехать в Пырьевку необходимо.

Михайлов поднялся на второй этаж горотдела, вошел в кабинет Горюнова, сел за свободный стол, раскрыл дело, заново начал пересматривать бумаги. Дошел до фотографии Ракитиной. Что-то всё-таки знакомое проступало в её чертах. Михайлов не мог только понять – что.

Зазвонил телефон. Михайлов снял трубку.

– Товарищ майор, – послышался в ней голос дежурного. – Горюнов ждет вас внизу. Машина на ходу.

– Спасибо, – сказал Михайлов, – сейчас спущусь.

Еще раз посмотрел на фотографию.

«Наверное, показалось», – подумал он и убрал дело в сейф.

* * *

Они ехали минут пятнадцать. В салоне тихо звучало радио. Мимо плавно проносились неприхотливые пейзажи средней полосы: холмы, овраги, посадки, перелески. Уже вовсю разгулялась осень – трава пожухла, листья на деревьях почти полностью облетели, ветер гонял по небу хмурые тучи.

– Николай Николаевич, как вы думаете, это дело у нас зависнет? – спросил Горюнов.

– Всё зависит от того, что расскажет нам отец Лаймы. Что там мы знаем о нем?

– Ничего особенного. Родился в сорок втором, сейчас на пенсии, живет в Пырьевке.

– В квартире Кравченко не найдено ни одного его отпечатка, ни одного следа, – с сожалением сказал Михайлов.

– Это еще ничего не доказывает, – не унывал Горюнов. – Может, он просто ловко замел следы.

– Может, и так. Пробрался в квартиру Кравченко незамеченным и ушел из нее, как человек-невидимка.

Михайлов замолчал и всю оставшуюся дорогу только слушал радио и смотрел в окно.

В Черемухино въезжали со стороны железнодорожной ветки. На въезде в поселок Горюнов притормозил и спросил у прохожего, где находится райотдел милиции. Подъехав к серому двухэтажному зданию, Горюнов припарковал свою машину. В дежурной части Михайлов с Горюновым представились, и их сразу направили к начальнику.

С начальником Черемухинского райотдела подполковником Лахновским Михайлов еще не сталкивался, однако тот сразу ему понравился. Михайлов ввел его в курс дела, вкратце рассказав об угоне автомобиля, его преследовании и убийстве Кравченко. Внимательно выслушав, Лахновский связался с дежурным и спросил его, не объявлялся ли Свирида.

– Он здесь, товарищ подполковник.

– Пусть зайдет, – сказал Лахновский и посмотрел на Михайлова.

– Ребят мы пока отпустили, хулиганку на них вешать не стали – совсем еще дети. Хотя на учет поставили: сегодня покатались на угнанной машине, завтра сами начнут угонять. Но вы их разыщите быстро: Свирида в своем районе каждый куст, каждый плетень знает. Участковым там четвертый год. Он с вами и поедет.

– Мы хотели бы сначала взглянуть на найденные «Жигули». В них ничего не обнаружили?

– Вроде ничего. Если вы не возражаете, я дам вам сопровождающего, он всё покажет.

– И еще. – Михайлов не спешил уходить, не решив до конца всех вопросов. – Нам, скорее всего, понадобится разрешение на вскрытие могилы Лаймы Кравченко в Пырьевке, вы не сможете с этим помочь?

– Все, что в моих силах, – сказал Лахновский. – Сейчас же свяжусь с нашим прокурором.

– Тогда мы пока осмотрим машину.

Михайлов и Горюнов вместе с худощавым сержантом вышли во внутренний двор райотдела, где в тени кирпичного здания стоял угнанный автомобиль. Михайлов сразу полез в салон. Ему показалось, что на чехле на переднем сиденье есть небольшие темные пятна. Он подозвал сержанта.

– Вы не в курсе, анализ этих пятен проводился?

– Не могу сказать, – ответил тот. – Я вчера не работал.

– Надо бы срочно сделать анализ. Возможно, это кровь.

К ним приблизился невысокий коренастый лейтенант и представился участковым Свиридой.

– Мне о вас подполковник Лахновский говорил. Я в вашем полном распоряжении.

Михайлов окинул лейтенанта оценивающим взглядом и сказал:

– Тогда первым делом заедем к малолетним угонщикам, а затем в Пырьевку, к Кречету. – И обратившись к сержанту. – Вы меня поняли, сержант? Чехол немедленно на экспертизу. Через час мы свяжемся с дежурным, пусть результаты оставят ему.

– Хорошо, товарищ майор, будет сделано.

Но выехали они только через час. В кармане Михайлова лежало долгожданное разрешение на вскрытие могилы Лаймы Кравченко, подписанное прокурором. Свирида в общих чертах обрисовал Кречета.

– Живет здесь года, наверное, два, не больше. Откуда приехал, не знаю. Держится уединенно, поселился за деревней. Нигде не работает. Наверное, занимается огородом, держит хозяйство. К себе никого близко не подпускает и ни с кем в Пырьевке не водится. Я несколько раз заезжал к нему по долгу службы – я ведь должен всех знать. Мне он показался несколько странным. В разговоре постоянно отворачивается, прячет глаза. Я сначала думал, что он из бывших заключенных. Проверил по картотеке, – нет, у нас не числится, может, и не сидел.

– А дочка его? – спросил Михайлов.

– Дочку хорошо помню. Красивая была девчонка. Жаль, умерла.

– А Кречет, случайно, автомобиль не водит? У него есть машина?

– Машину не видел. Водит он или нет, не знаю. А что, это важно?

– Сейчас все важно, лейтенант. Эти «Жигули», на которых лихачили ваши пацаны, были угнаны из Карска. Предположительно женщиной.

– Или мужчиной, переодетым в женщину, – вставил Горюнов.

– И вы думаете, что это был Кречет?

– Мог быть кто угодно. Наверняка не установлено.

Вскоре показалось Рокатово. Бросился в глаза купол храма, скрытого домами и пышными деревьями.

– Мальчишки живут в этой деревне, – сказал Свирида. – Сейчас здесь будет поворот направо и метров через сто двор того, самого младшего из угонщиков, Славика по прозвищу Бряка. Думаю, сначала лучше заглянуть к нему: он еще не так бесцеремонен, да и боязлив немного.

– Хорошо, – сказал Михайлов, – будем иметь в виду.

Горюнов свернул направо, проехал еще немного вперед и остановил машину у невысокого крашеного штакетника, на который ему указал Свирида. За забором они увидели небольшую побеленная известью избу с серой, потемневшей от времени шиферной крышей.

3

На крыльце, выходящем во двор, стояла пожилая женщина в кожухе, черном платке и с помойным ведром в руке. В её глазах отразился испуг, свободная рука невольно потянулась к груди.

– Здравствуйте, Мария Степановна, – сказал Свирида, отворив калитку и входя во двор. – Мы снова к вам. Славик ваш далеко?

Женщина не выпускала из рук ведро. Казалось, она совсем о нем забыла.

– Вы хотите его арестовать?

– Да нет же, Мария Степановна, – усмехнулся Свирида и покачал головой. – Я же вам вчера говорил: никто вашего Славку сажать не будет. Просто у наших товарищей появились новые вопросы.

Женщина все еще недоверчиво покосилась на Свириду, потом на Горюнова и Михайлова.

– Мария Степановна, – выступил вперед Михайлов. – Поверьте, нам сейчас очень важно поговорить с вашим сыном. От этого, может быть, зависит судьба не одного человека.

Женщина несколько расслабилась.

– Я его сегодня еще не выпускала во двор. Всю ночь не спала. Это ж надо – чуть в тюрьму не угодил. Связался с этими. Говорила ему, говорила.

Она, наконец, поставила ведро на крыльцо.

– Проходите, он там, в хате, телевизор смотрит.

Они вошли в дом.

– Слава! Слава! Где ты там? А ну, подь сюды, тут к тебе знов милиция. Да вы присаживайтесь, вот стулочки, садитесь, – пригласила их хозяйка.

Появился Бряка, замер испуганным сурком на пороге.

– Ну, здравствуй еще раз, Слава, – обратился к нему Свирида. – Тут товарищи из области хотят с тобой поговорить.

Мальчик посмотрел сначала на Горюнова, потом на Михайлова, затем уткнулся глазами в пол.

– Скажи нам, Славик, где вы нашли машину, на которой в район приехали? – спросил его Михайлов.

– Ну, отвечай же, – насела на сына мать. – Шляться где попало, так ты герой. Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Мы на рыбалку ходили: я и Толик, – вполголоса пробубнил мальчик. – Машина в кустах была, возле Пырьевки.

– А точнее? – проговорил Михайлов.

– Возле старого кладбища, в кустах.

– А почему вы решили, что она ничья? Может, кто-то на могилку приехал?

– Да на том кладбище давно никого не хоронят, а двери у неё все открыты были и стояла она как-то не так.

– Как?

– Если на кладбище приезжают, то заезжают с другого края, а тут машина совсем в стороне, возле посадки, ну как брошенная.

– Ладно, – остановил его Михайлов, поняв, что мальчишка толком ничего не может объяснить.

– И вы сразу сели в машину?

– Нет, мы сначала вернулись домой и рассказали обо всем Сеньке.

– Это Прыщ, самый старший из них, – подсказал Михайлову Свирида.

– И он предложил вам покататься? – спросил Михайлов.

Слава утвердительно кивнул головой.

– Ну, а вещи в машине были?

Мальчишка нахмурил брови, будто припоминая что-то, потом нетвердо сказал:

– Нет, я не видел. Вещей, кажется, не было.

– Точно? – переспросил Михайлов.

– Отвечай, когда тебя старшие спрашивают! – дернула его за плечо мать, и Слава как выстрелил:

– Сумка была спортивная, небольшая. Сенька её себе взял, сказал, что на рыбалку с ней ходить будет.

– Больше ничего?

– Ничего.

– А в сумке что лежало?

– Не знаю, я не видел, – по-прежнему уставясь в пол, промямлил мальчик.

Михайлов с Горюновым переглянулись.

– А где именно вы обнаружили сумку?

– На переднем сиденье.

– Хорошо, – сказал Михайлов, поднимаясь. – Заглянем к твоему другу. Он далеко живет?

– Да через две хаты, – махнула рукою в том направлении мать Славика. – Он, видно, сегодня дома: вчера Гаврилыч разорялся, тоже давал ему нагоняй.

Они попрощались, вышли во двор, остановились возле машины.

– Ну что? – сказал Михайлов. – Зайдем к Прыщу, надо взглянуть на сумку, может, она еще цела. А потом в Пырьевку.

* * *

Двор Прыщей был обнесен высоким зеленым забором с металлическими воротами.

– Семья Прыщей одна из самых зажиточных в колхозе, – сказал Свирида, когда они подошли к воротам. – Старший Прыщ у всех на виду, работяга. От этого и достаток в доме. Сын не в него. Удивляюсь даже, чего нынешней молодежи не хватает? Думаю, меньшой Прыщ мне еще долго нервы будет портить.

Он стал громко колотить кулаком в ворота. За ними грозно залаяла сторожевая собака. По её хрипам чувствовалось, что злости у неё хоть отбавляй.

На лай вышел хозяин. Властным окриком унял пса и отворил калитку.

Увидев Свириду в форме и с ним еще двух человек в штатском, он подозрительно окинул всех взглядом, потом сказал:

– Я уже в курсе. Мне вчера мать все рассказала. Я отстегал его по первое число. Олег Степанович, вы уж простите меня, ради Бога, не углядел. Поверьте, он мне каждый день душу выматывает. Скажите, что ему за это будет?

– Пока мы его только ставим на учет, дальнейшее зависит от него самого, – ответил ему Свирида.

У Прыща как камень с души свалился.

– Но мы сейчас не за этим к вам заглянули. Ваш Сеня дома?

– Да дома, сегодня я его никуда не пустил.

– Нам нужно у него кое-что уточнить. Вы не могли бы его позвать? – попросил Михайлов.

– Да вы заходите во двор, я сейчас пса загоню.

Прыщ открыл им калитку, приглашая войти, а сам направился к собаке, начавшей опять рвать цепь и лаять. Хозяин снова гаркнул на нее, отчего та испуганно поджала хвост, взял за кожаный ошейник и заволок в деревянную будку, после чего припер выход небольшим, сколоченным из досок щитом. Затем крикнул, что было мочи, оглушая округу:

– Сенька, Сенька, паразит, а ну, выдь сюды!

Затем он опять обратился к милиционерам:

– Может, в дом зайдете?

– Да нет, – отказался Михайлов. – Мы ненадолго.

Через пару секунд из дома выскочил сын Прыща. Глаза его испуганно забегали, как только он увидел участкового и с ним еще двоих неизвестных. Также испуганно, казалось, торчал его высокий белобрысый чуб.

– А ну, паразит, иди сюда! – снова грохнул на него отец. – Что застыл как пень? Сумел набедокурить – умей и ответ держать!

Парень робко приблизился.

– Мы опять по вчерашнему происшествию, – сказал Михайлов. – Вспомни, пожалуйста, в машине были какие-нибудь вещи? Это очень важно.

– Отвечай, засранец, когда тебя спрашивают! – дернул сына за предплечье отец. Сенька едав не расплакался. Михайлов неодобрительно глянул на старшего Прыща, и тот, поймав взгляд Михайлова, чуть остепенился.

– Отвечай, было там что?

– Сумку одна, – чуть слышно пробормотал Сенька. – Больше ничего.

– Какая сумка? Большая, маленькая?

– Небольшая, спортивная.

– А в сумке что? – опять спросил Михайлов.

– Ничего не было. Пустая.

– И где же она? – спросил Свирида.

Мальчик запнулся, будто обдумывая что-то.

– Где сумка, отвечай? – не выдержал отец.

– В сарае. Я её ненарочно взял. Думал, для рыбалки пригодится.

– Ах ты, стервец, гаденыш! Мало тебе своего добра, на чужое потянуло?! – замахнулся на него отец, но Горюнов быстро перехватил тяжелую руку.

– Спокойнее, батя, спокойнее.

– Принеси нам сумку, пожалуйста, – попросил Михайлов, и Сеня, чуть сгорбившись, неторопливо засеменил в сторону сарая.

– Живо! – не удержался, чтобы опять не крикнуть на него отец.

Через минуту Михайлов держал в руках небольшую спортивную сумку.

– Сумку мог бы опознать только Бутенков. Нам же остается только гадать, она это или не она, – сказал он Горюнову и, широко раскрыв сумку, заглянул внутрь.

– Ну-ка, Женя, посмотри ты, – подозвал он к себе поближе Горюнова.

Горюнов заглянул в сумку.

– Может быть.

Тогда Михайлов обратился к Прыщу:

– В общем, вы понимаете, что сумка у вас изымается как вещественное доказательство.

– Я понимаю, – сказал Прыщ, провожая милиционеров до калитки. – Всегда поможем, если что надо.

Не успели они дойти до машины, как сзади снова раздалось громкое:

– А ну марш домой, паразит, я чем тебе приказал заниматься?!

Дальше их путь лежал в Пырьевку. Михайлов чувствовал, что им предстоит долгий и серьезный разговор с отцом Лаймы.