Текст книги "Первая Стая (СИ)"

Автор книги: Юрий Арис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Действуем по старому плану, двое на одного. Те, чьи партнеры ушли, берут на себя самок. Приготовьтесь!

– У вас не выйдет, – Кархародон сложил руки на могучей груди.

– Да? А вот сейчас посмотрим! Начали!

Я хотел прыгнуть вперед, но не смог – на меня будто волна навалилась. Не в силах выносить эту тяжесть, я рухнул на колени. Краем глаза я успел увидеть, что нечто подобное происходит с остальными зверями, а потом видеть перестал.

Волна была не из воды, а из чего-то вязкого, липкого, опутывающего. Руки и ноги наливались свинцом, отказывались подчиняться мне, хвост я перестал чувствовать. В голове засела тупая боль, будто гигантские клещи сдавили мои виски.

Может быть, я кричал, но криков я не слышал – ни своих, ни чужих. В моих ушах шумел морской прибой, а перед глазами стояла непроглядная тьма. Что это? Я умираю? Но... почему?

Потом ощущения сменились. Боль отступила, оставив за собой онемение. Голова была словно ватой забита, думать не хотелось, я слишком устал. Мира вокруг меня по-прежнему не было, зато появился голос. Он звучал прямо во мне и, кажется, был моим собственным...

Зачем сопротивляться? Зачем сражаться против собственной семьи? Глупый, обманутый людьми детеныш...

Стая вечна. Стая была всегда. Стая не должна исчезнуть. А мы все – стая. Все едины в своем существовании, нет "я", есть "мы".

Так было испокон веков. Кажется, я начинал вспоминать... В той далекой жизни, из которой меня вырвали, стая была всем. Мозаика из десятков кусочков: охотников, собирателей, охранников, кормилиц, молодняка. У каждого была своя роль. Небольшая такая роль, несложная, так что можно было жить спокойно и счастливо, без забот и проблем – без мыслей и воли.

Чувство стаи было сродни инстинкту: мы с ним рождались. Как можно пойти против того, что кипит в твоей крови? Бессмыслица!

Я... кажется, я был охотником... одним из охотников... Это была очень хорошая жизнь, она мне нравилась. Я и не знал, что можно ее вернуть... я верну ее сейчас!

Вместо холодной волны боли я погружался во что-то родное, знакомое. Я отдавал всю власть над собой безропотно, понимая, что быть каплей в течении гораздо проще и естественней, чем вечно мельтешить, а в итоге разочаровываться. Наконец-то все кончилось – и боль, и обида, и отчаяние... Я дома, я в стае.

В мягкой пелене счастья лишь одна мысль засела колючкой – горькая, злая мысль, которая упорно приближалась к моему сознанию...

Когда-то давно стая меня предала. Стая, которая должна была охранять меня, отступила, ушла, позволила тени из океана сожрать меня. Меня бросили.

Поэтому я больше не капля в течении. Я не частичка, я это я...

Я Кароль!

Постепенно сквозь блаженное отупение пробивались все новые мысли, воспоминания... Лита меня не бросала. Есть люди, которые меня поддержали. Есть звери, которые показали мне, что значит преданность. Есть мои друзья. Есть те, кто хочет, чтобы я жил. А если я поддамся сейчас, то жить я не буду – и это будет хуже смерти.

Медленно, мучительно, я отталкивал от себя забвение, а потом оно словно рассыпалось в пыль. Я снова чувствовал себя, каждую клеточку своего тела. Хотя это испытание не прошло мне даром: я все еще был на коленях, руки мои колотились мелкой дрожью, я задыхался.

Впрочем, остальные звери были не в лучшем состоянии, с той лишь разницей, что глаза их были совершенно пустыми. Выходит, вырваться удалось лишь мне одному.

Первая Стая еще не сообразила, что я освободился. В принципе, они и не могли сообразить, ведь для них неповиновение инстинктам было немыслимо – как и для меня раньше. Но люди не просто поймали меня, они сделали из меня что-то такое, что уже не хотело исчезать.

Итак, я остался один против всех. Шансов у меня, разумеется, нет, так что моя свобода продлится недолго. Но такая смерть лучше, честнее, чем отказ от себя. К тому же, я могу забрать с собой хоть некоторых из них!

Моя усталость была теперь под контролем, я вернул себе способность двигаться свободно, у меня даже появился план. Если все получится, мы исчезнем все вместе.

Не вставая с колен, я ударом хвоста снес голову стоявшему рядом со мной зверю. Они уже не были на моей стороне, но еще не могли драться, а Первую Стаю парализовало удивление.

Я не терял времени. Покончив с одним, я перескочил через его тело, вспорол живот другому зверю. Эта рана может оказаться и не смертельной, но проверять я не собирался, мне нужно было добраться до самых сильных зверей отряда: Шерхана, Анри, Юпитера... Вот они, если выберутся, станут реальной угрозой.

Я успел ранить еще двоих, но за секунду до удара, который должен был перебить горло Джина, меня перехватили. Стая оказалась сильнее, собранней, чем я мог предположить. Эти чертовы близнецы, Барракуда и Катран, бросились на меня, прижали к стене. Один навалился на мои хвост и ноги, второй скрутил мне руки. Судя по скорости их движений, они не раз так удерживали зверей, натренировались уже.

На меня снова навалился значительный вес, но теперь он был вполне реальным – прямо перед моими глазами щелкали деформированные челюсти.

– Это невозможно! – прошипел кто-то. Скорее всего, Кархародон, но я не был уверен. – Никто не должен сопротивляться... Это какой-то выродок, предатель!

Докатились! Они называют меня выродком!

– А если действовать на него посильнее?

– Бесполезно. Он продал себя людям, предал саму свою сущность.

Вот тут они как раз неправы – свою сущность я смог сохранить. Хотя в чем они вообще правы?

– Раздавить его!

Черно-зеленые звери восприняли приказ буквально, они навалились на меня еще сильнее. Я пытался вырваться, но скрутили меня хорошо, я и кончиком хвоста не мог пошевелить. Воздуха отчаянно не хватало, мне передавили жабры. Легкие горели огнем, хотелось сделать вдох, но не получалось...

Сознание мое держалось лишь на желании не уступать им так просто. Но что я могу?

Это произошло так же неожиданно, как и предыдущие два раза – во время битвы с Лео, а потом на водохранилище, когда мутанты были готовы порвать меня на куски. Перед глазами у меня мелькнула белая вспышка, а Барракуда и Катран с воем отскочили назад.

Через пару секунд ко мне вернулось зрение, и я увидел, что близнецы катаются по полу, а из уродливых пастей у них хлещет кровь.

– Да что он вообще такое? – взревел Кархародон. Его глаза стали совсем звериными.

Вступать с ним в схватку я не собирался. У меня и в лучшие времена не было ни единого шанса против этой махины, а теперь, когда мои силы на исходе, и подавно.

Сейчас я был ближе всех к люку, поэтому прыгнул назад, мягко вошел в воду. Но убегать я не планировал, вместо этого я подплыл к внешней панели управления, скрытой от посторонних глаз. Только бы сработало!

Я дернул рычаг, который, как мне объясняли, должен был заблокировать станцию. Эта система была установлена на случай мятежа среди зверей первой серии, сейчас она оказалась как нельзя кстати. Был риск, правда, что она не сработает, ведь взрывы нанесли серьезные повреждения...

Но все работало, тут уж люди не сплоховали. Тяжелая плита закрыла люк прежде, чем кто-либо из Первой Стаи успел покинуть станцию.

Сдаваться так легко они не собирались: на плиту изнутри обрушился град ударов. Мне пришлось навалиться на нее своим весом, чтобы хоть немного замедлить разрушение преграды. Уже там я включил передатчик, закрепленный у меня на запястье:

– Это Кароль... Они захватили станцию...

– Кароль? – голос прерывался помехами, я не мог сказать, кому он принадлежит. Вроде бы, Лименко. – Что происходит? Где другие звери?

– Мертвы, – я не лгал. Те существа, что остались на станции, уже не были зверями первой серии, они стали частью стаи. – Первая Стая оказалась сильнее, чем мы думали. Но я держу их внутри, давайте эту торпеду, о которой вы говорили... или бомбу... или что у вас там...

– Кароль, ты тоже погибнешь!

– Скорее! – взмолился я. – Мне и так конец, быстрее вы! Я не хочу умирать напрасно.

Они больше ничего не говорили, а потом я увидел ее... То, что должно было убить их и меня, приближалось величественно, плавно, неотвратимо.

Только теперь я заметил, что удары изнутри прекратились. Они почуяли что-то, отступают! Все равно далеко не уйдут, но мне уже нет смысла держать плиту. Может, я еще успею спастись?

Я оттолкнулся ногами от станции, поплыл вперед на самой быстрой скорости, какую только могло развить мое усталое тело.

Мне удалось двигаться, наверное, секунд семь, а потом грянул взрыв.

Мне показалось, что вся вода вокруг меня превратилась в огонь. От света я ослеп, от шума – оглох, потерял чувство пространства. Но я знал, что совсем близко летают осколки, некоторые даже задевают меня, откидывают назад или в сторону.

Боли не было. Была только какая-то легкость, будто вены мои наполнились воздухом, усталость исчезла совсем. Мне было спокойно и хорошо. Значит, я не ранен, потому что при ранах есть боль, а я чувствовал нечто похожее на эйфорию.

Постепенно мир возвращался ко мне. Вместо слепящего света наступила тьма, но не кромешная, а обычная темнота большой глубины. Я не двигался, мягко опускался на дно, а над собой я видел лишь облака крови.

Они были очень красивые, эти облака... Редкие лучи солнца играли в переливах пурпура и багрянца, освещали причудливые узоры, находившиеся в постоянном движении. Конечно же, это не моя кровь, не может быть моя...Во-первых, я не ранен, боли нет, и мне так легко... Во-вторых, во мне нет столько крови. Если бы столько вытекло, что тогда бы осталось?

Я не мог двигаться, но меня это нисколько не волновало. Даже если я сейчас умру, что с того? Смерть теперь казалась совсем не страшной. Чего я все время боялся? Я думал, будет больно и страшно... ничего подобного! Боли, по-моему, вообще не осталось в этом мире.

За багряными облаками появилось что-то большое, оно двигалось ко мне с поверхности. Перед моими глазами мелькнул белоснежный хвост, потом кто-то подхватил меня, начал поднимать. Мне казалось, я знаю, кто это, но вспоминать не хотелось: любые мысли могли разрушить это удивительное чувство легкости.

Когда меня поднимали, я увидел, что за мной волочился кровавый след, а еще увидел, что у меня нет левой руки. Почти нет: она кончалась на уровне локтя. Должно быть, оторвало взрывом... или срезало осколком. Кость торчит не очень красиво, но мне не больно, так что ладно. Зачем мне левая рука, если я умираю?

Солнечный свет ударил по глазам, и я зажмурился, но не от боли, а от неожиданности. Я оказался прав: боли вообще не осталось. Нигде, ни у кого.

Меня положили на какую-то платформу, начали поднимать. Потом я оказался среди людей, которые мельтешили вокруг меня. Я их плохо видел, но слышал их голоса. Я понимал, что они говорят, но значение их слов меня уже не волновало.

– Вот дьявол, вколите ему обезболивающее...

– Не надо... На глаза его посмотри, у него шок, он вообще ничего не чувствует!

– Боже мой...

– Кто-нибудь, перетяните ему руку, кровь уходит!

– Чем ее перетянуть, проволокой?! Тут же чешуя!

– Чего вы с ним возитесь, посмотрите на его башку, такой осколок не достать! Он вот-вот сдохнет, дело конченое!

– Закрой пасть!

– А что такого? Это всего лишь животное! За борт его – и проблем нет, а то потом еще палубу от его крови оттирать!

– Я сказал заткнись или сам за борт полетишь!

А потом на общем фоне появилось лицо, которое я узнал. Она... сначала я даже думал, что мне мерещится, ведь ее не должно быть на этом корабле, поэтому я усилием воли поднял уцелевшую руку и дотронулся до ее щеки. Это было не больно, просто очень тяжело... Она не исчезла, а там, где была моя рука, остался алый след.

Лита не боялась, не плакала, не причитала, как все остальные. Она выглядела очень собранной и спокойной. Правильно, она меня всегда хорошо понимала, она знает, что мне не больно, что все скоро закончится. Правда, она почему-то совсем белая... А может, это я перестал различать цвета.

– Кароль...

Ее голос звучал мягко, как раньше. Она больше не сердится на меня? Это здорово...

Я хотел сказать ей, что мне очень жаль, что я причинил ей боль ненамеренно, ведь у меня были причины. Я даже собирался сказать ей, что люблю ее. А почему нет? Я ведь ухожу, так что можно уже не стесняться и не стыдиться.

Но каждый раз, когда я пытался заговорить, что-то густое и очень горячее наполняло мой рот, выплескивалось на подбородок; я начинал захлебываться.

– Молчи, – приказала мне Лита. Не попросила, а именно приказала, как и подобало смотрительнице. – Кароль, ты должен снять броню.

Это еще зачем? Не нужно больше усилий, это будет слишком тяжело, да и бессмысленно.

– Кароль, убери броню, чтобы мы могли помочь тебе!

А мне не надо помогать, мне и так хорошо. Оставалось только позволить мягкой дымке, что уже заволакивала уголки моего зрения, поглотить меня полностью.

– Кароль! Убери броню.

Ее голос оставался все таким же спокойным, его не оскверняла та истеричность, что чувствовалась в других людях. Либо ей все равно, что со мной будет, либо она не хочет меня расстраивать. Вряд ли ей все равно, она ведь всегда заботилась обо мне, так что, скорее, верен второй вариант.

Бедная... Наверное, ей не очень понравится, что я умер. Я ведь и так подставил ее! Ладно, я попытаюсь искупить свою вину хотя бы этим.

Собрав остатки сил, я убрал броню под кожу.

А потом меня не стало...

***

Долгое время вокруг не было ничего, кроме темноты. Я не знал, почему не умер; я не был уверен, что жив.

Позже, значительно позже, в темноте стали появляться просветы – образы из прошлого, из двух жизней сразу. Я видел стаю, тень в океане, Литу, других людей, даже Кинга. Но чаще всего в мою память возвращался человек со смеющимися карими глазами. Оказалось, я почти забыл, как он выглядит, но теперь вспоминал.

Я пытался говорить с ним, но напрасно. Все, что я видел, было произошедшим: я ни на что не мог повлиять. Даже самого себя я видел лишь со стороны.

Постепенно я поверил, что мне каким-то чудом удалось выжить. Но я оказался заперт в собственном теле. Странно... я и раньше был в коме, но ничего подобного не происходило. Внешний мир будто исчез, меня не достигали даже голоса и звуки, я не чувствовал присутствия рядом с собой.

Как долго так будет продолжаться? Я не хотел вечно бродить в темноте. Хотя... к чему я вернусь? К искореженному, неспособному двигаться телу? Одну руку я точно потерял, возможно, последующие операции отняли у меня больше. Я уже не смогу отомстить за себя. Есть ли смысл возвращаться?

Нет, одна причина все же осталась. Я должен попросить у нее прощения...

***

Я очнулся от боли. Пробуждение было неприятным, но не незнакомым – за шесть месяцев в клетке у меня бывали пробуждения и похуже. А эта боль... ее можно вынести, не смертельно.

Над собой я увидел бревенчатый потолок. Опа... а где больничная белизна? Дальнейший осмотр показал, что я вовсе не в медицинском крыле нашей базы, я даже не в больнице.

Я лежал на самой обыкновенной кровати, рядом не было аквариумов, и все же моя кожа не пересохла. Или я просто не чувствую из-за боли? Неподалеку от кровати стоял стул, в противоположном конце комнаты – мягкое кресло. Вдоль одной из стен тянулись книжные полки, напротив них разместился стол. Окон не было, единственным источником света оставалась тусклая лампа в плетеном абажуре под потолком. Я будто в чьей-то спальне, а не в больнице!

Но самое большое потрясение ожидало меня впереди. Чуть повернув голову, я увидел, что у меня есть левая рука. От места отрыва она была замотана бинтами, так что у меня не оставалось сомнений, что когда-то я ее терял, но все же теперь она была на месте.

Правда, я не мог ею шевелить, как и всем телом. Вот это открытие меня действительно напугало. Я вспомнил, что было и серьезное ранение в голову... неужели я парализован? Нет, не может быть!

Всю свою волю я направил на правую руку. Вдоль позвоночника молнией пробежала боль, но рука все же дернулась. Отлично, пока это больше похоже на конвульсии, чем осознанные движения, но я научусь заново. Главное, что я могу это делать!

Несколько минут я просто лежал, привыкая к ощущению собственного тела, потом попробовал почувствовать людей, но мешала боль. Пока лучше и не пытаться.

Где я все-таки нахожусь? Что со мной произошло? Как меня спасли, да еще и руку мне вернули? Рядом нет никакого медицинского оборудования, где вообще все?

Впрочем, я чувствовал в воздухе запах ее духов – скорее, не запах, а легкий след. Но даже это успокаивало.

Прошло немало времени, прежде чем в комнату вошел человек. Я приподнял голову, надеясь, что это она. Но это оказался Женька; я бессильно откинулся на подушки, хоть и рад был его видеть.

– Ха! Очухался!

Он принес кувшин с водой, несколько стаканов, поставил все это на столик возле моей кровати, а затем опустился на стул.

– Хоть ты и порядочная скотина, я рад снова видеть тебя, – ухмыльнулся смотритель.

– Взаимно, – прохрипел я. Голос пока повиновался плохо.

Женька помог мне выпить два стакана воды – обезвоживание все-таки чувствовалось. Есть я не хотел, а он и не предлагал.

– Хочешь отдохнуть?

– Нет, – я больше не мог терпеть неизвестность. – Не уходи.

Его взгляд посерьезнел – он догадался, о чем я спрошу его.

– Хочешь все узнать, да? А узнавать тебе придется много. С чего начать?

– С самого простого: где я? Почему меня привезли не на базу?

– А ты на базе, олух. Так, давай лучше в хронологическом порядке. Когда Алтай тебя выловил, ты был почти мертв...

– Алтай? – поразился я.

– Ага. После взрыва он вдруг сиганул в воду, хотя его самого только-только перевязали. Мы сначала не поняли, зачем это он, но вернулся он уже с тобой. Знаешь, многие поверили, что ты умер при взрыве.

– Они почти угадали. Что было дальше?

– Первую помощь тебе оказали еще на корабле, но толку от нее было мало. До базы ты бы не дотянул, и тебя направили в ближайшую человеческую больницу.

Они что, показали меня посторонним?!

– Как это? Ведь люди не должны знать о нас! В смысле, другие люди...

– Никто ничего не узнал, – заверил меня Женька. – Ты забываешь, что мы работаем на правительство. Одну больницу полностью освободили для тебя, с тобой работали наши врачи, но на чужом оборудовании. Да, это сложно, у такого решения были противники. Некоторые считали, что от тебя проще избавиться, но ты набрал себе немало друзей, в числе которых и высокостоящие. Все сложные операции провели в том госпитале...

Он продолжал говорить, а я никак не мог поверить, что люди пошли на все это ради меня.

Оторванная рука лишила меня и значительной части крови, в голове засел пробивший череп осколок, почти все ребра были сломаны. Может, взрывом, может, стараниями Катрана и Барракуды. Не удивительно, что многие махнули на меня рукой.

Но не все. Они рискнули сделать мне операцию, и я ее пережил. Из моей головы достали осколок, но вместе с ним пришлось удалить и последний контролирующий меня датчик. Правда, они не знали, что он последний, а я не знал, что он в голове... Но теперь его нет.

Выяснилось, что я восстанавливаюсь лучше зверей первой серии, хоть и не так хорошо, как Кархародон. Они удалили мне обломок кости на левой руке и готовились делать протез, но тут оказалось, что я способен отращивать потерянные конечности. Рука появлялась медленно, странно... Женька сказал, что рука росла так, как растет молодое дерево: понемногу, но стабильно. Сначала появилась кость, затем на ней начали нарастать мышцы. Уже на этом этапе руку закрыли похожей на гипс повязкой, чтобы я случайно не травмировал ее.

Поначалу люди беспокоились, что нет возможности погружать меня в воду, однако обнаружилось, что моя кожа больше не пересыхает на открытом воздухе, хоть я и был без брони. Кто-то решил, что это естественная адаптация организма, кто-то посчитал последствиями операции на головном мозге. Выяснить наверняка они решили позже, когда я выздоровею – или через вскрытие, если я все-таки умру.

Первую неделю я лежал в человеческой больнице, а потом достаточно окреп для путешествия на базу. Там я еще полторы недели провел в больничной палате, но оказалось, что в искусственном лечении я не нуждаюсь. Вернее, они больше не могли мне ничего дать. И тогда, по предложению Литы, меня перевели в одну из комнат отдыха, предназначенных для смотрителей. Здесь постоянно поддерживали влажный воздух, чтобы мне было легче дышать, но других мер не принимали.

– Лита решила, что тебе так будет лучше, – сообщил Женька, откидываясь на спинку стула.

– Она хорошо знает меня. Ненавижу больничные палаты, – я не стал добавлять, что после смерти Кинга я ненавижу их еще больше. – Так я тут две с половиной недели?

– Считай, три, в комнату отдыха тебя перевели пару дней назад.

Я хотел узнать, что все это время делала Лита, но задавать такие вопросы было еще больнее, чем двигаться.

В комнату заглянул врач:

– Женя, вам пора идти, он еще слишком слаб.

Что верно, то верно, слабее некуда. Конечно, у меня были вопросы, но меня уже начинало клонить в сон. В таком состоянии я все равно ничего не запомню.

– Я еще зайду, – пообещал Женька, направляясь к выходу.

Я хотел попросить его кое о чем, но подумал, что это лишнее. Если захочет, сама придет...

***

Скоро я убедился, что выздоравливаю очень быстро. Через пять дней после моего первого пробуждения боль окончательно отступила, но двигаться было чертовски тяжело.

Увы, броня не восстанавливалась. Даже когда мои раны полностью зажили и с меня сняли повязки, в моей чешуе оставались проплешины. На затылке, полоса на ребрах, ну и, конечно, левая рука... Она заживала медленней, я не видел ее под повязками и не хотел видеть.

Плохо дело. Если чешуя не восстановится, я больше не смогу сражаться, я стану слишком уязвим. Даже думать об этом не хочется! Она зарастет, должна зарасти. А иначе зачем я выжил?

Меня навещали часто, по нескольку раз в день. Те, кто раньше отворачивался при моем появлении, казалось, простили мне все. Мне было приятно их присутствие, оно отвлекало от мрачных мыслей.

У Женьки пока не было заданий, он все равно скучал, так что он заходил ко мне поболтать чаще других. Артем бывал реже, зато он научил меня играть в шахматы, а это увлекало больше любых разговоров. Пару раз заглядывал Виктор, он приносил мне книги, рассказывал о литературе. Было интересно, хоть и несколько заумно.

Однажды налет на мою комнату устроили звери первой серии: Цербер, Лино и Титан. Цербер пытался со мной поговорить, хоть всем своим видом давал понять, что не очень-то за меня беспокоится. Я видел, что он лжет. Лино притащил мне какие-то свои игрушки, и это было чертовски мило. Титан только сказал, что я могу рассчитывать на него, но не уточнил, в чем. Я и сам прекрасно знал; он в тот момент смотрел на мою левую руку.

Я не мог и предположить, что они так поступят – сами, без принуждения. Женька, конечно, мог подговорить Лино, но не гордого и независимого Цербера.

Мы разговаривали о многом, однако некоторые темы оставались закрытыми. Я не хотел вспоминать о том, что произошло на станции, а они не знали, что стало с Первой Стаей и остальными. Я не спрашивал о Лите; молчали и они.

Она и близко не подходила к моей комнате, может, покинула базу... получается, не простила меня.

На шестой день ко мне пришел Лименко.

– Пожать тебе руку уже можно? – усмехнулся он.

– С крайне бережливостью, как хрусталь.

Он последовал моему совету, после чего сел напротив меня.

– Как ты?

– Если объективно, то паршиво, – признал я. – Моя броня не восстанавливается, рука болит, я могу есть только через трубочку, потому что все съеденное обычным путем тут же выходит обратно. Если вежливо, то я в порядке. А как дела у вас?

– Все шутишь... Значит, будешь жить.

Он рассматривал меня долго, изучающе, будто надеялся прочесть мои мысли. Я сначала терпел, а потом уставился на него выпученными глазами.

Лименко рассмеялся:

– Ты не перестаешь поражать меня, Кароль! То ведешь себя, как последний подонок, то делаешь то, что не под силу многим людям.

– Да. Я очень разносторонняя личность.

Он достал пачку сигарет, собрался закурить, но передумал.

– Первая Стая пока себя не проявляла. Мне бы хотелось сказать тебе, что ты их уничтожил...

– Лучше не говорите, – я не нуждался в этой их любимой лжи во спасенье. – Я знаю, что не уничтожил, не мог. Им ничего не стоило прошибить стену и убраться оттуда.

– Да...

Казалось, он чувствует себя виноватым за мою неудачу. И кто кого сейчас должен утешать?

– Но хоть кого-то я задел?

– Боюсь, что нет. Мы нашли в завалах три трупа, все из нашего отряда. Остальные наши звери просто исчезли.

Ага, значит троих мне удалось убрать... Надо бы ему кое-что пояснить:

– Они уже не ваши. Любой зверь, который встретится с Первой Стаей, подчинится им.

– Как это?

Как только я вспоминал об этом, внутри все холодело. Может, я и преодолел инстинкты, но шрам остался. Я пока был не готов говорить об этом.

– Я... не могу объяснить. Пожалуйста, поверьте мне. Не посылайте против них зверей. Рано или поздно Первая Стая объявится. Скорее всего, они тоже ранены, и некоторое время вы можете быть спокойны, но потом они вернутся. Травите их, стреляйте, устраивайте ловушки, но не позволяйте им встречаться со зверями первой серии.

Я видел, что ему неприятно узнавать все это, хотя вряд ли он злится на меня. Просто их проблема стала серьезней, естественно, он не будет радоваться!

А у меня пока хватало забот и без Первой Стаи. Лименко мог дать мне больше информации, чем смотрители.

– Послушайте... врачи со мной не говорят. Может, боятся, может, не хотят расстраивать. Но вы-то все знаете. Каковы мои шансы на полное восстановление? Я смогу вернуться к работе?

Он отвернулся; одно это было дурным знаком.

– Твое тело заживает очень хорошо. Ты пережил то, что не перенес бы ни один человек и почти никто из зверей первой серии. Но броня не восстанавливается вообще, напротив, есть тенденция к полному отмиранию. Насчет второго не волнуйся, это временно. Но... если твоя чешуя не восстановится на сто процентов, работать ты не будешь.

– А что тогда со мной будет? – с трудом произнес я.

– Ты будешь жить здесь. Кароль, мы не позволим тебе умереть.

– Я буду бесполезен...

– Ни в коем случае. Ты можешь помогать нам не только на заданиях, мы очень ценим твое мнение, твои советы.

Отговорки, причем довольно нелепые. Но он хотя бы пытается меня взбодрить... Мы оба знаем, что я буду беспомощен, бесполезен, не нужен. Мне позволят не жить, а доживать свой век, но при этом не устанут напоминать мне, что я всего лишь животное, заслужившее право уйти на покой.

Ладно, сдаваться еще рано. Раз уж мы перешли к тяжелому... зачем откладывать, пусть будет еще больнее.

– А как... как дела у Литы? Ее не уволили?

Глупый вопрос, учитывая, что она была на том корабле.

– Нет, конечно! Неужели ты и правда думал, что из-за одной твоей нелепой прихоти мы откажемся от ценной сотрудницы?

Если бы он прямо сказал мне, что я пустое место, было бы не так обидно.

– Чем она занималась все это время?

– Взяла отпуск, съездила отдохнуть в Европу, потом вернулась, – ответил Лименко. – Все это время она оставалась твоей официальной смотрительницей. Смотрителей не меняют никогда, Кароль. Ты можешь быть исключением во многом, но не в этом.

– Почему меня обманули?

– Потому что ты вел себя как полный идиот! Мы решили, что если подыграем тебе, ты одумаешься. Но потом Олег уволился, а ты получил такое опасное задание, что присутствие твоей смотрительницы было строго обязательно. Лита посчитала, что лучше ей не контактировать с тобой напрямую, но не отказалась от работы.

Вот оно что... Все жертвы, все, на что я пошел, чтобы защитить ее, напрасно! Она все равно чудовищно рисковала, но при этом от наших отношений не осталось ничего. Я действительно идиот... Как я теперь смогу все исправить?

– Она, конечно, молодец, – задумчиво покачал головой Лименко. – Когда тебя вытащили, мы все перепугались. Даже я, хоть и был на тебя зол, боялся, что ты вот-вот умрешь. Она осталась спокойной, дала очень ценные указания, благодаря которым тебя удалось спасти. Да и потом, когда шли операции, все боялись, только Лите было все равно.

Все равно... Надо же! Ей было все равно, даже когда я умирал. Может, я и сделал глупость, но такого я не заслужил!

Я почувствовал, что больше не хочу разговаривать. Я закрыл глаза, надеясь, что Лименко поймет намек.

И он понял. К тому же, ему больше не о чем было меня спрашивать, и он решил оставить меня в покое.

***

Я перестал пользоваться своей способностью чувствовать ауру людей, потому что это вызывало у меня головную боль. Когда я слышал за дверью шаги, я не гадал, кто это, а просто ждал. Мне было приятно любое посещение.

Но стук каблучков в коридоре заставил меня напрячься. Неужели... неужели она пришла?

Дверь открылась, и я перестал даже дышать, но это была не она. Неожиданная гостья, не нежеланная, но не та.

– Привет, – Юлия подмигнула мне, поставила возле моей кровати белый цветок в стеклянной вазе. – Давно не виделись, милый.

И правда, давно. Мы с ней не разговаривали с того задания на водохранилище. Даже во время захвата базы я не успел встретиться с ней, тогда такой переполох был...

Но зачем она пришла?

– Ох и запутано все у вас, – вздохнула смотрительница. – Так запутано, что сами и не выберетесь. Все еще не хочешь рассказать, что было на станции?

Я промолчал. Каждый смотритель считал своим долгом задать мне этот вопрос, надеясь, что уж он-то обладает достаточным авторитетом, чтобы заставить меня говорить. Не дождутся! Не думаю, что я когда-либо смогу вернуться в тот день. Есть вещи, которые лучше оставить нетронутыми.

– Понятненько... – протянула она, сообразив, что откровений с моей стороны ждать не приходится. – Тяжко тебе, особенный?

Я кивнул; большей слабости я себе позволить не мог.

– Тебе не кажется, что было бы легче, если бы Лита была с тобой в такое время?

– Она держится в стороне, – горечь обиды вспыхнула с новой силой. – Вот пусть и дальше держится!

– Ты не считаешь, что ты сам в этом виноват?

– Я... я только хотел ее защитить....

Юлия рассмеялась; не злобно, а весело и легко. От этого, впрочем, сходства с ведьмой не убавилось.

– Что смешного? – оскорбился я.

– Я не над тобой, милый, не обижайся. Я над теми кретинами, которые удивлялись: как это ты мог совершить такую подлость? Я, хоть и не была там, пыталась убедить их, что все не может быть так просто. Ты патологически не способен на подлость, и в этом твоя слабость. Да и потом, ты бы никогда не причинил Лите боль осознанно. Может, ты и задумал что-то геройское, но сейчас нет смысла придерживаться глупых планов. Пора исправлять ошибки, милый.