Текст книги "Операция 'Б'"

Автор книги: Юрий Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Пробоина по ватерлинии! – поступил доклад от боцмана.

– Заделать пробоину! – приказал Ефимов, чувствуя, как от потери крови у него начинает кружиться голова.

Наверх поднялись военфельдшер и два санитара, начали торопливо перевязывать раненых. Вахтенному сигнальщику Харламову перевязка уже не потребовалась, он скончался от смертельных ран. Ефимов хотел заменить рулевого, но Бойцов, скрипя от боли зубами, вцепился руками в штурвал и ни за что не хотел уходить из боевой рубки.

Немецкие бомбардировщики, сбросив весь запас бомб на тральщик, улетели в сторону эстонского берега. Израненный экипаж опасался нового налета, но "юнкерсы", к счастью, больше не появлялись. До бухты Трииги дошли благополучно, но какова же была досада, что кораблю не разрешили встать к стенке под разгрузку. На Трииги часто налетали немецкие бомбардировщики, и все суда в дневное время находились в бухте, где они могли своим маневром уклониться от прицельного бомбометания. И лишь с наступлением темноты "Патрону" разрешили подойти к причалу.

Тральщик давно ожидал командир авиабазы майор Георгиади. Он бросился навстречу сошедшему на пирс раненому командиру "Патрона", с жаром обнял его.

– Генацвале... дорогой, спасибо за авиабомбы,– говорил он с благодарностью.– В самое время доставили! Теперь наши балтийские летчики отправят их строго по назначению – в Берлин! Понимаешь, генацвале, в Берлин!..

Осложнение обстановки

27 августа летающая лодка Че-2 из эскадрильи капитана Усачева во время разведки погоды по маршруту обнаружила на траверзе Либавы фашистский транспорт очень большого водоизмещения. Его сопровождали два сторожевых корабля. Проследив их курс, Усачев определил, что транспорт шел в Ригу.

Вернувшись, Усачев доложил о замеченных гитлеровских кораблях Преображенскому. Полковник, в свою очередь, позвонил Охтинскому по телефону и сообщил о движении немецких судов.

– Евгений Николаевич, это же ваша цель,– сказал Охтинский.

– Цель действительно наша,– согласился Преображенский.

– Так ударьте по ней! Пустите транспорт на дно,– предложил Охтинский.

– Торпед у нас нет, Алексей Иванович.

– А вы бомбами. Этот вопрос с генералом Елисеевым я согласую. А если надо – комфлоту в Таллинн позвоним,

– Зачем беспокоить комфлота? Сами решим...

В самом деле, огромный фашистский транспорт с оружием, техникой и боеприпасами, предназначенными для снабжения группы армий "Север",– очень заманчивая цель. Пока дальние бомбардировщики проходят профилактический ремонт перед очередным налетом на Берлин, можно ударить по транспорту, благо расстояние до него небольшое. Сейчас немецкие корабли где-то в районе Виндавы.

Преображенский выделил звено ДБ-3, назначив ведущим заместителя командира эскадрильи капитана Есина. Ведомыми летели лейтенанты Юрин и Русаков. Прикрывать дальние бомбардировщики от возможного налета гитлеровских истребителей должны были два звена "чаек". Их вызвался вести сам командир 12-й отдельной Краснознаменной истребительной авиационной эскадрильи майор Кудрявцев.

Взлетели в четвертом часу дня. "Чайки" шли метров на семьсот выше бомбардировщиков, причем одно звено несколько впереди их, а другое – сзади. При таком построении можно было отразить внезапное нападение немецких истребителей с любого направления.

Над головой – клочкастые облака. Где-то за ними спряталось солнце. Лишь справа, на самом горизонте, его лучи прорывались на поверхность моря и играли на перламутровых гребнях волн.

Гитлеровские корабли Кудрявцев заметил сразу. Один из них – длинный и широкий – явно транспорт, а два других, значительно меньше по размерам,сторожевики. Они черными коробочками отчетливо выделялись в густой синеве моря, и за ними тянулась белая пенистая полоса взбитой винтами воды.

По замыслу Кудрявцева, если в воздухе не будет немецких истребителей, одно звено "чаек" должно предпринять отвлекающий маневр с тем, чтобы заставить сторожевые корабли вести зенитный огонь только по

ним. Тогда дальние бомбардировщики смогут прицельно отбомбиться по транспорту.

Кудрявцев огляделся. Вражеских истребителей не было.

– "Чайки", начать работу,– приказал он.

Первое звено "чаек", упреждая ДБ-3, пошло на снижение. На кораблях заметили краснозвездные истребители, и сторожевики тут же окутались сизым дымом: открыли огонь их зенитные орудия. В небе тотчас появились серые лохматые шапки от разрывов снарядов. Их было так много, что Кудрявцев потерял из виду головной сторожевик. "Чайки" сбросили малокалиберные бомбы. Огонь зениток в ответ еще больше усилился.

Кудрявцев не участвовал в отвлекающем маневре первого звена, Он следил за воздухом. Гитлеровских истребителей по-прежнему не было. Это облегчало выполнение задачи бомбардировщикам.

Капитан Есин понял замысел сопровождающих истребителей. Первый ДБ-3 лег на боевой курс, пошел на резкое снижение. Кудрявцев увидел, как вокруг бортов неповоротливого транспорта выросли четыре огромных султана поднятой взрывами воды.

Бомбы легли рядом с целью. Неудача. ДБ-3 взмыл вверх. А на транспорт стал пикировать второй бомбардировщик. Опять белоснежные всплески по бортам. Но одна из бомб угодила прямо в палубу, и транспорт задымил.

Сторожевые корабли сосредоточили весь огонь на третьем ДБ-3, который начал атаку. Огонь велся беспрестанно, шапки стеной вырастали перед бомбардировщиком. Однако ДБ-3 упрямо шел на цель, не сворачивая.

Атака оказалась успешной: в транспорт угодили сразу две бомбы. Вспыхнул пожар. Судно медленно погружалось в воду.

– "Чайки", конец работе, конец,– сказал Кудрявцев.

Следовало возвращаться на аэродром, бомбардировщики уже легли на обратный курс.

– "Мессеры"! В воздухе "мессеры"! – раздался в наушниках Кудрявцева голос одного из ведомых.

Комэск огляделся. Где же они? Да вон сзади. Сколько их? Тоже шесть... Видимо, сторожевые корабли вызвали свою истребительную авиацию, и вот теперь "мессершмитты" попытаются отомстить за транспорт.

– "Чайки"! "Чайки"! Отрезать "мессеры" от бомбардировщиков! – приказал Кудрявцев.

Замыкающее звено "чаек" тотчас развернулось и смело пошло навстречу врагу. Кудрявцев хотел было броситься им на помощь, но его остановил, тревожный голос в наушниках:

– "Мессеры" слева!..

Комэск увидел три "мессершмитта", вывалившиеся из-за облаков. Они перерезали ДБ-3 курс, атакуя головной бомбардировщик капитана Есина.

– Э-эх, черт! – выругался Кудрявцев, поняв маневр вражеских летчиков. Пока их первая группа отвлекала на себя внимание "чаек", вторая, притаившаяся за облаками, теперь стремительно вышла на курс атаки.

– "Чайки"! Атакуем вторую группу "мессеров"! – приказал Кудрявцев своим ведомым и устремил свой истребитель на "мессершмитт", который приближался к самолету Есина. В скорости "чайки" значительно уступали "мессершмиттам", и Кудрявцев боялся, что не успеет перерезать путь немецкому истребителю. Он не сумел отсечь головной "мессершмитт". От него потянулась искрящаяся цепочка трассирующих пуль и уперлась в ДБ-3 капитана Есина. Бомбардировщик вспыхнул, за хвостовым оперением потянулся шлейф густого дыма.

"Мессершмитт" не остался безнаказанным. Сразу две "чайки" полоснули по нему из пулеметов. Он тоже задымил и пошел вниз вслед за ДБ-3. Кудрявцев видел, как бомбардировщик, подняв огромный фонтан воды, скрылся в пучине. Рядом с ним врезался в море "мессершмитт". Другие два фашистских летчика, видя гибель своего ведущего, устремились в спасительные облака.

Кудрявцев направил свой истребитель на помощь первому звену, но там бой уже кончился. Один из "мессершмиттов", оставляя за собой дымную полосу, из последних сил тянул со снижением в сторону латвийского берега. Недоставало и одной "чайки"...

Капитан Комаров, скрепя сердце, написал в журнале боевых действий:

"27.08.41. ДБ-3 No 391127. Есин, капитан – летчик. Хабибулин, лейтенант-штурман. Нянкин, краснофлотец – стрелок-радист.

Сбит в воздушном бою в районе Виндавы "бомбоудар по транспорту противника". Экипаж погиб. Транспорт потоплен".

Комендант Береговой обороны Балтийского района генерал-майор Елисеев получил срочную радиограмму от командующего КБФ вице-адмирала Трибуца.

"Во исполнение приказа Главнокомандующего войсками Северо-Западного направления для облегчения положения Таллинна нанести удар во фланг коммуникации противника, действующей из Пярну на Таллинн. Удар осуществить с помощью части сил гарнизона Сааремаа в направлении с Виртсу на Пярну или на Марьямаа. Второй удар нанести частью сил гарнизона Хиума от Хаапсалу в направлении на Марьямаа..."

Елисеев сомневался, что десант принесет ощутимую пользу. Едва ли он сможет пробиться к Таллинну, который штурмовали дивизии 18-й немецкой армии. По сведениям разведки, в Пярну сосредоточивалась новая резервная дивизия противника. Конечно же, враг непременно бросит ее на моонзундцев, отрежет десанту обратный путь на острова и приложит все усилия, чтобы не допустить его к Таллинну.

Однако приказ надо было выполнять. Елисеев выделил в десант два стрелковых батальона, усиленных артиллерийскими батареями и пулеметными ротами с острова Сааремаа, и стрелковый батальон, усиленный артиллерийской батареей и минометной ротой с острова Хиума. Высадившись на материк, эти группы должны были соединиться севернее станции Лихула и в дальнейшем действовать вместе.

В ночь на 25 августа десант форсировал пролив Муху-Вяйн и без потерь высадился в Виртсу, откуда начал наступление на север, на станцию Лихула. А на другой день на пристань Рохукюла высадился десант с острова Хиума, начав продвижение через городок Хаапсалу в направлении станции Паливере.

Днем 28 августа десантники выбили гитлеровцев из Лихулы и Паливере. Однако дальнейшее наступление им пришлось прекратить – в этот день был оставлен Таллинн, корабли Краснознаменного Балтийского флота по Финскому заливу пробивались в Кронштадт.

Гитлеровское командование бросило против моонзундцев части 291-й дивизии с задачей во что бы то ни стало отрезать оба отряда от островов. Ценой огромных потерь десантники сдерживали наседавшего врага. Лишь третьей части состава десантных отрядов удалось вернуться на острова, остальные геройски пали в неравных боях. Десант на материк значительно ослабил островной гарнизон, ведь пополнения ждать было неоткуда.

Все это Преображенский узнал от Елисеева, приехав к нему в Курессаре.

С падением Таллинна обстановка для архипелага чрезвычайно ухудшилась. Линия фронта теперь отстояла на 400 километров. Острова блокированы со стороны материка, с моря и воздуха. Прекратилась доставка авиационного топлива и боеприпасов. Отныне приходилось лимитировать каждый килограмм горючего и считать каждую бомбу.

Теперь ничто не помешает командованию группы армий "Север" бросить освободившиеся силы 18-й армии на Ленинград и оставшийся в тылу немецких войск гарнизон Моонзундского архипелага.

Разведчикам 3-й отдельной стрелковой бригады и эстонского истребительного отряда удалось захватить в плен офицера связи. Из найденных у него оперативных документов 61-й немецкой дивизии генерала Хенеке стало известно о подготовке врага к "Дню X" – началу операции "Беовульф II".

Командовать войсками, выделенными для захвата островов Моонзундского архипелага, было приказано командиру 42-го армейского корпуса генералу инженерных войск Кунце. Штаб группы армий "Север" выделил ему 61-ю и 217-ю дивизии, группу капитана Бенеша из 800-го полка особого назначения "Бранденбург" и егерский батальон.

В группу артиллерии поддержки входили четыре отдельных дивизиона тяжелой артиллерии, три батареи береговой артиллерии, 11-й полк зенитной артиллерии и легкая зенитная батарея на пароме "Зибель".

Инженерное обеспечение осуществляли саперный батальон, усиленный строительный батальон, понтонный парк, три отряда штурмовых ботов и саперно-десантная рота, насчитывающие около трехсот ботов, больших и малых десантных катеров.

К операции привлекались крупные силы немецкого надводного флота и почти весь финский военно-морской флот. Под флагом командующего охраной Балтийского моря должны были действовать крейсеры "Эмден", "Лейпциг" и "Кельн". Другим крупным соединением являлась 2-я флотилия миноносцев. Под флагом командующего тральными силами группы военно-морских сил "Север" – были 1-я флотилия тральщиков и 1-я флотилия тральщиков-искателей. На испытательное соединение Балтийского моря, насчитывающее около ста самоходных паромов, барж, катеров, буксирных караванов, вспомогательных судов и семь плавучих батарей, возлагалось десантирование пехотных частей и артиллерии на острова.

Кроме этих сил в операции намечалось использовать 2-ю и 3-ю флотилии торпедных катеров и финские броненосцы береговой обороны "Ильмаринен" и "Вейнемайнен", минный заградитель "Бруммер", пять сторожевых кораблей и до полутора десятков катеров, буксиров и ледоколов.

В группу авиационного обеспечения под руководством командующего авиацией Балтийского моря вошли 806-я и первая группа 77-й бомбардировочных эскадр "Юнкерс-88", вторая группа 26-й эскадры истребителей-бомбардировщиков "Мессершмитт-110", две эскадрильи истребителей "Мессершмитт-109", 10-й зенитный полк и 10-й полк связи ВВС.

Двум вражеским пехотным дивизиям противостояли два стрелковых полка на островах Сааремаа и Муху и два стрелковых батальона на островах Хиума и Вормси, немецкому и финскому военно-морским флотам – дивизион торпедных катеров и дивизион малых катерных тральщиков, а эскадрам бомбардировщиков и истребителей – оставшиеся в строю девять "чаек" 12-й отдельной Краснознаменной истребительной авиационной эскадрильи, главной задачей которых продолжало оставаться обеспечение налетов авиагруппы особого назначения на Берлин.

По артиллерии силы противоборствующих сторон были примерно равными. Однако почти все береговые стационарные батареи располагались на западном побережье островов и не могли принять участия в борьбе с плавсредствами противника во время форсирования десантом проливов.

Преображенского прежде всего беспокоило огромное количество бомбардировочной и истребительной авиации противника. Такая армада против двух дюжин ДБ-3 и "чаек"! Бомбардировка Кагула и Асте продолжалась с утра до вечера, взлетно-посадочная полоса вся в глубоких воронках, их не успевали заравнивать, из-за чего бомбардировщики не могли подниматься в воздух.

Приходилось терпеливо ждать конца затянувшейся воздушной осады, должны же гитлеровские летчики когда-нибудь успокоиться. К счастью, бомбы пока не причинили вреда надежно замаскированным ДБ-3.

И все же в основном дальнейшее осуществление налетов на Берлин зависело от стойкости островного гарнизона. Чем дольше моонзундцы не пустят немцев на острова, тем больше ударов смогут ДБ-3 нанести по фашистской столице.

– Сколько времени вы думаете продержаться на островах, товарищ генерал? спросил Преображенский.

Елисеев усмехнулся, по привычке потрогал пальцами клинышек седой бородки.

– На сколько хватит сил, товарищ полковник,– неопределенно ответил он.– Вы теперь в курсе всей обстановки.

– Да, обстановка отвратительная...

– Одно скажу: еще не одну неделю будем драться. Просто так мы советские острова не отдадим. Фашисты еще поломают о них зубы.

Преображенский простился с Елисеевым. Генерал проводил его до двери.

– Продолжайте бомбить Берлин, Евгений Николаевич. Все, что зависит от нас для обеспечения ваших полетов, мы сделаем,– заверил он.

Восьмой налет на Берлин

Старший политрук Поляков через Оганезова получил переводы еще двух писем жительниц Берлина, посланных жениху и мужу на фронт, которые, как и солдат Эрнст Реннинг, сложили свои головы под Ленинградом. Поляков тут же размножил текст на пишущей машинке и раздал экипажам и в подразделения обслуживания. Один экземпляр он отнес Преображенскому.

– Очень кстати,– похвалил полковник.– Перед полетом всегда приятно прочесть письмецо, хоть и чужое.

– Почему чужое? – усмехнулся Поляков.– Пишут же про нас, про нашу работу.

Первый лист был с письмом невесты к жениху.

"Мой милый Генрих, пишет твоя невеста. Мы сидим в подвалах. Я не хотела тебе писать об этом... Здесь взрывались бомбы. Разрушены многие заводы. Мы так измучились и устали, что просыпаемся только в момент разрыва бомб. Вчера с половины двенадцатого и до половины пятого утра хозяйничали летчики. Чьи? Неизвестно. Всякое говорят. Нам было очень плохо. Я начинаю бояться каждой ночи. С Брунгильдой мы пошли в бомбоубежище. Там сказали, что это были русские летчики. Подумай только, откуда они летают! Скажу тебе, что у нас каждую ночь воздушная тревога. Иногда два или три раза в ночь. Мы прямо-таки отчетливо слышим, как русские ползают над нашими головами. Они бросают адские бомбы. Что же будет с нами, Генрих? Твоя Луиза".

На втором листке был перевод письма к мужу.

"Дорогой и любимый Курт! Сегодня, после маленького перерыва, мы снова в бомбоубежище: в первый раз от двенадцати до двух часов, потом еще раз с трех часов. К сожалению, сигнал воздушной тревоги дают слишком поздно, когда самолеты уже прилетают и сбрасывают бомбы. С субботы на воскресенье бомбили наш Берлин, и с воскресенья на понедельник бомбили, и с понедельника на вторник бомбили. Прилетают русские и англичане в неделю столько раз, сколько эта кошмарная неделя содержит в себе рабочих дней, не исключая воскресенья. Весело нам теперь живется!.. Целую тебя, твоя Хильда".

Преображенский вернул листки старшему политруку.

– Это хорошо, что берлинские женщины пишут такие правдивые письма на фронт,– сказал он.– Немецкие солдаты будут знать, что их варварские действия против советских людей безнаказанными не останутся. Вот и сегодня мы еще раз напомним в Берлине о возмездии!..

Интенсивность бомбардировок немецкой авиацией аэродромов Кагул и Асте к концу месяца снизилась. Видимо, гитлеровцы посчитали, что их бомбы разбили все советские бомбардировщики. Однако ДБ-3 нисколько не пострадали. Вражеские летчики так и не нащупали их стоянки.

В ночь на 1 сентября Преображенский назначил очередной налет на Берлин. Правда, почти все самолеты авиагруппы из-за различных неполадок в двигателях не могли без риска достичь фашистской столицы. Поэтому решено было часть ДБ-3 направить на запасные цели: первую группу – на Мемель, вторую – на Кенигсберг, третью – на Данциг. И лишь самолеты, двигатели которых надежны в работе, послать на главную цель – Берлин. Таким образом в одну ночь будут охвачены бомбардировкой сразу четыре вражеских города.

Лететь предстояло самолетам только морской авиагруппы. Армейская авиагруппа особого назначения вчера закончила свои боевые действия на острове. Последние три ДБ-3ф майора Щелкунова, капитана Юспина и старшего лейтенанта Семенова улетели на Большую землю. Туда же перебазировались и летающие лодки Че-2 капитана Усачева. И странное дело – аэродром Асте гитлеровские летчики тут же прекратили бомбить. Это еще раз говорило о том, что фашистская агентура действовала вовсю.

Взлетали группами, в зависимости от дальности цели. Первой за час до захода солнца поднялась группа самолетов, следующих на Берлин. Через полчаса стартовало звено, идущее на Данциг. Еще через полчаса – на Кенигсберг. Последними – два ДБ-3 на Мемель.

– До цели осталось пять минут,– услышал в шлемофоне лейтенант Мильгунов голос штурмана.

Самый важный и ответственный момент за все время длительного полета – это сброс бомб на цель. Надо быть предельно внимательным и точным. Ведь не зря же ты летел в такую даль, преодолевая огненные заслоны и рискуя жизнью. Главное поразить цель. Вот и теперь всего через несколько минут цель будет поражена. Вокруг, хотя и реже, продолжают рваться зенитные снаряды, но скоро их не будет вовсе: над Берлином, как правило, немецкая зенитная артиллерия огонь не вела. Она уступала место истребителям.

Вдруг слева донесся удар, словно самолет наскочил левым крылом на какое-то препятствие. Бомбардировщик резко качнуло, левый двигатель заглох.

– Под мотором взорвался зенитный снаряд,– доложил стрелок-радист младший сержант Кулешов.

Мильгунов впился глазами в левый двигатель. Если осколки пробили топливный бак, то может случиться пожар. Тогда гибель неминуема. Длинны, ох как длинны и тягостны эти две-три секунды, решающие судьбу экипажа. За эти мгновения в сознании стремительно возникают планы дальнейших действий: выброситься на парашютах или рвануться вместе с самолетом на цель? В обоих случаях – смерть, но жизнь надо отдать как можно дороже. Значит, нельзя расставаться с машиной.

Предательский огонь слева не появился, и Мильгунов расслабился. Выходит, осколки не задели ни топливный бак, ни бензопровод. Но все же они попали в двигатель, скорее всего в цилиндры, и заклинили их.

– Командир, надо поскорее избавиться от бомб,– посоветовал штурман лейтенант Чубатенко.

Штурман прав. В создавшейся аварийной обстановке следовало немедленно облегчить самолет и развернуться на обратный курс. Но цель так близка! И не какая-нибудь, а авиационный завод.

– Сколько до цели?

– Минуты три...

Мильгунов прислушался к работе правого двигателя. Звук нормальный, мотор тянул хорошо. Он вспомнил, что майор Щелкунов отбомбился по заданной цели, тоже идя на одном моторе.

– Идем на большой риск,– предупредил Чубатенко, не понимая молчания командира экипажа.

– Риск, говорят, благородное дело,– ответил Мильгунов.– Давай на цель. Рядом же!

– Ну и даешь ты, командир...

– Меньше слов, штурман. Уточняй боевой курс.

Чубатенко понял, что разубеждать командира экипажа напрасно. Да в душе он и сам был согласен с его решением. Опасность упасть на землю велика, зато бомбы пойдут не куда попало, а точно на цель – авиационный завод. Игра стоит свеч.

– Цель! – выдохнул, выкрикнул он.

– Пошел!..

Бомбы полетели на скрытый в темноте завод. Мильгунов тут же начал разворот на обратный курс.

– Попали, попали! – закричал обрадованный стрелок-радист.

Надо еще преодолеть огненные кольца. Озлобленные неудачей, гитлеровские зенитчики теперь стреляли из орудий особенно рьяно, стремясь хотя бы на обратном пути сбить советские бомбардировщики. Спасение от их огня – высота и облака. В высоту один мотор тяжелую машину не тянул, скорость заметно упала, а облака, как на грех, попадались редко. Они обычно нависали над морем. Скорее бы долететь до них и избавиться от беспрестанно рвущихся вокруг снарядов.

– Проскочим?! – скорее сам себе задал вопрос Мильгунов.

– Конечно,– заверил штурман.– Уж если из такой передряги вышли целыми и невредимыми, то тут тем более.

– Так и сделаем...

Территория Германии, а с ней зенитки и прожектора остались наконец позади. Внизу море, скрытое ночной мглой и густыми облаками. Все внимание – на работу единственного мотора, от него одного зависело спасение. А до Сааремаа еще так далеко, с пониженной скоростью больше трех часов лета...

Как и обычно, в ночь налета на Берлин на аэродроме никто не спал. Инженеры, техники, мотористы, оружейники с нетерпением и волнением ждали возвращения экипажей. Комаров, как всегда, находился в штабной землянке, где они раньше вместе с генерал-лейтенантом Жаворонковым коротали ночи и по карте следили за примерным местонахождением самолетов. И сейчас, уже по привычке, Комаров, зная время полета и скорость ДБ-3, делал пометки по линии маршрута от Кагула до Берлина.

Первыми возвратились два самолета, бомбившие Мемель.

Примерно через час появилась группа ДБ-3, осуществлявшая налет на Кенигсберг. А перед рассветом, когда только-только начинала алеть робкая полоска утренней зари, вернулись самолеты, сбросившие бомбы на морской порт Данциг. Комаров радовался: все экипажи возвратились, хотя некоторые летчики и жаловались на неустойчивую работу двигателей, особенно те, кто летал на Мемель.

Утренняя заря разгоралась на глазах. Из алой полоска превратилась в огненно-красную. Она ширилась, росла, расплавляя край неба. И вот уже солнце из-за горизонта брызгами ярких лучей окропило вначале вершины деревьев, а потом и влажную от росы землю.

Самолеты из Берлина начали появляться, когда солнце уже оторвалось от горизонта.

"Один... Второй...– считал про себя Комаров.– А где же третий и четвертый? Ведь всего на Берлин полетело четыре машины!"

Самолеты садились поспешно, чувствовалось, что летчики страшно устали. Едва ступив на землю, они буквально валились на траву и засыпали.

Наконец появился третий бомбардировщик. Стоящий рядом с Комаровым старший инженер Баранов определил, что летит он на одном моторе, видно, здорово ему досталось над Берлином. Но чей самолет: лейтенанта Мильгунова или лейтенанта Русакова?

Подбитый ДБ-3 между тем пошел на посадку с первого захода, на второй круг идти у него возможности не было. По бортовому номеру определили: возвращается машина лейтенанта Мильгунова.

Бомбардировщик тяжело стукнулся колесами шасси о грунтовую полосу, высоко подскочил и снова ударился о землю. Погасив скорость почти в конце посадочной полосы, Мильгунов развернул самолет, подрулил к старту, остановил мотор. К нему подошли Комаров и Баранов.

– Почему задержались? – спросил Комаров.

– На зенитный снаряд напоролись,– ответил Мильгунов.

– Два цилиндра осколками заклинило в левом моторе,– определил Баранов.

– А мы уж думали...– Комаров прижал к себе лейтенанта.– Молодец, дотянул. Теперь – отдыхать, эмка ждет вас.

– Все прилетели? – поинтересовался Мильгунов. Это был первый вопрос всех летчиков после посадки. Каждый беспокоился о судьбе боевых друзей.

Комаров опустил голову, тяжело вздохнул. Потом тихо проговорил:

– Лейтенанта Русакова еще нет...

– Прилетит сейчас,– попытался успокоить начальника штаба авиагруппы Мильгунов, сам не веря в свои слова. Уж если они на одном моторе успели прийти, то Русаков на двух-то давно уже должен был приземлиться. Неужели с ним случилось непоправимое?..

А четвертого самолета все не было. Комаров, напрягая зрение, пристально глядел на юго-запад, откуда должна появиться машина. Прошли томительные полчаса, час, полтора... По расчетам, горючее у невернувшегося самолета лейтенанта Русакова давно кончилось. Где же он мог быть? Сбит над Берлином или на подходе к нему? Сделал вынужденную посадку в Балтийском море или на территории, занятой врагом? Не давала покоя горькая мысль: "Войны без жертв не бывает".

В разделе потерь журнала боевых действий Комаров вынужден был сделать очередную запись:

"1.09.41. ДБ-3 No 391115. Русаков, лейтенант – летчик. Шилов, лейтенант штурман. Саранча, краснофлотец – стрелок-радист.

Не вернулся с боевого задания (бомбоудар по г. Берлин). Судьба экипажа и самолета неизвестна".

Из сообщения газеты "Правда":

"В ночь на 1 сентября имел место налет советских самолетов на район Берлина, на Кенигсберг, Данциг и Мемель.

На военные и промышленные объекты Берлина, Кенигсберга, Данцига и Мемеля сброшены зажигательные и фугасные бомбы. Во всех названных городах наблюдались пожары и взрывы.

Все наши самолеты, кроме одного, вернулись на свои базы"

Из сообщения ТАСС о результатах налетов на Берлин советской и английской авиации:

"Лондон, 2 сентября (ТАСС). Корреспондент газеты "Дейли мейл" сообщает из Лиссабона, что, по сведению лиц, прибывающих туда из Германии, в результате налетов советской и английской авиации в Берлине причинены значительные разрушения. Разрушены 3 корпуса Штеттинского вокзала и серьезно поврежден Потсдамский вокзал. Разрушено также много зданий на Шарлоттенбург-аллее. Железнодорожное движение расстроено. Пассажирское движение даже по главным железнодорожным магистралям происходит с большими перебоями".

Девятый налет на Берлин

Аэродромная команда и технический состав выбивались из сил, заравнивая многочисленные воронки на взлетно-посадочной полосе. Немецкие бомбардировщики почти постоянно висели над аэродромом, периодически их сменяли истребители. Все, что могло гореть,– уже сгорело, в том числе и ангар. Зенитные батареи сбили еще два "юнкерса" и повредили "мессершмитт", но досталось и им. Одна батарея была выведена из строя полностью – бомбы падали на самой огневой позиции, на второй – осколки угодили в два орудия, которые теперь требовали ремонта. Лишь третья зенитная батарея могла вести огонь, однако он был малоэффективен. Едва зенитчики начинали стрельбу, как на них устремлялись "юнкерсы", засыпая огневую позицию малокалиберными бомбами. Бесполезно было вступать в воздушный бой и оставшимся восьми "чайкам". "Мессершмитты" всегда сопровождали свои бомбардировщики, и появлялись они большими трупами – до шестнадцати самолетов. Схватка была бы далеко не равной, и "чайки" в конце концов были бы сбиты все, а они требовались для обеспечения взлета и посадки дальних бомбардировщиков. Поэтому целесообразнее была тактика выжидания, тем более что ни одна вражеская бомба не попала в ДБ-3 и личный состав тоже не пострадал.

Очередной, девятый налет на Берлин Преображенский назначил в ночь на 5 сентября. К этому времени инженеры, техники и мотористы отремонтировали двигатели на всех самолетах. Половина из них брала на внешнюю подвеску по одной ФАБ-500, другие – по ФАБ-250, а зажигательные пятидесятки и фугасные сотки загружали в бомболюки.

Взлетали за полчаса до темноты, опасаясь появления вражеской авиации. Два звена "чаек" поднялись заблаговременно в воздух, достигли Рижского залива. От них поступило сообщение: "Немецких истребителей и бомбардировщиков не обнаружено. Можно взлетать".

На взлет шли звеньями с промежутками в двадцать минут – с тем чтобы как можно дольше воздействовать на Берлин. На старте самолеты провожали Комаров и Поляков.

– Иду на Берлин! – сообщили по радио с флагманской машины, и первое звено взяло курс на юго-запад.

Взлетело второе звено и быстро скрылось в сгущающихся сумерках.

Комаров и Поляков возвратились в штабную землянку. Потянулись напряженные часы в ожидании возвращения экипажей. Жизнь на аэродроме словно замерла, хотя, как всегда, в ночь вылета никто не спал. С тревогой ждали утра: как бы раньше своих бомбардировщиков не появились над Кагулом вражеские самолеты. Почти выработавшие горючее и израсходовавшие боезапас ДБ-3 не смогут противостоять им. "А "чаек" осталось так мало, что едва ли им удастся отразить массированные атаки "мессершмиттов".

Все было как и при прежних налетах на Берлин. Противовоздушная оборона немцев находилась в полной готовности и шквалом огня дальнобойной зенитной артиллерии встретила советские самолеты, едва те оказались в воздушном пространстве над территорией Германии. Особенно доставалось флагманскому дальнему бомбардировщику. Именно по нему был сосредоточен главный удар. Полчаса полета от Штеттина до Берлина самолет как будто не летел в воздухе, а мчался с бешеной скоростью по ухабистой дороге. Его беспрестанно трясло и бросало то вверх, то в стороны взрывными волнами от густо и часто рвущихся поблизости от фюзеляжа и плоскостей зенитных снарядов. Серые шапки разрывов, подсвеченные с земли лучами прожекторов, были хорошо видны и устрашающе действовали на нервы летчиков. Возникало непреодолимое желание немедленно их обойти, но они неотступно следовали за самолетом, какой бы маневр тот не делал.