Текст книги "Операция 'Б'"

Автор книги: Юрий Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Бандиты, бандиты, бандиты! – воскликнула девушка.

– Какие бандиты? – удивился Преображенский.– Откуда им здесь быть?!

– Бандиты, отец сказал. Кайтселиты...

При упоминании о кайтселитах Преображенский сразу понял, о чем пойдет речь. Генерал Жаворонков предупреждал его, что на островах орудуют группки местных националистов, терроризирующих население.

– Сегодня ночью каитселиты хотят прийти на аэродром,– сказала Элла.– Отец послал меня предупредить вас. И еще он сказал, что с ними какой-то человек, не эстонец. Они хотят узнать, где стоят ваши самолеты...

Преображенский, да и многие летчики авиагруппы, хорошо знали отца Эллы Юхана Саара, старого моряка, служившего до революции в царском флоте. С ним было интересно поговорить, он побывал во многих странах мира, сменил десятки профессий и все же вернулся на свой родной остров Сааремаа. Русский язык он знал очень хорошо, научил говорить по-русски Эллу.

– Спасибо тебе, Элла,– поблагодарил девушку Преображенский.– И отцу передай нашу благодарность. Мы примем меры. А сейчас иди домой. Тебя проводит дежурный. Ночью в лесу страшно.

Элла замотала головой.

– Нет, нет! Я одна. Я знаю здесь каждую тропинку. А ваш дежурный может не найти обратной дороги. Преображенский проводил девушку до калитки.

– Отец еще сказал: у кайтселитов немецкие автоматы. И гранаты есть,добавила Элла.

– А в каком месте бандиты появятся?

– Отец не знает точно. Может быть, со стороны болота. Там место заброшенное, туда никто не ходит.

– Еще раз спасибо тебе, Элла,– горячо поблагодарил Преображенский.

Девушка надела жакет и быстро скрылась в темноте. Преображенский позвонил в штаб Береговой обороны Балтийского района Охтинскому.

– Алексей Иванович? Еще не спите?!

– Работы невпроворот,– ответил Охтинский.

Преображенский рассказал ему о сообщении эстонской девушки.

– Это очень серьезно, Евгений Николаевич,– отозвался Охтинский.– Я сейчас же пришлю к вам Павловского с добровольцами из эстонского истребительного отряда.

Преображенский вначале не хотел беспокоить Жаворонкова сообщением Эллы, у генерала и без того много забот. Потом все же решил проинформировать его. Кто знает, какими силами обладают каитселиты? На аэродроме может произойти настоящий бой.

– Ни днем, ни ночью нет покоя,– проворчал встревоженный Жаворонков.

Днем аэродром беспрестанно бомбила немецкая авиация, а теперь вот и ночью намечаются вылазки кайтселитов.

Генерал приказал усилить наблюдение за стоянками самолетов, техническому составу быть готовым к отражению возможного нападения.

Начальник особого отдела Береговой обороны Балтийского района старший политрук Павловский приехал через час после разговора Преображенского с Охтинским.

– Значит, "гости" думают пожаловать к вам? – спросил он.– Что ж, организуем достойную встречу. А если повезет, так и "языка" достанем...

Выслушав, о чем говорила Элла, Павловский отметил по карте движение своего отряда от школы, где жили летчики, в направлении болота. С противоположной стороны болота должна будет прочесать лес рота из эстонского оперативного батальона, ранее присланная генералом Елисеевым для охраны Кагула.

– Если кайселиты действительно пожалуют сюда, то им от нас не уйти,заверил Павловский.

Жаворонкову и Преображенскому было не до сна. Они часто выходили на улицу, вслушивались в неясную тишину и напряженно всматривались в ту сторону, куда скрылся эстонский истребительный отряд старшего политрука Павловского.

Ночь была не особенно темной. Белесые облака быстро скользили по небу. Сквозь них проглядывала бледная луна. А облака неслись и неслись, рваные, растерзанные, словно убегая от опасности. Березки тревожно шептали своей темной в ночном мраке листвой. Они тоже, как и люди, прислушивались к неясным шорохам ночи и снова переговаривались, трепеща каждым листком.

Приближался рассвет.

– Может, старый Юхан Саар напутал? – произнес Жаворонков.

– Не думаю. Юхан не будет зря говорить,– ответил Преображенский.

И как бы в подтверждение его слов со стороны болота раздалось несколько одиночных винтовочных выстрелов. Потом донеслись две автоматные очереди. И все смолкло. Лишь минут через десять снова застрочили автоматы. Стрельба то нарастала, то затихала, но не прекращалась уже до самого рассвета.

Возбужденный и довольный Павловский появился, когда уже совсем рассвело. Почти одновременно с ним приехал из Курессаре и подполковник Охтинский.

– Все, кайтселитов взяли,– доложил Павловский.– Окружили их со всех сторон и вынудили сдаться. Вначале они отказывались что-либо говорить, но потом сознались, что посланы для встречи немецкого парашютиста.

– Выходит, своего корректировщика присылают,– раздумывая, проговорил Охтинский.– Что ж, Михаил Петрович,– повернулся он к Павловскому,– на ловца и зверь бежит. Не упустите.

Долго немецкого связиста ждать не пришлось. Поздно вечером над поселком Кагул на небольшой высоте появился немецкий самолет-разведчик. Он выбросил парашютиста и быстро скрылся за лесом. Павловский немедленно выслал бойцов отряда к месту приземления парашютиста, и те доставили гитлеровского радиста.

При допросе переводил разведчик Вольдемар Куйст, рекомендованный Павловскому еще в самом начале войны первым секретарем уездного комитета партии Муем. Куйст, высокий, худощавый, подвижный парень, в совершенстве владел русским и немецким языками. Он, комсомольский вожак, один из первых вступил в эстонский истребительный отряд, много раз ходил в тыл к немцам на материке и всякий раз приносил ценные сведения о расположении частей противника. Это при его непосредственном участии удалось взять офицера связи одной из фашистских дивизий и заполучить документы для генерала Елисеева о готовящейся операции по захвату островов Моонзундского архипелага под кодовым названием "Беовульф II".

– Спросите-ка, Вольдемар, зачем он к нам пожаловал,– кивнув на пленного, попросил Павловский.

Куйст и парашютист несколько минут разговаривали по-немецки. Лазутчик понял, что ему не уйти от расплаты, и решил сознаться во всем, чтобы облегчить свою участь.

– Он только связной, товарищ старший политрук,– перевел Куйст.– Его должен встретить здесь человек, которому он придается в помощь.

Павловский расставил своих людей в указанном гитлеровским радистом месте и стал ждать. Подозрительный человек появился рано утром, его тут же задержали.

– Я рыбак,– представился он на эстонском языке.

Не стоило большого труда разоблачить мнимого рыбака, и шпион сознался. Он должен был указать точное место стоянок советских дальних бомбардировщиков, а радист – передать их координаты немецкой авиации. Кайтселиты же были обязаны обеспечивать безопасность агентов.

Вернувшись в Курессаре, Павловский рассказал обо всем Охтинскому.

– Ясно одно: гитлеровцы будут бомбить аэродромы до тех пор, пока не достигнут цели,– сказал Охтинский.– И что обидно – мы не можем помешать им! Силы у нас такой нет...

Днем над Кагулом и Асте почти беспрестанно кружили группы "мессершмиттов", сменяя друг друга. А к вечеру, не дождавшись сведений от своих агентов, появились "юнкерсы". Они шли косяками. Земля до темноты содрогалась от взрывов бомб.

Случай с немецким парашютистом встревожил Жаворонкова. Гитлеровская агентура начала действовать вовсю, благо ей было на кого опереться – на кайтселитов. Немецкое командование знало теперь о результатах каждой своей бомбардировки. И оно пойдет на все, чтобы уничтожить советские самолеты и любой ценой выполнить приказ Гитлера. Может быть, даже будет выброшен воздушный десант. Гитлеровцы ничего не пожалеют, лишь бы обезопасить Берлин от налетов русских бомбардировщиков.

Мысль о вероятном воздушном десанте не давала Жаворонкову покоя. Вокруг аэродрома очень много удобных и скрытых в лесу полян, куда могли приземлиться фашистские парашютисты. Следовало что-то предпринять, чтобы не допустить этого.

Жаворонков вместе со своим адъютантом майором Боковым срочно выехал к коменданту Береговой обороны Балтийского района.

Генерал Елисеев попытался успокоить Жаворонкова.

– Самые доступные места для десантирования постоянно держим под контролем, Семен Федорович,– показал он на карте участки, обведенные синими кружками.– На них поставлены инженерные препятствия.

– Надеюсь, вы не отрицаете возможности высадки воздушного десанта вообще? – спросил Жаворонков.

– Нет, не отрицаю. Даже наоборот, вероятен комбинированный десант: с воздуха и моря. Жаворонков усмехнулся.

– Утешили, Алексей Борисович!

– Видно, здорово ваши летчики насолили фашистам в Берлине, что началась охота за ними,– улыбнулся Елисеев.– Что касается морского десанта, то ему не так-то просто будет достичь Кагула. Западный берег Сааремаа защищен хорошо, там береговые батареи и подразделения третьей стрелковой бригады. А вот воздушный десант... Тут есть ахиллесова пята. Не знаешь, где его выбросят. Во всяком случае, на оборону Кагула и Асте бросим весь эстонский оперативный батальон, эстонский истребительный отряд и сводный батальон моряков. Наготове будет и весь мой подвижный резерв: конная группа в триста сабель и велосипедная рота.

Жаворонков понимал, что комендант отдавал на охрану аэродромов все, что мог, заведомо оголяя отдельные участки побережья. Но и этого было недостаточно для надежной обороны Кагула и Асте. Хоть бы как следует укрепить лесные поляны вокруг аэродромов, куда могли высадиться фашистские парашютисты!

– Мне хотелось бы посмотреть, какие инженерные препятствия установлены в десантно-доступных местах, Алексей Борисович,– сказал Жаворонков.

– Пожалуйста,– согласился Елисеев.– Правильно говорите, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. А сопровождающим возьмите нашего начпо. Лаврентий Егорович на острове каждую дорогу знает.

Перед отъездом он проинформировал командующего военно-воздушными силами ВМФ о сложившейся обстановке в районе Моонзудского архипелага. Вероятность высадки десанта противника на остров Муху резко уменьшилась. Командование группы армий "Север" резервные дивизии из Пярну бросило на Таллинн. Сейчас для них основным являлось взятие главной базы Краснознаменного Балтийского флота. Видимо, потом уже освободившиеся дивизии будут перенацелены на Моонзунд.

На помощь осажденному Таллинну с островов ушли все боевые корабли, в том числе и подводные лодки, топившие немецкие суда в Балтийском море. В распоряжении Елисеева остался лишь один дивизион торпедных катеров капитан-лейтенанта Богданова, который командующий флотом вице-адмирал Трибуц не решился снять, ибо эти катера – "морская кавалерия", как их окрестили в Береговой обороне Балтийского района,– во взаимодействии с дальнобойной 315-й башенной береговой батареей капитана Стебеля держали на замке Ирбенский пролив, не допуская прорыва немецких судов в Ригу.

Так, 11 августа артиллеристы Стебеля подожгли транспорт большого водоизмещения, а 16 августа они вместе с торпедными катерами заставили немецкий транспорт выброситься на Курляндский берег Латвии.

– В общем, пока держится Таллинн, вы можете спокойно летать на Берлин, Семен Федорович,– заключил Елисеев.

На объезд вероятных мест выброски воздушного десанта противника ушло очень много времени. Действительно, на лесных полянах имелись заградительные сооружения. В основном они состояли из высоких заостренных кольев, торчащих из земли, всевозможных рогаток и ежей, опутанных колючей проволокой. Конечно, препятствия не ахти какие, однако запутаться в них немудрено, а это связало бы действия десантников до прибытия подразделений островного гарнизона.

Встречались и совершенно пустые поляны.

– Думаете, здесь не станут садиться фашистские парашютисты? – спросил Жаворонков сопровождавшего его Копнова.

– Вовсе не думаем, товарищ генерал.

– Почему же не оборудовали их?

– Сил не хватило.

– Это не ответ.

– Я доложу коменданту. Бросим саперов. Да и местное население поможет. Сегодня же заеду к Мую...

Жаворонков и Копнов расстались в Кагуле. Копнов тут же уехал в Курессаре, а генерал намеревался побывать еще в Асте у Щелкунова и Тихонова.

По примеру морских летчиков армейская авиагруппа особого назначения в свой третий налет на Берлин должна была брать на внешнюю подвеску по одной ФАБ-500. Надо было проконтролировать их подготовку. К тому же следовало разобраться в конце концов с состоянием материальной части и двигателей ДБ-3ф, в первую очередь в группе майора Щелкунова. По его докладу, капитан Юспин, пробыв на острове три дня, улетел на Большую землю менять баки для горючего, а на другой день за ним последовал и старший лейтенант Шапошников – для замены двигателей. Правда, прилетели задержавшиеся экипажи старших лейтенантов Богачева и Васькова, они приземлились в Кагуле. Двигатели самолета старшего лейтенанта Васькова оказались совершенно непригодными для дальнего полета, и старший инженер Баранов вынужден был отправить его на Большую землю для замены моторов. Туда же улетел и капитан Крюков. Двигатели самолета Богачева тоже нуждались в ремонте, эту заботу на себя взял Баранов. Практически выходило, что в очередной налет на Берлин готова лишь машина одного майора Щелкунова.

Двигатели ДБ-3ф в эскадрилье капитана Тихонова находились в несколько лучшем состоянии, но и они в прошедших двух налетах имели сбои. Так, самолеты старшего политрука Павлова и старшего лейтенанта Соловьева смогли достигнуть лишь Кенигсберга и отбомбились по запасной цели. Само собой разумеется, летчики не виноваты, просто двигатели их самолетов выработали положенные по норме моторесурсы. Следовало бы выделить в армейскую авиагруппу новые ДБ-3ф, а не те, что с первого дня войны почти ежедневно вылетали на бомбардировку тыловых объектов противника.

Конечно, были отказы и у двигателей морской авиагруппы, и значительные, но все же не в такой степени, как в группе майора Щелкунова.

От Кагула до Асте всего полчаса езды. Жаворонков думал еще успеть вернуться на праздничный ужин. 18 августа – День Воздушного Флота. Если бы не война, то в Москве на Тушинском аэродроме состоялись бы большой воздушный парад и красочные показательные выступления летчиков, планеристов и парашютистов, ставшие уже традиционными. А сегодня летчики морской и армейской авиагрупп особого назначения отметят свой праздник мощным бомбовым ударом по Берлину, шестым по счету.

Военком полка Оганезов подал Жаворонкову напечатанный на машинке текст под заголовком: "Советские налеты действуют на нервы берлинцам" с просьбой передать летчикам армейской авиагруппы.

Генерал прочитал:

"Лондон. 17 августа. (ТАСС.) Бернский корреспондент газеты "Ивнинг стандарт" передает, что согласно сообщению берлинского корреспондента "Трибюн де Женев" частые воздушные тревоги начинают действовать на нервы берлинцев, которые спрашивают, что это за бомбардировщики, откуда они прилетают и означает ли их появление начало нового этапа войны.

Бомбардировщики летают так высоко, что их едва обнаруживают звукоулавливатели самого последнего образца. Характерно, что во время этих налетов господствует полная тишина; германские зенитки даже не открывают огня, что вызывает еще большее раздражение у населения".

"Молодец все же Оганезов! Хороший праздничный подарок преподнес летному составу авиагрупп,– подумал генерал.– И когда он успевает? Газеты еще не пришли с Большой земли, а ему все известно..."

Эмка въехала в густой лес, дорога петляла между высокими пушистыми елями. Жаворонков сидел на переднем сиденье, полузакрыв глаза, согретый теплом мотора. Сзади находился майор Боков – неизменный спутник во всех поездках.

Шофер резко затормозил, машина встала.

– В чем дело? – сердито спросил генерал. Шофер показал на дорогу, посреди которой лежала огромная ель.

– Завал!

– Надо объехать...

Генерал не договорил, из-за ели раздалась автоматная очередь, пули просвистели мимо. Шофер включил задний ход и рванул назад по дороге. Заметив справа в лесу полянку, он загнал туда эмку, там развернулся, выскочил на дорогу и дал полный газ. Сзади протрещала новая автоматная очередь. Боков выхватил пистолет, но генерал не разрешил ему стрелять, слишком большое расстояние, да к тому же они уже в безопасности.

– Кайтселиты нас поджидали, не иначе,– объяснил водитель, молодой широкоплечий краснофлотец, присланный Жаворонкову комендантом Береговой обороны Балтийского района.

– Ну, вы просто мастерски развернулись! – похвалил генерал шофера, понимая, что благодаря его сноровке удалось избежать гибели.

В Кагуле находился старший политрук Павловский, и Жаворонков рассказал ему о случившемся.

– Кайтселитов работа, узнаю по почерку,– определил Павловский.– Выследили они вас все же, товарищ генерал. Теперь вам ездить нельзя...

– Что же мне, прикажете под землей ездить?!

– Зачем же под землей. Одному ездить нельзя. Без охраны. – Павловский подозвал высокого белокурого парня.– Вольдемар, возьми с собой отделение и на полуторке сгоняй в Асте. В ельнике завал...

Вольдемар Куйст кивнул в знак согласия и побежал к стоявшей поодаль полуторке. Через минуту с группой бойцов истребительного отряда он уже мчался по дороге к Асте.

Вернулся Куйст примерно через час. Доложил:

– За завалом было человек десять кайтселитов. Все вооружены немецкими автоматами. Дорога очищена.

Павловский подошел к мрачному Жаворонкову, слышавшему доклад разведчика.

– Товарищ генерал, возьмите себе Куйста. Вольдемар тут все знает, на него можно положиться во всем.

Жаворонков хотел было возразить, но, подумав, решил согласиться с предложением Павловского. Старшему политруку виднее, как в данном случае поступить.

Павловский отошел к Куйсту и тихо стал ему что-то говорить.

Шестой налет на Берлин

Воскресный день 18 августа выдался как по заказу – солнечный, ясный, чистый. У всего личного состава морской и армейской авиагрупп особого назначения с самого подъема было приподнятое, радостное настроение. Еще бы, ведь сегодня их профессиональный праздник – День Воздушного Флота. По традиции во всех авиационных частях и соединениях он всегда отмечался торжественным построением. Не хотел нарушать устоявшихся традиций генерал Жаворонков и сейчас, хотя шла война и, казалось бы, не до праздничных ритуалов. Он построил возле командного пункта летный и технический состав, аэродромную команду и подразделения обслуживания, поздравил их с Днем Воздушного Флота СССР и поблагодарил за самоотверженную, поистине героическую работу по выполнению ответственного задания советского правительства – нанесению ответных бомбовых ударов по столице фашистской Германии – Берлину.

– Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Кузнецов всем вам объявляет благодарность! – сообщил он.

– Служим Советскому Союзу! – мощным аккордом разнеслось в ответ над аэродромом.

Затем Жаворонков зачитал поздравления личному составу авиагуппы с Днем Воздушного Флота, поступившие от командования Ленинградского фронта, Краснознаменного Балтийского флота, Береговой обороны Балтийского района, от рабочих многих ленинградских заводов. Особенно тронуло поздравление английских летчиков.

"...Личный состав королевских военно-воздушных сил шлет личному составу Советских Военно-Воздушных Сил самые теплые приветствия. Мы восхищаемся упорством и мужеством советских летчиков..."

– Сегодня, именно сегодня, в наш прекрасный праздник День Воздушного Флота страны мы нанесем очередной, шестой удар по Берлину! – сказал в заключение Жаворонков.– И я уверен, что экипажи, идущие на столицу фашистской Германии, с честью и достоинством выполнят это боевое задание товарища Сталина!

После торжественного построения состоялся праздничный концерт группы артистов драматического театра Краснознаменного Балтийского флота. Эта группа артистов, возглавляемая ленинградским поэтом Соломоном Фогельсоном, прибыла на остров Сааремаа в начале войны. В ее составе находилась и киноактриса Валентина Телегина, известная всем советским кинозрителям по любимому в стране кинофильму "Учитель". "Гвоздем" концертной программы артистов драмтеатра Балтфлота были неизменные частушки, исполняемые Валентиной Телегиной и ее подругой артисткой Верой Богдановой. Этих актрис знали и горячо любили на острове все и всегда с нетерпением ждали их появления на импровизированной сцене. Частушки, сочиняемые почти всеми артистами, обычно посвящались бойцам тех подразделений и частей, где проходил концерт. Конечно, они были далеки до совершенства литературных форм, но зато шли от души, что нравилось зрителям. Сочиняли и сами исполняли артисты короткие скетчи, сатирические куплеты и пародии на немцев.

Наряду с ежедневными концертами артистам драмтеатра Балтфлота приходилось, и довольно часто, сопровождать машины с боеприпасами, помогать строить оборонительные сооружения, нести вахту по охране складов. Ведь положение на островах осложнялось, они были блокированы с суши, моря и воздуха. И потому каждый человек вне зависимости от ранга, занимаемой должности и профессии, сознавая личную ответственность, делал все возможное для защиты ставшего родным Моонзунда.

С импровизированной сцены, созданной из поставленных в ряд трех грузовых автомашин с открытыми бортами, ведущий поздравил летчиков с Днем Воздушного Флота и объявил первый номер праздничного концерта.

Артисты исполняли отрывки из пьес, читали стихи, пели народные песни, танцевали. Каждое их выступление встречалось громкими аплодисментами и неизменным требованием повторить на бис. Когда же ведущий концерт объявил об исполнении "Маркизы-Гитлеризы" – пародии на Гитлера и его генералов и адмиралов, зрители повскакали с мест, бурно приветствуя предстоящий номер хлопками и выкриками:

– Даешь "Маркизу-Гитлеризу"! Даешь!..

"Маркиза-Гитлериза" была, пожалуй, самой популярной на Сааремаа, без нее не проходил ни один концерт. Она исполнялась на мотив всем хорошо известной песенки Леонида Утесова и его дочери Эдит "Все хорошо, прекрасная маркиза". Артисты, удачно загримированные под Гитлера, начальника штаба верховного главнокомандования вооруженных сил фельдмаршала Кейтеля, главнокомандующего военно-морским флотом гррс-адмирала Редера и командующего авиацией рейхсмаршала Геринга, своей талантливой игрой сглаживали сочиненные ими же слабые, подчас примитивные стихи, и под аккомпанемент баяниста с завидным юмором доносили их до восторженных зрителей.

Первым своему "фюреру" о ходе войны с русскими докладывал "фельдмаршал Кейтель". Подергивая черные усики и без конца поправляя челку, "Маркиза-Гитлериза" спрашивал:

Фельдмаршал мой! Я жду доклада,

На фронте как дела идут?

И скоро ли Москвы осада?

Когда солдаты в Москву войдут?

"Фельдмаршал", смешно перекладывая монокль с одного глаза на другой и гарцуя, восхищенно докладывал о "достижении" сухопутных войск на восточном фронте.

Все хорошо, "Маркиза-Гитлериза"!

Все хорошо! Война – легка.

Ни одного печального сюрприза,

За исключеньем пустяка:

Земля российская жадна!

Пять армий слопала сполна,

В расход пустила сто бригад...

Кресты на ней везде стоят,

А вместо свечек – танки жгут.

И артиллерии капут!

Под зад коленом больно бьют,

В Москву войти нам не дают

И говорят: "Даешь Берлин!

Вобьем фашистам в пузо клин!"

Молниеносный план трещит...

Солдат "Хайль Гитлер!" не кричит

Иван нас лупит в гриву, в хвост;

Фриц удирает во весь рост...

А в остальном, "Маркиза-Гитлериза",

Все хорошо, все хорошо!

В таком же ключе, под беспрерывный хохот зрителей, докладывал об "успехах" своего военно-морского флота "грос-адмирал Редер". Но больше всего авиаторам понравилась, конечно, сцена с "рейхсмаршалом Герингом".

Рейхсмаршал мой! Необходимо

И о люфтваффе дать доклад.

Мои асы непобедимы!

Летают словно на парад!

Хвастливый "рейхсмаршал", весь обвешанный крестами, петухом ходил по сцене, обвораживая своего "фюрера".

Все хорошо, "Маркиза-Гитлериза"!

Все хорошо! Война – легка.

Ни одного печального сюрприза,

За исключеньем пустяка:

Мы в синем небе не одни

Нас заклевали "ястребки",

И "чайки" тоже – вот беда!

Все щиплют наши "мессера"!

А "птички" эти хоть малы,

Но так отважны и смелы,

Что дерзко в небе голубом

Грозят нам русским кулаком!

И с ними "илы" заодно

Пускают "юнкерсы" на дно.

Твои хваленые асы

Хвосты поджали, словно псы,

И лишь взлетят – кричат: "Сдаюсь!

О фаттер, муттер, я боюсь..."

А в остальном, "Маркиза-Гитлериза",

Все хорошо, все хорошо!

Ведущему концерт стоило большого труда успокоить возбужденных зрителей.

– Бис! Браво! Давай еще! Бис!..– неслось со всех сторон.

– А теперь, дорогие товарищи, в заключение нашего праздничного концерта специально для вас... вас, героев-летчиков, бомбивших столицу фашистской Германии – Берлин, частушки на бис! – объявил ведущий, когда краснофлотцы и офицеры несколько приутихли.

На самодельную сцену поднялся баянист, следом за ним вспорхнули бойкие подружки в ситцевых цветастых платьях – актрисы Валентина Телегина и Вера Богданова. Баянист лихо заиграл, притопывая в такт правой ногой, и веселые подружки, сменяя друг друга, с озорным переплясом запели только что сочиненные частушки.

Жаворонкова генерала

Страна на остров провожала.

И оттуда, со всех сторон

Шлет на Берлин ДэБэ-три он,

Жутко стало жить берлинцам:

Бомбы воют поутру.

Ведь налеты на столицу

Им совсем не по нутру.

Наш Гречишников Василий

Клином вышибает клин.

Пятисотками своими

Точно он бомбит Берлин.

Сменил Геринг три рубашки,

Маршала бросает в жар.

В небе кружатся "букашки",

А на земле – большой пожар.

Ефремов, Плоткин, Есин, Фокин

Пилоты – просто мастера!

Летают смело над Берлином,

Боится их вся немчура.

Ночью мучается Геббельс,

Пересохло все во рту.

Он страшится бомб советских,

Просыпаясь весь в поту.

Гитлер стонет на постели,

Не дает заснуть кошмар.

Преображенский над Берлином

Мощный надо ждать удар.

Наши соколы-балтийцы,

Примите вы от нас привет.

Смелей летайте над Берлином,

Затмите гитлеровцам свет!

Подружек-исполнительниц благодарные зрители долго не отпускали со сцены. К ним поднимались краснофлотцы с охапками полевых цветов, сорванных на аэродроме, и буквально заваливали ими Валентину Телегину и Веру Богданову.

Праздничный концерт группы артистов драматического театра Краснознаменного Балтийского флота надолго запомнится каждому авиатору и особенно тем, кто сегодня, в День Воздушного Флота страны, летит на Берлин.

Флагманский дальний бомбардировщик медленно набирал высоту, пробивая многокилометровую толщу кучевых облаков, нависших над Балтийским морем. Моторы гудели натужно, особенно надрывался правый, что обеспокоило Преображенского. Скорее бы перейти в горизонтальный полет, тогда можно было бы несколько сбавить обороты правого мотора, дать ему передохнуть. И взлетали они на этот раз с аэродрома труднее обычного; все же пятисоткилограммовая авиабомба на внешней подвеске влияет на скорость и довольно сильно.

Сказывалась, и значительно, мягкая грунтовая взлетная полоса и, конечно же, изношенность моторов.

Слева, внизу за облаками, осталась Виндава. Невольно вспомнил Преображенский прошлый вынужденный налет на порт. "Неужели и сегодня откажет один из моторов? – обожгла его мысль. – Нет, нет и нет! Тяните, моторчики, тяните, милые..."

– Штурман, Петр Ильич, мы должны дойти до нашей новой цели, – передал Преображенский Хохлову. – Дойти во что бы то ни стало!

– Дойдем, командир, обязательно дойдем, Евгений Николаевич, – весело отозвался Хохлов. У него было хорошее, приподнятое настроение, вызванное прекрасным концертом группы артистов драматического театра Краснознаменного Балтийского флота, данным специально для летчиков в их профессиональный праздник. Правда, сегодня вечером надо было бы по традиции поднять бокал вина в честь праздника, но генерал Жаворонков посчитал, что именно в этот знаменательный для летчиков день праздничные подарки в виде пятисоткилограммовых авиационных бомб с добавлением соток должны быть отправлены фашистам в Берлин.

– А свой праздник, День советской авиации, завершите завтра, – сказал на прощание Жаворонков. – Праздничный обед с поросенком будет ждать вас.

– Какой же это поросенок без вина? – высказался за всех Хохлов.

– Угостим вас и кое-чем покрепче, – пообещал генерал.

Бомбардировщик пробил облачность лишь на высоте пяти с половиной тысяч метров. Преображенский еще поднялся на полкилометра и перевел самолет в горизонтальный полет. Прислушался к рокоту моторов, кажется, тянут пока нормально, правда, правый все же чуточку сдает.

– Не беспокойтесь, Евгений Николаевич, сегодня свои праздничные подарки мы точно адресуем новой, особо важной цели, – продолжал Хохлов.– Получайте, господа-фашисты, от морских летчиков Краснознаменной Балтики! Прямо с доставкой. Хотя, не сегодня, а уже завтра, – поправился он. – Через один час пять минут наступит девятнадцатое августа тысяча девятьсот сорок первого года...

– К цели будем подходить на высоте шести тысяч метров,– перебил Преображенский разошедшегося штурмана.

– Добро! Точность попадания подарков прямо в руки адресата от этого только увеличится. А если еще снизиться на километрик, тогда... Нет, отставить, командир, сталкиваться с аэростатами заграждения нету никакой охоты...

Преображенский не обращал внимания на разглагольствование штурмана, его все больше и больше беспокоило состояние правого мотора. Сбавил ему обороты, давая поостыть, передохнуть. Но и левый мотор начал гудеть более натужно.

Спад рокота правого мотора уловил, наконец, и штурман.

– Командир, что с правым? – поинтересовался он. В его голосе уже появились тревожные нотки.

– Греется, чертяга,– как можно равнодушнее произнес Преображенский.

– Как и в прошлый раз?

– Примерно...

– А левый?

– И левый начинает капризничать.

– Что с ним происходит?

– Тоже перегрелся малость...

Минут двадцать каждый из членов экипажа с беспокойством вслушивался в рокот моторов самолета. Улучшения не намечалось, особенно в правом, хотя летчик все время и щадил его, снижая обороты. Но от этого сильнее грелся левый мотор, получавший большую нагрузку, а если начнет резко сдавать и тот, тогда до Берлина не дотянуть.

– Командир, может... может, опять по запасной цели ударим? – предложил Хохлов, понимая, что кому-то из экипажа первому приходится предлагать запасной вариант.– На траверзе немецкий военный порт Пиллау. Кораблей там предостаточно, как в бочке сельдей...

– Ключ у тебя на месте, Петр Ильич? – вместо ответа спросил Преображенский.– Не забыл в Кагуле?

– Как же, забуду я теперь. Вот он, рядом. В полетной сумке. Отныне и навсегда он от меня никуда,– отозвался Хохлов, не понимая, к чему клонит полковник.

– Так ключ-талисман чего тебе, лично тебе говорит? На запаску свернуть или продолжать идти на Берлин?

– Вон вы о чем,– засмеялся Хохлов.– Мой ключ всегда за Берлин, но моторы же, командир, моторы...