Текст книги "Операция 'Б'"
Автор книги: Юрий Виноградов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Звено возглавил командир 1-й авиаэскадрильи капитан Ефремов. Его ведомыми были назначены экипажи летчиков старшего лейтенанта Трычкова, лейтенантов Дашковского и Мильгунова. Вылет Преображенский назначил за полчаса до захода солнца. Теперь ему самому, как это делал раньше генерал Жаворонков, приходилось на старте отправлять экипажи в полет.
Летчики не любят провожать своих товарищей на боевые задания. Лучше было бы для каждого самому вести машину, чем глядеть вслед уходящему в небо самолету. Такое же состояние испытывал и Преображенский, вместе с капитаном Комаровым, давая разрешение на взлет. Он сейчас сожалел, что сам не возглавил звено, ведь задание Верховного Главнокомандующего по бомбардировке особо важной цели – резиденции Гитлера – с него не снято.
Над аэродромом разнесся гул моторов, бомбардировщики выруливали на старт. К Преображенскому подбежал запыхавшийся старший инженер Баранов.
– На машине старшего лейтенанта Трычкова греется левый мотор,– доложил он.– Выпускать ее нельзя. Не взлетит...
Преображенский поморщился, сжал зубы. Первая неприятность еще до начала взлета. Захотелось отругать Баранова за плохую подготовку материальной части, но усилием воли сдержал себя, старший инженер ведь докладывал ему о необходимости ремонта моторов на всех машинах.
На Берлин пошли три самолета. Преображенский приложил руку к козырьку фуражки, провожая капитана Ефремова. Следом, хотя и тяжело, поднялись в воздух ДБ-3 лейтенантов Дашковского и Мильгунова.
В ночь налета на Берлин обычно на аэродроме никто не спал. Бодрствовал в землянке и Преображенский. Перед ним на столе лежала карта с акваторией Балтийского моря, на которой изломанной красной линией пролегал маршрут полета от Кагула до Берлина. По времени, зная скорость ДБ-3, он отмечал, где примерно сейчас должны были находиться экипажи Ефремова, Дашковского и Мильгунова.
В землянку зашел капитан Хохлов.
– Что, Петр Ильич, тяжко нам сегодня? – посочувствовал Преображенский.
– Да уж лучше бы там сейчас быть,– показал Хохлов на излом линии на траверзе шведского острова Готланд и тяжело задышал.
– Не вешай носа, штурман, не печаль командира,– улыбнулся Преображенский.Еще будем над Берлином и не раз. На-ка, полюбуйся, что мои выкамаривают,– он достал из кармана конверт, вынул из него рисунки старшей дочери и сына и с гордостью рассыпал перед штурманом.
Хохлов подносил каждый лист к электрической лампочке и подолгу, внимательно рассматривал детские рисунки. В памяти невольно всплыл и его сынишка Борька. Где он сейчас? Перед перебазированием на остров Сааремаа жену и сына вместе с семьями летного и технического состава эвакуировали в тыл. Валентина решила ехать к своим родным на Кавказ в город Грозный. Последнюю весточку она прислала из Ростова-на-Дону, куда ее привели запутанные войной пути-дороги. Писала, что с парадного кителя сняла орден Ленина, которым он был награжден за зимнюю войну с Финляндией, положила его в сумочку и теперь не знает, что с ним делать. Тяжко же ей сейчас с младенцем Борькой на руках. Вот, бедная, попала в пекло, ведь у Ростова-на-Дону уже немецкие войска, идут бои за город...
От горестного раздумья Хохлова оторвал звонкий голос вошедшего в землянку капитана Комарова.
– Посты ВНОС доложили о шуме моторов самолета,– доложил он.– Нашего самолета, товарищ полковник.
Преображенский посмотрел на часы, уж слишком быстро что-то возвращается один из экипажей. Выходит, не долетел до цели, отбомбился по запасной.
Он вместе с Комаровым и Хохловым вышел из душной землянки. Знакомый звук моторов ДБ-3 донесся с юга, со стороны районного центра Курессаре. Появился в зоне видимости и сам самолет, над ним взвилась зеленая ракета: просьба о посадке. С аэродрома ответили красной ракетой, и бомбардировщик пошел на посадку.
Приземлился ДБ-3 капитана Ефремова. Доклад его был не утешителен. Моторы перегрелись в полете, пришлось идти на запасную цель Виндаву и сбросить бомбы на стоящие в порту немецкие корабли. Самолет был обстрелян зенитной артиллерией, но огонь ее оказался, мало эффективен.
Преображенский болезненно переживал возвращение экипажа капитана Ефремова. Вторая неудача! А когда капитан Комаров сообщил, что еще один дальний бомбардировщик возвращается раньше времени, его негодованию, казалось, не было предела. Так неудачно он начал руководить "Операцией Б", что теперь о нем подумает командующий ВВС флота генерал Жаворонков?
Вернулся экипаж лейтенанта Мильгунова. Причина та же, что и у капитана Ефремова. Моторы перегревались, а правый потом совсем отказал. Вынужден был развернуться на Либаву и сбросить ФАБ-500 и две ЗАБ-50 на порт.
Оставался в воздухе экипаж лейтенанта Дашковского. Что с ним? Долетел ли до Берлина или тоже вынужден будет отбомбиться по запасной цели? В сложившейся ситуации лучше бы он возвратился. Ведь вся противовоздушная оборона немцев набросится на него одного и трудно, ох как трудно будет лейтенанту выбраться из моря огня.
Время тянулось медленно, в землянке тишина, говорить не хотелось. Давно уже наступил рассвет, пора бы уж появиться самолету Дашковского, но его все нет и нет. И наконец, как гром с неба, радостная для каждого летчика весть:
– Летит, летит! Летит наш лейтенант Дашковский!
Землянка быстро опустела. Преображенский устремил взгляд на юг. Действительно, со стороны Курессаре летел ДБ-3. Возвращается! Но почему так поздно? Случилось что или штурман заблудился в облаках? Молодец все же лейтенант! Один летал на Берлин, а вот дотянул ли до него – сейчас он расскажет.
Все с нетерпением ждали посадки. Однако самолет перед самым аэродромом вдруг резко снизился и скрылся за кромкой леса. Может быть, кончился бензин, и Дашковский пошел на вынужденную посадку?
Мощный взрыв донесся до аэродрома глухим эхом, нестерпимой болью отозвался в сердцах...
Лейтенант Дашковский погиб на глазах. Его смерть мгновенная – особая смерть летчиков. Что знал Преображенский о лейтенанте? Имя – Николай, отчество – Феодосьевич, фамилия – Дашковский. Родился в крестьянской семье в Черкасской области. Закончил техникум, по комсомольскому набору попал в Одесское военно-авиационное училище. Был направлен вначале на Тихоокеанский флот, а затем уже перед самой войной переведен на Балтику в 1-й минно-торпедный авиационный полк. Женат. Есть сын. Летчик опытный, смелый. За налеты на Берлин награжден орденом Ленина. Вот и все, пожалуй. А как это мало знать о человеке, с которым вместе водили бомбардировщики на Берлин?! И даже сейчас не знаешь, дошел ли он до Берлина или сбросил бомбы на Штеттин, Данциг или еще на какую запасную цель?
Вечером погибший экипаж похоронили рядом с экипажами старшего лейтенанта Финягина, лейтенантов Александрова и Кравченко на местном кладбище, ставшем своеобразным пантеоном вечной славы морских летчиков-балтийцев. Дружно прогремел винтовочный залп – салютовали тем, кто ценой жизни выполнил свой воинский долг перед Родиной.
Капитан Комаров, скрепя сердце, выводил пером в журнале боевых действий авиагруппы:
"24.08.41 ДБ-3 No 391401. Дашковский, лейтенант – летчик. Николаев, ст. лейтенант – штурман. Элькин, мл. сержант – стрелок-радист.
Самолет разбит при посадке после выполнения боевого задания (бомбоудар по г. Берлин) в районе Курессаре. Экипаж погиб".
Из записки фюрера от 23 августа 1941 года по вопросу продолжения операций на советско-германском фронте:
"...Кроме того, необходимо учесть моменты, имеющие значение для Германии вследствие ее собственного положения:
а) возможно быстрое занятие Прибалтики с целью обеспечения Германии от ударов русской авиации и военно-морского флота из этих районов..."
Из сообщения ТАСС:
"Лондон, 27 августа (ТАСС). Из достоверных источников сообщают, что германские власти начали эвакуацию населения из районов, подвергающихся бомбардировкам. Из северной, северозападной и северо-восточной части Германии большое количество немцев выехало в Норвегию, Данию, Люксембург и южную часть Германии. В южной Германии не хватает жилищ, и прибывающие из других частей страны размещаются за городом во временных постройках. Около Линца вырос целый городок из палаток".
На пороховой бочке
По приказу командующего Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирала Трибуца комендант Кронштадтской крепости направил на остров Сааремаа первую группу кораблей с авиационными бомбами для морских летчиков, участвующих в "Операции Б". В группу вошли быстроходные тральщики БТЩ-209 "Кнехт" и БТЩ-214 "Бугель". Несколько позднее к ним присоединился и БТЩ-206 "Верп".
Из Кронштадта вышли рано утром, к полудню быстроходные тральщики достигли района Юминданины. На траверзе маяка Кери они встретили конвой боевых кораблей и транспортных судов, шедших из осажденного Таллинна в Кронштадт. Конвой втянулся на выставленное немецкими кораблями минное поле и потому шел очень медленно, опасаясь столкновения с морскими минами. С эстонского берега неожиданно появились немецкие бомбардировщики и начали атаки на попавшие в ловушку советские корабли. Особо доставалось флагману конвоя эсминцу "Энгельс" и шедшему в кильватере танкеру No 11. Маневр их на минном поле был стеснен до предела. "Юнкерсы" на малой высоте прицельно сбрасывали бомбы, эсминец "Энгельс" отклонился несколько влево и наскочил на мину. Подорвался на мине и танкер No 11 и вскоре затонул.
Шедшим навстречу быстроходным тральщикам нелегко было проскочить минное поле, да еще под ударами немецких бомбардировщиков. Неудача первым постигла БТЩ-209 "Кнехт". Обходя подорвавшийся эсминец "Энгельс", он напоролся на мину, от взрыва которой сдетонировали лежащие на палубе авиационные бомбы. Огромный столб воды и огня поднялся на том месте, где только что был "Кнехт". Спустя несколько минут такая же участь постигла и БТЩ-214 "Бугель". Он тоже подорвался на мине и затонул. Лишь потрепанному немецкими бомбардировщиками БТЩ-206 "Верп" с трудом удалось добраться до Таллинна.
Первая попытка доставить авиабомбы на остров Сааремаа для морских летчиков окончилась полной неудачей.
Комендант Кронштадтской крепости в срочном порядке направил вторую группу кораблей из Ораниенбаума. В нее вошли быстроходный тральщик БТЩ-203 "Патрон" под командованием старшего лейтенанта Ефимова, тихоходный тральщик Т-289 лейтенанта Соколова и сторожевой корабль "Коралл" капитан-лейтенанта Подсевалова. Их сопровождал патрульный катер лейтенанта Сажнева.
С учетом неудачного опыта тральщиков "Кнехт" и "Бугель", закончившегося трагически, старший лейтенант Ефимов, назначенный старшим в группе кораблей, решил выйти в море с наступлением темноты и за ночь постараться пройти нашпигованный минами Финский залив.
Погрузка на палубы авиационных бомб среднего калибра закончилась вовремя, и с наступлением темноты "Патрон" первым отвалил от стенки Ораниенбаумского причала. За ним последовали тральщик Т-289 и патрульный катер. Лишь почему-то замешкался сторожевой корабль "Коралл", пришлось на большом кронштадтском рейде застопорить ход и лечь в дрейф. Световым семафором Ефимов поторопил "Коралл" с выходом в море; каково же было его удивление, когда капитан-лейтенант Подсевалов ответил, что его сторожевой корабль не сможет участвовать в переходе на остров Сааремаа из-за неисправности машин, а отремонтировать их в ближайшие часы не представляется возможным.
На запад через весь Финский залив взяли курс тральщики "Патрон", Т-289 и сопровождавший их патрульный катер.
Ефимов отдавал себе отчет, что далеко не всем сегодня доведется благополучно закончить тяжелейший переход с полным грузом авиабомб на борту. Тральщик, на палубе которого лежали ряды закрепленных фугасных и зажигательных бомб, представлял бочку с порохом в десятки тонн весом. Достаточно взрыва контактной или магнитной мины, даже осколка от бомбы при бомбардировке немцами с воздуха, как опасный груз сдетонирует и разнесет "Патрон" на куски. Так произошло с БТЩ-209 "Кнехт". Вне всякого сомнения, немцы сделают все возможное, чтобы не пропустить советские корабли в блокированный с моря Моонзунд. С рассвета они начнут обстреливать их из тяжелой артиллерии с занятого эстонского берега. Финны, в свою очередь, могут пустить в дело батареи береговой обороны, особенно с острова Макелуотто. Ожидает их днем встреча с немецкими подводными лодками, стоящими на позициях перед выходом из Финского залива в Балтийское море, торпедными катерами и даже с легкими крейсерами, курсирующими вдоль побережья. Но особенно опасна авиация противника, которая практически будет безнаказанно наносить бомбовые удары. Вооружение на тральщике слабое: две малокалиберные пушки и зенитные пулеметы. Ведь он по своей конструкции предназначен для траления вражеских мин, а не ведения морского боя.
Встреча с противником ожидалась в дневное время суток, а пока надо еще пройти заминированный Финский залив, благо погода благоприятствовала: морось, туман, ночная мгла. Основные выставленные противником минные поля Ефимову были известны, они нанесены на штурманскую карту. Но за последние сутки немцы с подлодок или самолетами могли перекрыть фарватер.
Шли без огней средним для "Патрона" ходом, так как Т-289 развить большую скорость не мог. По карте Ефимов определил, что только еще достигли острова Лавенсаари; намеченный им заранее график движения срывался из-за отказа выйти в море сторожевого корабля "Коралл".
Неожиданно донесся тревожный голос вахтенного сигнальщика краснофлотца Харламова:
– Слева по курсу сорок пять слышу шум моторов самолета!
– Чей самолет? – спросил Ефимов находящегося в боевой рубке командира отделения сигнальщиков старшину 2-й статьи Большакова.
– Сейчас выясню, товарищ командир,– отозвался Большаков и быстро поднялся на верхний ходовой мостик. Неизвестный самолет проскочил в темноте над "Патроном". По характерному завывающему звуку моторов Большаков безошибочно определил, что над Финским заливом появился немецкий самолет. И как бы в подтверждение справа по курсу в темном небе вспыхнул яркий свет от сброшенной световой авиабомбы – "люстры", как ее метко окрестили балтийцы.
– Немецкий разведчик, товарищ командир,– доложил Большаков.– Ушел в сторону Финляндии.
– Выходит, засек нас, старшина? – с досадой произнес Ефимов.– Здорово это у них поставлено.
– Не думаю, товарищ командир. В такой темнотище заметить наш "Патрон" невозможно,– по-своему рассудил командир отделения сигнальщиков.– Просто для порядка "люстру" повесил фашист...
Старшина оказался прав, остаток ночи прошел спокойно, тральщики благополучно проходили мимо минных полей, медленно, но настойчиво приближаясь к Балтийскому морю.
Серый рассвет застал их в нескольких милях на подходе к Таллинну. Морось прошла, на глазах редел туман, день обещал быть, к огорчению моряков, ясным, солнечным. Все отчетливее и громче со стороны Таллинна доносилась канонада, на берегу разгорался бой: дивизии 18-й немецкой армии, в который уже раз, начинали штурмовать главную базу Краснознаменного Балтийского флота. Уже начали просматриваться клубы черного дыма – Таллинн горел от артиллерийского обстрела и бомбардировок с воздуха. Справа мрачно выступал из пепельной воды финский остров Макелуотто. На нем находилась самая мощная финская дальнобойная батарея береговой обороны калибром 356 миллиметров. Ее восьмисоткилограммовые снаряды предназначались для крупных надводных кораблей класса крейсеров и многотоннажных транспортов; а тральщики слишком маленькая и ничтожная цель. Но если бы финское морское командование знало о лежащем на палубах ценном грузе авиабомб, предназначенных для бомбардировки Берлина, оно приказало бы 356-миллиметровой батарее с острова Макелуотто открыть огонь и по малой цели, ведь союзники-немцы щедро бы возместили расход дорогостоящих снарядов.
За левый борт Ефимов не опасался, они теперь будут идти под прикрытием береговых батарей, расположенных на островах Нейсаар, Осмуссаар и Хиума. А вот с правого борта, со стороны моря, их могли атаковать затаившиеся на глубине немецкие подводные лодки. По семафору, переданному командиром отделения сигнальщиков старшиной 2-й статьи Большаковым, он попросил лейтенанта Сажнева взять мористее и своевременно оповещать тральщики об обнаруженных перископах подводных лодок. Патрульный катер тотчас прибавил ход и пошел справа параллельным курсом в полмиле от идущего головным БТЩ-203 "Патрон".
Немецкие бомбардировщики "Ю-88" появились, когда остров Нейсаар, закрывающий таллиннский рейд, остался далеко позади. Они летели со стороны эстонского берега, прикрываясь лучами приподнявшегося над береговой чертой солнца; с моря их не было видно.
– Справа по борту шум моторов самолетов! – доложил вахтенный сигнальщик краснофлотец Харламов.
– Сколько их? – спросил Ефимов.
– Не знаю, товарищ командир. Не видно из-за солнца. Но много.
Помощник командира тральщика лейтенант Спорышев взял морской бинокль и поднялся на ходовой мостик. До боли в глазах от слепящих солнечных лучей он всматривался в горизонт, пока не заметил немецкие бомбардировщики. Один, второй, третий...
– Три "юнкерса" курсом на тральщик, Михаил Павлович! – сообщил он командиру "Патрона".
– Начинается горячая пора,– произнес Ефимов.– Зенитные пулеметы – к бою! приказал он.
– Зенитные пулеметы к бою готовы! – тут же доложил командир зенитных расчетов старшина 1-й статьи Шохин. Краснофлотцы-зенитчики уже с рассветом стояли у своих пулеметов, в любой момент готовые отразить внезапную атаку немецких самолетов.
Головной "юнкерс" с резким снижением пошел наперерез "Патрону".
– Полный вперед! – передал Ефимов команду в машинное отделение.– Самый полный!
Он намеревался упредить немецкий бомбардировщик, оставить его позади, но слишком маленькое расстояние между тральщиком и стремительно сближающимся "юнкерсом".
– Огонь! – закричал своим пулеметчикам старшина 1-й статьи Шохин, и тотчас к шуму моторов прибавилась резкая трескотня зенитных пулеметов. "Юнкерс", не ожидавший такого плотного встречного огня, прекратил снижение, его черное брюхо промелькнуло над ютом, и тут же за кормой выросли пять белых султанов вспененной воды, поднятых сброшенными бомбами.
– Пронесло! – вырвался вздох облегчения из груди лейтенанта Спорышева.
– Пулеметчики молодцы! Так держать! – передал он зенитным расчетам.
– Есть так держать! – за всех ответил возбужденный Шохин.
Два других бомбардировщика налетели на Т-289 и патрульный катер, а их ведущий уже разворачивался для второй атаки на "Патрон", теперь уже против хода, с носа.
– Внимательнее на руле! – Ефимов предупреждал командира отделения рулевых старшего краснофлотца Бойцова, что от него во многом будет зависеть уклонение корабля от бомб при атаках самолетов на встречных курсах.
Точно выйдя на курс, головного тральщика, "юнкерс" с высоты устремился вниз. Из боевой рубки казалось, что он вот-вот прошьет палубу с лежащими на ней авиабомбами, предназначенными для бомбардировки Берлина, и тогда конец. В тот момент, когда от фюзеляжа стали отделяться черные точки, Ефимов скомандовал:
– Лево на борт!
– Есть лево на борт! – продублировал Бойцов и быстро закрутил штурвал влево. "Патрон" изменил курс, и "юнкерс" промчался мимо: султаны-гейзеры вспененной воды выросли по правому борту метрах в пятидесяти от тральщика, не причинив никакого вреда.
Ефимов хотел было похвалить рулевого за сноровку и расторопность, но на тральщик уже шел в атаку второй бомбардировщик, а за ним заходил и третий. Немецкие летчики оставили в покое никчемную для них цель – патрульный катер лейтенанта Сажнева, решив основной удар нанести по самому крупному кораблю БТЩ-203 "Патрон".
– Право на борт!
Бойцов положил руль вправо. Всплески воды поднялись по левому борту.
– Лево на борт!..
Бомбы третьего "юнкерса" тоже легли в стороне.
Немецкие бомбардировщики на третий круг не пошли; видимо, кончился запас бомб. Они развернулись на восток и скрылись за солнцем.
– Отделались, как говорится, легким испугом, Михаил Павлович,– повеселел помощник командира тральщика лейтенант Спорышев.– А с точностью-то у фрицев туговато. Мазилы первостатейные,– пошутил он.
– Это у них примерочный налет,– объяснил Ефимов.– То ли еще будет...
– Думаете, они снова прилетят?
– Слева по борту три "Ю-88"! – донесся голос вахтенного сигнальщика Харламова.
– Уже летят! – усмехнулся Ефимов.
Второй налет был копией первого. Разве что немецкие летчики совершенно не обращали внимания на маленький патрульный катер, сосредоточив удары по двум тральщикам, главным образом по "Патрону".
Почти аналогичным был и третий удар с воздуха, к этому времени корабли уже достигли района Палдиски.
– Вот прилипли к нам! Как пчелы к бочке с медом. А у нас бочка ведь с порохом! – негодовал Спорышев.– Неужели узнали, какой бесценный груз мы доставляем на Сааремаа? – предположил он.– Авиабомбы для бомбардировки их любимого Берлина?!
– О нашем грузе немцам ничего не известно, это точно,– не согласился Ефимов.– Они же блокируют Моонзунд. И никого туда не пускают. В том числе и нас.
Ефимов вызвал в боевую рубку командира зенитных расчетов старшину 1-й статьи Шохина.
– Послушайте, товарищ старшина первой статьи, пора бы вашим пулеметчикам поубавить спесь "юнкерсам",– начал он разговор.– Ведь наглеют немецкие летчики до бесстыдства! Фюзеляжами чуть ли мачту не задевают?! Возьми камень, брось не промахнешься. А ваши зенитчики все мимо и мимо. Поди половину боекомплекта патронов истратили впустую.
– Волнуются, братишки, горячатся,– оправдывал своих подчиненных Шохин.– К тому же "юнкерсы" бронированные, чертяги. Отскакивают наши пули от брюха, как горох...
– Надо найти уязвимое место, старшина,– подсказал лейтенант Спорышев.– Вы же самый опытный пулеметчик у нас.
– Вот и покажите личный пример,– поддержал Ефимов своего помощника.– Хотя бы подбить одного. Опасаться бы тогда стали нас, не так прицельно бомбить.
Шохин до боли сжал кулаки, погрозил ими темной кромке берега, со стороны которой появлялись немецкие самолеты.
– Проучу я их все же, товарищ командир,– со злостью проговорил он.– Сам встану за пулемет. Хоть одного гада, но пущу на корм рыбам...
Четвертый налет немецких бомбардировщиков не заставил себя долго ждать. На этот раз вахтенный сигнальщик Харламов насчитал пять "Ю-88". Шохин подошел к баковой зенитной установке, отстранил от пулемета краснофлотца Мелехова.
– Дай-ка я попробую, браток. Авось мне повезет...
Первый "юнкерс" он примерил в прицел, нащупывая на нем наиболее уязвимую точку. Для острастки дал короткую очередь по нему. На втором бомбардировщике, атаковавшем тральщик, он уже точно определил точку прицеливания: моторы! Когда же третий "юнкерс" начал заход на "Патрон" и его правый мотор весь поместился в круглый зенитный прицел, он нажал гашетку и длинной очередью полоснул по бомбардировщику.
– Попали, попали, товарищ старшина! – закричал над ухом краснофлотец Мелехов.
Шохин оторвался от прицела, глаза его радостно блестели. "Юнкерс", оставляя длинный шлейф черного дыма, с трудом развернулся в сторону солнца и, едва достигнув береговой черты, грохнулся на землю.
– Получай, гад, сполна! – сквозь зубы процедил Шохин.– От моряков-балтийцев свинцовый привет, покойничек!..
В отместку за свой погибший самолет оставшиеся четыре "юнкерса" яростно набросились на корабли, атаки следовали одна за другой, и бомбы, казалось, чудом не попадали в палубы тральщиков.
– Еще бы одного угостить, товарищ старшина,– подзадорил Мелехов разгоряченного боем своего командира.
– Давай вместе попытаемся, браток,– проговорил Шохин, прилаживаясь к прицелу. Первый же бомбардировщик он встретил длинной очередью, но безрезультатно. Одна из бомб упала поблизости от борта, обдав его брызгами холодной воды. По второму самолету он уже начал стрелять короткими очередями, но снова мимо. Решил отказаться от моторов и прицеливаться в кабину летчика. Авось пули достигнут цели...
При заходе очередного "юнкерса" на бомбардировку "Патрона" он поймал в прицел кабину летчика и нажал на гашетку. Бомбардировщик проскочил рядом, не сбросив бомбы. Искрящиеся от солнечных лучей султаны воды поднялись почему-то далеко за кормой шедшего в кильватере Т-289.
– Подбили вы его, товарищ старшина, подбили! – закричал от восторга Мелехов.– На воду садится, на воду!
Шохин видел, как подбитый им бомбардировщик вдалеке сел прямо на воду.
– А этот на корм балтийской рыбе отдадим,– произнес он с удовлетворением, уступая место за пулеметом Мелехову.– Становись на свое место, браток. Твоя очередь теперь...
Весь остальной путь по Балтийскому морю до пролива Муху, разделяющего острова Хиума и Вормси, проходил под беспрерывной бомбардировкой немецких самолетов. Пенистые столбы воды, поднятые взрывами бомб, кипели вокруг маневрирующих тральщиков, иногда каскады брызг обрушивались на палубы, и у моряков от мысли, что один из осколков вот-вот попадет в лежащие на палубе авиабомбы и те сдетонируют, разнесут корабль в щепки, становилось муторно на душе. Казалось чудом, что они все еще ухитряются увертываться от прямых попаданий. Видимо, злятся немецкие летчики от того, что цель ускользает от них, хотя они и производят бомбометание без помех со стороны истребителей прикрытия, почти как на полигоне. То ли нервы их начали сдавать или, до некоторой степени, пугал огонь зенитных пулеметов, на который напоролись два "юнкерса" и погибли, однако советские корабли казались для них словно заколдованными.
Оставили в покое БТЩ-203 "Патрон" немецкие бомбардировщики лишь у входа в пролив Муху: "юнкерсы" опасались зенитных батарей с островов Хиума и Вормси. К этому времени при маневре более быстроходный "Патрон" далеко оторвался от тихоходных Т-289 и патрульного катера. Помочь он им все равно не мог, и Ефимов решил один идти на Сааремаа, чтобы поскорее доставить морским летчикам предназначенные для Берлина авиабомбы.
При выходе на Кассарский плес заметили в стороне черный столб дыма догорала нефтеналивная самоходная баржа, выбросившаяся при ударах немецких бомбардировщиков на отмель.
– Не дошла все же баржа с бензином до Сааремаа,– посочувствовал лейтенант Спорышев.– А бухта Трииги ведь совсем рядом...
В боевую рубку поднялся из машинного отделения потный и раскрасневшийся командир БЧ-5 инженер-лейтенант Ванюхин.
– Красотища у вас тут! – жадно вбирал он в легкие свежий морской воздух.А у нас в машинном – Сахара!
– Не много осталось, всего ничего,– показал Спорышев на штурманскую карту.– Отдохнем скоро...
– Слева по борту курсовой сто двадцать немецкие самолеты! – донесся голос вахтенного сигнальщика краснофлотца Харламова.– Шесть... нет, семь "Ю-88"...
– Отдохнули,– усмехнулся Ефимов.– Вот прилипли к нам! Не хотят отпускать.
В рубку ворвался взволнованный командир зенитных расчетов старшина 1-й статьи Шохин.
– Товарищ командир... патроны кончились, товарищ командир! Весь боекомплект израсходован. Стрелять нечем. Беда!..
Действительно, при таком интенсивном ведении огня никакого запаса патронов не хватит. Надо было чуточку поберечь их, но кто тогда подумал об этом, даже он, командир, не сделал этого. Зенитчики отражали атаки немецких бомбардировщиков, и это спасло тральщик. А сейчас без зенитного огня немецкие летчики обнаглеют и будут летать над самой палубой, пока не потопят корабль.
– Так уж ничего больше не осталось? – с надеждой спросил Ефимов.
– Ничего. Одни учебные, холостые патроны.
– Стрелять холостыми, старшина!
– Как это? – не понял Шохин.– Получится как в цирке,– нервно засмеялся он.
– Вот и устройте им сальто-мортале, так, кажется, циркачи свои трюки называют? – повысил голос Ефимов.– Разве немцы знают, какими патронами мы стреляем: боевыми или холостыми?
– Есть, товарищ командир, дошло! – осклабился Шохин и выскочил на палубу.
Ефимов повернулся к своему помощнику.
– Давай, пали из нашего главного калибра по "юнкерсам",– распорядился он.
– Как палить? – от удивления густые брови Спорышева полезли на лоб.– Наши же пушки не приспособлены для ведения огня по зенитным целям?!
– А ты немецким летчикам об этом скажи! – разозлился Ефимов.– А то они еще не знают!
– Понял, Михаил Павлович! – согласно закивал Спорышев и торопливо вышел из рубки.
Немецкие бомбардировщики построились в круг, и первый из них, ведущий, с резким снижением пошел с носа в атаку на "Патрон". Часто заухали корабельные пушки, затрещали зенитные пулеметы, но "юнкерс" не отвернул с курса атаки, пронесся над палубой, и тотчас четыре высоких султана пенистой воды выросли впереди тральщика. Рулевой старший краснофлотец Бойцов инстинктивно положил руль влево, стремясь обойти их стороной. А на "Патрон" уже падал второй бомбардировщик; за ним готовились к атаке третий и четвертый. Ведущий "юнкерс" к этому времени взмыл ввысь и пошел на второй заход, пристроившись в хвост замыкающему бомбардировщику.
– Начинается свистопляска,– произнес сквозь зубы Ефимов.– Внимательнее на руле! – предупредил он Боицова, хотя и знал, что тот словно прирос к штурвалу, готовый в любую секунду выполнить его команду.
– Есть внимательнее на руле! – повторил Бойцов.– Поиграем сейчас в кошки-мышки...
Он быстро и ловко вращал штурвал вправо или влево, уклоняясь от вырастающих перед форштевнем водяных смерчей.
Командир БЧ-5 инженер-лейтенант Ванюхин вместо того, чтобы спуститься в машинное отделение, как загипнотизированный глядел на немецкие бомбардировщики и беспрестанно вырастающие вокруг тральщика султаны вспененной воды. Взгляд невольно уперся в лежащие на палубе авиационные бомбы, только теперь он по-настоящему осознал, что их "Патрон" фактически превратился в пороховую бочку, для взрыва которой было достаточно не только прямого попадания, но и небольшого осколка бомбы, разорвавшейся на воде рядом с бортом.
И вдруг мгновенно свет погас в его глазах, уши заложило грохотом мощного взрыва. Резкая боль в правом плече свалила его с ног. Инстинктивно поднялся, увидел корчащегося на четвереньках рулевого. Неуправляемый тральщик начал скатываться в сторону, и командир "Патрона", тоже раненный, окровавленными кистями рук крутил штурвал, выправляя курс.
– У самого борта взорвалась бомба. Крупного калибра,– сказал он приходящему в себя Ванюхину.– Ладно хоть, что осколками наш груз не задело. А то бы...– он не договорил, закусил губы от боли.
Осколками бомбы были поражены почти все, кто находился на верхней палубе, мостике и боевой рубке. Убит наповал пулеметчик краснофлотец Мелехов, ему снесло полчерепа. Вахтенному сигнальщику краснофлотцу Харламову разворотило весь правый бок, изранен осколками и его командир старшина 2-й статьи Большаков; у носового орудия мучился от тяжелых ран лейтенант Спорышев.