Текст книги "Их позвал горизонт"

Автор книги: Юрий Сенкевич

Соавторы: Александр Шумилов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Морская вода замерзает! К сожалению, этот вывод Беллинсгаузена остался вовсе незамеченным, и географы по-прежнему продолжали верить в существование "открытого моря" в центре Полярного бассейна – "за поясом льдов, вынесенных в океан реками". По словам Нансена, еще в начале нашего века (!) ученые только скептически усмехались, когда он пытался уверить их, что морская вода все-таки замерзает…

В начале марта 1820 года (в южном полушарии уже начиналась зима) шлюпы зашли в Австралию, в Порт-Жаксон, а затем, как предписывала инструкция, направились в тропическую часть Тихого океана, к островам Общества. Здесь, к востоку от Таити, удалось открыть большую группу островов, которая получила название Острова Россиян.

В инструкции, которую получил Беллинсгаузен, отмечалось особым пунктом: "…во всех землях, к коим будут приставать и в которых будут находиться жители, поступать с ними с величайшей приязнью и человеколюбием, избегая сколько возможно всех случаев к нанесению обид или неудовольствий".

Вы помните, королева Изабелла тоже повелевала, чтобы с индейцами обходились "как можно лучше и с любовью". Но конкистадоры и колонизаторы испанцы, португальцы, англичане, голландцы – всегда и везде, не задумываясь, силой оружия прокладывали себе дорогу. Травили туземцев собаками, рубили мечами, вешали, сжигали.

Вспомните Колумба: "Адмирал вошел в бухту и бросил там якорь. На берегах ее наши люди увидели столько индейцев, что казалось, будто вся земля покрыта ими… Они оглашали воздух криками… и кидали дротики… Адмирал решил, что было бы неразумным оставить безнаказанно дерзость… Наши люди на лодках подошли вплотную к берегу и выстрелили в них из арбалетов. И когда им хорошенько задали, их обуял страх. А люди наши высадились, и индейцы… обратились в бегство… и вслед им выпустили с корабля собаку, которая кусала их и причиняла большой урон".

И вот совершенно аналогичная ситуация – сравните! Дневниковая запись Беллинсгаузена:

"Лишь только мы приближились, чтобы пристать к берегу, островитяне все с ужасным криком и угрозами замахали пиками, препятствуя нам приставать. Мы старались ласками, бросая к ним на берег подарки, привлечь и склонить их к миру; но в том не успели. Брошенные вещи охотно брали, а допустить нас к берегу не соглашались. Мы выпалили из ружья дробью поверх голов их, они все испугались… Видя, что сим никакого вреда им не делаем, они ободрились, но после при всяком выстреле приседали к воде и плескали на себя воду, потом дразнили нас и смеялись над нами, что им никакого вреда сделать не можем. Сие явно доказывает, что смертоносное действие огнестрельного оружия им неизвестно. Видя исходящий огонь из ружья, вероятно, заключали, что мы их хотим обжечь, для того мочили тело водою… Таковое упорство принудило нас возвратиться… Ежели бы мы решились положить на месте несколько островитян, тогда, конечно, все прочие пустились бы в бегство, и мы бы имели возможность без всякого препятствия выйти на берег… Не желая употребить действие пороха на вред островитян, я представил времени познакомить их с европейцами. Когда мы от острова уже довольно удалились, тогда из лесу на взморье выбежали женщины и, приподняв одежду, показывали нам задние части тела своего, хлопая по оным руками, другие плясали, чем, вероятно, хотели нам дать почувствовать слабость сил наших. Некоторые из служителей просили позволения, чтоб островитян наказать за дерзость, выстрелить в них дробью, но я на сие не согласился…"

В сентябре 1820 года экспедиция вновь вернулась в Порт-Жаксон. Шлюпы, особенно "Восток", нуждались в безотлагательном ремонте.

Беллинсгаузен еще в Кронштадте обратил внимание на ряд существенных конструктивных недостатков флагманского шлюпа – недостаточную прочность корпуса, излишне высокий рангоут… Фактически "Восток" был построен в расчете на кратковременные плавания по Балтийскому морю, шторма и льды были шлюпу противопоказаны. Каждый раз, форсируя ледяные перемычки, Беллинсгаузен, по его собственным словам, находил "одно утешение в мысли, что отважность иногда ведет к успехам". В Кронштадте, став начальником экспедиции только за 42 дня до ее отправления, Фаддей Фаддеевич мало что мог изменить. Потом в Рио-де-Жанейро корабельные плотники несколько усилили крепления шлюпа, поставив дополнительные кницы. Теперь в Порт-Жаксоне пришлось все же уменьшить рангоут, полностью перевооружить шлюп. Матросы тщательно проконопатили судно, всю носовую часть заново обили медью. Но все это были только вынужденные полумеры. Уже на девятый день после выхода из Порт-Жаксона Беллинсгаузен записывал: "В полдень в носовой каюте около форштевня оказалась течь… вода входила так сильно, что слышно было ее журчание, но в какое место, невозможно было видеть за обшивкою… Убавление всего рангоута и парусов, постановление всех пиллерсов и понижение тяжести всей артиллерии довольно ощутительно уменьшили движение верхней части шлюпа "Восток", однако же я не смел нести много парусов, дабы через то, умножая ход, не увеличить течи в носовой части".

Участник экспедиции писал по этому поводу: "Не слишком приятно предпринимать и обыкновенное плавание на судне с течью, тем более можно бы призадуматься идти на таком судне в южные льды, где можно ожидать жестоких бурь и почти неизбежных о льды ударов, но бесстрашного капитана Беллинсгаузена ничто поколебать не может, он отважно пускается под полюс и с ненадежным шлюпом!"

Поправить ничего было нельзя, и шлюпы русской экспедиции шли все дальше на восток, обследуя тихоокеанский сектор Южного океана. Вновь и вновь пытался Беллинсгаузен пробиться к югу. Но вновь и вновь вставал на пути неодолимой преградой матерый лед.

5 января 1821 года шлюпы в шестой раз пересекли Южный полярный круг. 8 января удалось достичь самой высокой за все время плавания широты 69°53′. В этот же день, когда видимость ненадолго улучшилась, на горизонте заметили скалистый остров. Его назвали островом Петра I.

"Русским предоставлена была честь впервые приподнять угол завесы, скрывающей отдаленный таинственный юг, и доказать, что за ледяною стеною, его опоясывающею, таятся острова и земли", – писал один из офицеров шлюпа "Мирный".

15 января вновь был усмотрен высокий скалистый берег, простиравшийся к югу. "Я называю обретение сие берегом потому, – отмечает Беллинсгаузен, – что отдаленность другого конца к югу исчезала за предел зрения нашего… Внезапная перемена цвета на поверхности моря подает мысль, что берег обширен, или по крайней мере состоит не из той только части, которая находилась перед глазами нашими".

Конечно, очень заманчиво доставить в Петербург хоть кусок камня с этих самых южных земель, но лед не позволил подойти к берегу ближе чем на 15 миль.

Только через 75 лет после открытия Антарктиды – 24 января 1895 года человек впервые ступит на берег Южного континента…

Еще в начале января течь на "Востоке" резко усилилась. Матрос Егор Киселев записывал в эти дни: "Была большая погода, шквалы со снегом и большая качка, и тут у нас повредило пять книц, и сделалась в судне течь, от 9 до 10 дюймов в час прибывало". 9 – 10 дюймов – это 25 сантиметров в час. Воду приходилось непрерывно откачивать, но, несмотря ни на что, Беллинсгаузен еще провел тщательную съемку Южных Шетландских островов, доказав, что это именно архипелаг, а не часть материка, как утверждал американский капитан В. Смит.

Течь тем временем продолжала усиливаться. Кругосветное плавание было уже завершено, Беллинсгаузен решил возвращаться. И тут на пути к Рио-де-Жанейро положение стало просто критическим.

"Сделалась большая погода и качка, тут мы с помпы не сходили и качали день и ночь воду, откачать не можем и клали на гитовы шлюпку", – записывал в дневнике матрос Егор Киселев.

Взять шлюпку на гитовы означает подготовить ее к спуску на воду, иначе говоря, подготовиться к самому худшему: к тому, чтобы оставить судно. К счастью, шторм был непродолжительным, и через три недели шлюпы благополучно дошли до Рио-де-Жанейро. Здесь пришлось простоять почти два месяца, занимаясь ремонтом кораблей.

Замечательно, что и теперь, когда экспедиция фактически закончилась, Беллинсгаузен устроил обсерваторию на одном из прибрежных островков, и офицеры постоянно упражнялись в астрономических определениях, уточняя одновременно координаты островка.

Надо отметить, что в экспедиции были лучшие по тем временам навигационные приборы. И методы определений использовались новейшие. Долготы, например, определялись по лунным расстояниям. На стоянке в Рио-де-Жанейро сам Беллинсгаузен провел за два неполных месяца 390 измерений, Завадовский – 380, Лазарев – 325, Торсон, Лесков и Симонов – по 315, Парядин – 280.

В конце этого сухого, бухгалтерского реестра невольно хочется поставить восклицательный знак. Всего, таким образом, долгота Крысьего острова была определена в 2310 лунных расстояний!

Неудивительно, что точность астрономических определений экспедиции всегда была высочайшей. Это отмечалось впоследствии неоднократно.

Через восемьдесят лет французский полярный исследователь Шарко с восхищением писал: "В тумане и мгле мы легко нашли остров Петра I, потому что он указан Беллинсгаузеном именно там, где он находится".

Трудно удержаться, чтобы не привести еще один поразительный пример измерение высоты вулкана Эгмонт на Северном острове Новой Зеландии. Джеймс Кук определил ее в 12199 футов, а натуралист Георг Форстер – в 14760 футов. Измерения Михаила Петровича Лазарева дали значительно меньшую высоту – 8232 фута. По современным данным, высота этого вулкана – 8260 футов. Восклицательный знак явно напрашивается вновь…

Рассказывать о последнем переходе через Атлантический океан нет, наверное, нужды 24 июля 1821 года Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен с удовлетворением и гордостью записывал в дневнике: "В 6 часов утра 24 июля достигли Кронштадта, салютовали крепости и стали на якорь на том самом месте, с которого отправились в путь. Отсутствие наше продолжалось 751 день;…в (общей) сложности прошли всего 86475 верст; пространство сие в 2 1/4 раза более больших кругов на земном шаре".

Карта плавания с показанием всех земель, открытых русскими моряками, стала итогом экспедиции: двадцать девять островов и огромный материк льда – Терра Аустралис Инкогнита, Антарктида!

"Почти случайно" Беллинсгаузен назначен начальником экспедиции, но отнюдь не случайно экспедиция под его командованием добилась блестящих результатов. Читатель согласится, начальник экспедиции проявил незаурядное мужество, непреклонную настойчивость в достижении цели.

После возвращения Фаддей Фаддеевич получил звание капитан-командора, был награжден орденом Владимира 3-й степени. М. П. Лазарева произвели в капитаны 2-го ранга, офицеры получили ордена Владимира 4-й степени и Анны 3-й степени. Всем участникам экспедиции, в том числе и нижним чинам, до конца службы было положено двойное жалованье. Матросам, кроме того, сократили на три года обязательный срок службы.

Впоследствии Беллинсгаузен занимал должности дежурного генерала морского министерства, генерал-цейхмейстера морской артиллерии. Через пять лет, став контр-адмиралом, командовал отрядом кораблей, посланных в Средиземное море.

В 1828 году Фаддей Фаддеевич во главе гвардейского экипажа отправился сухим путем с Балтийского моря на Черное. Здесь во время турецкой кампании участвовал во многих сражениях на море и на суше.

"Благородство, спокойствие и хладнокровие были отличительными чертами его характера, – писал современник. – Он равно сохранял присутствие духа как в борьбе с полярными льдами, так и в огне против неприятеля".

В 1830 году Беллинсгаузен получил звание вице-адмирала, в 1843 году стал полным адмиралом в один день с М. П. Лазаревым.

Беллинсгаузен и Лазарев… Нет нужды сравнивать заслуги двух прославленных адмиралов. Оба они всю жизнь крепили морскую славу России, каждый на своем посту.

Командир шлюпа "Мирный" Михаил Петрович Лазарев был одним из самых блестящих и храбрейших морских офицеров. Еще в 1813 – 1816 годах он совершил кругосветное плавание на корабле российско-американской компании "Суворов". После окончания экспедиции – еще одно на фрегате "Крейсер". Таким образом, он был и остается единственным русским моряком, трижды обогнувшим земной шар в должности командира корабля.

В 1827 году, во время знаменитого боя в Наваринской бухте, линейный корабль "Азов" под командованием М. П. Лазарева уничтожил пять кораблей противника и впервые в истории русского флота получил высшее боевое отличие – кормовой Георгиевский флаг и вымпел.

С 1837 года и почти до самой смерти (умер он в 1851 году) адмирал Лазарев командовал Черноморским флотом. Он воспитал блестящую плеяду прославленных адмиралов – Г. И. Бутакова, В. И. Истомина, В. А. Корнилова, П. С. Нахимова, снискавших впоследствии неувядаемую славу во время героической обороны Севастополя…

Адмирал Беллинсгаузен скончался годом позже Михаила Петровича Лазарева – в 1852 году. Тринадцать последних лет он был главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором Кронштадта. И каждый год выходил в море, командуя Балтийским флотом.

В Кронштадте он пользовался общей любовью и офицеров, и матросов. Он остался тем же отцом-командиром, терпеливо вникавшим во все мелочи матросского быта. При нем, например, были насажены огороды для снабжения экипажей свежими овощами. Он добился увеличения мясного пайка для матросов, настоял на постройке новых казарм, госпиталей.

Тогда же началось озеленение Кронштадта, и памятник Фаддею Фаддеевичу Беллинсгаузену стоит сейчас в сквере, когда-то им созданном.

После смерти адмирала на столе в его кабинете была найдена записка: "Кронштадт надо обсадить такими деревьями, которые цвели бы прежде, чем флот пойдет в море, дабы на долю матроса досталась частица летнего древесного запаха…"

Глава 7
Генерал от географии

Нередко рядом с фамилией того или иного путешественника ставят эпитеты «замечательный», «выдающийся», «прославленный», «великий». Но только Пржевальского называли путешественником гениальным.

По Центральной Азии он прошел 29 585 километров. Почти кругосветное путешествие! Прибавьте сюда тысячи километров Уссурийской тайги, многие тысячи километров радиальных маршрутов.

Он пересекал безводные пустыни, где только кости верблюдов отмечали следы заброшенных караванных дорог. Он впервые достиг верховьев Желтой реки – Хуанхэ, верховьев Голубой реки – Янцзы и вышел к берегам таинственных озер Кукунор и Лобнор. Он стал первым исследователем веками недоступного для европейцев заоблачного Тибета.

Пржевальский открыл десятки видов животных, больше двух сотен видов растений. Несомненно, он сделал многое из того, что не удавалось ранее никому! Но…

Но правомерно ли вообще подобное сочетание слов – путешественник гениальный? Ведь путешественниками становятся, а гениальными рождаются.

Впрочем, сам Николай Михайлович как раз и утверждал: "Путешественником нужно родиться…"

Он родился в селе Кимборы Смоленской губернии 31 марта (12 апреля) 1839 года. Отец его умер, когда старшему сыну Николаю было всего семь лет. Мать – Елена Алексеевна осталась с тремя детьми.

Много лет спустя расскажет Николай Михайлович о своем детстве, о любимой "мамке" – крепостной Макарьевне, о влиянии на него дядьки, брата матери, страстного охотника.

"Рос я в деревне дикарем, воспитание было самое спартанское, я мог выходить из дому во всякую погоду и рано пристрастился к охоте. Сначала стрелял я из игрушечного ружья желудями, потом из лука, а лет двенадцати я получил настоящее ружье".

Страсть к охоте он сохранил на всю жизнь. Именно страсть. "Я очень хорошо помню много таких охотничьих похождений, которые с холодной точки зрения могли показаться явным безумием, но которые совершенно оправдываются в глазах охотника", – писал Николай Михайлович. Однажды во время разлива он по плечи в воде перебрел речку, а потом, раздевшись, подползал к уткам по обледенелой земле. В другой раз с одним патроном в стволах подпустил раненого медведя на четыре шага и свалил его у самых ног. В самые критические моменты он умел сохранять полное хладнокровие. О меткости его ходили легенды.

Несомненно, охотничьи приключения и породили страсть к путешествиям, стали прекрасной подготовкой к экспедиционной жизни…

В 1855 году Пржевальский первым учеником окончил смоленскую гимназию. Перед ним открывались многие дороги, но он поступил вольноопределяющимся на военную службу. Сам Николай Михайлович позднее объяснял свое решение так: "Героические подвиги защитников Севастополя постоянно разгорячали воображение 16-летнего мальчика, каким я был тогда". Он мечтал о подвигах, но действительность оказалась совершенно непохожей на любимую книгу "Воин без страха", которой он зачитывался в гимназии. Вместо подвигов – муштра, по вечерам – карты.

Юнкера и вольноопределяющиеся должны были ежедневно собираться на строевые занятия: один, проиграв мундир, приходил в разорванном халате, другой без сапог, а третий в сюртуке без рукавов.

Казенные деньги, выдававшиеся на продовольствие, пропивались. Пржевальский, уклоняясь от кутежей, все больше времени проводил на охоте, собирал гербарий, всерьез занялся орнитологией. Став уже прапорщиком, он передал начальству рапорт, в котором просил, чтобы его перевели на Амур… Вместо ответа – трое суток ареста.

После пяти лет службы Николаю Михайловичу удалось поступить в Академию Генерального штаба. По окончании учебы он был направлен в Полоцкий полк. Еще в академии Пржевальский подготовил курсовую работу "Военно-статистическое обозрение Приамурского края". Рукопись представил в Русское Географическое общество, и его избрали в действительные члены общества. А вскоре Николай Михайлович начал преподавать историю и географию в Варшавском юнкерском училище.

Лектором он был прекрасным. Пользуясь своей феноменальной памятью, мог цитировать наизусть целые страницы из дневников любимых путешественников. Говорил увлеченно, страстно.

Пожалуй, именно тогда, в юнкерском училище, он сформировался как географ широкого профиля.

– География – это землеописание, – утверждали географы старой школы.

– География – наука о Земле, – настаивал Пржевальский. И это был принципиальный, если хотите, философский спор.

Как образуется роса? Что такое облако, гром, молния? Как возникают течения в океане? Что мы знаем о внутреннем строении земного шара? Почему параллельны противоположные берега Атлантического океана?

Николай Михайлович стремился не только сообщить географические факты, но и показать их причинную связь, взаимозависимость, совокупное влияние на органическую жизнь на Земле. Несомненно, скромный преподаватель юнкерского училища разбирался в географии значительно лучше многих своих ученых критиков.

В 1867 году были опубликованы "Записки всеобщей географии для юнкерских училищ", подготовленные Н. М. Пржевальским. К этому времени он уже добился, наконец, перевода в Восточную Сибирь.

"Дикость, ширь, свобода бесконечно мне понравились", – писал Пржевальский. Тысячи километров проплыл он по Амуру, по Уссури, прошел по Уссурийской тайге.

"Как-то странно видеть это смешение форм севера и юга… В особенности поражает вид ели, обвитой виноградом, или пробковое дерево и грецкий орех, растущие рядом с кедром и пихтой. Охотничья собака отыскивает вам медведя или соболя, и тут же рядом можно встретить тигра, не уступающего в величине и силе обитателю джунглов Бенгалии".

Освоение этих богатейших краев в то время только начиналось. В селе Хабаровка (нынешнем Хабаровске) было 111 домов, во Владивостоке – около 50. Царское правительство заселяло Дальний Восток неимущими крестьянами из нечерноземных губерний, беднейшими забайкальскими казаками, отставными солдатами и матросами, каторжниками, выслужившими срок своих работ. "Голод и нищета с различными пороками, всегда им сопутствующими, довели это население до полного морального упадка, заставили его махнуть на все рукой и апатично покориться своей злосчастной участи", – с горечью писал Николай Михайлович.

Административные злоупотребления чиновников, с которыми то и дело приходилось сталкиваться, просто потрясли Пржевальского. В газете "Петербургские ведомости" появляется его гневное письмо: "…мне лично не раз приходилось быть свидетелем… как брали у казака продавать его последнюю корову, или как наказывали старика-отца за неисправность детей, или как местный доктор, вскрывая трупы умерших, находил в желудке куски сапожной кожи и глины, которую несчастные страдальцы ели вместо хлеба насущного…" И еще: "Нет ни одной пакости, ни одного самого гнусного дела, которое не совершалось бы здесь совершенно открыто, как будто так и следует…"

Два с половиной года провел Пржевальский на Дальнем Востоке. Тысячи километров пройдено, 1600 километров покрыто маршрутной съемкой. Бассейн Уссури, озеро Ханка, побережье Японского моря… Подготовлена к печати большая статья "Инородческое население Уссурийского края". Собрано около 300 видов растений, изготовлено более 300 чучел птиц, причем многие растения и птицы на Уссури обнаружены впервые.

В Николаевске-на-Амуре Пржевальский обрабатывает коллекции, начинает писать книгу "Путешествие в Уссурийском крае".

Николаевск был в то время центром Приморья. Здесь жили главным образом чиновники и торговцы, искренне считавшие, что если на один рубль нельзя заработать в год три, то не стоит деньги брать в руки.

"Водка и карты, карты и водка – вот девиз здешнего общества", – писал Пржевальский.

К картам тогда пристрастился все же и Николай Михайлович.

Юлий Михайлович Шокальский, почетный президент Географического общества, биограф Пржевальского, писал: "Всякий талантливый человек непременно и страстный по характеру…" И продолжал: "…так было и с Пржевальским: он или беззаветно предавался жизни исследователя, или не прочь был участвовать в азартной игре".

Рассказывают, что играл Николай Михайлович страстно, смело, рискованно, но только с купцами, чиновниками и никогда не допускал товарищей-офицеров в свою партию. А уезжая из Николаевска, он бросил карты в реку: "С Амуром прощайте и амурские привычки". И действительно, никогда больше не садился за карточный стол. Выигрыш же дал ему определенную материальную независимость, он вложил эти деньги в организацию первой экспедиции в Центральную Азию…

В январе 1870 года Николай Михайлович вернулся в Петербург. Ему за тридцать. Имя его еще никому не известно, но он уверен в себе, знает свои возможности.

В марте он впервые взошел на трибуну Географического общества обветренное в странствиях лицо, ясные голубые глаза и такая же ясная, четкая манера изложения.

"Он был высокого роста, хорошо сложен, но худощав, симпатичен по наружности и несколько нервен. Прядь белых волос в верхней части виска при общей смуглости лица и черных волосах привлекала на себя невольное внимание".

Он говорил о сделанном, об Уссурийском путешествии, и о своих планах…

Всего сотню лет назад огромное белое пятно оставалось на географических картах в самом центре нашего континента. И не только естественные преграды были тому причиной!

Китайская империя в то время только начинала пробуждаться от многовековой – изолированности. К иностранцам в лучшем случае относились настороженно.

Еще выступая в первое путешествие, Пржевальский, словно бросая вызов, избрал караванный путь, по которому, опасаясь нападения разбойничьих шаек, уже в течение одиннадцати лет не осмеливался пройти ни один караван.

"Следы дунганского истребления встречались на каждом шагу, – писал Николай Михайлович. – Деревни, попадавшиеся очень часто, все были разорены, везде валялись человеческие скелеты и нигде не было видно ни одной живой души".

В том первом путешествии в отряде, включая самого начальника, было всего четыре человека. Пржевальский прекрасно понимал грозящие отряду опасности. Из продовольствия взяли с собой тогда только пуд сахара, мешок риса и мешок проса. Еще приборы, бумагу для гербария, 40 килограммов пороха, 160 килограммов дроби, десятки коробок с патронами. Взяли отчасти для того, чтобы добывать себе пищу, отчасти для того, чтобы защищаться.

Во втором, третьем, четвертом путешествиях отряды Пржевальского были более многочисленными (в четвертом – 21 человек), но всегда к участникам экспедиции оставалось обязательным требование – каждый должен быть хорошим человеком и хорошим стрелком.

Только прекрасная подготовка экспедиций и безупречная личная храбрость дали Пржевальскому возможность проникнуть туда, где не ступала еще нога европейца.

Каждое из четырех путешествий по Центральной Азии продолжалось по два-три года. И каждое было воистину подвигом.

Иногда зимой замерзала ртуть в термометрах – температура понижалась до минус 40 градусов. Летом песок накалялся до плюс 70.

Переход через пустыни Южного Алашаня оказался особенно трудным. На сотню верст ни капли воды. Редкие колодцы были зачастую отравлены дунганами.

"Раскаленная почва пустыни дышит жаром, как из печки… Голова болит и кружится, пот ручьями льет с лица и со всего тела. Животные страдают не менее нас. Верблюды идут, разинув рты и облитые потом, словно водою".

Однажды случилось так, что воды осталось несколько стаканов. Они вышли в семь утра и шли девять часов, словно по раскаленной сковородке. Верная легавая Фауст не могла идти, выла, ложилась на песок. Взяли ее на верблюда, мочили голову водой – не помогло, собака издохла.

"Мы брали в рот по одному глотку, чтобы хотя немного промочить совсем почти засохший язык. Все тело наше горело как в огне, голова кружилась. Еще час такого положения – и мы бы погибли".

На Тибетское нагорье во время первого путешествия они вышли зимой и здесь, на высоте 3 – 4 тысяч метров, провели два с половиной месяца. Пржевальский вспоминал, что малейший подъем казался очень трудным, чувствовалась одышка, сердце билось очень сильно, руки и ноги тряслись, по временам начинались головокружение и рвота.

Стояли жестокие морозы, а топлива не было, и ночи они проводили в юрте без огня. Постель состояла из одного войлока, постланного на мерзлую землю. Из-за холода, из-за большой высоты, из-за сухости и разреженности воздуха заснуть не удавалось – только забыться. Но и в забытьи мучило удушье, порождавшее тяжкие кошмары.

"Жизнь наша была, в полном смысле, борьба за существование, и только сознание научной важности предпринятого дела давало нам энергию и силы для успешного выполнения своей задачи".

Пржевальского по праву называют первооткрывателем Центральной Азии. Достаточно сказать, что до его экспедиций в этом огромном регионе не было сделано ни одного астрономического определения. На китайских картах, которыми единственно и пользовались географы, Тибет, например, был показан на триста километров южнее своего истинного положения. Три градуса по широте!

Пржевальский провел маршрутную съемку на протяжении 30 тысяч километров, определил астрономически 63 пункта. Тибет, верховья Хуанхэ, верховья Янцзы, хребет Алтынтаг… Везде он был первым из европейцев и лишь в очень редких случаях пользовался своим правом первооткрывателя, почти всюду сохраняя местные названия. Как исключение появлялись на карте "озеро Русское", "озеро Экспедиции", "гора Шапка Мономаха".

"Пусть первое из этих названий свидетельствует, что к таинственным истокам Желтой реки впервые проник русский человек, а второе – упрочит память нашей экспедиции".

На берегах таинственного Лобнора, в "стране Лоп", Пржевальский был "только" вторым… после Марко Поло! Николай Михайлович с законной гордостью писал: "Опять то, о чем недавно мечталось, превратилось в факт действительности… Еще не прошло года с тех пор, как профессор Кесслер… предсказывал о Лобноре как о совершенно загадочном озере – теперь же эта местность достаточно известна. То, чего не могли сделать в течение семи веков, сделано в семь месяцев".

Загадочное озеро стало, однако, предметом оживленной дискуссии между Пржевальским и немецким географом Рихтгофеном.

Судя по китайским картам начала XVIII века, Лобнор находился совсем не там, где его обнаружил Пржевальский. Кроме того, вопреки историческим известиям и теоретическим рассуждениям географов озеро оказалось пресным, а не соленым.

Рихтгофен считал, что русская экспедиция открыла какое-то другое озеро, а истинный Лобнор лежит севернее. Николай Михайлович ответил на замечание немецкого ученого небольшой заметкой в "Известиях Русского Географического общества". Затем он посетил Лобнор вторично, в полемику вступил его ученик Петр Кузьмич Козлов. И только через полвека загадка Лобнора была решена окончательно.

Лоб по-тибетски означает "илистый", нор – по-монгольски "озеро". Оказалось, что это болото-озеро время от времени меняет свое местоположение и свой гидрологический облик. На китайских картах оно было изображено в северной части пустынной бессточной впадины Лоб. Но затем реки Тарим и Кончедарья устремились на юг. Древний Лобнор постепенно исчез, на его месте остались только солончаки, блюдца небольших озерков. А на юге впадины образовалось новое озеро, которое открыл и описал Пржевальский.

В 1923 году вновь произошли резкие изменения в дельтах Тарима и Кончедарьи. Воды последней ушли на восток. Лобнор Пржевальского стал мелеть, осолоняться, распался на несколько отдельных водоемов, площадь которых все уменьшалась. А на севере впадины вновь возродился Лобнор, который был нанесен на китайские карты…

Джозеф Гукер, известный исследователь Гималаев, писал: "Стенли и Ливингстон были отважнейшими пионерами, но они только сумели проложить на карте пройденный путь, для изучения же природы ими ничего не сделано… Один Пржевальский соединил в своем лице отважного путешественника с географом и натуралистом".

Дважды в Петербурге устраивались грандиозные выставки. Коллекции, собранные экспедициями Пржевальского, включали 702 экземпляра млекопитающих, 1200 пресмыкающихся и земноводных, 5010 экземпляров птиц (50 видов), 643 экземпляра рыб (75 видов), более 15000 экземпляров растений (около 1700 видов).

Пржевальский доказал, что существует дикий верблюд. Именно дикий, а не одичавший, как считали многие ученые. Подлинной сенсацией стало открытие прапрапра… предка современных лошадей – дикой лошади Пржевальского. Многие десятки видов животных названы в честь Пржевальского и его спутников: лошадь, верблюд, тибетский медведь-пищухоед, олень беломордый, журавль черношейный, соловей, улар, дрозд, рябчик, фазаны, ящерицы…

Академик А. А. Штраух отмечал: "Зоологическая коллекция Пржевальского составляет гордость Академического музея… Материал этот не имеет себе равного…"