Текст книги "Самая страшная книга 2015"

Автор книги: Юрий Погуляй

Соавторы: Дмитрий Лазарев,Майк Гелприн,Максим Кабир,Олег Кожин,Дмитрий Тихонов,Александр Матюхин,Татьяна Томах,Александр Подольский,Владислав Женевский,М. Парфенов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

Маргарита Васильевна поставила на стол большущее блюдо с пирожками, на резную кедровую подставку водрузила расписной заварочный чайник. Принесла хрустальную вазочку с клубничным вареньем, поставила чайные приборы себе и гостю. Зажгла красивую жёлтую свечу, такую же, как была у Степана. Села сама напротив.

– Оговор это, милый человек. Оговор. Не было у Стёпки такой девки никогда, уж мне ли не знать. И кто вам только наболтал такого. Да вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь. Пирожки берите. Вот эти – с капустой, а эти – с грибами. Угощайтесь, пожалуйста.

Стрепетов хотел было отказаться, но рука его словно сама потянулась к пышущему жаром аппетитному пирожку. Маргарита Васильевна налила в его чашку заварки, долила кипятком и снова поставила на блюдце. Сладковатый дымок от свечи расплывался над столом.

– Сахару желаете, Алексей Петрович? Или медку?

– Нет, спасибо, я уж с вареньем, – ответил он, пережёвывая пирожок. И, с трудом преодолев желание тут же откусить ещё кусок, спросил:

– И кому ж это понадобилось оговаривать-то вас? И зачем?

– Известно зачем. Из зависти. Люди, знаете какие бывают завистливые, не дай боже…

Последнее слово она произнесла с ударением на последний слог – божЕ. «Вроде и побожилась, и в то же время не Господа упомянула, – мелькнула мысль в голове участкового. – Ведьма она, точно, ведьма и есть. Ну что за мракобесие, и зачем только я сюда приехал…»

Угловым зрением он заметил какое-то странное шевеление на одной из стенных полочек, и на долю секунды ему даже показалось, что там сидит какое-то существо, похожее на толстую розовую крысу, но едва лишь он скосил взгляд, как понял, что это всего лишь часы, большой механический будильник.

– Ну а чему уж так завидовать-то? Как вы полагаете?

Проговорив эти слова, Стрепетов снова впился зубами в пирожок.

– Как чему? Семья у нас уважаемая, зажиточная. Сыновья у меня хорошие выросли, молодцы оба.

– Оба? – переспросил Алексей Петрович, зачёрпывая чайной ложкой варенье.

– Конечно, оба. Да вы пейте чай-то, что ж вы всё в сухомятку…

– Спасибо, пусть чуть-чуть остынет… Горячий не люблю.

Варенье оставляло во рту приятное послевкусие, напоминающее о полузабытом детстве.

– А вот младший ваш, Лёша… Говорят, он не от мира сего, блаженный… Вы уж меня простите, но разве тут есть чему завидовать?

– Ну и что ж, что блаженный? Он у меня добрый, заботливый. О матери никогда не забывает, первая моя подмога и опора в старости. Работящий, много чего умеет. И дрова заготовить, и сена накосить. Гончарному делу вот летом обучался у Елфеева. Я вам скажу: я на него просто не нарадуюсь.

– Любите, значит, своего младшего? – Стрепетов в упор посмотрел на хозяйку дома. – А где он сейчас, кстати?

Похоже, вопрос застал женщину врасплох. Она открыла было рот, затем снова закрыла. Утёрла ладонью пот со лба. Вздохнула.

– Да вот не приходил ещё сегодня вечером. Бегает где-то, шельмец. Гуляет. Дело-то молодое.

Участковый с сомнением посмотрел в окно. Дождь всё не унимался, всё так же барабанил по стёклам. И в этот момент дверь в комнату слегка приоткрылась, и кто-то посмотрел в щель. Участковый успел только заметить отблески света в двух неестественно круглых белых глазах с большими зрачками, на высоте примерно метра от пола. Впрочем, стоило лишь ему слегка обернуться, как и это наваждение исчезло.

– Сколько же ему сейчас? – спросил он.

– Двадцать восемь, – ответила хозяйка. – Но в душе он так и остался пятнадцатилетним.

– А ночует он здесь?

– Конечно. Здесь. Дом большой, а у Стёпки своя жизнь, он один живёт, в старой избе.

– Я в курсе. Мы с ним уже сегодня побеседовали.

Маргарита Васильевна, похоже, собиралась, что-то спросить, но тут на поясе участкового опять ожила рация. Алексей Петрович взял её в руки, прислушиваясь к сумасшедшему треску и хрипам.

– … налажена в ближайшие несколько минут. Будьте предельно осторожны, – отчётливо произнёс вдруг совершенно незнакомый Стрепетову голос, после чего вновь наступила полная тишина.

Участковый хотел было засунуть рацию обратно в чехол, но тут заметил, что на чёрном корпусе прибора и на жидкокристаллическом дисплее появились пятнышки странного жёлтого налёта. Он достал носовой платок и тщательно протёр рацию.

– Да вы чай-то пейте, – снова сказала хозяйка. – Он, поди, уж остыл совсем.

Стрепетов поднёс чашку к губам. Тут же пронзительно, тягуче заныло где-то в груди, возле самого сердца. «Я на самой грани, – подумалось ему. – На самой-самой грани…»

Из телевизора доносились чьи-то отчаянные вопли, брань и выстрелы.

– Хороший чаёк, крепкий, – ласково сказала Маргарита Васильевна, нависая над столом массивным бюстом.

Стрепетов пригубил чай. Обострённые чувства тут же зафиксировали посторонний неприятный привкус.

– Пей, пей, милый человек, – ведьма наклонялась к нему через стол всё ближе и ближе, её голубые глаза с накрашенными ресницами, не мигая, заглядывали прямо ему в душу. Сопротивляться этому пожеланию было почти невозможно. И он, конечно, выпил бы.

Если бы Маргарита Васильевна случайно не зацепила грудью свою свечу на столе.

Опрокинувшись, свеча погасла, и всё наведённое исчезло в один миг. Симпатичные обои на стенах исчезли, обнажив покрытые плесенью и паутиной чёрные брёвна сруба, увешанные сушёными лягушачьими шкурками и связками косточек, больших и малых. В надкушенном пирожке на столе зашевелились черви. У самой Маргариты Васильевны появился длинный кривой жёлтый клык, проросший прямо сквозь нижнюю губу. Участковый вскочил на ноги, опрокидывая от себя тяжёлый стол вместе с колдуньей. Та охнула, падая на спину, и тяжко ударилась затылком об угол печи. Существо, маскировавшееся под будильник, с истошным визгом метнулось Стрепетову в лицо и вцепилось в него добрым десятком то ли когтей, то ли зубов. Двуногое низкорослое чёрно-белое создание, немного похожее на толстого лемура, выбежало из комнаты, сжимая в одной из передних лап огромный нож, и сходу попыталось вонзить его в ступню участковому. Он отшвырнул её прочь ударом ноги и одновременно, схватив за кожистое крыло, сорвал с себя первую тварь. Исцарапанное лицо горело, как в огне, по щекам потекли струйки крови. Стрепетов размахнулся и несколько раз с силой ударил существом о дверной косяк, пока то не затихло. Мерзкий лемур, выронив нож, тихо поскуливал у стены, тараща круглые выпученные глаза и пытаясь незаметно сгруппироваться для прыжка. Стрепетов подобрал нож, и вовремя – тот бросился снова. Блокировав атаку, Алексей Петрович, наугад пырнул тварь ножом и попал куда-то в мягкий живот. На руки выплеснулась горячая кровь, и лемур, взвыв, рухнул участковому под ноги. Тут же сверху, с абажура на Стрепетова свалилось что-то скользкое и холодное, и он с отвращением стряхнул с себя толстую гадюку. Змеи выползали отовсюду – из щелей в полу, из ящиков комода, из кухонной посуды и мешков с крупами. Зашевелилась деревянная крышка на кадке с водой, кто-то или что-то пытылось вылезти оттуда, но разбухшие от воды ушки заклинили в прорезях, и крышка не поддавалась. Большой удав медленно спускался головой вниз по шторе. В довершение всего к горлу подкатила тошнота. Всё поплыло перед глазами, участковый пошатнулся, упал на колени, и его вырвало прямо на пол плохо пережёванными червями и кровавыми сгустками.

– Стрепетов! – послышалось из рации. – Стрепетов, ответьте! Приём, Стрепетов!

Задыхаясь, он всё-таки достал прибор и нажал тангенту.

– На связи… – почти прошептал он в микрофон, не сводя глаз с умирающего лемура. Он был абсолютно уверен, что тот, несмотря на рану, снова кинется, стоит лишь на мгновение отвернуться.

– Стрепетов, слушайте внимательно. С вами говорит полковник Свиридов, федеральная служба безопасности России, тринадцатый отдел. Сохраняйте спокойствие и не делайте резких движений. Как поняли, приём.

– Твою мать, – слабо отозвался Алексей Петрович.

Удав со шторы медленно перетекал на пол, высовывая язык и не сводя с участкового пристального неподвижного взгляда .Сознание исправно фиксировало, но отказывалось воспринимать происходящее.

– Стрепетов, – сказал неведомый полковник. – Вы попали в очень сложную ситуацию. Но вам ничто, повторяю, ничто не сможет угрожать, если вы в точности будете исполнять мои инструкции. Пожалуйста, опишите текущую обстановку.

И Стрепетов описал обстановку – в первых пришедших на ум выражениях, которые в обиходе обычно называют многоэтажными, а в сериалах заглушают длинными «бипами».

– Пожалуйста, конкретизируйте, – невозмутимо отозвался полковник. – Я должен хорошо представлять себе, что в данный момент происходит. Иначе оказывать вам удалённую помощь окажется весьма затруднительно.

– Ладно, – сказал участковый. – Здесь кругом змеи. Со всех сторон. Смотрят на меня. Ещё какая-то толстая тварь, атаковала с ножом. И ещё одну я, кажется, убил. И саму хозяйку, похоже, тоже убил.

Кровь с исцарапанного лица продолжала стекать, капала на пол, на руки Стрепетову, на рацию.

– Не делайте никаких резких движений и оставайтесь на связи, – снова сказал полковник Свиридов. – Скажите, существо, с которым вы вступили в контакт, пользовалось источником переносного огня?

– Чего? – переспросил участковый.

– Керосиновая лампа. Лампадка. Свеча. Кадило, наконец.

– Свеча. Была свеча. Сейчас потухла.

– Вы её видите?

– Да, вижу.

– Как далеко от вас?

– В нескольких шагах. На полу лежит. Тут стол опрокинулся…

– У вас при себе есть спички?

– Нет.

– А возле свечи? На столе был коробок?

– Сейчас… ага, вижу. Тоже лежит на полу, рукой могу дотянуться.

– Отлично, – сказал Свиридов. – Осторожно, медленно, сначала дотянитесь до коробка. Затем, медленно, без резких движений подберитесь к свече и зажгите её. Можно прямо на полу. Действуйте.

Спокойные указания полковника ФСБ, как ни странно, вернули присутствие духа несчастному участковому. Матерясь вполголоса, он осторожно, на четвереньках, приблизился к свече, чиркнул спичкой и зажёг её. Затем наклонил, уронил несколько капель стеарина на пол и прилепил к ним основание свечки.

Сразу стало заметно светлее. Змеи исчезли, на стенах сруба снова проявились обои. Лемур истаял по частям, снизу вверх. Дольше всего держались глаза, но через несколько секунд и они исчезли. Затем исчезла боль в лице.

– Стрепетов? Доложите ситуацию, – потребовал полковник.

– Свечу зажёг. Кажется, стало лучше.

– Что значит лучше? Реальность зафиксировалась? Вы ощущаете сдвиги?

– Мракобесие, твою мать, – сказал Стрепетов. – Вот что я ощущаю.

– Пожалуйста, будьте собраны. Ещё ничего не закончено. Зафиксировалась ли реальность?

– Блин…наверное, да.

– Отлично. Пока горит свеча, вам ничего не угрожает. Вы можете спокойно передвигаться. Скажите, вы уверены, что существо убито?

– Какое именно?

– Я имею в виду хозяйку дома.

Алексей Петрович мысленно застонал. Теперь на нём, похоже, ещё и труп. И как прикажете отписываться потом в районе от всего этого?

Он подошёл к телу. Придавленное столом, оно лежало неподвижно. Ноги в колготках и домашних мягких тапочках торчали из-под скатерти под неестественным углом. Дыхания не было, и глаза уже остекленели.

– Уверен, – сказал он.

– Не обманывайтесь, – заявил Свиридов.– С вероятностью восемьдесят процентов это не так. Вы должны точно выполнить ещё ряд действий. Готовы?

– Готов.

– Два условия, жизненно важных. Первое – свеча должна гореть. Какой длины огарок?

– Где-то сантиметров десять.

– Этого достаточно. Следите, чтобы она не потухла. Можете поставить её повыше, чтобы случайно не наступить. Второе условие – вы должны беречь рацию и постоянно оставаться на связи. Как поняли?

– Понял я, понял. Беречь рацию.

– Стрепетов, пожалуйста, отнеситесь ко второму условию очень внимательно. Держите рацию постоянно на виду. Не позволяйте ей трансформироваться. Мы не можем полностью оградить прибор от телеметрических аберраций.

– Чего? По-русски, пожалуйста, говорите со мной, товарищ полковник! У меня всего восемь классов средней школы! Я в вашем словесном по… в ваших научных терминах не разбираюсь!

– Стрепетов, ещё раз призываю вас сохранять присутствие духа. От этого сейчас в первую очередь зависит ваша жизнь. Повторяю: вы должны постоянно следить за рацией. Не позволяйте ей изменять форму и цвет. Если это произойдёт, связь будет утеряна. Прямо сейчас проверьте её состояние.

Алексей Петрович повертел рацию в руках. Передняя панель как будто была в норме. Но вот с другой стороны…

– Товарищ полковник, вижу странные жёлтые пятна на задней части корпуса. Я их стираю-стираю, а они снова выступают. Что это такое может быть?

– В дальнейшем вы получите исчерпывающие объяснения. Сейчас на них нет времени. Попробуйте удалить пятна.

– Легко, – сказал участковый, вытирая рацию о скатерть.

– Отлично, капитан. Теперь…

– Я старший лейтенант, – поправил Стрепетов.

– С этой минуты – капитан. Пожалуйста, не перебивайте и слушайте очень внимательно. Вы должны сделать следующее…

4

Человек с забинтованной головой, лежавший на диване в доме Звягиных, зашевелился, заёрзал под толстым стёганым одеялом и открыл глаза.

– Ну привет, – сказал ему Дима.

– Ты кто? – со стоном спросил незнакомец.

– Нет, брат, это ты мне скажи, кто ты такой, и почему бродил в полночь по моему двору, в такой ливень, в одних подштанниках и с разбитой башкой. Пошто жену мою напугал?

– В каких… подштанниках… жену…

– Лежите, лежите, – вмешалась Лена, увидев, что ночной пришелец пытается сесть на постели.– У вас сотрясение – сто процентов. Повезло ещё, что на голове простое рассечение. Но вставать вам решительно нельзя. Утром подумаем, как вас в больницу отправить, а пока отдыхайте.

– Блин, я УАЗик разбил, – печально сообщил мужчина, как будто это могло хоть что-нибудь объяснить. – Это Подгорск?

– Ну ясен пень, Подгорск! – нетерпеливо ответил Дима.– А ты куда ехал-то?

– К вам. К вам и ехал. В смысле – не к вам лично, а в посёлок ваш.

– Среди ночи?

– Ну да. Вызов же был.

– Какой ещё, блин, вызов?

– Так в район же позвонили по 02, сказали – девка к вам поехала и пропала. Ну вот они меня и послали… в смысле – проверить и доложить.

– И ты, стало быть, кто у нас?

– Так участковый я, из Изломова. Старший лейтенант Хорошенко Василий. Подгорск – моя территория. Меня все знают, я двенадцать лет уже работаю, на пять деревень. В Подгорске только редко бываю.

– Точно, – сказал Дима. – Я тебя как-то в сельсовете видал. Точно. А что за девка?

– Без понятия. Какая-то Марина Златовойская.

– Не знаю такой, не слыхал. И как же ты, старлей, УАЗик разбил? И почему без одежды? Так и ехал, что ли?

– Нет, конечно.

Хорошенко прикрыл глаза, собираясь с мыслями.

– Наверное, парень этот форму снял… Ё-моё, моего табельного, что, тоже нет?

– Всё, что есть – на тебе. Ты давай не отвлекайся, что за парень?

– Дурковатый какой-то… Кто ж знать мог, ночь, ливень… Тут, почти перед деревней уже… Я только повернул – у вас тут горочка такая на въезде, а перед ней поворот – а он на дороге стоит прям впереди, и руками машет как ветряная мельница. Ну я руль в сторону и в кювет. И прямиком в берёзу. Вот башкой-то и саданулся. Потом… Помню, как он в окно смотрел. Фары светили. Он без шапки был, волосы мокрые. Высокий. Взгляд, говорю, дурковатый такой. Вроде выбритый, а на подбородке несколько волосинок длинных. Всё губами шевелил, как будто говорил чего. Потом капец, не помню ни фига. Где вы меня нашли?

– Здесь и нашли. Ты, видать, в беспамятстве как-то добрёл. Наш дом первый на въезде. Мы тебя тут, можно сказать, подобрали, башку забинтовали, спиртом растёрли. Теперь лежи, отдыхай. Грейся.

– Спасибо, – тихо сказал участковый. – А вы знаете, кто это? У него моё табельное.

– Конечно, знаем, – сказал Дима.– Лёшка это юродивый, кто ж ещё. Маргариты Васильевны Стрепетовой сын. Да он дурной, но безобидный. Бывает, стащит чего, потом выбросит где-нибудь в кусты. Ему на фига твоя форма или ПМ? Так, поиграть просто.

– Ой, не знаю, – вздохнула Лена. – С пистолетом плохие игры.

– Оно так, – согласился Дима. – Вот что. Ты, старлей, отдыхай, а я схожу к Стрепетовым, со Степаном потолкую. Там, кроме пистолета, ещё что-нибудь было? Наручники, рация, дубинка? Не знаю, что ещё вам положено брать на выезд.

– Ага,– сказал участковый.– Автомат Калашникова и баллон с «черёмухой»… Ничего этого у меня нет. Наручники за свои деньги на китайском рыне покупал, так и те мудак один сломал недавно по пьяному делу. Да я на вызовы езжу – табельное с собой не беру. Сегодня вот взял… на свою голову.

– Да не боись, – улыбнулся Дима. – Вернём твой ПМ.

– Полнолуние сегодня, – напомнила жена.– Ты возьми ещё кого с собой. Мало ли что.

– А, ну я Коляна позову, он не откажет. Это сосед мой, Просеков Николай. Мужик – кремень, – пояснил он участковому.

– Слышь, – сказал Хорошенко, – там вот что. Она, по ходу, к нему и ехала.

– Не понял. Кто к кому?

– Марина Златовойская к Степану Стрепетову. Говорят, это его девка.

– Нет у него никакой девки. И даже не помню, чтоб была когда.

– Ай, да откуда тебе знать, – возразила Лена. – Чужая душа – потёмки.

– Ладно, разберёмся, – сказал Дима. – Ждите тут, короче.

5

Ростовчане Стрепетовы переехали в Подгорск в 2001 году. Алексею тогда было шестнадцать, Степану – двадцать пять. По словам Маргариты Васильевны, до пятнадцати лет Лёша рос совершенно нормальным парнем, пока не случилось то, что случается почти со всеми – несчастная любовь. Но то, что благополучно переживают миллионы других подростков, Лёша пережить не смог. Девчонка, с которой у него развивался бурный роман, неожиданно его бросила, и рассудок мальчика повредился. В надежде, что всё ещё можно поправить, Стрепетовы переехали в Сибирь, подальше от всего, что могло бы напомнить парню о тех событиях. Но шизофрения не лечится и не проходит сама.

Уже здесь, в Красноярске, его оформили в психиатрическую клинику. Но Лёша там пролежал недолго. Приехав однажды повидаться с сыном, Маргарита Васильевна увидела на его теле многочисленные следы побоев. После разговора с главврачом женщина выяснила, что всё лечение сводится к регулярному употреблению успокаивающих таблеток. Рассудив, что таблетки она может давать ему и сама, она забрала его обратно в Подгорск.

С тех пор он так и бродил по деревне, что называется, не от мира сего. К его причудам все быстро привыкли. В спокойном состоянии он гулял, подходил к людям, о чём-то заговаривал, что-нибудь спрашивал. Мужиков просил научить его работать бензопилой, или чинить машину, или рубить сруб. Его учили, но он всё тут же забывал. Иногда его можно было увидеть, медленно бредущим куда-то, размахивающего руками и разговаривающего с невидимым собеседником. По ходу такой странной беседы Лёша мог остановиться, повернуть голову на бок, словно прислушиваясь к далёкому голосу сверху. «А? Что? Как?» – переспрашивал он в таких случаях. И, видимо, получив ответ, двигался дальше.

Иногда Лёша тырил вещи односельчан. Не всерьёз, а так, поиграть. Возьмёт в чужом дворе велосипед, покатается на нём, да и бросит. В таких случаях люди шли прямо к его родителям, и тем, как правило, быстро удавалось получить признание и вернуть пропажу.

Ещё он любил играть в других людей. Называя себя чужим именем, Лёша талантливо перевоплощался в нового человека, сопровождая свою игру большим количеством тщательно выдуманных мелких деталей чужой жизни. Впрочем, иногда люди замечали, что детали эти не всегда выдуманные, и дивились – откуда юродивый узнал о том, чего как будто никто знать не мог.

Каждое полнолуние его состояние ухудшалось. Лёша становился агрессивен, громко и гадко бранился, кидался камнями и грязью в прохожих и в окна домов. Особенно не любил он молодых девчонок, и мог изрядно напугать иную, погнавшись по улице за ней с какой-нибудь дубиной. Чтобы купировать такое состояние, мать давала ему двойную или тройную дозу лекарства, а на само полнолуние для верности запирала дома.

Но иногда он сбегал.

Как бы то ни было, к его проявленям все подгорчане быстро привыкли, и воспринимали просто, как данность. Трактовали, конечно, по-разному: одни просто считали Алексея психом, больным, другие говорили, что он одержим бесами, третьи верили, что он «сидит на контакте» с враждебной человечеству инопланетной цивилизацией. На линию поведения в отношении больного эти расхождения никак не влияли.

Вскоре после переезда Стрепетовы открыли в Подгорске небольшой магазин. Глава семьи Пётр Ильич и Степан к тому же стали понемногу охотиться, продавать соболей. Семья быстро стала одной из самых зажиточных в деревне.

В 2005 году Пётр Ильич умер от инфаркта, а в деревне появился ещё один предприниматель с магазином, и дела у Стрепетовых пошли похуже. Маргарита Васильевна стала сдавать физически, а Степан – пить. С тех пор Алексей чаще оставался без присмотра. Но всё же ни в какие серьёзные истории он не попадал. До сих пор…

6

Пёс выл почти непрерывно. Дверь в старую избу, жилище Степана Стрепетова, была заперта, но внутри горел свет. Хозяин на стук не отзывался.

– В окошко постучи, – сказал Просеков. Звягин, промокший до нитки, снова соскочил с крыльца под ледяной дождь. Обойдя дом с угла, он заглянул в окно.

– Колян, ломай дверь! – заорал он сквозь дождь.

Здесь же, возле двери, среди прислоненных к стене ломов и лопат, Колян приметил гвоздодёр. Схватил, отжал замок.

Почти сплошная полоса крови тянулась от двери к табурету, к которому было примотано верёвкой тело Степана Стрепетова. Под табуретом густо поблёскивала большая чёрно-багровая лужа. У Степана был начисто снесён затылок. К полностью залитой кровью футболке со спины присохли мелкие кусочки кости и мозгового вещества. Мозг был виден и в огромной дыре на месте затылка.

– Мюллер на допросах любил заглядывать пленным в голову… – пробормотал непрошибаемый балагур и бывший десантник Колян.

– Не смешно! – оборвал его Дима. – Пошли, проверим Маргариту.

Человека в дождевике они заприметили, подойдя к колодцу. Человек вытаскивал из заднего входа времянки, приспособленной под магазинчик, большой тяжёлый мешок. Рядом, у калитки, горела двухсотваттная лампочка-переноска, питавшаяся от генератора, и в её свете действия человека были отлично видны. Оставив дверь открытой, человек поволок мешок по тропинке в их сторону.

– Не пойму, это Лёха или нет? – шёпотом спросил Дима.

– Кажись, он. Да неважно, надо вязать. Давай сюда, за мной.

Слегка пригнувшись, Колян быстро перебежал за угол дровяника и прижался к боковой стенке из набитого на столбы обрезного тёса[1]. Дима метнулся за ним. Сквозь щели отлично просматривалась тропинка и медленно перемещающийся по ней человек с мешком. Человек уже миновал самое тёмное пространство, и теперь входил в зону, освещаемую светом из окон дома Маргариты Васильевны.

Колян толкнул Диму локтем и молча указал пальцем на моток тонкой проволоки-вязанки, висящий на столбе.

– Для начала этим скрутим, – пошептал он. – Сейчас, только зайдёт за угол…

Поравнявшись с дровяником, мужик в дождевике неожиданно бросил мешок и выпрямился. Он стоял всего в пяти шагах от них, отделяемый лишь тонкой щелястой стенкой, и медленно расстёгивал плащ. Затем вытащил из-за пояса какой-то светлый предмет и поднёс его к лицу.

– На связи! – произнёс он достаточно громко для того, чтобы его услышали сквозь шум дождя. – Сколько?

– Это он, точно, – чуть слышно прошептал Дима.

– Понял, две боевых единицы, – сказал Алексей Стрепетов.– Есть на поражение.

Юродивый повернулся лицом к ним, и стало видно, что под дождевиком скрывалась форма офицера полиции. В правой руке Стрепетов сжимал табельное оружие участкового Хорошенко. Медленно он поднял руку и направил пистолет в их сторону.

– Что? – вдруг переспросил он кого-то невидимого. – А-а, понял.

И снял пистолет с предохранителя.

– Не ссы, он нас не видит, – тихо-тихо, одними губами проговорил Колян.

Стрепетов снова вытянул руку, целясь куда-то в угол.

– Так? – спросил он. И, видимо, получив какой-то ответ, сместил руку влево. – Так? Так?

В следующую секунду грохнул выстрел. В лицо Диме брызнули щепки. Во лбу Коляна образовалась аккуратная маленькая дырочка, из которой выплеснулась алая струйка. Он нелепо взмахнул руками и упал возле початой поленницы.

Стрепетов выстрелил снова, но Дима успел упасть на землю и перекатиться в сторону. Третья пуля слегка зацепила ему голень, четвёртая просвистела над головой. Затем раздались сухие щелчки. В обойме кончились все патроны.

– Что ж ты, сука, делаешь! – заорал Дима, вскакивая на ноги. – Иди сюда, ублюдок!

Лёшка Стрепетов швырнул в него пистолетом, но не попал. Дима кинулся на него, сходу и от души врезал юродивому в ухо с правой и тут же добавил с левой в челюсть. Но эти два удара, хоть и могли свалить почти любого мужика, Стрепетову почти не нанесли вреда. Словно клещами он обхватил Звягина за туловище и внезапно впился зубами ему в щёку. Завопив от боли и ярости, Дима задёргался, осыпая голову и спину противника градом бесполезных ударов. Не ослабляя хватки, Стрепетов поднял его в воздух, словно соломенную куклу, и со страшной, нечеловеческой силой швырнул в сторону. От удара о землю у Звягина перехватило дыхание и потемнело в глазах. Он поднялся на четвереньки и тут же получил страшенный удар сапогом в голову, после которого наступила кромешная тьма.

7

– … и что же вы теперь-то будете говорить, разлюбезнейшая Маргарита Васильевна? – сквозь ватное розовое облако боли донеслось до Диминого сознания. Болели неестественно вывернутые и связанные за спиной руки, толстая верёвка туго врезалась в щиколотки. Голова раскалывалась, зверски саднила прокушенная щека. Едва сдержав стон, он осторожно приоткрыл глаза. Без сомнения, он находился в доме Маргариты. И был он не просто связан, а примотан верёвкой к массивной лавке, придвинутой к стене. Бок о бок с ним таким же образом был примотан мёртвый Колян Просеков.

В кухне Маргариты царил разгром. По всему помещению разлетелись осколки посуды и стеклянных банок, раздавленные и целые пирожки, чайные ложки, разорванные пакетики с приправами, картофельные очистки. Около перевёрнутого помойного ведра валялся большой плюшевый медведь-панда с кухонным ножом в животе. В самой середине помещения, в большой луже блевотины плавали останки настольных механических часов, а в метре от них прямо на полу горела свеча. Сама хозяйка лежала недвижно у печи, придавленная опрокинутым столом, и виновник всего этого безумия в данную минуту старательно засыпал её солью из того самого мешка. Он был одет в форму участкового. К поясному ремню зачем-то был прицеплен полотняный мешочек, из тех, в каких обычно хранят сушёные травы. Фуражка и дождевик висели у дверей на вешалке.

– Что-то вы задёргались, заволновались. Правильно, Маргарита Васильевна, правильно. Есть повод волноваться-то.

Стрепетов высыпал всю соль и теперь стоял над своей жертвой, смотря на неё сверху вниз.

– И чем же это вы собирались меня опоить, уважаемая? Да вы не молчите, что уж теперь-то. Рассказывайте, облегчите душу. Ой, да полно корчиться, не поможет. Соль препятствует трансформации, так-то. Тайну вам открою, Маргарита Васильевна. Сегодня ночью здесь была проведена спецоперация, при участии ФСБ России. Вы, голубушка, давно уже были у них под колпаком. К утру приедут за вами, заберут. Но вы-то уж мне поведайте про девушку пропавшую, Златовойскую Марину. Уж вы-то ведь точно знаете, где она. Вы и Степан, да. Отвечайте же!

Он наклонился над телом и внезапно отшатнулся, словно покойница попыталась схватить его за ногу. Из своего полотняного мешочка бережно извлёк жёлтую пластмассовую коробочку из-под детского какао «Nesquik», с дурацким зайцем спереди, тщательно осмотрел её со всех сторон, затем протёр рукавом. Недовольно хмыкнул. Поднёс к лицу так, как обычно подносят портативную рацию, и снова, как на улице, произнёс:

– На связи!

Затем застыл, словно слушал ответ.

– Так точно, горит. Вторую зажёг, – сообщил он коробочке. Затем, после новой паузы:

– Понял.

Несмотря на боль, Звягин в полном объёме осознавал весь ужас ситуации. Однажды он видел мужика, который разговаривал с трёхлитровой банкой пива. Но у того была натуральная «белочка», к тому же банка ему не отвечала. Из «Несквика» Алексею явно кто-то отвечал. Даже не просто отвечал, а приказывал.

Не опуская «Несквика», безумец вышел в сенки, и через минуту появился снова с большим садовым секатором в руках.

– А это законно? – спросил он, остановившись на мгновение. И тут же, словно заглаживая неловкость от глупого вопроса, выкрикнул:

– Так точно, понял, товарищ полковник!

Он присел возле трупа своей матери, осторожно снял с её ног тапочки. За спиной Стрепетова Диме не было видно, что он там делает.

– Вы думаете, никто не знает, в чём ваша колдовская сила? – продолжал Стрепетов. – А я вам сообщу: просчитались вы. Сейчас я вам колдовскую силу-то оттяпаю…

Послышался противный хруст, и Алексей брезгливо отшвырнул что-то от себя. Это что-то подкатилось почти к самой лавке. Не веря своим глазам, Дима сообразил, что смотрит на отрезанный большой палец ноги с накрашенным ногтем.

– Ну что? – довольным голосом спросил Стрепетов.– Утекает силушка-то в дырочку, а? Вот так-то! А то ишь, развели тут мракобесие…

Снова секатор, и снова хруст. Звягину стало совсем худо.

– А может, в печку? – спросил вдруг Стрепетов у своего невидимого собеседника.

И, видимо, получив положительный ответ, поднялся и обернулся.

Их взгляды встретились.

– Полковник, полковник, одно из них ожило! Смотрит на меня, – в голосе Стрепетова послышались испуганные нотки. – Оно смотрит, смотрит… И трансформируется… Горит, да, горит, – он бросил мимолётный взгляд на свечу на полу. – Нет, соли нет больше. Всю высыпал.

Алексей замер, чуть склонив голову набок и задумчиво теребя в ладони второй отрезанный палец матери. Замер так, словно слушал чью-то длинную речь. Затем многозначительно кивнул и сказал:

– Понял, товарищ полковник. Сделаю. Есть оставаться на связи.

Палец скользнул в карман кителя. Боком, не сводя глаз с Димы, Алексей прошёл мимо и снова вышел в сенки.

Вернулся он с канистрой бензина. Открыл крышку, и стал понемногу выливать горючее дорожкой от газового баллона к дверям.

«А ведь он и впрямь хочет меня живьём сжечь!» – понял вдруг Звягин.

– Лёшка, – окликнул он Стрепетова. – Ну что ж ты делаешь, а? Разве так можно? Ведь мы же дружили… Ведь ты же приходил ко мне мультики смотреть. Ты что, забыл? «Ну, погоди!» смотрели у меня, потом «Алёшу Поповича», детворы столько было…

– Алёшу Поповича, – нерешительно повторил Лёшка, и по лицу его скользнула тень улыбки. Но тут же она сменилась гримасой отвращения. – Нет! Не заговаривай со мной! Ты мне ничего не сделаешь! Свеча горит! Нет тебя, нет! Тьфу!