Текст книги "Кудеяров стан"

Автор книги: Юрий Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА X. ОПЯТЬ ВЕРА ВАСИЛЬЕВНА

Ветер тысячами невидимых рук лениво перебирал листья на кустах орешника. То он нёс запахи сена и спеющих хлебов, то, изменив на миг направление, бросал на ребят горьковатые клочья кострового дыма.

«Ты видел? Ты видел?» – назойливо допрашивала кого-то в чаще птица-невидимка. Распластав мягкие крылья, в небе плыли рыхлые облака. Легко их перегоняя и незлобно урча голосами четырех моторов, шел на юг большой голубой московский самолет.

– Три, – сказал Игорек, – без трех минут. Этот точно ходит, хоть на часы не смотри.

Мальчики сидели на куче земли, выброшенной из раскопа. Глеб ещё раз перебирал уже просмотренный рассыпчатый лесной чернозем. Хотелось найти ещё что-нибудь интересное, может быть, пропущенное.

Опять пришел дед. Был он на этот раз в синей ситцевой рубахе, в черных, тоже фабричного материала, штанах, в добротных кожаных сапогах. На голове новенькая черная кепка. И появился из кустарника он сегодня не так, как в первый раз: вышел быстро, уверенно, как-то властно раздвигая ветви. Лицо было строгое – ребята даже не сразу узнали старика.

Посмотрел на мальчиков, молча подошел ближе, поднял с земли и сжал в руке лопату. Мальчики встали, с удивлением глядя на грозного пришельца.

– Ишь, набедокурили… Нельзя. – Дед говорил негромко, но серьезно, внушительно. – Нельзя тут ковыряться. Понятно? Место это запрещенное. А ну, убирайтесь отсюда подобру-поздорову.

Мальчики переглядывались недоуменно.

– И чтобы не видал я вас тут больше… тоже мне еще… копатели…

– Думаете, барана вашего ищем? – заговорил Глеб со снисходительностью археолога, беседующего с невежественным кладоискателем, но дед и слушать не захотел.

– Айдате, ребятки, отсюда, добром говорю. Не позволено тут ковыряться. Ну? – Он начинал, видимо, сердиться. – Кончай разговоры, собирай пожитки, пока не сконфисковал. – От последнего слова, хоть и произнесенного дедом по-своему, повеяло чем-то очень новым и официальным.

В это время Игорь заметил за спиной деда своего давнего врага – Вера стояла возле кустов и с насмешливой улыбкой смотрела на новоиспеченных исследователей.

Глеб был спокоен. У Игорька же появилось невольное сомнение. Чем это всё кончится? Что, если дед и Дмитрия Павловича погнать отсюда властен? Ой, конфуз! И принесло ещё сюда Верку эту, будь ей неладно! Почему не выручает Дмитрий Павлович? Не может быть, чтобы он не слыхал.

Но археолог, спокойно улыбаясь, уже выходил из зарослей, где прилег вздремнуть в холодке после обеда.

Сел на пень, начал сворачивать свою самокрутку, молча разглядывая деда. Потом протянул пришельцу кисет.

– Курите, папаша?

На деда улыбка никак не подействовала, на кисет он даже не взглянул. Стал ещё строже.

– Кто же вы будете, гражданин хороший? Почему в недозволенном месте копаетесь? Нельзя тут.

«Гражданин хороший» молча протянул старику какую-то бумагу.

Дед взял бумагу, еще раз строго глянул на археолога, потом начал шарить по карманам, но очков не оказалось – забыл.

– Прочитать? – спросил Дмитрий Павлович.

Дед не удостоил ответом. Он откинул голову и начал разбирать, вытянув, насколько это возможно, руку с бумагой:

– «Академия наук СССР. Институт истории материальной культуры. Открытый лист № 92…»

Дальше пошел мелкий текст, трудно было старым глазам. Дмитрий Павлович, заглядывая через плечо старика, стал читать вслух:

– «Выдан настоящий открытый лист Институтом истории материальной культуры Академии наук СССР Русавину Дмитрию Павловичу на право археологических разведок и разведочных раскопок в областях Центральной черноземной полосы Европейской части СССР. Всем органам советской…»

Дед опустил лист, знаком подозвал Веру. Девочка подошла и, краснея, заглянула в бумагу.

– Так гражданин читает? – спросил дед.

– Так, – утвердительно кивнула головой его праправнучка.

– Читай дальше сама.

– «Всем органам советской власти, – затараторила Вера, – государственным и общественным учреждениям и частным лицам надлежит оказывать всемерное содействие тов. Русавину Д.П. в интересах науки к успешному выполнению возложенных на него поручений».

Дед слушал внимательно. Постепенно суровость исчезла с его лица, разошлись нахмуренные брови. Наконец лицо стало добрым, приветливым, каким видели его ребята в вечер первой встречи.

Девочка дочитала. Дмитрий Павлович встал, протянул старику руку:

– Будем знакомы. Кто же вы всё-таки?

– Лесников дедушка, – отвечала за старика Вера, – Дмитрий Матвеевич.

– Тезки, значит?

– Тезки.

– Вы не обижайтесь, товарищ ученый, извините, конечно, – заговорил дед опять ласково, по-стариковски, – нам за этим местом наблюдение поручено… место это, сами знаете, на учете состоит.

Дмитрий Павлович успокоил старика. Обиды никакой нет и быть не может. Наоборот, хорошо, что городище так надежно охраняется.

Только теперь дед уселся на траву рядом с археологом и, помолчав солидно «для порядку», начал подозрительно равнодушным тоном:

– Для чего же это тут копаете, товарищ ученый? Ищете что-нибудь?

– Старину изучаем, дедушка. Как предки жили, как и чем работали…

Дед слушал внимательно и одобрительно кивал головой.

– Так, для науки, значит… для изучения… Ну, а если, скажем, доброе что-нибудь найдете?

Археолог улыбнулся

– Чему же здесь найтись доброму? Если и оставались какие шуба, шапка – истлели давно. Ведь жили-то здесь люди больше тысячи лет тому назад.

– Ну, а металл? – с хитрецой глянул дед на ученого. – Он-то не гниет.

– Колесница золотая? Или золотой баран? А то ещё, говорят, колокола золотые?… Это, дедушка, сказки. Нет на подобных городищах ни золота, ни камней драгоценных.

– Зачем же охранять это место наказано? – все ещё не верил дед.

– Ну что же, – ответил Дмитрий Павлович, – давайте тогда расскажу вам об археологии и о том, кому и как разрешается копать.

Археология – большая и сложная наука. Археологи, раскапывая места древних поселений, укреплений, погребения, изучают давно прошедшее: жизнь древних людей, их занятия, культуру, политический строй, события их жизни, войны, набеги, переселения, осаду и гибель городов, торговые связи.

Но археология, как и всякая специальность, требует больших знаний, большого практического навыка. Лишь вооруженный этими знаниями и навыком человек может, вскрывая слои за века скопившихся отложений, разгадать по сочетанию трудноуловимых признаков то, что было и быльем поросло.

Кто занимается раскопками, тот безвозвратно нарушает, перемешивает слои. Второй раз раскапывать уже перекопанное бесполезно. Поэтому задача археолога – узнать всё, что может сказать исторический памятник, всё подробно зарисовать, зачертить, сфотографировать, сохранить всё найденное, точно отметив, где и что найдено.

Допустить неспециалиста, пусть даже культурного, образованного и по-настоящему интересующегося стариной, к раскопке памятника старины – всё равно, что разрешить любителю делать операцию человеку.

Сколько сотен интереснейших памятников разрыто кладоискателями и любителями ещё в дореволюционное время и погибло для науки! Конечно, и сейчас нередки случаи, когда отдельные любители, иногда взрослые, чаще подростки, расковыривают курганы и места древних поселений в поисках клада. Поэтому по всему Советскому Союзу раскопки разрешается вести только при наличии открытого листа, выданного Институтом истории материальной культуры.

В этот же институт каждый археолог обязан сдавать подробный научный отчет о проведенных раскопках.

– А если кто незаконно копать станет? – поинтересовалась Вера. – Без разрешения? Что с такими делают?

– Судят, – ответил Дмитрий Павлович. – А что же ещё с нарушителями закона делать?

Игорек закусил губы. Глеб сосредоточенно смотрел куда-то в сторону.

Дед нарушил наступившее неловкое молчание:

– Где же вы живете, товарищ ученый? В Москве, верно? Или в Ленинграде?

– В Москве, дедушка. Только летом наш брат археолог в городе редко бывает.

– Ищете всё, значит, изучаете. А хозяюшка ваша в городе, видать, осталась?

– Нет у меня хозяюшки, – улыбнулся ученый почему-то печально.

– Что же вы так втроем и будете тут копать? – сразу о другом заговорил старик.

– Нет. Это у нас разведка была, – я, сказать по правде, в отпуску. Просто заинтересовало меня это городище. До конца августа проведем разведку, а на следующее лето тут настоящие большие раскопки начнем, несколько сот квадратных метров поднимем.

– В этом году бы и начинали, – посоветовал дед.

– Нельзя, в начале сентября мне нужно в районе великих строек быть. Там через год-два громадные площади уйдут под воду, а на них много старинных памятников. Поэтому там более спешно. Да и у помощников моих, – Дмитрий Павлович кивнул головой в сторону ребят, – время только до сентября. Мне, кстати, ещё помощник нужен или помощница. Конечно, из таких, кто интересуется…

Вера оживилась. Насторожившийся Игорек подозрительно и ревниво посмотрел на девочку: неужели Дмитрий Павлович предложит ей с ними работать? Нужна она тут, на городище!

А Дмитрий Павлович предложил, и девочка с радостью согласилась.

– Так, начало есть. – Археолог вынул записную книжку и переписал своих «младших научных сотрудников»: «Русов Игорь Федорович. Котин Глеб Николаевич».

– А тебя как звать-величать прикажешь? – обратился он к девочке

– Кофанова, – ответила Вера и неожиданно расхохоталась. – Вера Васильевна… – добавила она, искоса глядя на Игоря.

Мальчик снова живо представил себе, как величал девочку у лесной сторожки. Он покраснел от стыда и обиды и юркнул в кусты.

Глеб, ничего не понимая, только руками развел: чепуха какая-то!

ГЛАВА XI. ПРАПРАДЕД ОБОГАЩАЕТ НАУКУ

Древний дед до вечера никуда не ушел с городища. Сел на выброшенную из раскопа, нагретую лучами землю, снял сапоги. Надеты они были, видимо, для пущей солидности. Оказывается, издалека, с лужайки, что возле сторожки, Вера увидела, что на городище копают. Сказала деду (самого лесника дома не было), и старик явился навести порядок. Теперь же, когда всё благополучно разъяснилось, он сидел ласковый, домашний, грелся на солнце, блаженно щурился.

Вера немедленно приступила к исполнению своих новых обязанностей: сбегала в сторожку за лопатой и ведром, попутно набрала ключевой воды.

Тем временем кончился перерыв. Теперь работа пошла веселее, и даже недовольный расширением штата Игорь не мог втайне с этим не согласиться. Двое копали, двое перебирали, пересматривали землю. Игорю всё чаще приходилось вытирать запыленные руки и браться за карандаш – находок было много.

Откопали гладко отполированную и округло заостренную косточку. Дмитрий Павлович определил её как «кочедык» – инструмент для плетения лаптей. Правду сказать, ребята до сих пор и не представляли себе, что тысячу лет назад славяне уже ходили в лаптях. Очень заинтересовался кочедыком дед: осмотрел внимательно, взял в правую руку, сделал несколько движений, словно подковыривая древним костяным инструментом лыковое плетение, и не одобрил – неудобно, не с руки. Железной кривой ковырялкой лучше работать.

– Есть у меня ковырялка, – похвалился он, – одна на всё село, а то и на весь сельсовет. – Потом добавил: – Только ковырять-то ею не часто приходится: за последние три года одну пару сплел, да и то так, баловства больше ради… Поглядеть хотел, не разучился ли.

Вера нашла ещё два костяных изделия: остроконечный кинжал, сантиметров в двадцать пять длиной, и обломок гребня с затейливой фигурной спинкой.

– Зарянин, – безапелляционно определил Игорь.

Дмитрий Павлович, подтверждая, кивнул головой.

– Её. Волосы у неё, сами видали, были густые да длинные, вот и поломала расчесывая.

– У кого? Кто это Заряна? – удивилась Вера.

– Игорь объяснит, – сказал археолог, – вы вдвоем землю перебираете, хватит времени на рассказы.

Игорь в ответ проворчал что-то, но совсем не сердито – трудно сердиться на товарища, с которым рядом работаешь.

И когда Вера через несколько минут обратилась к нему с вопросом, подробно рассказал всё, что сам узнал о синеглазой славянской девушке. Рассказал даже больше, кажется, чем сам услышал от археолога. Бывает так.

– Опять нож, Дмитрий Павлович! Смотрите, кривой. Квадрат пять, пласт три.

– Не нож, Глебушка. Интереснее – серп славянский.

– Крошечный какой, – шепчет Вера. – Сколько же им нажнешь за день?

А невдалеке на поле, на том самом поле, где когда-то колосились посевы древних северян,, скоро хлопотливо заурчит могучий мотор советского комбайна и широкой полосой лягут на ленту транспортера полновесные спелые колосья золотой пшеницы.

На одном крупном черепке Глеб заметил странную метку. По сырой ещё глине до обжига сосуда на нем довольно аккуратно был прочерчен треугольник и в нем молоток.

Дмитрий Павлович внимательно осмотрел поданный ему мальчиком черепок и попросил завернуть его как отдельную находку. Что мог обозначать молоток в треугольнике, ребята так на этот раз и не узнали. На их вопрос Дмитрий Павлович ответил коротким «после».

Откопали ещё несколько глиняных грузил, большой кусок глиняной сковороды, небольшой, сильно сточенный оселок, кусок костяной зубчатой остроги, костяное шило-проколку, небольшой лепной горшочек, почти целый, с аккуратной зубчатой насечкой по венчику и кусок железной оковки от древней деревянной лопаты.

Вера нашла две большие, величиной с голубиное яйцо, косточки, просверленные с одного края. Они напоминали по форме фасолины. Дмитрий Павлович назвал их астрагалами дикого козла.

Ребят заинтересовало, зачем эти косточки понадобились древним славянам. Оказалось, археология не дала ещё окончательного ответа на этот вопрос, хотя такие просверленные кости часто и в большом числе находят на городищах. То ли это украшение, то ли принадлежности для древней игры в кости.

– А может быть, они вместо денег служили? – предположил Глеб, вспомнив свою китайскую монету.

– Нет, – не согласился Дмитрий Павлович. – Смотри, вот в этой же кучке костей вместе с четырьмя непросверленными два просверленных астрагала… Видно, их не берегли, бросали вместе со всеми костями.

Дед взял в руки один из просверленных астрагалов.

– Разговора никакого не может быть, товарищ ученый, это игра такая. Я сам видел, как играют.

Ребята засмеялись, но Дмитрий Павлович с большим вниманием слушал старика.

– Где?

– На севере, товарищ археолог, в лесах, в Вологодской области. Сын там у меня меньшой, тоже в лесниках. Гостил я у него перед войной ещё. Так в селе у них (Вожега – село зовется) старухи все в такие кости играли. Так и игра называлась – «в лодыжки».

Археолог даже название села записал и всё жалел, что дед не знал, в чем точно состояла игра. Помнил только старик, что костей было много, что кидали их как-то на стол.

– А здорово! Видите, ребята, как могут помочь археологам устные рассказы? Вот археологи ещё сомневаются, ещё не знают, для чего служили эти костяшки, а Дмитрий Матвеевич не сомневается. Он знает и не ошибается.

Доволен был археолог полученным сообщением. А уж до чего доволен был дед, что сумел помочь ученому!

– Товарищ ученый, – доверительно шепчет окрыленный первым научным подвигом старик, – я вам подземный ход покажу. Пойдемте. Тут совсем рядышком.

Пошли. Действительно, у края городища зияла белым мергелем среди темной почвы небольшая округлая яма, а от неё вниз по склону бежала едва заметная, оплывшая полоса ложбинки.

– А не следы это от окопа, – усомнился Дмитрий Павлович, – или от хода сообщения, или ручья, может быть?… А ну, ребята, обмозгуем вместе.

Дед улыбнулся значительно и почти покровительственно, как человек, твердо знающий что-то важное, никому, кроме него, не известное.

– Это не ход сообщения, – быстро решил Игорь, – и не окоп. Таких прямых окопов и ходов никто не роет.

– Правильно, – согласился Дмитрий Павлович, – не посрамил отца-сапера. Действительно, в таком окопе от продольного выстрела не спрячешься.

– И не ручей, – подумав, добавил Глеб. – Ручей тоже хоть немного изгибался бы, обходил бы неровности, повышения, бугры.

И с этим нельзя было не согласиться.

– Ход этот, – солидно поведал дел, – мне с вон такого возраста известен. Никакой это не окоп. За полсотни лет до этой войны, до первой ещё, мы тут мальчонками лазили.

– Что ж, возможно, славяне копали, – согласился Дмитрий Павлович. – Ничего в том нет невозможного. А зачем копали? Вот сами тут покопаемся – разберемся. Только уже не в этом году.

После работы снова затрещал костер в воронке. На этот раз у огня хлопотал дед. Сидел, как древний колдун, освещенный багровыми костровыми отблесками, деловито подкладывал сухие ветви, курил и дым пускал сразу изо рта и мохнатых ноздрей. Ужин готовила Вера. Ребята побежали купаться, археолог занялся дневником раскопа.

Дед предложил Дмитрию Павловичу ночевать в сторожке или в сенном сарае, где он сам жил летом, и археолог с удовольствием принял приглашение.

– А завтра, – пообещал старик, – я такой курень здесь сострою – во сне никому не снилось… – И добавил, чтобы окончательно убедить ученого в высоких достоинствах будущего куреня: – Сам домой дорогу забуду, ей-богу!

– Добро, – согласился Дмитрий Павлович. – Значит, у нас с вами на городище стан будет, кудеярскому на смену. Только это уже с завтрашнего дня, наверное. Сегодня мне обязательно в Колодное съездить надо.

– Если насчет постели, – начал старик, – не сомневайтесь.

– Нет, нет, дедушка, дело есть. – Дмитрий Павлович неожиданно порозовел. – На почту мне необходимо.

Дед солидно кивнул головой: это, мол, дело ваше, мы не вмешиваемся.

– Писем ждете? – спросила Вера.

Старик глянул на неё укоризненно.

Археолог сорвал листок орешника и положил на согнутую в трубочку кисть правой руки, ударил – и лист лопнул гулко.

– Жду, да вот дождаться никак не могу.

Вернулись с реки мальчики. Поужинали, но, конечно, сразу археологу уехать не удалось. По глазам ребят он увидел, что ждут его рассказа.

– Рассказывать?

Ребята утвердительно закивали головами.

– Ладно. Только давайте пойдем на вал. Там ветерком продувает, не так душно будет.

– Работали – мерзли, поели – вспотели, – отозвался дед, однако первый поднялся на ноги.

Перешли на вал. Старик сразу залег в холодочке под кустом. Дмитрий Павлович удобно устроился на валу, свесив ноги в ров, ребята расположились возле него.

Археолог потер пальцами лоб и заговорил после долгой паузы.

ГЛАВА XII. ПРИСТУП

– Славяне готовились к обороне. На помост вдоль дубовой стены наносили камней, бревен, ворота изнутри усилили земляной насыпью, прикрыли щитами бойницы на стене, как могли пополнили запасы оружия.

Здесь неоценимую услугу славянам неожиданно оказал черный пришелец – Полян. Был он искусным мастером – кузнецом.

До него на городище этом кузнецов не было. Не было, конечно, поэтому и кузнечных инструментов, но это не смутило энергичного славянина.

Он попросил дать ему самый большой топор, какой был на городище, всадил его в дубовую колоду, и получилось подобие наковальни. Другой, маленький боевой топорик заменил молоток.

Из двух плах да телячьей шкуры смастерил мехи вроде тех, что и сейчас можно встретить в сельских кузницах, только ещё попроще. Принялся за работу.

Собрали все железные вещи, кроме оружия: серпы, ножи, дужки от ведер, оковки от лопат, гвозди, даже сошники, дали Поляну помощника – немого юношу, коренастого, длиннорукого Горюна.

К вечеру второго дня перековано было на наконечники для стрел и копий всё собранное железо.

По совету Поляна со всего городища собрали смолу, недалеко от стены развели костер и в больших чанах поставили смолу на огонь. Приспособили черпаки на длинных ручках.

Готовились славяне, готовились и враги. На городище доносился из вражьего стана стук топоров. Со стены видно было, как падали в чаще верхушки молодых высоких деревьев, – кочевники рубили лес.

Ночью враги подбирались близко ко рву, через вал и стену летели стрелы.

На третий день кочевники высыпали из лагеря и двинулись к городищу. Теперь славяне хорошо могли разглядеть врагов. Было их перед городищем сотни четыре, почти все пешие, с большими луками, мечами и длинными копьями. У многих круглые щиты. Другие несли перед собой стенки, плетенные из толстых ветвей орешника. Подбегая почти к самому валу, нападающие укрепляли эти плетни и из-за них осыпали защитников городища длинными оперенными стрелами.

Особенно много врагов столпилось у северного края вала – здесь были ворота. Мостик из длинных тонких бревен, по которому жители обычно входили в городище, был снят и убран внутрь укрепления, но ров был здесь уже, чем в других местах. Ясно было, что здесь нужно ожидать особенно упорных попыток врага ворваться в укрепление.

Обороной городища руководил старый седой Морош. Лет десять назад вражий клинок разрубил ему колено. С тех пор хромой старик не мог участвовать в далеких походах, но здесь, в городище, этот воин, опытный, спокойный, с железной волей, был незаменим.

Почти все взрослые мужчины были на стене. Здесь же десятка два подростков четырнадцати-шестнадцати лет, с луками, стрелами и копьями, как и взрослые. В те суровые времена мальчишки воспитывались в труде и охоте да на преданиях о жестоких славных битвах и к этому возрасту уже были серьезными противниками в бою. Особенно если враг лезет по шаткой лестнице на высокую стену, а паренек этот с копьем или с тяжелым камнем в руках встречает его сверху меж зубьев дубового частокола.

И Морош и Полян находились, конечно, среди защитников стены.

Женщины и подростки, не занятые на стене, следили за крутыми овражными склонами. Там тоже закопошились враги. В одном месте они даже полезли было по склону. Им дали взобраться почти до половины, потом обрушили сверху бревно. Двух подмяло, остальные скатились вниз и больше пока не пытались нападать.

Зато горячее дело завязалось у ворот. Враги доверху забросали ров сотнями фашин, связанных из хвороста. Появились длинные, наспех связанные лестницы, ещё гуще полетели смертоносные кочевничьи стрелы и всё чаще попадали они в узкие бойницы между бревнами. Один за другим свалились на жерди помоста несколько защитников стены.

Славяне долго не стреляли. И лишь когда толпы кочевников выскочили из-за плетней, закрыв щитами головы, и, пронзительно крича, побежали с лестницами по засыпанному фашинами рву, запели, наконец, славянские стрелы.

Сразу упало несколько человек, но остальные приставили лестницы и поползли вверх. А из-за плетня летели сотни и сотни оперенных жал. Снова большинство из них вонзалось в бревна или перелетало через стену и падало внутри укрепления, но часто влетали вражьи стрелы в бойницы и ранили защитников.

Наступала решительная минута. Всё выше взбирались нападающие, лестницы появились и у другого края стены – там с десятком подростков оборонялись Полян и Горюн.

Врагов у этого края было меньше. Видно было, что нападающие просто хотят отвлечь сюда часть защитников, чтобы легче было захватить северный край стены.

Летят и летят стрелы. Меткие лучники-кочевники поражают всё, что хоть на секунду показывается из-за стены. Стоит на миг отодвинуть щит от бойницы, и в щель влетает несколько тяжелых стрел.

Морош и Полян бревнами сломали и сбросили вниз несколько лестниц вместе с взобравшимися на них врагами.

Другие поражают штурмующих копьями и стрелами через бойницы. Под стеной лежит уже несколько десятков трупов, от рва отползают раненые.

Но трудно приходится и славянам. Почти каждого из них пометила хоть одна вражья стрела. Некоторые ранены тяжело, несколько человек навсегда расстались с оружием и с жизнью.

Места погибших и тяжелораненых заняли подростки и женщины. Было пока кому защищать стену, но очень мало оставалось стрел. Женщины и ребята собирали те, что перелетали через стену на городище, но этого не могло хватить надолго.

На городище женщины сами рушили свои жилища – разбирали крыши землянок, расшатывали и вытаскивали столбы. Брёвна и плахи несли на помост стены. Наполняли сырой глиной горшки – не хватало камней.

Враги не давали передышки. Не успели славяне перевязать свои раны, как снова раздались крики, и перед валом появились новые лестницы, новые толпы кочевников. Вот первый из штурмующих показался над зубьями частокола, закричал, размахивая мечом, готовясь к прыжку… и упал, пораженный сразу несколькими стрелами. Второй был сброшен ударом копья, но третий и четвертый спрыгнули на помост. Решалась судьба городища: если эти двое продержатся хоть несколько секунд, рядом с ними появится ещё десяток, два, три десятка врагов, и тогда конец древнему славянскому гнезду.

Морош, не прячась от стрел, во весь рост поднимается, перегибается через частокол и сильными руками толкает вдоль стены одну из лестниц вместе с ползущими по ней врагами. Лестница падает, сбивая вторую, соседнюю, тоже облепленную штурмующими кочевниками.

Осиной стаей летят стрелы в храброго старика. Уже смертельно раненный, он собирает последние силы, перебрасывает слабеющее тело через край стены и срывается вниз на врагов, сбивая и круша тех, которые лезут по третьей лестнице.

Кочевники, взобравшиеся на стену, прижались спинами друг к другу и отчаянно отбиваются от славян, размахивая клинками. Один из защитников стены уже лежит с разрубленной головой.

Коренастый славянский подросток, сам окровавленный, натянул лук, и кочевничья же стрела, только что поднятая на городище, замертво валит степняка. Второй падает под ударом тяжелого Полякова топора.

Но положение становится всё опаснее. Кроме женщин и подростков, на стене осталось только четыре взрослых защитника. Враги подняли лестницы, сброшенные славным Морошем, и снова настойчиво, бесстрашно лезут на стену.

Полян опять сбивает лестницы бревнами, но уже не хватает и бревен.

Кочевники второй раз появляются на помосте – да этот раз у южного края. Мужчин там нет, кроме раненого Горюна. Юноше удается последним бревном сбить лестницу, по которой взобрались враги, но сам он тут же падает, тяжело раненный сразу двумя стрелами. Силится подняться, хватаясь за лук, а в это время один из кочевников бросается к Горюну. На помощь спешит мать раненого, она охватывает врага сзади руками и кидается вместе с ним вниз с высокого помоста на родную городищенскую землю. Второго печенега поражает снизу меткая стрела светловолосого паренька.

Кочевники снова ползут по крутым склонам оврага, цепляясь за неровности и остатки корней от срезанных кустов орешника, помогая себе копьями и кинжалами. Сверху на них летят камни от разобранных домашних очагов, горшки с глиной, палки, просто груды сухой земли. Отбиваться тут легче: снизу до верхнего края не меньше сорока метров. Пущенные снизу стрелы, пролетев так высоко вверх, теряют свою силу и уже не могут причинить защитникам серьезного вреда.

Конечно, и здесь враги атаковали только для того, чтобы отвлечь со стены часть и без того немногочисленных сил обороняющихся славян.

Много тяжелей на стене: враги оттащили все сброшенные и поломанные лестницы, посвязали их кое-как и снова кинулись на приступ. У северного края стены они сгрудились сплошной массой – стены не видно за ползущими по лестницам кочевниками.

Тогда Полян пускает в ход свое последнее оружие: на нападающих полилась тяжелая и вязкая кипящая смола… Ещё и ещё! Раздались дикие крики. Температура кипящей смолы чрезвычайно высока: попав на тело, капля смолы прожигает мясо до костей. Терпеть такие ожоги невозможно. Как груши с дерева, посыпались на головы своих товарищей передние, уже почти достигшие края стены, степняки; и вся толпа с воем отхлынула назад, сбивая плетни и увлекая за собой лежащих за плетнями лучников.

Вдогонку полетели славянские стрелы. Приступ был отбит, защитники городища выстояли и на этот раз.

Но какой ценой? Из двенадцати взрослых мужчин пятеро погибли, четверо были тяжело ранены. Среди убитых оказалось несколько подростков и женщин. Десятки легкораненых лежали в разобранных полуземлянках. Не было славного Мороша, в тяжелом забытьи боролись со смертью Горюн и его храбрая мать, раненная последним взмахом клинка сброшенного с помоста врага. Почти не было стрел, почти не осталось смолы и воды.

Полян, тоже израненный, всё же держался на ногах. Недавний пришелец был теперь последней надеждой городища. Он знал это и крепился, превозмогая страшную усталость и боль четырех ран.

Ожидая нового штурма, он заставил женщин намесить глины и катать из нее большие тяжелые шары. Обожженные в костре, они должны были заменить камни.

Наготовили и ядер, тоже глиняных, обожженных, величиной с кулак. Насадив на палку, ядра эти можно сильно и далеко метать со стены. По указаниям Поляна закололи десяток жирных свиней. Сало их должно было в случае нового приступа заменить смолу.

Сказать правду, и храбрый Полян о новом приступе не мог подумать без страха. Хорошо ещё, что ни один из побывавших на городище врагов не вернулся живым к своим товарищам, и не знали поэтому кочевники, что у защитников не оставалось уже почти никого, кроме женщин, детей, глубоких стариков да раненых.

Враги в тот день больше не беспокоили. Правда, несколько раз небольшие группки их пытались ближе подползти к городищу за телами своих товарищей, но каждый раз кочевников отгоняли глиняными ядрами и стрелами дозорные со стены.

Перед рассветом Горша, пятнадцатилетний сын храброго Мороша, и два его сверстника спустились в ров, обвязавшись длинными веревками. Мальчик опеленал широкими ремнями изуродованное тело отца и прикрепил к нему веревку. Славяне подняли на стену труп героя.

Ребята не сразу вернулись на городище. Они, конечно, знали, что кочевники могут появиться перед рвом каждую минуту, но во рву на телах врагов и в земле были сотни стрел, были мечи и копья. Мальчики занялись сбором этого оружия. На стену подняты были вязанки стрел, копья, кочевничьи клинки и тугие луки, и только после этого вернулись смелые подростки.

Наутро пошел проливной дождь, ямы от разобранных жилищ наполнились водой. Осажденные были рады этому, хоть до костей промокли, потому что всё, чем можно было укрыться от ливня, отдано было раненым и младенцам: теперь им не угрожала гибель от жажды.

Когда на следующую ночь печенеги снова приползли ко рву за трупами, Полян не разрешил дозорным стрелять.

Может быть, это было спасением городища. Кочевники, верно, не ушли бы, бросив у подножья вражьего гнезда трупы своих храбрецов. А так – прошло ещё три дня, и враги сняли осаду упрямого городища…

Дмитрий Павлович замолчал. Молчали и ребята. Они как-то по-новому смотрели на давно знакомые вал и ров.

– Это здесь столько людей побито было, – пролепетала Вера, – вот страсти!

– Скажите, пожалуйста, какие дела здесь творились! – заговорил вдруг невидимый в листве дед. – И откуда всё это известно?