Текст книги "Кудеяров стан"

Автор книги: Юрий Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА III. ИЗ МЕШКА ТРИ МЕШКА

Надпись в первую минуту ошеломила юного разведчика, потом начались догадки. Что это? Какая-то особая мина? Клад? Игорь чувствовал, что плохо соображает, что сбит с толку. И времени мало, и нога болит… не успеет он уже ни в сельсовет, ни в правление.

Он встал и заковылял к обрыву. Отсюда видна знакомая песчаная отмель реки. Мальчик очень обрадовался, увидя, что Глеб снова на отмели. О ссоре Игорь просто забыл.

– Гле-еб! – закричал он во весь голос. – Глеб!

Товарищ услышал его сразу, повернулся к Игорю, не вытаскивая лесы из воды, но ничего не ответил.

– Глеб, иди сюда! Скорее! – Игорь зачем-то отчаянно замахал руками.

– Сам сойдешь, если нужно, – донесся до Игоря ответ обиженного Глеба.

Игорь понимал, что Глеб имеет право на него обижаться. Как же объяснить товарищу, в чём дело? Выход подсказала острая боль в ноге.

– Глеб! – закричал, чуть не плача, мальчик, – иди, прошу… Я ногу сломал!

И со слезами благодарности и раскаяния Игорек увидел, как Глеб, медлительный, бережливый Глеб, вдруг бросил удочку и опрометью побежал на курган.

– Ты прости, – шептал через несколько минут Игорек, – не сломал я, а расшиб сильно. Видишь? – Он засучил штанину. Колено действительно припухло и посинело. – Но я не потому… понимаешь… тут диверсант был, мину заложил.

– Ну, это ты дуришь, – не поверил Глеб.

Игорек, прихрамывая и морщась, пошел к квадрату. Глеб только сейчас увидел яму и мешочек с таинственной надписью. Лицо его сразу стало серьезным.

– Видишь? – Игорь рассказал товарищу, сбиваясь и сам себя подгоняя, обо всём, что произошло за последние три часа.

Минуту мальчики помолчали

– Да, – протянул Глеб. – Что бы в мешке ни было, трогать его нельзя. Опасно.

– По-моему, всё же нужно развязать, – не очень уверенно ответил Игорь.

– Да? А помнишь, ты сам про сюрпризы рассказывал? Как знать. Может быть, этот мешок должен взорваться именно при развязывании.

– Давай камнями в него покидаем? – предложил Игорь.

Глеб согласился. Оба отошли шагов на тридцать и стали бросать в мешок кусками тяжелого черного фосфорита, каждый раз припадая к земле. Попали раза три. Не взрывается мешок! Вернулись к квадрату. Глеб выдумал ещё одно испытание. Вынул из кармана крепкую донную удочку и осторожно зацепил крючком за конец тесемки, что бантиком завязывала мешок. Ребята отошли опять далеко за кусты, разматывая на ходу леску. Легли, сильно дернули за леску. Мешок покатился по земле, развязался и опять не взорвался. Мальчики, выждав, вернулись к таинственной находке. К удивлению своему, они увидели, что из большего мешка выпало два меньших. На каждом мешке тоже надписи: «Боггородице Шурер 1,1» и «Боггородице Шурер 1,3».

Осмелев Игорь поднял большой мешок. В нём оказался ещё один маленький: «Боггородице Шурер 1,2». Мальчики недоумевали.

– Чертовщина какая-то, – прошептал Глеб. – Верно, что «уродило у мужика из мешка три мешка». – Он развязал первый мешок.

В мешке лежали черепки, кости, зубы каких-то животных, куски обожженной глины. И во втором и в третьем мешке оказалось то же самое.

Посоветовавшись, ребята решили закопать странный клад. Так и сделали. Глеб сбегал к реке, смотал удочку, взял рыбу, хлеб, картофель. Принес котелок с водой. Колено Игорю перевязали мокрой Глебовей майкой. Мальчику стало как будто легче.

Над огнем повесили котелок с водой. Глеб взялся чистить рыбу, Игорек – картофель и морковь. О недавней ссоре, конечно, и не вспоминали. Молчали оба – всё думали о загадочной находке. Игорь заговорил первый:

– А знаешь, это он жертву принес богородице. Он, видно, верующий… Только какой-то очень странной веры.

– М-м… – неопределенно протянул Глеб. – Значит, и адрес написал и подписался, чтоб знала богородица, от кого ей кости пожалованы. А фамилия у него какая-то странная – Шурер.

Игорек ничего не ответил.

– И зачем ей кости? – помолчав, спросил опять Глеб.

– Кому?

– Да богородице? И кости-то старые, где только он их набрал… такие, что ни поглодать, ни суп сварить. Разве что на суперфосфат? Так зачем он ей, богородице-то? – Глеб говорил, улыбаясь себе под нос. – Чертовщина какая-то!

– Шурер, – продолжал размышлять Игорек. – Наверно, он не русский. И пишет по-русски неграмотно: богородицу через два «г» написал.

Сидели ребята, рассуждали, да так ни к чему и не пришли. Игорь нервничал.

– Слушай! А может быть, это он родных своих похоронил.

Глеб недоверчиво посмотрел на товарища:

– Это в мешочках-то?

– Ну что же? Знаешь… может, у него семью немцы побили во время войны. А он кости собрал и похоронил.

Глеб нахмурился соображая. Потом отрицательно покачал головой:

– Хороши похороны. Под номерами близких богородице передает. Как инвентарь в колхозе: № 1 – плуг, № 2 – веялка. И закопал на самой площадке, и на глубине – ногой достать можно, и сам каблуками топал, да цигарку сверху бросил. Нет, не похоже…

– А может, временно, – не сдавался Игорь, хоть и понимал, что догадка его не выдерживает критики. – Стой! – новая мысль пришла на ум Игорю. – Тут убийство, понимаешь? Это он убил кого-то и теперь концы в воду прячет.

– Кости-то старые, – усомнился Глеб.

– Ничего не значит. Может быть, он давно уже убил и закопал у себя… в погребе или под полом. А теперь решил – от греха подальше… Верно, всё-таки это его близкие… Он, очевидно, семью свою перерезал… жену, детей.

Глеб вдруг засмеялся.

– А помнишь, какие зубы в мешочках? Как у барана или теленка. Хороши близкие. За таких родственников и судить-то не станут. А потом… – заговорил снова Глеб, – яму он выкопал глубже полметра и широкую, а кость закопал у самой поверхности и в уголке. Не в костях тут дело. Искал он чего-то.

– Ну, а закапывал зачем?

– Кто его знает? Может быть, нарочно, чтобы запутать. А может, колдун твой Шурер. Бывают ещё такие в дальних деревнях. Скот лечат-калечат, людей дурят.

На первый взгляд эта новая мысль Глеба показалась Игорю заманчивой, но, вспомнив наружность своего зеленого незнакомца, он не смог с этой догадкой согласиться. Нет, не был похож на колдуна тот человек: часы, компас, рулетка, очки, велосипед. Не похоже!

Снова шум чьих-то шагов в кустах. Мальчики замолкли.

А на Тарелочку из зарослей вышел… колдун: старый-престарый, лет от роду, верно, девяносто, борода до пояса, голова, как колено, лысая. В лапоточках, в белой домашнего тканья длинной рубахе, с грубой палкой в руках. Только опоясан новеньким ремешком с никелированной пряжкой фабричной работы. А то и впрямь за выходца из древних веков можно было бы принять. Заговорил весело, приветливо ребятам улыбнулся. Мальчики встали.

– Бычка, внучики, не видали тут? Звезда на лбу белая, сам красный.

Бычок, тот самый, что напугал недавно Игоря, нашелся скоро: он мирно пощипывал траву за зелеными кустами. А дедушка не торопился уходить. Подошел к костру, сел, снял лапти – видно, старые ноги натомились. Ребята недовольны были приходом незваного гостя. Им о многом надо было поговорить наедине.

– Вы, внучики, не заночевать тут, у костра, хотите? – моргая морщинистыми веками маленьких глаз, спросил дед. – Не боитесь?

– А чего нам бояться, – буркнул Глеб, – не маленькие.

Старик беззвучно засмеялся.

– Да уж куда больше. Надо бы, да нельзя! Только, – он сделался серьезнее, – тут, бывало, и старые побаивались. Место такое. Конечно, молодежь теперь не та пошла, не верит.

– А чем это место особенное? – прищурился Игорек. У него уже рождались сомнения, пока ещё неясные, неоформленные. Во всяком случае, подозрительно было то, что старик их пугает, словно отвадить отсюда хочет.

Дед хитро посмотрел на мальчиков:

– Будто не слыхали?

– Я не здешний, – ответил Игорек, – не приходилось слышать.

– Вышка тут была при немцах, – отозвался Глеб.

– Не про то речь. А раньше?

– Что-то слыхал, – припомнил вслух Глеб, – не то жил тут кто-то, не то похоронен.

– Кто-то? – не зло передразнил дед. – Как это место зовется?

– Ну, курган, Тарелочка.

– А ещё?

Глеб не знал.

– Кудеяров стан, – весомо и с расстановкой изрёк древний дед и значительно посмотрел на своих юных собеседников. – А кто такие кудеяры? Не знаете? – и засмеялся тихим смешком. – Эх! Ученые, школяры, а кудеяров не знаете?

О кудеярах мальчики действительно ничего не слыхали.

В это время зашипело в костре. Уха раскипелась вовсю и выбегала, мутно пенясь, из котелка на горящие угольки. Глеб занялся варевом.

– А мы, дедушка, не боимся никаких кудеяров, – сообщил Игорек.

– Ну и я не боюсь. Я не к тому, а только много о них говорят, и никто ничего путем не знает. Плетут больше по-пустому. И всем заманно. Всем клады их взять хочется.

Мальчики насторожились.

– Клады? – переспросил Игорь. – Какие клады?

– Не слыхали? – Дед по-хозяйски подкинул в огонь несколько веток и справился деловито: – Солили ушицу-то?

– Какие же клады? – нетерпеливо переспросил Игорь.

– Большие клады здесь кудеярами закопаны, – начал рассказывать дед, усаживаясь поудобнее. Видимо, он готовился говорить долго. – Ну как? Интересно? Аль не рассказывать?

– Расскажи, дедушка, – попросил Игорек.

– И про кудеяров и про клады, – добавил Глеб.

Игорек, одобряя, мотнул головой.

– А тем временем уха сварится, поужинаем, – сказал Глеб.

– Ну что ж? Береговая уха чего не вкуснее, – согласился дед. Помолчал минуту, собираясь с мыслями, и начал рассказ.

ГЛАВА IV. КУДЕЯРОВО ГОРЕ

– Про кудеяров, сказал я уже, никто толком не знает. А болтают больше чепуху. Да столько наболтали, что от чепухи, как от шелухи, правды теперь не отсеешь. Значит, и я, – дед заулыбался опять лукаво, – с шелухой угощу.

Давно они жили, кудеяры-то. Мне о них дед мой говорил, когда я еще махоньким был (а мне в субботу сто лет). Деду прадед его рассказывал, а прадеду леший. Скажем, идёт эта байка от дедов в деды. И, конечно, каждый что забывает, а что и от себя прибавляет. Так уж ведётся.

Ну вот. Жили кудеяры от христиан вблизи. Но не вместе: у них свои поселки были. В самых глухих местах, в лесу да среди болот, да на буграх. И жили не по-нашему, – по одной избе на каждое поселение (потому и звали их села избищами). Большая изба, длинная-предлинная. Ну, не знаю, внутри она, может, и поделена, а может, и нет, теперь уже неизвестно, а только очень дружно жили меж собой. А на этом кургане у них главный стан был.

– Народ они были, что ли?

– А кто их теперь разберет! То ли народ особенный, то ли просто от русского народа беглые. Вроде казаки, вроде разбойники. Только простой люд они не обижали. Да нет, народ как будто особенный. Языком своим говорили.

Не пахали они, хлеба не сеяли. Охотой промышляли да скотину разводили, пчелок тоже. На погляд-то, может, и хорошо жили. А пожить хорошо никогда народу не удавалось. Закон такой был: «Слушай в пол-уха, кушай в полбрюха, работай в три живота».

Думаете, кудеяров леса да болота от господской власти оберегали? Да нет. И до них буяре добрались.

– Бояре, – тихо поправил Глеб.

Дед не расслышал или сделал вид, что не слышит. Он сидел уже серьезный и задумчиво смотрел в огонь. Игорю почудилось, что это сидит последний кудеяр и рассказывает о злоключениях своего загадочного племени.

– Жали буяре нашего брата, жали и кудеяра. Тяжело приходилось. А терпели. Кудеяры хоть и нехристи были, да все одно – мужики, а мужик терпеть умел… до поры, до часу. Только жил тут один поп. Хитрец. Борода черная, а душа бороды чернее.

Вот раз он в мужикову одежду обрядился, в самую плохонькую, жене своей говорит, попадье, значит (а она была у попа злющая): «Бей меня, – говорит, – по спине и пониже спины, да так, чтобы следы явные остались».

Ну, злой бабе это первое удовольствие. Одной рукой, значит, она попа за волосья, а другой – как цепом по колосьям. Сказать – в раж вошла. Побила, сколько попу для его выдумки надо было.

Поклонился поп попадье и пошел. «Жди, – говорит, – меня с золотом». А сам сюда, под этот курган. Не доходя, лег вот там на тропинке и ждет, когда кудеяры мимо идти будут. А они этой тропой каждый вечер домой к себе сюда, значит, возвращались. Долго лежал, только слышит – идут. Поп и застонал, жалобно-прежалобно.

Кудеяры к нему: «Кто таков? Зачем здесь?»

«Не покиньте, – говорит, – люди добрые, умру. Избили меня буяре, жену увели, детей утопили, я мертвым прикинулся. И то – дохожу».

Думали кудеяры: что им с беднягой делать? К себе они чужих никогда в стан не пускали, да тут жалость их проняла. «Возьмем, – говорят, – а то умрет».

Взяли, принесли в стан. А дело было под их самый главный праздник. И праздник у них тайный.

Вот они попа накормили, обмыли, мазью своей какой-то пользовали целебной – стало спине легче. «Иди, – говорят, – добрый человек, домой».

Заплакал попик: «Куда пойду? И дома у меня нет, и ноги не держат. Дайте мне, мол, святые люди, хоть до утра отлежаться».

Опять кудеяры его пожалели: «Ладно, – говорят. – Мы хоть и не святые, а все не звери. Только мы тебя в амбаре закроем».

Так и сделали. А сами своему богу службу править собираются.

Поп опять молит истошным голосом: «Пустите, мол, меня на воздух, тут дух тяжелый, да и клоп свирепый меня, убогого, до конца заест».

И на этот раз кудеяры его пожалели. Мешок на голову попу надели, руки связали и на травке хитреца положили. «Спи», мол. А моление у них понапачалу было тихое. Услыхать попу было нечего.

Однако хитер поп: мешок вздохом потянул в рот, поймал холстину да прокусил. Зубы у него были вострые, что у хорька. Потом к дыре глазами приладился – глядит, а самого аж трясет всего.

Видит: площадка посреди стана, вот эта самая Тарелочка. По четырем бокам площадки столбы закопаны, мне по грудь высотой. К столбам по живому барану привязано, и у каждого барана на рогах по свечке (дело-то было уже ночное). Посреди площадки тоже столб, остальных повыше. На нем тоже баран, только из чистого золота. Ну и ходят вокруг кудеяры да кудеярки, хороводы водят, танцуют польки-кадрили свои кудеярские… Уха, никак, кипеть перестала. Ниже надо котелок приладить.

Глеб укрепил котелок у самых углей.

– Ну вот. Попик мой наутро вроде отдышался.

Просит: «Дайте мне, братцы, провожатого, пусть до нашего села доведет». Дали. Довел кудеяр попа до села, дальше не идет. Они в наши села не заходили.

Видит попик – у себя он (вон неподалеку люди на огородах копаются), осмелел, говорит кудеяру:

«Так, мол, и так, всё я видел, знаю, что вы золотому барану поклоняетесь. Отдайте мне барана, а нет, я с епископом да с войском буярским на вас наступать буду. Никуда от меня не уйдете – из-под земли достану. За безбожье да за идолопоклонство вас всех огнем сожгут. Так своим, мол, и скажи, и если они согласны, приходи завтра на это самое место с ответом. Нет – ждите истребления».

Кудеяры-то уже крещеные были… силком их окрестили, да, видать, они от старой своей веры отвыкнуть не могли. А за это тогда не миловали.

Испугался провожатый, на колени упал, в ноги попу кланяется: «Пожалей, – говорит, – не губи. Возьми за молчок тысячу червонцев, две возьми. Барана отдать не можем».

И слушать не хочет поп. «Не проси, – отвечает, – мое слово – олово. Или баран, или гибель вам всем неминучая».

Ну, кудеяр к своим вернулся, про беду рассказал. Большое было смятение. Долго решали и решили по-своему, по-кудеярски: живых баранов тут же в землю закопали, золотого тоже и все свои богатства вместе с ним. Сами не то в дальние леса ушли, не то в горы, не то в Сибирь, не то в Карпаты. А старые – под землю.

– Как под землю? – удивился Игорек.

– Это неизвестно, – решительно отрезал старик. Так, очевидно, говорил ему еще его прадед. – Под землю – и все. Рассказывают: по ночам и до сих пор тут земля, бывает, гудит, а то, говорят тоже, звон в этом месте слышен из-под земли и еще будто в какую-то ночь огоньки светятся, где баранов закопали.

Он поднял голову и неожиданно засмеялся.

– Мало ли что говорят, только это уже хоть и заманно, а выдумка – про звон да про огоньки. А про кудеяров да про попа – это точно. И идет этот сказ от деда к внуку… давно было. Ну и прибавляют по малости. Я вот тоже, может, прибавил малость.

– Значит, они язычники были? – спросил Игорь немного разочарованно. – Не христиане?

– В богородицу они, значит, не верили? – уточнил вопрос Глеб.

Старик дернул плечами.

– Да в верах и в нонешних не разберешься… Может, и верили. Моя мамка-покойница такая была молельщица, в церковь на каждую службу ходила, попу последнюю копейку несла, а на груди заговорные кости носила в мешочке.

– Бараньи? – быстро спросил Игорь.

Старик посмотрел на него с изумлением.

– Чего бараньи?

– Кости, спрашиваю, бараньи?

– Какое там! Кабы бараньи. Жабьи кости. Тьфу! – старик даже сплюнул.

– А бараньи кости бывают заговорные? – продолжал допытывать Игорь.

– Кто их знает? Может, и бывают. Так вот мать моя домовому молочка в чашке на печку каждый понедельник ставила. Я тогда махонький был. Ну за домового и выпивал крадьком. Обман, конечно, но мамке приятно было: мол, не побрезговал хозяин. И мне на пользу.

Это я к чему? Уж коли настоящие христиане во всякую чертинку веровали, почему нехристям было в богородицу не веровать… Кипит ушица-то.

Дед по-хозяйски взял из рук задумавшегося Игоря ложку и начал снимать с варева пену.

Глеб внимательно присматривался к древнему старику. Кто он? Откуда? Мальчик знал, кажется, всех жителей окрестных сел, но этот ветхий дед ему совсем незнаком.

– Вы не из Бурсова, дедушка? – спросил Глеб.

– Богдановский, – отрицательно покачал головой старик.

Мальчик очень удивился. Это не укрылось от хитрого деда.

– Думаешь, обманываю? Знаю, вы и сами богдановские, а меня не видели. Не было меня в селе шесть лет. – И добавил с заметной гордостью: – В районе работал.

– Пасечником? – Игорю казалось, что только на пасеке и мог работать этот удивительный дед. Мальчик был очень удивлен, почти разочарован, когда узнал, что старик работал в районном инкубатории.

– Жил в районе у старшей внучки, да вот опять в лес потянуло. Со службы уволился – глаза плохи стали, а мне за термометром следить приходилось да за гигрометром.

Странно звучало «термометр, гигрометр» в устах древнего, почти сказочного деда. Честно сказать, Игорек сам не вполне ясно себе представлял, что такое гигрометр.

– Сторожем меня в инкубатории оставляли. Да только я не хочу – работа эта скучная. – Дед, видимо, немного рисовался. – Пенсию получаю полную, только без работы сидеть муторно. В поселке особенно… Посидел там две недели без дела – замаялся, чуть от скуки с ума не сошел. Вот и вернулся сюда в лес.

– В какой лес? – удивился Игорь.

– То и дело, что в никакой. Ты вот не знаешь, а тут, внучок, такой лес был – непроходный. Ещё перёд войной этой… А раньше… когда я ещё был помоложе – и говорить нечего. Теперь что? Название одно осталось – «лес».

– А здесь у кого живете? – поинтересовался Глеб.

Рассказал старик, что живет у лесника и самому Тихоновичу приходится прадедом.

– Так у вас ещё и праправнучка есть, – удивился такому многоэтажному родству Игорь, – Верка лесникова, Вера, – поправился он, розовея.

– Ага, – закивал головой прапрадед. – Пожито – пережито, что и говорить. Всякого повидано, и лакомого и незавидного. Теперь бы еще пожить, по земле походить, да недолго уже…

Сейчас только старик заметил, что Игорь с интересом рассматривал его обувь. Поднял дин лапоть, легонько постукал по лубу костяшкой согнутого пальца.

– Э-эх! Сколько сот таких лыковых красавчиков сношено! Только ты не думай, что я всё и сейчас в лапоточках хожу. Это я стариной тряхнул, сплел на днях от нечего делать. Не видал небось? На, посмотри.

Глеб нарезал хлеб. Третьей ложки не было. Дед отлил себе ухи в крышку от солдатского котелка – манерки и пил, как чай, вкусно причмокивая. Поели. Старик вытер губы чистым с розовой каемочкой носовым платком, аккуратно сложил его, спрятал в карман и учтиво поблагодарил ребят.

– Хороша! Хороша уха, ничего не скажешь. – И добавил уже мечтательно, уходя в воспоминания: – А сколько я, внучики, ухи поел вот эдак на бережку! Я ведь рыбачить любил. А рыбы тут было – страсть. Да крупная, жирная. Воды в реке больше было…

– Куда ж она девалась, вода-то? – недоверчиво спросил Игорь.

– Леса свели, вот и вода ушла. Тут леса были, знаешь, какие?

– И звери в лесах водились, верно?

– Хватало, – подтвердил старик. – Как я ещё мальчонкой был вроде вас вот – тут и лось был, и олень, и дикий кабан, и козел, рысь была, барсуков без счета, белка на деревьях, хорек, куница… выдра у реки… Ну зайцы, конечно, лисы, волки, эти и сейчас не перевелись.

Птицы и у реки и в лесу тоже много было. Это ведь теперь у нас на каждую утку по охотнику, на зайца по два… Были леса да сплыли. Сейчас, правда, за охрану да за посадку крепко взялись… А то лет через десяток пса со двора согнать нечем было бы – прута бы не найти.

– Одного не пойму, – сознался Игорь, – почему, если не стало лесов, меньше стало воды в реке. Ведь осадков-то столько же.

Глеб улыбнулся покровительственно.

– А вот в чём дело: воды выпадает за год столько же, сколько и раньше выпадало, только раньше леса её задерживали, и она постепенно, в течение долгих месяцев, под землей стекала в реки. А теперь вода после дождей и при таянии снега сразу вниз сбегает, в овраги да в реки.

Разливы весенние стали куда прежних сильней: вся зимовая вода за неделю-две сходит. А тогда в лесах снег таял помаленьку, вода в почву уходила. То же и после летних гроз.

– Профессор, – незлобно подразнил Игорь. Профессором Глеба часто звали в школе.

– Нет, именно так, – подтвердил дед. – Однако пора честь знать. Моему бычку спать пора.

Мальчики сейчас только вспомнили о бригадах, которые должны были здесь встретиться. Ясно было: встреча эта сегодня почему-то не состоялась.

Едва двинулись в путь, как Игорь почувствовал, что идти совсем не может. Дед с Глебом повели его под руки.

Игоря очень стесняло, что из-за него столько хлопот и Глебу и, главное, чуть ли не столетнему старику, но выхода другого не было.

Вдруг Глеб забеспокоился.

– Посидите здесь немного, я сейчас вернусь, – и опрометью бросился назад, на курган.

– Куда ты? – крикнул вслед Игорек.

– Ножик забыл у костра, – донеслось из зарослей.

Игорь удивился. У аккуратного паренька ножик всегда был прикреплен на ремешке, привязанном к поясу. Да и вообще не в манере Глеба было что-либо забывать.

Глеб вернулся через минуту запыхавшийся и со значительным, серьезным выражением лица. Прочтя вопрос в глазах товарища, он украдкой приложил палец к губам и легонько кивнул головой: после, мол, не при посторонних.

В это время подоспела неожиданная помощь: из-за поворота дороги выскочили два грузовика, битком набитые людьми. Одна из машин остановилась. Игоря усадили в кабину кому-то на колени, Глеба за руки втащили в кузов.

Старик махнул им на прощанье рукой.

Кто-то, на чьи колени усадили в темной кабине Игоря, оказался председателем колхоза. Выслушав рассказ мальчика об ушибленном колене, он шепнул что-то водителю, и через пять минут машина, уже в селе, остановилась у новенького здания больницы.

Не помогли Игоревы протесты. Председатель вынес паренька из кабины и с рук на руки передал врачу.

У мальчика оказался только ушиб, но ушиб сильный, а с коленом шутить не приходится. Словом, домой Игорька не отпустили. Попал в стационарные больные. Перевязали ему ногу и – в кровать.