Текст книги "Политические работы"

Автор книги: Юрген Хабермас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Иное качество присуще воздействию на модус самой межтерриториальной конкуренции. В сегодняшних условиях невозможно объединиться даже по поводу единого мирового налога на спекулятивную прибыль. Тем более трудно представить себе организацию, постоянную конференцию или какой-нибудь метод, на основе которых, к примеру, правительства стран ОЭСР могли бы сплотиться в единых рамках с целью выработки национальных налоговых законодательств. Международная система переговоров, ограничивающая «race to the bottom» ⁹⁵ – соревнование по понижающей расходы дерегуляции, которая сужает пространства для социально-политических действий и приносит вред социальным стандартам, – должна иметь силу, способствующую принятию постановлений по перераспределению средств. Тем не менее радикальнаяполитика такого рода в рамках Евросоюза, который, несмотря на свой многонациональный состав и сильные позиции национальных правительств, обретает качество государства,все-таки мыслима. Но на глобальном уровне недостает ни способности мирового правительства к политическим действиям, ни соответствующей легитимационной основы. ООН – свободное сообщество государств. Ему недостает свойства сообщества граждан мира, которые могли бы с ощутимыми последствиями легитимировать политические решения на основе демократического образования общественного мнения и демократического волеизъявления, тем самым способствуя их выполнению. Сомнительна уже желательность такого мирового государства. Спекуляции по поводу порядка, обеспечивающего мир во всем мире, коими философия занимается, начиная со знаменитого предложения аббата Сен-Пьера (1729) до наших дней, как правило, приводят к предостережениям от деспотического мирового господства ⁹⁶ . Но взгляд на ситуацию, функцию и конституцию мировой организации учит, что это опасение беспочвенно.

Сегодня ООН объединяет государства, которые проявляют громадные различия по количеству и плотности населения, по статусу легитимности и уровню развития. На пленарных заседаниях каждое государство располагает одним голосом, тогда как состав Совета Безопасности и право голоса членов Совета Безопасности должны учитывать фактические отношения власти. Устав ООН обязывает национальные правительства к соблюдению прав человека, к взаимному уважению суверенитета каждой страны и к отказу от применения военной силы. С криминализацией наступательных войн и преступлений против человечности субъекты международного права утратили общую презумпцию невиновности. Объединенные Нации, однако же, не располагают ни постоянным Международным уголовным судом (подготовка к созданию которого все-таки сейчас идет в Риме), ни собственными вооруженными силами. Но ООН может налагать санкции и вручать мандаты на проведение гуманитарных интервенций.

ООН возникла после Второй мировой войны с непосредственной целью предотвращения дальнейших войн. Функция обеспечения мира с самого начала была связана с попыткой политического осуществления прав человека. К вопросам предотвращения войн между тем добавились проблемы безопасности окружающей среды. Но как в нормативной основе Декларации прав человека ООН, так и в концентрации на вопросах безопасности в более широком смысле проявляется отчетливо отграниченное функциональное требование, которому, не обладая монополией на власть, отвечает эта всемирная организация: во-первых, замирение войн, гражданских войн и государственной преступности; во-вторых, предотвращение гуманитарных катастроф и рисков в мировом масштабе. В связи с указанным ограничением задачей элементарного поддержания порядкаиз амбициознейшей реформы существующих институтов не может возникнуть мировое правительство.

Апологеты «космополитической демократии» ⁹⁷ преследуют три цели: во-первых, придание политического статуса гражданам мира, которые принадлежат к всемирной организации не только при посредничестве своих государств, но еще и через избранных ими представителей в некоем мировом парламенте; во-вторых, учреждение располагающего обычными компетенциями международного уголовного суда, приговоры которого обязывают в том числе и национальные правительства; и, наконец, возведение Совета Безопасности на уровень исполнительной власти, способной к действиям ⁹⁸ . Даже таким образом усиленная и действующая на расширенной легитимационной основе международная организация, однако же, могла бы стать более или менее эффективной лишь в ограниченных областях компетенции: в политике, реагирующей на проблемы безопасности и прав человека, а также в профилактической политике по отношению к окружающей среде.

Ограничение элементарными задачами поддержания порядка объясняется не только пацифистскими мотивациями, коим рассматриваемая всемирная организация обязана своим возникновением. Дело в том, что для более далеко идущих задач у всемирной организации отсутствует базис и по легитимационным причинам. От сообществ, организованных на государственной основе, любая всемирная организация отличается условием всеобщей включенности – она не может никого исключить, поскольку не позволяет проводить социальных границ между внутренним и внешним. Любое же политическое сообщество – по крайней мере, в случае, если оно считает себя демократическим, – обязано отличать своих членов от тех, кто ими не является. Аутореференциальное понятие коллективного самоопределения характеризует логическое место, занимаемое демократически объединенными гражданами как членами особого политического сообщества. Даже если такое сообщество, руководствуясь универсалистскими принципами, образует государство с демократической конституцией, оно формирует коллективную идентичность таким образом, что оно истолковывает и реализует эти принципы в свете истории этой идентичности и в контексте ее жизненной формы. Такого этико-политического самопонимания граждан определенной демократической государственно-правовой системы и недостает инклюзивному сообществу граждан мира.

Если же граждане мира все-таки сумеют организоваться на глобальном уровне и даже создать демократически избираемое представительство, они смогут почерпнуть свою нормативную сплоченность не из этико-политическо-го самопонимания, т. е. выделяющегося на фоне другихтрадиций и ценностных ориентации, но единственно из самопонимания морально-правового ⁹⁹ . Нормативной моделью для такого сообщества, которое существует без возможности исключения, служит универсум моральных личностей – Кантово «царство целей». Поэтому никоим образом не случайно в космополитическом сообществе нормативные рамки формируются одними лишь «правами человека», т. е. правовыми нормами исключительно морального содержания ¹⁰⁰ . Тем самым еще не проясняется, может ли Декларация прав человека, относительно формулировок которой пришло к соглашению в 1946 году лишь сравнительно небольшое количество стран, основавших ООН, найти в достаточной степени удовлетворяющие всех интерпретацию и применение и в сегодняшнем поликультурном мире. Я не могу здесь вдаваться в подробности межкультурного дискурса о правах человека ¹⁰¹ . Но и всемирный консенсус по поводу прав человека не может служить обоснованием строгого эквивалента гражданскойсолидарности, возникшей в национальных рамках. Если государственная гражданская солидарность коренится каждый раз в особой коллективной идентичности, то солидарность между гражданами мира должна опираться единственно на выраженный в правах человека моральный универсализм.

По сравнению с активной солидарностью граждан государства, которая среди прочего сделала возможной перераспределительную политику государства благосостояния, солидарность между гражданами мирасохраняет реактивный характер потому, что она обеспечивает космополитическую сплоченность в первую очередь через аффекты возмущения по поводу нарушений прав, т. е. государственных репрессий и посягательств на права человека. Инклюзивное, но организованное в пространстве и времени правовое сообщество граждан мира, разумеется, отличается от универсального сообщества моральных личностей, которые неспособны к организации и не нуждаются в ней. С другой же стороны, оно не может достичь сравнительно жесткой степени интеграции государственным образом организованного сообщества с собственной культурной идентичностью. Я не вижу препятствий структурного типа для расширения национальной гражданской солидарности и политики государства благосостояния в масштабе постнационального федеративного государства. Но политической культуре мирового сообщества недостает этико-политического измерения, которое было бы необходимым для соответствующей глобальной общности и образования глобальной идентичности. Здесь возникают сомнения, выдвигающиеся неоаристотеликами уже против национального, а тем более – против европейского конституционного патриотизма. Поэтому космополитическое сообщество граждан мира не дает достаточной основы для мировой внутренней политики. Институционализация методов голосования по интересам в мировом масштабе, мирового обобщения интересов и изобретательной формулировки общих интересов не может происходить в организационной структуре мирового государства. Проекты «космополитической демократии» должны ориентироваться на другую модель.

Политику, которая должна «прирастать» к глобальным рынкам и изменять модус межтерриториальной конкуренции, невозможно расположить на верхнем этаже многоуровневой политики, организованной в целом в рамках «мирового государства». Она должна будет свершаться на менее претенциозной легитимационной основе в негосударственных организационных формах, имеющихся для других сфер политики уже сегодня. В общем, соглашения и процедуры такого рода способствуют компромиссам между самостоятельно решающими акторами, располагающими потенциалами санкций, чтобы создавать возможность для реализации чьих-либо интересов. В рамках сообщества, имеющего политическую конституцию и организованного как государство, такое формирование компромиссов крепче сцеплено с методами консультативной политики, и поэтому единение происходит не только с помощью направляемого властью сбалансирования интересов. В контексте совместно разделяемой политической культуры партнеры по переговорам могут использовать также и общие ценностные ориентации и представления о справедливости, способствующие взаимопониманию, выходящему за рамки целерациональных соглашений. Но на международном уровне такая плотная коммуникативная «запрессовка» отсутствует. Что же касается формирования «чистых» компромиссов, которое, по сути, отражает черты классической властной политики, то его для учреждения мировой внутренней политики недостаточно. Конечно же, методы, связанные с межправительственными соглашениями, работают не только в зависимости от заданных конфигураций власти; нормативные рамочные условия, ограничивающие выбор риторических стратегий, структурируют переговоры так же, как, например, их структурирует влияние «epistemic communities» ¹⁰² , каковым иногда даже удается (как сегодня в случае с неолиберальным экономическим режимом) добиться в мировом масштабе насквозь пронизанного нормами фонового консенсуса по вопросам, якобы решаемым научным путем. Глобальные и способные к действиям державы действуют уже не в «природной» ситуации классического международного права, а на среднем уровне всемирной политики, которую мы застаем при ее возникновении.

Эта политика представляет собой диффузную картину – не статический образ многоуровневой политики в рамкахкакой-то мировой организации, но динамический образ интерференции и взаимодействий междуполитическими процессами, своевольно протекающими на национальном, международном и глобальном уровне. Системы международных переговоров, делающие возможными соглашения между государствами-акторами, с одной стороны, связаны с внутригосударственными процессами, от которых зависит любое конкретное правительство, но с другой стороны, они встраиваются в рамки и в политику всемирной организации. Итак, для мировой внутренней политики без мирового правительства мы имеем по меньшей мере одну перспективу – если предположить, что сумеем внести ясность по двум проблемам. Одна проблема носит принципиальный характер, другая – эмпирический. Как (а) мыслима демократическая легитимация решений за пределами государственной организационной схемы? И при каких условиях (Ь) самопонимание акторов, оперирующих в мировом масштабе, может измениться так, чтобы государства и наднациональные режимы все больше воспринимали себя в качестве членов единого сообщества, которые вынуждены к безальтернативному учету взаимныхинтересов и к пониманию общих интересов!

(а) В либеральной, как и в республиканской традиции, политическое участие граждан понимается в сугубо волюнтаристском смысле: все должны иметь равные шансы на то, чтобы действенно проявлять свои предпочтения или же обязывающим образом выражать собственную волю – будь то ради того, чтобы преследовать свои частные интересы (Локк), или же для того, чтобы добиться пользования политической автономией (Дж. Ст. Милль). Однако же если мы наделим демократическое волеизъявление еще и эпистемической функцией, то преследование собственных интересов и осуществление политической свободы получит еще одно измерение – публичное использование разума (Кант). И тогда демократическая процедура будет черпать легитимирующую силу уже не только – и даже не столько – из участия и волеизъявления, но из общедоступности консультативного процесса, чьими свойствами обосновывается ожидание рационально приемлемых результатов ¹⁰³ . Такое понимание демократии в духе теории дискурса изменяет теоретические требования к условиям легитимности демократической политики. И не то чтобы функционирующая публичность, качественные консультации, доступность и дискурсивная структура образования общественного мнения и волеизъявления полностью заменяли общепринятые процедуры принятия решений и создания представительства. Но акценты сдвигаются с конкретного воплощения суверенной воли в личностях и актах выбора, в избирательных куриях и голосах – к процедурным требованиям к процессам коммуникации и принятия решений. Однако тем самым ослабевает понятийное скрепление демократической легитимации знакомыми формами государственной организации.

Мнимо слабые формы легитимации предстают тогда в ином свете ¹⁰⁴ . Так, например, институционализированное участие неправительственных организаций в консультациях международных систем переговоров повышало бы легитимацию процедур по мере того, как этим способом удавалось бы сделать процессы принятия транснациональных решений, располагающиеся на среднем уровне, прозрачными для национальной общественности соответствующих стран и создать обратную связь этих процессов с процессами принятия решений, располагающимися на нижнем уровне. Если учитывать теорию дискурса, то. интересно также предложение наделить всемирную организацию правом – каждый раз требовать от государств-членов проведения референдумов на важные темы ¹⁰⁵ . Таким образом – как в случае с саммитами ООН по загрязнению окружающей среды, по равноправию женщин, по спорным толкованиям прав человека, по нищете в глобальном масштабе и т. д. – будет обязательно достигнута хотя бы тематизация по нуждающимся в урегулировании вопросам, каких никто не воспримет без таких публичных «инсценировок» и которые не попадут ни в одну политическую повестку дня.

(Ь) Однако вторичное политическое закрытие экономически раскрепощенного мирового сообщества будет возможно лишь в том случае, если державы, которые вообще способны к глобальным действиям, будут прибегать к институционализованной процедуре транснационального волеизъявления еще и в отношении сохранения социальных стандартов, а также устранения чрезмерных социальных дисбалансов. Они должны быть готовыми к тому, чтобы расширить собственные перспективы за рамки «национальных интересов» до точек зрения «global governance». Однако смену перспектив с «международных отношений» к мировой внутренней политике невозможно ожидать от правительств, если население их стран само не осуществит у себя такое изменение самосознания. Поскольку же правящим элитам приходится добиваться на своих национальных аренах одобрения их политики и перевыборов, их не следует наказывать за то, что они действуют уже не с позиций национальной независимости, а методом кооперации в космополитическом сообществе. Инновации не смогут осуществиться, если политические элиты не найдут резонанса в предварительно реформированныхценностных установках населения своих стран. Если же самопонимание правительств, способных к действиям в глобальном масштабе, происходит лишь под давлением изменившегося климата внутренней политики, то решающий вопрос состоит в том, может ли в гражданских обществах и у политической общественности режимов, объединившихся на обширных территориях; может ли здесь в Европе и в Федеративной республике Германии сформироваться сознание граждан мира – в известной степени сознание вынужденной космополитической солидаризации.

Ререгулирование мирового сообщества до сих пор не приняло облика даже примерного проекта, проекта, разъясненного на примерах. Первые адресаты такого проекта – не правительства, а граждане и гражданские движения. Но социальные движения кристаллизуются лишь в случаях, если для разрешения конфликтов, ощущающихся как бесперспективные, открываются нормативно удовлетворительные перспективы. Формулировка той или иной ориентации является также задачей политических партий, которые еще не полностью отстранились от гражданского общества, забаррикадировавшись в политической системе. Партиям, не цепляющимся за статус-кво, нужна перспектива, выходящая за пределы последнего. А статус-кво сегодня есть не что иное, как водоворот модернизации, которая ускоряется сама собой и остается под собственным контролем. У политических партий, которые все еще приписывают себе способность оформления политики, должно хватать мужества для предвидения еще и других задач. А именно: в рамках национального пространства действий – единственного, где они могут актуально действовать, – они обязаны предвосхищать то, что произойдет в общеевропейском пространстве действий. Общеевропейское же пространство они опять-таки должны открывать с двоякой целью: создать социум Европы, которая окажется весомой для космополитической чаши весов.

Комментарии

Модерн – незавершенный проект ^*

(1) J. Habermas. Die Moderne – ein unvollendetes Projekt (1980) // J. Habermas. Kleine Politische Schriften (I–IV). S. 444–464 © Suhrkamp Verlag Frankfurt am Main 1981.

(2) W. Pehnt. Die Postmoderne als Lunapark // FAZ. 18.8.1980. S. 17.

(3) Устаревшим (фр.). – Прим. пер.

(4) Literarische Tradition und gegenwartiges Bewufitsein der Moderne // H. R. Jauss. Literaturgeschichte als Provokation. Frankfurt a. M., 1970. S. llff.

(5) По-русски этот термин чаще всего переводится как «современность». К сожалению, в русском переводе приходится пользоваться словами, образованными от двух корней. К тому же рус. «модерн» слишком явно ассоциируется с тем, что по-немецки называется «Jugendstil», а по-французски «art nouveau». Если же в переводе менять «модерн» на «модернизм», то это сузит проблему, поскольку у Хабермаса речь идет не только об искусстве, но и об ощущении времени, о политике и т. д. – Прим. пер.

(6) Древность (лат.). – Прим. пер.

(7) Адорно Т. В. Эстетическая теория / Пер. с нем. А. В. Дранова. М.: Республика, 2001. С. 41.

(8) Essays. Bd. 2, S. 159.

(9) Адорно Т. В. Эстетическая теория / Пер. с нем. А. В. Дранова. М.: Республика, 2001. С. 37.

(10) Essays. Bd. 2. S. 329.

(11) Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. N. Y., 1976.

(12) Враждебную культуру (англ.). – Прим. пер.

(13) The Neoconservatives. 1979, 65.

(14) Намек на фразу «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam»: «A кроме того, я утверждаю, что Карфаген должен быть разрушен», – по любому поводу повторявшуюся в сенате Марком Порцием Катоном, цензором 184 г. до н. э. – Прим. пер.

(15) Образцу (англ.). – Прим. пер.

(16) Адорно Т. В. Эстетическая теория / Пер. с нем. А. В. Дранова. М.: Республика, 2001. С. 5.

(17) Обетование счастья (фр.). – Прим. пер.

(18) Скуке (фр.). – Прим. пер.

(19) Адорно Т. В. Эстетическая теория / Пер. с нем. А. В. Дранова. М.: Республика, 2001. С. 47.

(20) D. Wellershoff. Die Auflosung des Kunstbegriffs. Frankfurt, 1976.

(21) Asthetik der Widerstandes. Bd. I, 54.

Архитектура модерна и постмодерна ^*

(1) J. Habermas. Moderne und Postmoderne Architektur (1981) // J. Habermas. Die Neue Unubersichtlichkeit. Kleine Politische Schriften V. S. 11–29 © Suhrkamp Verlag Frankfurt am Main 1985.

(2) L. Benevolo. Geschichte der Architektur des 19. und 20. Jahrhunderts. 2 Bde. Munchen, 1978. Bd. 2. S. 192.

(3) M. Kohler. Postmodernismus // Amerikastudien. 1977. 22. S. 8 ff.

(4) Ch. Jenks. Spatmoderne Architektur. Stuttgart, 1980.

(5) Ch. Jenks. Die Sprache der postmodernen Architektur. Stuttgart, 1980.

(6) M. Brix, M. Steinhauser. Geschichte im Dienste der Baukunst // M. Brix, M. Steinhauser. Geschichte allein ist zeitgema/3. Gieflen, 1978. S. 255.

(7) Югендстиль (Jugendstil) – немецкое название стиля «модерн»; происходит от названия мюнхенского журнала «Югенд», основанного в 1896 году. – Прим. пер.

(8) Эти обозначения я заимствую из: Н. Klotz. Tendenzen heutiger Architektur in der Bundesrepublik // Das Kunstwerk. 1979. 32. S. 6 ff.; a таклсе J. Paul. Kulturgeschichtliche Betrachtungen zur deutschen Nach-kriegsarchitektur // Op. cit. S. 13 ff.

(9) S. Giedion. Raum, Zeit, Architektur. Zurich; Munchen, 1978. S. 22 ff.; Ch. Moore. Eine personliche Erklarung // G. R. Blomeyer, B. Tietze. In Opposition zur Moderne. Braunschweig, 1977. S. 64 ff.

(10) Так называемые «хрустальные». – Прим. пер.

(11) М. Brix, М. Steinhauser. Op. cit. S. 220.

(12) G. W. F. Hegel. Vorlesungen tiber die Asthetik // G. W. F. Hegel. Theorie-Werkausgabe. Bd. 14. Frankfurt, 1970. S. 258 f.

(13) Hegel. Vorlesungen… S. 303 f.

(14) Hegel. Vorlesungen… S. 296.

(15) Hegel. Vorlesungen… S. 196.

(16) Адорно Т. В. Эстетическая теория / Пер. с нем. А. В. Дранова. М.: Республика, 2001. С. 91.

(17) Цит. по: Benevolo. Geschichte der Architektur… Bd. 2. S. 34.

(18) Жилого единства (фр.). – Прим. пер.

(19) Вертикальному городу-саду (фр.) – Прим. пер.

(20) Цит. по: Benevolo. Geschichte der Architektur. Bd. 2. S. 506.

(21) С Sitte. Der Stadtebau. Leipzig, 1889.

(22) V. M. Lampugnani. Theorie und Architektur in den USA // Architekt. 1980. 5. S. 252 ff.

(23) W. Pohl. Pladoyer fur eine unbefriedete Tradition // Bauwelt 19/ 20, 1981. S. 768 ff.

(24) L. Kroll. Stadtteilplanung mit den Bewohnern // Blomeyer, Tietze. In Opposition zur Moderne… S. 160 ff.

Критика неоконсервативных взглядов на культуру в США И ФРГ ^*

(1) J. Habermas. Die Kulturkritik der Neokonservativen in den USA und in der Bundesrepublik // J. Habermas. Die Neue Unubersichtlichkeit. Kleine Politische Schriften V. S. 30–56 © Suhrkamp Verlag Frankfurt am Main 1985.

(2) H. Ruhle u. a. (Hg.). Der Neokonservatismus in der Vereinigten Staaten. St. Augustin, 1982. За множество плодотворных идей я благодарен X. Дубилю (Dubiel). См. только что вышедшую его монографию: Н. Du-biel. Was ist Neokonservatismus? Frankfurt, 1985.

(3) Американского комитета за свободу культуры (англ.), – Прим. пер.

(4) Сложившегося положения дел (лат.). – Прим. пер.

(5) P. Steinfels. The Neoconservatives. N. Y., 1979. P. 55.

(6) P. Graf Kielmannsegg. Demokratieprinzip und Regierbarkeit. Stuttgart, 1977. S. 122.

(7) P. Steinfels. The Neoconservatives… P. 65.

(8) J. Heidorn. Legitimitat und Regierbarkeit. В., 1982. S. 249.

(9) D. Bell. The Cultural Contradictions in Capitalism. N. Y., 1976.

(10) D. Bell. The New Class: A Muddled Concept // D. Bell. The Winding Passage. Cambridge, 1980. P. 163 ff.

(11) H. Klages, P. Kmiecak (Hg.). Wertwandel und gesellschaftlicher Wandel. Frankfurt, 1979. S. 179–365.

(12) D. Bell. The Cultural Contradictions in Capitalism. N. Y., 1976.

(13) В соответствие (фр.). – Прим. пер.

(14) По поводу «младоконсерваторов» см. лекцию «Модерн – незавершенный проект» в данном сборнике, в котором Хабермас выделяет три формы консервативной реакции на проект современности, получившие широкое распространение в социальной мысли Запада в 1970-1980-е годы. – Прим. ред.

(15) Т. е. в Англии и во Франции. – Прим. пер.

(16) J. Ritter. Hegel und die franzosische Revolution (1956) // J. Ritter. Metaphysik und Politik. Frankfurt, 1969. S. 183 ff.

(17) E. Forsthoff (Hg.). Rechtstaatlichkeit und Sozialstaatlichkeit. Darmstadt, 1968.

(18) E. Forsthoff. Der Staat in der Industriegesellschaft. Munchen, 1971.

(19) A. Gehlen. Der Mensch. В., 1940.

(20) A. Gehlen. Urmensch und Spatkultur. Frankfurt; Bonn, 1956; A. Gehlen. Die Seele im technischen Zeitalter. Hamburg, 1957.

(21) A. Gehlen. Uber kulturelle Kristallisationen // A. Gehlen. Studien zur Anthropologie und Soziologie. Neuwied, 1963. S. 321.

(22) A. Gehlen. Zeitbilder. Frankfurt, 1965. S. 202–233.

(23) См. речь Гельмута Коля на заседании Бундестага 9.IX.82.

(24) A. Gehlen. Moral und Hypermoral. Frankfurt, 1969; в дальнейшем – статьи в: A. Gehlen. Einblicke. Frankfurt, 1978. S. 253–530.

(25) D. Bering. Die Intellektuellen. Stuttgart, 1978.

(26) В порядке слов латинского алфавита. – Прим. пер.

(27) R. Lowenthal. Gesellschaftswandel und Kulturkritik. Frankfurt, 1979. S. 38.

(28) G. Rohrmoser. Ideologische Ursachen des Terrorismus I, Ideologien und Strategien. Koln, 1981. S. 273 ff.

(29) H. Jager, G. Schmidtchen, L. Sullwold. Analysen zum Terrorismus 2, Lebenslaufanalysen. Koln, 1981.

(30) Сообщение (англ.). – Прим. пер.

(31) Н. Lubbe. Wissenschaft nach der Auf klarung // H. Ltibbe. Philosophic nach der Aufklarung. Dtisseldorf, 1980. S. 45 ff.

(32) H. Sedlmayr. Asthetischer Anarchismus in Romantik und Moderne // Scheidewege. 1978. 8. S. 174 ff., здесь S. 195.

(33) Ibid.

(34) H. Lubbe. Freiheit und Terror // H. Lubbe. Philosophie nach der Aufklarung. Dusseldorf, 1980. S. 239 ff.

(35) H. Schelsky. Systemuberwindung, Demokratisierung, Gewaltenteilung. Mtinchen, 1973. S. 58.

(36) H. Lubbe. Zwischen Trend und Tradition. Zurich, 1981. S. 17.

(37) G. Rohrmoser. Zasur. Stuttgart, 1980. S. 27.

(38) D. Bell. The Return of the Sacred // The Winding Passage… P. 324 ff.

(39) H. Lubbe. Religion nach der Aufklarung // Philosophie nach der Aufklarung. Dusseldorf, 1980. S. 69.

(40) M. Horkheimer. Kritik der instrumentellen Vernunft. Frankfurt, 1974. S. 74.

Кризис государства благосостояния и исчерпанность утопической энергии ^*

(1) J. Habermas. Die Krise des Wohlfahrtsstaates und die Erschopfung utopischer Energien // J. Habermas. Die Neue Unubersichtlichkeit. Kleine Politische Schriften V. S. 141–163 © Suhrkamp Verlag Frankfurt am Main 1985.

(2) Я опираюсь на превосходные исследования Р. Козеллека: R. Ко-selleck. Vergangene Zukunft. Frankfurt a. M., 1979.

(3) Относительно нижеследующего см.: J. Rtisen. Utopie und Geschichte // W. Vosskamp (Hg.). Utopieforschung. Stuttgart, 1982. Bd. I. S. 356 ff.

(4) L. Holscher. Der Begriff der Utopie als historische Kategorie // Vosskamp. Utopieforschung… Bd. I. S. 402 ff.

(5) R. Koselleck. Die Verzeitlichung der Utopie // Vosskamp. Utopieforschung… Bd. 3. S. 1 ff; R. Trousson. Utopie, Geschichte, Fortschritt // Vosskamp. Utopieforschung… Bd. 3. S. 15 ff.

(6) В этой перспективе Оскар Негт совсем недавно представил еще одно примечательное исследование: Lebendige Arbeit, enteignete Zeit. Frankfurt a. M., 1984. S. 20.

(7) Вероятно, у Хабермаса в действительности речь идет не о второй части, а о первой главе «Немецкой идеологии», где имеются три предложения в разных абзацах, из которых и скомпонована соответствующая цитата. В русском переводе эти фрагменты выглядят следующим образом: «Таким образом, дело дошло до того, что индивиды должны присвоить себе существующую совокупность производительных сил не только для того, чтобы добиться самодеятельности, но уже вообще для того, чтобы обеспечить свое существование… Само присвоение этих сил представляет собой не что иное, как развитие индивидуальных способностей, соответствующих материальным орудиям производства… Только на этой ступени самодеятельность совпадает с материальной жизнью, что соответствует развитию индивидов в целостных индивидов и устранению всякой стихийности» (Маркс К., Энгельс Ф. Изб. соч. в 9 тт. Т. 2. М.: Политиздат, 1985. С. 70–71). Благодарю А. Б. Баллаева за в высшей степени ценную консультацию по данному поводу. – Прим. ред.

(8) С. Offe. Arbeit als soziologische Schlusselkategorie // С. Offe. Arbeitsgesellschaft – Strukturprobleme und Zukunftsperspektiven. Frankfurt a. M., 1984. S. 20.

(9) С этой точки зрения совсем недавно написана работа X. Керна и М. Шумана: Н. Kern und М. Schumann. Das Ende der Arbeitsteilung? Mtinchen, 1984.

(10) О нижеследующем см. С. Offe. Zu einigen Widerspruchen des modernen Sozialstaates // C. Offe. Arbeitsgesellschaft… S. 323 ff.; J. Keane. Public Life and Late Capitalism. Cambridge, 1984. Ch. I. P. 10 ff.

(11) С Offe. Perspektiven auf die Zukunft des Arbeitsmarktes // C. Offe. Arbeitsgesellschaft… S. 340 ff.

(12) Мондейл (Mondale) Уолтер – американский политический деятель, кандидат от Демократической партии на пост президента США на выборах 1984 года. – Прим. ред.

(13) С. Offe. Korporatismus als System nichtstaatlicher Machtsteuerung // Geschichte und Gesellschaft. 10 Jg.. 1984. S. 234 ff.; о системно-теоретическом оправдании неокорпоративизма см.: Н. Willke. Entzauberung des Staates. Konigstein, 1983.

(14) Th. Schmid. Befreiung von falscher Arbeit. Thesen zum garantierten Mindesteinkommen. В., 1984.

(15) Об этом см.: J. F. Lyotard. Das postmoderne Wissen. Wien, 1983; в критическом ключе высказывается А. Хоннет, см.: A. Honneth. Der Affekt gegen das Allgemeine // Merkur 430, Dez. 1984. S. 893 ff.

(16) К. O. Apel. 1st die Ethik der idealen Kommunikationsgemeinschaft eine Utopie? // Vosskamp. Utopieforschung… Bd. I. S. 325 ff. [См. также Апель К.-О. Априори коммуникативного сообщества и основания этики / Пер. с нем. Б. М. Скуратова // Апель К.-О. Трансформация философии. М.: Логос, 2001. С. 263–337. – Прим. пер.]

Историческое сознание и посттрадиционная идентичность западная ориентация ФРГ ^*

(1) J. Habermas. GeschichtsbewuBtsein und Posttraditionale Identitat. Die Westorientierung der Bundesrepublik // J. Habermas. Eine Art Schadensabwicklung. Kleine Politische Schriften VI. S. 159–179 © Suhrkamp Verlag Frankfurt am Main 1987.