Текст книги "Фурье"

Автор книги: Юлия Василькова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

В центре внимания, конечно, он. Ему уже 56 лет. Он полон сил. Большой красивый лоб, орлиный нос, тонкие, обычно сжатые губы, на лице постоянное выражение серьезности и даже некоторой горечи. Собеседников поражал глубокий и пронизывающий взгляд его больших голубых глаз. Когда он выступал против своих врагов, эти глаза становились суровыми. Никогда не видели, чтобы он смеялся или улыбался. Со стороны казалось: он постоянно витает где-то.

На первый взгляд и в особенности для того, кто видел его впервые, это был добряк – и только. Но будучи вовлечен в спор, этот добряк преображался на глазах. Он становился волевым, значительным. Его высокий спокойный лоб казался величественным благодаря обрамлявшим его сединам и запечатлевшейся на нем глубокой думе. Каждый понимал, что перед ним одна из тех сильных натур, общение с которой не только честь, но и труд.

Журналист Андрэ Дебрэ оставил интересное описание Фурье тех лет: «Он был небольшого роста, худощавый, со лбом Сократа; все его необыкновенные способности ума и сердца выражались в чертах его лица. И в безукоризненном контуре головы… В его глазах, где постоянно блестел какой-то решительный, глубоко интеллигентный огонек, где отчаяние непризнанного философа просвечивало сквозь постоянные размышления экономиста, можно было прочесть столько горя, столько настойчивости, столько благородства, что еще прежде, чем узнаешь его ближе, уже нисколько не сомневаешься в его гениальности».

Шарль Пелларэн о его манере говорить вспоминает: «Фурье не обладал блестящим красноречием, но его выражения бывали всегда правильны, точны и энергичны. Ничего придуманного, торжественного, ничего ораторского не было в его приемах; но простота его речи, этот тон добродушия, так поражавший контрастом с величием самой идеи, уверенность, с которой он говорил о результатах своей системы, производили впечатление даже на умы наиболее скептические».

Глава VIII

«НОВЫЙ ПРОМЫШЛЕННЫЙ И ОБЩЕСТВЕННЫЙ МИР»

«Дело здесь не в людях, налицо какой-то переворот, причину которого мы не можем постигнуть».

Эту фразу Жан-Жака Руссо Фурье взял эпиграфом к «Новому миру». Книга стала своеобразным ответом Руссо: автор уверен, что именно он, постигнув причины порочности строя Цивилизации, знает пути выхода из него. Только нужно убедить человечество, что именно эти «двадцать четыре зла», подробно рассмотренные в книге, ведут общество к крушению. Двадцать четыре зла… Снова перечень грехов строя Цивилизации…

Политическая централизация превратила столицу в омут, который поглощает богатства страны… Сельское хозяйство в запустении, рушатся устои частной собственности, а сильные мира сего вовлеклись в спекуляцию… Государственная казна, обирая народ, подрывает благосостояние страны. Существующий разврат в судебных учреждениях сделал суд недосягаемым для бедняка… Буква закона становится мертвой для вора-поставщика, укравшего миллионы, его просто объявят мошенником, а бедняка, похитившего кочан капусты, могут присудить к смерти… Невежество политиков вызывает постоянное недовольство населения, приводит общество к расколу, грозит гражданской войной… Все примирились с политическим бесстыдством строя Цивилизации, «когда христианские государства, вступая в соглашения с мусульманами и пиратами, покровительствуют торговле неграми…». Дух спекуляции, неурядицы в области промышленности приводят к кризисам… Положение земледельца неблаговидно: он вынужден продавать урожай за бесценок немедленно после жатвы, чтобы уплатить долги, и находится поэтому в постоянной зависимости от капиталиста… Борьба с торговлей белыми наложницами ведется путем нелепой дипломатической переписки… В обществе укоренились «нравы Тиберия», развился сыск, участились тайные доносы, налицо и падение нравов… Дворянство, мечтая об уничтожении промышленности, стремится восстановить прежнее варварство… Разрушительные войны становятся беспощадными, и варварские обычаи распространяются все сильнее и сильнее…

Так одно за одним мрачной чередой проходят перед читателем лики торжествующего в мире зла. Последним, двадцать четвертым, злом Фурье называет чуму, объединяя в этом слове четыре неизлечимые тогда болезни (чума, лихорадка, тиф и холера), которые нависли над человечеством.

И в заключение: этот «утомленный век, фабрикуя в изобилии конституции и различные политические системы, напоминает белку, прыгающую в своем колесе и ни на палец не продвигающуюся вперед».

Заботы по изданию новой книги снова взяли на себя ученики. Мюирон с удовлетворением отметил, что рукопись своей последовательностью и стройностью изложения в корне отличается от предыдущих. Особую ценность в ней представляют советы по организации фаланстера и устройству общества Гармонии.

Интересно, что корректором при издании «Нового мира» был Прудон.

Девятнадцатилетним юношей из-за недостатка материальных средств он оставил безансонский коллеж и поступил рабочим в типографию Готье, которая в то время издавала по преимуществу книги теологического характера. Молодому наборщику, не по годам начитанному, случалось не раз заниматься правкой текстов.

Прудон обратил внимание на необычность суждений автора «Нового промышленного мира». Особенно поразил призыв Фурье: мало критиковать пороки существующего строя, нужно выбраться из этой «пучины бедствий»», Автор перечислял «32 выхода». А как смело обличал он философов, которые за три тысячелетия «не сумели изобрести никакого нового установления производственно-политического или общественного характера»! Было необычным и утверждение, что семья – «самый разорительный союз», что «истинный идеал человека – механизм страстей».

Отдельные места книги Прудон стал читать вслух рабочим типографии: «Бедная Цивилизация делает гигантские усилия из-за пустяков, посылка сухопутных армий и военных флотов для освобождения десятой части Греции, революции и убийства ради опытов освобождения негров, бесплодные попытки помощи бедным. Все эти труды пигмеев должны прекратиться: человеческий род весь целиком будет освобожден и получит помощь; он всюду перейдет к притягательной промышленности, как только познает на опыте одного кантона, какое обилие богатств и добродетелей она сулит…»

Чтение корректур заставило слушателей задуматься. Пьер-Жозеф Прудон, впоследствии идеолог мелкой буржуазии, по словам К. Маркса, создатель системы «буржуазного социализма» [23]23
  К. Маркс и Ф. Энгельс.Соч., т. 4, с. 454.


[Закрыть], какое-то время находился под влиянием идей Фурье. Критика строя Цивилизации, существующей политической борьбы, свободной конкуренции и порождаемых ею монополий впоследствии своеобразно преломится в анархистских построениях Прудона. Он, как и Фурье, будет надеяться приобщить правительство к своим планам и с его помощью приступить к коренной реформе экономического строя.

Однако от юношеского восторженного преклонения перед идеями Фурье у Прудона не останется и следа. Через много лет после первого знакомства с фурьеризмом в типографии Готье он напишет:

«Это самая крупная мистификация нашего столетия. Невзирая на огромное количество работ, вышедших из-под пера этого умопомрачителя, я утверждаю, что нет ни теории, ни науки, ни системы Фурье. Я приглашаю Консидерана и всю его школу процитировать мне хоть три положения этой столь восхваляемой науки, которые находились бы в логической связи между собой».

ЧЕЛОВЕК В ОБЩЕСТВЕ БУДУЩЕГО

Развивая в «Новом мире» теорию переустройства общества, создавая план строя Гармонии, Фурье снова возвращается к проблеме человеческого бытия. Человек и природа, человек и вселенная, человек и общество, человек и прогресс, человек и труд, человек и счастье – таковы основные направления его творческой мысли.

Фурье видел, что проблема личности занимала просвещенные умы всех эпох, и каждая из них рождала свой идеал совершенного человека. Платон и Аристотель, Фукидид и Ксенофонт воспевали человека, внешне и внутренне красивого. О сочетании умственного и нравственного развития мечтали идеологи европейского гуманизма. Просветители XVIII века выдвинули учение, согласно которому в пороках человека повинно порочное общество. Но мыслители всех эпох, считает Фурье, придавали развитию человека одностороннее направление: они предлагали развивать либо умственную и нравственную, либо физическую сферу его жизни. При строе Цивилизации такая односторонность проявлялась с особой силой. До предела обострились противоречия между обществом и личностью, а разделение труда, узкая специализация лишили человека возможности гармонического развития. Разрушительное влияние строя Цивилизации на личность ведет к духовному обеднению человечества, к снижению его интеллектуального и морального уровня. Особенно губительно действует существующий порядок вещей на таланты. Они совершенно не получают возможности развиваться. Фурье уверен, что строй ассоциации, новые общественные отношения будут основаны на величайшем внимании к личности, в которой гармонически сочетаются физические, умственные, эстетические и нравственные качества.

Каким же будет человек в обществе будущего? – спрашивает Фурье. Прежде всего он будет счастлив. И он будет счастлив только в том случае, если будут удовлетворены все его материальные и духовные потребности. Фурье говорит, что у забитого, обездоленного человека не может быть каких-либо возвышенных моральных и умственных интересов, кроме желания достать кусок хлеба себе и своим детям.

«В Риме во времена Варрона существовало 278 различных мнений относительно того, что такое истинное счастье. Положение этого вопроса не изменилось к лучшему до настоящего времени. Одни приветствуют презрение к богатству и любовь к удовольствию, которое можно вкусить под сенью хижины, другие возбуждают у бедных бешеную зависть к богатым, моралисты защищают возвышенную истину, экономисты – торговлю, обман. Попытаемся разобраться в этом вавилонском столпотворении философов. Бог дал нам 12 страстей, и мы не можем быть счастливы, не получая полного и гармонического их удовлетворения…»

Фурье считает, что всестороннее развитие возможно только тогда, когда новое общество удовлетворит первую и основную потребность человека – его право на труд. Труд человека в обществе «цивилизованных» превратился в проклятие, потому что он основан не на свободном влечении человека, а на насилии, нужде, угрозе голодной смерти.

«Я заявляю, – утверждает Фурье, – что труд при современных условиях противоречит законам природы; он ненавистен всем свободным народам, которые только тогда с радостью примутся за промышленную деятельность, когда эта последняя будет соответствовать человеческим страстям». На протяжении всей жизни гармонийца будут готовить к коллективно организованному труду. С 3—5-летнего возраста у него будут обнаружены около двадцати «полезных инстинктов», влекущих к производительному труду. Давая определение хорошего гона, Фурье отметит, что, если в обществе «цивилизованных» хороший тон – это особенность бездельников, людей праздных, у гармонийцев мерилом хорошего тона будет отношение к труду.

Фурье уверен, что повысится общая культура гармонийцев. Человек в новом обществе будет стремиться к изучению наук, «которые станут путями достижения огромного богатства». Каждый бедняк будет стараться выявить у своего ребенка способности к познанию. Юношей увлекут перспективы научных открытий. Умственные способности гармонийцев будут развиваться скорее.

Человек общества будущего пойдет по пути изучения точных наук. Науки будут преуспевать, так как каждая фаланга будет иметь достаточно средств, чтобы развивать их. Вооруженный научными знаниями, человек создаст новые виды растений, изменит климат Земли, уничтожит вредных для человека животных и растений. Ученые возглавят трудовые армии мира, которые воздвигнут великолепные дворцы и осуществят грапдиозное строительство при быстроте исполнения, невозможной у «цивилизованных». Особая система поощрений улучшит положение ученых и приведет их из «крайней нужды к избыточному богатству». Выдающиеся деятели науки, вознагражденные «триумфальными орденами», будут провозглашаться «гражданами земного шара». В какой бы пункт они ни приезжали, они будут «пользоваться в каждой фаланге такими же прерогативами, как знатные люди кантона».

Придавая большое значение физическому развитию человека, Фурье мечтает о том времени, когда число людей крепких и здоровых будет неуклонно расти. Гармонией, с раннего возраста будет упражняться в развитии тела, так как «притяжение по страсти толкает его к хореографическим и гимнастическим занятиям; в них он приобретет ловкость, необходимую в фабричных производствах фаланги, где его операции должны выполняться с точностью, уверенностью и чувством меры, какие, как мы видим, господствуют у наших атлетов оперы и гимнастики».

В результате даже ребенок будет легко справляться с любым трудовым заданием, а человечество достигнет «предельного возраста сверх столетних, вроде семьи Ровин в Венгрии, из которых наименее крепкие жили 142 года, а некоторые 170 лет, где долголетие распространилось и на женщин, как и на мужчин».

Средняя продолжительность жизни, по подсчетам Фурье, будет 144 года, а средний человеческий рост достигнет 2 метров 26 сантиметров! Человечество вступит в фазу расцвета и изобилия талантов.

«На Земле будет 37 миллионов поэтов, равных Гомеру, 37 миллионов математиков, равных Ньютону, 37 миллионов актеров, равных Мольеру». (Конечно, Фурье не настаивает на точности приведенных чисел, говорит, что это приблизительные расчеты, но парижские газеты, поняв его «гомерические» цифры в буквальном смысле, не преминули поднять автора на смех.)

Эстетическому воспитанию гармонийцев Фурье отводит особое место. Он предполагает, что из всех искусств наибольшее распространение получит театральное, особенно опера. Она будет играть большую роль и в повышении культуры труда, в возбуждении трудового энтузиазма. Опера станет ведущим средством морального воспитания, «комплексом мудрости», «школой морали в образах», «материальной школой единения, правильности, истины». Участниками оперных представлений будут все члены фаланги. Здесь гармонийцев с раннего детства станут обучать умению владеть голосом, играть на музыкальных инструментах, слагать стихи, а также искусству пантомимы, танцам и ритму.

В каждом крупном городе построят консерваторию, а в фаланге из 1000 человек будет 700–800 актеров, музыкантов, танцоров, и гармонийцы «в самом бедном кантоне Альп или Пиренеев создадут оперу, подобную парижской».

И вот уже передвижные артистические труппы путешествуют по всему земному шару. «Караваны странствующего рыцарства», «Розовые дружины из Персии», «Сиреневые дружины из Японии», «Дружины гортензий из Мексики» состязаются в таланте и на протяжении года обеспечивают все празднества поэзии, литературы и драматургии, дают спектакли «неописуемого совершенства».

Гармонийцы будут обладать высокими моральными качествами. Мораль строя Цивилизации Фурье называет «ораторским фиглярством и маской для властолюбия, когда каждый лицемер, выдумывая какое-нибудь мошенничество, старательно закутывается в нравоучения».

С законами буржуазного общества рухнет и его мораль. Эгоизм как господствующая особенность человека строя Цивилизации исчезнет. Индивидуальные интересы личности совпадут с интересами коллектива. Люди смогут находить свою выгоду в действиях, полезных всей массе, так как «малейшая попытка действовать во вред обществу поставит их в конфликт с массой, которая предаст их позору».

Они станут, по словам Фурье, филантропами «по страсти, ибо положение вещей, привязанность к 30–40 группам вовлекут их в работу ради интереса этой массы». Духа товарищества будет достаточно для того, чтобы исчезли отталкивающие пороки простонародья строя Цивилизации – грубость, нечистоплотность, низость.

Гармонийцы будут жить в безграничном человеколюбии, «народ, столь лживый и грубый, – по его словам, – станет воплощением правдивости и учтивости».

И НАЧИНАТЬ НУЖНО С ВОСПИТАНИЯ

История развития человечества достаточно ясно показала, как на смену одним производственным отношениям приходят другие, одни общественные формации сменяют другие. Общественные отношения влияют, в свою очередь, на человека. В труде он преобразует окружающий мир, но и среда, в свою очередь, влияет на него. Изменяется его поведение. Воспитание как процесс преобразует человека. Поэтому-то частью плана построения нового общества Фурье считает проблему воспитания человека.

«Естественное и целостное общество будет существовать только при таком состоянии вещей, когда индивид сможет полностью развивать свои способности».

Еще двадцать лет тому назад, в годы работы над «Теорией четырех движений», Фурье утверждал, что в обществе строя Гармонии будет обязательно согласовываться удовлетворение различных потребностей не только взрослых, но и детей. Уже в те годы он сделал первые заметки о «едином и сложноцелостном воспитании». Затем вопросы воспитания были поставлены в «Трактате об ассоциации».

Но гораздо более подробно свою систему воспитания гармонинцев Фурье изложил в «Новом мире».

В 20-е годы XIX века, когда Фурье создавал свою систему воспитания, народное образование Франции строилось по принципам, определенным Наполеоном: «Моей главной целью при учреждении учащей корпорации служит желание иметь средство управлять мнениями». Сосредоточением монополии народного просвещения в руках правительства осуществлялась одна-единственная цель: убить любое проявление свободной мысли, внушить дух послушания и привить народу «уважение к религии, привязанность к государю и правительству». Ни одна школа, ни одно учебное заведение – высшее, среднее, низшее, специальное, светское, духовное – не могло быть «образовано вне императорского университета и без разрешения его главы». Преподаватели назначались правительством, программы насаждались сверху не только в государственных, но и частных школах. Преподавание поручалось только корпорации университетских учителей, подготовка которых велась в полуказарменных условиях. Вступившим в корпорацию 17-летним юношам даже общие прогулки и пребывание в своих комнатах разрешалось только под наблюдением надзирателей.

Предписывалось все до последней мелочи: труд и отдых, предметы и методы преподавания, классные пособия и отрывки для переводов или учения наизусть, вплоть до утвержденных списков книг для каждой библиотеки и запрещения вносить хотя бы одно название (из 1500!) без разрешения свыше. Школа становилась преддверием казармы.

Преподаватели бонапартистской Франции походили на армейских капитанов-инструкторов, комнаты воспитанников – на кордегардии, перемены – на маневры, экзамены – на смотры. Начальное обучение было целиком в руках церкви, как и воспитание девушек, ибо женщины по причине «слабости разума должны быть верующими» и не должны рассуждать. Религиозное образование было обязательным, к тому же многие профессора и даже инспектор Парижской академии были священниками.

Проведенная в период Реставрации реформа школы ничего не изменила. Народная школа оставалась в руках сокристена (вроде русского псаломщика), который в свободное время обучал детей чтению, начиная с латинских молитв. В личности кюре воплощались и наука и просвещение. Во главе министерства народного образования поставили епископа Фрейсину.

Кризис, переживаемый Францией 20-х годов, не мог не сказаться и на уровне народного просвещения. Сократилось число коллежей и лицеев. Около половины сельских коммун не имели даже начальной школы. Из каждой сотни призывников только 42 умели читать.

Из школьных программ изымались целые разделы и эпохи. Воспитанникам иезуитских коллежей и монастырских пансионов избегали сообщать историю французской революции, факт свержения монархии обходили молчанием. А «господина Буонапарте» называли «генералиссимусом войск его величества Людовика XVIII» (?!). Орлеанский университет полагал, что от студентов нельзя требовать ничего более, как подготовки к преподаванию чтения и письма.

Маленькое селение в двенадцать или пятнадцать дворов не всегда могло прокормить учителя. Жалованье последнего было настолько ничтожно, что, для того чтобы прожить, он вынужден был заниматься каким-нибудь ремеслом или прибегать к милостыне. Интересны материалы анкетирования, проведенного по предписанию крупнейшего буржуазного историка того времени Франсуа Гизо; в них, в частности, говорилось, что «наставник часто был в коммунах на равном счету с нищими и при выборе между ним и пастухом преимущество было на стороне пастуха». Должности школьного учителя чаще всего добивались старые солдаты, калеки или больные, не способные ни к какому труду. Вот они – учителя строя Цивилизации!

В одной из тетрадей Фурье сохранилась запись: «…они ухитрялись занять последнее место в этом обществе, где они заняты ремеслом каторжников, жалко оплачиваемых к гнущихся под всякого рода ярмом. Священник впадает в то же бедствие… масса кюре и викариев прозябает в состоянии, близком к обнищанию…»

Составляя картотеку «кандидатов», Фурье отнес учителя и кюре к той категории общества, которую следует привлечь к организации опытного фаланстера с социетарным режимом.

«Нет проблемы, которая была бы связана с таким множеством ошибок, как проблема народного просвещения и его методов», – писал Фурье еще в «Трактате об ассоциации». В современной школе, когда теория господствует над практикой, обучение вызывает отвращение. Учителя вынуждены прибегать к наказаниям.

Итак, развитие детей в обществе «цивилизованных», по оловам Фурье, никоим образом нельзя признать нормальным. Дети богачей хорошо питаются и хорошо ухожены, но они слабее физически полунагих деревенских ребят, которые едят черный хлеб и целый день предоставлены самим себе. Все современные системы воспитания губят детей. И дома и в свете ребенку состоятельных родителей прививают самые разнообразные, противоречащие друг другу наклонности, которые совершенно стирают следы первоначального воспитания.

Как только 16-летний молодой человек вступит в свет, родственники, соседи, слуги приучают его смеяться над теми самыми правилами, которые внушались ему прежде, и советуют не обращать внимания на требования морали, не позволяющей предаваться наслаждениям. Затем молодой человек начинает развлекаться любовными похождениями; пресытившись ими, он старается тем или иным путем удовлетворить свое честолюбие. Как нелепо со стороны современных педагогов прививать своим воспитанникам такие взгляды, которые свет старается перевернуть вверх дном, лишь только юноша вступит в него!

По словам Фурье, мораль строя Цивилизации играет в воспитании роль невежественного лекаря, который дает пагубные советы, не считаясь с состоянием больного.

И вот плоды подобной морали: в современном обществе трудно встретить такого целомудренного юношу, который, следуя строгим требованиям нравственности, не воспользовался бы случаем совершить прелюбодеяние. А если такой и найдется, то для окружающих он объект насмешек, точно так же, как свет насмехался бы над финансистом, который не присвоил бы чужую собственность при удобном случае.

Еще в «Трактате об ассоциации» Фурье отмечал, что методы и приемы современного Боепитания постоянно находятся в состоянии борьбы между собой. Наставники и педагоги осуществляют догматическое воспитание, родители прививают алчность, сверстники укрепляют мятежное отношение к обществу, а прислуга учит изворотливости. Фурье протестует против существующего принципа преемственности в воспитании. В семье это сводится к стремлению отца привить детям свои недостатки: «Прокурор, купец дают своим детям в качестве образца человека наиболее хитрого; отец-еврей расхваливает наиболее раболепствующего; пьяница восхищается теми, кто здорово пьет; игрок приучает детей любить игру…»

Воспитание при строе Цивилизации отделяет ребенка богатых родителей от производительного труда, делает труд ненавистным, подстрекает детей к разрушениям. Это наиболее пагубный недостаток буржуазного воспитания. А ведь, по наблюдениям Фурье, дети уже с 2–3 лет склонны трудиться. И это их призвание нужно развивать.

Необходима полная перестройка всей системы воспитания, «великая задача воспитания должна заключаться в том, чтобы из людей с задатками Нерона, Тиберия, Людовика XI воспитать таких полезных деятелей, как, например, Тит, Марк Аврелий, Генрих IV». Нерона, который «прославился» на века, убив мать, жену, своих воспитателей (философа Сенеку и военачальника Бура), которому обязан пожарами Древний Рим, – этого самого Нерона воспитание в обществе Гармонии сделало бы воплощением добродетели.

Обеспечить воспитание «без различия пола, класса, национальности» возможно только в строе Гармонии за счет общественных средств. Весь процесс обучения Фурье разделил на несколько фаз: воспитание до 2 лет он рассматривает как период подготовительный. Затем следуют раннее детство – до 4 с половиной лет; среднее – до 9, старшее детство – до 15 с половиной лет. В 20 лет воспитание кончается. В свою очередь, различные возрасты детей он делит на хоры и трибы. Всего 32 хора. Каждому свое название: «грудные» и «куколки», «живчики» и «шалуны», «херувимы», «серафимы», «лицеисты», «гимназисты», «юноши» и т. п.

Сразу после рождения дети размещаются в обширных благоустроенных зданиях. Матери их только вскармливают, а уход поручается няням. Это ясли. Дети в них содержатся бесплатно. Как только ребенку минет б месяцев, няни будут стараться пробуждать у него различные чувства: дети будут слушать музыку, пение, смотреть красивые картинки, забавляться изящными игрушками.

Через 21 месяц (Фурье любит точность!) из класса «малюток» ребенка переводят в класс «шалунов», и уже во втором периоде воспитания он начнет изучать ремесла. Маленький гармониец будет постоянно занят полезным делом. С переходом в армию «херувимов» за ним перестанут наблюдать и руководить им. Он самостоятельно ищет применение своим способностям в различных делах фаланги.

Первые воспитательницы должны сами быть высоко развиты и образованны, обладать богатыми знаниями во всех областях науки, не говоря о необходимости для этой деятельности природного ума и педагогического призвания. Фурье называет их «няни» (на французском языке это «bonne» – добрая), и такими именно – добрыми и совершенными – должны быть эти женщины. Дети в фаланстере распределяются по различным сериям, сообразно их характеру и темпераменту, который обнаруживается сразу после рождения. Так образуется серия «спокойных» детей, «строптивых» и «разрушителей», или «чертенят». Няни, которые несут свою службу и днем я ночью, работают, как это введено во всех фаланстерах, по 1,5–2 часа.

Серия нянь и их помощниц не только получает крупную долю при распределении доходов, но и пользуется большими почестями: на празднествах им отводят видные места. Воспитание лишь выиграет, если наставники сами будут подбирать себе детей. «Каждый наставник при выборе ребенка следует своим симпатиям; ни один из них не взял бы на себя, как это делается при строе Цивилизации, кучу беспорядочно подобранных детей». Здесь также необходимо соблюдать принцип взаимного притяжения – дети сами выбирают себе наставников.

Первоочередным условием в решении всех задач воспитания Фурье считает необходимость дать с колыбели всем естественным склонностям ребенка полную свободу развития. Если развить в каждом ребенке его склонности, то даже «богатые пристрастились бы к различным, весьма демократическим ремеслам». Ведь увлекался же «Людовик XIV слесарным ремеслом, один из испанских инфантов предпочитал сапожное ремесло, один из датских королей забавлялся выделкой шприцев; неаполитанский король продавал на базаре рыбу собственного улова».

Но склонности будут отчетливо проявляться лишь к 10 годам, а иные – к 15. Поэтому многое зависит от наставников, которые будут обнаруживать и развивать способности ребенка. Фурье выделяет господствующие склонности у детей, на которые наставники должны обратить особое внимание: любознательность, интерес к шумным работам, страсть к подражанию, преклонение перед сильными.

Огромную роль Фурье отводит на первоначальных стадиях воспитания игрушкам. Красочные, самых разных размеров, они будут служить делу обучения и воспитания. Если дали ребенку барабан, то только для того, чтоб произвести малыша в барабанщики. Деревянная собака послужит ему для того, чтобы научиться запрягать живую в маленькую тележку и возить овощи из огородного центра. На протяжении нескольких дней ребенок будет связывать в пучки игрушечные редиски, а когда освоит этот процесс, то его, нарядного, украшенного султанами, примут в группу малышей для уборки овощей, в разряд новичков-кандидатов.

Все знают, как дети любят украшать себя, наряжаться. Эту страсть Фурье предлагает удовлетворить, награждая ребят за успехи красивой форменной одеждой, знаменами, игрушечным оружием, устраивая для них помпезные парады.

Чтобы стимулировать процесс обучения, наставники будут использовать страсть детей к знакам отличия и званиям. Трехлетний малыш будет иметь десятка два званий и знаков отличия (меценат группы спичек, бакалавр лущения, неофит группы резеды и др.).

Переход ребенка от одной ступени к другой сопровождается строгими испытаниями. Кроме того, что он должен показать свои знания и умения, он предъявляет ряд дипломов (мецената по пяти группам, бакалавра по семи группам, неофита по девяти группам).

Малышка, демонстрируя свое музыкальное и хореографическое мастерство, кроме этого, должна будет вымыть, не разбив ни одной, 120 тарелок за полчаса, очистить полквинты яблок, не срезав больше указанного веса, в заданное время, в срок отсортировать крупы, уметь быстро развести и потушить огонь.

Фурье выделяет в психологии ребенка преобладающую страсть – страсть к подражанию, которая будет развиваться благодаря похвалам со стороны старших. Дети будут стремиться к обществу более сильных и ловких. А чтобы правильно направить эту страсть, нужно привести ребенка в мастерскую, где он в компании сверстников научится выполнять то же, что и старшие. Ребята будут считать за честь участие в играх и занятиях со старшими.

Двухлетний ребенок сам выбирает себе руководителя из старших ребят. Только таким путем можно будет исправить пороки отцовского воспитания. У четырехлетнего будет учителем восьмилетний, у восьмилетнего – десятилетний, у двенадцатилетнего – пятнадцатилетний.

Метод взаимного обучения не был оригинальной идеей Фурье, этот метод пользовался популярностью в то время не только во Франции. Пресса Европы широко освещала опыт швейцарского педагога Песталоцци, который в сиротском доме в Станце поражал всех своими методами обучения и воспитания. Фурье познакомился с описанием его педагогической системы, увлекся его идеей наглядности, но в «Новом мире», говоря о методах воспитания «цивилизованных», он в то же время резко критикует Песталоцци, так как «тот губит страсти, которые особенно необходимо развивать у детей…».