Текст книги "Фурье"

Автор книги: Юлия Василькова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава VI

В ДЕРЕВНЕ

Тяжелые годы Реставрации Фурье провел в деревне Толлисье в пограничном со Швейцарией округе Бюже. Он поселился у племянниц, приехав туда сразу же после падения власти бонапартистов, и, прожив недолго, перебрался к младшей сестре Рюба, в окружной центр – городок Беллэ. Однако вскоре, поссорившись с родственниками, уехал. Разрыв удручал, но, рано став самостоятельным, он разучился смиряться с вторжением в его дела, с постоянными советами «неудачнику», которые выводили его из равновесия. С облегчением сел за стол, когда наконец-то оказался вновь один, устроив по своему, привычному ему только порядку маленькую квартирку, заваленную пачками рукописей, грудами газет и журналов.

Работа над «Новым миром любви» подходила к концу «Он окончил ее в 1813 году, но в течение 150 лет рукопись останется неопубликованной. По «моральным» соображениям ученики будут ее тщательно скрывать, хотя отдельные разделы выйдут как самостоятельные статьи. Еще одну книгу – «Трактат о домашней и земледельческой ассоциации» – Фурье задумал задолго до окончания «Нового мира любви», а писал обе почти одновременно. В эти годы и произошло окончательное оформление системы Фурье.

«Трактат» должен был быть первой из девяти задуманных книг. На нее Фурье больше всего возлагал надежд, рассчитывая здесь дать все практические советы по организации опытной ассоциации. Как всегда, трудно было ему сдерживать себя от отступлений и подробного описания второстепенных проблем. Подсчеты, чертежи, таблицы занимали не только много времени, но и уводили мечтателя от главного…

Старался как можно убедительнее рассказать о необыкновенном взаимодействии страстей, серий, групп. Чтобы обосновать свои подсчеты, привлекал на помощь самые различные математические выкладки. Может быть, этот прием сделает «открытие» более убедительным?..

Здесь же, отвлекшись от описания ассоциации, Фурье вновь пишет о свободе любви, основных принципах воспитания гармонийцев, пороках буржуазного брака и положении женщины в обществе Гармонии. Что поделать, он не в силах побороть страсть к повторению.

Перечитывая написанное, на полях пометил: «Реставрация. Бедствия народа. Возврат Франции к порядку, который существовал до революции, – невозможен».

Эмиграция вернула себе все, что хотела: ренту, дворцы, слуг. Казалось, что аристократы напоказ наслаждались жизнью. Парикмахерские заведения уповали на возврат к старой моде. Напудренными париками и взбитыми локонами они старались убедить всех вокруг, что никакой революции и никакого Наполеона в истории Франции не существовало. Окна кафе на парижских бульварах были размалеваны геральдическими лилиями. Свора эмигрантов, вернувшаяся с Бурбонами, хотела забыть все, что было в эти двадцать лет. Однако вскоре аристократы должны были убедиться, что все, что было создано в эпоху революции, Консульства и империи Наполеона, сломать нереально.

Большинство помещиков, убедившись, что прежние порядки не вернутся, вынуждены были применять иные способы хозяйствования. Они, как и землевладельцы-буржуа, дробили свои владения и сдавали их в аренду мелкими участками. Крестьяне покрывали расходы по своему хозяйству только за счет чрезмерного труда или самоограничений. Если же год выдавался неурожайным, им ничего не оставалось, как сокращать расходы на обработку земли. В результате Франция оставалась страной мелкой земельной собственности с отсталыми методами обработки земли.

Обласканные в свое время Наполеоном, крестьяне, стараясь избежать положения поденщика, брали у ростовщиков займы из 100 процентов. И нужно было послушать их «душераздирающие признания, чтобы составить себе представление об этих долгах», – писали газеты. Крестьяне голодали, заразные болезни распространялись настолько быстро, что в некоторых деревнях заболевали сразу сотни людей.

«Резня 1815–1816 годов» – «белый террор», злобные расправы и самосуд над всеми, кто не хотел возвращения Бурбонов, вселяли ужас.

После окончания наполеоновских войн, в условиях мирной обстановки быстрыми темпами стала развиваться французская промышленность. Внедрение новой техники и машин способствовало росту производства. С расцветом капиталистического производства росли богатства господствовавших классов. В то же время в результате конкуренции разорялись мелкая городская буржуазия, владельцы небольших лавочек, коммерсанты и ремесленники.

Катастрофическим было положение рабочих крупных городов. Промышленные кризисы начиная с 1811 года создали в стране большую армию безработных. Только в Лионе за три месяца 1816 года вчетверо сократилось число действующих ткацких станков. Тюрьмы были заполнены недовольными политикой правительства, а конфискации и казни бонапартистов заставляли и рабочих уходить из городов. Голод, разразившийся в 1816 году, поверг страну в уныние. Вздорожавшие продукты были недоступны народу. Бродяжничество стало массовым явлением. На дорогах появились тысячи бездомных детей, собирающих милостыню.

Толпы охваченных ненавистью рабочих громили амбары богатых фермеров или помещиков. Пять дней правительственные войска усмиряли мятеж в Тулузе, а в департаменте Сены и Марны заговорщики подговаривали жителей окрестных городов и сел отправиться в Париж, где намеревались захватить власть, провозгласить право на труд, а также установить доступные беднякам цены на хлеб.

Тяжелое положение страны усугублялось еще и тем, что после Ватерлоо по условиям II Парижского мира Франция была оккупирована 150-тысячным корпусом союзников.

Газеты писали, что в Париже принимались меры – создавались дома благотворительности, где безработный мог получить работу и пропитание при непременном условии проживать в этом доме и подчиняться полувоенной дисциплине. Но эти попытки как-то облегчить участь несчастных не изменяли кризисного положения в стране. Стараясь спасти положение, правительство Реставрации выпускало один за другим внутренние займы. Фурье писал, что эти меры не спасут бедноты, система займов только разоряет страну, сельскохозяйственные отрасли по-прежнему находятся в совершенно диком состоянии.

Живя в деревне, Фурье не меняет своих устоявшихся привычек. Ранние утренние часы посвящены просмотру почты. Синяя блуза и черное кепи с красным кантом почтальона стали сигналом перерыва в работе. Шарль с удовольствием обменивался с ним новостями, которые, как правило, раньше всех стекаются к служащим почтовой конторы.

Затем внимательнейшим образом просматривал «Французский вестник» и «Кровавую монахиню» – так в либеральных кругах прозвали газету «Ежедневник», воспевавшую незыблемость трона и алтаря…

Об официальных правительственных событиях сообщала газета «Монитёр»… Сатирический журнал, «Желтый карлик», закрытый два года назад, преобразился в «Зеркала»… Нельзя было не заметить, что по формату газеты стали совсем маленькими. И хотя формат был ограничен, зато изо всех сил рекламировалась «свобода печати».

Журналисты свободно оскорбляли изгнанников 1815 года: художник Давид уже не был талантлив, а Лазар Карно, «знаменитый организатор побед» и крупный математик века, не был честен… Французский институт вычеркнул из своих списков академика Наполеона Бонапарта… Авантюрист Матюрен Брюно, выдававший себя за принца Наваррского (Людовика XVII), сослан на каторгу…

После шумного Лиона и утомительных поездок уединение в деревне нравилось. Размеренный ритм жизни крестьян нарушали только ярмарки. К ним задолго готовились, а из Парижа, бывало, заезжали даже фокусники и возводили свои балаганы в центре ярмарочной площади. В эти дни постоялый двор и кабаки наводнял люд со всей округи.

Фурье любил наблюдать, как в ярмарочный день с раннего утра все дороги заполняли крестьяне. Кто вел на веревке корову, кто теленка, кто нес на руках широкие корзины, из которых торчали головы уток или гусей. Что-то получат эти труженики сегодня за свой товар, какой оптовый торговец наживется? Сколько еще крестьянского труда пропадает из-за индивидуального ведения хозяйства?

Вот она, французская деревня, – беспорядочный хаос домишек, превосходящих друг друга грязью и бесформенностью. Фурье старался вникнуть во все заботы крестьянского двора: как засеваются поля и хранится урожай, как дорого это обходится одной семье и какой инвентарь нужнее всего в хозяйстве…

Он мог часами дотошно расспрашивать, как сделать деталь какого-либо предмета, а главное, как изготовить ее дешевле. Фурье видел, что у многих крестьян даже нет тачек и они перевозят навоз на собственном горбу. Нет у них и свечей, и они жгут смолистую лучину или обрывки из веревок, пропитанные древесной смолой.

Крестьяне не умеют содержать свои погреба: вино портится из-за тысячи разных причин, которые будут исключены, если они объединятся в ассоциации. Они не умеют строить хорошие конюшни и стойла. В ассоциации же у них будет возможность содержать не только жилища, но и поля и конюшни в идеальной чистоте. Можно даже сказать, что «ослам при строе Гармонии будет лучше жить, чем крестьянам прекрасной Франции».

До процветания нынешней французской деревне ой как далеко! И можно только поражаться, что «стихотворец Делиль, широко пользуясь предоставленным поэтам правом обмана, уверял нас, что полевые работы – место сладостных утех».

Чем можно наслаждаться, если труд крестьян в сельском хозяйстве убог, а тощий огороженный участок земли не дает пищи ни уму, ни сердцу? В нем работают только из необходимости, из-за того, чтобы добыть несколько скверных кочанов капусты и тем спасти от голодной смерти свою семью. После тяжелой дневной работы каждой семье приходится еще оберегать свой огород от соседей, всегда готовых украсть чужую капусту… Как далеки эти картины сельскохозяйственного быта от мечтаний поэтов, которые рисуют нам Дафниса и Хлою с посохами в руках и нежными овечками у ног!

Неужели крестьяне не задумывались о затратах, которых требуют меры предосторожности против воров? Три сотни сельских семей возводят сотни стен и оград, навешивают замки, засовы, тратятся на собак, стерегущих хозяйское добро днем и ночью. Эти бесполезные вещи и существа не потребуются в ассоциации, так как вору невозможно будет воспользоваться краденым, за исключением денег; к тому же среди людей, живущих в достатке, с развитым чувством порядочности, неоткуда взяться вору. Даже дети, всегда ворующие фрукты, не прикоснутся при социетарном устройстве к чужому яблоку.

Прежде чем приступить к окончательному изложению уже подготовленного материала, Фурье дважды подчеркнул тщательно выведенный заголовок: «Экономия от совместного ведения хозяйства». Необходимо убедить французов, что только такая организация хозяйства приведет к изобилию.

В обществе «цивилизованных» смерть человека неумолимо прерывает все его начинания. В то же время в ассоциации в случае смерти одного на его место тут же встанет другой. Крестьянин, который ведет свое хозяйство в одиночку, не в состоянии купить машины для обработки земли. В ассоциации же применение техники будет массовым. Над коллективным хозяйством не будет висеть постоянная угроза разорения вследствие конкуренции, не будет простоев производства, так как не будет недостатка в снабжении сырьем.

Фурье отмечает, что в обществе «цивилизованных» от постоянных противоречий между индивидуальными и коллективными интересами портится даже природа. Если где-нибудь в округе уничтожают леса, то окрестные крестьяне взирают на это с полной беззаботностью. Они даже радуются убыткам монсеньора… Если буря повредила посевы богатого соседа, то все остальные бедные селяне в большинстве случаев потирают себе руки с открытым ликованием… В Гармонии же все будут заинтересованы в успехе и процветании ближнего, так как каждый будет страдать от малейшего ущерба, понесенного всеми остальными. Не будет хозяев и наемных, все будут одинаково заинтересованы в успехе, и между всеми установится взаимное доброжелательство.

«О ЛАКОМСТВАХ ДЛЯ НАРОДА»

Фурье видел, как в селах страдают от голода и жажды эти сгорбленные труженики и как скудна их пища. Нередко в полдень они могут съесть только корку хлеба и запить ее стаканом воды. Так утолив голод, они с необыкновенным упорством, чтобы прокормить детей, от зари до зари обрабатывают свой клочок земли. А поздно вечером возле миски с жидкой картофельной похлебкой за деревянным столом собирается семья в 8–10 человек, Кусок говядины они съедают только по воскресным дням.

Надо бы знать, чем питается французский крестьянин даже в провинциях наиболее плодородных. 8 миллионов французов не едят хлеба, а кормятся каштанами и подобными вещами, 20 миллионов не пьют вина, хотя из-за чрезмерного изобилия целые сборы винограда приходится бросать в помойные ямы. Они пекут хлеб так редко, что-потом вынуждены его разрубать топором и целые сутки размачивать в воде, чтобы можно было есть.

Система питания у «цивилизованных» покоится обычно на одном каком-либо основном продукте: в Европе – на хлебе, в Азии – на рисе, в Мексике – на маисе, на Антильских островах – на маниоке. И если неурожай хлеба – то голод в Европе, а неурожай риса – голод во всей Азии. Фурье возмущен философами, которые претендуют на решение великих вопросов, а не умеют решить простейшего – питания народа. Он обращается к современным моралистам, которые по недопониманию ни на одну страсть не смотрят так плохо, как на страсть к вкусным и изысканным блюдам. «Но зачем, – спрашивает он, – было угодно Богу наградить всех без исключения таким пороком?.. Известно, что солдаты, подвергаясь риску смертной казни, устраивали бунты, если их кормили плохо. Дикари готовы продать за бутылку водки своих жен и дочерей, а за флакон ликеру самих себя. Если Бог наделил людей этой всеобщей страстью, то, очевидно, он имел в виду отвести ей важную роль в механизме общественного строя».

Вопреки этому «цивилизованные» устроили себе общество так, что чем человек больше трудится, тем меньше ест. Хорошо и вкусно питаются лишь праздные люди, Фурье уверяет, что питание «цивилизованных» становится все хуже только потому, что эта наука у них находится в загоне. «В Париже, – говорит он, – только несколько тысяч человек питаются вполне гастрономически; остальные сотни тысяч не получают даже сносного супа; то, что у них подается под названием бульона, – варево из несвежей воды и прогорклого жира или сала».

Вот где еще расцвет мошенничества и обмана! Если же хорошая и вкусная пища будет наградой за труд, если она станет наслаждением и будет укреплять здоровье, «тогда все люди объединятся для производительной деятельности во имя гастрономии, которая всегда будет лежать в основе всех человеческих стремлений. Таким образом, – парадоксально и с вызовом заключает Фурье, – если желают воздвигнуть прочный общественный строй, то в основу его следует положить гастрономию».

Далее он с увлечением расписывает, как с помощью энтузиазма поварской серии, превосходных качеств приправ, разнообразия блюд, изобилия продуктов можно достигнуть того, что обед богатого будет состоять из 30 блюд, и даже бедняки могут рассчитывать на 10, то есть «стол бедняка будет сервирован лучше, чем стол королей в наши дни». Мясо, рыба, птица будут приготовляться в самых разнообразных видах и с необыкновенной утонченностью. Самыми дешевыми продуктами станут сахарные кремы, варенья, лимонады. Непрерывное движение, труд и хороший аппетит гармонийцев потребуют большого количества пищи. И они питаются пять раз в день, пища быстро переваривается ввиду тонкости блюд и искусства их комбинировать.

Прекрасное питание будет способствовать росту и долголетию гармонийцев. В теории страстей Фурье назовет наслаждение желудка одним из основных. «Гастрономии», которая станет краеугольным камнем социальной Гармонии, он отдаст право управлять производством, пробуждать и уточнять эстетические чувства, возродить поэзию, распространить просвещение. Он напишет, что «гастрономическая страсть явится одной из важнейших пружин; она будет главным звеном, связующим индустриальные серии, она будет душой интриги, стимулом всякой плодотворной деятельности».

На столе гармонийцев излюбленными блюдами будут куры, яйца и рыба. Фурье подсчитывает, что если бы «цивилизованные» разводили и ловили рыбу правильно, если бы следили, чтобы ее оставалось нужное число для размножения, то ее можно было бы вылавливать в 20 раз больше.

Дичь приносит пользу человеку – уничтожает насекомых, украшает деревни, но сейчас охотники, кажется, забыли об этом. Они убивают всех птиц, которые поедают червей, и крестьяне жалуются, что посевы отданы на съедение гусеницам. В будущем охотой станут заниматься меньше, соответственно увеличится количество дичи.

Гармонийцы ограничат потребление хлеба, продукта наименее питательного, но требующего громадных затрат труда. Они будут на всем земном шаре разводить скот и птицу, устраивать пастбища, питомники садов и сократят площади посева хлеба.

Поистине гурманство станет для гармонийцев источником мудрости, просвещения. Эта страсть при строе Гармонии будет главной движущей силой равновесия страстей, важнейшим стимулом развития промышленной деятельности людей.

Чтобы превратить эту страсть из порока в добродетель, нужно начать с привлечения к чревоугодию… женщин. Ведь мы знаем, что они противницы этой страсти. А привлечь их можно будет только путем организации содержательных трапез. Мужчин и детей увлечь нетрудно, их не придется уговаривать. Зато женщины предпочитают не столько трапезу, сколько интересных сотрапезников. Поэтому следует учитывать не только подбор полов за столом, но и подбор обслуживающего персонала. Если за столом женщин будут красивые юноши, интересные собеседники, то и женщины в конце концов предадутся чревоугодию. Такой обед будет длиться час и сопровождаться интересной беседой, исключающей грубый и быстрый процесс еды, и не поведет к злоупотреблению и обжорству, которые можно наблюдать на скучных обедах «цивилизованных», где и в высшем свете, и у простонародья званый обед или ужин кончается общим объеданием или перепоем.

Конечно, «наука о гастрономии» – одна из самых дразнящих, провоцирующих на усмешку фантазий Фурье, но в ее парадоксах нетрудно уловить агитационную установку автора, который стремился привлечь к выгоде создания опытной ассоциации внимание расцветающей французской буржуазии, а для нее, как известно, гастрономическая страсть была едва ли не единственным смыслом жизни.

ЖЮСТ МЮИРОН

Несмотря на неуспех «Теории четырех движений», книга все же не осталась без внимания. Ее появление сыграло огромную роль и в дальнейшей литературной деятельности самого Фурье, и в распространении его идей.

В 1814 году «Теорию четырех движений» прочел чиновник Безансонского местного ведомства Жюст Мюирон. Глубоко просвещенный, энергичный, умный человек, он был поражен новизной и смелостью выводов. Книга захватила его, и Мюирон начинал настойчиво искать автора. Сделать это было нелегко, так как в книге, как мы помним, упоминалось об авторе только то, что это «Шарль из Лиона». Жюст Мюирон лишь через два года установил личность и адрес автора и обратился к Фурье с письмом.

Появление первого единомышленника придало сил лионскому мечтателю. Это была уже настоящая моральная поддержка – появилась уверенность, что его «открытие» будет наконец признано. С ответом Фурье спешил. В первом огромном письме он поделился планами издания новой книги. Так началась переписка.

В письме из Беллэ от 16 февраля 1817 года Фурье уже спорит:

«…Вы говорите мне о способах примирить мою теорию с теориями разных сект, не компрометируя их доктрины. Все эти споры несущественны. Отбросьте форму и посмотрите результаты. Чего достигла их наука за 3 тысячи лет? Бедность, мошенничество, подавление и резня. Поэтому, если я примирюсь с этой доктриной, я дам те же результаты. Из этого не выйдет ничего…»

28 октября 1817 года сообщает:

«Трактат об ассоциации» подвигается медленно. Я только на 9-й главе из 39…» И второе письмо в этот же день: «Я понял, почему «Трактат» подвигается медленно. Я потерял 10 месяцев на неправильно составленный план. Некоторые проблемы мной решены, и я рассчитываю через два года окончить свой труд…»

Через три дня снова подробное письмо Мюирону с сообщением, что работа над рукописью подвигается быстрее: «…я каждый день раскрываю новые красоты, и все блестяще увязывается с «единством системы». Теперь я могу сказать, что моя теория была в зародыше, когда я опубликовал «Проспект». Эта теория, если мне удастся привести ее в добрый порядок, как я надеюсь, непременно произведет сенсацию, не из-за изложения, а из-за великолепия сюжета…»

«Беллэ, 20 февраля 1818 г.

Месье, я опоздал с ответом на Ваше письмо, я отложил его с 3 другими. Я не мог отвлечься от захватывающей меня проблемы. Прежде чем ответить на Ваши вопросы, я скажу, что не разделяю Вашей идеи опубликовать последовательно 4 мои тома. Если полки посылаю* в битву один за другим, то они не достигают победы, Этот метод хорош для компиляций, но не для новых идей, которые должны нанести удар и представить сразу всю мою доктрину. Я не премину посмотреть книги, которые Вы мне рекомендуете. Правда, я испробовал эти проверки на некоторых работах и не извлек из этого ничего, Вполне возможно, что Моисей изрек случайно великие истины, Пифагор предугадал системы Ньютона и Линнея. «Я не буду удивлен, что он кое-что предсказывал и из моих».

В том же 1818 году Мюирон приехал в Беллэ. Они провели вместе несколько месяцев. Их беседы и споры часто затягивались за полночь. Мюирон был с детства глух, и поэтому, сидя за одним столом, они разговаривали при помощи записок. Чиновник из родного Безансона стал учеником Фурье – первым его учеником.

Их обширная переписка послужит впоследствии исследователям большим подспорьем для знакомства с мировоззрением утописта. Письма Фурье поражают безукоризненно правильным почерком, каждая буква, особенно прописные, тщательно выведена и украшена завитушками, как будто автор готовил сочинение на конкурс каллиграфии.

Эта встреча помогла ускорить издание «Трактата»! Мюирон предложил свои средства, обещая с помощью друзей опубликовать рукопись. Он торопил Фурье, но скорого окончания работы не предвиделось. Каждое письмо к Мюирону было откровением Фурье.

«Беллэ, 3 апреля 1819 года.

Вы хотите знать новости о моей работе. В течение 10 недель я сделал важную часть работы, а именно написал об организации опытов… Я понял, что можно начать с 300 человек, чтобы применить простые варианты серий. Число 200 или даже 250 для этого неприемлемо…»

«11 мая 1819 года.

Я открыл в день святой пятницы равновесие простой ассоциации. Я нашел ее менее изящной, но на самом дела более экономичной, чем сложная ассоциация…»

«17 сентября 1820 года.

…Все науки страдают одной ошибкой, пренебрегая основным предметом – домашней индустрией. Мы имеем цепь взаимосвязей, и путь ознакомления нужно начинать с алфавита, с первой ступени, которой является искусство использовать домашнюю индустрию…»

В 1820 году Фурье выехал в Безансон, чтобы обговорить с Мюироном все вопросы издания рукописи, работа над которой подходила к концу.

Поездка в Безансон взволновала его. Сколько лет не был он в этих местах! Поднимала настроение великолепная дорога: белые домики с островерхими крышами из красной черепицы растянулись по склонам холмов, из каждой лощинки поднимались каштаны.

Обширный амфитеатр громадных и совершенно непохожих друг на друга очертаниями гор, казалось, сопровождал его до самого города, кое-где на склонах виднелись еще остатки рыцарских замков.

Еще издалека увидел черные стены безансонской крепости, вскоре показались и дома, сложенные из прекрасного тесаного камня. Волновали не только воспоминания детства, но и то, что это был для него самый красивый город Франции.

На второй день Мюирон представил Фурье безансонскому обществу. Это был зародыш первого кружка фурьеристов, который создали Мюирон и Кларисса Вигурэ. Обладая блестящим литературным талантом, эта женщина сделала впоследствии немало для распространения идей Фурье. В ее доме познакомится с фурьеризмом семнадцатилетний юноша, студент Безансонского лицея Виктор Консидеран. Он женится впоследствии на дочери Клариссы Вигурэ.

Переехав в Париж и поступив там в Политехническую школу, Виктор Консидеран часто встречался с Фурье. Не прекратилась их переписка, когда Консидеран после окончания школы отбыл в город Мец, где он пропагандировал идеи Фурье среди друзей-военных. Он остался до конца жизни верным фурьеристом, даже когда был произведен в звание капитана инженерного корпуса и избран членом Сенского генерального совета и депутатом.

То, что из небольшого безансонского кружка возникла школа фурьеристов, было, пожалуй, не таким уж неожиданным явлением для Франции 20-х годов. В период второй Реставрации, в атмосфере обострения классовых противоречий, промышленного, финансового и политического кризиса, усилилась идеологическая борьба. Сторонники монархии и аристократии стремились утвердить свое господство. Они ратовали за неограниченную власть короля и обуздание наук. Их ненависть к революции выливалась в стремление любыми путями не допустить господства буржуазии. Однако предотвратить ход исторического развития им было не под силу. Франция хотя и медленно, но шла по пути развития капиталистического производства.

На этом этапе политической борьбы буржуазия выступает в новой роли. Она уже не идет вместе с народными массами против существующего строя. Она мечтает получить власть не революционным путем, а путем компромисса с дворянством. Перед господствующим классом выросла масса голодных, оборванных, бездомных людей, изнемогавших под тяжестью непосильного труда.

Социальный вопрос становится важнейшим вопросом жизни. Он открыто обсуждается в палатах и печати. Широкие слои буржуазии и либерального дворянства опасаются, что реакционная политика правительства снова приведет народные массы к восстанию.

В среде критически настроенной интеллигенции появляются адвокаты и врачи, студенты и художники, офицеры и писатели, которые искренне сочувствуют страданиям народа. Сочувствуют, но не верят в его способности самому встать на свою защиту.

Это был период, когда «капиталистический способ производства, а вместе с ним и противоположность между буржуазией и пролетариатом были еще очень неразвиты». Это было время, когда «пролетариат, едва только выделившийся из общей массы неимущих в качестве зародыша нового класса, еще совершенно неспособный к самостоятельному политическому действию, казался лишь угнетенным, страдающим сословием, помощь которому в лучшем случае, при его неспособности помочь самому себе, могла быть оказана извне, сверху» [19]19
  К. Маркс и Ф. Энгельс.Соч., т. 19, с. 193–194.


[Закрыть].

Все эти группы мыслящих людей доискивались первопричин бедственного положения народа, ратовали за право и справедливость. Отстаивая интересы угнетенного класса, они искали мирных путей разрешения всех социальных проблем. «Мирное настроение этих идеологов, – по определению Г. В. Плеханова, – являлось психологической реакцией против революционных увлечений 1793 г.». Они приходили к выводу, что революция, разрушив старое, не в состоянии была создать новое идеальное общественное устройство.

В поисках путей преобразования существующего общества появляется большое число новых теорий и учений, среди создателей которых оказались и последователи утопического социализма.

Еще в 1818 году началась переписка Фурье с неким Бернаром из Нанта. Сочувствовал идеям своего дяди и сын старшей сестры Шарля Фурье – Изидора Рюба. Это он устроил публикации в одной из газет нескольких статей Фурье.

В те же годы присоединился к кружку богатый меценат Греа из Ретолье. На его средства публиковались сочинения Фурье. Сохранилось одно из писем, в котором он писал учителю: «Не считая Вас самих, быть может, нет никого во Франции, кто настолько бы интересовался Вашей возвышенной целью, как я. Она составляет единственный предмет моих размышлений, моих разговоров. Я говорю об этом решительно со всеми, я становлюсь даже утомительным для тех, кто равнодушен к этой идее…»

В Безансоне Фурье проникается уверенностью, что в своей теории не ошибся, что он не один и со временем человечество признает его «открытие». Еще в Беллэ он задумал совершить из Безансона путешествие в Базель и Женеву, но Мюирон настойчиво отговаривал, торопя с подготовкой к изданию «Трактата». Убеждения друга подействовали, и, возвратившись в Беллэ, Фурье занялся перепиской рукописи. Мюирону писал:

«Беллэ, 10 февраля 1821 года.

Мой дорогой друг!

Я опоздал на неделю с ответом и нарушил Ваше желание поддерживать переписку. Я хочу сообщить, что я вернулся к работе, другие дела уже не отвлекают меня. Я кончаю сегодня корректуру моей первой главы…

С уважением Шарль Ф.»

«7 марта 1821 года.

Мой дорогой друг!

Я получил Ваше письмо и отвечаю в течение двух недель, как договорились. Вы ошибаетесь, что мои отвлечения отнимают у меня много времени. Я не отдаю им ничего… Вы слишком на много рассчитываете, думая, что я могу сделать 10 страниц в день. Я не в состоянии этого сделать. Моя рука с этим не справится. Я делаю 10 страниц своим почерком, но этого мало. Если я увеличиваю дозу, то по ночам у меня болит рука. Я не смогу подготовить рукопись к 10 марта. 450 страниц за 10 дней сделать невозможно…»

«24 марта 1821 года.

…Вот уже несколько дней, как я нашел метод, как ускорить свою работу и не утомлять руку. Работа подвигается…»

«Трактат о домашней и земледельческой ассоциации» вышел из печати во второй половине 1822 года. Друзья отмечали как преимущества книги то, что здесь, как нигде, убедительно сказано о выгодах ассоциации, а критика строя Цивилизации изложена с большей доказательностью, обстоятельно сказано здесь о необходимости двух переходных периодов между строем Цивилизации и Гармонии: период «гарантизма» и «социантизма». Касаясь вопросов социальной философии, Фурье к четырем движениям мироздания добавляет пятое движение – «аромальное», к которому относит электричество, магнетизм, запахи. Второе издание «Трактата» вышло под новым названием – «Теория всеобщего единства». Итак, первая из девяти задуманных книг готова.