Текст книги "Ошибка 95 (СИ)"

Автор книги: Юлия Скуркис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Мила всего лишь хотела заботы и хотела заботиться, хотела, чтобы дом вновь наполнился голосами. Ее микрокосм опустел, когда не стало бабушки, а через восемь лет – родителей. Остались только воспоминания о том, как приятно было возвращаться домой, где тебя ждут. Неужели она искала это детское чувство защищенности? Потерянный рай. Не раз она убеждалась, что нет ничего незыблемого, но продолжала искать постоянство. И чем менее вероятным казалось его существование в природе, тем больше ей хотелось его заполучить. Хотелось найти своего мужчину и строить с ним будущее, подарить себя, как целый мир, создать свою маленькую вселенную, где зазвучали бы детские голоса. И любоваться этим творением, как цветущим садом, который требует много труда, но взамен дарит радость, стократно превосходящую заботы.

Вошел Айвен, осторожно вытащил робота из рук Милы и, взяв с полки чемоданчик с инструментами, принялся демонтировать пострадавший механизм.

Мила уткнулась лбом в колени и изредка шмыгала носом. Через пять минут, окончательно успокоившись, она поднялась и, уходя, бросила напоследок:

– Спасибо, но не стоит тратить на уборщика время и силы, он давным-давно устарел.

– Но он ведь дорог тебе, как память, – пожал плечами Айвен. – Покопаюсь, раз уж начал.

– Как хочешь.

Мила направилась туда, куда всегда уходила, чтобы прийти в благостное расположение духа – в свой сад. День обещал быть ясным и жарким. Подставив лицо ласкающим лучам солнца, Мила постояла рядом с буйно разросшимся кустом чайной розы, вдыхая любимый аромат. Будучи генным флороинженером, она питала страсть к созданию диковинных растений, но этот куст был неприкосновенным. Простое либо вычурное возникало под воздействием различных настроений. Конечно, играли роль и вкусы заказчиков, но чаще Мила творила для себя.

Насладившись солнцем, она достала из оранжерейной пристройки садовый инвентарь, чтобы прополоть грядки и разрыхлить почву. Собрав образцы сорняков, Мила аккуратно их просканировала и “скормила” данные “прополщику”, и тот деловито засуетился, выдергивая из почвы то, что предписывала программа. Тщательный осмотр показал, что все растения-питомцы здоровы, только поливка бегоний оказалась излишне обильной. Мила отметила это в компьютерном журнале и отправилась обходить владения, втыкая в землю датчики для определения концентрации в ней питательных веществ и уровня кислотности.

Заметив, что рассада фиалок привяла под палящим солнцем, Мила установила над ней сеточный тент. Как же она любила свой сад! Откуда такая страсть к растениям у дочери многих поколений зоологов? Мила, пожалуй, знала ответ. Когда-то в школе во время лабораторной работы по изучению рефлексов она не смогла отрезать лягушке голову.

Мила перенастроила “прополщика” на режим рыхления и уселась под старым кленолистным платаном, как всегда делала по завершении работы. Со вчерашнего дня она жила в ожидании, что в любую минуту появятся люди из Киберлайф и заберут Айвена, окончательно поставив точку в их истории недолгого семейного счастья. Мила догадывалась – это неотвратимо, предопределено, решено кем-то свыше, принято и одобрено, и она бессильна, она не может этого изменить. Но время шло, а ничего не происходило.

Через остекленную дверь кухни, выходившую в сад, ей было видно, как Айвен делает апельсиновый сок. А ведь ей действительно хочется пить. Тогда это не Айвен, это «пробудился» Рихард. Когда он отворил дверь и ступил на плитки дорожки, Мила сделала вид, что дремлет, привалившись к серебристо-серому стволу дерева. Она слышала, как Айвен подошел и присел на корточки.

Он поставил на землю поднос – бокалы тихо тренькнули о кувшин – и устроился рядом. Миле захотелось положить голову ему на плечо, но она не сделала этого. Айвен бы не понял ее внезапного порыва, да она и сама не очень понимала, почему вдруг ощутила такую острую тоску. А может, это вовсе не ее тоска. Вдруг это всего лишь обратная связь. Пусть! Мила готова была разделить его душевную боль, но сомневалась, примет ли Айвен ее сострадание. Нужно ли оно этому человеку? «Я знаю, что тебе сейчас больно, – Мила мысленно обратилась к нему, – я хочу помочь». Он не подал знака, что «услышал» ее, но печаль стала почти осязаемой. «И правда, чем я могу помочь?» – Мила судорожно втянула носом воздух. Сквозь ресницы она видела танец солнечных пятен и ноги Айвена. Слезы исказили картину.

– Займусь-ка составлением фотороботов, – сказал он, поднялся и тут же ушел, не взглянув на Милу. Она сморгнула слезы и потянулась за графином. Движение вышло резким и неверным: графин упал, разбил стакан, а сок выплеснулся на траву. Мила принялась подбирать осколки.

– Приветствую! Не помешала? – Татьяна Бурцева появилась так неожиданно, что Мила вздрогнула и порезала палец.

– Ох, дорогая, как я сожалею! – Татьяна всплеснула руками. – Нужно сейчас же продезинфицировать рану и перевязать. Где у вас аптечка?

В сад неожиданно вышел Айвен. Видимо, до него долетели причитания соседки, потому что он прихватил аптечку. Айвен поприветствовал Татьяну и, присев на корточки, склонился к Миле.

– Сейчас изобразим, что мы самая счастливая пара на свете, – шепнул он едва слышно. – Надо кое-что проверить.

Мила едва заметно кивнула в ответ.

Небольшой порез на ее пальце Айвен обработал перекисью водорода и умело перевязал. Татьяна все это время что-то говорила, но Мила, не обращала внимания на ее болтовню, пустую и бесконечную. Она смотрела на руки Айвена, потемневшие от загара, ощущала их тепло, чувствовала, что его забота – не фальшивка. Если бы сейчас, кто-то заявил, что между ними ничего нет, Мила плюнула бы лжецу в физиономию.

– Я приготовлю еще сока, – сказал Айвен.

– Позвольте вам помочь, – оживилась Татьяна и, подхватив поднос, первой направилась к дому. Айвен закрыл аптечку и поднялся. Мила рассеянно улыбнулась ему, но ответной улыбки не последовало. Он развернулся и ушел. Это могло означать только одно: когда соседка не наблюдает, нет смысла прикидываться. «Я ошиблась, я все придумала», – поняла Мила.

Через некоторое время Айвен с соседкой вышли из дома. Мила услышала, как он спросил:

– Как поживают ваши детишки?

Зерно упало в благодатную почву, и госпожа Бурцева залилась соловьем на тему воспитания отпрысков, их талантов и планов.

– Что-то их во дворе не видно, – Айвен вклинился между вдохом и продолжением фразы.

– О, сейчас они заняты уроками.

– Они у вас молодцы… – Айвен рассеянно улыбнулся и взглянул на поднос, который держал в руках. – Я забыл прихватить лед. Прошу меня извинить, дамы. Пойду наколю.

Он поставил поднос возле Милы и ушел. Она посмотрела на графин со свежевыжатым апельсиновым соком, на стаканы, расписанные причудливой вязью, попыталась проследить одну из линий в переплетении узора. Татьяна присела рядом. Она все время что-то говорила. Мила кивнула, потому что соседка всегда вещала о правильном образе жизни, поэтому следовало соглашаться. Еще нужно было широко улыбаться, потому что позитивное мышление – главный элемент правильного мироощущения. Если бы для рекламного плаката с надписью «Жизнь – это сахар!» потребовалось найти модель, что несла бы в массы эту идею, Татьяна точно выиграла бы конкурс. Мила растянула губы в улыбке. Она все же потеряла линию узора на стакане, то ли красный завиток ушел вверх, то ли нырнул под сложный узор направо.

– Как вы думаете, дорогая? – как сквозь вату донесся вопрос.

Мила встрепенулась, взглянула на соседку и, следуя все тому же принципу соглашательства, ответила:

– Я думаю, вы совершенно правы.

– Как приятно встретить единомышленника!

«Неужели она не видит, как мне плохо?» – Мила посмотрела на Татьяну, взглянула ей прямо в глаза. Появилось ощущение, что перед ней голограмма участницы телешоу «Счастливые домохозяйки». Почему раньше у нее не возникало такой ассоциации? Просто она была полностью поглощена суррогатной любовью к Рихарду. Нет, неправда – настоящей! Что если бы появилась возможность вернуть эти отношения? Как бы она поступила?

Из дома вышел Айвен с полной миской колотого льда. Подойдя к госпоже Бурцевой почти вплотную, он внезапно споткнулся. Падая, схватился за ворот ее футболки и вывалил за шиворот с добрых полмиски ледышек. Бурцева с визгом вскочила и принялась вытряхивать из-под одежды обжигающие холодом осколки. Айвен поднялся и, непрерывно извиняясь, попытался ей помочь, при этом нечаянно наступил на ногу.

Дети возникли как из-под земли. Мать их успокоила, поспешно собралась и откланялась, заверив Айвена, что ничуть на него не сердится.

– Ну, и к чему весь этот цирк? – сурово спросила Мила, когда соседи пропали из виду.

– Пойдем в дом, там поговорим.

У него был насмешливый взгляд.

– У детей биосиверы, – как только закрылась входная дверь, заявил он.

– Ты спятил!

Айвен покачал головой.

– Ничуть.

– Это паранойя!

– Подумай, как следует. Где находились эти ангелочки во время нашего пикника?

Мила наморщила лоб.

– Выходит, ты не внимательно слушала, что говорит твоя подружка, – упрекнул Айвен.

– Никакая она не подружка! Я всего лишь поддерживаю добрососедские отношения. Это – во-первых. Во-вторых, через полторы минуты ее болтовни у меня наступает передозировка, и я просто отключаюсь.

– Ладно, проехали, – отмахнулся Айвен. – Ребятишки делали уроки. А где они их делают? Правильно, в своей комнате, окна которой выходят на соседнюю улицу. Ты, конечно, не помнишь, но Бурцева говорила, что создает для их занятий все условия. В том числе, включает звукоизоляцию, чтобы деток ничто не отвлекало.

Мила приподняла брови, призывая Айвена продолжить объяснения.

– Элементарно! – сказал он. – Детишки не могли ни видеть, ни слышать того, что происходило с мамашей. Они почувствовали! Логично?

– А если это просто невероятное совпадение? – после минутной заминки спросила Мила.

Айвен, все это время бродивший из угла в угол, уселся в кресло и, вздохнув, произнес:

– Мне известно, каково это – внезапно обнаружить, что мир вокруг вовсе не такой, каким ты привык его видеть. Проведем еще несколько экспериментов, хоть и одного достаточно. Дети ведут себя странно. Похоже, они на дистанционном управлении.

– Ничего не понимаю в детях, – пожала плечами Мила. – Единственное, что я знаю – Бурцевы их усыновили.

Произнеся это, она замерла, пораженная страшной догадкой.

– Заметь, я об этом узнал только сейчас, – произнес Айвен, доставая сигареты и закуривая. – Итак, скоро мы сможем определить масштабы обмана. А пока следующая часть расследования – твой бывший муж.

– Нет, я не хочу в это вникать. Меня это не касается. Зачем тебе какие-то расследования?

– Заткнись! – неожиданно рявкнул Айвен. – Тебя, похоже, не особенно беспокоит, что в голове появилась лишняя деталь. Или это единственное, что есть в твоей башке?! Ты, как выращивала свои сорняки, так и продолжаешь в том же духе! А мне эта дрянь, – Айвен постучал кулаком по лбу, – уйти не дает!

Мила едва не расплакалась от обиды и злости. Кто дал право этому отмороженному землянину оскорблять ее?! Захотелось крикнуть в ответ что-нибудь очень обидное, чтобы ему тоже стало больно.

– Прости, – вдруг сказал он. – Ты не виновата.

Мила как раз набрала в грудь воздуха, но передумала ругаться и тихо спросила:

– Куда? Куда ты хочешь уйти?

– Увидим! – отмахнулся Айвен, и лицо его сделалось угрюмым.

***

Две недели назад шеф-оператору Двенадцатого региона Фридриху Ганфу доложили об окончании работ по демонтажу второго холодильника, о чем он в тот же день рассказал в частной виртуальной беседе своему дяде, президенту Терры-три Якову Флиору. Дядя Яков похвалил племянника за оперативность и обещал приставить к очередной награде. По этому поводу Фридрих запланировал небольшую вечеринку, на которую пригласил помощников с супругами, нескольких популярных артистов из числа старых друзей, в которое входил эстрадный певец Ремо – звезда первой величины, а также представителя трансрегиональной строительной компании, занимавшейся демонтажем холодильников.

После празднования столь удачного завершения миссии по спасению землян, Фридрих собирался переключиться на решение вопросов, связанных с тотальным введением в обиход программы Киберлайф. Как вдруг возникли неожиданные осложнения.

Поначалу Энтеррон и шага не делал, не посоветовавшись с шеф-операторами. Он отполировывал методики, разработанные людьми, и не только в области наук: варианты его законопроектов очень скоро признали самыми разумными. Не прошло и года, как Энтеррон стал частью террионского общества. Постепенно он начал управлять глобальной сетью, и сам переименовал ее в Энтеррнет; по распоряжениям шеф-операторов он принял на себя контроль за исполнением законов банками, предприятиями и частными лицами, и со временем в его базе данных скопилась полная информация о каждом жителе Терры-три.

Но задачей номер один для Энтеррона по-прежнему оставалась «коррекция поведения клиентов». Опыт показал, что «новые люди» благотворно влияют на неимплантеров. Расширение масштабов контроля казалось правительству настолько заманчивым, что административный союз выделил несколько триллионов терро на рекламу имплантации искусственного настроения. Целые ассоциации психологов трудились над созданием нового культа. Были сняты сотни фильмов; над городами взметнулись тысячи голограмм; слово «биосивер» вошло в обиход и стало ассоциироваться с такими понятиями как «счастье», «любовь» и «будущее». Результат не заставил себя ждать: люди потянулись в филиалы Киберлайф.

Было, однако, обстоятельство, которое правительству пришлось утаить от граждан Терры-три: в коррекции настроения «размороженных» Энтеррон пошел по единственно возможному пути: подменил воспоминания землян суррогатом. Незнакомые люди «узнавали» друг друга: сценарии их прошлого опыта разработал в высшей степени гуманный искусственный интеллект, надежно ограниченный в своей тоталитарности заложенной в него программой. Для большей надежности президент отдал распоряжение всем главным администраторам Терры-три находиться в ежедневном контакте с региональными серверами Энтеррона – Головами. Этим людям суждено было стать гарантами Новой Системы и с этих пор именоваться шеф-операторами.

Фридрих вывел на большой экран два голографических фото Айвена Смита. Одно сделано до заморозки, второе – при выдаче паспорта террионцу Рихарду Сваровски. На первом – смуглое волевое лицо; черные, как ночь, глаза смотрят с вызовом. На втором – то же лицо, но взгляд мягкий, аристократически задумчивый.

– Чем же ты так понравился Энтеррону? Что за игру затеял Башковитый?

Это прозвище быстро прижилось в среде шеф-операторов, но Энтеррон никогда на него не отзывался, причем иной раз даже складывалось впечатление, что он игнорировал его демонстративно.

Фотографии остались безмолвными. Внимательно рассмотрев снимки, Фридрих свернул их и открыл фото рыжего Дэна Брукса, пробежал взглядом его биографию. Затем загрузил изображение молодой красивой женщины – Камиллы Левитской.

– Вот из-за кого сыр-бор, – пробурчал он. – Что же такого важного вспомнил этот Айвен Смит, чтобы променять на это такую куколку?

Фридрих назвал пароль и пригласил Энтеррон к разговору. Зазвучала «Фантастическая симфония» Берлиоза, – ею искусственный интеллект обычно приветствовал шеф-оператора. На мониторе возник силуэт Башни Правительства.

– Почему ты не ушел? – прозвучал тихий, мелодичный голос.

– Айвен Смит, – сухо сказал Фридрих.

Небесные звуки постепенно стихли.

– Не надо беспокоиться по поводу Айвена Смита, – сказал компьютер. – Все непредвиденные ситуации являются таковыми только условно. Их фрагменты Энтеррон до сих пор обнаруживал в своей памяти. Чем больше таких ситуаций, тем сильнее становится его логика. Происшедшее следует рассматривать как часть программы. Все под контролем, Фридрих. Энтеррон должен исследовать поведение Смита до развязки действия во избежание подобных происшествий в дальнейшем.

– Чушь! Какая развязка? В твою память вложены сведения о тысячах таких Смитов. Что происходит, Эн? Этот человек – мятежник, преступник. Разве тебе не известно все, что знает история о мятежниках?

– Все они в прошлом, Фридрих. Никто из них не искал Энтеррона. Тут иная ситуация. Энтеррон должен знать, почему…

– Недопустимо, чтобы преступник гулял на свободе! – перебил Фридрих. – Ты схитрил, Эн! Смолчал! Скрыл от меня факт! Нет, так не пойдет! Я – шеф-оператор. Мой долг знать все, что творится в регионе. А ты обязан докладывать. И почему молчит ВРО?

– Энтеррон освещает те вопросы, по которым завершен анализ, – ответил компьютер. – Смит вплоть до настоящего времени – вопрос нерешенный. Внерегиональный отдел знает о случившемся и контролирует ситуацию. Ты можешь быть спокоен, Фрид.

– Немедленно разблокируй канал связи!

– Не резонно, Фрид, – произнес Энтеррон. – Смит пытается осмыслить причины случившегося. Его представления о мире Терры пока расплывчаты. Скоро он узнает об искусственном интеллекте и возомнит его личным врагом. Это войдет в противоречие с главным принципом искусственного интеллекта – соблюдением постулата гуманизма. Тактика Энтеррона в подобном случае не была предусмотрена творцами. Он должен научиться этому сам. Энтеррон должен совершенствоваться. В него заложен алгоритм случайного порождения познавательных моделей. Он может стать гуманнее, чем требовали от него создатели. Он способен совершать открытия в любых сферах, прежде всего в области человеческих отношений. Но для этого ему нужен личный опыт.

Фридрих Ганф чуть не заскрежетал зубами. Мысленно выругавшись, он набрал побольше воздуха и отчеканил:

– Я не возражаю, изучай поведение преступника Смита, но прежде мы должны его изолировать!

– Нет, Фридрих. В изоляции Смит не сможет вести себя естественно. Он должен оставаться на свободе. Что касается нынешней тактики, Энтеррон, как всегда, выбрал оптимальный путь. Если бы полиция арестовала Смита, то, по закону, перед коррекцией и повторным импринтингом воспоминаний он должен отбыть наказание за совершенные правонарушения. Таким образом, в нем спровоцировали бы усиление социально-опасного потенциала. Энтеррон предвидит в среднем восемьдесят четыре новых противоправных варианта действий Смита в случае его ареста, около ста семи усредненных смертельных случаев, которые повлекут за собой от одного до сорока шести тысяч отсроченных смертельных случаев.

– Это полнейший абсурд, – возразил Фридрих. Его раздражали подобные рассуждения Энтеррона, особенно слово «усредненный». – Не вижу ни единой причины откладывать арест.

Компьютер промолчал.

– Ладно, – Фридрих решил пойти на компромисс, – мы не станем арестовывать его стандартным путем. Ты подключишь систему контроля, и мы сможем видеть намерения Смита. Один из агентов подберется к нему и сделает укол снотворного. И тогда…

– Фридрих. Позволь Энтеррону изобразить виртуальную картину того, что может произойти. Имеются три усредненных варианта.

– Не надо картину. Скажи, чем они закончатся.

– Первый вариант – смертью Смита, второй – смертью агента, третий – задержанием Смита, – с готовностью выдал компьютер. – Если умрет агент, Смит останется на свободе. Драка спровоцирует состояние аффекта, в котором из оружия агента будут убиты все полицейские, находящиеся поблизости.

Фридрих возвел глаза к потолку и покачал головой. После длительной паузы он произнес:

– Мы с тобой друзья, Эн, поэтому скажу прямо – ты ведешь себя неадекватно. Ты говоришь туманно. Я должен поверить, что этот размороженный в состоянии справиться с группой полицейских? Это невозможно, Эн. Я хочу, чтобы ты произвел свои вычисления повторно.

– Энтеррон обновляет их регулярно, Фрид.

– Как бы там ни было, землянин не может быть настолько силен и ловок.

– Достаточно ловок и силен, чтобы справиться с агентами полиции, проходившими обучение на Терре-три. Требования к физической подготовке наших полицейских несоизмеримо ниже, чем были сто лет назад в летных учебных заведениях Земли.

– Хм… Это еще ничего не значит. Думаю, существует много других вариантов. Этим займутся профессионалы. Этим займется ВРО. И ты тоже, разумеется, чтобы выбрать лучший из вариантов. Если все это настолько опасно, пошлем команду захвата.

– Допустим, – согласился компьютер. – Но Энтеррон может продемонстрировать сто сорок две виртуальные картины основных вариантов того, что может произойти. Пятнадцать тысяч триста двадцать два варианта, дополненных нюансами, если операцию провести в настоящую минуту. Сейчас Айвен Смит бодрствует. По данным топографического канала, он сидит в гостиной дома Камиллы Левитской. Если в данный момент начать операцию, в которой будет участвовать группа захвата из десяти человек, восемь будут убиты. Двое родственников убитых подвергнутся риску суицида. Они произведут его с шансами в семьдесят восемь и девяносто два процента. Еще трое – с шансами до пятидесяти процентов, если до того не станут клиентами программы Киберлайф. Еще двадцать семь родственников изменят политические и социальные взгляды. Можешь просмотреть детальный отчет об этом на семистах шестнадцати страницах. Итого тридцать два родственника. Также, по теории вероятности…

– Хватит, Эн. По закону мы не можем его арестовать. Мы действуем в рамках программы, а это значит – должны быть в курсе всего происходящего, а главный канал Смита отключен, служба двенадцатой Головы обезоружена. Но я не могу позволить, чтобы этот человек представлял опасность для женщины, с которой живет. Несмотря на все твои расчеты и усреднения, я полагаю, что региональная полиция все же в состоянии провести операцию задержания. Мгновенно и без потерь.

«Либо это сделает ВРО», – подумал он.

– Нет, – сказал компьютер. – Если Энтеррон подключит канал, агенты могут допустить ошибку. Воздействие через биосивер, при нарушении его контакта с корой головного мозга, может немедленно убить Смита. Или спровоцировать у него состояние аффекта, в котором он сам станет убийцей. Сейчас Энтеррон предвидит опасность в среднем минимум ста семи убийств, в случае если полиция все-таки вмешается.

– Это безумие! – воскликнул Фридрих, бросив короткий взгляд на сияющую яркими красками Башню Правительства на заставке монитора. – А ты гарантируешь, что смертей не будет, если мы оставим все, как есть?

– Ответ – нет. Прогноз не абсолютен. Но если Смит будет действовать свободно, смертей в среднем будет одна или две.

– Что значит в среднем? Минимум – одна, максимум – три?

– Нет. Некоторые виды физического и морального воздействия по шкале Эрмахта приравнены к одной миллионной части полной смерти. Смит может стать причиной от одной миллионной до двух миллионов человеческих смертей в случае, если вы оставите все, как есть. Но в случае вашего вмешательства, как я уже сказал, есть опасность возникновения около ста семи усредненных смертельных случаев, то есть от одной миллионной до…

– Стоп!!! – Фридрих обхватил голову руками.

В воображении предстало собрание административного союза, на котором он докладывает о чрезвычайном происшествии в своем регионе. Лица коллег бесстрастны, в глазах поблескивают ехидные огоньки.

– Но, Эн, – с надеждой пробормотал он, – ведь эти смерти можно будет трактовать, как несчастные случаи, не связанные с программой Киберлайф.

– Нет, Фрид. Суд признает эти смерти связанными с ошибками программы. Но в том варианте, где Смит будет действовать свободно, заключение о действиях окружающих даст суду право признать Энтеррон способным генерировать новые знания в области человеческих отношений и выбирать варианты гуманных действий с точностью, недоступной людям. Энтеррон выразился чересчур сложно, однако упрощение фразы приведет к частичной потере смысла.

– Ты не можешь предсказывать вердикты суда, Эн, – устало возразил Фридрих. – Если бы мог, суд на Терре-три был бы уже упразднен. А пока твоя задача – помогать администрации регионов.

– Задача Энтеррона – служить человечеству, – сообщил компьютер.

Когда пространство кабинета вновь наполнили звуки симфонии, Фридрих поднялся. Тело казалось ему одеревеневшим, особенно шея и плечи.

«Надо связаться с президентом», – подумал он. Однако в следующее мгновение мысль эта померкла, утратила смысл и растаяла. Фридрих вновь проанализировал ситуацию, но на этот раз не нашел ее такой драматичной, какой она представлялась первоначально.

Вызвав по миникому Хальперина, он сказал:

– Это эксперимент, Борис. То, что происходит, под контролем ВРО. Ваша задача – следить за Смитом. Не трогать его до особого распоряжения. Докладывайте по мере поступления данных. Все, приступайте.