Текст книги "Ошибка 95 (СИ)"
Автор книги: Юлия Скуркис
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Спустя несколько минут прилетела авиетка с медицинской бригадой. Рихард по-прежнему не реагировал на окружающее – смотрел в потолок и молчал. Врач проверил реакцию зрачков на свет и спросил: «Как ваше имя?» Рихард перевел на него тусклый взгляд, губы разомкнулись: «Айв…» – Едва различимый звук слился с выдохом.
– Ему больно! – всхлипнула Мила. – Его зовут Рихард. Рихард Сваровски.
В больнице диагностировали сотрясение мозга. Рихард остался лежать в палате, прикрыв глаза, безучастный ко всему. Когда закончилось время посещений, Милу вежливо попросили покинуть отделение и предложили прийти завтра.
Выйдя из авиетки, она долго стояла посреди лужайки. Дом выглядел нежилым, дверь так и осталась распахнутой настежь. Мила не дала указания Экс-Ти закрыть ее. Хотелось немедленно вернуться в больницу, но Рихарду не стало бы легче от ее присутствия. На миником пришло сообщение, Мила встрепенулась и тут же сникла. Ее уведомили, что Дэн схлопотал срок.
У соседей хлопнула дверь. Меньше всего Миле сейчас хотелось разговоров с Татьяной, и она вошла в темный пустой дом.
Рассвет застал ее сидящей на диване в гостиной. Нужно было привести себя в порядок, чтобы не расстраивать Рихарда. В конце концов, сотрясение мозга – это не смертельно.
Едва дождавшись времени, когда можно будет позвонить, Мила затребовала у Экс-Ти соединить ее с Рихардом. В ответ она получила извещение: «Абонент наложил запрет на все вызовы». Что это могло означать?
Мила немедленно связалась с отделением больницы. Приятный женский голос сообщил ей, что Рихард Сваровски выписан еще вчера.
Вчера?
Мила заходила по комнате. Последние четыре с половиной месяца Рихард жил у нее и даже часть вещей перевез. Почему он поздно вечером отправился к себе и не сообщил, что выписался?
«Мерзавец Дэн», – подумала Мила. Да и сама она хороша. Почему не рассказала, что бывший муж ее преследует? Что же теперь делать?
Миником в квартире у Рихарда тоже не отвечал. Рабочего номера Мила не знала. В Никте столько фирм по обеспечению спутниковой связи, что искать наугад бессмысленно.
День она провела в тревоге, не зная, что предпринять. Пыталась поработать в цветнике, но, сломав две орхидеи, расплакалась и, зашвырнув лопатку и перчатки в ящик с инструментами, вернулась в дом. Наконец под бормотание головида Мила забылась тяжелым сном. Ее разбудило вечернее солнце, что косами лучами било в окно. В саду щебетали птицы, на экране мелькала улыбающаяся физиономия Ремо. Он вскидывал руки, и зал вторил ему:
Я люблю вас больше жизни.
Каждый день влюбляюсь вновь.
Мои мысли – ваши мысли,
И в сердцах – одна любовь.
– Экс-Ти, закрой шторы, – скомандовала Мила охрипшим голосом. Программа не распознала его, и команду пришлось повторить. Она решила приготовить ужин, зажечь свечи, как делала ежедневно. «Рихард придет, – сказала она себе. – После работы он мог задержаться или зайти в больницу».
Привычный распорядок дел успокаивал, но в обычное время Рихард не вернулся. Ужин давно остыл, свечи оплыли, а Мила сидела и смотрела на входную дверь, опустошенная и нелепая в коктейльном платье и украшениях.
Далеко за полночь дверь, будто бы вняв ее молитвам, распахнулась. Рихард вошел и мрачно посмотрел на Милу. Она поднялась навстречу, хотела заговорить, но слова застряли в горле.
Мужчина, стоявший перед ней, казался чужим. Он закрыл входную дверь и быстрым шагом приблизился. Губы Рихарда были плотно сжат, скулы заострились, во взгляде читалось презрение. По спине Милы пробежал холодок. Рихард неторопливо запустил пальцы в ее волосы на затылке и крепко захватил их в кулак.
– Ненавижу тебя, тварь! – склонившись прошептал он ей в самое ухо. – Если бы не твоя волчья тоска, я был бы уже за тысячу километров от этого проклятого города.
– Я не понимаю, Рихард… – столбенея от ужаса, пробормотала она.
– Я не Рихард! Меня зовут Айвен Смит.
– Н-не понимаю… – Милу затрясло.
– В наших черепках биосиверы, тупая идиотка! Мы настроены друг на друга.
– Какие биосиверы? – Она попыталась вырваться, но крепкая рука Смита еще сильней вцепилась в волосы. – Я не ставила никаких биосиверов…
Смит швырнул ее на пол и присел на корточки. Он долго, не мигая, смотрел на Милу.
– У меня деловое предложение, подружка. Ты забудешь о существовании Рихарда Сваровски. Ты никогда не станешь мечтать о его возвращении, как сегодня.
– Не понимаю… – снова прошептала Мила и тут же получила пощечину, от которой зазвенело в ушах.
– Ты спятил! – закричала она. – Я вызову полицию!
– Ах ты, маленькая развратная дрянь! – Цепкие пальцы схватили ее запястье. Вмиг лже-Рихард оказался сверху, опрокинув Милу на лопатки и прижав так, что она едва могла пошевелиться.
– Пусти… – задыхаясь, простонала она.
– Если вызовешь полицию, возьму тебя в заложницы и прирежу.
Мила хотела что-то сказать, но из груди вырвались только бессильные рыдания.
– Заткнись, – спокойно сказал он. – Или снова ударю.
– Не надо… – Она прикусила губу. – Я не буду… Только… Насчет биосиверов…
Лже-Рихард подержал Милу еще с минуту, внимательно изучая ее чужим, холодным взглядом, от которого хотелось выть.
– Что ты хочешь узнать? – наконец спросил он, отстраняясь.
Мила тут же отползла от него и забилась в дальний угол.
– По возможности… все.
Лицо лже-Рихарда вновь перекосилось от ненависти.
– Счастливая семья. – Смит встал, пересел в кресло.
– Что? – не поняла Мила.
– Центр «Счастливая семья». Помнишь? – Он вытащил из кармана пачку сигарет, закурил.
– Ты ведь не куришь, – пробормотала Мила.
– Это Рихард не курил, – отозвался Смит и постучал пальцем по лбу. – Мой биосивер вот здесь. А о твоем мне мало что известно, кроме того, что он существует.
Первый шок Милы прошел, и она стала соображать лучше.
– Ты перестал быть Рихардом, когда ударился головой?
– Догадливая. – Смит затушил сигарету о подлокотник кресла.
Он посидел еще несколько секунд, словно размышляя, не прикончить ли ее для надежности.
– Забудь обо мне. – Он вышел так же быстро, как и вошел.
Мила некоторое время сидела на полу, не верилось, что это не сон, жуткий ночной кошмар.
– Экс-Ти, запри дверь! – вскрикнула она, выйдя из оцепенения.
Бессмысленное действие, ведь Смит ушел. Он хотел уйти, уехать, исчезнуть из ее жизни, а она каким-то образом удерживает его.
– Проклятье! – прошептала Мила. – Как я вляпалась в такое дерьмо?
Идиллия разрушилась. Такая красивая любовь не могла быть настоящей, такое понимание, предвосхищение желаний – кибернетический фокус. Дорогое удовольствие, предоставленное даром… За какие заслуги?
Мила ощупала голову. Если допустить, что вмешательство было, вряд ли обнаружится какой-то след.
– Чтоб ты сдох, Смит! Чтоб тебя!.. Чтоб!..
Можно было пройтись и на свой счет: «Дура! Идиотка! Понесло тебя личную жизнь устраивать!» Но поругать себя она еще успеет, а за пережитый испуг причиталось этому Смиту. Да кто он вообще такой?! И куда более неприятный вопрос: «Почему он такой?» О вариантах ответа не хотелось думать.
От звонка в дверь она подскочила как ужаленная.
– Экс-Ти, покажи гостя, – прошептала Мила.
Смит еле стоял на подгибающихся ногах, упершись лбом в дверь и, не переставая, трезвонил.
– Экс-Ти, трансляцию!
Она почувствовала, что сама готова убить самозванца, а потом отправиться крушить здание центра «Счастливая семья».
– Чего тебе?! – рявкнула Мила.
– Н-не д-думал, что так выйдет. Задыхаюсь…
– Какого черта вернулся?
– Н-не с-смог уйти.
– Что ты мелешь? Ты собирался меня убить пять минут назад!
Мужчина выглядел напуганным и растерянным, как прежний Рихарда, когда они встретились на лестнице «Счастливой семьи». Пока она колебалась, незнакомец осел на крыльцо.
«Такое ведь не сыграешь», – подумала Мила.
– Экс-Ти, просканируй посетителя!
– Необходима срочная медицинская помощь, – мгновенно отрапортовала машина. – Вызываю медиков.
– Нет! Стоп! Отменить!
Мила с опаской приоткрыла дверь.
– Горе-маньяк, – прошипела она и, схватив Смита подмышки, с трудом заволокла в дом.
Что же теперь? Не долго думая, она принесла несколько простыней и связала бывшего любовника. Удостоверившись, что пленнику не вырваться, Мила сходила за аптечкой и сунула ему под нос нашатырь.
Мужчина открыл глаза, обвел помещение мутным взглядом и уставился на нее.
– Полицию вызвала? – Слова давались ему с трудом.
– Нет.
– Почему?
– Ты дорог мне, как память. – Мила усмехнулась, таким он был ей не страшен.
– И что? Сделаешь из меня мумию?
– Размышляю над этим. – Она смаковала каждое слово, стараясь показать, что теперь настала ее очередь «восседать сверху», и уповая на то, что храбрость – это всего лишь умение бояться так, чтобы этого никто не заметил.
– Стало быть, решила поглумиться? Меня этим не проймешь. Я ко всякому привык.
По правде Мила не знала, как поступить и не понимала, почему не вызвала полицию.
– Скажи – ты преступник?
Смит ухмыльнулся.
– Отвечай! Ты преступник?
Он отрицательно мотнул головой:
– Нет.
Мила недоверчиво фыркнула. Всем известно, что большинство имплантеров – бывшие преступники. Интересно, когда Смит подписывал соглашение на имплантацию, его уведомили, каким образом пристраивают кибер-марионеток. Счастливая семья мать вашу!.. А я то – дура!
– Экс-Ти, датчики нервных импульсов, – сказала она. – И вывести диаграмму на экран. Ты уж не обессудь, Айвен Смит, – или как там тебя? Оборудование у меня устаревшее, но работает исправно.
Мила закрепила датчики.
Смит покачал головой:
– Докатились. Теперь у них в каждом доме камеры для допросов.
Мила удивленно подняла брови.
– Ты говоришь странные вещи, но, потратив немного сил и времени, мы во всем разберемся. Что ж, побеседуем. Кто ты такой Айвен Смит и откуда взялся?
***
Многое припоминалось отчетливо, но в большинстве случаев картинки проступали неполными, смазанными. Искусственная память вносила искажения.
Шла вторая земная неделя вынужденного пребывания «Картхорс» на орбите Терры-два. Причину задержки так толком и не объяснили. Подполковник Аткинсон, исполняющий обязанности командира, время от времени переругивался с местными властями, грозя вышвырнуть груз в открытый космос и отчалить.
– Не выношу бездействия! – ярился он. – Лучше бы и не выходил из криосна!
Только на третьей неделе ситуация прояснилась. Объявленный карантин внес разнообразие в их монотонную жизнь, но положение быстро перестало забавлять членов команды, которых увешали датчиками. Медики в полной защитной экипировке каждые трое суток исправно появлялись на борту и брали всевозможные анализы. Неудивительно, что команда начала роптать.
Бактерия, как говорили, родилась на Земле. Там уже вовсю бушевала эпидемия; ученые не знали, как справиться с болезнью Топоса. Экипажи кораблей и путешественники, подхватив смертельную заразу, могли инфицировать Терры, но опасность обнаружили вовремя. Их судьбы теперь зависели от резолюции, которую ООН вынесет по отношению к зараженным. Все с напряжением следили за новостями.
Первым на «Картхорс» умер Корнелий Холаскас. Тот день ничем не отличался от предыдущих, которые они бесплодно просиживали на орбите, но именно он положил начало череде страшных смертей. Команды медиков теперь непрерывно дежурили на борту, сменяя одна другую, но их уколы и снадобья не приносили ни облегчения, ни, тем более, исцеления. Липкими холодными лапами ужас охватил души и сердца людей, запертых в смертельной ловушке. Тони Портман покончил жизнь самоубийством, насмотревшись на муки умиравших товарищей. Две трети экипажа в течение четырех дней ушло в небытие. Оставшиеся понимали, что их ожидает та же участь. Люди больше не устраивали истерик, не требовали выпустить их из камеры смерти, в которую превратился корабль. Все пребывали в состоянии отупения и заторможенности, вероятно, от лекарств. Устав от бунтов, медики наверняка стали применять лошадиные дозы транквилизаторов. Остатки некогда дружного экипажа сидели в кают-компании и ждали своего последнего гостя – смерти. У людей не было ни сил, ни желания расходиться по каютам, где их встречали молчаливым укором осиротевшие койки их недавних товарищей.
– Знаете, кэп, у русских смерть – особа женского пола, – почти без всякого выражения произнес навигатор Сэнди, долговязый негроид с широким изуродованным носом. Несмотря на то, что Айвен был пять месяцев назад временно отстранен от должности командира, Сэнди продолжал называть его кэпом.
– Приятель, неужели ты и впрямь думаешь, что если к тебе заглянет русская смерть, исход встречи будет иным? – У Айвена еле хватило сил на усмешку.
– Кто знает, – вздохнул навигатор.
Айвен прикрыл глаза и попытался представить женщину-смерть. Какая она? Прекрасная или уродливая? Не хотелось думать о заразе, пожирающей его изнутри. Где они ее подцепили? Еще на Земле или где-нибудь по пути? За время полета было несколько остановок, большей частью на космических станциях. Груз сдал – груз принял. Прекрасная женщина смерть. Груз с Земли для станции Омега-10, Дельта-4… Для прекрасной ничего не жаль, даже никчемной жизни.
Нет, жизни все-таки жаль. Думать не хотелось, мысли, будто плавали в вязком киселе, и сами становились тягучими, в них терялась логика.
Через несколько часов провозгласили резолюцию ООН. Единственной, хоть и маловероятной возможностью спасти их жизни признали криогенное усыпление на длительный срок, с тем, чтобы дать ученым время на создание лекарства.
Никто не предполагал, что срок будет настолько длительным.
Смит вздохнул и поморщился: видно было, что путы, затянутые Милой, причиняют боль.
– Вот так, девочка. Ты вряд ли сможешь найти сведения о моей персоне и убедиться, что я не лгу. Я родился сто сорок три года назад на старушке Земле. В то время шла активная эмиграция на Терру-один.
– Ты – один из тех размороженных?! – Новость потрясла Милу: «Значит, не было никакой резервации, где поселили землян, значит, Киберлайф не ограничилась всего лишь коррекцией настроения, значит…»
– Именно так. Наверняка, за сотню лет средство от нашей болезни нашли. А может, бактерия сама подохла от холода. Мне сказали, что мозги у зараженных сильно пострадали, поэтому и вшили проклятые биосиверы. Они исправляют недостатки, компенсирует работу пострадавших участков.
Мила наматывала на палец проводок датчика, разматывала, снова наматывала, невидяще глядя перед собой: «Выходит, его биография от начала до конца – ложь. И не было ни сестры Миранды, ни одинокого романтика, мечтающего о любви… А до того? Каким Рихард-Айвен был прежде?»
– Ты – астронавт… – проговорила она.
– Я покинул Землю в должности командира корабля, но через месяц меня разжаловали: избил лейтенанта, придурка, уснувшего на вахте. Все мы тогда были на взводе, думаю, болезнь так развивалась. Следующие пять месяцев вплоть до усыпления я служил механиком.
Мила внимательно посмотрела на осунувшееся лицо Смита. Проверила работу устройства. Полный порядок, и ни единого пика возмущения на диаграмме. Значит, все правда.
Она облизала пересохшие губы.
– Откуда ты узнал о биосивере?
– Я умею получать информацию, если мне это нужно. Когда память частично вернулась, я сбежал из больницы.
– А мне сказали – ты выписан.
– Верь этим кретинам больше. Я отправился в «Счастливую семью», нашел там гребанного оператора и выудил немного информации. Знаешь, что он сказал? Этот сукин сын сказал, что все мои воспоминания о жизни на Терре-три ложны и привиты вместе с биосивером сразу после разморозки. Государство обязало «Счастливую семью» заниматься реабилитацией таких как я.
– А память… полностью вернулась?
– В ней дыр – пруд пруди, – буркнул Смит.
– Что собираешься делать?
– Там видно будет. – Айвен поежился, подтянул связанные колени чуть выше, – Развяжи меня…
– Хорошо. Но если ты и вправду был полковником, пообещай вести себя подобающе.
– Обещаю, – мрачно ответил Смит.
Мила распутала узлы, и землянин, медленно поднявшись, удалился в туалет.
Она проводила его взглядом и вдруг поймала себя на мысли, что жалеет Смита. Ее психотип очень точно просчитали. Она всегда жалела попавших в неприятности мужчин, потом в них влюблялась…
Пройдя несколько раз из угла в угол, Мила остановилась у монитора.
– Экс-Ти, найди архивные статьи и заметки об эпидемии Топоса.
– Не стоит этого делать.
Мила вздрогнула, она не слышала, как Смит вернулся.
– Экс-Ти, отменить поиск, – поспешно велела Мила. – Почему, Рихард? – она оговорилась и почувствовала себя виноватой непонятно в чем.
– Зови меня Айвеном. Я объясню. Только дай сперва чего-нибудь пожевать.
Мила по-прежнему ощущала оттенки его настроения, но теперь это воспринималось иначе: искусственная коррекция отношений, а не чуткость влюбленной. Она знала, что Айвен Смит еще не определился, как вести себя; он зол, раздражен и одновременно растерян.
Это был самый необычный ужин в ее жизни. Напротив сидел человек, каждую черточку которого она изучила, которого приняла всем сердцем. Было странно и больно осознавать, что на самом деле его не существует. Схватить бы за грудки этого чужака и трясти до тех пор, пока злобный дух Айвена не покинет тело Рихарда. Мила горько усмехнулась, поймав себя на этой мысли. Рихард бы заметил, почувствовал ее настроение, а этот просто уплетает жаркое и за весь ужин ни звука, ни слова одобрения по поводу ее наряда и кулинарных способностей.
– Мне не хочется говорить, – с набитым ртом произнес Айвен-Рихард, не поднимая глаз.
– О, черт! – непроизвольно вырвалось у Милы.
– Да, эта штука по-прежнему работает, – буркнул землянин.
– Прости, чувствую себя глупо и паршиво. Никогда не думала, что окажусь в роли собачки Авы. – Мила пожевала губу. – Помнишь, я рассказывала, что моя прабабушка была ветеринаром? Одно время она занималась проблемой коммуникации между хозяином и питомцем. Животным имплантировали опытные образцы сиверов… Тогда у меня появилась дворняжка Ава. Устройство управления было массивным, я стеснялась выходить на улицу в таком шлеме.
К концу фразы речь Милы замедлилась. Ох, что же она несет.
– Тебя послушать – все размороженные теперь ваши питомцы, – хмуро бросил землянин, глядя в тарелку.
– Нет, я не это имела в виду!
– Да, ты хотела объяснить, почему в доме оказались детекторы, – не поднимая головы, сказал Айвен. – Остались от прабабушкиных исследований. Твой экскурс в историю оказался таким же неудачным, как и попытка создать счастливую семью. Ладно. Пойду спать. Устал.
Мила тихонько проскользнула в спальню, заперла дверь и, не желая больше мучиться тягостными размышлениями, приняла снотворное.
В кошмаре Айвен душил ее и кричал: «Я хочу уйти, но твой биосивер не отпускает! Выбирай: идешь со мной или я прихвачу только проклятое устройство». – «Отпсути! Мы же любили друг друга!» – «Я никогда тебя не любил».
Глава 3
Фридрих Ганф, шеф-оператор Двенадцатого региона, выключил компьютер, связывавший его с центральным сервером Энтеррона. Подойдя к зеркалу, он нарочито театральным движением отбросил черный локон, упавший на лицо. Локон улегся не так, как надо, – Фридриху пришлось его поправить.
Он выглядел усталым, темные круги под глазами подчеркивали бледность кожи – редко доводилось бывать на свежем воздухе в светлое время суток.
Сняв галстук, он расстегнул ворот белоснежной рубахи. На мускулистой груди блеснул платиновый кулон в форме Башни Правительства. Фридрих повращал головой, сделал несколько энергичных махов руками. Хотелось в тренажерный зал: мышцы требовали привычной нагрузки.
– Все, на сегодня больше никаких дел, – зарекся он.
Раздался гудок, и секретарша сообщила, что в приемной ожидает Хальперин.
«Принесло эту развалину!» – с раздражением подумал Фридрих. Он помедлил, соображая, не отказать ли помощнику по внутренним делам в приеме, но идея представилась ему нелепой. Тоном величайшего снисхождения он дал добро. Прежде, чем дверь отъехала в сторону, Фридрих вновь превратился в шеф-оператора: железного человека, гаранта беспристрастной законности, которому доверено управление одной двенадцатой частью Терры-три.
В кабинет тяжелой походкой вошел Хальперин. Лицо его напоминало грубую маску, высеченную из камня. Фридрих Ганф посмотрел на посетиля в манере Якова Флиора – президента Терры-три, своего родного дяди: холодно и жестко. Хальперин, ростом доходивший Ганфу примерно до груди, выдержал взгляд, сохранив на лице бесстрастное выражение. Едва заметно поклонившись, он сказал:
– Шеф, в социуме ЧП.
Борис Хальперин был стар для руководящей должности. Тридцать два года назад его назначили послом Двенадцатого региона в Четвертый. После трех лет работы за рубежом он получил повышение – должность помощника главного администратора по внешней политике. На этом посту Хальперин продержался пятнадцать лет, из кожи вон лез. Да еще совмещал обязанности постоянного регионального представителя в Совете Безопасности. На нынешнюю должность его назначили по рекомендации президента (в ту пору на Терре-три еще правил клан Траубергов). Хальперин был единственным из высших чинов прежнего кабинета, которого Ганф оставил при портфеле, возглавив администрацию региона четыре года назад.
Старик дорабатывал срок и потихоньку сдавал. Годы брали свое: изменилась осанка, движения, голос. Говорил Хальперин с расстановкой и долгими паузами. Случалось, не мог быстро вспомнить слово, недавно вошедшее в обиход. Ганф догадывался, как страшно Борису уходить: преданность государственной работе и привычка искоренять в себе стремление к домашнему уюту воспитали в нем боязнь перед покоем пенсионера.
Хальперин пригладил необычайно редкие, но лишенные седины волосы и, еще раз поклонившись, отошел на два шага назад. Не сводя с помощника взгляда, Ганф кивнул на стул. Со стариковской медлительностью Борис опустился на край, достал миником.
– Необходимо ваше вмешательство, шеф, – начал он.
– К делу, – буркнул Ганф, чувствуя, как портится настроение.
Прокашлявшись, Хальперин стал читать:
– Айвен Смит, размороженный. Место рождения – Земля. Год рождения – две тысячи пятьсот сорок девятый. Австралиец. В прошлом полковник, командир грузового корабля «Картхорс». Четыре государственные награды, шесть административных взысканий. Холерик. До перехода в отряд дальних полетов оставалось налетать одиннадцать месяцев. Подавал документы на курсы для высшего командного состава. Болезнью Топоса заразился во время перелета. На момент заболевания и криогенного усыпления ему было тридцать два года. В заморозке пробыл сто одиннадцать лет. Выведен из сна около года назад. Разрушение коры головного мозга двенадцать процентов. Проведена… гипнотическая индукция амнезии… и… импринтинг новых воспоминаний. Коррекция полная. Оценка по шкале Винтера – двадцать баллов.
Хальперин убрал миником и продолжил, глядя в пустоту:
– Позавчера во время конфликта с неким Дэном Бруксом получил сотрясение мозга, из-за чего произошел сбой в работе биосивера. По нашим данным, Смиту удалось восстановить часть воспоминаний. Был госпитализирован. Пробыл в больнице несколько часов, бежал. Незаконно проник в служебное помещение центра имплантации. Учинил противоправные действия по отношению к оператору электронного слежения Поповскому. На моем уровне программы видно, что основной канал связи с биосивером Смита заблокирован Энтерроном, невозможно воспользоваться системой контроля объекта. Энтеррон отслеживает Смита по топографическому каналу, а также по основному каналу некой Камиллы Левитской, с которой Смит состоит в гражданском браке. Шеф…
Внезапно лоб Хальперина прорезали две глубокие продольные морщины. Понизив голос, старик произнес:
– Впечатление, что Энтеррон ведет собственную игру. Полагаю, каждое решение искусственного интеллекта служит Новой Системе. Но мне малопонятна тактика машины.
Ганф прошелся по мягкому ковру, обычно в движении ему лучше думалось. Первое, что пришло на ум – связаться с внерегиональным отделом (ВРО). Перед глазами возник образ президента: «Прежде чем впадать в истерику, думай, племянник». Думай же, Фридрих, ибо что-то тут не так.
– С вашего позволения, шеф, я мог бы провести более масштабную операцию, – отрывисто произнес Хальперин. – Разумеется, в рамках полномочий. Местоположение объекта известно. Мои люди следят за ним и готовы по первой же команде арестовать. Однако по отношению к размороженным действует пункт четыре седьмой статьи закона Терры-три «О разморозке, лечении и реабилитации землян, зараженных болезнью Топоса»: «Все правоохранительные действия только в пределах программы Киберлайф».
– Без ведома Энтеррона мы ничего не можем изменить, – отрезал Ганф. – Но я не получал от него сообщений об инциденте.
Он оживил в памяти события минувшего дня. До обеда они беседовали о размещении государственных и региональных заказов. После обеда – о делах молодежи и социальной инфраструктуре. «Башковитый» был как всегда лаконичен и предупредителен. Никаких намеков на ЧП.
Ситуация не из простых. Случись подобное в соседнем регионе, Ганф и ухом бы не повел – не его проблемы. Но казус, который выдала программа, заставил серьезно забеспокоиться. Совершенный механизм дал сбой. Новая Система оказалась не такой безупречной, как уверяли организаторы Киберлайф и инструкторы ВРО.
«Энтеррон ведет собственную игру». Какая чушь! Нет, Фридрих Ганф не сомневался, кто в доме хозяин, он свято верил, что верховным хозяином является сам закон. Дело в другом: впервые за много лет он почувствовал себя некомпетентным. Последствия ЧП для его, Ганфа, благополучия были непредсказуемы.
Разумеется, он безупречно знал законы и четко представлял свое место в Новой Системе. Единственно правильным в этой ситуации было переложить ответственность за решение проблемы на внерегиональный отдел. Но ВРО имел глаза повсюду, там уже должны были знать о случившемся. Почему же не известили о программной ошибке шеф-оператора региона. Ему должны были сообщить в первую очередь.
– Шеф, – напомнил о себе Хальперин. – Вы, верно, и сами понимаете, что ситуация беспрецедентная. Мы не можем терять ни минуты.
Ганф смерил подчиненного ледяным взглядом, но на этот раз ему пришлось подавить неудержимое, почти судорожное желание раздраженно фыркнуть.
– Что вы думаете по этому поводу? – спросил он.
– Сперва я решил, что это проверка, – отозвался Борис. – Я подумал: ВРО проверяет меня и мою службу. Но в этом случае вас бы уведомили первым. Теперь, когда я знаю, что вам самому об этом не известно, кое-что взбрело на ум: разработчики где-то просчитались. Машине пришел конец, шеф. Именно так. Необходимо сообщить во ВРО. Но прежде не мешало бы получить дополнительные подтверждения.
«Старая ты змея, – подумал Ганф. – Тебя самого подослали». Ему стало тоскливо, но он быстро взял себя в руки: «ЧП в социуме совпало по времени со сбоем в программе, и каким-то образом это ускользнуло от внимания агентов ВРО».
– Перенесите информацию на мой локальный компьютер, и вы свободны, – сказал он. – Я хочу изучить материалы и немного подумать.
Борис исполнил то, что велел ему шеф, и вышел.
***
Утром пришло уведомление о том, что Дэна через неделю выпустят на свободу. Ему всего-то присудили общественно-полезные работы, оплату за которые переведут на счет Милы, в качестве компенсации материального и морального ущерба. Трехдневный курс психотерапии в Центре «Счастливая семья» будет оплачен из штрафа, наложенного на нарушителя правопорядка.
– Что опять случилось? – проворчал заспанный Айвен, войдя в кухню.
Мила молча ткнула пальцем в монитор.
– Думаешь, его там… подремонтируют? – спросил Айвен и покрутил пальцем у виска. – Не бери в голову, дурацкая шутка.
– Дурацкая, – согласилась она и занялась приготовлением кофе. Этот ритуал тоже был одним из прижившихся в ее доме анахронизмов.
– Знаешь, моя мать так же готовила кофе, – произнес Айвен с теплотой.
«Сестра милосердия, сиделка, мама – старая песня, – подумала Мила. – Почему бы для разнообразия кому-нибудь не побыть папой?»
– Ты не похожа на нее, – добавил Айвен. – Вы – две противоположности. Такие же как я и твой придурок Рихард. Садись, девочка моя! – Его тон стал язвительным. – Я налью тебе кофейку и намажу булочку маслицем.
Выражение ужаса на лице Милы заставило Айвена ухмыльнуться.
– Я… Я не хочу находиться с тобой в одном доме! – срывающимся голосом произнесла Мила.
– Обратись в «Семью». Скажи, что недовольна Новой Системой. Попроси, чтобы тебе вскрыли черепушку и вытащили биосивер. А до тех пор, где бы я ни находился, я буду знать, о чем ты думаешь и что чувствуешь. Связь дальнодействующая.
Айвен болезненно зажмурился, а когда открыл глаза, взгляд его был ясным и внимательным. Он подошел, взял прихватку и вовремя убрал турку с закипевшим кофе с плиты. Мила растерянно отступила и опустилась на стул. Эта обратная метаморфоза напугала ее даже больше, чем превращение Рихарда в Айвена. Ведь он сейчас не притворялся, не ерничал, если ощущения ее не обманули. Айвен нарезал хлеб и ветчину, сервировал стол и разлил ароматный кофе по чашкам. В полном отупении Мила наблюдала за его движениями.
– Сегодня мы продумаем план действий, – пообещал Айвен, протягивая Миле бутерброд, – Обсудим все до мельчайших подробностей. Я съезжу на работу, возьму длительный отпуск. Я ведь не знаю что за тестеры и сканеры понатыканы в здании, где расположена фирма. Не хочется, чтобы ребята, проделавшие надо мной свой гениальный эксперимент, обнаружили неполадки в работе биосивера. Признаться честно, Рихард Сваровски – слюнтяй, и он мне до чертиков несимпатичен.
– Разве… ты сейчас не Рихард? – изумленно спросила Мила.
Айвен бросил на нее быстрый взгляд и принялся жевать бутерброд.
– Не возражаешь, если я воспользуюсь твоим компьютером? – спросил он. – Мне нужно воссоздать портреты бывших сослуживцев. Сделаю фотороботы и попытаюсь найти этих людей. Логично?
– Зачем тебе это?
Айвен взмахнул рукой, что могло означать: «Ну это же элементарно!», и кусок ветчины, слетев с бутерброда, шлепнулся на пол. Малыш-уборщик выскочил из кладовки, притормозил возле бело-розового пласта на полу и, примериваясь, словно курица наседка, медленно над ним закружился. В итоге, ветчина застряла в поглотителе, от чего уборщик неистово взвыл и внезапно задымил.
– О, нет! – Мила подскочила к малышу, отключила и бережно взяла на руки. – Умер, – пробормотала она и со слезами на глазах вышла из кухни.
– Проклятье! Теперь я убийца домашнего любимца, – пробормотал Айвен, возведя глаза к потолку.
Мила влетела в техническую комнату, расположенную в подвале и присела на ящик с запасными прокладками для домашнего салона красоты. Баюкая на коленях смердящего горелой изоляцией робота, она разрыдалась. Пришло время расстаться с малышом, положить в мусорный бак для металлического лома. Но лила она слезы не столько по нему, сколько по себе. Зачем ей нужна была семья? Получив печальный опыт с Дэном, снова наступила на те же грабли. Те же? Как бы не так! Стократ хуже, если она верно оценивает масштаб катастрофы.