Текст книги "Ошибка 95 (СИ)"

Автор книги: Юлия Скуркис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

«Только этого не хватало», – с досадой подумала Мила, но заставила себя вежливо улыбнуться девушке и, кивком поблагодарив ее, направилась к лестнице.

Ступеньки, блиставшие чистотой, бесшумно ползли вверх. Мила остановилась перед ними в последней надежде отступить, но тут, откуда ни возьмись, выскочил еще один работник Центра и предложил проводить ее до офиса.

Мила отказалась и ступила на лестницу.

В кабинете к ней тут же прицепили десятки датчиков. Чтобы клиент не тратил свое драгоценное время, беседа с психологом проводилась одновременно с медицинским обследованием. Невзрачный, маленький человечек долго мучил ее вопросами, а вокруг что-то гудело, щелкало и рисовало диаграммы. Анализ крови окончательно расстроил Милу. Они бы еще прививки какие-нибудь сделали!

Компьютеры уже обрабатывали данные, упорядоченная суета вокруг прекратилась и под мерное гудение приборов Мила задремала.

– Благодарю вас за то, что обратились в наш центр, мы позвоним вам, как только у нас появится мужчина вашей мечты, – серьезно и одновременно шутливо сказал психолог, пожимая на прощанье руку клиентки.

Пффуууу, – выдохнула Мила, вырвавшись наконец из офиса. В этом выразилось все: досада на себя, раздражение из-за бессмысленной беседы и каких-то манипуляций с ее телом, нежелание когда-либо еще переступать порог этого здания и, конечно же, абсолютное неверие в успех безумного предприятия.

Мила быстро шла к выходу, когда ее окликнула все та же улыбчивая офис-менеджер.

– Простите, пожалуйста, я хотела бы вам предложить наши последние каталоги.

– Благодарю, у меня уже есть, – еле сдерживаясь, ответила Мила.

– Это сегодняшние, – несколько расстроилась девушка.

«За что я с ней так? – одернула себя Мила. – Она всего лишь делает свою работу».

С целой кипой разноцветных журналов, донельзя раздосадованная, Мила, наконец, выбралась на улицу. Но злоключения и не думали заканчиваться. На ступеньках пирамидального основания здания «Киберлайф» на нее налетел какой-то тип. Каталоги цветным фейерверком взмыли в воздух.

– О, простите! – воскликнул он, помогая ей подняться.

Незнакомец принялся лихорадочно собирать рассыпавшиеся журналы. Все произошло настолько быстро, что Мила только теперь смогла как следует рассмотреть его. Это был высокий, худощавый брюнет; если бы они стояли рядом на одной ступеньке, ей пришлось бы задирать голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Простите… простите… – продолжал бормотать незнакомец. Он протянул ей каталоги, их взгляды встретились, и Мила отметила, что у него удивительно темные глаза, почти черные. Выражение смуглого, вытянутого лица было в этот момент таким скорбным и несчастным, что Мила просто не могла сердиться.

– Вы прощены, – улыбнулась она и взяла каталоги.

– Это знак, – прошептал брюнет.

– Простите… что?

– Я… видите ли… э-э… – Он запнулся и с неожиданной мольбой посмотрел ей в глаза. – Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Прямо сейчас. Вы не могли бы побыть со мной немного?

– Но…

Она собралась было сказать, что на втором этаже в офисе двести пятнадцать сидит психолог, который с профессиональным интересом выслушает любого, но вопреки убеждениям вдруг согласилась.

Пожав плечами, Мила сказала:

– У меня найдется для вас пятнадцать минут.

Они молча спустились на площадь Прогресса. Незнакомец осмотрелся и, сконфузившись, кивнул в сторону арабского кафе под голографической вывеской «Земзем».

В кафе оказалось тихо и уютно. Устроившись за маленьким столиком, они по очереди заказали зеленый чай с миндальным печеньем. Мила мысленно улыбнулась этому совпадению вкусов.

Незнакомец молчал, видимо, обдумывая, с чего начать разговор. Мила решила облегчить ему задачу.

– Ну, и как вас зовут?

– Простите… еще одна оплошность… – Он нервно рассмеялся. – Я – Рихард. Рихард Сваровски, специалист в области спутниковой связи.

– Камилла Левитская. Домохозяйка. Немного подрабатываю цветоводством.

Произнести девичью фамилию, которую она вернула после развода, оказалось приятно. Будто бы и не было неудачного брака, и жизнь начинается с чистого листа.

– Вот и познакомились, – усмехнулся Рихард и опять задумался. Повисла тягостная пауза, и Мила вновь попыталась подтолкнуть незадачливого собеседника к разговору:

– Мне показалось – там, на лестнице, – вы чем-то расстроены.

Внутренняя борьба отразилась на его лице, и было в этом что-то мальчишеское. Покусав губы, он заговорил:

– Я не знаю, с кем посоветоваться.

– Ну, посоветуйтесь со мной, – ситуация все больше забавляла Милу. Она кивнула роботу-официанту, который умело сервировал стол, и тот мгновенно удалился, пожелав гостям приятного аппетита. Рихард, похоже, вовсе его не заметил и продолжал рассказывать:

– Видите ли, месяц назад я стал клиентом «Счастливой семьи», – смущенно признался он. – Некоторые мои знакомые уже давно отыскали себе пару с их помощью. Они зовут меня в гости, но я не хожу… Раньше я заботился о больной сестре, это занимало все свободное время. К тому же организованное сватовство… хм, я всегда считал это делом сомнительным. И вот, наконец, решился. Но из этого ничего не вышло, видно моей половинки не существует в природе. Знаете ли, доверять свои личные проблемы посторонним – не в моих принципах. Простите, что все это вам говорю… Наверное, не стоило…

– Нет, нет, говорите! – Миндальное печенье оказалось превосходным, и Мила решила, что если Рихард – специалист по спутниковой связи… высокий и симпатичный… и молодой – не проявит к нему интерес, то она, пожалуй, съест и его порцию.

– Я сам не могу поверить в то, что вынуждаю вас это слушать. Знаете, в какой-то момент мне стало казаться, что в мире происходит нечто странное… Куда-то исчезают одинокие люди. Может быть, это связано с развитием биокибернетики и работой Новой Системы. У меня такое впечатление, что все, кто еще не нашел себе пару, уехали далеко или заперлись в домах и никуда не выходят. Порой мне даже кажется, что я единственный человек в мире, который до сих пор неприкаян… Все это стало меня так донимать, что я почти решился…

– На что решились? – не поняла Мила.

– На имплантацию искусственного настроения. Поставлю подпись, заплачу – и будь, что будет… Пусть прибавят оптимизма, смоделируют память… Теперь ведь это, кажется, разрешено…

Мила отодвинула печенье и, наклонившись, заглянула ему в глаза.

– Но позвольте! Одно дело доверить фирме подыскать вам пару, а другое – имплантация. Это же… Послушайте, вы не думали, что это частично превратит вас в машину?

– Да, я это знаю. Но вчера я решил, что должен раз и навсегда избавиться от этой вечной, гнетущей тоски!.. – Он приложил руку к груди, стал растирать.

– Должны быть и другие способы, – возразила Мила. – У вас обычная депрессия, это со всеми бывает. Поверьте, я знаю, что это такое…

– Пожалуйста, дайте я договорю, Камилла, – сказал он. – Сегодня я шел с окончательным решением подписать договор на имплантацию. Наверное, я очень волновался, я ведь даже не помню, как очутился в том месте, где мы с вами столкнулись. Это как провал в памяти… и вдруг вы на полу, журналы разбросаны…. И вот, стоило мне увидеть вас, Камилла… Мне подумалось, вдруг это знак. Может не стоит падать духом и доверяться кибернетике?

– Ни в коем случае! Это ужасно – быть марионеткой компьютерного мозга. Ведь биосиверами управляет программа! – Мила спохватилась и почувствовала, что краснеет. – Простите! Это просто мое мнение, я не хочу его навязывать. Не слушайте меня, я не вправе вмешиваться и оспаривать чужие решения. К тому же, думаю, я немного старомодна.

– Нет, прошу вас! – Он схватил ее за руку. – Я… я внезапно почувствовал, что многое может зависеть от вашего мнения. Ведь бывает так… Да-да, я действительно шел на процедуру, когда встретил вас. Неожиданно мне показалось, что препятствие на пути – это знак не совершать… О, простите! Препятствие – неудачное слово…

– Да все в порядке, – заверила она, высвобождая руку и отворачиваясь, чтобы не видеть его побледневшего, взволнованного лица.

– Какой же я идиот!

– Перестаньте.

– Нет, вы… я… да, наверное, я должен вам рассказать…

Миле показалось, что он всхлипнул.

– Нет, это не обязательно. – Она жалела, что не отправила этого странного типа к специалисту по душевным болезням.

– Не хочу, чтобы вы приняли меня за помешанного.

– Я ни о чем таком не говорила.

Мне тридцать четыре, и я никогда не был женат. Всю жизнь посвятил больной сестре, не мог сдать Миранду в клинику и забыть о ее существовании. Согласитесь, вряд ли моей жене, если бы я решился жениться, понравилось соседство душевнобольной. Миранда иногда рассуждала вполне здраво, но, несомненно, была далека от реальности. Два месяца назад ее не стало. Несчастный случай.

– Выглядите вы моложе… – Мила не знала, что еще сказать. Ей хотелось молча сочувственно покивать и уйти, не оглядываясь. Вдруг ее осенило.

– Скажите, Рихард, вы любили сестру? Я имею в виду, как брат, как человек, преисполненный сочувствия, ответственный и заботливый.

– Безусловно, – прошептал он.

– Почему же вы хотите забыть ее? То, что случилось, принесло вам боль, но благодаря существованию сестры вы стали тем, кто вы есть.

– Вы правы. – Голос его зазвучал спокойней. – Не иначе как судьба послала мне вас. Я так благодарен! Спасибо, огромное вам спасибо за то, что не отказались выслушать. Вы меня выручили.

Она с облегчением вздохнула.

– Ну, что вы. Я стала бы преступницей, отказавшись, ведь это могло привести человека к потере личности. Поверьте, мы не так уж беспомощны, мы способны справиться с горем. Я искренне за вас рада, рада, что оказалась на вашем пути.

– Я тоже. – Он посмотрел на нее с благодарностью. – Позвольте, я вам позвоню.

– Да, конечно, – кивнула Мила, несясь на волне хорошего настроения: ведь она спасла человека!

И он позвонил. Они долго беседовали о приятных пустяках, о любимых книгах и фильмах. Рихард оказался человеком эрудированным и, при этом, не был интеллектуальным снобом. Мила не чувствовала с ним неловкости, он с уважением относился к ее интересам и не пытался вторгаться в личное пространство. Оказалось совершенно естественным пригласить Рихарда в гости, чтобы показать цветник и домашнюю лабораторию. Мила чувствовала некоторую ответственность за дальнейшую судьбу этого человека, и это не было чем-то из ряда благотворительности. К тому же, оказалось приятно иметь друга из плоти и крови. Сетевой треп на форумах даже в режиме он-лайн не мог заменить живое общение. Мила поняла, что успела позабыть каким прекрасным кажется вечернее небо, когда чья-то рука держит твою. Закат. Один на двоих.

Ей не хотелось, чтобы Рихард уходил, но нелепые представления о том, что не следует позволять лишнего на первом свидании, взяли на себя роль благоразумия. Словно почувствовав ее настроение, гость попрощался и ушел, когда на небе появились первые звезды. Щемящее чувство тоски соседствовало тогда с предвкушением чего-то необыкновенного и волшебного.

Мила не желала признаваться себе в том, что она – взрослая, умудренная опытом женщина, – влюбилась, как наивная девочка. Она подошла к зеркалу, словно оно способно было отразить ее внутреннее состояние, и критически себя осмотрела. Приглашая Рихарда в гости, Мила тайно бросала ему вызов: никакого макияжа (это не свидание), одежда – рабочий комбинезон (осматривать будет грядки, а не женские формы), еда из ближайшей забегаловки (ненавижу готовить) и ни малейшего кокетства (я, конечно, женщина одинокая, но на каждого встречного не кидаюсь).

Она не заметила на лице гостя ни малейшего следа недовольства ее внешним видом, манерой поведения или чем бы то ни было еще. Либо он невероятно воспитанный и терпеливый человек, либо, действительно, принимает ее такой, какая она есть. Невероятно! Проще сослаться на первое, потому что обмануться во втором… Слишком часто обманываться вредно – можно превратиться в циничного скептика.

Окончательно и бесповоротно Рихард сразил ее, когда расстелил покрывало на лужайке и принялся раскладывать на нем нехитрое угощение, доставленное разносчиком. Затем он подал ей руку так, словно Мила была королевой, а не замарашкой в рабочем комбинезоне. Именно в ту минуту она почувствовала себя глупой и, более того, трусливой. Рихард не заметил защитных укреплений, которые она так старательно выстраивала, проник бесплотным духом в святая святых ее крепости – в самое сердце. Была во всем этом какая-то вопиющая несправедливость и вместе с тем сладость поражения и желание отдать больше, чем просит завоеватель. Главное, чтобы он об этом не знал.

Мила долго смотрела вслед улетевшей авиетке, пока та не влилась в общий поток и не превратилась в один из сотен огоньков, что вереницами плыли в ночном небе по заданным маршрутам. Она зябко поежилась – вначале от вечерней прохлады, а затем, – увидев в окне силуэт соседки. «Теперь не избежать расспросов», – с тоской подумала Мила. После «безумного чаепития» госпожа Бурцева внесла ее в список лучших подруг и стала наведываться в гости в три раза чаще. Минутная слабость и потакание собственному любопытству обходились дорого.

Мила очень надеялась, что ее уход с лужайки не выглядел как поспешное бегство. Нарочито медленно прикрыв входную дверь, она прислонилась к ней спиной и прислушалась. По вечерам Мила часто просила Экс-Ти включать трансляцию внешних звуков, чтобы наслаждаться стрекотанием цикад и трелями птиц. Сейчас она боялась различить среди этих любимых звуков шаги Бурцевой. Меньше всего ей хотелось обсуждать своего гостя, приход которого, наверняка, не остался незамеченным, впрочем, как и уход. В особенности то обстоятельство, что Мила долго стояла на улице и тоскливо смотрела на удаляющуюся авиетку. Черт! Она идет! Поэзия вечера грозила перетечь в мрачную прозу.

Мила велела Экс-Ти погасить свет и на цыпочках, в чем не было ни малейшей необходимости – внутренних звуков дом наружу не транслировал, – прокралась к дивану. Бурцева остановилась перед входной дверью в раздумьях, а через некоторое время Мила различила звук удаляющихся шагов. «Избежать разговора не удастся, но, по крайней мере, он состоится не сегодня», – подумала она. Мила не готова была обсуждать Рихарда, их взаимоотношения и что бы то ни было вообще. У нее в душе царил сумбур. Только теперь она сообразила – они не договорились о следующей встрече, и он даже не упомянул о том, что позвонит.

«Ах, если бы какая-нибудь случайность помешала ему уехать или заставила вернуться, – подумала она и горько усмехнулась. – Ну, какая может быть случайность?» Если бы сломалась авиетка (представим такую нелепость), то к услугам граждан имеется такси. Если бы Рихард что-то забыл, моментально явился бы курьер. «Этот мир не оставляет ни малейшего шанса заполучить мужчину, не потеряв при этом лица! – раздосадовано подумала Мила и усмехнулась. – Не надо было его отпускать, ведь он хотел остаться, это было понятно без слов. Даже не подозревала, что я настолько погрязла в комплексах и предрассудках».

Она откинулась на диванные подушки, издав протяжный вздох.

Легкий гул авиетки, идущей на посадку, заставил Милу вздрогнуть.

Шаги.

Быстрые энергичные шаги по плиткам дорожки. Сердце заколотилось в груди так, что стало трудно дышать. Мила подбежала к двери. Она глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду. Шаги на ступеньках. Мила распахнула дверь и оказалась нос к носу с Рихардом. Оба выглядели так, словно отыскали и распаковали припрятанный родителями подарок: восторг и легкий испуг.

Глава 2

Ремо хотел спать. Даже баснословный гонорар, выплаченный авнсом за участие в передаче, уже не казался ему веским аргументом, чтобы подниматься в шесть утра и ехать к семи в студию. Он сидел в гримерной перед зеркалом, в котором отражалось юное лицо, – настоящее произведение искусства пластической хирургии, – чужое лицо, к которому он долго привыкал. Ремо смотрел на себя и чувствовал, что никакое омоложение не способно стереть с его души патину прожитых лет. Раннее пробуждение всегда ввергало его в состояние меланхолии, нагоняло тоскливые мысли, как ветер – тучи в непогоду, а ведь ему надлежало сверкать и заряжать окружающих радостью. Да только новостной блок на главном правительственном канале – не место для веселья. На кой сдался эстрадный певец программе «Пульс Терры-три»? Конечно, он знал ответ. Ремо с тоской пробежал глазами по заготовленному для него тексту выступления. Замусоленная, затертая до дыр тема о замороженных землянах всем набила оскомину еще пятьдесят лет назад. Но что поделаешь, если в этом болоте не происходит ничего интересного.

Зазвучал сигнал вызова – пора было идти в студию. Ремо поднялся, взглянул на свое отражение в зеркале в полный рост. Безупречно. Если бы не противная ноющая боль, что угнездилась в теле, все было бы идеально. «Это нервы, – подумал он, – переутомление, недосып. Послать бы куда подальше!..»

Дверь отъехала в сторону, и на пороге возник Жюль с легкой укоризной во взгляде. Иногда Ремо казалось, что его агент, слегка похожий на пупса, умеет читать мысли. Конечно это было не так, но проведя бок о бок столько времени, только ленивый не научился бы догадываться о чем думает партнер.

– Драгоценный ты мой!.. – Жюль пришел, чтобы его поторопить. – Это серьезная передача и…

– И серьезные люди, – закончил за него фразу Ремо. – А что может быть скучнее серьезных людей? Я теряюсь в догадках: они такие, потому что появились на свет без чувства юмора или статус «человека серьезного» так плохо на них влияет? Хорошо-хорошо, – отмахнулся Ремо от увещеваний Жюля, которые знал наизусть.

Он вышел на площадку, едва утих голос ведущего: «Сегодня у программы “Пульс Терры-три” особый гость: любимец публики знаменитый Ремо!» Зал принялся рукоплескать, но как-то лениво, без энтузиазма. Да нет, показалось. Аплодисменты в его честь звучали энергичней и слаженней, чем при появлении ученых и политиков. «Получасовое занудство обеспечено, – подумал Ремо. – Только бы не заснуть». Он лучезарно улыбнулся в объектив подлетевшей почти вплотную камеры.

В студии, несмотря на ранний час, было полно зрителей. Ремо любил публику, она его вдохновляла. Ему даже захотелось что-нибудь спеть, подарить людям радость не только от созерцания его персоны. Для участия в программе он выбрал белый с серебристыми вставками костюм, идеально облегавший тело – такой же товар, как и голос. Но на фоне унылой серости его самый скромный наряд выглядел кричащим. Как только Ремо устроился в кресле рядом с другими участниками, ведущий заговорил:

– Наша передача приурочена к знаменательному событию в истории Терры-три: завершению демонтажа холодильных комплексов, где на протяжении ста двенадцати лет хранились тела тысяч землян, пораженных болезнью Топоса.

«Ах вот оно что, – подумал Ремо. – Наверняка Жюль говорил мне об этом».

– Полтора года назад, как вы помните, мы отпраздновали пробуждение последнего замороженного. Сегодня нам предстоит вспомнить главные вехи ушедшего столетия. Я предоставляю слово доктору экономических наук Эрику Торнтону.

Заговорил полноватый мужчина, по мнению Ремо, форменный зануда.

– Хранение тел было долгой головной болью Терры-три: конвенция ООН запрещала уничтожать или размораживать их до тех пор, пока не будет изобретено эффективное средство лечения. И оно было найдено еще сорок лет назад. Однако возникла новая проблема. Из двадцати пробужденных пробной группы у двенадцати оказались критические повреждения коры головного мозга – последствия третьей стадии болезни Топоса, – семеро покончили жизнь самоубийством из-за проблем с адаптацией. Тогда административный союз во главе с президентом Вулем, на основании конвенции ООН о правах человека от 2556 года, решил применить к замороженным гуманный метод имплантации искусственного настроения.

«Лекция по истории с утра пораньше! – с раздражением подумал Ремо. – Я убью Жюля». Он отыскал в зале своего агента, чтобы испепелить взглядом. В такую рань вышло плохо. Подавив зевок, Ремо поерзал в кресле.

– Да, это было единственно возможное решение проблемы, – вклинился ведущий.

Проныра Жюль отлично знал, как чувствует себя Ремо в семь утра, поэтому распорядился, чтобы певцу принесли кофе. Много крепкого кофе, никакого сахара, никаких сливок, никакого печенья, тем паче пирожных. Возле кресла остановился мини-буфет модели Си-прим, уже запрограммированный подать то, что любит знаменитость. «Если растянуть удовольствие – пить медленно, – подумалось Ремо, – то не так тягостно будет слушать все это в миллион первый раз».

Ведущий объявил какого-то профессора медицины с трудно произносимой фамилией.

– К тому времени, когда кабинетом президента Вуля было принято судьбоносное решение, наука уже далеко продвинулась в области биокибернетики, – начал новый докладчик, – базируясь на разработках проводившихся в рамках программ сердечной и мозговой имплантологии. Ученые признали, что самым простым, экономически выгодным и удобным является метод хирургической имплантации биосиверов, возможности которых оказались неизмеримо шире по сравнению с другими целевыми аналогами, а современная хирургия позволила упростить процедуру имплантации, превратив ее в обычный укол. На государственные инвестиции была создана корпорация Киберлайф, где разработали универсальный искусственный интеллект Энтеррон. Он был призван посредством биосивера компенсировать работу участков коры головного мозга, разрушенных болезнью Топоса. Прежде чем приступить к массовой разморозке землян, технологию испытали на пожизненно заключенных преступниках, которые подписали согласие на процедуру. Полученные результаты превзошли ожидания.

– Да-да! – воскликнул ведущий. – Наш великолепный Ремо давал благотворительные концерты, средства от которых были направлены на улучшение условий содержания преступников. Он посещал колонии и собственными глазами видел, как менялись эти люди после инвазии.

Ремо скрипнул зубами – какой хамский намек на возраст! – но взяв себя в руки, сказал то, что было предписано:

– Те, кто прошел процедуру вживления биосивера, стали примерами для общества. Бывшие преступники превратились в людей, способных к проявлению высших, тончайших эмоций, к пониманию прекрасного; на смену внутренней дисгармонии пришли целеустремленность и уравновешенность.

– Не удивительно, что традиционные формы перевоспитания правонарушителей утратили свое значение, – сказал ведущий и пригласил очередного участника произнести вызубренную речь.

Кофе закончился, и Ремо рассеянно разглядывал осадок на дне кружки. «Черт! – подумал он. – Похоже на Башню Правительства. Нет, больше на фаллос».

А передача все тянулась и тянулась.

Ремо наклонился к журнальному столику и, пробежав пальцами по сенсорам, вызвал мини-буфет. Си-прим подкатил ровно через двадцать секунд. Все это время Ремо смотрел на таймер и совершенно не слушал докладчика. Заполучив минеральную воду, он наполнил стакан, стенки которого тут же запотели, и с наслаждением сделал первый глоток. Потому что нет ничего лучше первого соприкосновения с тем, чего жаждал.

– После прений, длившихся около года, и подписания целого ряда соглашений административный союз принял закон «О праве граждан на имплантацию искусственного настроения», – бубнил очередной докладчик. – Была утверждена программа, в которую включили, наряду с реабилитацией преступников и адаптацией «замороженных», ряд социальных проектов. Это ознаменовало начало работы Новой Системы администрирования, правопорядка, управления персоналом и социальных отношений.

Как только передача закончилась, Ремо вскочил и первым припустил к выходу, по рассеянности прихватив стакан с водой. Но дорогу ему преградил один из участников программы, оказавшийся не менее расторопным. Хоть убейте, Ремо не помнил, кто этот человек в унылом костюме и с постной физиономией.

– Я никогда не был вашим поклонником, – заявил он и как-то сразу стал еще менее симпатичен певцу, – но вы очень популярны. Вам следовало бы эффективнее пользоваться этим. Я слышал, вы неоднократно отказывались баллотироваться на политические посты, хоть имели все шансы обойти соперников, причем с большим перевесом в голосах избирателей.

– Да, это так, – согласился Ремо и сделал попытку распрощаться, но неприятный собеседник и не думал так легко его отпускать.

– Вы завоевали сердца обширной аудитории, стоило бы обратиться и к разуму людей, а для этого нужен более серьезный репертуар. Тексты ваших песен, мягко говоря, это какие-то глупые стишки про любовь блямблямчиков и цурипопиков. В них же нет ни-че-го, ну ровным счетом НИЧЕГО! Никакой проблематики, никакой идеи!..

Ремо не выносил, просто ненавидел слово “серьезный”, но еще более он терпеть не мог людей, ничего не смыслящих в любви. Его рука со стаканом воды почти самопроизвольно дернулась, и в следующий миг он с глубочайшим удовлетворением созерцал мокрую физиономию опешившего и наконец-то заткнувшегося политика.

Студия взорвалась овациями. Руководство канала должно было взвизгнуть, представив до каких высот взлетит рейтинг программы, ведь камеры-то продолжали снимать.

Ремо обернулся. К нему с невероятной прытью несся Жюль на своих коротеньких ножках, поблескивая бисеринками пота на залысинах. Передав ему стакан и предоставив улаживать ситуацию, Ремо с улыбкой поклонился благодарной публике и с высоко поднятой головой покинул студию.

На левой руке завибрировал браслет-миником – пришло сообщение. Немногие имели доступ к этому каналу связи. «Если кофейный осадок не врет…» – подумал Ремо. Увы, это было всего лишь приглашение на банкет, хоть и от старинного друга, ныне шеф-оператора Двенадцатого региона Фридриха Ганфа. И самое неприятное, все по тому же поводу: завершение демонтажа холодильных комплексов.

***

– Надо же, как бывает! – восторженно прошептала Бурцева, когда Мила окончила рассказывать историю знакомства с Рихардом.

Добрососедские отношения как-то сами собой упрочились. Произошло это после того, как Рихард переехал к Миле. Он оказал господину Бурцеву небольшую услугу: помог починить поливальную систему. В честь этого события Татьяна устроила праздничный ужин.

Мила от души рассмеялась. Она посмотрела в сторону сада. Там, на каменистой площадке между кустами барбариса и живой оградой из вяза Рихард и Руслан готовили барбекю из сочного террионского осетроида.

Дети Бурцевых играли на газоне; играли мирно, безмятежно – ни в клумбу не влезут, ни от родительских глаз не спрячутся, и Мила даже удивлялась, как это Бурцева добилась от них такого послушания. Но спрашивать не хотелось: во всем была такая удивительная гармония, такое всепоглощающее счастье, что Мила просто откинулась на шезлонге и, подставив лицо вечернему солнцу, в блаженстве закрыла глаза.

– Так вы вместе уже…

– Полгода. Точнее шесть месяцев одну неделю и три дня. И честно должна признаться: я никогда не была так счастлива. Я и Рихард – мы понимаем друг друга с полуслова. Он – редкий мужчина: заботливый, внимательный, с ним воможно поговорить о чем угодно.

– Как прекрасно!

– Удивительное дело, из этого центра мне так ни разу и не позвонили. Должно быть, продолжают бесплодные поиски моей половины и не знают, что я ее уже нашла, – рассмеялась Мила.

– О бывшем ничего не слышно?

– Он уехал куда-то далеко. Кажется в Шестой регион. Работает по выгодному контракту. – Мила мысленно отмахнулась от всплывшего в памяти образа, как от назойливой мухи.

Болтовня о всяких пустяках продолжалась, пока мужчины не позвали их к столу. Хоть болтовня это громко сказано, говорила в основном Татьяна, потому что речь зашла о детях. Стоило коснуться этой темы, дальше можно было спокойно помалкивать и даже не особенно прислушиваться. В такие моменты Мила погружалась в созерцание Рихарда. Ей нравилось в нем абсолютно все: как он слегка наклоняет голову набок, рассматривая что-то, как двигается, улыбается.

Рыба получилась замечательной, а вино, которое выбрал Рихард, оказалось нежным и легким, и очень шло к этому волшебному майскому вечеру.

Бурцевы были милы и разговорчивы, дети ели за соседним столиком и не создавали проблем. Вечеринка удалась.

А поздно вечером, когда гости попрощались и пошли спать, они остались с Рихардом вдвоем, и Мила совершила феерический полет среди звезд, которые были так недосягаемы прежде, теми одинокими ночами, когда она смотрела на них сквозь прозрачный потолок.

Иной раз они в постель не спешили, а сидели в беседке, слушая песни сверчков, ни о чем не говоря, просто держась за руки. О, как же ей нравились эти вечера, эти прекрасные теплые ночи и волшебные утренние пробуждения! Мила все чаще начинала подумывать, что с таким мужчиной не страшно заводить детей. Она стала обращать внимание, что все телеканалы трубят о снижении рождаемости. Ее так и подмывало узнать мнение Рихарда на этот счет, и однажды она, спросила. В ответ он привлек ее к себе, посмотрел черными, как бездна, глазами и нежно поцеловал.

И вот, когда идиллия их совместной жизни стала казаться единственно возможным способом существования в этом лучшем из миров, появился Дэн.

Вероятно, он приехал прямо из аэропорта, причем изрядно подвыпивший для храбрости, в надежде… На что? Возможно, опять собирался уговаривать ее вернуться, попытаться наладить отношения.

Увидев Рихарда, сидящего с газетой на диване, Дэн побледнел. Мила слишком хорошо помнила, что обычно за этим следовало, но такого не ожидала. Дэн чуть ли не с порога накинулся на Рихарда, требуя, чтобы тот проваливал из его дома. Разумные доводы и упоминания о том, что на самом деле коттедж принадлежит Миле, а раньше принадлежал ее родителям, не подействовали. Даже на факт развода бывший муж не обратил внимания. Когда Мила поняла, что расстаться мирно не получится, она выкрикнула:

– Экс-Ти, код ноль-один!

Но даже вызов полиции не образумил Дэна, скорее подтолкнул к решительным действиям. Рихард только защищался. Разнимать мужчин Мила даже не пыталась – сработал инстинкт самосохранения. Она прижалась к стене и в ужасе вскрикивала всякий раз, когда что-то с грохотом разбивалось. Полиция приехала быстро, но Дэн успел напоследок ткнуть Рихарда в челюсть так, что тот упал и стукнулся головой об угол стола.

Мила закричала. Если бы не присутствие посторонних – неизвестно, чем бы все закончилось. Полицейские скрутили и увели буяна. Старший инспектор скинул на сервер отделения видеозапись инцидента из системы "Умный дом Экс-Ти", что немедленно запустило судебный процесс.

Рихард пришел в сознание, но пребывал в ступоре, оглядывая окружающих странным взглядом. В момент, когда он открыл глаза и увидел над собой плачущую Милу, на его лице отразились испуг, неожиданно сменившийся маской безразличия.