Текст книги "Железное сердце (СИ)"
Автор книги: Юлия Шолох
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Глава 6
Дождь в последующие дни и не думал прекращаться. Земля раскисала все больше, залитый бетоном рабочий двор и выложенные плиткой дорожки покрывала вода, которая час от часу поднималась все выше. Ходили слухи, что двадцать семь лет назад именно так начиналось крупнейшее за историю наблюдений городское наводнение, затопившее две улицы, когда вместе с водой вдоль домов плыли сломанные ветки цветущей сирени, дохлые куры и автомобильные покрышки.
Наверное, наводнение не только приносит мусор, но еще и уносит… мусор. Тот, что в головах.
Однако оно не повторилось, так что проверить не удалось.
Два дня спустя Люба сидела у окна на стуле с высокой спинкой, куда забралась вместе с ногами и смотрела, как за стеклом шевелится дождь, который в темноте походил на большое живое существо. Там, снаружи, многоголосо шептала о чем-то непостижимом природа и почему-то казалось, что очень правильным было бы замолчать и просто слушать ее чудные напевы и нашептывания. Это было бы самым естественным на свете занятием, но Люба – городской житель, поэтому она привычно отворачивалась в сторону, чтобы в очередной раз взглянуть на часы и на табло в другом углу комнаты, и не прозевать время, когда нужно выключить печь. Если не сделать этого вовремя, глазурь вместо блеска покроется уродливыми пузырями, краска потечет и всю партию сувениров останется только вынести с мусором.
До конца обжига оставался еще почти час, который Люба привыкла проводить, смотря то в книгу (которую сегодня заменило окно с прочерченными по стеклу дождевыми письменами), то на светящееся табло с цифрами.
Два дня она ждала, когда Бостон даст о себе знать и два дня от него ни слуху, ни духу, хотя на следующий после гостей день звонила Эсфиль и очень вежливо, будто по справочнику этикета, справлялась о здоровье. Люба так себе ее и представила: белокожая Эсфиль с намотанным на голову полотенцем головой и синими тенями вокруг глаз одной рукой прижимает запястье ко лбу в жесте смирения с жизненными невзгодами, а второй держит раскрытый на разделе телефонных бесед справочник правил этикета, из которого старательно зачитывает самые красочные фразы.
Повторно в гости Эсфиль ее не пригласила.
Это было бы неплохо, если бы не было так неопределенно. Люба ни секунды не сомневалась, что стоит забыть о существовании Бостона и вернуться к привычной размеренной жизни, как он тут же объявится и выдернет, как репку из земли, в свой безумный дикий мир.
Сегодня, смотря на дождь, она чувствовала себя очень одиноко. Сашка спал, работники разошлись, а новые не пришли, может из-за дождя, может так совпало, но еще час Любе предстояло сидеть совсем одной, вспоминать своего прошлого молодого человека и удивляться, почему все так нелепо сложилось. Вернее, не сложилось. Ведь она его до одури любила! И вроде ничего плохого о нем не скажешь – не пил, не ругался, не изменял, иногда говорил комплименты, и помнил, что в постели находится не один, но прошел год… и ничего не осталось. Все вытекло в сухой песок и испарилось на жаре. Разве так бывает, когда совсем без причины ты разлюбил человека, которому был готов посвятить свою жизнь без остатка?
Он совсем ее не разочаровывал. Да, в чем-то оказался не таким совершенным, как ожидалось, не переносил имя Ло, которым называли ее родители и очень щепетильно относился к своей свободе. Но цветы дарил, в кафе за Любу платил и не существует ни единого оправдания тому, как быстро она перестала нуждаться в его наличии.
Ей казалось, любовь к нему как раз из числа тех невозможных, непреодолимых, когда не можешь толком дышать, если любимого нет рядом. И когда он рядом, дышать не можешь тоже.
А оказалось – пшик…
И вот вопрос – а почему она вообще о нем вспомнила? Целое лето прошлого как будто не существовало, а с тех пор как Бостон…
Вот в том-то и дело. В нем.
Люба взглянула на телефон, который положила на стол прямо у себя под носом, потом практически улеглась рядом, протянула руку и принялась задумчиво водить подушечками пальцев по корпусу.
Наверное, любовь к Бостону похожа на шаг со скалы в пропасть, как раз после того, как забрался наверх и с сжимающимся от восторга сердцем увидел, насколько прекрасен мир. Как огромно небо, как белоснежны облака и как мило смотрятся пятна зелени на боках серых каменных исполинов. И тогда, вздохнув полной грудью, ты делаешь этот последний шаг в хрустальную чистоту горного воздуха. И на несколько мгновений становишься так же свободен и прекрасен, как окружающий мир, сливаешься с ним, пронизанный непостижимым восторгом, превышающим все, что тебе приходилось когда-либо испытывать.
А потом тебя не станет.
В таком самоубийстве есть что-то заманчивое – пусть быстро, зато как красиво! О таких историях пишут самые проникновенные песни, снимают самые душещипательные фильмы и ни один поэт не способен пройти мимо, не создав хотя бы парочки стихов. Как знать, не будь Сашки, может Люба захотел бы стать героиней короткой, но безумно прекрасной истории любви. Рискнула бы ни о чем не думать, а просто прыгнуть.
Однако это неосуществимо, у нее брат, который до конца своих дней будет зависеть от родных и о возможности распорядиться жизнью быстро, глупо и безрассудно остается только мечтать.
И все-таки неудобства уже начались, и все концы вели именно к Бостону. Он появился и заставил думать о любви, причем конкретно к своей особе, так что сама мысль уже настораживает. С какой стати она должна думать о любви? Почему именно о любви, а не об обычном сексе? Как можно серьезно думать о любви с кем-то вроде Бостона? Чушь какая-то. Ей нужно думать о брате. Через час она выключит печь и сможет спокойно уйти спать, а по дороге хорошенько остудится под ночным дождем.
В этот момент раздался звон пришедшей смски.
В начале первого ночи?
Люба подумала, что должно быть это родители, у них там как раз ранее утро. Открыла и уставилась в тонкие черные буквы на белоснежном фоне.
'Поговори со мной'.
Тогда она догадалась посмотреть на номер и увидела только три нуля.
000? И что это за абонент? Ошибка, конечно же.
Но какая забавная! Конечно, нелепо говорить с цифрами на экране, но когда нет свидетелей, можно позволить себе многое.
– Привет, – сказала Люба, решив выполнить просьбу телефона и поболтать. Если в детстве каждый уверен, что кукла оживает, стоит тебе заснуть, а бумажный самолетик принимается летать под потолком, то почему взрослым эта игра недоступна? Нечестно!
– Привет, – повторила Люба, прикасаясь пальцем к экрану, хотя знала, что от этого на пластике остаются грязные разводы. – Давай поговорим, если хочешь. Тебе же все равно о чем, правда? Ты просто заскучал и хочешь услышать человеческий голос?
Телефон молчал, мигая зеленым огоньком.
Люба вздохнула, переместив палец ниже, на кнопки.
– Знаешь, похоже, сейчас ты мой единственный собеседник. И даже мой единственный друг. Как так получилось, не знаю. Но Сашку другом не назвать, он что-то большее, он брат и при этом я не могу у него брать, а только даю. Дядя Коля нас любит, но слишком серьезно относится к обязанностям опекуна. Тетя Диана меня вообще побаивается, я слишком взрослая для ребенка, которого нужно опекать и слишком молода для подруги. Она не знает, о чем со мной говорить. Вот и получается, что есть только ты.
Телефон молчал, однако мерцание стало каким-то размытым, будто ему тоже стало грустно.
– Ты все время рядом и как ни странно, знаешь обо мне больше, чем все остальные. Как так получается в нашем мире, страшно подумать – единственный, кто тебя знает – это твой телефон. Ты слышишь все мои разговоры, читаешь смски, смотришь, как я сплю, ем, работаю и даже хожу голышом после душа. Знаешь, что я порвала со всеми старыми друзьями, просто взяла и порвала раз и навсегда, пусть даже существует скайп и безлимитная связь. Ни разу не пожалела о сексе с Димкой, потому что кроме секса у нас с ним не осталось ничего общего, ни одной подруги за лето не вспомнила и до слез злюсь на родителей, когда слышу их голоса. Потому и предпочитаю звонкам писать смски или письма. Ты читал, они все ровные, пустые и очень-очень оптимистичные. Правда?
Телефон продолжал мерцать, теперь уже задумчиво.
– Что, не нравится? Ты хотел поболтать о чем-нибудь веселом? Посмеяться и посплетничать? А выходит, что веселиться – это не со мной? – почему-то обиделась Люба, отдернув от него руку. Взглянула на часы и непроизвольно покачала головой. Надо же, вот к чему приводит одиночество. Сначала она просто болтала с телефоном, а теперь на него обижается.
Когда пиликнула пришедшая смска, Люба чуть не подпрыгнула от неожиданности.
'Хочешь, твоя жизнь станет необычной?'.
Номер был прежним – три нуля.
Только происходящее больше не казалось забавным.
Одно дело – представлять, как болтаешь с телефоном. Но совсем другое – видеть, что он на самом деле отвечает.
Конечно, Люба тут же выдумала подходящее объяснение (ошибка) и почти заставила себя расслабиться.
– Как мило с твоей стороны, – сказала она, однако держаться от телефона теперь старалась подальше. – Как только ты начал проявлять зачатки интеллекта, так считай, моя жизнь уже стала необычной… Что еще ты собираешься сделать? Собираешься меня развеселить? Пришлешь мне анекдот?
Телефон молчал.
– Будешь по утрам скачивать из сети свежие комплименты?
Она была готова к звуку, но все равно вздрогнула, когда пришла смска.
'Может, букет цветов?'
– Что ты мелешь, – бормотала Люба, стискивая щеки ладонями так, что слова звучали шепеляво, как у детей. – Ты же телефон!
'Отвезти в луна-парк и прокатить на водяных горках?'.
– Не смешно!
'Просто подставить плечо?'
– Дурак ты, – сдавлено сообщила Люба, сдерживая неожиданно подкатившие слезы. Как глупо-то все! Сидит тут одна, за окном дождливая ночь, где-то спит Сашка и это единственное, что придает жизни немного тепла.
Она хлюпнула носом и снова отвернулась. Может чьи-то шутки? Но разве это возможно? Даже если на секунду представить, что нашелся очередной самородок и вместо того, чтобы лезть в базу Пентагона (где уже каждый второй хакер побывал и отметился), принялся за телефонные компании. Нафига, спрашивается? Ну ладно, мало ли чудаков? Но кто из них станет присылать Любе смски?!
– Чертовщина какая-то, – пробормотала она в сторону и поняла, что специально старается не смотреть на телефон, как на что-то опасное. Мама дорогая. Но что может быть опасного в обычном телефоне?!
– Все, никаких бесед больше на сегодня, – строго сообщила Люба телефону, – а не то выключу!
И сама услышала в своем голосе истерические нотки.
К счастью, отвечать телефон больше не собирался, видимо, вдоволь наговорился. Люба выждала пять минут и сбежала в крохотную комнатку, где стояли чайник, микроволновка и обеденный стол.
А когда вернулась с чашкой чая в руке, то увидела у печи Бостона.
Она замерла на пороге, уверенная, что у нее галлюцинации.
Бостон в серых шортах и серой футболке, на этот раз не обтягивающей, а свободно болтающейся на плечах, с упрямо опущенной головой и настойчивым немигающим взглядом. И босиком.
– Привет, – спокойно сказал он, будто в порядке вещей являться в чужой дом посреди ночи без приглашения и вести себя так уверенно, точно тебя тут без вариантов рады видеть.
Бостон с сухими волосами и… босиком.
– Какого черта? – спросила Люба и в голосе звучало какое-то истерическое удивление. А вот чего в голосе точно не было, так это радости от встречи.
– Значит, тут ты работаешь? – он принялся крутить головой из стороны в сторону.
– Какого…. – как заведенная, повторяла Люба.
– Вместо того чтобы получать достойное образование? – словно не слыша, продолжал он.
Люба захлопнула рот и целенаправленно побрела к столу, цепляясь взглядом за розовые цветочки на клеенке. Поставила чашку рядом с телефоном. Оглянулась на дверь и долго смотрела на коврик без единого мокрого следа ног. Наверняка он вошел, когда она вышла. Только как? Перепрыгнул через порог? А как он рассчитал время? Он что, в окно подглядывал? А как вообще он попал на территорию мастерской?
– Тебе, наверное, любопытно, как я здесь оказался? – спросил он.
– Д-да.
Говорящего телефона на сегодня было вполне предостаточно, поэтому способы появления в комнате постороннего человека Люба анализировать не стала, а просто отбросила за границу сознания.
– Я прогуливался по улице мимо твоего дома и зашел… через дверь.
В общем-то, калитка со стороны рабочего двора обычно стояла открытой, но ночью ее запирали, Люба лично закрыла задвижку в девять за последней ушедшей женщиной. Получается, кто-то успел открыть?
– Ну ладно, – нетвердо сказала она, придя к решению, что на самом деле ей совершено не охота думать, как именно он сюда проник.
Вместо этого Люба с прямой, как доска спиной уселась на стул и рассеяно сказала:
– Я тебя не приглашала.
Бостон хмыкнул, сложил руки на груди и со всей дури привалился к боку железной печки.
Через секунду Люба уже подлетала к нему, отдав управление телом во власть инстинктивной реакции и даже не успевая фиксировать разумом все события – и свой невероятный прыжок, и непроизвольный крик, и его изумленно распахнувшиеся глаза.
Она с силой дернула его за локоть, оттаскивая в сторону, развернула, будто легкую тряпичную куклу без костей и не поверила своим глазам…
Когда печь доходила до нужной температуры, как сейчас, то разогревалась так сильно, что попавшая на ее поверхность вода шипела и испарялась, как с раскаленной сковороды. Так беспечно прислониться к печи мог только человек, которые не просто этого не знал, но и по какой-то причине не ощущал исходящего от печи жара.
Он должен был завопить, потому что такой сильный ожог должен сопровождаться получением огромного количества боли. Очень много боли.
И этот… этот ожог вообще должен был существовать!
Люба неверяще вертела перед носом его расслабленную, ничуть не сопротивляющуюся руку, а потом задрала футболку, оголяя плечо. Ничего. На коже ничего не было, хотя даже на таком расстоянии прекрасно ощущался печной жар.
– Как? – зло воскликнула она, до боли в костяшках вдавливая пальцы в его мышцы. Возможно, она не заметила и на самом деле он совсем не прислонялся к печи? Но нет, не настолько же она слепа!
– Как ты это сделал? – требовала она ответа, вздрагивая от пережитого шока и чувствуя, как крупная дрожь передается ему, но это совсем неважно, она смотрела в его глаза так жадно, будто при попытке сохранить тайну намеревалась прочесть ответ в его мозгу самостоятельно, хотела на самом деле влезть в его голову и неважно, что будет, но вдруг поняла, что он так изумлен совсем не тем, что его плечо осталось невредимым. Нет… его изумил ее поступок. Ее страх.
Люба быстро отдернула руки и отступила. На коже предплечья Бостона теперь горели красные отпечатки, оставленные ее пальцами. Конечно, она же бросилась его спасать. Человека, которого после всего сделанного наоборот, стоило хорошенько приложить к этой печке еще разок, желательно физиономией. Конечно, я за любого бы испугалась, убеждала себя Люба, потому что чувствовала бы себя виноватой, что не предупредила об опасности и неважно, о ком речь.
Но себя обмануть оказалось не так просто.
Она жутко испугалась именно за него. За человека, который натворил столько гадостей и глупостей, что раз и навсегда перечеркнул возможность дружеских отношений, но при этом каким-то необъяснимым, неуловимым, совершенно непостижимым образом умудрился вытащить ее из скорлупы, где она упрямо отсиживалась до сих пор и продолжает тащить дальше, туда, где слишком светло для глаз, привыкших к темноте.
Наверное, стоило сказать, что в общем-то, отсутствие травмы это ерунда, неважно, что случилось и вообще попросить его убраться вон, но вместо этого Люба не могла оторваться от его глаз, потому что сейчас в них вспыхивали и искрились то самое удивление, и недоверие, и то самое вызывающее упрямство, которое так напугало ее в лодке.
Она вдруг четко поняла, что все было напрасно. Что Эсфиль зря пыталась ему помешать и что его добровольное согласие вести себя хорошо больше не действует.
Он не остановится.
– Зачем же ты так, – сказал Бостон. Сейчас он казался таким же монолитным, как бетонный пол под печью, шевелились только губы и только глаза жили своей особенной страшной жизнью. У человека не бывает таких глаз…
– Зачем ты мне вообще попалась? – монотонно выговаривал он, тихо и нечетко, как говорят во сне. – Я боялся, что рано или поздно это случится, но как-то далеко, в неопределенном будущем. Не так быстро, слишком быстро.
Люба молчала, потому что испугалась, впервые за вечер по-настоящему испугалась чего-то неестественного вокруг.
– А в общем, это ерунда, пусть ты немного другая, чуть-чуть отличаешься от прочих девчонок, но я не верю, что ты какая-то особенная. Это просто физическое влечение. Когда оно шибает в голову, многие сказки кажутся реальностью. Думаю, пару недель более близкого знакомства и это напряжение между нами как рукой снимет. В субботу у нас вечеринка, приходи. И думаю, тебе стоит остаться на пару недель у меня в доме.
– Ты что, снова? – все, что уловила Люба – это его очередное наглое приказание, когда не приглашают, а просто ставят в известность. – Забудь! Эсфиль тебя остановит!
– Эсфиль остановит? – мягко спросил он. Негромко и даже с каким-то пониманием, с легчайшим налетом жалости и сочувствия, отчего стало только страшнее. Лучше бы он по-прежнему холодно шантажировал или издевался. Но не так.
– Даже у Эсфиль бывает, нет выбора. Есть вещи, которые для нее… для нас важнее судьбы человеческого существа. Но даже не будь этого, я только что понял – бесполезно оставлять тебя в покое. Нас снова столкнет случайность, я ведь сегодня случайно здесь оказался и случайно о тебе вспомнил. Тебе будет забавно слышать, что иногда такие, как я, видят связь случайностей. Даже если я в очередной раз уйду. Даже если случится чудо и Эсфиль найдет, чем меня припугнуть еще разок, ничего не изменится. Рано или поздно ты окажешься в моей постели и пожалеешь, что тянула так долго.
– Как меня достала эта твоя самореклама!
– Думаю, я не самое плохое из того, что тебе суждено.
– И что опять за вы и мы? Я такой же человек, как ты, так что прекращай выпендриваться! Меня уже тошнит от твоей самодовольной морды!
– В субботу я покажу тебе разницу между нами. Но не здесь, не в месте, где тебе есть куда бежать.
– Ты не посмеешь опять! – бессильно возмутилась Люба, моментально и полностью поверив, что при желании он легко сможет нейтрализовать влияние Эсфиль.
– Я не буду с тобой спорить. И принуждать тоже не собираюсь, в субботу вечеринка, а ты обещала заглянуть в гости еще разок. Вот и заглянешь.
Ответа он не ждал. Улыбнулся на прощанье, обошел застывшую столбом Любу и направился к двери. Раскрыл нешироко, только чтобы выскользнуть боком, но в комнату успел ворваться пропахший сыростью и пронизанный ночной прохладой ветер. Он принес влажность, от которой сразу же стало зябко, но Люба не шевелилась, она смотрела, как Бостон без зонта и куртки, прямо босыми ногами, ни секунды не мешкая, вышел в темноту под осенний вязкий дождь.
А потом закрыл за собой дверь.
Глава 7
– Сходишь на рынок? Сахар закончился.
В наспех накинутом халате тетя Диана выглядела растрепанной и немного злой. С ней такое иногда случалось – обычно в выходные, когда вся семья оставалась дома и всю эту шайку нужно было накормить, причесать, умыть и проследить, чтобы они ничего не разрушили. Разрушение в детях сидит так же, как черт в табакерке – и выпрыгивает в тот самый момент, как только ты расслабился и на секунду отвернулся.
Люба молча кивнула и через несколько минут уже шла к рынку, жмурясь на теплом солнце, которое утром сменило надоевший дождь и придерживая рукой висящую на локте корзинку.
Ей почему-то нравилось ходить на рынок именно с корзинкой. Если раньше, при жизни в городе, Любу заботило, не глупо ли она выглядит, когда чем-то сильно отличается от толпы, то сейчас ее интересовало только, не помнутся ли пирожные, которыми дядина семья баловала себя по выходным.
Субботним утром рынок был забит под завязку. Любе пришлось отстоять очередь в кондитерскую, потом за сметаной и колбасой. Зато яиц вокруг высились горы, с ними проблем не возникло.
Напоследок она купила себе палочки сушеной рыбы. И, прямо за оградой рынка – букет вялых цветов у старушки, которая часто приходила сюда продавать всякие мелочи со своего огорода. Обычно яблоки – паданец или кривые цветы с клумбы под окном. Ничего из этого Любе было не нужно, но она покупала, потому что бабушка шла торговать не от хорошей жизни и больше ей, похоже, помочь было некому.
Но Сашке всегда будет кому помочь!
Сегодняшние цветы явно не выглядели лучшими образцами селекции – листья местами поел жучок, стебли покрывал белый налет сырости. И как обычно, бабуля замялась и не назвала цену, покупатели всегда ей платили столько, сколько сами считали нужным.
Любин молодой человек сильно раздражался, если видел, что она дает кому-то деньги.
'Не глупи! Они зарабатывают больше, чем ты', – возмущался он.
Наверное больше, да. Конечно, она понимала, что это бизнес, что попрошайкам ничего не остается, потому что все отходит хозяину, но иногда, когда ей казалось, что перед ней не профессиональный нищий, а действительно попавший в беду человек, она доставала кошелек и отдавала деньги. Не за способность быть убедительным и вызывать жалость, нет. Она платила за Сашку. За то, чтобы кто-то и ему помог, случись что-то плохое.
Люба запихнула кошелек обратно в корзинку, взяла ненужный букет, улыбнулась бабушке и собралась уходить.
– Это что такое? А ну, пошла отсюда!
Какой-то мужичек с залысинами выскочил из ворот и стал оттеснять бабку в сторону, одновременно размахивая руками и показывая приближающейся газели, куда парковаться.
– Опять ты тут? Иди, иди в другое место, – мимоходом сказал он старушке и снова несильно толкнул ее плечом. Не со зла, а так, просто указывая, кто тут главный
– Эй, что вы делаете? – изумилась Люба.
– А ты кто вообще? – мужчина даже замер на секунду, а потом продолжил подзывать газель. – И ты давай вали отсюда, курица. Не видишь, что мешаешь?
– Или лучше иди сюда, ближе, – к полулысому подошло еще двое мужчин, мятых и явно с похмелья. Наверняка, разгружать привезенный товар.
– Ничего, ничего, я уйду. Пошли, милая, пошли со мной, – бабушка суетливо собирала оставшиеся цветы в жестяное ведро с водой на дне. Ее руки дрожали.
– С какой стати вы толкаетесь? – зло спросила Люба. – Вы и маму свою таким образом с дороги пододвигаете?
– Что? – челюсть полулысого от возмущения отвалилась, а его приятели засмеялись. – А ну вали отсюда! Будет меня тут еще учить, стерва белобрысая.
– Бойкая. Может, в каптерку ко мне заглянешь, я скоро освобожусь, – вступил в беседу один из подошедших. Из-за отсутствия двух передних зубов его голос звучал шепеляво и нетвердо.
– Точно, ей это и нужно. Мужик крепкий, чтоб на место поставил, – хмыкнул полулысый. – Моя бы давно заработала, посмей голос на мужика повышать!
Люба поняла, что спорить бесполезно. Дегенераты. Все равно, что об стенку лбом биться.
Она развернулась, собираясь помочь старушке с неудобным ведром, которое мешало той собрать в кучу её сумку и пакеты.
– Эй, да куда ты? Ты ж со мной сегодня идешь! – повысил голос беззубый кавалер, орошая воздух слюной и перегаром.
Люба нетерпеливо оглянулась, сдерживая желание послать его прямым текстом.
Рот она как открыла, так и закрыла.
Из-за газели вынырнул Бостон, а двое его друзей из числа тех, кто застукал Любу в доме Данилецких стояли дальше, у серой машины на противоположной стороне дороги.
Бостон шел к мужчинам и улыбался.
– Пойдем, пойдем, дочка, – бабуля тянула ее в сторону и постепенно Люба отступила, потому что внимание скандалистов уже сосредоточилось на Бостоне.
– Ну а тебе чего? – зло поинтересовался полулысый.
– Мне? Мне интересно.
– Чего тебе интересно, придурок?
– На что мужчины готовы пойти из-за женщины.
Троица переглянулась с видом 'и из какой пещеры этот доисторический идиот выполз'?
Бостон остановился. Большие пальцы рук сунуты в петли ремня, плечи расслаблены, ноги расставлены. Вызова на лице нет, но Люба поежилась.
– Я, к примеру, на многое готов, – спокойно сообщил Бостон. – Для начала, готов драться.
– Чего? – второй сделал вид, что не расслышал.
– Готов ради девушки, которую считаю своей… или которую хотел бы завоевать, готов лезть в драку с ее обидчиками и доказывать кулаками, что они не правы. Возможно, готов драться до смерти, еще не знаю точно. А вы? На что готовы? Может, найдем общие точки соприкосновения?
Он медленно, спокойно переводил взгляд с одного на второго, потом на третьего. Каждого словно изучал, прикидывая, на что тот готов. Стоял там – открытый, улыбчивый, уверенный – как образ с афиши фильма про супергероев.
– Шел бы ты отсюда, – после минуты недоуменного молчания поморщился первый.
Бостон сделал шаг вперед, и троица одновременно перестала ухмыляться.
– Давай, заезжай! – полулысый отвел взгляд и махнул рукой водителю газели, показывая, что отступил в сторону только чтобы освободить для машины место.
Двое других тоже сразу вспомнили, что жутко заняты и отправились по своим делам.
– Почем цветы? – громко поинтересовался Бостон, когда убедился, что противники не собираются отстаивать свои интересы. Он повернул голову, но с места не двинулся, так что газель, кряхтя, была вынуждена его объезжать и моститься сбоку, на узком тротуаре.
Люба не шевелилась, наблюдая, как Бостон и старушка двинулись навстречу друг другу, как он достает из кармана деньги и слушает, что цветы стоят столько, сколько ему не жалко. Люба раздумывала, не лучше ли ей уйти, все равно тут больше ничего не сделаешь.
Она не следила, сколько заплатил Бостон, но он скопом купил все оставшиеся цветы.
Потом покосился на Любу, которая поспешно отвела взгляд. Конечно, кроме оскорбленной гордости никакой опасности ей и бабушке не грозило, подобные личности рискуют только языками чесать, так что вроде благодарить не за что. Да и вообще слишком сильно произошедшее напоминает спектакль – выскочил, как будто из-под земли вырос, богатырь и разогнал хилых ордынских захватчиков одним своим видом богатырским.
Смешно. Почти.
И все же…
– Это вам. – Бостон склонил голову, оставляя цветы в ведре и засовывая руки обратно в карманы.
– Зачем же мне? Подарите лучше девушке, – старушка улыбнулась, косясь на Любу, которую, скорее всего, посчитала причиной вмешательства этого милого молодого человека.
Люба развернулась и пошла прочь, не оглядываясь.
Бостона уже звали друзья. За спиной слышались только постепенно удаляющийся шум рынка. К счастью, никто не стал ее окликать или догонять, так что вскоре Люба свернула за угол, на свою улицу.
Однако, как забавно, думала Люба, обходя похожие на большие кляксы лужи. Он готов драться. Кто бы подумал? Судя по ее наблюдениям, все, на что он готов – так это шантажировать и угрожать. Но со здравым смыслом не поспоришь – возможно, ради кого-то Бостон и готов драться. Кого-то он готов завоевывать. Не ее точно.
Хорошо хоть ему хватило ума не лезть с цветами. Да и вообще, так и непонятно, чего он на самом деле добивался? Может, просто хотел драки? У некоторых молодых и прытких руки так и чешутся съездить по чьей-нибудь физиономии, доказывая свое обезьянье превосходство.
Люба в очередной раз поправила корзинку. Вечером она пойдет на вечеринку, снова встретит там Бостона.
Сделает вид, что его не знает?
Что ничего не было?
Головоломка. Вот что ей напоминает Бостон – незнакомую головоломку, сверкающую изломанными гранями, которую при желании можно решить.
Но решать не хочется. Бывают девушки, которых хлебом не корми, только дай выяснить, что не так с молодым человеком, что у него внутри спрятано и как это вытащить наружу. Но не все же замороченные? У Любы уже есть на руках одна головоломка – Сашка, и тратит время, копаясь в нутре Бостона было бы непозволительной роскошью.
Люба вернулась домой, позавтракала, погуляла с братом, помогла тете с приготовлением обеда – и все это время думала. О чем? Сложно сказать одним словом. Думала о поникших в жестяном ведре, некрасивых и трогательных цветах. О босых ногах, ступающих через порог в холодную лужу. О тихой песенке, которую Сашка напевал, когда перед сном переодевался в пижаму. О разных формах сюрпризов, которые преподносит жизнь. О схематическом изображении принцев и злодеев, принятом в сказках.
Об упавшей монетке, которая еще бьется и звенит, и не видно, что выпало – орел или решка?
О деталях головоломки, которую не ей предназначено собрать.
