Текст книги "Железное сердце (СИ)"
Автор книги: Юлия Шолох
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава 15
– Держись! – кричал Гарик сквозь свистящий ветер, когда они приблизились к первому повороту горного серпантина, петляющего среди низких пихт и нагромождения каменных глыб.
Он повернул так резко, что на секунду Любе показалось, что она немедленно слетит с сидения и приземлиться на асфальт, но вместо страха она наполнилась весельем и расхохоталась.
– Держись! – и снова очередной вираж. Гарик себя не сдерживал, постоянно увеличивая скорость и мимо проносились машины, по сравнению с байком казавшиеся ленивыми медлительными жуками.
Люба захлебывалась воздухом, несущимся так быстро, что она не успевала толком вздохнуть, но ни секунды не желала, чтобы Гарик притормозил. Они как в омут ныряли с горок, залетали за крутые повороты так стремительно, что шины скрипели от соприкосновения с дорогой и оставляли на асфальте позади себя черные полосы, и Люба чувствовала себя полностью счастливой.
Когда горный серпантин закончился, дорога ровной плавной лентой спустилась к побережью, плотно застроенному гостиницами.
– Хочешь к морю? – спросил Гарик и раньше, чем Люба успела согласно кивнуть, принялся петлять по паутинке узких прогулочных дорожек, зигзагами все дальше удаляясь от трассы.
Еще примерно минут пятнадцать он уверенно запутывал следы и наконец, остановился на узком диком побережье у обрыва, где на углу прилепилась небольшое безлюдное кафе со столиками. Байк остановился, мотор заглох и Гарик поставил его на подножку.
– Слезай.
Люба неохотно ступила на землю. Он не отказалась бы покататься еще, да и мотоцикл совсем не устал, а только-только размялся, но раз хозяин решил дать ему передышку, так тому и быть.
– Пошли, – несмотря на то, что других посетителей в кафе не было, Гарик направился к дальнему столику, который стоял практически на песке, отчего кренился на бок. Люба села в плетеное кресло, над головой трещал надутый ветром тряпичный навес оливкового цвета, а из бара доносилась тихая веселая музыка.
– Эй! – не оборачиваясь, Гарик махнул рукой, призывая официантку. Люба смотрела, как девушка в короткой синей юбке и белой майке спешит к ним с блокнотом в руках. Не успела она подойти, как Гарик зачастил:
– Девушке апельсиновый фреш, овощной салат и сливочное мороженое, мне кофе и пару горячих бутербродов с ветчиной без сыра. Соли еще принеси.
– А… – девушка открыла рот, испуганно посмотрела на Гарика и замялась.
– Что?
– Я не успела записать, – пробормотала она. – Извините.
Наверное, подрабатывает между учебой, подумала Люба и улыбнулась ей, потому что когда-то тоже была такой.
Улыбка криво застыла на ее губах. Она была такой?
Гарик тем временем нетерпеливо повторил заказ, так и не оглянувшись на официантку. Похоже, его не волновало, насколько она симпатична, вежлива и напугана его недружелюбным поведением.
Люба проводила девушку глазами и уставилась в поверхность столика, накрытого льняной сероватой скатертью. В центре имелся дырчатый цветочный узор, сквозь который просвечивалась деревянная крышка.
– Ну что, Люба, – Гарик улыбался, но смотрел серьезно. – Не хочешь признаться, кто же ты такая?
Люба расширила глаза. Кто она такая?
– И имя какое… Если бы я был романтиком, то сказал бы примерно так – неужели ты воплощение новой Любви? – он понизил голос и Люба наклонилась ближе, чтобы расслышать его следующие слова. – И добавил бы – новорожденная чистая Любовь, которая однажды открыла сонные глаза и поняла, что отныне живет и живет ради конкретной цели? Это ты?
Люба молчала, потому что большинство его слов остались для нее просто бессмысленным шумом.
– Афродиту, как известно, создали из морской пены. А из чего создали тебя? – теперь он улыбался почти грустно.
– Ладно, можешь не отвечать. Я и сам знаю, кто ты, не первый год по земле хожу, способен сложить два и два.
Люба смотрела во все глаза.
– Ты – то, что прячет семейка Тоннеля. И конечно, чем старательнее они что-то прячут, тем больше любопытства вызывают. Кто же откажется раскрыть секрет, в чем тут дело? У нас, знаешь ли, редко случается нечто интересное, разве что безумный Джайзер когда-никогда выкинет очередное коленце. Вот, к примеру, этой зимой пошел слух, что он создал девушку. Создал специально для своего любимчика Бостона, а мальчишка выпендрился, как обычно, взбрыкнул и заявил, что ему ничего от Джайзера не нужно. И слухи говорят – тогда она может достаться кому-то другому. Бостон капризный мальчишка, щенок, который не способен осознать ценности подобного дара. Еще слишком глуп, чтобы не выставлять напоказ свою гордыню. Еще не пресытился одиночеством… Кстати, среди нас встречаются куда более умные и благодарные экземпляры. Но вот вопрос – и где же тогда это самое чудо пропадает? К весне все решили, что это вранье и никакой девушки не существует. Ну как тебе история?
Люба вздохнула. К столику торопилась официантка с высоким стаканом сока в руке. Осторожно поставила перед Любой и тут же отступила. Гарик не обратил на официантку ни малейшего внимания и продолжал говорить, не понижая голоса, будто они совсем одни.
– Это только начало. Джайзер много слухов пускает, это жутко его забавляет, но я давно уже не ведусь. Но вот в чем загвоздка – сегодня я заехал к Тоннелю за своими вещами и что я первым делом вижу? – пустой дом, где кроме их шайки ни единого постороннего, тишина и покой, хотят Бостон с остальной мелкотней тут постоянно такие вечеринки устраивали, что земля дрожала. И – запрещенная для посещения половина дома. Но это еще ладно, цветочки. Что же я вижу, когда собираюсь уезжать? А вижу я девушку, совершенно такую же не от мира сего, как те дикие, которых мы однажды нашли в лесу. Но даже это не всё. Все дикие были… природными, а я четко вижу, что ты – городская. В твоей голове крутятся шестеренки, а жилы скрипят, как провода, но я никогда раньше тебя не видел, а мы все друг друга знаем, как облупленных. Как у него это получилось?! Безумство… Так какой же единственный вывод можно из всего этого сделать, ты как думаешь?
Люба машинально потянулась за соком.
– А очень простой, – Гарик ответа не ждал. – Получается, слухи чуть ли не впервые за всю историю не привирали и девушка существует. Вот такие дела…
Он рассеяно покачал головой.
Люба подняла стакан с соком к носу, понюхала, а потом, обхватив губами соломинку, втянула в себя жидкость. Вроде простое движение, но забытое, будто она не делала так уже сотни лет.
Ротовую полость обожгло огнем, который горячей волной опустился по пищеводу в желудок и от которого все ткани мгновенно онемели. Люба судорожно хлебнула воздуха, наклоняясь вперед.
– Эй, – быстро приблизившись, Гарик схватил ее за руку. – Что случилось?
Даже на фоне боли от острого вкуса сока его прикосновение оказалось куда более страшным. Однажды в далеком детстве Любу шарахнуло током, когда она спицей для вязания выковыривала из розетки пластилин, так что ей было с чем сравнить. Сейчас сила удара увеличилась неоднократно, пронизывая с ног до головы.
Гарик тут же отдернул руку, Люба, согнувшись, могла только хлопать глазами, восстанавливая дыхание и радоваться, что вместе с чужим прикосновением исчезла вторая порция боли.
– Что случилось? – официантка подбежала со всех ног и в ее глазах застыл настоящий страх за Любу, реальный ужас, а не то привычное недовольство, когда смену мешают спокойно отработать всякие нервные девицы, при первой возможности так и норовящие грохнуться в обморок.
– Уйди, – так и не взглянув на девушку, приказал Гарик.
– Но… – она замялась. – Как же…
– Пошла вон, я сказал!
Официантка попятилась и нехотя отошла к бару, откуда пристально продолжила следить за странноватой парой у столика.
Но Люба уже не придала этому никакого значения. Ей казалось, разряд очень качественно ее встряхнул, передвинул в голове и поставил на место все разношерстные куски и детали, и теперь в памяти стремительно воскрешалось все то, что прежде находилось в темноте и тумане.
Ее сделали не человеком. Джайзер с помощью Донго, который также вылечил от слепоты брата. Она неизвестно сколько проспала неизвестно в чьем доме, а Бостон…
– Бостон, – Люба быстро огляделась по сторонам, вызывая из памяти момент, когда увидела его в компании Лазури и Данилецких. Это был он – стоял там, уставший и сутулый, смотря так изумленно, как никогда раньше на нее не смотрел.
Гарик значительно расслабился, все еще не переставая настороженно замирать в ответ на каждое ее резкое движение.
– Не бойся, его здесь нет. Он нас не догнал.
– Что?
– Ну да, он же за нами поехал. Я четко слышал, как он нас преследовал. Но у серпантина остановился почему-то, – Гарик поднял брови, – не знаю, почему. Мы любим гоняться на серпантине, я уже настроился на веселье, а он взял и остановился. Отступил. Хм. Но мы далеко уехали, он нас не найдет. Так что, Люба, я правильно решил пример? Тебя создал Джайзер?
Ей впервые стало неуютно.
– А ты кто?
Он промолчал, но голубые глаза красноречиво затекли серебристой тяжелой ртутью, скрывая и белок, и зрачок. Потом он моргнул и пленка исчезла, но Люба поняла, что это один из них, один из 'комуфляжников'. Кроме того, ее беспокоило, что при внешности бесшабашного юнца он говорит слишком сложные вещи и смотрит слишком проницательно. Люба не желала представать в виде распятого на стекле жука.
– Я ничего не знаю, – она пожала плечами, опасливо косясь на сок, который произвел на нее такой неожиданный эффект. – Думаю, я человек.
Гарик усмехнулся.
– Ты точно не человек. Погоди-ка… Погоди… – он бегал глазами по столику, соку и Любиной руке, к которой чуть раньше так неудачно прикоснулся.
– Тебе было больно от пищи? – быстро спросил Гарик.
– Да, – Люба еще раз глубоко вздохнула, прижав к шее руку. – Очень.
– Как давно ты не ела?
– Не знаю. Я проснулась только сегодня.
– Как давно ты спала? – Гарик не удивился.
Люба тоскливо посмотрела по сторонам. Чистый мелкий песок, прогретая вода и по минимуму одетые люди на пляже.
– Была осень.
– Осень… Точно! – он расплылся в довольной улыбке. – Все сходится. Очередная задача на сообразительность, хотя и более сложная. Это уже не слухи, а разговор Тоннеля с Джайзером, коему я был скромным свидетелем. Раньше они были большие друзья, а сейчас почему-то все больше враги.
Люба облокотилась на стол, обхватывая голову ладонями. Столько информации за раз, просто ужас!
– Да, теперь все складывается, – кивал свои мыслям Гарик. – Когда-то я работал с Химиком. Помогал ему, до тех пор, пока мы не убедились, что не способны воссоздать себе подобных. И с этим смириться оказалось непросто. Ведь какие-то люди смогли нас сотворить. Причем параллельно мужчин и женщин. Ты можешь представить, что одновременно появилось два гения, которые занимались одной проблемой и решили ее… с разных сторон своей собственной половой принадлежности? Химик считал, что такое совпадение возможно раз в миллион лет, и оно случилось. А я думаю – так и должно было быть. Женщин создала женщина, нас – мужчина. Разве возможно представить, что они согласились бы вложить свои души в то, что ненавидели?
Гарик на секунду замолчал.
– В общем, я понимаю многое из того, что делает Джайзер, потому что помню, какими дорогами он предпочитает ходить. Теперь и о тебе все понятно…
– Что понятно? – не выдержала Люба.
– Они говорили тогда, что первое время тебя держали на капельницах, но ты бы все равно погибла, если бы Бостона не нашли. И говорили, что единственный выход в таком состоянии – все время накачивать тебя похожей сутью, чтобы удержать дух в теле. Короче, ты вроде загибалась, а мальчишке Бостону пришлось, скрипя зубами выполнить приказ отца и не дать тебе окончательно умереть. Нелегко, видимо, было его заставить тобой заняться.
Люба вскочила, отодвинула кресло и, не оглядываясь, направилась к прибою.
– Люба! – Гарик достал из кармана несколько купюр, швырнул на столик и бросился следом.
Она шла по кромке песка с водой, но вскоре добралась до полосы с камнями, так что приходилось балансировать, чтобы не свалиться в воду.
– Стой! – он схватил ее за локоть и Люба напряглась, но ничего не случилось, боль не вернулась.
– Не бойся. Вероятно, это был всего лишь переход на другой вид энергии и больше он не повторится, – однако пальцы разжались и Гарик остался стоять сзади, не приближаясь. – В тебе много его сути, но со временем она раствориться и исчезнет. Ты будешь нормально питаться, человеческой пищей. Ты переживаешь? Это понятно, я бы на твоем месте тоже испугался, но опасность была раньше, а сейчас я вижу – ты в полном порядке.
– Не хочу больше об этом говорить, – она мотнула головой. – Дай мне в себя прийти.
– Хорошо, – быстро согласился Гарик. – Давай тогда просто погуляем? Пошли, я покажу тебе скалу смертников, отчаянно красивое место, откуда всякие придурки частенько прыгают. И конечно, почти так же часто бьются насмерть. Тут недалеко. Но вначале нужно купить тебе очки и шляпу, вон там дальше есть рынок, а то с непривычки подгоришь еще. Пошли? Ты ведь не спешишь обратно?
Люба резко к нему развернулась. Спешишь обратно? А куда это, обратно?
– Нет, – не очень твердо ответила она, отвернулась и позволила ему встать рядом. Так, бок о бок, они отправились гулять.
***
Ночью стрекот сверчков вырос просто до оглушающего трезвона, который умудрился заглушить даже шум работающего двигателя.
Гарик медленно затормозил и остановился на асфальтированной стоянке, откуда забрал Любу днем. Оставаясь на мотоцикле, оперся на ногу.
– Ты уверена, что хочешь остаться здесь?
Люба покачала головой, не отрывая взгляда от дома на горке, все окна которого излучали яркий свет, будто их целью было приманить всех имеющихся в округе мотыльков. Она совсем не была уверена, что ей нужно сюда возвращаться. Это неизвестно чей дом, неизвестно на каком она тут положении, вдруг ее собираются запереть и держать под замком? Неизвестно, что ей уготовлено на будущее – вдруг не отстанут, а постоянно будут мучить своими бесконечными экспериментами? Но с другой стороны, куда идти? Родители в Америке, к счастью, Сашка с ними, а Люба даже не знает, где оказалась. Ну море, конечно, вокруг. Или океан? Похоже, остров. Или все же побережье? Говорят на русском. Но она не так уж внимательно прислушивалась… Деньги на вид незнакомые.
– Хочешь, ко мне поедем?
Люба повторно качнула головой. Позади несколько часов на пляже, когда ее новый знакомый вплотную примерил роль рубахи-парня и легко болтал ни о чем. Ей понравилась прогулка, но пора закругляться.
– Ну звони, если передумаешь, – усмехнулся Гарик. В ночном свете его глаза потеряли последние голубые оттенки и стали совершено свинцовыми. Или он просто перестал маскироваться?
Послышались шорохи.
На дорожке показались тени. Кто-то массивный ломился вниз по ступенькам и Люба аккуратно слезла на землю, отодвинулась от Гарика и настороженно застыла.
И у Бостона глаза горели, но не темным серебром, а темной зеленью. Светлые джинсы и футболка почти светились.
– Люба! – первым делом он бросился в ее сторону.
Она аккуратно отступила на шаг назад и Бостон замер, прищурившись. Но потом резко переключил внимание на Гарика, который с довольной миной сидел на байке, расслабившись и широко улыбаясь.
– Тупица! – прошипел Бостон и Люба, еще успев заметить, как рядом появились Данилецкие, пропустила само движение, когда, кто и на кого бросился.
– Щенок! – рычал Гарик, пытаясь в ответ обхватить Бостона и не дать тому дергаться, а Бостон отталкивал его, чтобы освободить место для размаха, но потом людей вдруг резко прибавилось и драчунов стали растаскивать уже массово. – Тебе только под стол на карачках ходить, малолетка!
– Идиот! – орал Бостон, пытаясь вырваться, когда его уже оттаскивали в сторону. – Она же смертная! Напыщенный древний индюк! Ты забыл уже, как гоняешь по серпантину? Как часто ты потом металлолом сталкиваешь в канаву и в обгоревшей одежде тащишься домой? Ты повез ее туда без шлема, на огромной скорости, так, будто ей ничего не грозит! Ты придурок! Она же смертная! Ты хоть представляешь, чем это все могло закончиться? А если бы ты врезался? Перевернулся? Свалился с обрыва?
– Заткнись!
– Тупой ублюдок! Ты же постоянно долбишь, что люди – пустое место! Так и оставь ее в покое! Она моя!
– Мало тебя пороли!
– И близко чтоб больше тебя не видел! Катись в преисподнюю, возвращайся в свою Тмутаракань и болей своей вонючей мизантропией подальше от нас! Подальше от нее!
Люба зажала уши руками и отвернулась. Ей хотелось обратно, в дом, где никого постороннего, где тихо и спокойно и уж точно не случится никакого мордобоя.
Эсфиль аккуратно обняла ее за плечи.
– Пойдем-ка домой, – и потянула за собой. – Пусть эти петухи сами разбираются.
Люба почувствовала, что рука Данилецкой нервно подрагивает.
– Ты в порядке? – тихо спросила Эсфиль.
Люба молча кивнула. Эсфиль вздохнула с облегчением, опустила руку ниже и перехватила её локоть, а потом повела по тропинке к дому.
– Странные дела сегодня творятся, – задумчиво сообщила Данилецкая, игнорируя вопли и звуки ударов за спиной. – И главное, сразу много. Может, запремся в комнате, мужиков выставим, пусть хоть в дым морды друг другу понабивают, останемся только мы и Лазурь еще позовем, уговорим по бокалу вина, пару персиков, виноград, коробка шоколада и сразу спать?
Издали все еще неслись истошные вопли и ругательства. Хорошо, что они остались позади.
И Люба с облегчением улыбнулась, молча кивая. Да, спасибо, это как раз то единственное, что ей сейчас нужно. Убраться от сюда подальше.
Глава 16
За окном раздался грохот, будто осыпалась огромная пирамида из кубиков. Люба почти подскочила, с трудом продирая слипшиеся глаза.
– Твою мать! Откуда такие идиоты лезут? Ты куда прешь? – орал чей-то далекий, охрипший с похмелья голос. В ответ кто-то невнятно выругался.
– Сам мудак!
Вопли удалялись, а Люба вспомнила полученную на вчерашних посиделках с девчонками информацию о том, что в данный момент часть сада перестраивают, втискивая на территорию крытый бассейн, так что, по-видимому, за окном буянили члены рабочей бригады.
Люба зевнула, поворачиваясь к окну. Не так уж и рано, судя по наполнявшему комнату прозрачному свету.
И замерла.
Бостон сидел в кресле, наклонившись вперед и упираясь локтями в колени. В тех самых вчерашних джинсах, уже местами испачканных, натянутых на коленях так же сильно, как кожа обтягивала костяшки на его скрещенных замком пальцах.
Настроение от чудного летнего утра мгновенно испортилось. Люба молча встала и потянулась за лежащим на стуле халатом, похожим на огромное, свитое мышами из старых тряпок гнездо.
– Что ты тут делаешь?
Вчера она выяснила, что комната предназначается специально для нее. И все заполняющие немалое пространства гардеробной вещи приобретены для нее Лазурью, которая любит бродить по магазинам, скупать всякую всячину, а после раздаривать знакомым. За год ей было куда развернуться…
Бостон тоже нервно подскочил с места и бросился к окну. Потом обратно.
– Слушай, Ло, я понимаю, что… ну, как все это выглядит, и что для тебя ничего не изменилось, просто получилось, что вечером ты заснула, а утром проснулась… Но для меня прошел год. Для всех нас, – поправил Бостон, нервно сунув руку в волосы и чуть ли выдирая их клочьями. Судя по тому, что говорил он очень быстро, речь Бостон заготовил заранее, а теперь в максимально быстром темпе старался ее выложить.
– Поговорить мы можем и после завтрака, – ядовито заявила Люба, размышляя, почему этот тусклый отблеск на его коже так сильно привлекает к себе внимание, будто неважно, что перед тем, как заснуть, она поклялась всеми ей известными страшными клятвами – последнее, что она станет делать, так это любить такого ненадежное существо, как Бостон. Осталось только решить, как так извернуться, чтобы суметь оставить его позади и заставить себя никогда не оглядываться. Она бы что-нибудь придумала, имей в запасе чуть-чуть больше времени, но его появление ранним утром перечеркнуло все Любины планы по самосохранению.
– Да, я… Я просто привык здесь находиться.
Бостон неожиданно замолчал. Вслед за ним Люба перевела взгляд на стол, где лежала пачка ее документов. Паспорт, права, две кредитные карты, одна – та, куда переводилась зарплата за участие 'в эксперименте', вторая – подарок Лайры. Девчонки сами вчера выложили сюда документы, позволяющие комфортно существовать в человеческом мире, не дожидаясь просьбы.
– Ты собираешься уехать? – сухо спросил Бостон.
– Какая наблюдательность! – еще суше ответила Люба, сгребая все свое имущество в кучу и как попало засовывая в лежавшую тут же сумочку из бежевой кожи, которой ночью хорошо подвыпившая Лазурь трясла перед носом до тех пор, пока Люба не собралась с силами и кое-как не выразила свой неземной восторг при виде серебряных дизайнерских застежек и продуманных элегантных линий.
– Подожди! Ло, я понимаю, что между нами все с самого начала сложилось неправильно и некрасиво. И что ты попала в самый центр нашей собачей склоки, не имея ко всему происходящему никакого отношения. Я все понимаю, правда. Только не уезжай сейчас, слышишь? Останься, мы вместе попробуем как-то разобраться… Нельзя оставлять все как есть, я думаю, что смогу все исправить. Я постараюсь, если ты останешься. Пожалуйста.
Люба открыла рот, собираясь сказать много чего интересного, но неожиданно ответила коротко:
– Нет.
Бостон молчал все время, пока Люба, распахнув дверь в гардеробную, шарилась в вещах, выбирая одежду и думала, где переодеться: уйти в ванную или сделать это в наглую прямо возле кровати. Но если честно, это было чистейшей воды бравадой – она прекрасно знала, что ей не хватит решимости раздеваться перед Бостоном даже после всего того, что между ними было.
Случайно было, педантично уточнила Люба про себя, не озаботившись подниманием с пола соскользнувших с вешалок платьев и блузок. Они лежали мятыми цветными пятнами, выражая беспомощность и укоризну, от которой сжалось бы сердце любого существа, способного читать язык вещей, но Люба не обратила на это внимания.
– И чем же тебе отплатили за услугу? – не сдержавшись, прервала она тяжелое молчание.
– В смысле? – он так и метался по комнате, будто нервничал. Но разве Бостон способен нервничать? Немыслимо.
– За то, что ты со мной целый год потерял.
Метание замедлилось, а потом Бостон застыл и его зеленые до черноты глаза тоже застыли, остановившись на Любином лице.
– Ты о чем? – поинтересовался он. Прозвучало, как предостережение.
– Или как так вышло? Тебя заставили, да?
– Заставили? Меня?
– Неважно. Теперь ты от этой тягостной обязанности свободен.
Бостон зло сжал губы.
– Что ты несешь? И как, интересно, – вот теперь голос стал совсем как прежде, наглым и отстраненным. – Как бы, интересно, меня могли заставить? И кто?
Люба отмахнулась, уже понимая, что зря завелась.
– Нет уж, давай разберемся.
Вот-вот, совсем как всегда, подумала Люба. Это кто посмел сказать Мяу?
Но Бостон снова отступил, развернулся и тяжело сел в кресло, почему-то прерывая спор и забыв про разбирательства. Он машинально скользил пальцами по кожаной обивке, словно в успокоении нуждалось именно кресло.
– Ло, я тебя люблю.
Из Любиных рук тут же вывалилось все, что она держала, накрыв ласковой тканью босые ноги.
– Надо было сразу сказать, когда тебя вчера увидел, а я… Помнишь, как тогда, у печи ты бросилась меня спасать? Испугалась, что я обжегся? Несмотря ни на что? Я уже тогда понял, что попал, но до последнего не признавался даже себе. Тебе, наверное, сложно представить, что это такое – любить хрупкое существо, способное из-за одной случайной нелепости погибнуть, исчезнуть навсегда. Но даже не случись несчастья, ты все равно смертная. Это глупо – любить смертную. Еще глупее разве что полное отшельничество или даже растворение… Я не знал, что ты заснешь. А потом сидел тут… Смотрел, как в тебе переливается радужная начинка, легчайшее мерцание микросхем… И думал, что даже без нее тебя люблю. Любую. Я дурак, знаю. Все говорят. Но тебе не понять как это, когда ты бессмертен. Когда нет ничего опасного и просто вредного, а только пьянящая свобода с острым привкусом беспредела.
Люба сглотнула, опускаясь на пол и обхватывая колени руками, съеживаясь над своими новыми нарядами, до дрожи боясь смотреть в его сторону.
– Тебе нравилось вести себя как последний ублюдок! Ты этим наслаждался!
Лицо Бостона перерезала странная улыбка, острая, даже хищная.
– Ты права, нравилось.
– Это отвратительно!
– Ло, – вкрадчиво продолжил он. – А ты сама? Уверена, что на моем месте смогла бы сдержаться и никогда, ни за что не взяла бы того, что безумно желаешь взять, причем немедленно, потому что в любой момент это может навсегда исчезнуть? Сдержалась бы?
Люба неуклюже раздвигала ткань, пытаясь вспомнить, что из этого только что выбрала. Серебристое платье с голубым рисунком? Или в глупый мелкий горох? Юбку или шорты?
– Когда ты взрослеешь и понимаешь – весь мир у твоих ног, – Бостон расслабился, но лицо оставалось напряженным. – Солнце встает для тебя. Люди ходят на работу и выдумывают новые технические игрушки – для тебя. Строят дома, печатают золотые монеты – для тебя. Танцуют стриптиз и зажигают ночную иллюминацию. И конца-края твоей власти нет. Представь, Ло, хорошенько представь. Распробуй этот вкус, но очень осторожно – это сильнейший в мире наркотик. И когда он начнет действовать, растворится в крови, потечет по венам, омывая сердце и мозг, представь ситуацию, когда со вкусом свободы начинает спорить твоя совесть. И честно скажи, пусть не вслух, а хотя бы самой себе – удержалась бы?
– Вы… вы не смеете быть такими! Вы не боги! – предсказуемо разозлилась Люба, предпочитая проигнорировать вопрос, потому что не хотела отвечать правду. – Тебя должны щелкнуть по носу, как сопливого мальчишку!
– Правда? – Бостон осторожно, как на пробу усмехнулся. – И кто это должен меня щелкнуть по носу? Остановить игры с человеческим материалом? Большинство старших плевать хотели на человечество, людишки для них все равно, что муравьи, копошатся на заднем фоне – и ну их. Ты еще ни одного такого сноба не встречала… О, там такие экземпляры попадаются… даже Гарику до них далеко, а ведь будь ты как прежде, обычным человеком, он бы в твою сторону даже не взглянул!
– Не трогай Гарика! – заявила Люба, нехотя вспоминая, как тот кричал на официантку.
– Ладно, извини, – сквозь зубы продолжил Бостон. – Но могу сказать, что люди нынче существуют, только потому что нам, иным, не свойственна агрессия и желание стереть вас с лица земли. Вернее, большинству из нас не свойственна, – нехотя поправил он и Люба неожиданно для самой себя улыбнулась. Всего на секунду. И сразу опомнилась, повторяя, где она и в чьем обществе.
– Чего ты от меня хочешь?
– Дай мне еще один шанс.
Она упрямо качнула головой.
– Ты красиво стрелки переводишь, виден длительный опыт, но что, если я откажу? Вернешься к шантажу и угрозам?
– Никогда, – ответил Бостон, сжав челюсти так крепко, что они почти заскрипели.
– Все равно, – Люба пожала плечами. – Я тебе не верю, всей этой истории слезливой не верю, потому что там, у Джайзера… я была уже не совсем смертной. И ты от меня отказался.
– Тогда я думал, что достаточно убедил себя в том, что прекрасно без тебя обойдусь.
– Вот и наслаждайся.
– Прости меня, я был не прав. Каждый раз не прав, – терпеливо повторял Бостон. – Я тебя люблю.
– А я тебя – нет, – сказала Люба, всем сердцем надеясь, что он не расслышит ложь, которая острыми краями вместе со словами проскочила по языку, падая в горло и оставляя вкус чего-то мерзкого и ядовитого.
Но нет уж, хватит. Год жизни потерян. Но зато позади полоса одиночества, когда ее бросили с беспомощным братом и как будто выбили землю из-под ног. Жизнь прекрасна! Она молода, красива, свободна и, судя по банковским карточкам, безобразно богата. Ну, не настолько, чтобы купить остров посреди океана, но вот объехать вокруг света вполне хватит. Не то чтобы она собиралась немедленно бросаться путешествовать, вначале нужно просто оказаться от всех камуфляжников подальше. Даже от девчонок.
Ей нужно вернуть свою прежнюю жизнь обратно. Человеческих друзей. Семью. Институт. И возможно, однажды… Не прямо сейчас, но когда-нибудь – человека, который будет ее любить по-настоящему.
Люба подхватила с пола первое попавшееся платье и отправилась в ванную, с силой захлопнув дверь. Надеялась сбежать.
Не тут-то было. Бостон так и сидел в кресле, проигнорировав недвусмысленный намек убираться.
– Хорошо, – продолжил, когда Люба изволила вернуться, будто в разговоре перерыва не было. Разве что его глаза стали черными и потеряли большую часть своего блеска. – Сейчас важнее другое – я давно не вливал в тебя энергию.
– И что?
– Если коротко, это значит, что когда она совсем истощится, ты начнешь тратить на поддержание жизнедеятельности свою, родную, человеческую. Жить как человек, меняться, расти, стареть.
Люба с пониманием кивнула. Плюшки закончились, наступили будни.
– И когда?
– Скоро, – Бостон блуждал глазами по полу, а потом поднял их и они оказались на удивление настырными, с тенью фиолетового фанатичного упрямства.
– Люба, дай мне руку, – попросил Бостон.
Она фыркнула.
– Щас! Я уезжаю.
– Пожалуйста. Дай мне на минутку руку и потом я тебя отпущу куда угодно. Но вначале… рука. Или клянусь, ты далеко не уйдешь!
– Попробуй меня остановить, – жестко сказала Люба, сунула ноги в первую попавшуюся пару босоножек, сдернула со стула свою новую шикарную сумочку и вышла из комнаты.
Всю дорогу до стоянки она была уверена, что он действительно попробует ее остановить. Но этого не случилось.
