Текст книги "Обречённые не умирают (СИ)"

Автор книги: Юлия Коростелёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Это снова своеобразное внушение. Но мне как-то плевать на её слова. Я бросаю вызов судьбе и прошу не мешать мне.

– Спасибо за информацию, я всё это знаю. Вы не пробьёте самоубийцу на жалость к самой себе. На то это и называется САМОУБИЙСТВОМ – то есть ты сам себя убиваешь. А если я совру, и посадят Макса, то я уже убийца. Не, не моя специализация, – я начинаю язвить, смотря врачу прямо в глаза.

Я не буду лгать, и пусть это мне будет стоить жизни, которую я и так чуть не потеряла.

– Ясно. Смазливый парнишка понравился. И что же он тебе посоветовал?! Сделать всё, чтобы это отпустили?! – кричит женщина, размахивая руками.

Мне хочется заткнуть её чем-нибудь, она говорит такие вещи, которые и рядом с правдой не стояли.

– Всё. Хватит. Это моё решение. Мне никто ничего не говорил, и я не хочу портить никому жизнь. А если что-то ещё не ясно, то прошу вон отсюда, – я говорю чётко и громко, не нервничая и не переходя на крик.

– Хорошо. Будешь лечить себя сама. Убивать научилась, значит, и лечить научишься, – женщина выходит из палаты, громко хлопнув дверью.

Мне никто не нужен. Пусть уходит, я здорова, а порезы и синяки – временные дефекты, которые вскоре пройдут. Меня не будут учить жить. Меня уже ничему не научишь.

Весь остаток дня ко мне приходили доктора, но совсем другие. Они лишь смотрели на мои раны и мазали их каким-то дерьмом, а после уходили.

Я ждала завтрашнего дня. Ждала прихода Макса.

Глава 19 «Road lights»-"Огни дорог".

Я проснулась глубокой ночью, надеясь, что утро уже наступило. Но на улице лишь облачная грусть, разрывающая мои мечты о Максе. Время раздумий о нём летело также быстро, как тополиный пух. Но такое природное явление бывает только поздней весной, которую я с нетерпением жду. А сейчас моя весна, моё лето – приход Макса. Надеюсь, что погода всегда будет повторять моё внутреннее состояние, и тогда наступит моя весна...

Но пока приходили только медсёстры, которые смотрели на меня и, думая, что я сплю, уходили обратно в холл. С наступлением рассвета мне поставили новую бесполезную капельницу, поменяли повязки и хотя бы умыли. Вставать самой, кроме туалета, было запрещено по неизвестным причинам.

– Я же даже ничего не сломала, почему я должна лежать? – спросила я у очередной медсестры, которая ко мне зашла.

– Так положено в больницах. Больные лежат, а не ходят по палате, – объяснила молоденькая девушка.

– Идиотизм! – восклицаю я.

– Ну ничего нельзя изменить, – с нотой философствования отвечает медсестра.

– Всегда всё можно изменить. Жизнь – это полёт каждого, где пилот – это ты сам. Можно полететь вверх и увидеть небеса, а можно потерять управление и разбиться о землю. А если говорить о моём полёте, то я полечу не вверх и не вниз, а на запад. Это не крайность – это что-то между. И моя жизнь – это между... Между небом и землёй.

Мой ответ настолько удивил медсестру, что она посмотрела на меня с таким выражением лица, явно думая, что я – девочка, которая перечитала сопливых книжек про подростковую любовь. Но нет, к сожалению, я просто прожила историю этих сопливых книжек.

– Я зайду позже, не сойди с ума до моего прихода, – приказала девушка после шокового молчания.

– Попытаюсь, – односложно ответила я.

Мне надоело рассматривать потолок, теперь я изучаю серые стены. Они отражают чистоту людских сердец в качестве индивида в человечестве: большинство всех стен серые, но есть белые вкрапления – пятна от краски с потолка, видимо его красили после стен. Так и в жизни... Большинство сердец – гнилые, но есть и чистые сердца. Главное, не потеряться в этой серой стене, в массе гнилых сердец...

Смешно, когда 17-летняя несостоявшаяся самоубийца говорит о жизни, которую не видела во всех проявлениях, не знает недр. Но только не видевшие жизнь говорят о ней. Видевшие лежат в гробу...

– Здравствуй, Джулия, – свершилось, заходит Макс.

Время уже около 3 часов дня, я устала ждать.

– Наконец-то, – произношу я, поправляя одеяло.

– Ты как себя чувствуешь? – спрашивает Макс.

Он почему-то стоит у двери и не проходит к моей койке.

– Отлично. Ничего не болит, – вру я.

У меня болит каждая клеточка тела, но я не люблю жаловаться.

– Я не один пришёл. Со мною следователь, он хочет узнать из первых уст о подробностях аварии, – Макс нервничает, его наигранная кривая улыбка выглядит настолько фальшиво, что лучше бы он плакал.

– Давай всё по моей версии, – шепчет Макс.

Я в ответ киваю головой.

– Гражданка Мур, здравствуйте. Я занимаюсь Вашим делом. Расскажите, пожалуйста, всё в подробностях о покушении на Ваше убийство, – следователь лет 45 с порога начал говорить, даже не представившись.

– Я спешу Вас огорчить, но это было самоубийство. Я специально бросилась под машину мистера Диаса, так как мне надоело жить, – теперь дороги назад нет, я сказала, что это был суицидальный случай.

Следователь зафиксировал мои показания на листочке.

– Нет, – шепчет Макс, махая рукой, пытаясь меня остановить.

– Но Диас написал чистосердечное признание. И Ваш отец уточнил все обстоятельства, что ему сказать? – не скрывая правды, говорит следователь.

– Сказать, что я виновата сама. Хорошо? – ответила я.

– Диас, свободен. Можешь сказать спасибо этой девушке, она прикрыла тебя, – мужчина хлопает ошарашенного Макса по плечу и выходит из палаты.

– Ты что сделала? Сумасшедшая, – Макс целует мои руки.

– М, спасла тебя, – убирая их, говорю я.

– А с тобой что делать?

– Я сбегу. Уже есть опыт. Тем более я пока ждала тебя, всё продумала. Врачи или медсестры приходят с интервалом ровно в час. Ты подъедешь к 9 часам вечера, чтобы было темно, и после новой капельницы и обработки ран я выпрыгну из окна, и мы уедем. Благо палата на первом этаже, все звёзды сложились в созвездия, – рассказываю я.

– Мы уедем? – его глаза горят живым пламенем, ему нравится этот план.

– Да. Я буду жить у тебя. Ты против? – блин, я уже размечталась обо всём, а вдруг он не захочет нести такой крест?

– К чёрту все стереотипы и опасности! Если мы будем вместе, то я готов на всё! – Макс прыгает по палате, искренне радуясь.

– Спасибо. Я всё равно не хотела возвращаться домой и ходить в чёртову школу, видя всех нежелательных личностей. Это снова довело бы до самоубийства, – объясняю я.

– Да. Я в назначенное время буду ждать тебя, – отвечает Макс.

– Только купи мне что-нибудь. У меня нет одежды, только дома, – говорю я.

– Можно кое-что сделать?

– Ладно, – отвечаю я, не зная, о чём идёт речь.

Он поднимает одеяло и смотрит на моё тело. Я лишь в бесформенной белой рубашке, которая обнажает ноги и через неё хорошо видны очертания груди.

– Может хватит пялиться? – я пытаюсь вырвать одеяло из его рук.

– Ладно. Красивая... Красивая рубашка, – смеётся Макс.

– Да пошёл ты, надо было просто сказать тебе размер! – отмахиваюсь я, шуточно ударив его в бок.

– Я помню, что ты не толстая. А размеры мне ни о чём не говорят, – оправдывается Макс.

– Меня уже пугает заинтересованность моей фигурой, опыт дерьмовый, – напоминаю я.

– Ну знаешь, просто отлично, что не все люди добрые и идеальные. Иначе было бы слишком скучно – никаких загадок. Можешь обижаться, но с тобой тоже скучно, потому что ты безупречна, – после таких слов я совершенно забыла о том, что говорила две минуты назад.

Умение заговаривать девушку – это их с братом семейное достижение.

– У вас с Аланом одинаковая улыбка.

– Аа, ну да. Поэтому мы оба редко улыбаемся. Все не без изъяна, – тон парня сменился, теперь в его голосе чувствуется нотка грусти.

– Ты не понял. Это прекрасная улыбка. Тебе идёт, – медленно произношу я.

– По-моему, твоя ровная улыбка намного красивее, чем моя, – флиртует Макс.

– Ладно, всё. Я не верю людям. Иди отсюда, мальчик. Жду тебя вечером, только паркуйся под окном и купи мне одежду, – смеюсь я, развеивая обстановку флирта.

– Пока, Джули, – он целует мою левую руку.

– Я ведь не ошибся, ты левша? – спрашивает Макс.

– Ммм, как ты узнал?

– Интуиция, – он выходит из палаты, махая на прощание рукой.

Снова одна. Я буду ждать. Но сейчас я слишком устала, поэтому ни о чём не думая, засыпаю.

***

– Ты есть будешь или решила умереть с голоду? – я сквозь сон слышу голос медсестры, которая стоит передо мной с подносом отвратительной больничной еды. В тарелке то ли пюре, то ли странный протёртый суп – сложно разобрать.

– Я потом поем, оставьте это здесь, – говорю я, но есть естественно не буду.

– Тогда я пойду, зайду попозже.

Я смотрю на больничные старинные часы. Стоп, время уже 9, значит, пора прощаться с моей тюрьмой. Я по-тихому встаю, открываю окно и, не глядя, прыгаю вниз. Приземлившись на ноги, я смотрю по сторонам и быстро обнаруживаю синюю машину парня. Сев на первое пассажирское сидение справа от водителя, я смотрю в голубые глаза Макса.

– Поехали! – парень даёт газу, и мы быстро уносимся вдаль от больницы.

– Я купил тебе одежду, сейчас мы отъедем немного и остановимся, я перекурю, а ты переоденешься, – Макс будто расписал всё по минутам.

– Хорошо. И мне дашь закурить, – я совсем забыла про своё любимое занятие, у меня даже не было зависимости из-за такого хаотичного курения.

Мы уже прилично отъехали от больницы и оказались у парка. У того самого парка, в котором мы когда-то договаривались с ним встретиться.

– Я оставлю тебя на пять минут, тебе хватит, чтобы переодеться? – спрашивает Макс и отдаёт мне одну сигарету и зажигалку.

– Хватит. Иди.

Я достаю из пакета, лежащего на заднем сидении, новую одежду. Дорогое и, наверное, итальянское бельё как раз подходит мне. Он не прогадал и с размером лифчика, и с размером трусов. Джинсы и майка идеально сидят на мне, а новое голубое пальто и сапоги даже лучше, чем мои старые. Неплохой вкус несмотря на то, что Макс вовсе не девушка и наверняка не разбирается в моде.

Я выхожу из машины и закуриваю сигарету. Расслабление, неимоверно успокаивает. На горизонте появляется Макс.

– Я не ошибся? Всё подошло? – парень оглядывает меня с ног до головы.

– Даже лифчик точь-в-точь, – сообщаю я.

– Ммм, я рад проделанной работе, – слово «лифчик» явно развеселило брюнета.

– Ну что, поехали? Уже поздно, – констатирует Макс, бросая окурок на землю.

– Да, – я делаю тоже самое и сажусь в машину.

Я еду домой к Максу, то есть в любимый Даллас. Улыбка не сходит с лица, так как в машине играет одна из моих самых любимых песен.

– Ты тоже его слушаешь? – спрашиваю я.

– Да, обожаю. Давай процитируем припев, – предлагает Макс.

– Давай.

– Guts over fear, the time is here.

Guts over fear, I shall not tear

For all the times I let you push me around

And let you keep me down.

Now I got, guts over fear, guts over fear.

(Мужеству неведом страх, время пришло.

Мужеству неведом страх, я не стану горячиться

Из-за того, что не раз позволял вам унижать

И угнетать себя.

Теперь меня переполняет мужество, мне неведом страх), – мы поём в один голос.

Eminem – Guts over fear (Мужеству неведом страх).

Строки из песни отражают моё сегодняшнее больничное размышление. Мы не боимся ничего. Бояться чего-то – значит, быть слабым, а это не наша история. Уверенность насыщает души – новые ощущения. Сердца бьются в унисон, машина с открытым верхом, поэтому я чувствую ветер, развивающий мои волосы. Скорость снова около 200 км/ч, Макса не учит жизнь.

Полупустая дорога, и мы в такой кромешной темноте едем в Даллас уже около часа.

– Я хочу спать, – говорит Макс, его глаза закрываются.

– Нужно ехать, не обрекай нас ночевать в машине, здесь тесно для двоих, – подбадриваю я.

– Ладно, только следи за дорогой, я могу уснуть, и мы улетим в кювет. Ты же не хочешь умереть, только воскреснув? – серьёзно спрашивает брюнет.

– Не хочу.

– Тогда смотри.

– Смотрю.

После односложного общения Макс ещё прибавил скорость, и через некоторое время мы въехали в Даллас. Наконец-то огни города освещают нам путь, на дороге множество машин, среди которых безусловно выделяется именно наш синий кабриолет с вмятиной от моего тела на капоте. Высокие небоскрёбы радуют глаза, таких зданий и в помине нет в гниющем Канзасе. Хотя это конечно не уровень Нью-Йорка, но по-своему прекрасная инфраструктура. Может, я рождена для этого города, но никто в прошлой жизни меня не понимал.

Точно сказано! ТЕПЕРЬ ЕСТЬ ПРОШЛАЯ ЖИЗНЬ И НАСТОЯЩАЯ. Спонтанные поступки заставляют чувствовать, а это главное в моей настоящей жизни.

– Мы уже подъезжаем к дому. Не удивляйся, но в у нас выкуплено сразу три этажа: 1, 6 и 7. Наверху живут родители, внизу – я. Но сегодня их нет дома, можешь не переживать. Папа и мама на «важном для бизнеса приёме», так что вернутся они в лучшем случае завтра к обеду, – голос парня заставляет расслабиться.

И именно не его слова, а голос.

Мы припарковали машину около дома. Я осматриваю огромный особняк, который, как я поняла, на два хозяина.

– А в чьей собственности 2, 3, 4 и 5 этажи? – спрашиваю я.

– Это папин партнёр по бизнесу, тот ещё тип.

– Скользкий?

– Ага...

– Бывает.

Макс открывает дверь, и мы проходим в дом. Изысканный интерьер, как будто я в Белом доме на официальном приёме у Барака Обамы. Хотя, наверное, даже там нет таких изысков.

Красные шторы, скульптуры, античные колонны, деревянный пол, хрустальная люстра – немного не сочетается, но в целом выглядит гармонично.

– Пойдём в мою комнату, – приглашает Макс.

Я разуваюсь, снимаю пальто и прохожу в его обитель.

– Макс, твоя комната резко отличается от остальных, – говорю я, ошарашенно рассматривая помещение.

– Я дизайнер. Не нравится? – спрашивает брюнет, с гордостью оглядывая свою комнату.

– Нравится. Более расслабленная обстановка, – отвечаю я.

В комнате нет обоев, но плакаты с Куртом Кобейном, Эминемом, солистами групп Linkin Park, Coldplay, Placebo и Queen заменили их. На стене просто нет живого места – тёмные тона изображений великих музыкантов украшают комнату, придавая ей особый шарм. И здесь всё обычно: просто кровать, просто диван, просто шкаф. Нет мажорского шика, нет богатого лоска. Видно, что Макс не зациклен на положении своих небедных родителей.

– Ты есть будешь? – спрашивает брюнет.

– Да. Давно не поступало в желудок пищи, это какое-то необычайное везение вкусить прекрасную еду сейчас, – воодушевлённо, с театральной наигранностью, отвечаю я.

– Ты так красиво говоришь, – Макс уже мысленно поцеловал меня, по нему это было видно.

Мы зашли в «царскую» кухню, я села за огромный деревянный стол минимум на 20 персон. Макс пожарил яичницу, как когда-то это сделал Алан. Я не могу его забыть, слишком сильные чувства я испытывала к этому подонку. Иногда я ненавижу себя за сравнение Макса с Аланом. Это два разных человека с двумя неповторимыми характерами. Главная ошибка в отношениях с сероглазым шатеном – я думала, что знаю о нём всё, вижу его словно открытую книжку. Но он оказался закрытой книгой на китайском языке в клетке без ключа в недрах тёмной пещеры, в которую мне живой никогда не пробраться. Знаете, я ведь достигла этой книги, но содержание оказалось сгнившим, сгоревшим, протухшим... Много слов, много мыслей в голове. Я не могу собрать их в кучу, в какую-то единую Вселенную. Пока они разбросаны галактиками, где-то много звёзд, а где-то их и вовсе нет. Так функционируют извилины в моём мозге.

– Попробуй, – командует Макс, подставляя ко мне тарелку с яичницей.

Выглядит съедобно.

– Вкусно, ты молодец, – а вот яичница Макса действительно просто отличная.

Никогда не ела ничего вкуснее, вот бы каждый день он стоял у плиты и готовил мне эту чёртову яичницу.

Кого я обманываю? Здесь в каждом миллиметре скорлупа, и парень явно переборщил с солью. Но на такие мелочи я просто закрываю глаза, продолжая глотать яичную скорлупу.

– Ты зачем это ешь? Одна соль, а что это хрустит? С ума сошла, так бы сразу и сказала, что не получилось, – Макс опробовал своё кулинарное творение и, скривив лицо, выкинул всё содержимое наших тарелок в мусорное ведро.

– А мне понравилась яичница. Зря ты так жёстко с ней.

– Ты извини, я хорошо готовлю, просто для девушки что-то делаю в первый раз, – оправдывается Макс, присаживаясь на украшенный позолотой стул.

– Впервые готовишь для девушки? – переспрашиваю я.

– Да.

– А вообще у тебя были отношения?

Может, я и зря задаю такой вопрос, но мне очень интересно, что он ответит.

– Были. Но только как у Алана, то есть просто секс. Я ни разу не влюблялся за 20 лет своей никчёмной жизни. Есть красивые девушки, но в них часто чего-то не хватает. Доброты что ли... А ещё я люблю кареглазых. Чтобы были большие карие глаза, – Макс с интересом рассказывает о любви, я воодушевляюсь его словами.

У меня карие глаза. Совпадение? Не думаю...

– Макс, ты феномен, – мне нечего сказать, поэтому я пулей выстреливаю эту бессмысленную фразу и смотрю за его реакцией.

– Ну Алан такой же. Мы не любили девушек. Но он самовлюблённый, я же просто ищу особенную, – поясняет Макс, рассматривая меня с ног до головы.

– Пить хочешь? – вопрос брюнета нисколько не смутил меня, я киваю головой, в ответ Макс открывает что-то типа минибара, где стоят разноцветные бутылочки с алкогольным содержанием.

– Виски есть? – люблю отвечать вопросом на вопрос.

– Держи, – Макс даёт мне бутылку с, по всей видимости, дорогим виски.

Я залпом выпиваю примерно треть бутылки на глазах парня.

  -А ты профессионал, – восхищается парень.

– А ты думал, мальчик. Я ещё и не то умею, – говорю я и опустошаю оставшуюся часть бутылки одним глотком.

Алкоголь сжигает пищевод, но мне даже нравится это жжение. Я не ищу острых ощущений, но сейчас подходящий случай.

Парень выпил бутылочку мартини, а потом принялся за бейлис.

– Ладно, тебе хватит, – Макс вырывает у меня из рук бутылку абсента.

– Ну, ну... – пищу я в надежде, что он даст мне ещё чуть-чуть.

– Всё. Идём спать, – брюнет закрывает бар и выбрасывает пустые бутылки.

Мы заходим в его комнату.

– Так. Я посплю на диване, а ты на моей кровати, – мне даже нравится, что он всегда всё решает за меня.

– А может я лягу в гостиной? – перечу я, ибо не хочу стеснять парня в собственном доме.

– Нет, вдруг придут родители, они идут к себе через первый этаж. Ты же не хочешь, чтобы тебя заметили? – в словах Макса есть доля умной мысли.

– Ладно, – я сажусь на аккуратно заправленную кровать.

– Ммм, а тебе не в чем спать, – констатирует Макс и достаёт из тёмно-коричневого шкафа чёрную футболку.

– Спасибо, – отвечаю я.

– Я отвернулся, одевайся, – спешно говорит Макс и действительно отворачивается.

Я надеваю его прекрасно пахнущую, уже много раз ношенную футболку. Она еле-еле перекрывает бёдра. Я ложусь на кровать. Парень снимает с себя футболку и подходит к кровати.

– Спокойной ночи, Джули, – он берёт одеяло и укрывает меня им.

– Спасибо, – шепчу я.

Подходя к своему дивану, он снимает штаны и ложится под одеяло. Макс даёт мне насладиться своим крепким телом перед сном. Удивительно, но в постели буквально витает запах мужского парфюма, точно такого же, как у папы и Алана. Я бы вечность жила в этом аромате.

Макс, Макс... Он милый. Ему хочется верить, но, как скажет Хилари: «хочется, но не нужно». Ладно, плюсы были и в прошлой жизни, которые превратились в минусы. В этом виновата я, больше некого винить, но теперь всё будет иначе. У меня один друг. И это Макс.

Глава 20 «Just a movie»-"Всего лишь фильм".

Я проснулась от запаха. Блинчики, ммм...

Поднявшись с кровати, я надела джинсы и, оставшись в его футболке, пошла в ванную комнату. После бодрящего душа моё тело начало благоухать, кожа засияла. Я собрала мокрые волосы в пучок и вышла из ванной комнаты.

– Макс, надеюсь, ты ничего не испортил в этот раз, – заявляю я, остановившись в дверном проёме между кухней и холлом.

– Нет, всё максимально вкусно, – парень облизывает верхнюю губу и показывает на стул.

Он разучился одеваться? Конечно очень красивый торс, но не обязательно дразнить меня своими достоинствами.

– Ты бы одеться мог? – не выдерживаю я.

– Эм, мне жарко.

– Тут не жарко, одевайся!

– А так? – он берёт мою руку и проводит по своей груди, устремляясь к животу.

– М, не надо, – я отдёргиваю руку, словно ошпаренная.

– Когда посчитаешь нужным – обратишься, – подмигивает брюнет.

– Аааа, жди 1001 ночь и тогда можешь спускать мои руки хоть себе в трусы, – отшучиваюсь я, откусывая кусочек блина, который предварительно обмакнула в вишнёвый джем.

– Я ведь ловлю на слове, – Макс эпично поднимает одну бровь, становясь в один момент брутальным.

– Ты лучше давай о деле. Когда приедут родители?

– Не сегодня.

– Круто, а что так?

– Они в другом доме, сказали, что приедут только завтра.

– Не постесняюсь спросить, сколько у тебя домов?

– М, сложный вопрос. Неважно, – парень отпивает из моей кружки эспрессо.

– Кстати, откуда ты узнал, что я люблю кофе и именно эспрессо без сахара? И вишнёвый джем?

– Я уже говорил, что у меня интуиция на пределе работает. Или ты не веришь?

– Я верю. Мне ничего не остаётся, – выдыхаю я.

– Хей, успокойся, кисунь, – Макс подсел ко мне вплотную.

Это слово «кисуня» врезалось в мои уши и не выходит из головы. Снова семейное? Определённо.

– Макс... Я сбежала из дома и уехала с незнакомцем в другой город, меня скоро начнут искать родители и работники больницы. Я словно была под анестезией, теперь до меня доходит вся сложность ситуации, – я доедаю чёртовы блинчики, от которых у меня будет болеть желудок.

– Не нервничай. Ты понимаешь, что в прошлой жизни у тебя не осталось ничего. Если ты была бы в больнице, то тебя в худшем случае упекли бы в психушку, а в лучшем – снова эти гнилые люди. Ты так хотела? – Макс с непониманием смотрит прямо в глаза.

Обожаю его особенность смотреть в мои глаза, он будто читает, что в них написано.

– В том вся и проблема, что я не знаю, может, сейчас я ем блины гнилого человека, рассматривая его голубые глаза и накаченный торс.

Сантименты овладевают мной, из глаз льются солёные слёзы тёплым ручьём.

– Не веришь? Я не собираюсь доказывать. Собирай вещи, а точнее у тебя их нет, и вали на все четыре стороны. Заметь, я не просил, чтобы ты прикрывала меня, а хотя мог бы это сделать, ведь ты бросилась сама под машину! – Макс вскакивает со стула и начинает ходить из угла в угол.

После он достаёт сигарету и закуривает прямо на кухне, пепел летит во все стороны, но ему плевать, эмоции перекрыли весь разум.

– Яяя... Прости, я нее хотела, – захлёбываясь слезами, говорю я.

– Что с тобой? Господи, что происходит, ты умираешь?! – Макс подбегает ко мне и становится на колени, его голубые глаза смотрят то на мой рот, то на руки, то в мои глаза.

Я провожу рукой по губам, пальцы становятся алыми в одни момент.

– Не, не... – я пытаюсь членораздельно объясниться, но рот, наполнившийся кровью, мешает произнести и слово.

В глазах темнеет, я лишь смутно вижу испуганное лицо Макса, но не могу его успокоить, поэтому остаётся только наблюдать за его реакцией. Красивые глаза парня – последнее, что я помню...

***

Очнувшись после обморока, я понимаю, что лежу в кровати Макса. Передо мной вертится молодой врач, он что-то рассказывает, а брюнет усердно записывает всё в блокнот.

– О, она уже очнулась, – восклицает доктор, увидев мои полураскрытые глаза.

– Ты говорить можешь? – спрашивает врач, на вид ему не больше 25, он блондин совсем недурной внешности.

– И петь могу, – через режущую боль в горле говорю я, пытаясь пошутить, развеяв тем самым напряжённую обстановку.

Железный привкус крови – моё профессиональное ощущение.

– Со мной всё нормально? – добавляю я, преодолевая нестерпимую боль.

– Э, ну да. Макс, если какие-то будут ещё признаки, то сообщишь по телефону, – врач встаёт с дивана и уходит из комнаты.

Он и Макс обмениваются рукопожатием прямо у выхода.

Через 5 минут голубоглазый брюнет вернулся.

– Привет, – произносит он, присаживаясь на кровать.

– Привет.

– Ты меня напугала, – Макс берёт мою руку и крепко сжимает так, что она вот-вот посинеет.

– Нервишки шалят, – добавляет парень после моего обессиленного молчания.

– Ладно, – произношу я.

– Ты будешь жить, слышишь? Ты слышишь меня?

Он запредельно близко к моему лицу, я чувствую его тепло, Макс головой ложится на мою грудь. Его растерянный взгляд заставляет задуматься.

– Что ты имеешь в виду? – шепчу я, мне тяжело держать на себе парня.

– Ничего... Ничего. Можно я посижу рядом? – его голос дрожит, Макс явно не договаривает, но я решаюсь довериться ему и делаю вид, что всё хорошо.

Не люблю масок, но иногда без этого театрального атрибута не обойтись. Главное – не надевать маску чаще одного раза в год. Я пока соблюдаю это правило.

– Можно. Я тоже не хочу, что бы ты уходил, – вот, маски снова нет.

Он встал с кровати и сел на диван.

– Я не буду тебя стеснять. Посижу лучше вот здесь, – говорит Макс.

– Как хочешь, – ответила я.

– Давай я тебе что-нибудь расскажу. Хочешь? – воодушевлённо спрашивает парень, укладываясь на диван так, что его глаза смотрели на белоснежный потолок.

– Хочу, – после этого слова меня одолевает приступ кашля удушающего характера.

– Я родился 13 февраля 1996 года в семье полицейского и бухгалтера. У моих родителей не было ни одного лишнего цента, мы жили в съёмной комнате на окраине Далласа, где любили селиться одни безработные бомжи. И так я жил до своего 17-летия, пока отец не взял кредит на развитие бизнеса и не связался с вот этим мужиком, с которым мы теперь делим этот прекрасный особняк. Я умею выживать без доллара в кармане, поэтому не хочу, что бы ты считала, что я – избалованный парень, привыкший к роскоши. Считай, я проснулся богатым в один момент, в твоём возрасте. Представляешь, было время, когда я побирался на улице... Сейчас смешно об этом вспоминать... – Макс сделал продолжительную паузу, он хоть и не хотел показать свои чувства во время рассказа, но я понимала, как тяжёло ему вспоминать непростые времена.

– А когда у тебя день рождение? – спросил Макс.

– 9 июля, – тихо ответила я.

– М, это ты у меня летняя девочка.

– Да, – прохрипела я.

– Ладно, не говори ничего. Ты хороший слушатель. Хочешь, расскажу про нас с Аланом, мы ведь уже вечность знакомы? – Макс продолжал делать бездушных вид, глядя в потолок.

Я кивнула.

– Он был милым мальчиком в детстве. Мы хорошо дружили где-то до моего 17-летия. Как только я стал богатым, Алан сразу изменил своё отношение ко мне. Сначала он подсадил меня на ЛСД, подмешав его в напиток, а потом транспортировал мне экстази, как «элитный» наркотик. Я лежал на лечении наркомании около полугода, сейчас не принимаю. Но буквально год назад я не мог представить жизнь без дозы того же ЛСД, который вызывал сильные расстройства психики. Получается, что Алан связан с наркотиками уже 3 года. Зависть меняет людей, она распотрошила все задатки хорошего характера, оставив пустоту вместо души, – Макс говорил так холоднокровно, как будто это произошло где-то далеко, за пределами человеческой жизни.

Я наркотики даже не видела, а тут такое. Но не подумайте, что он вызывает у меня чувство жалости, жалость вызывают лишь слабаки, а брюнет не из таких. Человек, поборовший один из опаснейших пороков, и кого тут жалеть? Если только Алана, ведь его поглотила ненависть к брату на почве его денежного благосостояния.

– Теперь ты знаешь обо мне больше. Можешь не говорить, по твоим глазам всё понятно и без слов, – сказал Макс, кидая в потолок теннисный мячик, найденный на тумбочке около дивана.

– Ты хочешь посмотреть какой-нибудь фильм? – голос Макса нервно дрожал в момент подкидывания мяча в потолок, который каждый раз по траектории падал обратно в его руки.

– Да, – говорю я уже без единого хрипа.

– О, ты приходишь в норму, – Макс радостно взглянул на меня.

– «Титаник» смотрела? Сейчас будет идти по какому-то каналу.

– Честно? Никогда.

– Как так? По-моему, все его видели и по несколько раз.

– Ну я отличаюсь от других.

– Безусловно, – Макс включил телевизор в комнате и начал беспорядочно щёлкать по кнопкам пульта.

– Иди сюда, – парень, не спрашивая, подходит ко мне и берёт на руки.

Я бью его по плечу в попытке вырваться, он кладёт меня на диван.

– Ну тебе нельзя вставать сегодня. А с кровати не видно телевизор.

– Ладно. В противном случае я убила бы тебя.

– Ты милая, когда злишься.

– А ты милый, когда кидаешь теннисный мячик в потолок, изображая бесчувственного истукана.

На это Макс предпочёл не отвечать, сделав вид, что глухонемой. Фильм уже начался, мы внимательно уставились в телевизор.

– А ты смотрел? – спрашиваю я.

– Нет. Такое кино смотрят только с девушками. А одному стрёмно как-то, – ответил Макс, не отводя глаз от экрана.

Он всерьёз не упускает моменты, не желает что-то пропустить.

– Можешь лечь ко мне на колени, если не хочешь сидеть, – Макс запустил руку в мои растрёпанные тёмно-русые волосы.

– Нет, я пожалуй посижу, – ответила я, продолжая наблюдать за танцами Розы и Джека на празднике пассажиров третьего класса.

– Я хочу влюбиться навсегда, как Джек в Розу, – комментирует Макс, держа меня за руку.

– Я хочу влюбиться навсегда, как Роза в Джека, – повторяю я, немного интерпретировав фразу парня.

Мы смотрели молча ровно до того момента, как корабль начал тонуть. Я не смогла сдержать слёз и начала тихо плакать.

– Ну ты чего? Это же всего лишь фильм, солнце.

Макс вытер мои слёзы своей тёплой рукой. Я уткнулась в его футболку, чтобы не видеть тысячи умирающих людей. Своеобразная дискриминация: пассажиры первого класса спокойно уселись в шлюпки, этим богатым тварям хватило места. Смысл от денег, если ты сейчас погибнешь? И не обязательно в физическом плане, душевная смерть – такая же легитимная смерть. Так что умерли большинство выживших сразу после начала затопления. Ведь спасая свою тленную шкуру, телесную оболочку, они умерли в душе, обрекли себя на вечную смерть без шансов на спасение. Я и Макс это прекрасно понимали.

– Это не всего лишь фильм. Это реальность, понимаешь? – твердила я, мои губы дотрагивались до его груди через футболку.

– Я знаю. Я пытался тебя успокоить, тяжёлое кино, – согласился брюнет.

На экране огромного телевизора была видна душераздирающая картина: Роза лежала на куске деревянной обшивки, рядом уже замёрзший в воде Джек. Он отдал жизнь за её спасение. Она готова была лишиться жизни ради его спасения. Но на самом деле Роза и Джек обрели вечность. Я никогда не была религиозным фанатиком, но я верю в какие-то сверхъестественные силы, которые способны вершить судьбы. И чем труднее жизнь – тем больше шансов остаться навсегда.

– Прекращай. Люблю твою сентиментальность, но это слишком, – Макс погладил меня по голове.

– Ты так говоришь, как будто живёшь со мной вечность и знаешь каждый миллиметр моего характера, – я начинаю смеяться, но он видит меня насквозь.

Поэтому не обязательно общаться со мною, парень уже всё нужное узнал.