Текст книги "Этот прекрасный свободный мир..."

Автор книги: Юлия Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

   "Мы люди... не скотина..." – твердил себе Роберт, глядя на такую желанную и недоступную влагу.

   Первый день они пытались закрывать глаза, но вскоре поняли, что это бесполезно. На второй день их вновь несколько часов гоняли по двору, подстегивая касаниями разрядников. На третий – Джек, испуганно оглядываясь по сторонам, начал собирать с бетона холодную безвкусную массу и торопливо запихивать ее в рот. На четвертый день они перестали стесняться свой наготы и друг друга. На пятый – бывший топ-менеджер "Локхида" опустился на колени и принялся пить из лужи и собирать еду с бетонного покрытия, а к вечеру это сделала Джен. На шестой – их заставили до упаду приседать, "подбадривая" электрическими разрядами. На седьмой – они перестали понимать, где они и кто они, и в этот день Роберт впервые пил из лужи и подбирал еду. А на восьмой день им швырнули циновки и дали поспать...

   Когда их растолкали и велели построиться, солнце еще не скрылось за крышей периметра. Решетка открылась – впервые за много дней, они уже не могли сказать, сколько их было – и их повели в здание.

   Стены, крыша над головой, душ, питье и еда – все казалось таким странным, почти волшебным, что Джек разрыдался, а бывший топ-менеджер всхлипнул. Их вымыли, затем полностью выбрили, превращая в уродливых лысых детей, еще раз помыли и защелкнули на шеях пластиковые ошейники. Осовелые от непривычной сытости, отупевшие от недосыпания, они покорно позволяли проделывать над собой все эти процедуры – поворачивались, поднимали и опускали руки, расставляли ноги, наклонялись и выпрямлялись, когда им приказывали, больше напоминая механических кукол, чем людей.

   Новый приказ построиться был уже привычен, их опять куда-то вели, на этот раз в большую комнату, отдаленно напоминавшую школьный класс. С одной стороны аудитории всю стену занимал большой экран, рядом находилась кафедра и внушительное кресло. Им велели повернуться к экрану и встать на колени.

   Человек, вошедший в комнату и усевшийся в кресло, был в штатском. Он сидел, развалившись, нога на ногу, и поигрывал разрядником.

   – Меня зовут свободный Торнтон, – холодно сообщил он. – Я буду заниматься вашей адаптацией. Благодаря стечению обстоятельств, которые слишком сложны для вашего понимания, вы попали в новый для вас мир, и все ваши привычки, заботы и склонности должны быть забыты. Вернуться домой вы не сможете никогда. Тем не менее, вам повезло – вы благополучно прошли квалификационные тесты и признаны годными для проживания в нашем мире, так что в ближайшее время утилизация вам не грозит. К сожалению, ваш уровень интеллекта слишком низок, чтобы вы могли распоряжаться собой самостоятельно. Мы подберем вам опекунов, которые будут заботиться о вас, дадут вам постоянные имена, обеспечат вас жильем и пропитаниям, а при необходимости будут наставлять вас на путь истинный. Они избавят вас от всех забот и невзгод, свойственных свободным людям. Их стараниями ваша жизнь будет проста и понятна, а вы в благодарность за заботу и вразумления будет трудиться на благо своих опекунов и нашего мира. Поскольку вы не владеете никакими полезными для жизни навыками, мы обучим вас всему необходимому. Вы научитесь молиться, вести себя в обществе, пользоваться средствами гигиены, трудиться так, как это будет полезно вашим опекунам.

   Роберт слушал свободного Торнтона, и у него крепло убеждение, что он не проснулся, что кошмар продолжается, и в этом кошмаре они будут жить всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, вообще выживут.

   – Занятия начнутся с завтрашнего утра, сегодня же я дам вам всего несколько наставлений. Первое, вы должны неукоснительно соблюдать распорядок дня. Нарушения распорядка будут наказываться. Распорядок следующий. Подъем – в пять утра. На гигиенические процедуры вам отводится пятнадцать минут. Завтрак – пять минут. Обед – десять минут. Ужин – три минуты. Отбой в одиннадцать часов. Второе. Вы носите на шее свои удостоверения личности. В них содержатся все ваши данные, в том числе ваши имена, права собственности на вас, список ваших навыков, информация о ваших достоинствах и недостатках. Ношение подобных удостоверений обязательно для лиц, находящихся под опекой, оно также позволяет следить за вашим поведением. Третье. После получения новых навыков вы будете сдавать экзамены – как теоретические, так и практические. Оценки "В" и "С" равносильны провалу экзамена. На сдачу каждого экзамена у вас будет три попытки. Первые две неудачные попытки будут наказываться. После третьей неудачи проваливший экзамен питомец будет ликвидирован.

   Свободный Торнтон обвел пленников таким взглядом, что все четверо поняли – это правда, их действительно убьют, если они дадут хоть малейший повод для неудовольствия.

   – Четвертое. К своим наставникам вы должны обращаться "свободный такой-то" и кланяться. Слово свободных для вас – абсолютный закон. Если ваш наставник будет носить такое же удостоверение личности, что и вы, вы должны обращаться к нему "доктор такой-то" и склонять голову. Приказы докторов для вас также обязательны. Пятое. Ваше нерадение будет наказываться, но ваши старания будут вознаграждены. Если во время учебы вы благополучно сдадите все экзамены и докажете свое право на существование, то через два месяца вам предстоит радостное событие – вы впервые встретите своих будущих опекунов. В этот день все ваши старания будут вознаграждены, и будет определена ваша дальнейшая судьба. Свободные выберут, кому из вас они окажут покровительство, кому дадут кров и пропитание. Их дом станет вашим домом, вы станете для них родными и близкими, как их собственные дети и даже еще ближе, потому что дети вырастают и покидают свой дом, а вам забота и попечение будут предоставлены до конца вашей жизни. Запомните, только от ваших стараний зависит, сможете ли вы произвести хорошее впечатление на своих будущих опекунов. Трудитесь со всем прилежанием, и ваша жизнь будет обеспечена.

   – А теперь немного практики, – объявил Торнтон. – Внесите тренажеры.

   Четверо парней с "удостоверениями личности" на шеях внесли какие-то массивные пластиковые плиты, и Роберт с трудом удержал восклицание – это были колодки, почти ничем не отличавшиеся от тех, что он видел в одном из немецких музеев.

   – Для первого раза – три часа занятий, – сообщил Торнтон. – Приступайте.

   Громилы в форме, до этого тихо стоявшие за спиной, шагнули вперед. Привычные крепкие руки согнули Роберта, и он не успел опомниться, как его шея и кисти рук были защемлены в колодках. По возгласам своих товарищей по несчастью он догадался, что с ними происходит то же самое.

   – Сейчас вы ни в чем не провинились, но вы должны знать, какое наказание за проступки или леность вам предстоит. Наказание за незначительный проступок – три часа занятий на тренажере. При серьезных проступках – занятия будут удлиняться. Итак, время пошло, – Торнтон нажал кнопку на пульте и на экране появились огромные часы.

   – Надеюсь, эти упражнения пойдут вам на пользу, – сообщил Торнтон. – Приятных занятий.

   Высказав это пожелание, свободный встал и неспешно покинул аудиторию.

Глава 4
А у кого-то хеппи-энд уже произошел..

   Группа Торнтона собралась перед огромным монитором через час после начала первого практического занятия субъектов. Огромный экран был разделен на четыре окна, что позволяло самым тщательным образом отслеживать реакции питомцев. Динамики передавали даже самый тихий вздох.

   – Ну что ж, реакция двоих в норме, – подытожил пару минут наблюдений Торнтон.

   – Теперь осталось лишь объяснить субъектам, что занятия должны проходить в тишине, – заметил еще один наблюдатель.

   – А с этим есть какие-то проблемы? – удивился Линкольн Райт. – Объявляем, что каждый издаваемый ими звук будет способствовать удлинению тренировки на час и дело с концом – больше мы стонов не услышим. Меня больше волнует реакция вот этих двоих, – Райт поочередно кивнул на Роберта и Джен. – Они-то молчат. И в карантине они адаптировались последними, особенно Грин.

   – Может, у них шок и они просто ничего не чувствуют?

   – Да вы на их лица посмотрите! – возмутился Райт и почти ткнул пальцем в экран. – Все они чувствуют, только молчат, и, признаться, мне это не нравится. Этих придется прессовать сильнее прочих.

   – Да, прессонем мы их, Линк, прессонем – это не проблема. Слава Богу, у нас достаточно возможностей, одни экзамены чего стоят... Но все же, почему эти двое? Девчонка и какой-то художник... Признаться, я ставил на топ-менеджера, – с сожалением сообщил Торнтон. – Кстати, Линк, вы ведь проводили собеседование как раз с Грином. Как, по-вашему – в чем истоки его упорства?

   "В генетике, в чем же еще! – мысленно выругался Райт. – Кто и когда видел покладистых Томпсонов?!"

   – Да какие впечатления? – произнес он вслух. – Типичный представитель "золотой молодежи", не без талантов, конечно, но привыкший ко всеобщему обожанию, толпам восторженных девиц и покровительству политиков. Возможно, его упорство объясняется нежеланием потерять лицо перед девчонкой, а ее – в стремлении понравиться недавнему кумиру. Никаких других причин я не вижу.

   – Ну что ж, это не фатально. Значит, программа проста – сначала жесточайший пресс, потом положительное подкрепление. Я считаю, что с помощью положительного подкрепления можно вышколить даже обезьяну, а не только разумное существо. Да и образец для подражания у нас уже есть.

   – Браун?..

   – А кто же еще? – Торнтон довольно усмехнулся. – Он первым прошел адаптацию, значит, будет первым и дальше, особенно, если мы ему слегка поможем. Субъекты должны убедиться в плюсах послушания и во всех неудобствах упрямства: время занятий на тренажерах, одежда, матрас в общежитии – да мало ли какие поблажки мы можем дать! Ладно, коллеги, сегодня мы еще можем отдыхать, а завтра начнется работа. Барри, речь перед субъектами на вас. Линк, раз уж вы имели дело с Грином, наблюдайте за ним и дальше и прессуйте по полной. Совет всем – воспользуйтесь последней возможностью отдохнуть, и, кстати, Линк, перерегистрируйтесь, наконец, в сети, сколько можно напоминать?!

 ***

   «Занятия на тренажерах»... Уже через пару дней одно упоминание подобного наказания заставляло пленников бледнеть в ожидании выламывающей все тело боли. Наверное, даже удар разрядника не мог вызвать подобных страхов, но после пребывания «питомцев» в клетке их «воспитатели» ни разу не прибегали к столь грубым методам внушения. Никаких ударов прикладами, никаких разрядников – только «занятия на тренажерах», но уж они-то обрушивались на пленников при малейшей провинности. И если угроза наказания заставляла подопытных бледнеть, то при объявлении о самом наказании пленники начинали дрожать всем телом и обливаться потом, а уж от слов «Четыре часа занятий на тренажерах» или, не дай то Бог – «пять», провинившемуся так и хотелось опуститься на колени, чтобы молить о снисхождении. Джек так и делал, и трое оставшихся пленников быстро поняли, насколько подобное поведение было эффективным. Коленопреклонение и слезы неизменно приводили к тому, что внушения Джеку, нет, не отменяли – это было невозможно, но делали менее тяжелыми. На Роберта же наказания сыпались как из рога изобилия.

   Каждый раз, слыша слова "Пять часов занятий на тренажере", Роберт по примеру Джека пытался принудить себя встать на колени, но каждый раз так и не вставал. Дело было не в гордости и даже не в воспоминаниях о прошлом – ради избавления от изматывающей боли и омерзительного чувства беспомощности можно было пойти на многое – но в инстинктивном ощущении, что стоит ему склониться перед "наставниками" еще и в этом, как он уже не сможет остановиться. Многолетний опыт лжи пока спасал Роберта, но он же подсказывал, что рано или поздно ложь становится правдой. Еще немного, и он мог бы уподобиться Джеку, локхидовцу и Джен, начал бы просительно заглядывать в глаза похитителям, благодарил бы их за заботу и от души молил бы Господа даровать ему хорошего опекуна.

   Роберт не просил о нисхождении, но толку от этого не было никакого – чтобы подвергнуть его наказанию, крепкие парни в ошейниках все равно швыряли его на колени, да и вообще стоять на коленях приходилось часто и подолгу. Во время обязательных молитв о даровании опекуна: сразу после подъема, перед завтраком, обедом и ужином, а также перед отбоем и... – "Три часа занятий на тренажере за недостаточно прочувственную молитву!". В ходе многочисленных практических занятий... На экзаменах...

   Для молодого человека было шоком узнать, какое именно занятие признано для него оптимальным, наиболее полно раскрывающим его склонности и таланты. Не меньшим шоком было понять, что все его представления об обязанностях лакеев страдали редкой неполнотой. По сравнению с тем, что должен был освоить он, прислуга в доме деда вообще ничем не занималась. Окончательно же сразило Роберта открытие, что экзамены становятся для него почти непреодолимой преградой, заслужив ему репутацию тупицы и лентяя.

   Уже со второго дня обучения в группе появилась звезда, и этой звездой стал Джек. Он с легкостью сдавал экзамены, реже всех получал взыскания и, конечно, раньше всех заслужил право на одежду. Правда, назвать это одеждой можно было лишь с очень большой натяжкой, но как заявил свободный Райт, до одеяния уборщиков им надо было еще учиться и учиться и очень много работать. Эти уборщики, с точно такими же пластиковыми ошейниками, носили тонкие оранжевые шорты на резинке и оранжевые же распашонки без застежек и напоминали то ли больничных санитаров, то ли заключенных. Вот только принимать их за заключенных было большой ошибкой, потому что уборщики всегда с охотой доносили на промахи пленников и относились к ним примерно так же, как старшие курсанты военной школы к младшим.

   Таким образом, Роберт оказался в самом низу здешней иерархии. Джек сдавал экзамены с первого раза. Джен и бывший топ-менеджер, как правило, со второго, а Роберт ни разу не смог сдать экзамен раньше третьего. "Наставники" хмурились, а свободный Райт холодно сообщил, что если бездельник посмеет завалить выпускной экзамен, то будет отправлен на утилизацию.

   Роберт молчал, упражнялся на муляжак, а сам мучительно пытался понять, что все это значит. Зачем их похитили и что от них хотят? Ни в какой другой мир под звездно-полосатым флагом Роберт не верил.

 ***

   Доктор Рассел Брук, уже месяц как нумер, довольно откинулся на спинку кресла и не без самодовольства поинтересовался:

   – Ну как?

   – Великолепно, – совершенно искренне ответил свободный Милфорд, MD. – Вы лучший кардиохирург, которого я видел, а я видел немало.

   – В таких операционных работать одно удовольствие, – вернул комплимент Брук.

   – Дело не только в операционной, – не согласился Милфорд. – Какая точность, какое вдохновение... Бог мой, да я давно не получал такого удовольствия, просто от того, что вам ассистировал. Нашему миру фантастически повезло...

   – Пожалуй, мне тоже, – согласился Брук. Сейчас он ничем не напоминал того растерянного человека, что страдал из-за вечной разлуки с женой какой-то месяц назад. "Все, что ни делается, делается к лучшему", – размышлял он. – Вы знаете, я счастлив! В моем распоряжении операционная, о которой только можно мечтать, прекрасная бригада, расторопные медсестры... Вы не поверите, но даже санитары здесь лучше всяких похвал!

   – Ну, почему же не поверю... – заметил Милфорд.

   – А наука?! Да мне никогда не было так легко ею заниматься...

   – Да?! – MD счел необходимым понимающе кивнуть. – Вы говорили о какой-то бюрократии...

   – Бюрократия... – проворчал Брук. – Это не бюрократия, а тупые идиоты, которые шагу не дают ступить и, собственно, ради чего?! Ради абстракций! Там бы я месяцами давал показания перед всевозможными комиссиями и так называемыми этическими комитетами, а здесь мы провели блестящий эксперимент, и я не удивлюсь, если этот парень даже выживет. Ради одного этого стоило попасть в шторм, а затем и сюда. Но дело не только в этом, – продолжал нумер. – Представляете, вчера на прогулке я заблудился. Вечерело, мне стало не по себе и что же? – Брук торжествующе посмотрел на собеседника. – Благодаря моему удостоверению личности мне удалось связаться с оператором и меня легко вывели к дому. И что самое удивительное, – добавил он, – за все время моей прогулки мне ни разу не встретилось ни одного угрожающего лица! Я не видел ни брошенных банок из под пива, ни разбитых бутылок или выброшенных шприцов – ничего... Никаких обкуренных подростков и размалеванных девиц... Удивительно – но ваш мир просто великолепен!

   – Наш мир, Рассел, наш, – поправил Милфорд. – И кстати, – вернулся к деловому тону врач, – вы тоже немало сделали для нашего общего мира, и консулы просили передать вам благодарность. Помните операцию неделю назад?

   Доктор Брук пожал плечами:

   – Господь с вами, Дэн... А что там было неделю назад? По-моему, какое-то банальное АКШ[1]1
  Аорто-коронарное шунтирование


[Закрыть]... ничего серьезного...

   – Конечно, но вы оперировали сенатора Данкана, а сенатор Данкан весьма уважаемый человек.

   – Бросьте, – рассмеялся Брук, – вот сегодняшняя операция действительно заслуживает внимания и, запомните мое предсказание – за ней будущее, даже если этот парень к вечеру умрет. Но все равно – я рад, что вернул обществу столь полезного человека, как сенатор, ведь теперь он представляет и меня, не правда ли? И теперь это и мой дом...

   – Конечно, и должен признать, вы проходите адаптацию на удивление быстро и легко.

   – Кстати, все время хотел спросить, – Рассел Брук с любопытством наклонился вперед. – У трех моих операционных сестер такие же удостоверения личности, как и у меня. Они тоже попаданки? Но откуда? Не могу определить по произношению.

   Дэн Милфорд предпочел устроиться в кресле поудобнее.

   – Ну, что вы, Рассел, попаданцы встречаются не так уж и часто. Это местные уроженки, которые находятся под покровительством государства. Вы же сами заметили, до чего наш мир доброжелателен и уютен. Но в любом социуме существуют люди, которые не умеют заботиться о себе, не способны себя содержать, находить свой путь в обществе – наверняка, там, в оставленном вами мире, вы встречали таких.

   Нумер поморщился:

   – А, бездельники... живут на пособие, получают продовольственные талоны и еще недовольны, что им, видите ли, мало дают...

   – Не будьте так суровы, Рассел, – укоризненно покачал головой Милфорд. – Эти люди не виноваты в том, что их дурно воспитывали. Хотя мы признаем, что не каждый человек может заботиться о себе, сколько его не учи. Мы избрали иной путь. Да, есть люди, которые не способны сделать выбор, ну что ж, этот выбор делает за них общество. Существует система тестов, которая помогает определить склонности человека. Мы даем таким людям специальность и работу, направляем их и тем самым благополучно решаем все социальные проблемы. У нас нет бродяг, нет нищих, нет неполнолетних матерей-наркоманок... Каждому мы находим работу по возможностям, руководим его деятельностью и при необходимости делаем ему внушения. И вот результат – наши улицы идеально чисты, парки ухожены, дети всегда под надзором, а молодежь занята делом... Да, питомцы государства ограниченны в правах, но как они могут голосовать на выборах, если не способны разобраться в собственной судьбе? Впрочем, стоит им доказать, что они научились отвечать за свои поступки и решать проблемы самостоятельно, как они получают все права граждан. Согласитесь, это разумно.

   Доктор Брук задумался. В памяти сами собой всплыли воспоминания о разбитых окнах первого этажа госпиталя, где он начинал работать, затем – последнее зашитое после ножевого ранения сердца тринадцатилетнего подростка... Все еще пребывая в задумчивости, Брук кивнул.

   – Конечно, это непривычно, но разумно и... честно, – признал он.

   – Рад, что вы с нами согласны, – проговорил Милфорд. – Кстати, вы сможете получить все гражданские права месяца через три или даже через два, как только познакомитесь с нашим миром поближе.

   – Я должен буду сдавать экзамены на знание Конституции? – уточнил Брук. – И приносить присягу?

   – А у вас это принято? – удивился Милфорд. – Да нет, зачем? Готовность человека служить обществу видна и так, здесь все решается индивидуально.

   – Но все же мне бы хотелось ознакомиться с вашей... с нашей, – поправился хирург, – Конституцией. Каким образом я смогу это сделать?

   – Нет ничего проще. Посмотрите в сети. Вы сможете ознакомиться и с Конституцией, и со всеми поправками, которые наши законодатели умудрились внести в нее за последние полсотни лет, и со всеми комментариями наших замечательных правоведов. Но поверьте, вряд ли наша Конституция так уж отличается от вашей. Я не юрист и не политик, но полагаю, здесь трудно придумать что-то новое.

   – Вот и хорошо, – обрадовался Брук. – Я не слишком люблю юристов, хотя и признаю, что без них не обойтись, и, между нами говоря, никогда особо не интересовался политикой. И, кстати, как там мои товарищи по счастью? – жизнерадостно вопросил он.

   – Да примерно, так же как вы. Осваивают новую жизнь. Хотя не могу сказать, что с одинаковым успехом. Скажите, вы знали раньше Роберта Шеннона?

   – Больше понаслышке и пару раз встречал его на коктейлях, – пожал плечами доктор. – А что – у него какие-то проблемы?

   – Можно сказать и так, – кивнул MD. – Понимаете, он ведет себя... не совсем адекватно. Непонятное упрямство... Нежелание адаптироваться к изменениям... Мы стараемся ему помочь, но что мы можем сделать без его сотрудничества?

   – Ну, это понятно, – кивнул Брук и откинулся на спинку кресла. – Классический посттравматический синдром. Что вы хотите от человека, который родился с серебряной ложкой во рту? Понимаете ли, Дэн, Шеннон человек совсем другого склада, чем я. Я сделал себя сам, а Шеннон все и всегда получал в готовом виде. Лучшая частная школа, самый престижный университет, сенаторы и президенты в качестве друзей семьи и огромный банковский счет. Представьте, что он испытывает, лишившись всего, что составляло его личность? Конечно, он впал в депрессию...

   – Мы так и подумали, – задумчиво произнес Милфорд.

   – Поймите меня правильно, – вновь заговорил Брук, – я вовсе не утверждаю, что Шеннон безнадежен, ни в коем случае – он неплохой архитектор, у него есть талант, но ему никогда не приходилось трудиться систематически. В свое время я был поражен, что он стал работать – должно быть, ему было скучно. Вы не представляете, как много о Шенноне писали в светской хронике. Ну, вы понимаете, обычные истории плейбоев: длинноногие старлетки, гоночные машины, драки с такими же плейбоями, как он, и травка. Шеннон напоминает мне ваших питомцев государства, которые не умеют управлять собственной судьбой. Ей Богу, ему повезло, что он попал сюда – здесь у него будет возможность дожить до глубокой старости, а там он бы умер через пару лет от передоза.

   – Вы полагаете...

   – А чего еще можно ждать от богемы? Для них это обычная жизнь... Если бы Шеннон был только архитектором – все было бы проще, но он же еще и художник... Вы представляете, он писал даже обнаженную натуру!

   – Хм-хм... – Милфорд неопределенно покачал головой.

   – Да нет, не думайте, он не так испорчен, как может показаться, – торопливо заметил Брук, – просто у него было не самое лучшее окружение. Поверьте, он вполне способен работать и даже делать интересные проекты. Ему лишь надо понять, что отныне он будет работать не ради развлечения, а для обеспечения собственного пропитания, и не от случая к случаю, а каждый день.

   – Значит, вы считаете, что у него есть перспективы, и мы сможем ему помочь?

   – Бесспорно, – подтвердил нумер. – Только не стоит потакать его депрессии и устраивать вокруг него пляски пау-вау. В конце концов, он взрослый мужчина, а не капризный подросток. Поручите ему небольшой проект, чтобы у него в подчинении было два или три сотрудника. Я не силен в психологии, но работа с людьми прекрасно излечивает от любой депрессии – для понимания этого не требуется быть психоаналитиком, уж вы мне поверьте...

 ***

   Если практические занятия с муляжами были неприятны, то переход от кукол к людям был тошнотворным. Муляжи, по крайней мере, молчали, не двигались, не пахли и вообще были практически безобидны. Сказать то же самое о людях было нельзя. Дома у Роберта была прислуга, но даже в бреду ему не приходило в голову требовать от камердинера, чтобы он одевал и раздевал его, мыл или оказывал некоторые другие услуги, которые обычно люди выполняют в отношении себя сами, если, конечно, не являются паралитиками. Требовать подобного от слуг можно было лишь в одном случае – если не считать их людьми. Впрочем, после пребывания в клетке, постоянных «занятий на тренажерах» и рассуждений похитителей об «опекунах» Роберт в этом и не сомневался. Он только не мог понять, почему...

   Другой мир, другие обычаи и законы... Что бы там не болтали их "наставники", Роберт не мог поверить в подобную чушь. По собственному опыту он знал, что о других мирах рассуждали либо свихнувшиеся физики, либо люди, злоупотреблявшие психоделиками. Как-то Роберту случилось попробовать подобную хрень, и он зарекся от повторного эксперимента. Сначала все было почти нормально, но через три дня Роберт обнаружил в раковине зеленую мышь размером с хорошую индейку. Каким-то шестым чувством он догадался, что это была мышь Эйнштейна, и даже попытался вступить с ней в диалог. Только на второй минуте увлекательнейшей беседы, когда Роберт уже начал разрисовывать зеркало зубной пастой, чтобы продемонстрировать зеленой собеседнице грандиозный проект по строительству порталов между мирами, молодой человек сообразил, что происходит что-то не то. С тех пор всякие предложения попробовать что-нибудь раскрепощающее сознание встречали со стороны Роберта самый резкий отпор, а попытки настаивать вполне могли закончиться ударом в челюсть – беседы с мышью Эйнштейна и котом Шредингера не входили в планы молодого человека.

   Впрочем, рассуждения об иных мирах и новой жизни могли иметь и другое значение, и Роберт не мог не задуматься над этим. Похитители имели странную привычку изъясняться эвфемизмами. И если пленников они называли "питомцами", ошейник – "удостоверением личности", пребывание в клетке – "карантином", наказание колодками – "тренировкой на тренажерах", а его самого – "тупицей", но при этом "великолепным экземпляром", то под "другим миром" и "аукционом" могло подразумеваться, что угодно.

   Пленников почти не оставляли наедине с собой, но ночью, пока вымотавшийся за день Роберт не успевал уснуть, или во время наказаний, когда он пытался хоть как-то отвлечься от боли, молодой человек пытался понять, что происходит. Как ни была для Роберта дика картина происходящего, выводы, которые он делал, казались еще более дикими. Их похитители не напоминали сумасшедших, и в их действиях просматривалась конкретная и четкая цель. Его натаскивали в качестве лакея, из Джека делали шута, бывший топ-менеджер обучался садоводству, а Джен готовили на роль сексуальной игрушки. А еще от них требовали полной покорности, доходящей до той степени, когда человек превращается в тупую скотину, готовую выполнить любой приказ.

   Роберт не видел, чем их положение было лучше положения рабов из каких-то древних времен. Судя по заявлениям "наставников" после сдачи экзаменов именно такое рабство их и ожидало, а постоянное натаскивание на поклоны, коленопреклонения и прочие выражения рабского почтения подсказывало, что их собираются отправить куда-нибудь на Восток. Должно быть, их будущим хозяевам будет приятно иметь в рабах людей Запада, размышлял Роберт. Оставалось понять, зачем все это было нужно похитителям. Как ни ломал молодой человек голову, у него находился лишь один ответ на этот вопрос – их собирались использовать в качестве террористов-смертников.

   И все-таки Роберт не мог поверить, что Америка может так поступить со своими гражданами, и потому начал размышлять о заговоре внутри властных структур – о чем-то вроде государства в государстве, вспоминать фильмы "Внутренний враг" и "Враг государства", прочитанные книжки и дискуссии в Интернете. От дискуссий в Интернете его мысль плавно перешла на слухи, уже не первый год бродившие в среде архитекторов, а от слухов к небезызвестному документальному фильму о событиях одиннадцатого сентября – фильму, весьма вольно трактовавшему события 2001 года и крайне нелестно отзывавшемуся о нравственных устоях властных структур США. Прежде Роберт отмахивался от сделанных в фильме выводов, но сейчас, находясь в плену на базе, над которой развевался звездно-полосатый флаг, уже не мог сохранять прежнее спокойствие и доверие. Уж если их правительство без зазрения совести могло отправить на тот свет почти шесть тысяч граждан США, лишь бы получить предлог развязать войну против своих врагов, то что было говорить о них? На фоне жизней тысяч людей жизнь четырех человек не стоила уже ничего.

   Дойдя до подобного вывода, Роберт понял и другую вещь. Коль скоро речь шла о врагах, о которых так любили распространяться в прессе и на телевидении, о всех этих бородатых террористах с наркотиками и взрывчаткой, то они должны были с удовольствием получить в свою власть людей, имена которых нередко упоминались в деловых новостях и светской хронике. Да и сама их известность должна была послужить алиби, усыпить бдительность, исключить всякие подозрения в их связях со спецслужбами.

   Роберт не мог понять только одного – каким образом их собираются подсунуть этим людям, но и не желал этого знать. Пленник все чаще думал о побеге, вот только осуществить его не представлялось ни малейшей возможности. Молодой человек помнил, что рассказывали им в военной школе о правилах поведения джи-ай в плену, и думал, что их похитители действовали так, будто сами эти правила и писали, иными словами отрезали им всякую возможность к бегству. Спрятаться в лагере военнопленных, не выйти на перекличку, назваться другим именем, организовать беспорядки или сделать подкоп – сейчас эти рекомендации способны были вызвать разве что смех, если бы Роберт еще способен был смеяться.

   В памяти сами собой всплыли насмешливые слова седого краснолицего инструктора в летнем лагере на Среднем Западе: "А теперь забудьте всю эту хренотень. Эти инструкции годятся лишь для одного – чтобы подтирать ими задницу. Хотя нет, для этого тоже – не годятся, еще подхватите экзему, вот будет радости-то!.. Почему не годятся? Да потому, что наши враги вовсе не слепые и глухие олухи, и за такие художества способны без затей вас шлепнуть. И нечего делать такие глаза – мы с ними тоже не церемонимся. Если уж вам не повезет попасть в плен, то ваше дело ждать и стараться выжить. Да, причем тут ваши жизни?! Вы должны все запоминать, а потом рассказать тем, кому это будет положено знать. Если вы что-то забудете, не беда – вам помогут вспомнить. Главное, наблюдать. Что? При транспортировке? Ну, тут шанс, может, и появится, но я бы не стал на это рассчитывать, разве что уж совсем припечет. А теперь хватит болтать ерунду, еще десять часов сухой голодовки – вы же мужики, а не дерьмо!".