Текст книги "Этот прекрасный свободный мир..."

Автор книги: Юлия Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

   – Твой отец платит не за то, чтобы тебе сопельки подтирали, а чтобы сделать из тебя человека, – с нескрываемым сарказмом заявил Роберт после очередного приступа возмущения у русского. – Хотя... сомневаюсь, что за такой короткий срок обезьяна может эволюционировать в человека.

   Попытка обиженного парня двинуть Роберта по физиономии закончилась предсказуемо. Для Роберта. С интересом взглянув на нокаутированного противника, Роберт пожал плечами и отправился на урок. Через две недели после инцидента Роберт получил пространное письмо олигарха, в котором русский миллиардер благодарил юношу за сделанное его сыну внушение и приглашал провести пару каникулярных недель на его вилле в Майами.

   В общем, учеба в Академии не представляла для Роберта особого труда. Исключение составляли занятия по искусству. Краски и холст притягивали юношу как магнит, но помня об осторожности, Роберт всячески демонстрировал пренебрежение к "дурацкой мазне", при групповых разборах работ в студии был язвителен и безжалостен (и не без причины), соглашаясь уделять свое драгоценное время лишь графике, как занятию имеющую определенную практическую ценность. Однобокий подход Роберта к изобразительному искусству приводил преподавателей в отчаяние. Талант юноши был несомненен, в школе, где английский язык преподавали писатели, музыку – музыканты и композиторы, а изобразительное искусство – художники и скульпторы, скрыть способности учеников было невозможно, но со столь дикими предрассудками преподаватели не сталкивались как минимум полсотни лет и потому не слишком представляли, что делать. Роберт рисовал портреты преподавателей и учеников, здания и интерьеры школы, создавая, как он уверял, рекламный образ Академии, но во сне видел яркие краски, трепещущие тени, кисти и холсты... Девиз Академии «Дерзай быть правдивым» явно не нашел отклика в его душе.

   В конце первого года обучения среди десяти других лучших учеников Милтона Роберт Ф.Т. Шеннон отправился в Белый дом, чтобы пожать руку президенту-демократу. Самые знаменитые преподаватели Академии, оба сенатора от штата Массачусетс и толпа репортеров также присутствовали на встрече. Овальный кабинет Белого дома беспрестанно оглашался щелчками затворов фотоаппаратов и озарялся вспышками.

   – Надеюсь, молодой человек, вы примите участие в молодежной рекламной кампании в пользу демократов этой осенью? – задал дежурный вопрос президент, пожимая руку Роберту.

   – Никак нет, сэр, – четко ответил юноша, – я республиканец.

   По лицу старшего сенатора от штата Массачусетс скользнула улыбка.

   – А если программа демократов будет лучше, чем у республиканцев? – продолжал допытываться президент, слегка задетый ответом мальчишки.

   – Это невозможно, сэр, – так же четко отвечал Роберт, – программа республиканцев всегда подготовлена лучше.

   – Помнится, недавно я встречался с курсантами военных школ... – начал хозяин Белого дома.

   – Вы правы, сэр, – подхватил Роберт, – я проучился в военной школе два года.

   – И каковы ваши планы, молодой человек? – спросил заинтригованный президент.

   – Гарвард, сэр, – по-прежнему не смущаясь, отвечал Роберт.

   – Ну что ж, когда вы займете место в Палате Представителей от республиканской партии, с вами будет интересно дискутировать, – подвел итог президент.

   – Непременно, сэр, – с потрясающей уверенностью согласился Роберт.

   – Ваше имя, молодой человек! – выкрикнул один из репортеров, подскакивая к президенту и школьнику.

   – Роберт Шеннон, – заявил юноша с таким видом, словно хотел сказать, что его имя еще станет знаменитым.

   Щелканье затворов фотоаппаратов стало напоминать сплошное стрекотанье гигантского кузнечика, яркие вспышки следовали одна за другой. Банальная встреча президента со школьниками должна была стать новостью. Нет, не так – не просто новостью, а Новостью Номер Один! В свои редакции репортеры готовы были мчаться впереди собственных автомобилей, однако самое интересное в Овальном кабинете, как всегда, произошло после ухода школьников и прессы.

   Президент США и старший сенатор от штата Массачусетс удобно расположились в креслах и президент, наконец, произнес:

   – Боюсь, Тед, через девять лет, когда этот мальчик достигнет минимального предусмотренного Конституцией возраста, демократы вашего штата столкнутся с большой проблемой.

   Старший сенатор пожал плечами:

   –А вы поверили в его слова? – скептически поинтересовался он. – Бросьте, Билл, политика последнее, что его интересует. Хотя представляю, с какими заголовками выйдут завтрашние газеты: "Президент Кеннеди пожимает руку школьнику Клинтону. Президент Клинтон пожимает руку школьнику Шеннону. Преемственность кресла и идей". И две фотографии – та, старая, и нынешняя. Да, он им понравится, это бесспорно... Бедняга...

   – Почему "бедняга"?

   – Потому что ему это не нужно, – отрезал старый сенатор.

   – Вы его знаете? – против воли президента все больше одолевало любопытство.

   – Это моя работа – знать избирателей, даже если они никогда не будут за меня голосовать, – усмехнулся законодатель. – Особенно, если они обещают стать выдающимися гражданами штата. Так вот, Роберт Шеннон воспитывается дедом, который, между прочим, является одним из старейших жителей Массачусетса. Шеннон круглый отличник, прекрасный спортсмен, входит в дискуссионную команду Милтона. Все это выглядит очень хорошо, Билл, если бы не одно обстоятельство – этот мальчик всегда говорит именно то, что от него ждут, а что он думает на самом деле – неизвестно. Да-да, – совершенно правильно прочел сомнение в глазах президента сенатор, – после стольких десятилетий в политике подобные вещи ощущаешь кожей. Впрочем, кроме ощущений у меня есть кое-что еще. Я знаю, почему Шеннон попал в военную школу.

   – Ну и?..

   – Дед отправил его туда, чтобы избавить от вредного пристрастия к занятиям живописью.

   Несколько минут президент остолбенело смотрел на собеседника, потом кивнул:

   – Ну да, конечно... Как я мог забыть, что вы питаете слабость к художникам!

   – Естественно, – не стал отрицать сенатор, но в его тоне проскользнул холодок.

   – Не понимаю... – после краткой паузы продолжил хозяин Белого дома. – Вам живопись не мешает заниматься политикой, почему же вы думаете, что он...

   – Да потому, – подался вперед сенатор, – что я увлекся живописью только в тридцать два года – на больничной койке, а он с этим родился. Согласитесь, это не одно и то же. Нет, мальчик все продумал, кроме одного – потому что если он и дальше будет отнекиваться от своего призвания, то через девять лет республиканцы просто выкрутят ему руки, заставляя баллотироваться в Конгресс. Ради него надеюсь, что он найдет альтернативу этому шагу.

   – Но, может быть, ему и правда суждено стать президентом.

   – Не в этом мире, – покачал головой сенатор.

   Опыт четырех десятилетий общения с прессой не обманул ветерана Сената, и утренние газеты на целую неделю сделали Роберта знаменитостью. Старый Джон Томпсон сиял, гордясь внуком, и повесил газету с фотографией Роберта над своим столом, а потом встретил его с такой помпой, словно юноша положил на лопатки всех демократов за раз. Успокоенный радостью деда, Роберт слегка расслабился, и вот тут его поджидал сюрприз.

   – Ты не хочешь порисовать, мой мальчик? – вопросил дед внука, когда Роберт закончил свое повествование о встрече с президентом.

   – Сэр? – вопросительно переспросил юноша, настороженно глядя на деда.

   – У тебя способности, мой мальчик, и было бы грехом ими не пользоваться, – заметил старик. – Вот, к примеру, этот рисунок, – на стол перед Робертом лег набросок родного особняка. – По-моему, прекрасно! Или вот здесь... – второй рисунок... и третий. – У тебя есть чувство формы.

   "Шах и мат", – сокрушенно думал Роберт, разглядывая собственные творения. В военной школе он не попадался.

   – Я говорил с нужными людьми, – сообщил дед, – и показывал им твои работы. Все единодушно признали, что ты талантлив. Конечно, я бы предпочел, чтобы ты пошел по моим стопам, но, возможно, ты достигнешь славы в другой области. Архитектура, Роберт, вот твое призвание. Именно в архитектуре ты сможешь найти применение своим талантам, а все эти безумные цвета – просто чепуха! Я обсудил со специалистами твое дальнейшее образование и вот что они посоветовали... – Джон Томпсон вытащил из папки какой-то листок и протянул внуку. – Посмотри. Думаю, ты сможешь начать занятия уже со следующего ученого года.

   Роберт изучил тщательно составленный план и подумал, что идея деда начинает ему нравиться. Наконец, он мог перестать врать. И все же краски оставались для него недосягаемой мечтой... но хоть что-то... пока...

   В начале следующего учебного года в Академии Роберт Шеннон записался на курс архитектуры, который вел архитектор и фотограф Брайан Чени. К удивлению юноши, занятия захватили его целиком, игра с формами завораживала, а современные технологии предоставляли для этого все новые и новые возможности. К обучению в высшей школе дизайна Гарвардского университета Роберт подошел уже вполне подготовленным и сведущим человеком. Проектирование, дизайн, инженерное дело, строительные технологии – Роберт не замечал проносящихся в учебе лет. К потрясению молодого человека получение им диплома стало последней радостью Джона Томпсона. Через неделю после выпуска Роберта старик слег, словно лишь желание дать внуку образование держало его на земле, а теперь, когда задача была выполнена, сил на жизнь не осталось.

   – Поклянись, мой мальчик... быть верным... стране... звездам и полосам... и орлу... – через силу шептал старый Томпсон. – Отдать жизнь... стране... если понадобится...

   Роберт готов был поклясться в чем угодно, лишь бы только дед не уходил.

   – Клянись... мой мальчик...

   – Клянусь, – прошептал Роберт.

   Все было кончено. Он остался один.

   По истечении недели после похорон Джона Томпсона молодой Шеннон узнал, до чего был богат. Благодаря предусмотрительности деда Роберт мог не работать никогда и даже не заботиться о состоянии своих финансов. "Дед был гением", – твердил молодой человек, а затем погрузился в пучину наслаждений, как будто желал утопить в них все мысли и чувства. Через четыре месяца развлечений Роберт проснулся в постели с какой-то старлеткой, чье имя накануне поленился узнать, критически посмотрел на спящую красотку и спросил себя, а на кой черт ему все это нужно. И дело было даже не в деде – хотя при мысли о том, что сказал бы ему Джон Томпсон, Роберту делалось неуютно – дело заключалось в том, что Роберту стало скучно. Пора было браться за ум, и молодой человек постарался пройти еще один курс архитектуры, на этот раз в Йельском университете, стал брать частные уроки живописи, а потом принял участие в архитектурном конкурсе и к своему удивлению победил.

   Известие, что в архитектурном конкурсе победил какой-то новичок, произвело на общественность впечатление, сравнимое со взрывом бомбы. Возможно, слава Роберта не была бы столь оглушительной и распространялась бы лишь на круг коллег молодого человека, если бы прежде его имя не мелькало в разделе светской хроники. Открытие, что молодой плейбой оказался талантливым архитектором, враз сделало Роберта популярным и очень модным. Заказы сыпались со всех сторон, так что начинающий архитектор мог выбирать, быть требовательным и гордым. А потом был телефонный звонок, приглашение и чудесный день, из тех, что запоминаются на всю жизнь. Два художника – старый и молодой, политик и архитектор, демократ и республиканец – с наслаждением обсуждали вопросы цвета и формы, соглашались и спорили друг с другом...

   – Как вы себя чувствуете? – с беспокойством спросил Роберт, заметив, как тяжело сенатор опирается на трость.

   – Прекрасно, – беззаботно ответил старый политик. – Все когда-нибудь подходит к концу, но не это главное. Главное, что после нас остается. Я рад, Роберт, что вы все же нашли свой путь. В самые худшие моменты жизни живопись давала мне возможность держаться и идти вперед. Для вас же живопись может оказаться гораздо большим. Поймать солнечный луч... мимолетную улыбку – разве это не здорово?

   А еще через полтора месяца сенатор ушел вслед за дедом, и Роберт сидел на полу и лихорадочно по памяти рисовал. А еще он засел за проект, который никому не собирался показывать, но который не давал ему покоя, требовал всех сил и чувств. Мемориал сенатора в Бостоне – дань уважения и благодарности, понимания и утраты. Роберт смотрел на завершенный проект и думал, что на сегодняшний день это его лучшая работа.

   Жизнь продолжалась, заказы не переводились и вскоре молодой человек стоял во главе небольшой проектной фирмы "Стар-Арт". У него был особняк в Бостоне, квартиры в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, вилла в Палм-Бич, ранчо в Техасе, а также яхта и самолет. А потом в его жизни появилась Пат.

   Патриции Ричмонд было двадцать четыре года, она была великолепным секретарем, красавицей и его любовницей. Единственным недостатком Пат была ее привычка постоянно опаздывать на работу. Полчаса, сорок минут, час – Роберт поражался изобретательности подруги, которая каждый раз ухитрялась найти уважительную причину для своего опоздания. Временами молодого человека так и подмывало оштрафовать Патрицию, но у него не поднималась рука. А еще Пат любила и понимала его живопись, полностью разделяла его вкусы, с ней было комфортно и легко.

   Однако предложение жениться поступило к Роберту не от Пат, и не от одной из его пылких поклонниц, а от главы рекламного отдела его фирмы.

   – Послушай, Боб, – заявил опытный рекламщик, по деловому усевшись перед столом босса. – Тебе не кажется, что пора определиться с гендерной принадлежностью?

   – А что, с этим есть какие-то проблемы? – удивился Роберт.

   – В нашей стране с этим давно нет никаких проблем, однако если ты не хочешь оказаться в положении Джексона – Майкла Джексона, я имею в виду – надо четко сказать всем американцам, кто ты есть.

   – Что за чушь ты несешь, Джек? – вспылил Роберт, как то не замечавший за собой никакой двойственности в данном вопросе. – Если это шутка, то неудачная.

   – Если тебе не нравится, как я разговариваю, можешь меня уволить, Боб, но все же давай называть вещи своими именами, – непреклонно возразил рекламщик. – С одной стороны ты очень богатый и известный человек, и, следовательно, являешься лакомым кусочком для любого. С другой, ты не только архитектор, но еще и художник – это уже ни для кого не секрет, – а художники люди сомнительные. Все знают, что ты пишешь даже обнаженную натуру...

   – И что? – резко спросил Роберт. – Всю свою историю человечество писало и ваяло обнаженную натуру, что с того?

   – Ничего не могу сказать за все человечество, но мы-то живем в США и ты, Боб, должен понимать это лучше других. Бостон, конечно, Афины Америки, но одновременно и пуританский штат. А тебе нужно полное доверие клиентов. Их жены и матери не должны в тебе сомневаться.

   Роберт вспомнил заданную ему дедом порку за попытку написать автопортрет в обнаженном виде и последовавшие за этим два года, проведенные в военной школе.

   – И что ты предлагаешь? – хмуро поинтересовался он.

   Джек удовлетворенно кивнул:

   – Прежде всего, ты должен жениться, и эта женитьба должна стать светским событием номер один в Штатах. Не надо хмуриться, я не предлагаю тебе связывать себя узами брака до конца твоих дней. Ты вполне сможешь жениться, развестить, а потом жениться еще пять-шесть раз. Это нормально. Главное – семейный статус. Затем тебе надо будет усыновить трех или четырех сирот откуда-нибудь из Африки или Азии...

   – А в Америке сироты уже перевелись? – с сарказмом уточнил Роберт.

   – Э-э... полагаю, наше общество и так достаточно о них заботится, – отмахнулся рекламщик. – К тому же, американские сироты привлекут меньше внимания прессы. Впрочем, если ты не любишь цветные мордашки – это я могу понять, всякой толерантности есть предел – ты всегда сможешь усыновить деток из какой-нибудь России или... как ее там? – Белоруссии... Пойми, без жены ты не сможешь без риска писать обнаженку, а без детей рискуешь нарваться на судебный иск даже за случайный взгляд в сторону чужого ребенка – с твоей-то репутацией художника, который рисует раздетых людей. Между прочим, газеты уже второй месяц подыскивают тебе жену – это серьезный намек и к нему стоит прислушаться, а то потом можно вовек не отмыться. Ты же не хочешь, как Пэрис Хилтон делиться в каком-нибудь телевизионном шоу своими впечатлениями о личном досмотре при задержании? Говорят, это незабываемое впечатление – зрителям будет интересно. Хотя знаешь, люди, конечно, прибегают к разным способом саморекламы, но эта не та пиар-кампания, которая может встретить одобрение с моей стороны.

   Роберт задумался.

   – Ну, хорошо, – наконец-то сказал он. – Я согласен жениться, я согласен усыновить двух-трех детей, но раньше мне казалось, что мы все же живем в свободой стране.

   – О да, Америка – свободная страна и, как всякая свободная страна защищает слабых и беззащитных. Больше всего мы защищаем женщин и детей, защищаем до такой степени, что женщины перестают чувствовать себя женщинами, а учителя боятся утешить плачущего ребенка, опасаясь обвинений в сексуальных домогательствах. Ладно, Боб, раз в главном ты со мной согласен, перейдем к подробностям. Вот посмотри, я набросал список возможных претенденток на должность твоей жены. Голливудские звезды, парочка певиц – все очень мило, никаких тяжелых наркотиков...

   – Что?! – чуть не взвился Роберт. – Они еще и наркоманки?!

   – Ничего серьезнее травки, ну, или на худой конец какая-нибудь клубная хрень, – успокоил Джек. – Но если они не в твоем вкусе, вот другой список – девушки из хороших семей, идеальное объединение фондов и состояний.

   Роберт бросил беглый взгляд на оба списка, а потом выкинул их в мусорную корзину.

   – Джек, ты очень хороший рекламщик и без тебя я был бы как без рук, и все же.... Нет, я не отказываюсь жениться, но как-нибудь сам выберу ту, с кем пойду к алтарю. Я не элитный кобель, которому подбирают наиболее подходящую пару для случки. Говори, что хочешь, но я женюсь на Пат...

   – Какой еще Пат? – остолбенел Джек.

   – На Патриции Ричмонд – моей помощнице. Между прочим, ты видишь ее почти каждый день.

   – Свежо... и ново, – проговорил глава отдела рекламы. – Надо только как следует поработать с твоей Патрицией и подготовить ее к роли твоей жены.

   – Какой такой роли?!

   – Боб, ты не можешь быть символом Американской мечты, – терпеливо начал объяснять Джек, – у тебя и так все есть. Значит, этим символом должна стать твоя жена. Это произведет прекрасно впечатление на твоих клиентов. Надо только слегка поработать над биографией Пат. К примеру – девушка из хорошей семьи, которая пошла работать, чтобы быть поближе к своему кумиру... или: скромная Синдерелла, нашедшая своего принца. Нет, лучше совместить обе версии: девушка из почтенной, но разорившейся семьи отправляется завоевывать мир и встречает принца, то есть – тебя. Да, так будет лучше всего. Так как, я могу поговорить с Пат?

   Предложение руки и сердца, переданное Робертом через Джека, не заставило Патрицию растроганно прослезиться. Спокойно выслушав главу отдела рекламы, Пат заявила, что готова положить свой талант, жизнь и красоту на алтарь босса и фирмы. Патриция даже согласилась на усыновление детей при условии, что у них будет собственный штат нянек, прислуги и воспитателей, а ее участие в их судьбе будет ограниченно днями рождения, редкими походами в парк развлечений и совместным шопингом, а также позированием с детишками перед фотографами.

   По мнению Джека, Патриция Ричмонд прекрасно подходила на роль первой жены Боба, однако он подумал, что юристам надо будет как следует поработать над брачным контрактом, чтобы при разводе Патриция не смогла раздеть босса. Да и Боба следовало предупредить, что если он желает заиметь кучу ребятишек, рассчитывать придется на вторую жену... или на третью. Оставалось организовать утечку информации в прессу, а потом подготовить самую эффектную с рекламной точки зрения церемонию предложения руки и сердца. Самой романтичной, а значит, занимательной для прессы церемонией, могла стать церемония на яхте Роберта. Съемки на палубе, съемки с вертолета – Гений из Массачусетса обязан был затмить собой всех звезд.

   Через пару дней яхта Роберта была приведена в Майами, из ювелирного салона был доставлен самый дорогой и броский перстень с бриллиантом – Джек полагал, что для рекламы вкус Боба недостаточно вызывающ – а репортеры светской хроники с беспокойством принялись следить за молодым кумиром. Осечки не могло быть, и все же Джек предпочел держать руку на пульсе, так что без колебания взял на себя роль "друга" жениха. Погода обещала быть прекрасной, и в назначенное время все трое поднялись на палубу яхты. Рекламная акция, она же операция прикрытия, началась.