Текст книги "Зачётный профессор (СИ)"
Автор книги: Юлия Чеснокова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Урок девятый: Слово не воробей – борозды не испортит
– Алло?
– Я не отвлекаю? Высчитывал, как мог, самое подходящее время для звонка, – прокомментировал Тимур, пытаясь отключить в себе привычку умасливать своим голосом. Нужно говорить, как обычно, иначе эта университетская штучка зацепится за что-то вновь подозрительное. Главное не только стараться не выходить из амплуа добряка, но и душой не кривить. На это видно у женщин чуйка, покуда они не влюблены ещё, это потом – всё божья роса, а пока обман требуется тоньше, прозрачнее, незаметнее.
– Тебе удалось угадать, у меня перерыв на чай, – остановила Ника пирожное с кремом по пути в рот. На зависть всем знакомым своего пола, она смолоду ела сладости сколько угодно, и нигде не откладывалось. Вообще нигде не на радость ей самой.
– Приятного аппетита, – пожелал Баскаев, сидя в гримерной перед съемками. Едва выкроил минуту для звонка, но всё-таки не забыл о нем. Благодаря напоминанию, которое запикало у него в мобильном и выдало «позвонить доценту, пока не поздно!». Ну просто «Джентльмены удачи» какие-то. Эта формулировка вызывала у него смех, но он специально так и записал. – Как насчет поужинать завтра?
– Несомненно, не только завтра, но и каждый день. Я каждый день ужинаю, – улыбалась женщина. Хорошее настроение? Тимур откинулся поудобнее и покрутился в кресле на одной ножке. Надо поесть больше шоколада, чтобы мозги соображали и выдавали ответы на её остроты быстрее.
– Я имел в виду вместе. Не против?
– Завтра не могу, что если послезавтра? – подкорректировала планы Ника.
– Послезавтра у меня спектакль, я никак не могу тоже, – вздохнул Тимур. Это была правда. Не явиться на открытие сезона он не мог, а перенести его и подавно. Всё-таки он лишь одна сотая, как минимум, часть, нужная для представления, ради него одного никто и не почешется. Вычтут из гонорара и поделом. Или из театра выкинут. – А ты не можешь изменить свои завтрашние дела?
– У меня симпозиум, я тоже никак не могу, – отрезала Ника таким тоном, что стало ясно: торговля неуместна.
– Симпозиум? И что вы на нем делаете? – игриво поинтересовался Тимур, запоздало осадив себя. Опять проснулся ловелас-флиртун, обольстительный и непредсказуемый – для других, но не для исследователя поведения человечества и его взаимодействующих основ. Черт возьми, а эта наука не так уж и бесполезна, видимо!
– По замыслу: с умными лицами слушаем докладчиков, записываем понравившиеся формулировки, выделяем проблемные места, задаём вопросы, отвечаем, упражняемся в ораторском искусстве и пытаемся заработать почтение коллег в мудреных дебатах, несём свет людям, порой делая внезапные открытия; по факту: прожигаем время в попытках выстроить карьеру и заткнуть всех за пояс, блеснув скорее не умом, а наиболее удачно подобранным текстом. И калякаем на полях от скуки карикатуры на самых старых профессоров, которых мечтаем отправить на пенсию, чтобы занять их место. В общем, ни за что не променяю эту захватывающую авантюру на какой-то там ужин.
– Да уж, пожалуй, я и сам жажду побывать на таком симпозиуме, – хохотнул Баскаев. Каждый из них в актёрском агентстве, наверное, тоже мечтает однажды стать директором своего агентства, режиссёром или продюсером, и степени и звания – заманчивая перспектива во всех областях науки и искусства. Шоу-бизнес – осиное гнездо, и он не догадывался, что в пыльных кабинетах книжников случается такая же конкурентная борьба, борьба за власть, влияние и популярность. – Так, ты тоже пилишь под кем-то стул, или со стороны глумишься над карьеристами?
– Нет, что ты, я сама ещё та карьеристка! Я же пишу докторскую… я не лишена амбиций, – не стала скрывать Ника. Избавленная от кокетства годами кропотливого умственного труда, она обладала в своём бальзаковском возрасте той особенностью вести беседу, когда правда и честные заявления притягивают больше, чем полу-таинственность, флер загадочности и увиливание от прямых ответов.
– Докторскую? – Тимур чуть не присвистнул. Да там совсем всё глухо! Ей ещё не хватало докторской, и тогда точно пиши – пропало. Искусственный разум и самая модернизированная операционка и то не выдержат баталии на любовном фронте с этим Эйнштейном в юбке. Нет, узких, немножечко расклешенных к низу синих брюках. – А на какую она тему, если не секрет?
– Ты будешь смеяться, – предупредила Ника, столкнувшаяся уже не раз в своих кругах с реакционностью на её горделивую замашку недопонятой Немезиды.
– Только если по-доброму или от несмышлености, – пообещал Тимур. Женщина прочистила горло и произнесла на память, будто прочла с почетной грамоты на площади:
– Патриархальная система нравственности в условиях деморализованного общества, – как и подозревал, молодой человек ничего не понял, смутно уловив очертания слов и ещё смутнее – их значение.
– Хм… – подал он знак, что здесь. Засмеялась вместо него Ника.
– На самом деле там всё просто, только в силу нужды – всё-таки наука и докторская – заковыристыми терминами.
– Так и, если совсем просто, о чем речь?
– Совсем просто? – женщина выправила осанку, хотя на неё не смотрел никто, кроме методистки за соседним столом, да и та поглядывала изредка. Как же она любила щеголять тем, в чем была по-настоящему спецом! – Я пишу о том, что при моральном упадке, после прошедшей, как песчаная буря, сексуальной революции, эмансипации и отмены грамотной цензуры, одним из уничтожающих нравственность факторов является доминирование патриархальной системы при её несовершенстве.
– Ты выступаешь за равноправие? – попытался понять Тимур.
– Не совсем, даже скорее против, – Вероника отпила чай, фокусируясь на проблематике вопроса, – я ставлю акцент именно на несовершенстве системы, где нравственность мужчины отличается по своим законам от нравственности женской. Я хочу сказать… возьмём честь. Для девушек это всегда была невинность, а для мужчины – сексуальные подвиги. В итоге, когда феминизм выбил равные права, отношение мужчин к себе, как к тем, кому больше позволено, разрушающе действует на психологию женщин. Они хотят того же самого. В то время как, если бы мужчины требовали и от себя чистоты, то получили бы то же самое и от девушек. Но и тут есть другая сторона. Мужчины потеряли ценностные ориентиры к характеристикам при поиске партнерши. Они перестали быть силой, умом и мужеством, глядя на которые женщинам раньше невольно хотелось слушаться и соответствовать… – замечая, что её понесло, Ника остановилась, – прости, это всё слишком путано и в моей работе на данный момент около ста двадцати страниц, а она лишь на середине. Вот так по телефону невозможно объяснить и пересказать.
– К тому же, тебе нужно отдыхать от этого всего, хотя бы в моей компании, – посоветовал Тимур. Под отдыхом с женщиной он всегда подразумевал: вино, кровать, секс. Но сейчас говорил Нике именно о том, что ей следовало бы потушить свою свечку, горящую пламенем всезнайства, и снизойти до более низменного, чтобы исходя из этого положения, на ярус пониже, перейти к вещам ещё низменнее. Учитывая нераскрытый пока до конца сексуальный потенциал Вероники, для начала где-то так до минус второго-третьего этажа. Ах нет, она же только что болтала что-то о нравственности! Эта актуальная задача явно её тяготит. Тогда пока минус первый, как максимум.
– Да, отдыхать нужно, так что давай о приятном, – слицемерила Ника несильно. Её работа для неё и так была приятнейшей вещью, так что признать её менее увлекательной по сравнению с чем-то, она могла лишь в угоду собеседнику.
– А что для тебя приятное? – ухватился наивно за закинутую удочку Тимур.
– А разве это может быть что-то особенное? По-моему, большинству людей приятно одно и то же. У нас у всех одинаковые рецепторы и одинаковые органы чувств… А-а! – не то крикнула, не то простонала Ника так, будто испытала внезапный и короткий оргазм. Тимур округлил глаза, поозиравшись вокруг так, будто это он всадил кому-то и был застигнут за этим делом.
– Что случилось?!
– Прости, я случайно пролила кипяток из чашки себе на ногу, – запыхтела Ника, словно приняв невообразимую позу.
– Что ты делаешь?
– Оттираю пятно с брюк, что же ещё? – учащенное дыхание сопроводилось ещё одним тихим стоном. Печали над порчей одежды, надо полагать. Баскаев задвигался в кресле. Эти странные звуки рисовали не деканат и офисную обстановку, а уютно-порочную затемненную спальню и влажную женщину, выходящую из душа. Перед глазами стояла даже не Ника, а относительно-абстрактный, как на картине Дали «Содомское самоудовлетворение невинной девы», образ эротического объекта. – А о чем ты подумал?
– Мне кажется, ты догадываешься, о чем, – Тимур встал и отошел в угол, где его не слышали бы координаторы, менеджеры и визажисты.
– О сексе? – заговорщически прошептала Ника. Ей тоже было не сподручно произносить такие слова.
– О нем самом, – правда сегодня так и текла, без преград, из молодого мужчины. Пока всё совпадало с планами. Минимум лжи, побольше откровений и откровенности.
– О, поверь, во время него я издаю совершенно другие звуки, – раздался голос Вероники, прикрытый ладошкой и ею же направленный в микрофон мобильника, так что тональность была такая же, как у девчонки, доверяющей тайну подруге под одеялом. Тимур закусил губу.
– Вот как? И какие же?
– Но я же не могу продемонстрировать их сейчас! – горячо заверила Ника.
– Перезвонить ближе к ночи? – язык парня прошелся по губам.
– Я же говорила, что живу с родителями. Я не могу устроить дома концерт, – тембр женщины вибрировал, как струна плачущей скрипки. Ага, она определенно хочет этот концерт устроить! Тимур взбудоражено прикинул, как бы уже им обустроить это взаимное удовольствие. К черту джентльменство – она первая начинает!
– А не дома?..
– А какие есть предложения? Мы же и с ужином не разобрались…
– На неделе обязательно выгадаем удобный нам обоим вечер, хорошо?
– Непременно, – согласилась Ника, – звони.
– А я заеду, – расхрабрился Баскаев.
– А я даже выйду.
– А я буду ждать.
– А я не задержусь, – многообещающе, нетерпеливо и неприкрыто выдала Ника порцию страстного вожделения из закромов. Попрощавшись, Тимур полез в записную книжку, чтобы передвинуть какой-нибудь свободный вечер поближе, заодно набирая телефон одного роскошного гостиничного ресторана, чтобы забронировать столик.
Урок десятый: Не зная брода яйца курицу не учат
Из-за репетиций и прямых обязанностей артиста, Костя пропустил следующую лекцию по социологии, о чем думал в тот момент, когда она шла в университете, а он находился в совсем другом месте. И думал он об этом со злорадством. Так-то, не всё ему привлекать к себе внимание самостоятельно. Отсутствие иногда говорит ярче присутствия. Однако он не собирался портить себе студенческую репутацию и намеревался быстренько нагнать пропущенное.
Позвонив на факультет, Костя узнал, когда Черненко Вероника будет в кабинете (который у неё был отдельный, за дверью, находящейся в конце проходного зала деканата). Он мог бы уточнить всё требующееся и у кого-нибудь из однокурсников, с которыми обменялся координатами, на всякий случай (а это были два единственных заслуживших доверия парня), но ведь заявить о себе напрямую Нике – это поможет и в другом его деле.
После своего побега-недоразумения, Костя принял в съёмной квартире душ, с самоутверждением посмотрел на шрамы на своём животе, полученные от давней аварии, оделся в чистое, свежее и светлое, сел со сборником стихов Бодлера «Цветы зла» и, почитывая их, ощутил себя не героем, но антагонистом, пожившим и видавшим, успокоившимся и недостижимым для мирских страстей. Вскоре заложенные страницы пришли к некоему подобию сонета, озаглавленному на латыни «Дуэль». Ушедшее вдаль от Ники мышление вновь вернулось к ней из-за пары строк.
– Сердца, что позднею любовью глубоки, не ведают границ безумья и отваги… – пробормотал он вслух. Их спор с Тимуром на любовь теперь всегда при слове «любовь» заставлял думать об их духовном поединке. Да и поздняя любовь – это будто про Нику, ведь влюбиться в тридцать пять (или сколько там ей?) лет совсем не просто. Он ненароком выбрал очень трудную мишень. Любила ли она когда-то? Способна ли на такое? А если нет? Костя дочитал стих до конца: – с тобой, проклятая, мы скатимся туда, чтоб наша ненависть осталась навсегда.
Заключенное пари заставляло сражаться не только с соперником, но и ломать преграды той, которую следовало завоевать. Таким образом и она становилась соперницей. С какой же стороны зайти? Не беря пример со старшего друга, Костя решил выстроить тактику и не делать впредь ничего не обдуманного заранее. В названное ему время, он отправился покорять худосочную крепость в очках, обозначив операцию кодовым названием «Зачёт».
В дверь тихого и узкого кабинета постучали и Ника, ещё не выйдя из попытки поудачнее завернуть предложение – нужные слова вертелись на языке – разрешила войти. Образовавшийся проём выдал ей Константина. Поправив очки указательным пальцем, прижимающим к среднему автоматический карандаш, Ника поздоровалась, не выразив на лице ни удивления, ни растерянности. Парню показалось, что в глазах всё ещё стояла какая-то цитата, и она силилась её не потерять. И всё же он осмелился:
– Можно войти?
– Конечно, прошу, – она указала на стул у входа. Достаточно далекий от неё. Костя предпочел не сесть, но подойти к столу, за которым она восседала, грызя гранит науки. Кажется, у неё не было вопросов по поводу его прогула. Неужто не заметила? Да что ж за железная леди!
– Я не смог посетить последнюю лекцию… – напомнил Костя сам. Ника, утратив надежду собраться с мыслью и продолжать своё дело, опустила руку с карандашом и прищурилась сквозь очки. Да, она вспомнила, что не видела его и теперь думала об этом. – По уважительной причине, разумеется.
– Я не сомневаюсь, – без тени насмешки кивнула она, – это не школа, я не требую записок от родителей. Главное, как вы потом покажете себя на зачете и экзамене, вот и всё.
– Да-да, само собой, – Костя подготовился основательно, имея, как минимум, пять запасных ходов, – мне сказали, что в конце лекции писался короткий тест, по закреплению материала…
– Да, но он был интерактивным, поэтому я не могу дать вам его с собой. Дома вы ведь просто спишите с учебника.
– Но он ведь небольшой? – повторил молодой человек, – могу я прямо сейчас его написать? Перед вами?
Ника с жалостью посмотрела на груду листов перед собой, потом на экран компьютера. Пальцами одной руки она быстро пробарабанила по чистой странице и, надумав что-то, утомленно выдохнула.
– Хорошо, – поднявшись, она подошла к книжному шкафу у стены, в котором книги напополам размежевались папками с документами и студенческими отчетностями, – сейчас дам вам… посидите и напишите.
– Я тихо, вам не помешаю. – Пока Ника возилась на полках, Костя заглянул туда, куда до этого смотрела она, на чехарду бесконечных записей, печатных и от руки, на выписки, пометки, закладки, стикеры, прилепленные к рамке монитора. Хаос и бардак из знаний и трудов. Открытый файл имел длинное название. Пока женщина шуршала за его спиной, он прошептал вслух: – патриархальная система нравственности в условиях деморализованного общества… ну надо же, какая любопытная работа! Чья это?
– Моя, – обернулась Ника и призналась, когда вытянула, наконец, нужное, опознав корешок. Брови Кости приподнялись. – Я пишу докторскую, как видите… пытаюсь писать.
– Извините, что мешаюсь тут. Но ведь, каждый хочет делать своё дело, правда? Вам важно это, а мне – это, – перенял он у неё протянутый листок с вопросами и вариантами ответов и помахал им. – Вы пишете о современности?
– Да, конечно, – Ника села обратно, уже не кидаясь к возобновлению работы, а ожидая, когда беседа подойдет к логическому завершению.
– Вы считаете наше общество деморализованным?
– А вы нет? – поддев, улыбнулась преподавательница.
– Не исключаю подобного, но с чем сравнивать? Я раньше не жил и, возможно, оно таким было всегда.
– Это демагогия, – одернула она, сегодня явно будучи не в настроении и, похоже, из-за того, что ей не давали тишины, покоя и одиночества, – понятие морали безвременно, это константа. При её отсутствии наступает разложение. Вот и всё. Было ли таким общество в прошлом имеет значение при одном условии: бывало ли оно другим? По каким причинам стало иным и бывали ли прецеденты по улучшению обстановки.
– А что за патриархальная система нравственности? Я не встречался с таким понятием, – законно любопытствовал Костя, давя на то, что Нике должен быть приятен интерес к её интересу. И она, в самом деле, чуть-чуть оттаяла.
– Это моя формулировка. Я пишу о том, что мировоззрение мужчин, их понимание нравственности дуально, эгоистично и губительным образом влияет на социум. Деморализует его, особенно женскую часть.
– А вы знаете, что побеждающую армию невозможно деморализовать? – ехидно расплылся Костя. Глаза Ники вспыхнули, зажегшись небольшим открытием или пойманной идеей. – Если противник деморализуется, значит, он так и так проигрывает. Если бы женщины были строже и неприступнее, то о какой подвергающейся воздействию нравственности бы мы говорили?
– Строже и неприступнее они бы были, если бы мужчины вели себя, как мужчины, имели собственный стержень, ценили нравственность и за собой бы следили, как подобает… Я уж не говорю, чтобы подавали пример…
– А я подаю, – расплылся Костя, – вот лично я строг и неприступен, и терпеть не могу дешевых девушек.
– Ну, один вы погоды в мире не делаете, – расслабилась немного Вероника, слегка выговорившись. Но надо бы и делом заняться… – К тому же, вы молоды и неопытны, неизвестно, что вы скажете через несколько лет. У меня есть много знакомых мужчин, которые заявляли своим идеалом одно, а женились на совершенно других дамах. Искали блондинок – находили брюнеток, мечтали о верной – обожествляли гулящих, страдали по тихой семейной жизни, а оказываясь в браке начинали гулять напропалую. Мужчины понятия не имеют, чего хотят. А приписывают это, прошу прощения, свинство, женщинам. Вот вам и патриархальная нравственность. Она навязчивая, несправедливая и вездесущая.
– И, конечно же, вы напишите, что мы козлы и обманщики, – ещё даже не взглянул на вопросы Костя, положив листок под локти. Ника пока не спешила ему напоминать о причине его появления здесь.
– Это непрофессионально. Я напишу, что вы девианты с эдиповым комплексом, маргиналы и подвал под пирамидой Маслоу[5]5
Пирамида Маслоу – иерархическая модель потребностей человека, где нижняя ступень – основание, означает физиологические потребности (фактически инстинкты). Ника подразумевает, что у мужчин всё ещё примитивнее.
[Закрыть], – они улыбнулись друг другу, и парень сделал это изящно, как будто бы дерзко, но умиляясь. Что-то вечно каверзное было в его повадках, словно Люцифер, упав с небес от гордыни, одумался и теперь старался заслужить прощение и пропуск обратно, но задержаться на земле для шалостей тоже хотелось.
– Тогда будьте честны, напишите, что женщины – истерички, с параноидальным пограничным синдромом между нимфоманией и фригидностью, демаркированными до уровня среднестатистической домохозяйки, мечтающей даже не о еде, воде и размножении, а айфоне, шмотках и езде на дорогих тачках. И кто после этого подвал пирамиды Маслоу? Шерше ля фам! – поставил шах Нике Костя.
– Вы слишком привыкли этой фразой снимать ответственность со своих плеч, – спрятала короля за спины менее значимых фигур женщина, – кстати, безответственность мужская тоже не знает границ…
– Почему вы решили писать докторскую именно на эту тему? – досуже воззрился на гуру социологии парень.
– А почему бы нет? – Ника пожала плечами, не отводя глаз и не боясь наводящих вопросов с тех пор, как переспала со вторым любовником в своей жизни. Он спросил, сколько у неё до него было мужчин и она, цокнув языком, сказала, что мужчин у неё ещё не было. С тех пор так ни одного и не возникло, а любовников сменилось не меньше десятка.
– Просто так ведь ничего не бывает… Это вас очень характеризует, – подытожил Костя.
– Если что – я не феминистка, – мерцая белоснежным располагающим оскалом, сложила перед собой руки Ника.
– Я не об этом, – молодой человек чуть повернул голову, чтобы стекла её очков не отражали свет монитора, а демонстрировали ему карие очи, – кто вас обидел, Вероника Витальевна?
Ника собрала улыбку так, что она померкла, как стремительно закатившийся закат. Сдерживая последние её отсветы насилу, она нервно дернула щекой и, окончательно взяв себя в руки и выставив щит против проницательности своего, похоже, самого умного студента, женщина взяла в руки ручку, возвращаясь к работе.
– Пишите тест, Константин. Пишите!
