Текст книги "Виолончелист (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Глава 7
Лерка поразила его своим внешним видом – бледнющая не то, что до синевы, а уже, скорее, до зеленоватого оттенка. На лице у неё резче обозначились скулы, щёки были буквально обтянуты кожей, нос и подбородок заострились – она выглядела, как покойница, как гоголевская панночка в гробу… Максим действительно испугался за неё. Глаза на этом исхудавшем лице казались нереально огромными. Тоненькие руки – как сухие веточки… господи, да что же она пережила и передумала за эти дни? Зачем сделала это с собой?
– Максим, десять минут вам даю, – строго, не скрывая своего осуждения, сказала мать Наденьки и вышла, прикрыв за собою дверь палаты. Похоже, как и дочь, она искренне считала Макса козлом. Бессовестным юным бабником, который, поразвлёкшись с невинной девчонкой, благополучно забыл о ней и продолжил преспокойно предаваться развлечениям и радоваться жизни. Откуда же ей было знать, как отчаянно парень разыскивал Леру все эти дни, как сходил с ума и чуть не умирал от оглушающей неизвестности…
Он ждал, так ждал того момента, когда они останутся наедине! Подался к Лере, осторожно обнял, боясь ненароком, каким-нибудь нечаянным неосторожным движением, сломать эти ручки-веточки, эти хрупкие плечики, эту тонкую, как у цыплёнка, шею…
– Почему? – спросил он шёпотом, не надеясь на голос. Слёзы уже закипали в глазах, душили его, но он сдерживался из последних сил, прижимая Леру к себе и уткнувшись лицом в её волосы, стараясь не думать о том, что в прошлый раз, когда он обнимал её, это было совершенно иначе, совершенно по-другому. – Почему? Лера, мать твою, почему?!
– По кочану, Макс, – отрубила она неожиданно низким и враждебным, будто незнакомым, голосом. – Я так решила.
– Ты настолько не доверяешь мне, что даже не поставила в известность? Я тебе так… неприятен, что ты не хочешь иметь от меня детей?
– Да что ты придуриваешься?! – моментально вскинулась она. – При чём тут это? Неприятен… хочешь детей, не хочешь детей… Мне рано ещё рожать, понимаешь? И я не собираюсь повесить себе на шею такой хомут в семнадцать лет.
– А подохнуть в семнадцать – не рано? – едко осведомился он. – С тобой ведь могло случиться всё, что угодно… Почему ты мне не сказала? Почему не отвечала на звонки? Я чуть с ума не сошёл…
Досадливо поморщившись, она откинулась на плоскую больничную подушку.
– Не надо преувеличивать. Ничего бы со мной не случилось. Ну, повалялась бы с температурой немного… от этого не умирают, не драматизируй.
– Почему ты мне не сказала? – с нажимом повторил Максим.
– Боялась вот этого вот всего, – она недобро усмехнулась. – Пафосных речей о твоём чувстве долга… о том, что ты ни за что меня не оставишь в этой сложной ситуации…
– Но я действительно не собирался тебя оставлять! – воскликнул он. – Лер, я же не могу без тебя. Ну, сделали ребёнка вместе – так и расхлёбывать надо было вместе. Я бы придумал что-нибудь. Мы подали бы документы на визу, ты прилетела бы ко мне в Лондон…
Лера коротко и зло рассмеялась.
– А меня ты, случайно, не забыл спросить? Хочу ли я этого? Хочу ли я быть с тобой?
Максим почувствовал, как внутри всё опустилось.
– Не хочешь? – тихо спросил он.
Лера, явно нервничая, лихорадочно сдула упавший на лоб локон.
– Макс, давай говорить по-взрослому. Ты классный и всё такое, я даже, признаться, действительно влюблена в тебя. Но… мы не сможем быть вместе, никак не сможем. У нас разные пути и цели в жизни, понимаешь?
– Не понимаю, – возразил он, упрямо мотнув головой. – Я… я люблю тебя. И хочу на тебе жениться.
– Представляю, в каком восторге будет твоя маменька, если об этом узнает, – усмехнулась девушка. – Надеюсь, ты ещё не обрадовал её этой новостью? Она никогда не простит, если из-за меня ты лишишься своего блестящего будущего.
Лера в курсе их с матерью кухонного разговора, осенило вдруг его. Хотя они ведь переговаривались шёпотом…
– Ты услышала что-то из того, что она мне сказала тогда, у нас дома?
– Поверь, в том, что она сказала тебе, не было ничего криминального, – усмехнулась Лера, выделив интонационно слово “тебе”. – Я не такой нежный цветочек, чтобы падать от этого в обморок.
Его поразила ужасная догадка.
– Не мне, тогда кому же? Лер, она что… разговаривала с тобой? Встречалась?..
– Мне не нужно с ней встречаться, чтобы быть в курсе, какого она мнения обо мне и о… о нас. Как друзья мы твою маму вполне устраивали, но она никогда в жизни не примет нас, как пару. Да мы и не сможем… мы просто не справимся. Ты будешь занят своей музыкой, – продолжала Лера, – я планирую и дальше заниматься модельной карьерой, чтобы достигнуть ещё большего успеха и признания… Всё самое интересное только начинается, а ты вместо этого хотел бы видеть меня женой бедного студента с орущим сопливым младенцем на руках?! Родить – значит, перечеркнуть все мои мечты. Мне пришлось бы оставить то, чем я сейчас занимаюсь… Я потеряла бы форму во время беременности, долго бы восстанавливалась после родов… я не готова на такие жертвы, Макс. Даже ради тебя, – негромко добавила она, а затем, подумав, поправилась:
– Особенно ради тебя. Потому что тебе не нужна эта моя жертва… И сам ты не готов пожертвовать ради меня тем, что тебе так дорого.
Вздрогнув, он впился в неё напряжённым взглядом.
– Что ты имеешь в виду? Я на всё ради тебя готов…
– О нет, Макс, – язвительно отозвалась она. – На многое, но далеко не на всё. Даже любя меня, ты не собирался отказываться от учёбы в Лондоне, разве не так? Ты прекрасно себе всё спланировал, всё решил – что я должна ехать с тобой, ни больше ни меньше… А достаточно ли было твоей любви на то, чтобы отказаться от всего этого ради меня и… нашего ребёнка?
– Если бы ты попросила, – сказал он медленно, раздельно, мучительно подбирая слова, – я не поехал бы ни в какую Англию. Остался бы здесь, рядом с тобой… рядом с вами.
– Ага, конечно, верю-верю, – издевательски захохотала Лера. – Так легко играть в благородство, когда знаешь, что уже поздно и это всё равно не понадобится…
– Вот, значит, какого ты обо мне мнения, – с горечью произнёс он. – Ты действительно просто мне не доверяешь.
Что-то дрогнуло в её лице, но обветренные губы тотчас снова искривились в презрительной усмешке.
– Я никому не доверяю, Макс. Верю только в себя и в свои силы. Я пойду своей дорогой, а ты иди своей.
– Я очень ошибся в тебе, – сказал он. Не хотел этого говорить, а всё-таки сказал. Как-то само вырвалось. Он вообще сейчас еле сдерживался, чтобы не ударить, не переломать к чёрту эти хрупкие руки-веточки, не свернуть сгоряча цыплячью шейку… Как же он ненавидел Леру в эту минуту!
Лера метнула в него не менее ненавидящий взгляд.
– Да, ты у нас мученик, а я тварь, эгоистка и карьеристка! Так и запомни, слышишь? И никогда не обольщайся больше на мой счёт. Ты, конечно, нарисовал в своём пылком творческом воображении нежную и ранимую нимфу… но это исключительно твои проблемы. Я не нимфа, не фея и не сказочная принцесса, Макс. И я никогда тебе ничего не обещала… разве не так?
Он поднялся со стула, не желая больше ни секунды выслушивать все эти её циничные рассуждения.
– Поправляйся скорее, – всё-таки сказал он, избегая смотреть ей в лицо.
– Ах, как трогательно. Даже тут играешь в благородство? Оплёванный, но не отвернувшийся от мерзавки, – поддела его она, точно специально провоцируя скандал. Точно ей стало бы легче, если бы Максим ушёл от неё “на свободу с чистой совестью”. Она словно ждала от него бурной реакции и нарочно не давала ему никаких шансов на то, чтобы расстаться мирно. Чтобы он оставил её сам, не терзаясь угрызениями совести и не испытывая никаких сожалений.
И взрыв не замедлил грянуть…
– Да пошла ты! – крикнул Макс. – Если бы я знал, что ты такая дрянь, даже связываться с тобой не стал бы.
– Вот и радуйся, что так легко отделался, – она продолжала вызывающе глядеть ему в лицо – с издевательской, невыносимо гадкой ухмылочкой. – Катись в свой Лондон, тебя там все уже заждались!
– Какая же ты лживая двуличная сука. Вегетарианка… Зверюшек тебе жалко, да? – он покачал головой. – А собственного ребёнка не пожалела.
Она изменилась в лице. А его уже несло.
– И носить кожу и меха на показах и съёмках – это можно, это же “только бизнес”. И зачем-то врать мне о своей любви, в то время как я абсолютно ничего не значу в твоей жизни… Потрясающие двойные стандарты, Лера! Всю жизнь двойные стандарты!
Она запрокинула голову и засмеялась в голос – взахлёб, от души, до слёз.
– Офигенно, Макс, – заикаясь, выговорила она с трудом сквозь судорожные приступы хохота. – Давай, обвиняй меня теперь во всех смертных грехах, о которых только сможешь вспомнить… тебе же так будет легче уехать, правда? Тебе не в чем будет себя упрекнуть?.. Ты эгоист и всегда таким был, думаешь только о себе и о своих желаниях… Не веришь в мою любовь?.. Что ж, твоё право, только и я в твою ни секунды не верю. Тебе было бы наплевать и на меня, и на нашего малыша, если бы ему суждено было родиться. Для тебя на первом месте всегда была бы музыка… и твоя чёртова виолончель, – она буквально задыхалась то ли от смеха, то ли от рыданий.
Если бы Максим не был так взбешён, то догадался бы, что это просто истерика, а не искреннее желание унизить или оскорбить его. Ведь её и саму колотило как в лихорадке, несмотря на решительный и отчаянный тон…
Но он не анализировал детали и не желал больше видеть это подлое, мерзкое и всё ещё такое отчаянно любимое лицо.
– Ты самая настоящая гадина, – сказал он. – Даже хорошо, что это с тобой случилось – из таких, как ты, по определению не могут получиться хорошие матери. Тебе подобным вообще надо запретить рожать детей!
Она отшатнулась, как от пощёчины, а потом с отвращением процедила сквозь зубы:
– Пошёл вон. Ненавижу тебя, Макс. Чтоб ты сдох.
Максим выскочил из палаты, напоследок от души шарахнув дверью. Словно отсёк этим ударом всё, что связывало его с Лерой. Навсегда захлопнул дверь в прошлую жизнь…
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Часть 2. Глава 8
Лондон, двухтысячные
Рука слабо пошарила по тумбочке, разыскивая оставленную там накануне бутылку с водой. Неужели выпил?
Утренний свет бил в окно спальни – забыл вчера задёрнуть шторы, до того ли ему было… Каждое движение отдавалось адской головной болью и острой, мучительной пульсацией в глазных яблоках. Похоже, они с Андрюхой здорово перебрали накануне.
Не открывая глаз, Макс потянулся, пытаясь размять онемевшие за ночь мышцы, и тут же почувствовал, что задевает плечом чьё-то горячее тело. Твою ж!..
С трудом разлепив неподъёмные, как у Вия, веки, он опасливо покосился на спящую рядом обнажённую девушку. Сказать, что он совсем ничего не помнил, было бы преувеличением – какие-то отдельные флешбэки вспыхивали в его сознании, словно быстро сменяющие друг друга кадры видеоклипа, но тут же гасли. Нет, начало вечера Макс помнил весьма отчётливо: они с Андреем немного посидели в пабе, а затем отправились тусить в клуб… где, вроде бы, и подцепили каких-то девчонок и, судя по всему, привели их затем сюда, на съёмную квартиру. По крайней мере, одну из них… он снова покосился на мирно сопящее рядышком тело.
Что это была за девчонка, как её зовут, чем занимается и прочие детали биографии своей дамы Макс не мог вспомнить, как ни пытался. Даже не сумел бы сейчас сказать с уверенностью, трахались они ночью или сразу же завалились спать. Может быть, она просто привыкла дрыхнуть, в чём мать родила? Он с трудом скосил глаза вниз и приподнял край одеяла. Хм… судя по тому, что он тоже без трусов – они по-любому трахались.
Он со сдержанным интересом принялся рассматривать спящую незнакомку. Отметил смуглую шелковистую кожу… Итальянка? Пакистанка? Или, не дай бог, цыганка какая-нибудь?
Лицо девушки было занавешено длинными чёрными волосами, и Макс пока что довольствовался тем, что изучал её фигуру. Очень ладненькая, изящная… видимо, невысокая, хотя рост лежащего человека определить довольно трудно. Талия и бёдра что надо, да и грудь вроде ничего, хотя можно было бы и побольше… на запястье тонкой руки – изящный серебряный браслет. “Господи, смилуйся, – взмолился он, собравшись духом и подцепив локон девушки, готовясь откинуть его с её лица, – пусть она не будет страшной, как атомная война!..”
Едва он пошевелил её волосы, собираясь отодвинуть их в сторону, как спящая красавица вдруг резко подорвалась на постели, одной рукой с размаху влепила Максу пощёчину (ему показалось, что глаза сейчас вылетят из орбит), а второй прикрыла обнажённую грудь и пронзительно заверещала:
– Pagal! Kutta! Kamina! Saala!..*
Макс с шумом выдохнул. Намасте, Индия, блин! Он не знал хинди, но легко мог определить этот язык на слух, тем более, при обилии индийцев в Лондоне самые ходовые слова так или иначе откладывались в памяти.
– Так, спокойно, – сказал он, переходя на английский. – Остынь, детка. Я просто хотел увидеть твоё лицо. Не собираюсь тебя насиловать и всё такое.
Она продолжала с ненавистью буравить его взглядом, но хоть орать перестала, и на том спасибо. Девчонка, кстати, была ничего себе, очень даже миленькая: пухлые губки, выразительные чёрные глаза, длиннющие густые ресницы…
– Мы… – она с ужасом окинула взглядом разворошённую постель. – У нас с тобой что-то было?!
– Спроси чего-нибудь полегче, – Макс, наконец, обнаружил бутылку воды, закатившуюся под тумбочку, и с радостным возгласом устремился за ней, свесившись с кровати и рискуя упасть – штормило его всё ещё ощутимо.
– Да или нет?! – требовательно вопросила она.
– Всё ещё не могу тебе ответить, – Макс отвинтил крышечку и с наслаждением припал к источнику живительной влаги.
– Почему?!
– Потому что и сам не знаю. Не помню ничего, – пояснил он виновато. – Я, может быть, сам в шоке. Проснулся – а тут ты…
– Придурок, – обидно бросила девица и, подобрав с пола какое-то тряпьё, очевидно, служившее ей одеждой, решительно поднялась с кровати.
– Я в душ, – заявила она, и это был не вопрос, а утверждение – она просто поставила Макса в известность.
___________________________
*Неподвластная буквальному переводу игра слов на хинди – ряд оскорблений, обозначающий в общем примерно следующее: “Ты очень и очень нехороший человек!”
Считалось, что они с Андрюхой снимают эту квартиру вдвоём. По сути же, аренду полностью оплачивал отец Веселова. “Мажорчик”, – периодически беззлобно подкалывал друга Макс. Тот не обижался, невозмутимо и рассудительно пожимая плечами: разве он виноват, что родился в обеспеченной семье и может позволить себе то, что недоступно многим его сверстникам?.. На самом деле – Макс догадывался – Андрея подбешивала вынужденная финансовая зависимость от отца, и он мечтал, что однажды слезет с его шеи… однако пока что с удовольствием пользовался предоставленными родителем благами.
Когда Макс впервые увидел его в колледже на занятиях, то чуть не обалдел. Андрей Веселов! Московский виолончелист, его вечный конкурент и соперник на всех юношеских конкурсах! Вот уж “приятная” встреча, ничего не скажешь.
С другой стороны, они с Андреем оказались единственными студентами из России не то что на факультете, а даже во всём колледже. Максу так не хватало общения на родном языке! Английский давался ему легко, но наслаждение от звуков русской речи нельзя было переоценить. Он и сам не мог предположить раньше, что в первые же дни на чужбине в нём проснётся рьяный “квасной патриот”, отчаянно тоскующий по дому.
– А ты что здесь делаешь? – спросил Макс у Андрея как можно равнодушнее. – Тебе что, тоже выделили стипендию от фонда виолончелистов?
– Нет, за меня предок заплатил, – невозмутимо пояснил тот. – Просто я всегда мечтал учиться именно в Англии. Наверное, с детства в голове засело вот это вот школьное, классическое: “London is the capital of Great Britain…* – произнёс он с практически безупречным британским акцентом.
Денег у Андрея и правда было немеряно – и привычки вкупе с образом жизни сформировались соответствующие. Предоставленные колледжем апартаменты для студентов его категорически не устраивали, он находил их слишком уж аскетичными, хотя, на взгляд Макса, всё было как надо: комнаты на двоих или троих человек, помещения для практики с отличной акустикой и звуконепроницаемыми стенами, спортзал, прачечная… До ближайших магазинов рукой подать, рядом много недорогих студенческих кафе, в общем – живи и радуйся.
– Я собираюсь снять какую-нибудь небольшую, но уютную квартирку неподалёку, – заявил Веселов. – Не хочешь присоединиться? Вдвоём веселее!
– Боюсь, не потяну, – отозвался Макс после заминки. – Не всем повезло иметь богатого папочку, знаешь ли… а сам я пока ещё ничего не зарабатываю.
– Да расслабься ты, мой “богатый папочка” берёт все расходы на себя, – непохоже было, чтобы Андрей обиделся. Его вообще сложно было заподозрить в какой-то тайной игре: взгляд голубых глаз был ясен и чист, улыбка – искренняя и открытая, и вообще, от парня так и веяло надёжностью и спокойствием.
– А ты не гей, случаем? – подозрительно спросил Макс. – Не то, чтобы я был против сексуальных меньшинств, но хотелось бы договориться на берегу. С чего вдруг у тебя вспыхнуло желание меня облагодетельствовать?
Андрей шумно фыркнул.
– Гос-с-споди, не волнуйся за свою нежную попку, уверяю тебя, я – исключительно по девочкам.
– А я-то на кой тебе сдался? Сними хату на одного и води туда баб, сколько захочешь.
– Ну, глупо же всё время враждовать. Ни я, ни ты не виноваты в том, что оба в своё время выбрали виолончель и у обоих это, без лишней скромности, неплохо получается. Чего нам сейчас-то делить? Мы не на конкурсе и не на фестивале. Мы больше не соперники. Русских, кроме нас, тут всё равно нет, так почему бы не держаться сообща?.. Ну, так как?
Андрей улыбнулся и протянул Максу руку. Чёрт его знает, но… эта искренность и располагающая улыбка действительно подкупали. Да ведь им сейчас и правда нечего было делить…
Поколебавшись пару мгновений, Макс ответил крепким рукопожатием.
___________________________
*Лондон – столица Великобритании (англ.), начало стандартного текста из любого учебника по английскому языку в российских школах.
Найти подходящую квартиру оказалось не так-то просто даже с помощью агента и денег Андрюхиного отца.
Во-первых, молодых людей действительно часто принимали не за простых однокурсников, а за гей-пару, и отдельные хозяева (особенно, если это были люди в возрасте) выглядели не слишком довольными этим фактом. “Вот вам и хвалёная европейская толерантность, – ворчал Андрей. – Два гея не могут снять хату в Лондоне в начале двадцать первого века! Скажи кому – не поверят”.
Кого-то отпугивала их национальность – судя по подозрительным взглядам, хозяева были уверены, что эти сумасшедшие русские в первый же день устроят дома вечеринку с ручными медведями, цыганами и балалайками, а также водкой, икрой и матрёшками из местного борделя.
Кого-то смущал тот факт, что оба парня – музыканты, они ведь непременно будут репетировать в квартире, и их игра на виолончели может побеспокоить соседей…
Справедливости ради, выбор квартир был поистине огромен, но многие из них не выдерживали никакой критики: в одних царили неприятные запахи, общая захламленность и сырость, чуть ли не плесень; другие, напротив, были слишком уж рафинированными, дизайнерски-вылизанными, выхолощенными и чистенькими настолько, что выглядели совершенно неригодными для человеческого жилья. Общим у всех отсмотренных апартаментов было одно: хозяева хотели исправно получать деньги за жильё, но при этом мечтали, чтобы квартиросъёмщики появлялись дома как можно реже и вообще вели себя тише воды, ниже травы.
– Здесь есть парк неподалёку, замечательный парк, в нём так здорово совершать утренние и вечерние пробежки или просто гулять, устраивать пикники, дышать свежим воздухом… – заливалась бабуся-божий одуванчик так долго и настойчиво, что Макс заподозрил: она предпочла бы, чтобы они проводили больше времени на этом самом свежем воздухе, чем просиживали хозяйскую мебель в арендованном помещении и лишний раз спускали воду в драгоценном хозяйском унитазе.
– Может, нам взять палатку и ночевать прямо в том чудесном парке? – мрачно сыронизировал Андрей, но хозяйка так восторженно выдохнула в ответ на это предложение, что обоим парням даже стало неловко за то, что это всего лишь шутка.
После пары недель безуспешных поисков Макс уже с трудом сдерживался, чтобы не выдать в лицо пройдохе-агенту, расписывающему им мифические достоинства очередной квартиры, что это не апартаменты, а просто факинг шит*. Но найти подходящее жилище, чтобы остались удовлетворены обе стороны – и квартировладелец, и съёмщики – оказалось чуть ли не сложнее, чем поступить в колледж.
– Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает…** – бурчал Андрей себе под нос, тоже несколько обескураженный долгими безрезультатными поисками.
___________________________
*От англ. сленгового “fucking shit” – буквально “грёбаное дерьмо”.
**Строки из романса “Чёрное и белое” (стихи Михаила Танича, музыка Эдуарда Колмановского), впервые прозвучавшего в 1972 г. в фильме “Большая перемена”.
В конце концов, квартира мечты была-таки найдена. Не из дешёвых – даже на взгляд Андрея, зато просторная, с двумя спальнями и гостиной, отлично меблированная и – самое главное – с прекрасной звукоизоляцией благодаря толстым перекрытиям. Можно было репетировать без опаски хоть всю ночь напролёт!
– Тут хорошая энергетика, – признал Макс, зацепив взглядом огромный деревянный книжный шкаф, ныне пустующий. – Дом, в котором жили книги, вряд ли будет плохим.
– Здесь всё очень продумано и удобно для долгой и счастливой семейной жизни, – умильно улыбнулся агент, и Макс с Андреем, переглянувшись, громко заржали, вообразив свою будущую, долгую и счастливую, “семейную” жизнь.
Ещё одним немаловажным плюсом стала близость к месту учёбы. Их дом располагался всего-то в двух с половиной милях от колледжа. Максу не улыбалось ежедневно тратить по часу на дорогу, потому что он находил лондонский транспорт просто ужасным. Автобусы надолго застревали на каждом светофоре; узкое, душное и вонючее метро постоянно ломалось; разъезжать на такси простому студенту было не по карману.
