Текст книги "Аватар"

Автор книги: Юлия Кова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Ты что такое говоришь? – побледнела Ева.

– То, что слышишь. Возможно, я зря затеял этот разговор…

– Нет, уж договаривай.

– Ладно, тогда я скажу. – Лейс прищурился. – Но имей в виду: ты сама напросилась. Мне деваться некуда, а ты – если тебе будет слушать невмоготу – то просто останови меня… Так вот, тот, кто придёт сюда – не новичок, Ева. Он – не дилетант и не подмастерье, чьи преступления всегда раскрывают. Тот, кому противостою я, является профессионалом. Такой никогда не оставляет улик. Его никогда не найдут и не привлекут к ответственности, потому что он не совершает ошибок и не оставляет следов. Он придёт сюда как фантом, и исчезнет в никуда. Моего убийцу никогда не задержат по горячим следам. Он никогда не будет предан правосудию, потому что он живёт в тени и действует, как призрак. По этой причине никто не воссоздаст его портрет и картину его личности. Тот, с кем имею дело я – это «мастер». Что-то более тёмное, чем обычный убийца. Потому что жертвы Симбада умирают всего от одного выстрела, но чаще от несчастного случая – например, от таких естественных причин, как остановка сердца. И я, – Лейс покосился на часы, – готов на что угодно поспорить, что этот человек уже в Москве. И что он очень скоро заявится сюда, если только я не потребую у него отсрочки. А для отсрочки мне будет нужна твоя помощь.

– А откуда ты всё это знаешь... ну, про убийц? – затаив дыхание, Ева смотрела на Лейса.

– А из собственного опыта, – с убийственным спокойствием ответил Лейс. – Откровенность за откровенность, Ева... Ты рассказала мне про себя – я расскажу тебе, кто я. Когда мне было тринадцать лет, я тоже хотел убить человека. Но в отличие от тебя я это сделал. Ударил ножом один раз, а потом еще шесть, как меня обучали. Полиция искала убийцу – взрослого, жестокого, сильного. Им и в голову не пришло, что убийцей был полуживой мальчишка, который пришёл в больницу и попросил залечить ему ожог на спине. Как видишь, обмануть полицию было совсем не сложно. Гораздо сложнее было уйти от тех, кто учил меня убивать и мыслить их категориями. И я смог обмануть их только потому, что воспользовался не их уроками, а выбрал единственное место, где этим людям и в голову не пришло меня искать. Я пришел в городской госпиталь. Притворившись немым, я исполнил свой фирменный трюк с улыбкой, и доктор помог меня... Тот врач никогда бы меня не выдал. Он не отдал бы меня даже моему отцу, если бы не поверил, что отец пришёл за мной, чтобы меня спасти.

– А как твой отец нашёл тебя? – прошептала Ева.

– А отец искал не убийцу, – натянуто усмехнулся Лейс. – Он искал ребенка с глазами синего цвета. И отец обратился за помощью в полицию. А поскольку там уже лежало заявление от врача, отец отправился в больницу... И только своему отцу я обязан жизнью. Моя жизнь принадлежит ему. Вот тебе и вся правда.

Ева опустила вниз голову:

– А если бы я не согласилась тебе помогать, то что тогда было бы? – Лейс замешкался с ответом. Но Ева и так уже догадалась: – Ты бы попытаеля на свой лад переубедить меня? Так, как только что показывал? – Лейс кивнул и отвёл глаза. – Понятно... – протянула Ева. – В таком случае, речь идёт не о моём доверии, которое ты просишь у меня, а о том, что ты хочешь меня использовать. А это значит, что рано или поздно, но ты пожертвуешь мной ради отца. Я права? – отрешённо спросила Ева.

– Нет, ты не права. – Лейс встал и подошёл к окну, уже жалея, что доверился девчонке. – Ты мне не живой щит, и я не брошу тебя хищникам на съедение. Не потому, что ты нужна мне – а потому, что я никому не позволю сотворить с ребёнком то, что со мной сделали.

– Ты такой добрый, да? – сухо усмехнулась Ева.

– А доброта тут ни причём, – хмыкнул Лейс. – Это – человечность. Нельзя стоять и смотреть, как погибают люди. Так меня отец учил... Но пойми и ты: у каждого человека есть предел, за который он перейти не может. И я – не исключение.

– И что же в таком случае является твоим пределом? Боль? Жалость? Страдания?

– Моим пределом является смерть, – просто ответил Лейс. – А ты... Что ж, ты свободна. Ты действительно можешь уйти прямо сейчас. Я верну тебе телефон и дам ключи от «Volvo». Как только Симбад приблизится к этому дому, я тебя выведу. Ты сядешь в машину, доедешь до Москвы и наберешь своему отцу, чтобы он забрал тебя. Единственная просьба: не выдавай ему меня сразу. Дай мне отсрочку до утра.

– Почему до утра? – Повисла пауза. – Ты что... ты хочешь убить Симбада? – выдохнула Ева. Лейс промолчал. Это и был его ответ – однозначный и сокрушительный. – Ты знаешь, кто такой настоящий друг? – помедлив, спросила Ева.

– Тот, кому ты два месяца верила, а он сегодня сказал тебе правду и тем вонзил тебе в спину нож? – грустно Лейс усмехнулся.

– Нет. Настоящий друг – это тот, с кем ты делишь самые страшные тайны.

– Ещё один урок от крёстной? – не удержался Лейс.

– Нет. Так говорит мой папа. А он доверяет только Эль. А я доверилась тебе. И я остаюсь, потому что ты тоже сказал мне правду. – Лейс поднял на Еву ошеломлённый взгляд. – Я остаюсь, – повторила Ева и встала. – Потому что я тебя знаю. А теперь, – и Ева подошла к Лейсу, – возвращаемся к твоему плану.

@

7 апреля 2015 года, вторник, вечером.

Коттеджный посёлок «Апрелевка Парк» ул. Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Московская область.

Часом позже к коттеджу, где находились Ева и Лейс, подъехал «Range Rover Evoque» с выключенными фарами. За рулем джипа сидел темноволосый человек. В кармане куртки Симбада (а это был именно Симбад) лежали iPhone, тупоносый «глок 19С» и разрешение на ношение оружия, выписанное на имя Джона Грида. Симбад внимательно огляделся по сторонам, заглушил мотор, выпрыгнул из машины. Обогнув джип, застывший чёрной тенью на улице, мужчина уставился на окна коттеджа и нашёл единственное освещенное в доме окно. В этой комнате находились Лейс и Ева. Плавно, крадучись, низко склонив голову, Симбад скользнул к забору. Опытным взглядом он оглядел внешний периметр и тут же нашел миниатюрную камеру наблюдения, которую прошлой ночью так старательно монтировал Лейс. Камера передавала запись в режиме реального времени. Запись шла на ноутбук. Ноутбук был установлен в коттедже. Сигнал шел только в одну сторону, именно поэтому отследить Лейса и его мобильный телефон было невозможно. Но Симбад был тем самым идеальным убийцей, о которых так много знал Лейс. Раздумывая, а не закончить ли ему всю историю разом, Симбад нащупал в кармане рукоятку оружия. «Глок» привычной тяжестью скользнул в его руку. Симбад сделал шаг в сторону коттеджа, но в этот момент в его кармане дёрнулся мобильный. Симбад моментально вернулся к машине, сел в неё и только тогда достал телефон.

На дисплее высветилось сообщение от Лейса:

«Даю тебе сутки на то, чтобы достать код “НОРДСТРЭМ”. Управишься раньше – наберёшь мне. И поторопись, а то в следующий раз отправлю тебе фотографию, где я объезжаю Еву»,

– прочитал Симбад.

Недоумевая, что всё это значит, Джон Грид щёлкнул на вложенное изображение. При виде картинки, которую отправил ему на телефон Лейс, лицо Симбада исказилось. Прямые брови сошлись на переносице, кожа натянулась на скулах, а белые от бешенства губы хищно раздвинулись. Ещё бы: с цифровой фотографии на Симбада глядела обнажённая Ева. Её наготу не то защищал, не то подчёркивал самодельный плакатик с семью словами, старательно выписанными ещё детским почерком девочки. Пальцы Симбада кровожадно зашевелились, и он почувствовал горячее желание свернуть Лейсу шею. Наливаясь гневом, Симбад снова переместил взгляд на постер, который держала Ева. Сначала мужчина прочитал семь слов, потом – ещё раз целиком всю фразу.

«Ты – Решаешь. Я – Обмен на код НОРДСТРЭМ».

– Ну, Лейс, ты и засранец. – Симбад усмехнулся. Потом, больше не размышляя, добавил к фотографии Евы свою подпись и переправил сообщение Максу. Бросив взгляд на часы и отметив время, Симбад завёл мотор и, не включая фары, уехал.

@

7 апреля 2015 года, вторник, вечером.

Квартира Макса Уоррена. Ленинский проспект, д. 41/2, Москва.

Россия.

В десять вечера Макс метался по своей роскошной квартире. Отшвырнув ногой элегантное кресло, выполненное в стиле бесподобной Эйлин Грей[11]; опрокинув столик, копирующий манеру Джона Годдарта[12] и больно приложившись локтем о стеклянную этажерку с антикварными куклами, приобретёнными на «номи-но-ити» – токийском блошином рынке, Макс хрипел в телефон:

– Эль, поверь, я не знаю, как это случилось... Эль, я всё «Домодедово» обегал... Эль, я даже у охраны аэропорта был: Ева стояла у центрального входа, как мне и обещала... Да, Эль, твоя дочь ждала меня... Нет, Эль, Ева просто так не ушла... Fuck, Эль, да возьми ты себя в руки! Повторяю, Еву похитил какой-то псих! – Услышав плач Эль, Макс со скрежетом стиснул зубы. – Чёрт, Эль, ну успокойся. Ну поверь мне, я сделаю всё, что могу, и твоя девочка найдётся... Эль, я сам найду её – я тебе обещаю... Подожди-ка, Эль, у меня вторая линия. – Макс отвёл руку с телефоном от уха и посмотрел на дисплей, на котором высветилось пришедшее ему сообщение. – Эль, я тебе перезвоню, – скинув звонок Эль, Макс открыл письмо, полученное с имейла «simbad_omega@».

«Даю тебе сутки на то, чтобы достать код. Управишься раньше – позвони мне. И поторопись, а то в следующий раз отправлю тебе фотографию, где я объезжаю Еву. Симбад», –прочитал Макс, и, побледнев, увеличил изображение.

Пальцы мужчины, который никогда никого не любил, прошлись по замершим на изображении тонким чертам девочки. Ева напоминала отлитую из фарфора и золота совершенную куколку. Макс нежно погладил плечи «куклы», а потом представил, что сейчас кто-то так же, как он, трогает Еву. Вот только под ладонью этого мерзавца будет не покрытый олеофобной пленкой дисплей, а тело маленькой женщины.

– Чёртов Кейд, это всё ты виноват! – в бешенстве крикнул Уоррен и впечатал в стену кулак. Зажав телефон в одной руке, Макс прижал ладонь второй к стене, прислонился к ней лбом и замер. На него попеременно накатывали то гнев, то ярость. Так прошло несколько секунд. Выровнив дыхание, Макс придвинул к себе кресло и сел. Первым делом он набрал Даниэлю.

– Привет, Кейд, – сухо произнёс Макс. – Я тебя поздравляю: со мной на связь вышел Симбад – так зовут похитителя Евы... Нет, я не знаю, как по-настоящему зовут этого негодяя, он мне, видишь ли, не представился. Его сообщение пришло с неизвестного мне адреса. Номер не определился... Ах, ты хочешь обратиться в полицию? А тебе в голову не приходит, что если ты только это сделаешь, то фотографию Евы разошлют по всем социальным сетям?.. Ах, тебе это без разницы... А ты хоть представляешь себе, о какой именно фотографии я тебе говорю?.. Ага, сейчас я перешлю тебе, посмотришь сам эти «весёлые картинки». Имей в виду: я не советую показывать их Эль... – Макс переслал фотографию Даниэлю. – Ну как? – холодно поинтересовался Макс. – Ах, так ты всё-таки хочешь показать это своей сестрице? Ну тогда доброго вам времяпрепровождения... Ну нет, я в полицию обращаться не буду, даже не проси: ты, я, Эль и Ева – мы все на крючке у похитителя... А если ты только посмеешь обратиться в полицию и с твоей дочерью произойдёт хоть что-нибудь дурное, то я, Кейд, лично сверну тебе шею. Это я тебе обещаю... Всё, пока. – Макс бросил трубку и потёр ладонями лицо. Потом снова взял телефон, нажал на сообщение. Он набирал номер, с которого было отправлено изображение Евы.

– Симбад? – тихо позвал Макс. – Ага, это я, Уоррен... Да, я получил твоё послание. Итак, если я раздобуду код «НОРДСТРЭМ», то где я найду Еву?

@

7 апреля 2015 года, вторник, вечером.

Коттеджный посёлок «Апрелевка Парк», улица Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Московская область.

В полпервого ночи Лейс оторвался от компьютера и исследований к своей научной работе, встал с табуретки и отвёл от окна плотную тканную штору. Так и есть: у коттеджа снова стоял угольно-чёрный джип. Эта машина часом ранее подъезжала к коттеджу. Лейс уже слышал звук его мощного двигателя и шорох шин, осыпавших гравий проезжей части улицы. Лейс переместился к столу и вывел на монитор «Fujitsu» запись с камеры наблюдения. Проверяя запись, Лейс цепко проглядывал каждый момент. На отметке «7 апреля – 21:56:00» Лейс остановил запись: тогда джип подъезжал к коттеджу в первый раз. В 22:05:01 джип покинул свою парковку, чтобы появиться у ворот уже в 22:31:15 и снова уехать. Прикинув временные интервалы, Лейс сообразил, что неизвестный водитель джипа уводил от коттеджа свой автомобиль в тот момент, когда охранники начинали обход коттеджного поселка. Но джип неизменно возвращался обратно, в одну и ту же исходную точку, на то единственное место, с которого хорошо просматривалась и коттедж, и стоянка со стоящей на ней «Volvo».

Покусывая губы, Лейс отмотал запись на 21:59:00, желая найти доказательства своим подозрениям. Предчувствие Лейса не подвело: ровно в 22:00:00, когда Лейс посылал Симбаду фотографию Евы, темноволосый водитель джипа сунул руку в карман своей чёрной куртки, достал что-то из кармана и, сжав неизвестный предмет в руке, быстро вернулся к машине.

– Ага, сука, попался... А теперь, Симбад, подними голову и сделай так, чтобы я увидел тебя, – сквозь зубы прошипел Лейс. Не получилось: следуя опыту и полученной выучке, водитель джипа всегда занимал такую позицию, чтобы его лицо оставалось в тени.

– Вот тварь. Kus’so... – начал Лейс любимое ругательство – и запнулся, вспомнив, как это, сказанное им в сердцах крепкое слово, помогло Еве понять, что он – не англичанин. Закрыв ноутбук, Лейс отправился на второй этаж, чтобы забрать кеды и куртку. Лейс быстро поднимался по лестнице, когда услышал щемящий мотив. Лейс вслушался: пела женщина. Её хриплый, сильный голос с чувственными нотами выводил:

«Ты моё сердце, ты моё чудо,

Обниму нежно и с тобой буду...[13]»

Не сдержавшись, Лейс хмыкнул. Музыка тут же оборвалась. Открыв дверь комнаты, Лейс прислушался: до него донеслось только ровное дыхание спящей глубоким сном девочки. Лейс покрутил головой в поисках куртки. Куртка нашлась на спинке дивана, где Лейс её и оставил. А на диване, закрыв глаза, в обнимку с его iPad, безмятежно спала Ева. Во сне она раскрылась и сбила покрывало вниз. И Лейс увидел её всю: безмятежное лицо; грудь, обтянутую его майкой, приподнимающуюся в спокойном и ровном дыхании; длинные согнутые ноги, облепленные тесными джинсами с трогательной дыркой на колене... Но если Ева была такой же притягательной, как сама Жизнь, то про себя Лейс давно уже знал, что он – смутный гость на этой планете. И умереть он должен был ещё давным-давно, только смерть почему-то его жалела. Помедлив, Лейс наклонился и осторожно вытащил покрывало из-под ног Евы. Ведя ткань вверх, избегая касаться её тела, Лейс бережно прикрыл Еву. Та вздохнула и распахнула глаза. Поморгала, и Лейс увидел, как в её солнечных глазах затанцевали зайчики.

– Ты что? – сонно спросила она.

– Ничего, я за курткой. Спи.

– А ты?

– А я пойду вниз. Мне нужно поработать.

– Ладно, хорошо. Только далеко не уходи, а то мне без тебя страшно, – и Ева безмятежно свернулась в клубок.

Лейс в последний раз посмотрел на нее, кивнул и быстро вышел из комнаты.

Глава 8. ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

@

8 апреля 2015 года, среда. Утром.

Корпорация «НОРДСТРЭМ», Краснопресненская набережная, д. 13, блок «С», Москва.

Россия.

Большая переговорная комната московского офиса компании «НОРДСТЭМ», которую посвящённые сотрудники называли «тайником», находилась на пятидесятом этаже блока «С» «Башни на Набережной». «Тайник» славился тремя секретами. Во-первых, в этой переговорной комнате были стеклянные, от пола до потолка, окна. За оконными переплетениями «тайника» Москва лежала, как на ладони, ну, или – под ногами, если так было угодно думать смотрящему из этих окон вниз. Во-вторых, в этой переговорной комнате площадью в сорок квадратных метров были тянущиеся от пола до потолка перегородки. Сработанные из непроницаемого кварцевого стекла, переборки отделяли посетителей «тайника» от любопытных взглядов. И, в-третьих, в «тайнике» была смонтирована и установлена уникальная система защиты. Она идеально препятствовала любой прослушке и видеозаписи. Все эти три секрета с равнодушным снобизмом богатых людей использовали президенты и солидные владельцы «НОРДСТРЭМ», которые регулярно проводили в этом небольшом по офисным меркам помещении конфиденциальные встречи.

В восемь часов утра, в среду, в «тайнике», находились двое. Придумавшая эту комнату женщина со светлыми волосами, заплетёнными в узел на шее, разглядывала замшевые носы алых туфель от «Casadei» и прятала холёные руки в складках серой замшевой юбки. Её жакет был небрежно брошен на стол вместе с красной сумкой и ключами от «туарега». На кожаном брелоке ключей изящным плетением красовались две буквы из белого металла – «IF». Брелок подарил женщине светловолосый мужчина. Год назад именно он создал «тайник» по замыслу этой женщины. Мужчину звали Дмитрий Кузнецов. Сейчас Кузнецов бесцеременно сидел на краю переговорного стола и с откровенным неодобрением выговаривал:

– Ира, зайка моя, давай закончим этот бесперспективный разговор. Я не буду этого делать. Неуступчивый взгляд его светло-зелёных глаз сверлил лицо Ирины. Всё ещё взвинченный, Кузнецов пригладил топорщившийся густой ёжик волос и поморщился при мысли о том, в какую историю оказалась втянутой его Ира. Ирина Самойлова вздохнула и подняла голову. В её волосах заплясали солнечные блики, ярко-синие глаза встретились со взглядом мужчины:

– Митя, речь идет о спасении двадцатилетней девочки.

«Слишком быстрый взгляд. Слишком быстрый ответ. Она что-то не договаривает», – понял Кузнецов, знавший Иру, как облупленную.

– А с чего бы меня, зайка моя, должно заботить спасение Евы? – сквозь зубы, тихо, но так, чтобы женщина оценила всю степень его гнева, спросил Кузнецов.

– А чтобы тебя, Митя, это «озаботило», ты просто представь себя на месте отца Евы, –колко посоветовала Самойлова. Дмитрий Кузнецов перестал покачивать ногой и сдвинул очки с носа на макушку, что выражало крайнюю степень его недовольства. Но Самойлова даже ухом не повела.

– Митя, ты слышишь, что я тебе говорю? – своим обычным, чуть хриплым голосом спросила женщина. Кузнецов кивнул:

– Слышу, зайка. Я вообще очень хорошо тебя слышу... Я так хорошо тебя слышу, что знаю даже то, о чем ты думаешь, но не говоришь вслух. Хочешь, скажу?

Ирина промолчала, но весьма выразительно подняла брови и стрельнула глазами на настенные часы «тайника», выполненные модернистами из «Hintz Kunst».

– Перестань ты намекать мне на время! – рякнул Кузнецов и спрыгнул со стола. – Пять минут уже ничего не сделают с этой твоей Евой. Зато в нашем с тобой случае они решают всё.

– Ладно, хорошо, не буду смотреть на часы, – покорно, но с той насмешкой, которая так раздражала собеседника, согласилась Ира. – Так что ты хотел мне сказать? – очень вежливо осведомилась она. При виде этой улыбки Кузнецов, который не отличался ни ангельским характером, ни терпением, окончательно взвился:

– Ты, зайка, думаешь не столько о девочке, попавшей в беду, сколько о том, как заставить меня прикрыть задницу одному хитрожо... хм, одному хитроумному оперативнику, который работает в конторе моего отца. Я угадал? – прошипел Кузнецов. Самойлова брезгливо поморщилась:

– Фи, какие выражения. Слушай, Митя...

– Нет, Ира-зайка, это ты послушай меня, – повысил голос Кузнецов и в два шага преодолел расстояние, разделявшее его от Самойловой. Один взмах руки, и он мог бы притянуть к себе эту женщину. Но сейчас Кузнецову казалось, что между ним и Самойловой был не один шаг, а Тихий океан – самая большая на Земле по площади и глубине пучина морская. Оценив собственную красочную аллегорию их отношений, давно зашедших в тупик, Кузнецов сбавил обороты:

– Ир, я взял неверный тон, извини, – покаялся он. – Я не хотел с тобой спорить – или, что ещё хуже, портить с тобой отношения. Но и ты пойми меня: я слушал тебя двадцать лет, а в итоге получается вот что... Для ясности начнём с самого начала. Итак, много лет назад мой драгоценный папенька – то есть Александр Иванович Фадеев – бросил свою семью, маму и меня, из-за любви к какой-то невероятной, по его словам, женщине. Ни меня, ни уж тем более мою маму, как ты понимаешь, это объяснение не устроило. Мама назвала поступок отца «низкой изменой». Ну, а я расценил деяние моего многогранного папеньки как элементарное предательство. Но именно ты, моя первая девчонка, поставила мне ультиматум. И я ради тебя пошёл на сближение со своим отцом. Я наступил на горло собственной песне. Поддавшись твоему влиянию, я даже начал считать предательство отца ничем иным, как обычной мужской сединой в бороду и скоком в бок. Как пережила мой поступок моя мама, я говорить не стану. Мама давно умерла. Но я знаю: она мне не простила.

Идём дальше. Проскочим наше с тобой безмятежное отрочество и не менее счастливую юность и сразу же перейдём к истории двухнедельной давности. Я – опять же, только ради тебя! –взял в свою команду дочь Кейда. Ну и к чему всё это привело? А к тому, что муж твоей подруги в прошлое воскресенье «сделал» на тебя «стойку» и руками моего богатого на выдумки отца устроил за тобой слежку. Причем на роль ищейки мой батюшка откомандировал к тебе не кого-нибудь, а некоего Андрея Исаева – мальчишку, который ещё в сопливом детстве пускал на тебя слюни... Думаю, что твой Серый Волк Андрей – так, кажется, ты его называла? – даже выл по ночам на твой портрет. Впрочем, этот «сладкий мальчик» вполне мог обойтись и без твоей фотографии, потому что где бы ты ни находилась, я точно знал, что уже через пять минут появится этот мальчишка, и его упрямый взгляд приклеиться к тебе намертво, как банный лист к... – Самойлова выразительно подняла бровь, и Кузнецов сбился. – В общем, неважно, к чему, – неловко закончил он. – А вообще-то, Ира, мне тогда надо было не идти у тебя на поводу, а устроить этому мальчишке хорошенькую головомойку. Глядишь – и он бы от тебя отвалил.

– О да, дворовые привычки в вас с Андреем ещё очень сильны, – подала голос Самойлова. – Мне бы вам линейку на двадцать третье февраля подарить. Обмерились бы – и успокоились бы...

Возникла неприятная пауза. Самойлова невинно улыбнулась, а Кузнецов неодобрительно покосился на Иру:

– Ладно, проехали с этим, зайка... остроумная ты моя. Итак, я остановился на том, что мой отец, твой Даниэль и этот твой Андрюша разобрались с тобой каждый на свой лад. Причём твой «замечательный мальчик» фактически вытер о тебя ноги.... И что сделал я? Вчера днём, после того, как Мишке Иванченко хватило ума позвонить мне и рассказать, что тебя разыскивал у него в техцентре какой-то придурок, чьё поведение подозрительно напомнило мне нравы работничков из конторы моего батюшки, я позвонил тебе, Ира. Но ты ловко ушла от ответа. Отделалась от меня на свой лад, правда, преувеличенно-вежливо. А я отправился на совещание. Но лишь там, сообразив, что ты снова обвела меня вокруг пальца, я, едва только это чёртово совещание закончилось, перезвонил своему отцу. Услышав его неуверенный, дребезжащий голосок, я припёр его к стенке. Когда же отец, будь он неладен, покаянно признался мне в том, что сдуру натворил, приставив к тебе этого своего Андрея, я, вместо того, чтобы тут же и устроить большой трах-тарарах в конторах моего отца и Кейда, – я, Ира, как последний дурак, поехал к тебе. Тебя спасать. Но ты меня и на порог не пустила, выставив мне очередной ультиматум. И я, вместо того, чтобы обрушить все банковские счета «Кейд Девелопмент», а до кучи, и счета «Альфы» – двух проклятых контор, которые используют версию кода «НОРДСТЭМ» – я, Ира, снова пошёл у тебя на поводу. Послушно распахнул сыновьи объятия своему нашкодившему папеньке и даже согласился не искать этого твоего Андрея, чтоб его... чтобы сделать из него пустое место. То есть то самое, чем он и является на самом деле. И что взамен, Ира? А взамен ты притащила меня сюда в восемь утра, чтобы я помог Исаеву?... Зайка, ты вообще соображаешь, о чем ты просишь меня? Кстати, в юности ты была куда как умней, когда и близко не подпускала к себе этого мальчишку. И что, ты всерьёз считаешь, что после всего случившегося я буду помогать этому твоему Серому Волку? После того, как я обворован им со всех сторон?

– Да. Ты ему поможешь, – абсолютно спокойным голосом ответила Ира.

– О как! А – почему? – саркастично поднял брови Кузнецов.

– Потому что ты и я – мы настоящие друзья, Митя. Всегда были, и всегда будем. –Самойлова подняла на Кузнецова глаза, и мужчина затаил дыхание. Впрочем, уже через секунду Кузнецов справился с собой и горько кивнул:

– Да, Ира, мы всего лишь друзья. Вот теперь список моих «побед» полный... Благодарю тебя за напоминание о том, что ты была со мной, хотя и считала меня всего лишь своим другом. Ещё спасибо тебе за последующие мои десять лет, когда я тащил тебя к алтарю, а ты попросила меня дать тебе пожить самостоятельной – и как сейчас выясняется – удивительно насыщенной жизнью. Спасибо и за то, что когда я захотел возобновить наши отношения, то ты сначала ловко перевела меня из разряда «вечный жених» в разряд «мой лучший друг». Впрочем, в этой беспонтовой категории ещё и Мишка Иванченко где-то затесался... ровно посередине. Такой же идиот, как и я... Слушай, Ир, а тебе в голову не приходит одна очень простая мысль?

– Это какая?

– А такая. Например, всё, что я хотел от тебя – это быть твоим первым и последним. Но ты решила всё иначе. И вот теперь я до смерти хочу узнать, что тебя так убивает, раз ты стоишь здесь и терпишь все мои оскорбления?

– Митя, заканчивай свою софистику. Мы теряем время, а девочке беда грозит.

– Ну нет, зайка. Не своди всё к благородной миссии спасения несчастной девочки, попавшей в беду по своей глупости или по глупости её отца, – рявкнул Кузнецов. – Ира, я хочу знать, что у тебя с Исаевым? Сколько я себя помню, ты никогда при мне не плакала, никогда не искала у меня защиты, никогда не была слабой. Ты всегда умела владеть собой. Даже когда я тебя... э–э, когда мы с тобой были вместе, мне с большим трудом удавалось расшевелить тебя хоть на какие-то эмоции. Но зато, как только где-то появлялся этот твой Андрей, то всё сразу же менялось. Ты начинала смеяться, злиться, плакать, кричать из-за него на меня. Ты всё, что угодно могла, кроме одного: оставаться к нему равнодушной. И вот теперь я хочу знать, что конкретно у тебя к нему? Ответь мне, потому что я имею право знать правду.

Кузнецов задал свой вопрос и теперь ждал ответ. Женщина взглянула на него, но, так и не решившись ничего сказать, прикусила губы. Кузнецов нервно дёрнул ртом и сделал шаг, отделявший его от Самойловой. Он взял женщину за плечи, повернул к себе, прижался горячим лбом к её лбу:

– Ира... Ир, ну послушай ты... Ну пойми, наконец: какой бы ты не была чудесной, ты никогда не будешь достаточно хороша для мужчины, если ты ему не нужна. А ему ты не нужна. Возможно, ты слишком самолюбива, чтобы понять это. Но ведь и у меня гордости не меньше. Однако я, при всех своих фанабериях, отдал бы всё, что угодно – всё, что угодно, слышишь? – лишь бы вернуть тебя... И если ты мне скажешь, что тебе всё равно, как живёт этот твой Андрей, с кем он живет и жив ли он в принципе, то я тебе помогу. Я сделаю всё, что ты хочешь... Давай, Ира, скажи мне то, что я хочу услышать.

Самойлова мягко отстранилась и покачала головой:

– Прости, Митя. Но лгать я не буду.

Кузнецов вздрогнул. Отпустив женщину, он отвернулся от неё.

– Ну и тряпка ты, Ира, – грустно заявил Кузнецов. – Впрочем, нет, я рад, что в конце концов мы докопались до истины. Вероятно, ты поэтому всегда была близка с моим отцом, потому что он его опекал, этого твоего Андрея? Или ты уже тогда хотела быть с ним? Или ты – о господи, прости меня! – или ты поэтому поддалась моим уговорам и в первый раз переспала со мной? Ты что, его ревность пыталась вызвать? Или ты так пыталась противостоять ему? – Кузнецов побледнел.

– Митя, не надо, – женщина отвернулась.

– «Не надо»? – горько переспросил Кузнецов. – Ир, а как надо?.. Возможно, незнание правды и делает жизнь проще. Но я больше не хочу ходить впотьмах. Итак, скажи мне, как ты к нему относишься? Тебя что, так тянет к нему? Но – нет, я же видел своими собственными глазами: несмотря ни на что, ты всегда отталкивала его – ты всегда меня выбирала. Ведь тебе не нужны отношения, если в них нет ни сердца, ни души. И я хорошо знаю, что ты никогда и никому не доставалась без боя. И я больше чем уверен, что позавчера, когда у вас всё это произошло, то ты и до последнего ему не давалась... Так что же такого он сделал с тобой, чтобы за один день украсть всю твою жизнь?.. Он же тебя бросил! Он тебя растоптал, а ты хочешь помочь ему? Из-за чего, Ира? Объясни мне, я не понимаю.

– Митя, – помедлив, тихо сказала женщина, – это всё трудно. Просто я.… я его чувствую, понимаешь? Так было всегда, с самого первого дня, как он пришёл в мой дом. Тогда я испугалась. Я почему-то сразу поняла, что он меня сильнее... Даже когда он был маленьким, в нём всё равно было то самое особое, свойственное только хищникам, терпение.

– Кому? – презрительно хмыкнул Кузнецов. Женщина криво улыбнулась:

– Хищникам, – повторила она. – Знаешь, я никогда не видела, как волк загоняет жертву, но мне почему-то кажется, что именно так, как охотятся эти звери, так и он вёл себя со мной. Словно что-то знал обо мне. Словно имел на меня право... А теперь он не просто Серый Волк Андрей, а одиночка, который будет умирать один, но никогда и ни у кого не попросит помощи. А руку, протянутую ему, он искусает до крови. Но самое ужасное заключается в том, что он ввяжется в бой за Еву. И мне плохо становится при одной мысли о том, что завтра мне позвонит твой папа, и скажет, что Андрея больше нет... что он умер. Шесть лет назад это почти произошло. – Самойлова побледнела. – Пожалуйста, Митя, сделай то, что я тебя прошу. Мне больше не к кому обратиться, – и Самойлова выполнила запрещённый приём: улыбнулась и склонила к плечу голову. Кузнецов жадно сглотнул. Потом, прийдя в себя, выпалил короткое, ёмкое ругательство, которое графоманы неустанно прививают к древу своего творчества, смерил женщину мрачным взглядом и отвернулся от неё.

Стоя напротив окна, Кузнецов сунул руки в брючные карманы костюма и теперь смотрел на Москву, простиравшуюся у его ног, как влюбленная женщина: на, бери и пользуйся. Так склонялись перед ним многие, даже сама судьба. Но только не его Ира. Полная достоинства, умная, выдержанная, внешне холодная, Ира Самойлова горела своим собственным, ровным пламенем, которое так манило к себе и до которого никто так и не мог дотянуться. И Самойлова действительно никогда и ни о чём не просила его. А вот сейчас пришла к нему, чтобы молить его прийти на выручку. И к кому? К его сопернику? К мужчине, её обидевшему? Гнев на вора, укравшего его женщину, не принесшая ему счастья любовь, ненависть к извечному противнику сплелись в тугой хлыст ревности. Занеся руку с плетью, оскорблённое самолюбие ударило Кузнецова по лицу. На язык шли непрощаемые слова, разъярённая плоть требовала немедленного удовлетворения, но это была бы месть, недостойная его. Кузнецов стиснул зубы и закрыл глаза, беря под контроль свои чувства. У него получилось.