Текст книги "На изнанке чудес (СИ)"
Автор книги: Юлия Флоренская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Свобода. Так вот, что это такое! Это желанный оазис посреди пустыни, жадный глоток воды. Южный ветер в волосах и возможность пойти, куда позовет душа. Сначала Марта решила умереть, но потом выбрала свободу. Она выбрала не сдаваться. Ее выбором стала жизнь.
И однажды шанс представился. Во время очередного привала, улучив момент, она перерезала путы осколком глиняного кувшина и нырнула в заросли колючего кустарника. Ее хватились не сразу. А когда поняли, что добыча ускользнула, Марта была уже далеко. Когда-то мать говорила, что в лесах стоит дом, и в том доме, на чердаке, хранится шкатулка с блуждающими огнями. Как откроешь шкатулку, перейдет к тебе вся заключенная в ней сила. И не согнут тебя ни ураганы, ни злая людская воля.
Мысли Марты обрели вполне четкое направление. Она заберется на чердак, заполучит шкатулку и станет такой сильной, что уже никто не сможет навредить ни ей, ни тем, кто ей дорог. Неизвестно, сколько бы она бродила по лесу в поисках заповедного дома – и в особенности, заповедного чердака – если бы чердак не отыскал ее сам. Она попала туда неведомо как. Темень окутала с головой, а запах залежалого тряпья возвестил о том, что хозяин отбыл и убирать в ближайшем времени не собирается. Томясь в тесноте резных стенок, блуждающие огни учуяли присутствие Марты и буквально подтолкнули шкатулку к ее руке. Но в следующий миг гостью погребло под собой неподъемное одеяло. Устала. Как же смертельно она устала! У нее даже нет сил бороться с монотонным звучанием в голове.
… «Вяжи-вяжи, завязывай туже. В наших краях не бывать стуже, никогда в меже не замерзнут лужи. Завязывай туже, не то будет хуже». Гадкий голос шепчет на ухо, обволакивает, топит в неясных, липких, как патока, сновидениях. Сон льется медленно, с неохотой, затягивает глубже, уносит всё дальше в бесконечность, растворяя прошлое и стирая будущее. Марта увязла в глухом болоте. Надо бы выбираться, да тяжесть не дает. Из трясины тянутся к горлу желтые паучьи пальцы. Напрасно она пытается кричать. Звуки тонут во мгле. Не двинуться, не шелохнуться. Склизкие комья водорослей залепляют рот. Удушье наступает резко – и столь же резко проходит под лучами живительного света, прорвавшегося сквозь пелену кошмара.
Вдох – выдох. Мучениям конец.
Марта очнулась, когда Киприан склонялся над нею с чашкой травяного отвара. Рыжие кудри, полный ласки взгляд. Как тут не влюбиться? Он не был похож на мужчин, которых она встречала прежде. А напоминал скорее ангела, сошедшего с небес.
С другой стороны свет масляной лампы заслонила Юлиана. Она увидала у Марты на шее цепочку с круглым кулоном и сообщила, что какой-то неведомый Грандиоз тоже носит амулеты от сглаза. По спинке дивана прошел черный кот. Пересвет чиркнул спичкой, чтобы разжечь камин. И неожиданно стало так уютно, что Марта ужаснулась: ей на глаза наворачивались слёзы размером с океан.
– Ну, ты чего? – послышался голос Пелагеи. – Всё хорошо. Невзгоды позади. С нами ты в безопасности.
Она не проспала на чердаке слишком долго, как того опасалась Пелагея. И целительные прикосновения Киприана возымели силу уже на лестнице. Когда-нибудь Марта расскажет свою историю, а пока что пусть отдыхает. Никто в целом мире не посмеет нарушить ее покой.
На бревенчатых стенах дрожали отсветы пламени. Пелагея толкла в фарфоровой ступке цветки зверобоя и калины, тихонько напевая под нос. Ей не спалось. Мрак шумел за окном свирепыми ударами ветра. Пересвет снова забрался в библиотеку и дремал у полки с мифами, укрывшись стёганым одеялом с чердака. А на летучей кровати, которая по-прежнему не желала парить вровень со столиком, ворочалась Юлиана. Она видела, каким огнём зажегся взгляд той девушки при виде Киприана. Сердцеед этот Киприан, вот он кто.
Стоило ей подумать о сердцеедах, как летучая кровать поплыла вниз. Вот досада! Неужели сломался очередной винт?! Но нет, дело было не в винтах. Просто кое-кто наглый и рыжий воспользовался одной из своих суперспособностей.
– Пойдем, что-то покажу, – нависнув над Юлианой, шепнул он.
Лес повздорил сам с собой и был не в духе. По ветру, на фоне полной луны, беспомощно пролетела ворона. Следом за вороной унесло летучую мышь. Юлиана поёжилась и нарочно отдавила Киприану ногу.
– Вытащить меня на холод было не лучшей из идей.
– А ты глянь, – сказал Киприан. Он подвинул Юлиану так, чтобы она видела луну, и пристроился позади, точно тень.
– Лунная дорога! – поразилась та.
Столб бледного света пересекал небо и спускался прямиком к окну, высвечивая ставни в цветочек. Но сам по себе он представлял бы довольно обыденное зрелище, если бы не одно обстоятельство: по лунной дорожке медленно и величаво шествовал кот Пелагеи.
– Вот уж точно обормот, – фыркнула от смеха Юлиана. – Перепутать лунную дорогу с обычной! Только он на такое способен.
– Знаешь, – проговорил Киприан, без предупреждения обняв ее за плечи. – Мне вдруг вспомнились верхние миры.
– Всегда было интересно, почему тебя сослали сюда. Да еще и в дерево превратили. Расскажи, а? – попросила Юлиана.
Киприан нахмурился и оперся руками о балюстраду. Эхо давних событий в Энеммане, краю Сияющих Звезд, только сейчас настигало его в средних мирах. Здесь время текло совершенно иначе. Сшивая два слоя, игла судьбы проткнула их в разных местах и соединила так, что образовалась складка. Его прежняя, вечная жизнь в Энеммане ничем не отличалась бы от жизней других Незримых, если бы не вверенная ему душа.
– Я был призван ее охранять. Но она отказалась от меня. Совет старейшин решил, что вина моя, и вынес приговор об изгнании.
– Жалеешь?
– Ничуть, – улыбнулся он, щурясь под порывами ветра. – Теперь я оберегаю тебя. По правде, встретить вас с Пелагеей было настоящим благословением. Пелагея помогла мне стать человеком. А ты… Твой облик запечатлен в моей памяти навеки.
7. Энемман. Тайна Теоры
Сердце заходится в чудовищном ритме. Почти невыносимо колет в боку.
«Как ты спасёшь мир, если не можешь спастись от себя самой?»
Непривычные ощущения. Прежде ей никогда не случалось бегать так быстро и испытывать эмоции, о которых рассказывал дед Джемпай. Он говорил, что в средних и нижних мирах страх вплетается в кружево жизни подобно красному зазубренному стеблю инириса.
Во мраке мелькают причудливо изогнутые колонны. Прикоснешься к таким – шершавым, точно наждачная бумага, – будешь тосковать три дня и три ночи. Откуда Теора знает? Да просто знает, и всё.
Слипшиеся на лбу пряди, пот, застилающий глаза… Нет, это не может происходить наяву. Сон, всего лишь кошмарный сон. Но Теора продолжает бежать. Страх чужд ей с самого рождения. Тогда почему она боится? Почему волны страха накатывают одна за другой, подобно гулкому прибою в неистовый шторм? Ведь в Энеммане нет никого, кто смог бы ей навредить.
Бесшумная тень, безликий противник, неумолимо следует за ней по пятам. Теора замедляет бег – и тень замедляется вместе с нею. Когда кажется, что опасность миновала, тень резко выныривает из-за поворота. У нее очертания человека, но лица не разглядеть. Она пугающе черна, как птицы из нижних миров. Вместе с внутренней дрожью возникает безумное желание развернуться и кинуться ей навстречу.
Но если тень догонит, случится непоправимое.
Зацепившись за выступ, Теора падает. Тело пронизано сотнями колючих молний. Руки содраны в кровь. У нее всего одна попытка. Соки текут по жилкам листа и клокочут в стволе могучего Шима. Слёзы льются ручьями, которые трудно сдержать. Если Теора не сможет подняться, ей не место в краю Сияющих Звезд.
Она вскакивает и вновь устремляется вперед. Но на пути вырастает высокая стена. Карабкаться бесполезно – она гладкая, как чаро-камень шингиит. Теора ощущает спиной ее пронизывающий холод.
Тень настигает столь неожиданно, что сердце пропускает пару ударов. Страх испаряется. Его полностью вытесняет чувство беспредельного, исступленного восторга. С ног до головы Теору охватывает совершенно невозможное блаженство.
– Значит, так ты решила избавиться от меня? – шепчет на ухо проникновенный голос, от которого хочется немедленно растаять. – Нет ничего глупее, чем пытаться сбежать от собственной тени…
Рассветные лучи раскраивают сон на части. Он становится разноцветным витражным стеклом, зернистой мозаикой на дне глубокого бассейна. Он бледнеет, выцветает – но к Теоре еще не скоро вернется покой.
– А ну вставай, лежебока! У брата Денрера сегодня Час Встречи! – крикнула Антея, просунув голову в круглое окошко. Две смешные косички свесились по бокам. – Ты ведь не собираешься прийти на торжество без подарка?
Теора села на кровати с широко распахнутыми глазами. Солнце над чашей стояло уже высоко. Почему только ее никто не разбудил?
– Ну вот, ты опять как малиновый закат, – пробурчала Антея. – Признавайся, что снилось?
– Да так, ерунда, – смущенно отмахнулась Теора и спрятала лицо в ладонях. Щёки пылали жаром. До чего же неудобно! Всё, что ты чувствуешь, тотчас отражается у тебя на лице.
– Ты пропустила завтрак, – заметила подруга. – Давай, подзарядись хорошенько. Я подожду снаружи.
Антея вместе с косичками исчезла в окне, и Теора вновь откинулась на подушку. Кристально-чистая голубизна неба над головой была сродни чистительному бальзаму бабушки Медены. Достаточно раз взглянуть – и ум становится прозрачным, как вода из источника. Ни забот, ни тревог. Теора постаралась втянуть воздух как можно глубже, напитаться им до краёв. По утрам все в ее семье пили небо большими глотками. Такова была традиция и необходимость.
Если кто-нибудь в Энеммане ею пренебрегал, то неизменно попадал в рабство к своим желаниям. Голод и жажда обретали над ним власть. Он сооружал крышу над домом-чашей, потому как солнце, дожди и ветра начинали доставлять немало беспокойств. Но что самое главное, переставала действовать защита Незримых.
Теора так и не смогла представить себе, каково это – подвергаться атаке злых мыслей день ото дня. Без защиты, без возможности прибегнуть к помощи покровителя. Ее собственный Незримый еще скрывался в пятне яркого света, которое везде следовало за ней, точно большой летающий щит. Но Час Встречи уже не за горами. А пока стоит принарядиться и раздобыть подарок для брата Антеи. Сегодня вечером его будет чествовать весь Энемман.
Теора облачилась в повседневное платье с широким подолом из нескольких слоев жемчужно-белого шелка, закрепила на затылке длинные вьющиеся пряди и обула туфельки цвета слоновой кости. Водяное текучее зеркало отразило налитые соком губы, большие доверчивые глаза и чересчур уж яркий румянец.
– Бледней, – приказала ему Теора. Но румянец даже не подумал сходить. Оставалось надеяться, что это не аллергия на вчерашний укус буко-шмеля. Он жил в пузатой банке из-под джема, сердито жужжал, когда при нём обсуждали новости, и в основном жалил слегка. А Теору он жалил лишь в одном случае: если с треском проигрывал в степные шашки. Но кто же виноват, что Теора славится фатальным попаданием в дамки?
Она завязала пояс бантом и выглянула в коридор. Родители ушли из чаши ни свет ни заря, наколов записку на шип хватайдерева:
«Готовься танцевать под дождём. Предсказатель не ошибся. Тучи движутся с запада».
Теора одобрительно хмыкнула. Может, в средних мирах дождь и причиняет неудобства, но для жителей Энеммана каждый ливень событие редкое и исключительное. Едва коснувшись кожи, капли превращаются в драгоценный бисер.
В смежной комнате, откинувшись на спинку воздушного кресла, с открытыми глазами дремала бабушка Медена. Дед Джемпай постоянно шутил, что женился на ней именно из-за глаз. На лекциях в школе искусств она запросто дурачила профессоров. Пока те были уверены, что Медена внимательно слушает, она видела десятый сон.
Прокравшись на цыпочках мимо бабушкиной комнаты, Теора вышла во двор. По траве, в сопровождении своего мерцающего пятна, нетерпеливо кружила Антея. Совсем скоро в световых пятнах Теора сможет видеть Незримых заступников так же чётко, как и людей.
– Наконец-то! – обрадовалась Антея и подскочила к подруге. – Ты уже придумала, что подаришь Денреру?
Та покачала головой.
– Ничего на ум не приходит. А как насчет тебя?
– У меня тоже ноль идей. Жаль, наши надзиратели играют в молчанку. У них наверняка идей пруд пруди.
– Зато как только нам исполнится семнадцать, сможем засыпать их вопросами. И тут уж они не отвертятся, – рассмеялась Теора. – Кстати, слышала, обещают дождь. Наберем бисера полные карманы.
– Ух, и наделаем украшений! С тебя золотая проволока.
– Ясное дело!
Они наперегонки побежали на луг. Ветер гнал по небу невесомые облачка, раздувал подолы платьев и норовил растрепать причёски. Стрекозы с радужной сеткой на крыльях носились невозможными зигзагами. Теора финишировала у валуна второй. Но кроме нее всё равно никто бы не сумел поймать солнечный луч. Очутившись у нее в ладонях, луч мгновенно истончился, затвердел, заблистал чистейшим золотом – и Теора намотала его на катушку.
– Первая тебе, раз ты так отменно бегаешь. – Улыбнулась она во все зубы. – А вторая – моя.
Ухватив следующий луч, как веревку для скалолазания, Теора переплавила его в проволоку и даже не поморщилась.
– В средних мирах твоему дару цены бы не было, – прокомментировала Антея.
– Правда?
– Ага. У них золото в ходу. Да там за пару мешков золота глотку перерезать могут! Отец рассказывал.
– Не может быть! – потрясенно проговорила Теора и механически скрутила в проволоку очередной луч. – А что еще рассказывают о средних мирах?
К валуну подлетела девушка в ярко-розовом платье – одна из тех, кто танцует у праздничных костров после захода солнца.
– И мне, и мне, пожалуйста, – задыхаясь от бега, попросила она. – Нужно к вечеру диадему сплести.
Теора не глядя протянула ей катушку и уставилась на подругу с приоткрытым ртом.
Примерив на себя роль сказительницы, Антея поняла, что эта роль ей более чем подходит. Она выдержала многозначительную паузу и продолжила драматическим шепотом:
– Еще говорят, будто люди в средних мирах не защищаются от злых мыслей. Они принимают их яд, как лекарство, и почти всё время враждуют между собой. А мысли – невидимы!
– Вот так небылицы! – не поверила танцовщица в розовом. Теоре тоже слабо верилось. Чтобы коварная черная мысль с гигантскими перепончатыми крыльями и хоботком, как у мухи под лупой, вдруг оказалась невидимой – каким же немилосердным должно быть мироздание!
Воинство дождевых туч наплыло из-за горизонта без предупреждения. Почувствовав кожей первые капли, танцовщица едва не взвизгнула от радости и сорвала с плеч лёгкую накидку. Плясать голышом ей бы и в голову не пришло. Но почему бы не избавиться от лишней одежды?
Когда Теора с Антеей опомнились, девушка в розовом уже кружилась, как сумасшедшая. От нее на землю во все стороны сыпался искрящийся бисер самых разных цветов.
– Не отставай! – позвала Антея. И Теора, вскочив с валуна, тоже принялась танцевать.
Проводив тучи на восток, все трое перевели дух. Вымокли только платья. Да и те скоро высохнут под солнцем.
– Гляди, сколько бисера! – вымолвила Антея. Крупинки размером с пятую часть ногтя горели на широких листьях изумрудом, рубином и синим турмалином. Если нанизать их на проволоку, которую сотворила Теора, любое украшение выйдет на славу.
Они ползали по лугу на коленях еще несколько часов, испачкались в соке диких соцветий, покрылись испариной, а энергии всё равно хоть отбавляй. Потом танцовщица убежала к своим.
Антея критически оглядела запасы бисера и проволоки.
– Сделаю брату ожерелье, – сказала она. – Присоединяйся. Церемония вот-вот начнется. Не хочу пропустить.
Сколько Теора ни твердила, что за чужими церемониями подглядывать плохо, Антее как с гуся вода. Она по жизни чересчур любознательна и терпеть не может сюрпризов. Ее любимое слово – «сама». Сама узнаю, сама добьюсь. Сама решу, как поступить. Когда взрослые пытались ей что-либо навязать, она убегала к зарослям Мысли. Незримый всегда был рядом в виде светлого пятна и ограждал ее от напастей. Но Антея хотела сама. Она не откровенничала ни с кем из друзей, поэтому мало кто знал об ее истинных чувствах. Теора даже не догадывалась, насколько подруге надоел ее извечный «надзиратель».
Не пройдет и недели, как Теора встретится с Незримым лицом к лицу, переберется из родительской чаши в новую, просторную и начнет самостоятельную жизнь. А пока они с Антеей только и могут, что украдкой наблюдать через занавешенное тюлем окно, как лучится от счастья брат Денрер.
В комнате, где всего час назад на диване одиноко лежал костюм с золотыми вставками, теперь было не протолкнуться. Собрались бесчисленные старшие родственники Антеи – все без исключения долгожители – и горячо жестикулировали. При появлении светлого пятна они замерли, а Денрер преклонил колени (надо полагать, для него пятно приобрело человеческие очертания). Он заговорил, но слов было не слышно.
– Пафоса моему братцу не занимать, – сказала Антея. – Наверняка сейчас толкает напыщенную речь.
– Куда толкает? – не поняла Теора. Она то и дело озиралась. Вдруг застукают?
Антея потянула ее за рукав.
– Давай, смотри. Если нас и застанут врасплох, наказывать не будут, – уверенно сказала она. – Всё-таки праздник.
Солнце клонилось к закату, внимание многочисленных дядюшек и тётушек было целиком приковано к Денреру. Кому какое дело до двух подглядывающих девиц?
Нехитрая маскировка – зеленые пахучие ветви кустарника мариники – позволяла видеть, что творится внутри. Сначала родственники читали Денреру напутствия. Потом подходили и обнимали, похлопывая по спине, словно прощались навсегда. Кое-кто даже всплакнул.
– Надо же, сколько эмоций! – прошептала Антея, которая на дух не переносила слез.
– Подумать только, – поразилась Теора. – Наконец-то Незримый стал осязаемым!
– Но не для тебя же. Чего разволновалась? – насмешливо скривила губы Антея.
– Всего чуть-чуть осталось ждать, – сказала Теора. – Каких-то семь дней. Ах, как бы я хотела вновь увидеть его лик!
Она поняла, что проговорилась, и залилась краской. Но, к счастью, подруга не обратила внимания на ее слова. Антея была занята тем, что подсчитывала дни. Действительно, выходило, что через неделю наступит день рождения Теоры, а там и ее собственный.
Увидеть Незримого еще раз… Так люди иных земель мечтают приехать к морю, зачерпнуть в ладони белоснежную пену и почувствовать теплый бриз. Теора грезила Часом Встречи с тех пор, как десять лет назад ей довелось соприкоснуться с тайной.
В тот день она убежала из родительской чаши к зарослям Мысли только потому, что накануне бабушка Медена рассказывала, как одна непослушная маленькая девочка без разрешения вышла за порог и наткнулась на скверную Мысль. Мысль была размером с обеденный стол, перебирала десятью уродливыми лапками и жутко шевелила слоистыми перепончатыми крыльями.
– А крылья были как у мухи Михоры? – спросила Теора.
– Как у мухи, – подтвердила бабушка.
В Теоре проснулся чисто исследовательский интерес: как же выглядит муха Михора размером с обеденный стол? И она чуть не поплатилась за свое любопытство.
У зарослей Мысли (куда детям Энеммана ходить строго-настрого запрещено) она застала Незримого за тренировкой. Тот выманивал грязные мыслишки и рубил их сверкающим мечом – одну за другой. Сделаться россыпью сияющих зерен при появлении Теоры ему не удалось. Он замешкался – что Незримым, вообще-то, не свойственно – и пропустил коварную черную Мысль, которая, недолго думая, полетела прямо на Теору. У Мысли имелся хоботок, быстрые блестящие крылья и не меньше сотни ножек, которые бесполезно болтались под грузным сегментированным туловищем. О том, что Мысль коварна, Теора догадалась сразу. Иначе зачем бы ей столь ехидно и мерзко скалиться?
Никто не знает, что случилось бы, успей Мысль добраться до Теоры. Но сверкающий меч Корут в руках заступника вовремя рассек негодяйку пополам. И только тогда Теора сообразила, что Незримый принадлежит ей, а она – ему. И он призван охранять ее от таких вот страшилищ, обитающих в темных зарослях. Он был весь в драгоценных одеждах, с лицом неизъяснимо прекрасным и взглядом, способным воскресить из мертвых.
Зачищая меч после тренировки, он смотрел на нее с укоризной и серьезностью. Но даже эта его мимолетная хмурость показалась Теоре лучезарной. Она еще не понимала, что произошло нечто такое, о чем впоследствии пожалеют оба. То, что она смогла увидеть Незримого до Часа Встречи, было плохим знаком.
Перед тем как снова скрыться в сияющем облаке, Незримый настоятельно просил никому не рассказывать о случившемся. Особенно родителям, поскольку считалось, что первая встреча должна состояться в день совершеннолетия. Теора пообещала. Ослушаться его не хватило бы духу. Он был грозен и строг, но вместе с тем внушал обожание и тоску по бескрайним, подернутым дымкой небесам.
С тех пор Теора бережно хранила эту маленькую тайну. И Антея не раз замечала на лице подруги беспричинную, мечтательную улыбку.
