Текст книги "На изнанке чудес (СИ)"
Автор книги: Юлия Флоренская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Спотыкаясь и оскальзываясь на камнях, девочка едва на нее не налетела. Когда Мерда развернулась, когда растопырила руки с узловатыми пальцами, Майю объял леденящий страх. Ее пронизывал ветер, с неба на нее бесконечным потоком лилась вода. Царапины кровоточили, из-за холода боль от синяков почти не ощущалась. И страх этот окончательно лишил ее воли.
Мерда надвинулась и нависла, светя глазами, точно лазером. Майя из последних сил ухватилась за край каната, который связывал ее с реальным миром. Мерда уверенно тянула с другой стороны. Сегодня она наконец-таки насытится. Сегодня ей перепадет чистый детский разум… Она приготовилась рвануть канат на себя, но его обрубили в самый неподходящий момент.
Девочку выхватили из «объятий» Мерды, перенесли под сень деревьев и обернули, как полотенцем после купания, сухой тканью. Майя услышала громкое дыхание своего спасителя, и идущее от него тепло понемногу рассеяло тревогу. Дождь по-прежнему лил как из ведра, шуршал по тонкой клеёнке, а на ткань не попадал.
– Теперь она бессильна, – прозвучал ровный, спокойный голос. – Не бойся. Мы не дадим тебя в обиду.
16. Лекарство от грусти
Больше голос ничего не сказал. Майя очень хотела не бояться. Она моргнула раз, другой. Зажмурилась и приоткрыла глаза. На нее из туманной мглы с неимоверной прытью неслись черные стволы-колонны и ветви кустарников. Но она оставалась неуязвимой.
Киприан доставил ее домой в целости и сохранности. Не на съемную квартиру, конечно нет. Майю встретили блинами, березовым соком и вареньем из дикой вишни, что растет на склонах холмов. Ее встретил веселый, трескучий огонь в камине, важный кот Обормот, две любопытные собаки и красивая девушка с волнистыми белыми волосами, похожая на волшебницу. Из-под пшеничной чёлки на Майю таращился паренёк с карандашом за ухом. Рядом расхаживала дама в вечернем наряде, который напоминал панцирь блестящего зеленого жука. Из-за всего этого внимания девочка не выдержала и потупила взгляд. Да, так лучше. Смотреть в пол или на симпатичные мордочки псов. А потом она увидела юбку с оборками. Было сложно определить, сколько у юбки слоёв. Но от ее владелицы исходил такой безбрежный покой, что Майя вновь подняла глаза. Пелагея незамедлительно вручила ей чистую сменную одежду и провела в ванную, где долго терла губкой с лавандовым мылом. К великому удивлению Майи, ни синяков, ни царапин на коже не обнаружилось.
– Ты прямо как чувствовал, – сказала Юлиана, поправляя Киприану кленовый венок. – Капканов не нашел, зато спас ребенка от Мерды. Удачная вылазка. А мы уже которую ночь нормально не спим.
– Романтика! – заулыбалась Марта. Она сидела за столом, у тарелки с блинчиками, опиралась подбородком на сплетенные пальцы рук и бросала на Киприана восхищенные взгляды. Затем ни с того ни с сего переместилась на диван и взяла человека-клёна под локоть.
– Вы, сударь, настоящий герой! – с восторгом сказала она. Киприан польщенно улыбнулся. А в Юлиане закипела злоба, которую она так тщательно пыталась скрыть. И неизвестно, чем бы всё обернулось, не выйди из ванной Пелагея.
– Друзья мои, – объявила она. – Нам понадобится еще одно одеяло! Для девочки.
– А как девочку-то хоть зовут? – спросила Юлиана.
– Не говорит она. Всё только плачет.
– Плачет? – округлила глаза Теора. Она играла на полу с Кексом, бросая деревянную косточку, чтобы тот ее принес.
– Никак не успокоится, – подтвердила Пелагея. – А ты иди, давай, спать. Утро, вон, уже не за горами.
Она направилась к тумбочке и вытащила шкатулку с лунной пылью. Марта рывком поднялась на ноги.
– Можно, я с тобой?
– Куда? На чердак? Ну, нет. На чердаке ты мигом уснёшь. Потом добудись тебя, попробуй.
«А я скоренько, на пару секунд. Туда и назад», – чуть не брякнула Марта. Произнеси она это вслух, и начались бы бесконечные расспросы. Всплыла бы информация о блуждающих огнях, а там пиши пропало. Марту осудят, выгонят из дома в ливень и тьму. Разве ж правильно на чужое добро зариться, пусть даже об этом добре сама хозяйка не знает? Но у Марты выбора нет. Однажды, правдой-неправдой, она всё-таки попадет на чердак. Пелагея и понятия не имеет, что пригрела воровку.
Отправив ее отдыхать, Пелагея поднялась по хрустальной, лунной и еще неведомо какой лестнице, пошуровала на чердаке и добыла лоскутное одеяло из верблюжьего пуха. Оно было сшито из квадратиков всех возможных расцветок. А на квадратиках красовались белые зигзаги, волнистые линии, крапинки и звездочки, похожие на звезды в глазах кота Обормота. Укроешься таким одеялом – позабудешь все горести одним махом.
После купания Майя почувствовала дикую усталость и без задних ног завалилась спать. Ее поместили в комнату с бесконечностью вместо северной стены. Спели для порядка колыбельную (первую колыбельную в ее жизни) и чмокнули в лоб. Именно так должен был бы кончаться каждый ее день. Но вышло иначе. Дед забрал ее у родителей, потому как те, по его мнению, не умели воспитывать. Он оказался слишком строг, не в меру требователен. А потом запил, начал обманывать и влезать в долги. Стоило на горизонте замаячить кредиторам, Яровед срывался с места и уезжал вместе с внучкой первым же поездом. Так они и скитались по всему Вааратону.
Сегодня, несмотря на встречу с Мердой, Майя впервые была счастлива.
Пересвет подождал, пока ее уложат, поглядел вокруг и, заявив, что ночь – самое время для творчества, принял многозначительный вид.
– Пойду поработаю над отрывком, – важно сказал он. Теперь это была его любимая фраза.
Марта, засыпая, только хмыкнула. Когда сон вступил в свои права, ей привиделись блуждающие огни. Один за другим они проникали в тело сквозь ноздри, уши, рот, делая ее огромной, как гора. Она превращала камни в крошку всего лишь нажатием пальца. Подошвами сандалий давила экипажи, как мышей. И водила ладонями над крышами городских построек, словно так могла определить, где поселился подлец, продавший в рабство ее семью. Его квартира среди сотен других квартир отыскалась на удивление легко. Но сорвав крышу с кукольного домика, Марта содрогнулась от отвращения. Внутри копошились мелкие букашки с перепончатыми крыльями. Раздавить их, всех до последней! Она осуществляет свое намерение с приходом незваной зари. И видение растворяется, как растворяются в глубинах сознания ничего не значащие сны.
Несмотря на потрясение, девочка проспала до обеда, так что Пелагея уже начала волноваться, не случилось ли чего. Но Майя пулей выбежала из тайной комнаты, едва почуяв запах борща. Пока она спускалась по лестнице, Теора смотрела на нее во все глаза. Девочка двигалась слишком уж угловато. Она, как филин, вжимала голову в плечи и боялась встречаться взглядом с людьми. Чего не скажешь о котах. В гостиной дорогу ей нагло преградил кот Обормот и решил отточить свои навыки гипноза. Но не тут-то было. Пелагея схватила его за шкирку и под протестующее шипение выбросила во двор.
– Всё равно прыгал через меня с пяти утра, – отшутилась она. – Давно пора проветриться.
Майя выглядела вялой и подавленной. Как будто не ее вчера откармливали блинчиками и купали в родниковой воде.
– Присаживайся, – пригласила Марта, похлопав рукой по скамейке. Девочка двинулась было к ней, но потом передумала. Худоба, короткая черная стрижка и острый подбородок сообщали Марте некоторую строгость. Почти так же выглядела хозяйка, чей пёс превратил тряпичную куклу в ошмётки.
– Да что скамейка! – обворожительно улыбнулся Киприан. – То ли дело диван!
Улыбка эта появлялась у него невзначай по любому поводу и пронимала Марту до мурашек, как холодный, но многообещающий апрельский ветер.
Майя с готовностью уселась рядом с Киприаном, однако по-прежнему молчала.
– Так как тебя звать? – Приблизилась к ней Юлиана. От Юлианы веяло страстью к путешествиям и разным новомодным штуковинам, которые создают в городе инженеры-механики. – Как-как? Майя? Очень красивое имя! – одобрила она. – А где твои родители? Или, может, бабушки, дедушки?
При слове «дедушки» нижняя губа у Майи задрожала. Дёрнулись плечи, на щеках проступили красные пятна. И девочка ударилась в слёзы.
– Ну вот, что ты наделала? – с мягкой укоризной сказал Киприан.
Здесь Пересвет ввернул бы, что без веской причины маленькие девочки не разгуливают по улице ночью и что у нее наверняка нелады в семье. Но Пересвет ушел в дом печати и обещал быть не раньше семи вечера.
Майя между тем судорожно глотала воздух, захлебывалась слезами и останавливаться, судя по всему, не собиралась.
– Горе ж ты луковое! – воскликнула Юлиана и в два прыжка очутилась у летающей кровати. На приделанном к изножью крюке висела сумочка, где хранились незаменимые вещи. Например, разноцветные гольфы Киприана, которые однажды вернули его к жизни. Незаметно спрятав гольфы в карман юбки, Юлиана ринулась в прихожую и приволокла оттуда складную ширму. Марта с Пелагеей переглянулись: что она задумала?
– Пуговицы! – потребовала Юлиана. – Четыре штуки!
Пелагея помчалась за пуговицами, как будто от них зависела ее судьба.
– Иголку! – раздался из-за ширмы звонкий командный голос. За иглой побежала Марта.
– Нитки! – Катушку ниток принёс в зубах Пирог. Он так энергично вилял хвостом, словно сейчас из ниток, иглы и пуговиц вот-вот получится связка вкуснейших сосисок. Но получилось кое-что другое.
– А теперь замрите! – объявила Юлиана. – Представление начинается!
Из-за ширмы выскочила разноцветная глазастая змеюка и заговорила человечьим голосом.
– Ну-ка, кто тут у нас сырость развёл? – пискляво осведомилась она. – Ага! Майя, болотная царевна!
Девочка при появлении змеюки забыла, как плакать, и едва не разучилась дышать. Челюсть отвисла сама собой. Рядом с куда более комичным видом сидел Киприан.
– А чего, спрашивается, устраивать болото, когда руки-ноги на месте? – вопросила змеюка. Она изогнулась и поползла налево. – У меня-то ни рук, ни ног. Даже глаза ненастоящие.
Последнее признание стоило змеюке одного выпавшего глаза. Пуговица отвалилась, упала в «зрительский зал» и некоторое время в полной тишине катилась по полу, прежде чем Кекс не прихлопнул ее лапой.
Тут Марту и Пелагею одновременно скосил припадок хохота. Они схватились за животы и сползли под стол.
– Эй! Это же мои счастливые гольфы! – крикнул Киприан, когда вторая змеюка вылезла из норы погреться на солнышке. Заприметив первую, она приняла оборонительную позицию и простуженно сообщила:
– Пограничная зона! Покажите ваши документы!
Чтобы озвучить второго персонажа, Юлиана специально зажала нос.
– Я одноглазый пират! Какие могут быть документы?! – возразила полосатая змеюка под номером один.
Теора залилась смехом – тонким и чистым, как звон колокольчика. Похоже, ее тень тоже веселилась от души. Только Майя была белее бумаги и боялась шелохнуться, словно на спектакль за ней явился мрачный жнец с косой. Неожиданно Киприан сорвался с места. Метнулся в сторону пурпурно-рыжим ветром и спрятался за ширмой. Напротив полосатого «пограничника» и одноглазого «пирата» из глубин вынырнул чужак в серой пижаме. Разноцветные герои Юлианы покосились на него с крайним недоверием.
– Документы, документы! – сварливо сказал «пират». – Вот, кого нужно проверять!
– Не проверять, – коварно поправил «пограничник». – Давай защекочем его до полусмерти!
Услыхав, что уготовано ему злым роком, серый чужак принялся улепетывать. Но змеюки настигли его с широко разинутыми ртами. В этот миг Майю прорвало. Она еще никогда так громко не смеялась и не топала ногами. Этап разморозки был успешно пройден.
Пелагея впустила кота, который с истошными воплями скрёбся в дверь. Налила ему в миску топлёного молока и позвала друзей к столу. Ее до сих пор время от времени сотрясал беззвучный смех, поэтому борщ из черпака расплескался по скатерти. Майе досталось на пять капель меньше, чем было рассчитано. Киприан налил себе сам. Юлиана поворотила от борща нос и заявила, что дождется вареной картошки. А Теора так и вовсе сказала, что грубая пища ей ни к чему и что отныне она будет питаться исключительно небом. Пелагея пожала плечами. Небом – так небом. Но вот вопрос, долго ли на небесной диете протянешь?
Марта хлебала борщ с таким усердием, словно хотела наесться на всю оставшуюся жизнь.
– Когда настроение хорошее, организм работает, как часы, – сказала она и со смаком оторвала зубами кусок черного хлеба.
После обеда Обормот повел себя, как совершенно нормальный кот, и приступил к тщательному умыванию. Поэтому Марта отправилась мыть тарелки со спокойной душой. Но стоило ей закончить с последней тарелкой, как вся стопка сверкающей посуды грянулась оземь. Изощренная месть Обормота поистине не знала границ. Когда Марта выбежала, чтобы его отчитать, он неподвижно сидел, обернув лапы хвостом, и созерцал дали, недоступные простым смертным.
…– Убирайся из нашего дома! Уходи прочь, грязный дырявый носок!
Разноцветная змеюка с единственным целым глазом стремительно бросилась вперед и укусила чужеземца в серой пижаме. Когда Майя надела гольфы на руки, оказалось, что они ей великоваты. Но даже ее маленькие ручки смогли оживить вязаных змей. Теперь они враждовали.
– Почему я не заслужил? – спросил серый чужеземец. – Разве я не такой, как ты?
– Ты унылый и приносишь несчастье! Родители от тебя отказались, дед лупил тебя ремнем. А еще у тебя нет друзей. Уходи, пока цел!
– Я не виноват, что родители и друзья меня бросили! – дрожащим голосом возразил серый носок. Он всхлипнул, съежился и стал напоминать улиточную раковину. Теора осторожно погладила его по «голове».
– Ты и правда не виноват, – сказала она. – И не должен корить себя за то, на что не в силах повлиять. В конце тернистого пути всегда светит солнце. Оно ждет тебя, поверь. А пока, чтобы проще было идти, возьми моё колечко.
Теора сняла с пальца серебряное кольцо с зеленым бриллиантом и протянула девочке.
– Этот камень способен вылечить любую боль. Если станет грустно, приложи его ко лбу – он заберет всю грусть. И когда ты поднимешь голову, перед тобой засияют голубые небеса.
Подарок Майю впечатлил. Гольф с носком внезапно связала крепкая дружба, а девочка аккуратно взяла кольцо и, полюбовавшись камешком, последовала нехитрому совету. Раньше они с дедом на завтрак, обед и ужин ели вермишель с консервами, которые часто оказывались просроченными. Выяснилось, что у грусти, как и у консервов, есть свой срок годности. И этот срок истёк сегодня, ровно в тот момент, когда камень, добытый на границе миров, коснулся лба.
17. Грандиозная тайна
– Если хорошенько не запрёшь клетки, я тебя самого в клетку посажу! – пригрозил Грандиоз бесцветному человечку в котелке. Человечек тут же шмыгнул в авиариум, но не прошло и минуты, как он вернулся с поникшей головой.
– Позвольте доложить. Тех, чьи голоса выпивает механоглот, решеткам не сдержать. Они и сквозь стены просачиваются. Что, если кто-нибудь увидит?
Грандиоз похлопал цепочку на толстом животе и накрутил на палец.
– Даже если и увидят, примут за привидения. Не о чем беспокоиться. Ступай! Завтра получишь вознаграждение за месяц. Я щедро плачу, ты же знаешь.
– О да, о да! – засуетился человечек. – Великий не бросает слов на ветер. Его обещания – закон!
Он снова шмыгнул в авиарий и больше не показывался. Грандиоз без зазрения совести запер его на ключ. Такова договоренность. Ужин позади, всё необходимое для ночлега слуге предоставлено. А если птицы не дадут ему спать своими криками, мучения с лихвой окупятся.
Грандиоз тяжелой поступью отправился в кабинет и первым делом избавился от сюртука. Ему было жарко. Вслед за сюртуком на спинку стула небрежно лег жилет, за ним полетела цветастая рубашка. Под рубашкой обнаружилось еще несколько слоёв прилегающей одежды, которую Грандиоз с раздражением снял через голову. Горловины трещали по швам. Но усилия, с которыми он каждый день напяливал на себя слой за слоем, того стоили. Наряжаясь на выступления, как капуста, он знал, на что идёт. Часы мучений в тесной, пропитанной потом одежде дарили ему благодарных слушателей, а заодно и их денежки. Грандиоз почти ничего не делал. Стоял на сцене и пел, как ему вздумается. Но публика была на седьмом небе от счастья. Вот оно, признание! Вот она, долгожданная слава! Насмешек больше не будет. Он утёр нос придирам из Пеметона раз и навсегда.
– Прошу прощения… – В дверь без стука просунулся длинноносый жандарм с подкрученными усами. – Следы Вана затерялись в пустоши. Наш поисковый отряд делает всё возможное, но…
Грандиоз свирепо на него зыркнул и чуть не превратил в золу.
– Это что еще за номер?! Мой управляющий даёт задний ход, а у вас недостает ума, чтобы его поймать?! – прошипел он и, спохватившись, тотчас прикрылся рубашкой. Поверх тонкой невзрачной майки у него на шее болталось и позванивало десятка два одинаковых желтоватых кулонов. Жандарм притворился, что не заметил, и отвесил глубокий поклон.
– Исполним всё в точности, как велено.
– А что велено? – едко поинтересовался Грандиоз.
Жандарм встал по стойке смирно и приложил руку к козырьку. Его усы как будто завились еще сильнее.
– Поймать, в кандалы заковать, память стереть!
– Кандалы – лишнее, – зевая, сказал Грандиоз. – А память – это да. Сотрите любым способом. В крайнем случае используйте Мерду.
– Ме-Ме-Ме… – стал заикаться жандарм. Грандиоз состроил неприязненную мину.
– Не утруждайтесь. Ваш голос напоминает козлиное блеянье. А касательно Мерды – выполняйте, если не останется вариантов. Но это не должно просочиться в прессу. Я понятно выразился?
– Предельно ясно, Великий! – воскликнул служитель порядка и, не переставая кланяться, вышел из кабинета спиной вперед.
Никто из домочадцев не слышал, чтобы Грандиоз хоть когда-нибудь распевался. Он не держал фортепиано, холодно относился к гитаре и ненавидел скрипку. Может статься, именно из-за того, что красиво играть на скрипке под силу лишь человеку с необычайно тонким слухом. Гедеон с Селеной знали, что кроется за его неприязнью к музыкальным инструментам. Грандиоз с рождения не попадал в ноты. Уж как он исхитрялся! Сколько яиц ни глотал, сколько уроков ни брал, а всё равно мимо. Басить у него выходило прескверно. Дворовые кошки, заслышав его бас, бросались врассыпную. А тенор Грандиоза походил на козлиное блеянье гораздо больше, чем голос жандарма. Только тяжесть кулонов под сюртуком позволяла ему не сесть на сцене в калошу. Охота, кулоны, деньги – и так по кругу. Лишь Рина не догадывалась, зачем ему подземелье и почему он вечно беседует с охотниками.
У охотников были замашки вояк, которые в этой жизни ни перед чем уже не дрогнут. В споры с ними лучше было не вступать. А на ругательства и жирные плевки в сторону так и вовсе следовало закрыть глаза. Оставалось загадкой, как утонченная натура Грандиоза могла уживаться с их грубостью и высокомерием.
«Великий… Великий обманщик, вот ты кто!» – чуть не ляпнула Рина, встретившись с ним в передней. При ее появлении Грандиоз брезгливо зажал нос. От нее шел запах конюшни. Краги хранили следы зеленой скошенной травы, на ездовом шлеме осела дорожная пыль.
Рина быстрым шагом прошла мимо и обернулась только на балюстраде второго этажа. Грандиоз пригрозил, что в следующий раз полы будет мыть его приемная дочь.
– Будь добра, используй вход для слуг! – крикнул он своим ужасным басом. – Что люди подумают?!
Люди… У Великого обманщика давно всё схвачено. Рина далеко не наивна. Финансовые шестеренки Грандиоза ворочают миллионами, и он может купить даже то, что за деньги не продается. Например, преданность. Или здоровье из рук лучших врачей Вааратона. Или фальшивую любовь. Впрочем, в любви он никогда не нуждался, потому что был слишком поглощен самолюбием. Грандиоз покупал людей, как кукол на базаре. Если из швов начинала лезть обивка, он сразу сдавал куклу в утиль.
Рина с детства затаила на него обиду. Смуглую Марию, любимицу детей, Грандиоз прогнал лишь из-за того, что она пересолила жаркое. А лакея, который чудно играл на флейте и за которым хвостиком ходил Гедеон… Собственно, именно флейта и послужила причиной его увольнения.
Рина заперлась у себя в комнате, швырнула в угол краги, перчатки и шлем. Безголосый обманщик больше не будет дурачить людей. Пора выяснить, что скрывается в подземелье, и вывести Грандиоза на чистую воду.
* * *
Наступил день осеннего равноденствия. В полях жгли траву. Белесый дым стелился по равнинам, заползая в овраги. Окружал лес сплошной завесой, но не мог проникнуть внутрь.
– Теперь ночи будут становиться длиннее, – сказала Пелагея. Она снарядила Марту с Теорой и вместе с ними отправилась по грибы. Лукошко Теора увидела впервые. Решив, что это шлем, она надела его на голову. И у Марты из-за смеха из глаз брызнули слёзы. Поэтому остаток пути она не могла ничего толком рассмотреть.
Обнаружив грибное место, Пелагея присела на корточки.
– Давайте начнем отсюда, – сказала она. – Боровики в лесу сейчас мало кто собирает. У нас уйма времени и пространства. Так что за работу. Срезайте аккуратно да глядите, чтоб не было червивых.
Дождя не предвиделось. По небу проносились редкие облачка. Они спешили по делам, не зная, что на самом деле их гонит ветер.
«Точно как люди, – подумалось Пелагее. – Исполняя чужую волю и лелея навязанные мечты, они думают, что движутся к цели. А достигнув ее, не понимают, отчего так тягостно на душе».
В это время года лесная тишина была особенной. Словно лечебные травы, заложенные в медовую воду для приготовления сурицы, в тишине осеннего леса настаивалась безмятежность. Изредка пели арнии и свистели синицы.
Теора насобирала полное лукошко боровиков и специально проверила каждую шляпку: вдруг червивая? Сделала глубокий вдох, медленно выдохнула. Как, оказывается, приятно просто дышать.
– Хороший сегодня день, – сказала она.
– А будет еще лучше, – пообещала Пелагея. И это были не пустые слова.
Вечером она испекла огромный капустный пирог. С румяной корочкой и таким ароматом, что у всех в доме моментально потекли слюнки. Первыми примчались Кекс и Пирог. Глазенки сверкают, ушки торчком. Ну, а языки, как и положено, свисают ниже некуда. Подождав, пока псы угомонятся и перестанут прыгать у печи, на кухню пожаловал его величество кот.
– Ах ты, вредный крушитель! – зашипела на него Марта. – Ни кусочка не получишь!
– Крушитель? – осведомилась Юлиана, отодвинув бисерную занавеску. – Это имя ему куда больше подходит.
Из-за того что кот перебил всю посуду, Киприану нашлось занятие, идущее вразрез с его представлениями о правах деревьев. Пелагея вывела его во двор, указала на груду дубовых поленьев и попросила выстрогать миски. А также ложки и вилки – на случай, если Обормот погнет оловянные силой мысли.
Киприан безропотно вырезал всё вышеназванное на крыше тайной комнаты. А заодно приглядывал за арнией, которая привязалась к нему и не хотела быстро идти на поправку. Она ходила вокруг своего «целителя» с забинтованным крылом, изгибала шею и поклёвывала с пола крошки. К пирогу Киприан спустился, когда половину уже съели. Марта облизывала пальцы, Юлиана пила чай, Майя с набитым ртом листала книжку с картинками, а Пелагея носилась в фартуке на кухню за горячим шоколадом и обратно. Лишь Теора сидела на краешке дивана, как в воду опущенная. Ее вторая, вооруженная мечом тень упражнялась на полу в боевых искусствах.
– Что это с тобой? – поинтересовалась Пелагея и поставила перед Теорой чашку горячего шоколада. – Возьми вот, выпей. Лучшее средство от печали. Хотя нет. Ты же теперь пьешь небо.
Теору выдало урчание в животе. Она сделала глубокий вдох, точно как в лесу после сбора грибов. Собрала волю в кулак и призналась, что за время добровольного голодания ей так и не удалось насытиться небом. Ни единой частицей воздуха.
– То-то, гляжу, ты отощала, – вставила замечание Юлиана.
– Дождь не превращается в бисер. Плести золотые кружева из солнечных лучей я не могу. Даже дышать, как прежде, не выходит, – чуть ли не со слезами сказала Теора. – Не думала, что будет так тяжко. А мне ведь еще мир спасать…
При этих словах входная дверь страшно затряслась. Словно за ней сгустилось всё мировое зло и требовало впустить. Пелагея кинулась открывать, даже не спросив, кто снаружи. Теора моментально взяла себя в руки и приготовилась совершать подвиги. Марта помчалась в кухню за сковородкой. Юлиана приосанилась. А Киприан улыбнулся уголком рта. Голоса деревьев в его голове шептались тихо и сонно. Если опасность бродила рядом с домом, то сейчас ее и след простыл. В прихожую со снопом втиснулся Пересвет. Из его волос торчали соломинки. Одежду он, конечно же, не менял. Явился в гости немытый, неухоженный, да еще и сноп притащил. Пелагея отправила его в ванную, наказав купаться не меньше получаса.
Юлиана долго возмущалась, когда ее, на ночь глядя, заставили лущить колосья. Марта с Теорой не возражали. Подключился даже Киприан, у которого и без того заданий хватало.
– Лень, друзья мои, самая губительная вещь на свете, – сказала Пелагея. – От лени происходит скука. Из скуки разрастается уныние. А уныние как саранча. Не оставляет в душе ни одного зеленого побега.
Заря догорела за лесом, заплела красные волосы в косы и отправилась покорять края, где еще не успела побывать. Окружив дом нитью-оберегом, Пелагея запалила перед крыльцом костер.
Юлиана выглянула из дверей в цветочной сорочке до пят и поёжилась от холода.
– Что это ты затеяла?
– Бессонные вихри боятся огня. Они не ворвутся и не украдут ваши драгоценные сны, – миролюбиво объяснила Пелагея.
– Здесь устарело решительно всё, – заключила Юлиана. – В том числе и твои суеверия.
Она захлопнула дверь, сорвала с вешалки шаль и, стуча зубами, двинулась греться к камину.
А Марта тем временем незаметно пробралась в чулан. Чулан оказался просторнее, чем она предполагала. За полкой с солеными огурцами тянулись полки с вареньем, компотами в трехлитровых банках и непонятными мешочками на тесемках. А еще дальше в глубину, образуя узкий коридор, уходили пустые этажерки. Они упирались в массивную вешалку, где одежды было на любой вкус и, по всей видимости, на любой размер. Пробираясь сквозь одежду с масляной лампой в руке, Марта спугнула моль и, кажется, летучую мышь. Чуть не подожгла полинялую шубу и чудом избежала столкновения с роботом-уборщиком.
«Робот-уборщик? – отскочив в сторону, подумала Марта. – Постойте-ка, Пелагея ведь на дух не переносит технику!»
Она попыталась унять дрожь, но из непроглядной дали, куда уехал робот, тянуло сыростью и холодом. Словно чулан плавно перетекал в туннель или, и того страшнее, в иное измерение. Если это именно то измерение, куда Обормот изгоняет своих врагов, ничего удивительного, что Марту занесло в чулан. Очередная бесконечная комната, в которой можно заблудиться и не найти дороги домой.
«Уноси ноги, пока держат», – посоветовала интуиция. Но у Марты имелось одно дело. Сегодня всё, что ни завяжешь, вовек не развяжется. Поэтому она загадала желание и сделала узелок на носовом платке. Затем достала железную пепельницу, прошла еще немного вперед и опустилась на колени. Пол показался ей слишком уж мягким и влажным. На полу валялись камешки, росла редкая трава. Мимо прополз запоздалый жук. Когда он исчез в крохотной норке, Марта вдруг осознала, что стоит вовсе не посреди чулана, а посреди иного измерения. С землей, как в Вааратоне, такими же растениями и насекомыми. Ее вместе с маленькой лампой обступала огромная, немая темнота.
Тревога нарастала внутри подобно канонаде, в ушах застучал пульс. Марта выронила пепельницу, но тут же быстро подобрала ее с земли и поставила, как надо. У нее было всего два варианта. Либо поддаться панике и натворить глупостей, либо показать своим страхам язык. Она выбрала второе.
В ее руках от огонька лампы вспыхнула тонкая лучина. Три лавровых листа, которые обычно кладут в суп для вкуса, ждали своей необычной участи на дне кармана. Марта достала их и по очереди подожгла, опустив в пепельницу.
– Покажи, кто мой суженый. Молод, стар, мёртв или не рожден? Где скитается, на каком пути? Лик яви, морок отведи, – скороговоркой произнесла она, лелея надежду на то, что ей явится прекрасный лик Киприана. Но не успели листья лавра догореть, как пепельница опустела и стала заполняться темной вязкой жидкостью. Чернила? Яд? Болотная жижа? Что бы это ни было, оно быстро добралось до ободка, перелилось через край и потекло по направлению к Марте. Кошмары из прошлого встали перед нею во весь рост. Топь, удушье, безысходность. Костлявые пальцы, тянущиеся к горлу со дна трясины. Вскричав, Марта опрокинула лампу и бросилась бежать. Вязкая жидкость с хлюпаньем полилась за ней, перекатываясь через кочки, поглощая камни и траву. Пропахших старостью шуб на вешалке словно бы сделалось больше. Они сомкнули строй и не желали пропускать обратно в чулан. Поэтому Марте пришлось пробираться под ними ползком. Невесть откуда взялся и преградил дорогу робот-уборщик. Марта воспользовалась им как трамплином. Наступив на его гладкую «спину», она перенеслась к двери, минуя полки с соленьями. Вылетела в полуосвещенную гостиную вне себя от первобытного страха – и упала прямиком в объятия к Киприану. Какая жалость, что он не ее суженый! Почему ей предназначена тьма? И означает ли, что тьма – это неизвестность?
Она промучилась в кровати до рассвета – с ледяными руками и ногами, путаницей в уме и шумом в ушах. Где-то в отдалении звучал недовольный голос Юлианы. Она утверждала, что из-за регулярных ночных бдений скоро превратится в зомби. Пелагея терпеливо накладывала на лоб Марте повязку, смоченную в слабом спиртовом растворе.
– Нервишки шалят, с кем не бывает! – говорила она.
Марта дала себе зарок, что больше никогда не будет гадать.
А утром Киприан с Пелагеей испекли хлеб. Мягкий, пахучий и такой вкусный, что даже не верилось. Теора отказалась от своей «небесной» диеты и уплетала хлеб за обе щеки. Тень Незримого дремала подле нее, величественная и статная, несмотря на свою двухмерность. Марта жевала горбушку, запивая горячим молоком.
– Кушайте, кушайте, – приговаривала хозяйка. – Ты тоже, Майя, кушай. Съедим хлебушка и будем здоровыми.
Узнав, как жестоко обошлись с ее тряпичной куклой, Пелагея за удивительно короткий срок сшила девочке новую – в широком коралловом платьице, с ручками-варежками и головой, набитой семенами льна. Майя без раздумий назвала ее Редой и везде носила с собой в кармане. Ее счастью не было предела.
