Текст книги "Сон длиною в жизнь (СИ) "

Автор книги: Юлия Бражкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Бражкина Юлия

Сон длиною в жизнь

   Глава 1

   Арина

   "Вдох, выдох", – постоянно повторяла я про себя. Только не паниковать. Я снова повернулась к нему. Я всматривалась в его сосредоточенный взгляд, пытаясь найти в нем ответ. Несмотря на мои старания, дыхание совсем сбилось. В моих глазах резко потемнело, и я невольно закрыла их руками. Это чувство песка в глазах никак не покидало меня.

   "Только не сейчас", – подумала я, предчувствуя медленно подкрадывающуюся ко мне беду. Я затаила дыхание и пыталась немного успокоиться, надеясь, что это вернет мне зрение. К моему счастью, мне становилось лучше, и я снова повернулась к своему собеседнику, но увидела только его силуэт. Я нервно протирала глаза, но, тем самым, делала только хуже. В моей голове периодически всплывала его улыбка, от которой кровь стынет в жилах. Как я не могла раньше разглядеть эти черты? Как я могла наивно предположить, что он что-то знает о моем недуге и сможет мне помочь? Лететь на самолете стало самой большой моей ошибкой, но ничего уже нельзя исправить.

   Придя в себя через несколько минут, я боковым зрением заметила, что рядом со мной что-то происходит. Но как только я повернулась туда, на меня смотрели красные глаза. Рядом со мной сидела черная, как смола, лохматая, грязная собака. Его оскал был белым, как снег, и врезался мне в глаза на черном фоне. Эта гамма цветов внушала мне только одно. Смерть.

   Внутри все холодело, и я попыталась встать с сиденья, но откуда-то появились ремни, которые охватили мои руки. И чем больше я прилагала усилий, тем сильнее ремни сжимали их. Сдавшись, я закрыла глаза и молилась, чтобы все быстрее кончилось. Я настолько ушла в себя, что не заметила тряску в самолете. Отдаленно я слышала, как все начали паниковать. Если бы они только знали, что я одна виновна в их предстоящей смерти! Что я одна в ответе за гибель стольких людей, которые не заслужили этого!

   Все происходило настолько медленно, что я проклинала весь мир, что надо мной даже сейчас не могут сжалиться и подарить мне быструю смерть. Но самолет не может падать вечно.

   Все в один миг прекратилось. Меня резким толчком бросило вперед, но сжимающие мои руки ремни смогли меня задержать на месте. Наступила тишина, и я слышала лишь свое редкое дыхание. В ногах я почувствовала легкое покалывание от резко хлынувшей воды. Немного приоткрыв глаза, я еле увидела болтающуюся перед собой кислородную маску, но я к ней даже не прикоснулась. Какая разница, если я все равно умру. Да, я бы и не смогла. Я уже не чувствую ремней, но слабость парализовало все тело. Слезы медленно текли по щекам одна за другой. Пока я погружалась в воду, я размышляла, как выглядит смерть и что меня ждет после нее. Это всегда меня пугало. Но я не жалела, что умираю. В моем случае смерть – это только спасение. Но не для остальных. Не для родителей. Они из-за меня на этом самолете. Если можно было бы вернуть все назад, я бы сделала это, не задумываясь. Ради них. Но сейчас уже поздно что-то менять.

   Вода уже достигла моих рук. Она была настолько ледяной, что я уже перестала чувствовать нижнюю половину своего тела. Я решилась в последний раз открыть глаза. Хочу, чтобы последнее, что я увидела, это лицо мамы. Хочу, чтобы она в последний раз взяла меня за руку и сказала, что все будет хорошо. Какой-то внутренний порыв заставил меня резко открыть глаза, и это все изменило. Я уже стояла посередине салона, как статуя, обездвиженная и безразличная к окружающей обстановке. Вода уже полностью заполнила самолет. Все закончилось. Я осталась наедине с мертвой тишиной. Никого больше не было. Салон был пуст, но вода в ней пропиталась смертью. Я чувствую, как она обволакивает каждый миллиметр моего тела. Или моей души. Ведь я уже умерла.

   Однако обернувшись назад, я поняла, что все-таки не одна. Я увидела то, чего я меньше всего хотела видеть. Я увидела своих родителей. Они, как и я, уже мертвы. Хотелось кричать, плакать, разрушить весь этот чертов мир, но мое лицо и мои движения остались неизменны. Словно я была заперта в маленькой комнате и пыталась вырваться наружу.

   Почему я не среди них? Почему я единственная стою посередине салона и должна все это видеть? Ответ был слишком очевиден, чтобы его задавать. Я направилась к своему месту. Я знала, что я увижу, но, видимо не была готова к этому. Я сидела все на том же месте. Мертвая. Неужели, это и есть смерть? Бродить запертой в собственной душе и ничего не делать? Я почувствовала жгучую боль внутри. Неужели, я рождена, чтобы страдать. Чем я разозлила судьбу, что она предоставила мне еще большие страдания?

   Я услышала рык справа от себя. Медленно повернувшись в сторону звука, я снова увидела его. Пса. Его взгляд стал еще свирепее, чем внушал мне убийственный страх. Он принял позицию, чтобы напасть. Я хотела попятиться, но осталась стоять на месте, как околдованная. Пес сделал один решительный прыжок и окутал меня своей тьмой.

   Я резко проснулась, глубоко заглатывая воздух. Я моментально поддалась вперед, чтобы мне было легче дышать. Утренняя скованность в теле не обрадовалась таким порывистым движениям и нисколько меня не пожалела, ударяя в самые больные места. Такое чувство, что словно мои мышцы разрываются на части.

   Рядом, как всегда, сидит мама и вытирает пот с моего лба.

   – Все хорошо, милая. Я с тобой, – успокаивала меня мама, подкладывая мягкие подушки под мою спину.

   Я прижала правую ладонь к своей груди, стараясь уровнять дыхание. Мои губы дрожал. Холод был настолько сильным, что каждый раз кажется, что несколько секунд назад я действительно умерла.

   Если подумать, я должна уже привыкнуть, но не могу. Надеялась, что привыкну. Но прошло пятнадцать лет, а мне до сих пор снится один и тот же сон, словно в первый раз. Это невыносимо. Только мама спасает меня в такие моменты.

   По моим щекам потекли горячие слезы. Мама прижала к себе, чтобы я могла выплеснуть свои эмоции и унять их. Все тело тряслось. Болело все от головы до кончиков пальцев. Я больше не могла это выдерживать. Я долго боролась, но в последнее время я чувствую, что сдаюсь. Пятнадцать лет назад мне поставили Моракский синдром. Тяжелое и редкое заболевание, которое сопровождается периодическими галлюцинациями, низким болевым порогом и медленно протекающей полиорганной недостаточностью. Не нужно быть гением, чтобы понять, к чему это все приведет. Но мои родители, являющиеся далеко неглупыми людьми, отказывались в это верить.

   Мы уже все перепробовали. Обошли всех врачей, провели все обследования. Мама даже прибегала к нетрадиционным способам лечения. Но все тщетно. А с каждым годом угасаю на глазах. Я нахожусь уже на грани смерти. Так говорят врачи и удивляются, как я с таким состоянием еще жива. Хотя это жизнью назвать трудно.

   Однажды я увидела себя в зеркале и не могла поверить, что это действительно я. Этот безжизненный тусклый взгляд моих карих маленький глаз убивал все живое, что осталось у меня внутри. Волосы были такими сухими, ломкими, редкими, что я даже прикоснуться к ним боялась. Истощение уже достигло таких высот, что кости были видны невооруженным взглядом. Особенно меня пугали выступающие скулы и впалые щеки. Они так и кричали о моей предстоящей смерти.

   Я практически не выхожу из дома. У меня нет друзей, которые бы меня поддержали. Я и не хотела быть кому-то другом, потому что во мне уже давно жизнь потухла. Я это чувствую.

   Сейчас ровно пять утра. Я всегда просыпаюсь в одно и то же время. Ни секундой раньше, ни секундой позже. Хоть в этот момент у меня никогда нет сонного состояния, но я все равно боюсь снова заснуть. Я с трудом ночью-то засыпаю, зная, какой кошмар меня ждет. Один раз я даже не спала три дня. Я все время думала об этом сне. Представляла, как пес окутывает меня тьмой. И боялась, что однажды я не проснусь и останусь в ней навсегда.

   – Тебе нужно поесть. Я приготовила вкусный йогурт, как ты любишь, – пыталась развеселить меня мама.

   На самом деле, я его не любила. Можно сказать, я ничего не любила. У меня полностью пропал аппетит еще несколько месяцев назад. Родители об этом не знают. В принципе, им это и не нужно знать. Зачем их печалить очередным симптомом?

   Я натянула еле заметную улыбку, чтобы порадовать маму. Она обожает, когда я улыбаюсь. Ведь это такое редкое удовольствие.

   Мы живем в довольно необычном здании. А особенность его заключается в сочетании жилого дома и клинической больницы. Их ввели, чтобы не разлучать тяжелобольных с их родными и близкими. Министр здравоохранения считает, что больному будет куда легче перенести свою болезнь, если с ним будут рядом любящие его люди. И я полностью с ним согласна. Не представляю, чтобы со мной сейчас было без моих родителей. К сожалению, так как это нововведение, это удовольствие дорогостоящее, но благо мои родители – обеспеченные люди и могут себе это позволить. Это, наверное, звучит эгоистично. Они тратят на меня свои деньги впустую. Но я не хочу свои последние дни жизни провести в одиночестве в окружении бездушных врачей.

   Единственным увлечением, к которому я успела пристраститься, это рисование. Сначала это было довольно мило и безобидно. Я рисовала красивые пейзажи. Леса, озера, даже водопады. Они получались необычными, но никому ненормальным это не показалось. Но потом я начала рисовать странные рисунки. Непонятные, смазанные, уродливые. Я не понимала, почему я буквально в один миг утратила свой навык. Я пыталась учиться лучше, и мне казалось, что у меня получается, но как только я заканчивала последнюю деталь, все снова смазывалось на глазах. Я уже забыла, сколько слез я пролила, пытаясь достучаться до мамы с папой. Я была уверена, что со мной начинало происходить что-то плохое, но они твердили, что мои рисунки просто прекрасны, и я зря волнуюсь. Хоть мне и было всего десять лет, но я понимала, что они слишком щадят меня. Мне лишь нужно было, чтобы мне поверили. Но я этого так и не дождалась.

   Через год я стала рисовать людей. С ними было куда хуже. Они вообще были без лиц. Я помню каждое движение кисточкой, которой я рисовала каждые черты лица, но это все стиралось сразу после последнего штриха. Я много раз об этом говорила, но на меня лишь смотрели с сочувствием. Никто мне не верил. Что взять с сумасшедшей? С каждым годом это игнорирование действительно помутнил мой рассудок. Ка раз тогда я отрешилась от всего, что имеет каждый нормальный ребенок. Школы, друзей, игр. Один словом, детства. Я осталась наедине со своими внутренними монстрами.

   Я хотела бросить рисование. Я чувствовала, как на меня это плохо влияет. Как будто каждый рисунок высасывает из меня глоток жизни. Возникает чувство подавленности, которое не проходит долгое время. Но я не смогла. Это желание постоянно рисовать стало патологическим, зависимым. Никто не понимал, почему так происходит. Когда папа отнял у меня все принадлежности для рисования, мое состояние резко ухудшилось. Я кричала, плакала, выла от этой нестерпимой боли. Как мне рассказывали, как только мне принесли бумагу с карандашом, я диким возбуждением начала рисовать человека. Это единственный рисунок, процесс создания которого начисто исчез из моей памяти. Но, конечно, он тоже был без лица. Но было в нем что-то притягательное, знакомое и загадочное. Я много вечеров провела, рассматривая этот рисунок, пытаясь найти в нем ответ на вопрос, которого я даже не знаю. Я не могла этого объяснить и как-то понять. В нем было что-то особенное. В последующем я больше ничего нового о нем не узнала. Он просто бесполезно хранится на самом дне нижнего ящика стола.

   – А вот и я, – появилась мама, держа в руках тарелку творожного йогурта и стакан травяного чая.

   – Мама, я могу поесть и за столом, – сказала я, пытаясь встать с кровати. Меня пробила новая волна боли, но я давно научилась их терпеть.

   – Нет, – она поставила завтрак на тумбочку и уложила меня обратно в постель. – Тебе нужно беречь силы. Тебе сегодня еще к Диане Александровне ехать, – она нажала кнопку на панели, и раздвигающийся поднос вылез из постели, поднялся до нужного уровня и отклонился на сто восемьдесят градусов, оказавшись передо мной.

   Я устало вздохнула и смирилась. Причина моего порыва была в том, что мне недолго осталось чувствовать землю под ногами. У меня уже выраженная слабость мышц, и скоро будет паралич. Сначала ноги, потом руки, мимические мышц, потом дыхательная мускулатура, а затем смерть.

   Дэрриан

   Пошел дождь. Я сидел в кресле у окна и пил тиминский нектар. Алкоголь обжигающе растекался по груди, и я наждался каждой приятной минутой. Это расслабленное состояние отвлекало меня от мысли, что в наших планах нет никакого движения. И как только я пытаюсь поговорить с Юрием об этом, он всегда находит какие-то отговорки.

   Как бы там ни было, скоро закончится постоянно повторяющаяся пластинка одного и того же дня. Я, конечно, привык к этому, но существо моего рода любит разнообразие. И иногда приходится создавать его самому.

   Я улыбнулся и, отвернувшись от окна, сделал еще глоток этого божественного напитка.

   – Дэрриан, – услышал я сзади знакомый голос. – Тебя Юрий зовет.

   Ну, наконец-то. Надеюсь, что сегодня я хоть что-нибудь узнаю. Просто так он к себе не вызывает. Обычно за него все делает помощница.

   Валерия. Определенно одна из немногих, кто мне нравится в этой своре Юрия. Мне вовсе не хотелось вставать со своего любимого кресла, когда я уже настроился на некоторый покой, но я не мог отказать ей. Есть в ней что-то, что привлекает меня.

   Сейчас Валерия выглядит слабой и измученной, но это естественно в нынешней ситуации. Но я-то знаю, какая она на самом деле. Такая смелая, умная, выносливая, иногда дерзкая, а самое главное послушная, услужливая. Практически, что ее не просят, она это выполняет или хотя бы пытается. Наверное, поэтому Юрий выбрал ее в качестве правой руки.

   Я поставил бокал на ближайший столик и встал. Валерия стояла у прохода, скрестив руки, терпеливо ждала меня.

   – Не знаешь, что он хочет? – решил я поинтересоваться.

   – Ты же знаешь, что у меня других дел полно, – глубоко вздохнув, напомнила Валерия. – Мне совершенно не до этого. Я просто передала его просьбу и все. Могу сказать только одно. Он был чем-то взволнован, и для него это важно. Так что тебе лучше поторопиться.

   Кого я обманываю? Как всегда какое-нибудь глупое задание. Юрий все принимает близко к сердцу. Он вообще какой-то чувствительный. Какой из него лидер, если он не может рационально мыслить в какой-либо ситуации. Но приходиться пока его терпеть.

   – Хорошо, – согласился я. – Пойдем, а то наш тиран нас накажет!

   Все-таки я смог пробить эту броню в виде грустной гримасы, и Валерия улыбнулась мне.

   – Осторожно со словами, Дэрриан, – предупредила она меня, когда мы дошли до лестницы.

   – Да, что он сделает? – усмехнулся я. – Не выгонит же из-за такого пустяка.

   – Кто его знает. Сейчас он какой-то другой.

   Я видел, что это немного тревожит Валерию, но не успел я и слова сказать, она резко ускорила шаг, и я немного отстал от нее. Мы спустились на второй этаж, прошли вместе несколько метров, а потом разошлись. Доходить до кабинета Юрия мне пришлось самому. Но не пришлось заходить туда, чтобы понять, что там никого нет.

   Внезапно я услышал какой-то ажиотаж во дворе. Я резко рванул на улицу. Почему Юрий в последнее время пренебрежительно ко мне относится? Я не помню, чтобы я что-нибудь сделал, что ему не по нраву. Конечно, я могу ему насолить, но мне пока не представилось возможность. Но чувствую, у меня скоро будет шанс.

   Снаружи я увидел, что практически все были здесь. Не только из нашего пятого пункта, из всех. Все разделены на пять кланов.

   В первой кучке стояли ламии. Колдуньи, проще говоря. Никогда их не любил. Женское общество ядовитых змей, которые тебя ужалят, скажи им хоть одно плохое слово. Но, как и везде, есть исключения. Например, Валерия. Или Тинктара. Некоторые фанатичные личности набивают на себя боевой раскрас, которым напугаешь любого, и татуировки почти на все тело, чтобы казаться мужеподобными. А то, видите ли, их никто серьезно не воспринимает. Не удивительно, что меня привлекает Валерия. Она на фоне всех выглядела самой женственной, но при этом в поединке уложит многих. Но остальных ламий этот пример ничему не учит. Им легче изуродовать себя внешне, чем лишний час провести в тренировочном зале. Так и хочется им сказать, что они недалекого ума.

   Следующими шли рейгары. Они управляют двигательной системой человека. Они хоть и нормально себя ведут, но все равно на них без некоторого содрогания не посмотришь. Как представишь, как все твои мышцы болезненно спазмируются, так в дрожь бросает. Очень неприятное чувство. Благо их можно узнать издалека. У них у всех поголовно черные, ка смола волосы. Конечно, черные волосы есть везде, но вот у рейгаров они сразу бросаются в глаза. Почти с первого взгляда опытный человек их узнает.

   Третий клан – спириты. Управляют душами умерших. Вот так уснешь, а тебя задушит дедушка, который умер несколько лет назад. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Люди теряют личность при смерти. Когда об этом думаешь, иногда впадаешь в тоску. Может, поэтому спириты все такие тихие, замкнутые, осторожные. Они с рождения видят, что их ждет после смерти. Но есть и хорошая сторона. Ты не будешь сходить с ума от бесконечных скитаний по земле.

   Далее стоят хатики. Своеобразные хамелеоны. Могут приобрести любую форму, цвет. В основном, любят животных. Даже в свободное время в них превращаются.

   С другого края находились церебры. Вот кого надо по-настоящему опасаться, так это их. Наше сознание – штука сложная, и не каждому церебру она под силу. Нужен большой опыт и много усилий, чтобы освоить это умение. Наверное, только это нас и спасает от их узурпации. Среди нас есть много опытных, но действительно стоящих лишь единицы. Отключат ваше сознание, и моргнуть не успеете!

   – Дэрриан, встань на свое место, – приказал мне Юрий, стоящий напротив этой утренней линейки.

   – Но ты хотел со мной поговорить, – подметил я, подойдя к нему совсем вплотную.

   – Позже, – лишь ответил он. Одно только это слово вывело меня из себя. Я не двинулся с места и так и остался смотреть на него испепеленным взглядом. Мне всегда приходится сдерживаться с трудом, ведь я, по сути, очень вспыльчивый человек. – Дэрриан, иди, – повторил он, даже не взглянув на меня. – У меня сейчас и без тебя и так много проблем.

   Я решил прислушаться к голосу здравого смысла и отступить, ведь мне нужно было его доверие, по крайней мере, в ближайшее время. Я сделал первый шаг и направился к своему месту. Я был из шестого клана. Единственный здесь брастол. Я обладаю усиленными чувствами человека. Слух, зрение, обоняние – моя стихия. Почему же я один? С самого рождения мы видим мир не таким, каким его видят другие. Мы его чувствуем. Наверное, поэтому почти все брастолы вырастают миролюбивыми, не лезут в войны и разборки. Они слишком любят жизнь.

   Я заметил, как все косятся на меня. Уж очень я выделяюсь среди этой толпы не только потому, что здесь я один их своего клана, но и потому, что я один чувствую себя нормально, тогда как остальные умирают. Без энергии беты они долго не протянут. Так что в их интересах, чтобы все прошло гладко. Все ссылаются на мой возраст, ведь чем старше ты, тем ты сильнее и выносливее, но если бы они знали, что дело совсем не в этом, почувствовали бы себя дураками, что не догадались раньше.

   Как раз вовремя, Валерия вышла из дома и дала Юрию какие-то документы.

   – Ты знаешь, что делать, – сказал он ей. Отдал все документы и оставил себе лишь один листочек. Под дождем они уже все промокли. Конечно, сам текст сохранится, но все равно неприятно держать в руках смоченную бумагу, которая может легко порваться.

   Валерия направилась к первому клану, а Юрий направился ко мне, что было уже видно по одному лишь его взгляду. Он молча подошел ко мне и протянул тот самый листок. Я его взял и увидел почти пустую бумагу. Лишь в центре было написано имя. Дейн.

   Я нахмурил брови и удивленно поднял глаза на Юрия. Он уже повернулся ко мне спиной и собирался уйти от вопросов. Но на этот раз я не сдамся. Я взял его плечо и заставил остановиться. Встав пред ним, я указал на листок и спросил лишь один вопрос.

   – Зачем?

   – Ты не имеешь права спрашивать. Ты согласился быть для меня личным киллером, а они выполняют работу без лишних допросов.

   – Я этого не сделаю, пока ты мне не объяснишь причину этого приказа. И тем более, – я приблизился к нему еще ближе и прошептал как можно тише. – Мы оба знаем, что я имею право спрашивать.

   Я ждал, оставался в той же позе, пока он не даст мне ответ. И я снова получил краткий ответ.

   – Не в этот раз.

   Он резко вырвался из моих рук и ушел прочь. Я периодически сжимал кулак, и лист бумаги через несколько секунд превратился в маленький твердый комок. Постепенно все начали расходиться, и, дождавшись, пока последний человек уйдет в своем направлении, я пошел в своем.

   Дождь начинал усиливаться. Мне придется нехило постараться, потому что дождь будет приглушать звуки шагов об листья, которые сейчас везде. У меня было бы преимущество, как у брастола. Но я справлюсь и без этого. Я всегда справляюсь с трудностями.

   Полностью сосредоточившись, я удачно услышал довольно громкие шаги за пятнадцать метров позади меня и остановился.

   – Ты действительно думал, что я тебя не замечу? – повернувшись в сторону его шагов, прокричал я.

   Где-то за восемь метров от меня из гущи леса вылез Мейс.

   – Дэрриан, я не хочу навязываться..., – неуверенно начал он.

   – А тебе и не надо! – огрызнулся я.

   – Но почему ты всегда идешь на задания один? Это же опасно!

   – Собери сразу в кучу свои тупые вопросы и возвращайся в свою команду!

   Он, конечно, мне ничего плохого не сделал, но мне он не интересен, чтобы с ним сейчас разговаривать. Мейс слишком юн, чтобы говорить мне, как правильнее всего следует поступать. Хоть внешность и не говорит о возрасте, но в моих глазах он всего лишь глупый мальчишка. Это заметно во взгляде, движениях, повадках, а также в мыслях. Ему сейчас хочется стать героем, показать свою силу во всей красе. Новенькому сейчас нужно уважение среди своих товарищей. Именно поэтому он здесь. Как поднимется его статус среди друзей, если Мейс сломает самого упертого и несговорчивого парня в округе! Только он не знает, что этот парень может убить его даже за такую мелочь, если он будет мешаться под ногами.

   – Тише. Я просто хочу поговорить. Это не отнимет у тебя много времени.

   – Ты не стоишь этого времени, – остро ответил я на его предложение и, резко развернувшись, пошел дальше. Но не успел я сделать и пяти шагов, как я почувствовал постепенную спазмированность, которая охватывала волнообразно все мои мышцы ног, и они начали сами останавливаться. Мейс. Не думал, чтобы он так глуп, чтобы пойти против меня.

   – Нет. На этот раз ты меня выслушаешь, – неуверенно потребовал он.

   – Еще раз попытаешься мной управлять, я применю свою силу. А ты знаешь, что я сильнее тебя, – сквозь зубы, процедил я, еле подавляя себя, чтобы наказать его за свой поступок.

   Я повернулся к нему.

   – Вот именно! Как ты можешь быть сильнее меня?– спросил Мейс, в какой уже раз удивленный моему утверждению. – Ты же обычный брастол! Ну, серьезно! Максимум, что ты можешь, это услышать приближение твоей жертвы на сто-двести метров, возможно, увидеть. Не знаю, о брастолах вообще в книгах практически ничего нет, потому что нечего писать. Вы слабые, – пренебрежительно раскидывался он оскорблениями, забыв об осторожности. – Но в тебе что-то есть, – а сейчас он напялил умный вид, будто ответил на вопрос, в чем смысл жизни. – Другое, что делает тебя сильнее многих.

   Я улыбнулся.

   – Кто ты такой, чтобы говорить о моих преимуществах?

   – Потому что скоро будет новая война. Впервые не между кланами. Мы не знаем, что нам ждать. И ты нам нужен. Мы должны доверять друг другу.

   Я сделал вид, что мне глубоко наплевать на то, что он говорит. И это разозлило его еще больше.

   "Давай! Натвори еще больше глупостей. И тогда я убью тебя со спокойной душой!", – раззадоривал я свой животный инстинкт.

   – Я знаю, на какое место ты метишь, – это меня уже заинтересовало, но я подождал с ответом, надеясь, что Мейс мало что знает об этом. – И ты, скорее всего, его получишь. Поэтому мы тебе нужны. В одиночку ты не справишься.

   Я снова улыбнулся. Чувствую, этот мальчик уже не вернется домой.

   – И что же ты хочешь? – непринужденно спросил я его.

   Мейс улыбнулся в ответ и, судя по его выражению лица, был немного удивлен своей быстрой победе.

   – Давай поохотимся вместе, – предложил он. – Во-первых, я хочу посмотреть, как ты работаешь, а во-вторых, мы должны научиться работать в команде, – я слушал его с легким надменным видом и ждал, когда же он закончит. – Скоро эти мелкие операции закончатся, и тебе придется с нами работать. Так что, я думаю, лучше начать сейчас, чтобы в дальнейшем не было проблем.

   У него все так просто, непринужденно. Хотя он и половины не знает о том, что здесь происходит. Он здесь совсем недавно и еще не успел влиться в эту опасную игру. Я сделал вывод, что долго здесь он со своей наивностью не проживет. Я решил пока оставить его в живых. Мейс сам себя погубит.

   – А я думаю, что не стоит, – ухмыльнулся я. – Так что, иди на свое место и делай свою работу.

   Я снова развернулся и сделал несколько шагов. И вдруг у меня резко заболело все тело, в том числе и голова. Я согнулся и схватился руками за голову. У меня было чувство, что у меня сейчас взорвется голова. Импульсы его силы поступали не так часто, по причине его еще не достаточного уровня силы, и я смог почти сразу их перехватить. Я взял его силу под контроль. Не торопясь и выпрямившись, я глубоко вздохнул. После рейгаров остается неприятный остаток. Мышцы становятся как будто вареные. Это терпимо, но Мейс зашел слишком далеко.

   "Зря он это сделал", – подумал я.

   Повернувшись к Мейсу, я застал его в недоумении. Между нами было несколько метров, и я стал его сокращать. Он пытался остановить меня своей силой, но это уже было бесполезно. Его зеленые, и без того большие глаза раскрылись еще шире в порыве страха. Я уже почти подошел к нему вплотную. Он был настолько худым, тощим, что я мог бы его пополам сломать.

   – Как ты..., – только и успел произнести Мейс прежде, чем я схватил его за горло.

   – Как я не поддаюсь твоей силе? – закончил я за него. – Хороший вопрос. Пойти против человека, о котором ты ничего не знаешь, особенно, на что он способен, было самой большой твоей ошибкой.

   – Ты не убьешь "своего", – скептически прошипел Мейс.

   – Наивный. Почему ты так уверен, что ты для меня "свой"?

   С этим вопросом я достал из своего пояса клинок и проткнул его сердце.

   Глава 2

   Арина

   – Как вы сегодня себя чувствуете?

   Диана Александровна – психотерапевт, который работает со мной уже пять лет. И каждый раз она задает мне этот вопрос, в надежде, что мне станет лучше. Но каждый раз она получает один и тот же ответ.

   – Хуже.

   Я сидела в удобном мягком кресле, к которому так привыкла. Весь кабинет был в успокаивающих бежевых тонах. Стол, за которым сидел мой психотерапевт, и кресло, в котором я просиживала весь сеанс, стояли напротив друг друга. Практически у самого огромного окна, из которого виднелся чудесный пейзаж хвойного леса. Больница находилась за городом, в нескольких километрах. Конечно, в моем городе много достойных психотерапевтов, но Диана Куреленко – единственная, с кем я могла общаться. Единственная, которая считала мой сон очень значимым и влияющим на мое состояние. Она говорит, что только когда я смогу победить страхи в своей голове, я смогу излечиться.

   Она была женщиной средних лет, с короткими русыми волосами. Имела высокий рост, определенно больше моего, округлое лицо, заостренные черты лица и самые красивые голубые глаза, которые я когда-либо видела.

   – Ваш сон. Нет ли каких-либо изменений?

   – Нет.

   Ее всегда поражало, что мои сны идентичны. Нет ни единого изменения на протяжении стольких лет. Это противоречило всем ее знаниям о снах. Может, поэтому она еще не отказалась от меня. Однажды я лежала в этой больнице, но ничего не изменилось. Диана Александровна была так мной заинтересована, что она предложила сеансы два раза в неделю. Тогда она верила, что сможет мне помочь. В ее глазах было столько энтузиазма, чего я не наблюдаю сейчас. Мне так и не стало лучше, как бы она не старалась.

   – Возможно, вы смогли еще что-то запомнить? – спросила она, в надежде на малейшую зацепку. Но я ее и тут разочаровала.

   Она сегодня была особенно чем-то огорчена. Возможно, ей уже надоело тратить на меня свое время, когда она может помочь людям, которые действительно в ней нуждаются. Недавно я узнала, что ее график стал настолько занятым, что у нее не остается времени на семью. Этот усталый вид и мешки под глазами от постоянных бессонных ночей я наблюдаю уже несколько сеансов. Я знала, что освободившись от меня, ей станет легче, но не в ее принципах отказываться от пациентов. Старается не отказываться, как бы сложно с ними не было. Иногда у меня приходила мысль самой предложить прекратить психотерапию, но у меня язык не поворачивался самой отказаться от общения с ней. Диана Александровна была одной из немногих, кем я дорожила. Таких людей ничтожно мало. Когда я теряю такого человека, во мне нарастает страх остаться одной.

   – Арина, давайте поговорим начистоту. Вы уже пять лет лечитесь у меня. Но мало того, что вам не становиться лучше, вам хуже с каждым днем. Это ненормально. Вы понимаете это?

   – Я понимаю. Но ничего не могу поделать.

   Она несколько минут ничего не говорила. Просто смотрела меня, думая о чем-то.

   – Не думаю, что есть смысл продолжать применять методику моего лечения. Это не приносит никакой пользы.

   Это должно было когда-нибудь произойти. У меня было достаточно времени, чтобы подготовиться к этому шагу. Семья для нее дороже. Я не вправе ее осуждать.

   – Если ты хочешь, мы, конечно, продолжим лечение. Я не имею права отказывать тебе. Но ты должна знать, я тебе уже ничем не смогу помочь.

   Она пыталась найти нужные слова. Теребя в руках ручку, Диана посмотрела в окно. Она чувствовала неловкость, что ей пришлось поставить меня в такую неудобную ситуацию.