Текст книги "Клетка с открытой дверцей (ЛП)"

Автор книги: Ю Шизаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 13

Через год Ицки служил ответственным секретарем в местной бесплатной газете. Офис находился на четвертом этаже, в здании недалеко от железнодорожной станции.

– Хасимото! Я тебе вкусненького привезла! – Садзима-сан, его начальница и коллега, небрежно потягивала чай, когда он вошел.

Несмотря на скромный тираж, газета пользовалась популярностью, но сильно зависела от рекламы, чтобы покрыть расходы на издание. Бюджет был более чем скромный, и Садзима-сан совмещала должности главного редактора, репортера и фотографа. Тем не менее, персонала хронически не хватало.

Ицки устроился сюда в конце лета. После своего побега из поместья Ямабэ, он вернулся в училище, где ему и посоветовали обратиться к Садзиме-сан. Теперь молодой человек работал на полупостоянной основе.

– С возвращением! Как прошла поездка? – вежливо поинтересовался Ицки.

– Отлично, если бы не дождь, – ответила Садзима. – Ты следил за делами, пока меня не было. Вот тебе за это подарочек.

– Спасибо... – он с ужасом разглядывал четыре разновеликие коробки. – Но я столько не съем. Вы же знаете, я один живу.

Садзима-сан с супругом – они расписались только полгода назад – ездили в гости к мужниной родне. К счастью, за время ее отсутствия ничего срочного не произошло.

– Я вот эту возьму, и хватит, – добавил Ицки. – Остальное с мужем поделите.

– А я говорю, бери все, – настаивала начальница. – В маленькой – сладости, тут – соленья, рамен, приправы к рису, немного вареных овощей. Очень разнообразит стол.

Перечислив содержимое коробок, она жестом фокусника выудила на белый свет тонкий журнал:

– Та-дам! Главное угощение!

Логотип на обложке был слегка измененным названием местности, которую Ицки хорошо знал. Внизу страницы большими жирными буквами значилось имя "Масацугу Токива".

– У золовки увидела, – призналась Садзима. – Вспомнила, что тебе нравятся его работы, и бессовестно стащила. Кстати, золовка статью и писала. Умудрилась взять у него интервью, представляешь? Хорошо, что у них общий друг оказался – познакомил.

Садзима замолчала, но лишь затем, чтобы налить молодому человеку чая и придвинуть пакетик сластей.

– Золовка говорит, он просто чудо. Правда, фотографироваться отказался, но интервью все-таки опубликовали. Тебе, наверное, интересно будет почитать.

– Спасибо, – поблагодарил Ицки.

– Ты ведь его знаешь? Какой он? Он женат?

Ицки аж съежился под градом вопросов.

– У золовки просто пунктик на нем какой-то, – увлеченно вещала Садзима. – Только о личной жизни ведь особо не поспрашиваешь. Да и ты наверняка не в курсе...

– Абсолютно, – солгал Ицки, глазом не моргнув. – Просто люблю его творчество. Простите, ничем помочь не могу.

– Хотя все равно ничего не выйдет, – Садзима с сожалением отодвинула пустую чашку. – Он знаменитость. Я интервью прочла, но оттуда ничего толкового не выжмешь. Впрочем, на семьянина он не похож...

Она принялась убирать со стола.

– Ладно, работа не ждет... – Садзима, шагнув в сторону маленькой кухоньки, оборудованной в углу, остановилась. – Упс, совсем из головы вылетело. Собираюсь за материалом на следующей неделе, поедешь со мной? Как там твое расписание? Позволяет?

Садзима назвала приморский городок в пределах префектуры. Для следующего выпуска нужна была статья о зимней еде.

– Вполне, – согласился Ицки. – Я там никогда не был, съезжу с удовольствием.

– Ну и чудненько, – обрадовалась начальница. – Я боялась, что у тебя не получится. Думала, вдруг свидание...

– Нет, я сейчас ни с кем не встречаюсь.

Садзима-сан стремительно посерьезнела:

– А этого, Хасимото, я понять не могу. Не обижайся, конечно, но какой-то ты не от мира сего. Тебя монахом не дразнят?

– Нет, – пожал плечами Ицки. – Может, и дразнили бы, только я для этого учусь не ахти. Что мне в поездку взять?

– Водительского удостоверения достаточно. Выспись хорошенько, а то еще свалишься на меня в самый ответственный момент.

Ицки сел за свой стол. На самом деле, приглашение его порадовало. Он-то и работать начал даже не из-за зарплаты (хотя и она сыграла роль). Просто после долгой изоляции очень хотелось найти место, к которому он мог бы принадлежать. Неудивительно, что Садзима считала его замкнутым: целых восемь лет таким он и был.

Новая жизнь началась весной. Свыкнуться с резкой переменой оказалось непросто. Ицки повезло: он сумел записаться на курсы информационного обслуживания и учился со студентами примерно его возраста. Если спрашивали, отвечал, что работал по другой специальности. Впрочем, никто особо не любопытствовал. Деньги у него были: поднакопил, пока жил у Ямабэ, да и тратиться не на кого – мать умерла, сестра вышла замуж.

Он знаменитость.

Ицки вспомнил репортажи с похорон. Видео перемежалось фотографиями сделанных сэнсеем скульптур. Ицки этот мир показался ужасно далеким, будто и не он провел с Ямабэ восемь лет.

Если бы не долг, Ицки окончил бы училище, нашел работу, как нормальный человек, отправил сестру в колледж, помогал матери... И жили бы они одной семьей. А если б не Ямабэ, он так и загнал бы себя окончательно, с кредиторами, висящими на пятках.

Обоим сценариям не суждено было сбыться. Вместо этого Ицки попал в совершенно другое измерение, совсем один, и встретил там Токиву. Ицки ни разу не видел его по телевизору: как и говорила Садзима, скульптор не любил светиться в прессе. Не знал Ицки и о судьбе имущества Ямабэ. Мог бы спросить Касаоку, но зачем?

Время от времени он таки ловил обрывки информации. В прошлом году несколько работ Токивы заняли первое место на престижной выставке за границей. Слава скульптора росла. Токива явно искал свежие идеи: в его творчестве ощущалась новизна, эксперимент. Проект, который он планировал при Ицки, был почти завершен и готовился в скором времени украсить аэропорт региона Тохоку. Молодой человек уже решил, что обязательно съездит посмотреть.

Следя за карьерой Токивы, Ицки понимал, что по-прежнему неровно к нему дышит. Знаменитость, хм...

– Эй, Ицки, ты же художник? – окликнула Садзима. – Видела твою акварель. Никогда не думал где-нибудь выставляться?

Ицки бился над компоновкой страницы и не ответил.

– Местные меценаты спонсируют конкурс, – бубнила Садзима. – Впервые такое затеяли, и участников негусто набралось. Срок через четыре дня, материал любой: карандаши, акварель, масло...

– Здесь начальная школа есть, пусть там объявят, – лениво отозвался Ицки.

– Они уже. Теперь карандашных рисунков выше крыши. Некоторые художники тоже приняли участие, но мало. Слишком много картин одних и тех же авторов. Организаторы волосы на себе рвут. Уверена, твоя картинка бы понравилась.

– Не думаю, – осторожно возразил Ицки.

Что-то в его голосе заставило Садзиму не настаивать.

Год назад, у Токивы, Ицки сделал набросок. Но, когда пришлось спешно бежать, забыл листок в поместье. А вскоре после того, как Ицки перебрался на новое место жительства, Касаока прислал эскиз почтой. В тот день по дороге на работу молодой человек получил на почте загадочный конверт. Во время обеденного перерыва открыл – и чуть не уронил от изумления.

Садзима разглядывала рисунок с благоговением:

– Ух ты... А я вот со школы не рисовала. Могу только луну накалякать. И горизонт.

После "творческого запоя" в студии Токивы, когда в альбоме осталось лишь несколько пустых страниц, Ицки не пытался их заполнить и даже не был уверен, хочет ли. Пропало вдохновение. В этом смысле он по-прежнему был так же упрям, как в школе, и за целый год ничего не нарисовал.

Однако по пути домой ноги сами понесли Ицки в магазин художественных принадлежностей, откуда он вышел с альбомом, палитрой, кистями и набором акварели. Видно, прочитанное интервью с успехом заменило вдохновение. Дома молодой человек быстренько слазил в душ и схватился за альбом, даже не поужинав.

На следующее утро Ицки подал рисунок на конкурс. Правда, под именем сестры. И та, как почувствовав, позвонила через два дня.

– Прости, я твои данные для художественного конкурса позаимствовал, – повинился Ицки.

Но сестра только рассмеялась:

– Ничего, я не против. А ты теперешнюю фамилию взял или девичью?

– Девичью – Аяка Хасимото. Теперешняя – это все-таки частная информация.

– Какая разница, – сказала Аяка. – Хотела бы я когда-нибудь увидеть эту картину. Ты снова рисуешь. Здорово...

– Почему? – удивился Ицки.

– Потому что я люблю твои рисунки, глупенький! И когда маленькой была, любила, и сейчас тоже. Когда будет время, приезжай поиграть с малышом Юутой.

За прошедший год Ицки восстановил пошатнувшиеся отношения с сестрой. Шесть месяцев назад ему позвонил зять – сообщить, что Аяка произвела на свет крепенького, здорового младенца. Ицки примчался навестить племянника и счастливую сестру, и общая радость быстро их примирила.

Ицки впервые по-настоящему понял, как нелегко ей пришлось. Спору нет, они никогда не смогли бы позволить себе такой пансион. Аяке не приходилось волноваться о матери, перед ней была открыта дорога в любой колледж... Но цена всем благам – заключение брата в странном месте.

– Я знала, ты делаешь это ради нас с мамой, но ненавидела тебя за то, что ты ушел. Не понимала, зачем тебе идти к каким-то непонятным людям. После маминой смерти я долго гадала, как это все получилось...

Не у одного меня были связаны руки, подумал Ицки. Сестра тоже злилась, что не в силах помочь. На маму, на себя... Тут любой захандрит.

О том, что рисунок Ицки участвует в конкурсе, знали только сам Ицки и Аяка. Но Садзима непонятным образом про это разнюхала и дня через два после открытия выставки налетела на молодого человека с благодарностями:

– Хасимото! Ты герой!

– Чего там, – смутился молодой человек. – По сравнению с другими мой будто в краску окунули, яркий очень.

– Зато так интересно: что цвет, что задумка. Меценаты в экстазе! Кстати, твою картину в новостях показывали. Видел?

– В первый раз слышу, – удивился Ицки. – У меня кабельного нет.

– Так по местному каналу показывали, но ты, видно, на занятиях сидел. Прости, я записать не догадалась.

– Ничего страшного, – быстро сказал Ицки. – Я просто экспериментировал.

– За то, что ты всех выручил, приглашаю сегодня вечером на ужин, – объявила начальница.

Ицки, будучи не в силах отказать искренне радующейся Садзиме, согласился сходить с ней в ресторан после работы.

За ужином они немного поболтали, а потом Садзима поинтересовалась:

– Никогда не пробовал делать иллюстрации? У тебя совершенно уникальное чувство цвета. Для первой полосы слишком броско, пожалуй, но мы могли бы начать с маленьких картинок. Получится – возьмешь и первую.

– Спасибо, конечно, – улыбнулся молодой человек, – но я не смогу. Я рисую только под настроение, иногда годами за краски не берусь.

– Правда? Жалко. Ну, ты скажи, если вдруг настроение появится.

После ужина Ицки проводил Садзиму до станции, а сам поехал домой на велосипеде: всего десять минут пути. Несмотря на позднее время, по улицам еще ходили люди. Возле дома Ицки припарковал велосипед и поднялся на второй этаж, где располагалась его квартира-студия. Вокруг стояла тишина: вечер пятницы, а жили в доме преимущественно студенты, которые на выходных (в том числе, и по ночам) предпочитали где-нибудь гулять. Занятий у Ицки завтра не было, и он хотел съездить в музей в соседнем городе. Экспресс стоил дороговато, так что молодой человек собирался ехать с пересадками.

Он вошел в дом, достал ключ. И вдруг заметил мужчину: тот прислонился к двери и смотрел в пол. Ицки насторожился: к нему никто раньше не приходил без предупреждения. Сделал еще несколько шагов и застыл.

Мужчина медленно поднял голову.

Ицки узнал Токиву.

Глава 14

Карауля чайник в маленькой кухне, Ицки то и дело поглядывал в сторону гостиной. Квартира выглядела пустой и скромной: кровать, стол да шкаф. Один приятель говорил Ицки, что его жилище больше напоминает демонстрационную комнату, чем жилое помещение.

Теперь посреди комнаты стоял Токива. Невероятно, но факт.

Ицки последним ушел с погребальной службы. Курасава, очевидно, беспокоясь за него, всю церемонию провел рядом. Ицки сказал ему, что должен выполнить одно поручение, а сам купил в ближайшем магазине кое-какую одежду, поймал такси и попросил ехать на станцию. Переоделся в туалете, выбросил старый костюм. Вскоре поезд уносил его из города. Телефон, полученный от Касаоки, остался в спальне Ямабэ.

Первый месяц Ицки снимал комнату и никому о своем местонахождении не говорил. Когда отыскал постоянное жилье и устроился на учебу, возобновил контакт с немногими избранными людьми, но Токива в число последних не входил.

Так что же он здесь делает???

Ицки редко принимал гостей: посуды в доме было только на одного. Он сыпал растворимый кофе в собственную кружку и собирался с духом. Токива наверняка видит в нем лишь старого знакомого: не в его духе лелеять какие-то остаточные чувства. Тем более, после такого в высшей степени невежливого исчезновения.

Поставив кружку на поднос, Ицки вошел в комнату. Токива полусидел на подоконнике и с интересом изучал обстановку. За год скульптор почти не изменился, разве что загорел, несмотря на февраль-месяц. Должно быть, много работал на открытом воздухе. К этому надо было привыкнуть. Его спина и плечи стали еще шире и мускулистее.

– Прости, у меня только растворимый, – Ицки поставил чашку на стол.

Токива, не делая движения ее взять, внимательно посмотрел на молодого человека:

– Пустяки. Я сам виноват: явился ни с того ни с сего. Как нога?

– Прекрасно. Понадобилась пара месяцев... Но перелом был чистый, теперь хожу свободно.

– Хорошо. А учеба? Снова пошел на занятия?

Ицки недоверчиво кивнул. Токива как-то узнал, где он поселился. Что еще известно скульптору о его новой жизни?

– Все нормально? Помощь не нужна? – продолжал допытываться Токива.

Неужели он только за этим и приехал, недоумевал Ицки. Чтобы это спросить?

Молодой человек посмотрел гостю в глаза:

– Не надо беспокоиться. У меня все замечательно.

Это и есть разговор, обещанный Токивой перед службой? Ицки исчез второй раз за время их знакомства, даже записки не оставив. Взял с собой лишь бумажник и адресную книгу. Наверное, Токива тревожился, куда он подался и как выживает.

– Извини, что я вот так пропал, – тихо попросил Ицки. – Я давно решил уехать – еще когда Ямабэ заболел. Не хотел шума, вот и не сказал никому. Прости, если заставил волноваться.

Ицки поклонился, но Токива ничего не сказал.

– Все чудесно, правда. Учусь, работаю...

Молодой человек сознавал, что возвращение в училище отнюдь не гарантирует ему хорошую карьеру. Кому он нужен: почти без опыта работы и с возрастом сильно за двадцать. Тем не менее, он пошел по дороге, о которой когда-то мечтал, и неплохо представлял свое будущее. В этом будущем места для Токивы не было. Знаменитость. Запрятанное глубоко в сердце сокровище, драгоценное воспоминание о прошлом.

– Не беспокойся обо мне, – спокойно завершил Ицки.

– Хорошо, – повторил Токива и, вздохнув, отошел от подоконника. – А теперь перейдем к более важным вещам. Хотел попросить об одолжении. Ты дашь мне еще один шанс?

Ицки хлопал глазами.

– Понимаю, ты злишься. Но я не в настроении извиняться. Можешь меня обругать, ударить, или что ты там еще... Все, чего я от тебя хочу – разрешение за тобой поухаживать.

– За мной... что? – не сообразил Ицки.

– Прошлую зиму забудь. Я о том, что было девять лет назад, когда ты учился, а я стажировался у Ямабэ. Помнишь, я подвез тебя домой на мотоцикле?

А то! Как же Ицки мог забыть вечер, когда Токива впервые его поцеловал, вечер, после которого их жизни резко изменились? Да, потом он не раз мечтал вернуться в то золотое время...

Но прошлое не поменяешь. Ицки закусил губу. Мир и покой, которые он с таким трудом выстраивал целый год, рассыпались на куски. Зачем Токива явился сюда сейчас и говорит такие вещи?

– Я... я не хотел, – отчаянно начал он. – Я решил, у меня нет выбора... Я плохо обдумал...

Токива приподнял бровь, а Ицки все давился словами:

– Меня называли шлюхой Ямабэ. Но не в этом дело... просто я ничего не мог без его разрешения. Боялся, что увидишь меня такого... ничтожного...

– Знаю. Ты прав. Я здорово разозлился. Ты не отвечал на звонки, бросил училище, исчез из дома... Что я должен был подумать? Я испугался: вдруг что-то случилось – и начал тебя искать. Выяснил про долг, про твою мать и застрял. Но по-прежнему надеялся, что ты когда-нибудь позвонишь, – Токива прислонился к столу. – Потом я тебя нашел. А ты даже словом перекинуться со мной не захотел. В мастерской мне сказали, что ты любовник Ямабэ-сэнсей. Да, если уж он что-то любил, то никогда не отпускал.

У Ицки комок в горле стоял.

– По правде говоря, я был в шоке. От Ямабэ, который обращался с тобой как с вещью, и от тебя, который это позволял. Черт, ты даже рисовать бросил! Я твой голос услышал и испугался: ты говорил, как робот. Я тебя просто не узнавал.

Ицки потупился. Смотрел на ноги скульптора и гадал, зачем тот на самом деле приехал.

– Затем ты явился ко мне, и я понял, что не все еще потеряно. Ты по-прежнему смахивал на заводную игрушку, но я заметил, как ты смотришь на сад.

Ицки встрепенулся и встретил взгляд Токивы.

– У Ямабэ ты никогда так не смотрел. А когда мне пришлось выуживать тебя из ручья, я окончательно убедился, что под оболочкой механической куклы прячется мой Ицки. Как я после этого мог отпустить тебя к Ямабэ? Я решил, если подержать тебя вдали от него, ты снова станешь самим собой. – Токива тяжело вздохнул. – Сначала я просто буйствовал. Письмо меня взбесило, а тебе было все равно. Весь такой из себя вежливый, учтивый...

Ицки сжал кулаки.

– Я затащил тебя в постель. Будь ты бездушной куклой, не возражал бы. Но ты сопротивлялся, это вселяло надежду, – Токива чуть улыбнулся, вспоминая. – Днем ты изображал андроида, а ночью оживал. Я готов был вбить в тебя твою настоящую сущность, если надо. С короткими волосами ты стал совсем прежним, и я больше не мог тебя заставлять.

Токива будто случайно оставил художественный альбом на видном месте, отрезал ему волосы, брал с собой на проект в детском саду... Его труды были вознаграждены, когда Ицки снова начал рисовать.

– Не думаю, что ты меня простишь. Я многое сделал против твоей воли. Особенно в последний день... я поступил ужасно. Правда, очень жаль.

– Токива... – пробормотал Ицки.

– Я не оправдываюсь, я просто объясняю, почему все так сложилось.

– Да-да, – пролепетал молодой человек.

– Когда позвонил Ямабэ, ему отвечал живой Ицки, не робот. Я потерял голову. Не мог простить, что ты к нему хочешь. И... я ни за что собирался тебя отпускать. Влюбился по уши.

– Ты... влюбился? – прошептал Ицки.

– А то бы не стал тебя разыскивать, – хмыкнул скульптор. – Вообще-то, я в тебя девять лет назад влюбился. И все надеялся, что мы встретимся в один прекрасный день. Старался забыть, но не мог. Знаешь, о чем я думал сказать после похорон? Что по-прежнему хочу, чтобы ты был со мной.

Ицки бессильно, на ощупь опустился на стул.

– Дай мне еще один шанс. Если не выйдет, разбежимся, – Токива криво улыбнулся, – и я не стану тебя преследовать, честно. Прошу, подумай. Начнем друзьями и посмотрим, что получится. Порой я бываю на удивление терпелив, помнишь?

Ицки уже видел этот обжигающий взгляд. И внезапно ему самому сделалось жарко.

Когда они познакомились, Ицки учился, а Токива работал подмастерьем и мечтал стать профессиональным скульптором. Теперь он звезда.

Шанс начать все заново?

Но ведь это невозможно.

Ответ пришел с ослепляющей ясностью. Ицки вполне устраивала его жизнь – жизнь обычного студента, без больших денег и положения в обществе. А когда он выучится, будет неприметно сидеть в офисе.

Токива, напротив, всегда на виду. Он уже не тот, что был раньше. Ицки будет ему мешать. Может, Ицки и считали бы всего лишь "другом" Токивы... Но правда в том, что Ицки Хасимото слишком известен в мастерской. Каждый раз, видя их вместе, люди будут вспоминать о нем и Ямабэ. И пойдут слухи, что куколка сэнсея отыскала себе нового хозяина.

– Н-нет, – выдохнул Ицки. Поднялся со стула, встряхнулся и заговорил громче: – Извини. Я люблю другого человека. Что было, то прошло.

Остаться с Токивой – непозволительная роскошь. Все кончено. Если бы Ицки мог что-либо изменить, он ушел бы от Ямабэ спустя шесть лет, на которые они изначально и договаривались. И не торопился бы покинуть Токиву через десять волшебных дней. Нет уж, пусть воспоминания остаются воспоминаниями.

Скульптор наклонил голову:

– Как его зовут? – мурлыкнул он.

– Кого?

– Как кого? Человека, которого ты любишь. Как зовут? Где живет? Кем работает?

– Токива, это не твое дело, – поморщился Ицки.

– А мне кажется, что мое. Почему ты не хочешь рассказать? Этот человек, он, вообще, существует?

– Конечно, существует! – Ицки старательно изображал праведное негодование, но получалось из рук вон фальшиво – даже самому заметно.

Он собрался и продолжил спокойнее:

– Я его очень люблю, только о нем и думаю.

Голова гудела.

– Пожалуйста, уезжай. Забудь обо мне. Нам больше не о чем говорить.

Токива всмотрелся ему в лицо и дернул плечами:

– Что ж. Понятно. Извини за беспокойство, – и направился к выходу.

У Ицки одномоментно отнялись ноги и язык. Он уже видел, как Токива уходит. Выдержать это снова?!

Стук закрывающейся двери прозвучал громом и сменился неестественной тяжелой тишиной. Колени ослабели – молодой человек сел на холодный пол.

Извини за беспокойство.

Слова повторялись вновь и вновь, хоть Ицки плотно закрыл уши. Ничто не могло заглушить беспощадный голос.

Покидая поместье, Ицки не рассчитывал увидеться когда-нибудь с Токивой, но смутно надеялся, что жизнь их все-таки сведет. Спустя годы, возможно, десятилетия, они столкнутся на улице, улыбнутся друг другу и скажут: "Привет!" Может, даже остановятся поболтать. Теперь ясно, что этого не случится. Он собственными руками задернул занавес перед воображаемой сценой. Если они встретятся, Токива пройдет мимо.

Я смогу его забыть?

А вот Токива – Ицки твердо знал – его не забудет. И от такой мысли делалось немного легче: Ицки очень хотелось, чтобы Токива его помнил.

Зачем? Зачем он пришел сейчас, когда Ицки почти научился обходиться без него? Комната плыла цветными пятнами.

Никогда больше его не увидит... Никогда...

Ицки вскочил. Метнулся в прихожую, суматошно натянул первую попавшуюся обувь, схватился за дверную ручку... и кто-то открыл дверь снаружи.

– Э...

На него с едва заметным лукавым огоньком в глазах смотрел Токива.

– Ицки?

– Прости... извини, – слова застревали в горле.

– Ицки.

И молодой человек растаял. Целый год его никто так не называл.

Токива обнял его лицо холодными ладонями. Нахлынул и накрыл с головой вкус сигарет. Хоть и прекрасно понимая, что им ни в коем случае нельзя быть вместе, Ицки схватил скульптора за рубашку – чтоб уж точно никуда не делся.

– Спрашиваю еще раз, – прошептал Токива. – Как имя человека, которого ты любишь?

Ицки глухо застонал. Токива повторил вопрос. Лицом к лицу – прятаться некуда, он все равно догонит, отыщет. Ицки сглотнул и сдался:

– Токива.

В перерывах между поцелуями молодой человек пытался просить прощения, однако скульптор лишь хмыкал:

– Не извиняйся, дурачок.

Он прижал Ицки к стене, гладил спину, целовал в глаза, прогоняя застивший их туман. Потом повлек к кровати и спустя миг уже сидел сверху. Ицки вздрагивал: неприятно вспомнился их последний раз.

– Ну что ты... – Токива смотрел ласково.

Память буйствовала, подсовывая пугающие кадры. Мир вокруг стремительно выцветал.

– Не бойся.

Токива медленно двигался вниз: от уха к груди – Ицки потихоньку сходил с ума. Зрение сбивалось, пальцы привычно впились в простынь.

– А за меня ты не хочешь подержаться для разнообразия? – подначил скульптор. – Или тряпки тебе больше нравятся?

Он не без труда оторвал руки Ицки от простыни и положил себе на шею. И целовал его, шептал имя, пока чуть до слез не довел. Ицки нерешительно гладил широкие плечи, впервые получив свободу дотрагиваться до другого так же, как дотрагивались до него. Сильные, мускулистые плечи. Провел вдоль позвоночника. Осмелев, сунул ладонь ниже. Токива, прикусывающий ему кожу на шее, от удивления отвлекся на момент, но тут же вернулся к прерванному занятию. Другой рукой Ицки проследил очертания его лопатки, шеи – плотная, очень гладкая кожа. Новые возможности определенно начинали нравиться. Токива, который нависал над Ицки, опираясь на локти, криво улыбнулся, приблизился поцеловать. Когда хотел отстраниться, Ицки обхватил его за шею и не пустил.

– Токива, – выговорил, желая убедиться, что партнер – не сон, не видение.

Коснулся щеки, немного колючего подбородка. Трогал везде – и не собирался останавливаться.

Токива взял его кисть, целовал костяшки. Ицки порывисто погрузил пальцы ему в волосы. Несколько секунд Токива спокойно позволял себя ласкать, потом снова перехватил инициативу. Ицки, задыхаясь, сильно выгнул спину. Он был обнажен теперь и, хоть убей, не мог вспомнить, как это получилось. При каждом касании по телу бежали мурашки. Токива, заметив, перестал торопиться, принялся захватывать больше плоти.

В такой момент и умереть не жалко. Ицки сжал зубы, захлебываясь ощущениями и царапая чужие плечи едва не до крови. Он лежал на боку и видел, как Токива спускается по животу к бедрам.

– Не надо!

– Почему? – скульптор повиновался, но лишь на секунду.

– Перестань...

Чувство, пусть уже испытанное прежде, по-прежнему казалось чересчур острым. К тому времени, как Токива, наконец, оторвался от него и лизнул в шею, Ицки готов был потерять сознание.

– Не напрягайся, – Токива заставил молодого человека обнять его за спину.

Когда их тела стали единым целым. Ицки пронзил жар, способный напрочь выжечь внутренности.

– Нормально?

Ицки нашел в себе силы кивнуть. Крепко сжимая любимого, он прислушивался к мерным движениям внутри и не понимал, почему вдруг потребовалось так часто моргать.

На следующее утро Ицки открыл глаза в пустой постели.

Приснилось?

Несколько секунд ушло на то, чтобы стряхнуть сонное оцепенение, собраться с мыслями и восстановить в памяти события вчерашнего вечера.

– Проснулся, наконец? – в комнату заглянул Токива. – Будешь вставать?

– Токива-сэнсей...

– Прекрати звать меня "сэнсей". На нервы действует, – скульптор коснулся его лба прохладной ладонью. – Кажется, у тебя температура подскочила. Совсем я тебя заездил.

Ицки пожирал его глазами.

– Что? – насторожился Токива.

– Я... я думал, это сон, – признался молодой человек. – Слишком хорошо...

– Глупый мальчишка, – хохотнул Токива.

Следующие десять секунд он наглядно доказывал Ицки, что сном ни в коей мере не является.

– Магазины здесь средней паршивости, и района я не знаю... Ладно, жди, – Токива исчез в кухне.

Часы показывали девять. Ицки сполз с кровати и тоже побрел в кухню, опасаясь, что скульптор растворится в воздухе, если его выпустить из виду. Там он посмотрел, как Токива с ловкостью шеф-повара готовит завтрак, а потом они вернулись в комнату – есть с разномастных тарелок. Вкус был смутно знакомый: пробовал такое во время своего вынужденного "больничного" прошлой зимой. После завтрака Токива пошел убирать на кухне. Ицки, несмотря на боль во всем теле и заметную слабость, хвостиком потащился следом, но скульптор загнал его обратно в постель.

– Будешь артачиться, я к тебе больше и близко не подойду, – Токива придвинул к кровати стул и сел.

Погладил Ицки по волосам. Его близость успокаивала, молодой человек полностью расслабился и накрыл его свободную руку своей. Получил в ответ поцелуй. И набрался смелости спросить, как же Токива его нашел.

– Не так уж и трудно это было, на самом деле, – начал скульптор. – Ты же поддерживал связь с Касаокой?

Бывший супервизор просил Ицки позвонить, когда тот более или менее устроится. Чувствуя, что может доверять Касаоке, Ицки дал ему свой телефон. Правда, звонил Касаока редко: в основном, они общались посредством электронной почты. Будучи одним из немногих людей, которые знали правду об Ицки, секретарь заботился о его благополучии. Кроме того, он был старше Ицки, и молодой человек испытывал к нему почти сыновние чувства.

Но с какой стати Касаоке выдавать его тайну Токиве?

– Не вини Касаоку, – будто прочел его мысли скульптор. – Если б не он, сидел бы ты до сих пор взаперти.

– Взаперти?

– Стоило мне понять, что ты снова сбежал, я, естественно, захотел вернуть тебя обратно. Даже в детективное агентство обратиться решил. Но Касаока меня остановил. Сказал, что я поступаю хуже Ямабэ.

Сэнсей платил Ицки за услуги, условия их сделки были четко изложены в контракте. Всё честно. Против обоюдного соглашения Касаока ничего не имел. Но со смертью Ямабэ никто не мог помешать Ицки отправиться восвояси. Уж тем более подло было бы объявлять его в розыск, как намеревался вначале Токива.

– Значит, Касаока, да?

– Он объяснил, что ты сам решил уйти, и у меня нет никакого права вмешиваться, – Токива задумчиво посмотрел на Ицки. – Я надеялся, что ты со мной свяжешься. А когда этого не произошло, понял, что сам виноват. Стал умолять Касаоку сказать, где ты и чем занимаешься. А этот... нехороший человек... пригрозил, что, если я от тебя не отстану, он настоятельно порекомендует тебе обратиться в полицию по факту преследования.

Ицки потерял дар речи. Касаока, всегда корректный, спокойный... В делах он бывал придирчив, но никогда ни с кем не разговаривал в таком тоне, как описывал Токива.

Скульптор покосился на его озадаченное лицо и фыркнул:

– Я ему не подчиненный, со мной любезничать необязательно. И здорово, что он меня окоротил: я бы ринулся вдогонку и нажил нам обоим кучу проблем. Лучшим выходом оказалось просто подождать.

– И ты ждал?

– Недавно видел в новостях чудную картину, – невпопад отозвался Токива. – Сразу понял, чьих рук дело.

Сюжет, о котором говорила Садзима. Невероятное совпадение, что Токива угодил на эти несколько секунд.

– Вчера я пригласил Касаоку на нее взглянуть, и после этого он разрешил мне с тобой встретиться. Я сразу примчался сюда.

– Зачем?

– Надо было выяснить, что ты на самом деле думаешь.

– И что я думаю?

– Касаока прислал тебе рисунок, помнишь? Он сразу сообразил, что это твой. Знаешь, как? Он узнал мою руку.

Ицки почувствовал, как наливаются жаром уши и щеки. Картина, отправленная на конкурс, изображала тот самый тотем. Ицки написал его по памяти. А потом ему показалось, что на рисунке чего-то не хватает, и он добавил широкую загорелую кисть. Руку Токивы. Благо, что за время знакомства прекрасно изучил руки скульптора, и ему не составило бы труда их нарисовать.

Позавчера Ицки и сам ходил на выставку и решил, что среди пейзажей и портретов его рисунок смотрится инородным телом. Своеобразность идеи ничего бы не сказала постороннему наблюдателю, однако для Ицки значила многое. И не только для него. Токива прекрасно знал, что Ицки рисует лишь то, что для него действительно важно – особенно это касалось портретов. Скульптор воспринял картину как знак и выпросил у Касаоки "добро" на визит.