Текст книги "Клетка с открытой дверцей (ЛП)"

Автор книги: Ю Шизаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава 9

На следующий день погода стояла великолепная – ни облачка. Они позавтракали раньше, чем обычно, и Токива усадил Ицки в машину. Принесенная этим утром одежда состояла из рубашки с длинными рукавами и потрепанного рабочего комбинезона. Явно неспроста.

– Куда мы едем? – заволновался Ицки.

– Надо кое-что раскрасить, – таинственно отозвался Токива. – Как раз по тебе работа.

Ицки смотрел озадаченно. Токива подмигнул и перегнулся через сиденье взъерошить Ицки волосы. Его поведение заметно изменилось, и прикосновения стали другие. Он словно проверял, здесь ли еще тот, прежний Ицки. Ночью тоже было иначе. Токива обнимал его, касался волос губами – и ничего больше. Просто сказал: "Спи". Ицки послушно заснул, сбитый с толку внезапной переменой.

Пока спускались с горы, Токива пребывал в необычайно хорошем настроении.

Открывшийся пейзаж заставил Ицки задохнуться от восторга. Белый пляж с россыпью домиков, лазурный океан, ослепительное небо... Сочные яркие цвета вынуждали жмуриться, но Ицки все равно смотрел. В прошлый-то раз все скрывал снегопад.

Жилые районы обрамляла зелень, между зданиями сверкала вода. Зрелище резало глаза, давно отвыкшие от вида океана и множества деревьев. Дорога лежала вдоль берега, потом они остановились.

Ицки увидел небольшое строение, игровую площадку и красочный знак возле парковки. Это и есть детский сад, подумал он.

Маленькие ученики стояли на пороге выпуска, этому событию, собственно, и посвящался проект. Сегодня был последний день – работы предстояла уйма. Ицки недоумевал, чем способен помочь.

– Я в машине подожду, – пробормотал он.

Токива смерил его скептическим взглядом.

– Я только мешать буду, – запротестовал молодой человек. – Пожалуйста, иди без меня, сэнсей.

– Не дури, – Токива вылез из машины. – Поможешь раскрашивать. И не называй меня "сэнсей".

Из багажника он достал инвалидную коляску. Одолжил у кого-то, что ли, удивился Ицки. А потом увидел знакомую эмблему и сообразил, что ни в какую клинику Токива коляску не возвращал. Должно быть, скульптору просто нравилось таскать Ицки на руках. Что ж, по крайней мере, он не собирался делать этого на людях.

– Какую краску будем использовать? – поинтересовался Ицки.

– Водоэмульсионку – с ней работать легко. Я хочу, чтобы ты показал детям, как надо красить. Они уже должны быть готовы. Подождем здесь.

Он отвез Ицки под крышу корпуса и представил его женщине в фартуке – директрисе.

– Здравствуйте, Хасимото. Спасибо, что пришли, – поклонилась она.

Лет пятьдесят с небольшим, добрая улыбка, располагающее лицо.

– Очень приятно, – вежливо, но несколько "на автомате" отозвался Ицки.

Пока они общались, родители расстилали брезент, раскладывали кисти, расставляли банки с краской. Другие выгружали из грузовика четыре длинных деревянных столба.

– Мы мастерим тотемные столбы, – пояснила директриса. – Осталось раскрасить, а потом установим их на игровой площадке.

– Ясно, – протянул Ицки.

В высоту столбы достигали без малого трех метров и имели около тридцати сантиметров в диаметре. На каждом были вырезаны человеческие лица.

– Красиво, правда? – гордо сказала директриса. – Дети нарисовали лица, а взрослые их вырезали.

Тотемы положили на столы, расставленные на брезенте. Токива внимательно осматривал каждое лицо, а за ним ходил один из пап с наждачкой наготове.

– Эй там! Явился все-таки?

Ицки обернулся: рядом стоял, отирая рукавом пот, парикмахер.

– Так и знал! С короткими волосами тебе гора-а-аздо лучше, – затараторил он. – Ну конечно, не абы кто стриг – лучший мастер города!

– Да, спасибо, – смутился Ицки.

– Рад, что понравилось. И Токи очень нравится, он сам сказал!

Довольный парикмахер потрепал Ицки по голове. Молодой человек слабо улыбнулся: на этого парня невозможно было сердиться.

– Ты за вчерашнее меня прости, – продолжал тот. – Я не хотел грубить. Просто думал, что ты нам тут не помощник. Ты не в обиде?

– Ни капли, – заверил Ицки. – Я и сам так думал.

– Правда? – вытаращился на него парикмахер. – А чего ты тогда здесь делаешь? Аааа, я опять нагрубил! Умоляю, не слушай меня!

В этот момент его кто-то позвал, и парикмахер с явным облегчением умчался. По площадке, смеясь и болтая, носились дети.

А чего ты тогда здесь делаешь?

Хотел бы Ицки знать ответ. Зачем он Токиве?

Настало время приниматься за работу. Директриса показала Ицки подопечных.

– Просто спрашивайте, если помощь нужна будет, – выдавил он, ежась под десятками настороженных взглядов.

Ребята поначалу дичились, однако быстро освоились и начали засыпать Ицки вопросами.

– Таким цветом можно?

– В какой цвет волосы покрасить?

– У меня кисточка плохая!

Ицки помогал, как мог, быстро покрываясь разноцветными пятнами. Что и говорить, комбинезон пришелся весьма кстати.

Молодой человек давным-давно не проводил время с детьми и успел от них отвыкнуть. Но смотреть на их суетливую работу было забавно, и он даже начал улыбаться.

Хотя размеры столбов внушали уважение, на долю каждого ребенка приходилась относительно маленькая площадь. Скоро тотемы запестрели яркими красками, и было решено сделать перерыв на обед. Учитель принес Ицки бенто и чашку чая, и молодой человек растерянно заозирался, прикидывая, куда бы приткнуться.

– Эй, давай сюда! Одному есть неинтересно, – парикмахер выскочил будто из-под земли и, не успел Ицки глазом моргнуть, отбуксировал кресло на край сада, где устроились на обед малышка с родителями.

– Сестренка, братишка, вот парень, о котором я вам рассказывал, – затрещал он. – Злополучный дружок Токи. Токи куда-то смылся, а его бросил. Короче, побегу я стащу чего-нибудь вкусненького.

И только пятки засверкали.

Ицки вдруг сообразил, что "братишка" – это тот самый зять, подружившийся с Токивой в школе. Просто их до сих пор никто не познакомил.

– Вы Хасимото? – вежливо спросил мужчина. – Хасимото Ицки?

Ицки кивнул. Припомнилось, что Токива звал его "Аота".

– Я так и знал. Наконец-то вы встретились. Я очень рад за вас.

– Извините? – не понял Ицки.

Аота вздохнул:

– Токива долго вас искал.

Ицки вздрогнул.

– Соскучились? Гляньте-ка, кого я нашел! – парикмахер тащил бенто на пятерых и недовольного Токиву.

– Что за манеры... – ворчал скульптор. – Киднеппер доморощенный...

– Не понимаю, о чем ты толкуешь, – фыркнул парикмахер. – Я ничего не делал!

– Ну как же, а я, значит, горел желанием сюда идти. О, прости, Аота, я тебя не заметил, – бросил Токива, хватая ручки коляски.

Озадаченный парикмахер сгрузил Ицки на колени упаковку с едой. Теперь у того было две порции.

– Отвезу его в тень, – сообщил Токива. – Он еще не совсем здоров.

– Ладно... ты меня Ицки представить не хочешь? – обиделся Аота.

– Зачем? Вы уже знакомы, – отмахнулся скульптор. – Всё, потом поговорим.

Чуть поодаль несколько семей собрались вместе и задорно смеялись. Парикмахер кивнул в их сторону и предложил своим:

– Пойдем туда? В компании веселее.

– Увидимся, – кивнул Токива и отвез Ицки под крышу корпуса.

– Я и один могу побыть, честно, – сказал молодой человек. – Иди к друзьям, Токива-сэнсей.

– Если бы я хотел к друзьям, меня бы здесь не было. Ты слишком много беспокоишься впустую. И я же просил не называть меня "сэнсей"!

На крыльцо с бетонным полом вела маленькая, специально под детей сделанная лестница. Токива поставил кресло у ступенек и сел на пол.

– Не холодно?

Ицки мотнул головой.

– Тогда жуй быстрее. Скоро опять работать.

Ицки радовался, что не пришлось есть с незнакомыми людьми. Он разворачивал бенто и обдумывал сказанное Аотой.

Токива долго вас искал.

Ицки покосился на скульптора. На голове у него была синяя бандана, на плечах – такого же цвета полотенце. Токива вытирал им пот, когда работал: привычка, знакомая Ицки по прежним временам. Покончив с обедом, Токива зажег сигарету и вдруг уставился на Ицки. Тот занервничал, не в силах отвести взгляд, и принялся лихорадочно подбирать тему для разговора.

– Эээ, а ничего, что краска на водной основе? Столбы ведь на улице стоять будут.

– Погодоустойчивая, – успокоил Токива. – Не хочешь с ней поэкспериментировать? Можешь раскрасить мой сарай, я разрешаю.

– Но он такой большой! – испугался Ицки. – Еще испорчу...

– Куплю тебе краску, помогу подготовить поверхность, – соблазнял скульптор.

Ицки не знал, что ответить. К счастью, обеденный перерыв подошел к концу, и Токива поднялся, не забыв прихватить пустую упаковку.

– Ладно, доедай, а я пойду.

Проводив его взглядом, Ицки взял палочки, но есть уже не хотелось.

– Дядя, у тебя ножка болит? – пискнул чей-то голосок.

Возле коляски стояла девочка, показавшаяся ему знакомой. Склонив головку к плечу, она внимательно смотрела на гипс. Пока ребята красили столбы, на площадке царил форменный хаос. Большинство детишек просто скакали вокруг, вдохновенно перемазываясь в краску. Однако эта малышка тихонько сопела над своим участком. А когда почти закончила, вдруг растерялась.

– В чем дело? – спросил Ицки.

– Я не знаю, какой цвет брать, – объяснила она. – Мамочка и папочка сказали, чтобы я красила любым, какой нравится. Но цвета, которые мне нравятся, не нравятся другим.

– Делай, как сказали мама и папа, – улыбнулся Ицки. – Это же твой рисунок. Я когда-то нарисовал картинку с фиолетовым океаном и желтым небом.

Серьезное личико и косички напомнили Ицки сестру. Когда она ходила в детский сад, мать взяла их на море, на пикник. Ицки тогда только начал увлекаться акварелью. Мама и сестренка барахтались на песке, а он рисовал. Обеим очень понравился выбранный им для воды пурпурный цвет.

– Это цвет морского заката, – счастливо заметила мать.

Девочка присела возле коляски и посмотрела снизу вверх.

– У тебя две ножки болят? Сильно?

– Да, – кивнул Ицки. – Я упал и сильно ударился.

– Пускай быстрее перестают болеть, – пожелала она и положила на гипс ручонку.

Ицки растроганно молчал.

– Надо подержать руки, тогда быстрее заживет, – серьезно посоветовала девочка.

– Руки? – эхом откликнулся Ицки.

– Мамочка говорит, тогда не будет болеть.

Ицки кивнул.

Она еще несколько секунд держала ладошки на гипсе, потом убрала.

– Спасибо. Теперь гораздо лучше.

Малышка расплылась в улыбке, а затем ее позвали родители. Она бросилась обратно во дворик и с радостным визгом прыгнула на руки отцу. Сцена всколыхнула в Ицки воспоминания о детстве, и ему вдруг захотелось нарисовать эту семью. Давно у него не возникало желания рисовать... В доме Ямабэ молодой человек не сделал ни единого рисунка. Разумеется, сэнсей не отказал бы ему в художественных принадлежностях, но Ицки просто не тянуло к карандашу и краскам.

Родители начали устанавливать столбы в подготовленные заранее отверстия. Для прочности в отверстия заливали цементный раствор. Дети тем временем принялись рисовать. Ицки скучающе за ними наблюдал.

– Ну что вы сидите здесь один как перст, Хасимото?

Это был Аота. Ему что-то понадобилось в здании, вот он и подошел. На щеке и рубашке мужчины красовались пятна цемента.

– Вы же помогать приехали, так подойдите хотя бы ближе. Вам разве не скучно?

– Не хочу мешать Токиве-сэнсей, – отозвался Ицки.

– Бросьте. Если б вы ему мешали, он первый бы вам об этом и сказал. Кроме того, ему и без вас мешают, – Аота с ухмылкой кивнул на галдящую толпу детей. – И ничего.

Ицки засмеялся.

– Знаете, сам он говорит, что до всякой вещи надо дотронуться.

– Вы имеете в виду практический опыт?

– Именно. Только взглянув на предмет, вы не сможете сказать, горячий он или холодный, твердый или мягкий. Так говорит Токива, – Аота пожал плечами. – Возьмем тофу 22
  Тофу– соевый творог.


[Закрыть], например. Он рассыпчатый. Тронете неправильно – раскрошится. Но сколько бы вам не объясняли это на словах, вы не воспримете. Положите ладони на целый кусок, сделайте мисо-суп 33
  Мисо-суп– японское национальное блюдо из мисо (паста из злаков, бобов или их смеси), водорослей вакаме, грибов шиитаке и тофу.


[Закрыть]– тогда да. Но пока не дотронетесь – не поймете.

– Ясно, – бормотнул Ицки.

– У вас повреждены ноги, но ведь с осязанием все в порядке. Слушать и смотреть мало. Слава богу, директриса разделяет эту философию.

Чуть помолчав, Аота резко сменил тему:

– Совсем забыл спросить. Вам понравился альбом?

– Ээ, какой альбом? – не понял Ицки.

– Хотите сказать, вам не передали? – изумился мужчина. – Токива очень просил меня его купить. Сказал, там картины вашего любимого художника. Лет шесть назад... да, шесть лет назад это было, я тогда еще в холостяках ходил.

Когда Аота упомянул имя художника, Ицки вдруг понял: речь о том самом художественном альбоме, небрежно брошенном Токивой возле дивана в гостиной.

– Да, вспомнил, я его смотрел. Спасибо огромное.

Аота просиял:

– Благодарите Токиву, не меня. Он, как узнал, что я буду возле того музея, прямо умолял: купи да купи. Даже выпивкой в благодарность угостил. Хотя, вообще-то, не в его характере о таких вещах просить. А потом я услышал, что он потерял с вами связь.

Аота улыбнулся сам себе, извинился и ушел. А Ицки остался сидеть, пораженный услышанным.

Альбом вышел давно и к тому времени, как Ицки заинтересовался художником, бесследно исчез с прилавков. По справедливости говоря, альбом из дома Токивы был другой, не тот, но все равно прекрасный. Ицки помнил, как жаловался скульптору на бесплодные скитания по книжным магазинам. Токива, оказывается, тоже не забыл... Шесть лет назад. Для Ицки уже два года шла новая жизнь. Тут не до альбомов. Сколько же важных вещей он вычеркнул из своей жизни...

Пока не дотронетесь – не поймете.

Ицки давным-давно не дотрагивался до людей, и никто не дотрагивался до него. Дома было по-другому: он дурачился с друзьями, играл с сестрой. Знакомство с Токивой тоже приносило множество новых ощущений. Тогда касаться людей и предметов было нормально. Следующие восемь лет он дотрагивался лишь до Ямабэ. А прикосновения Ямабэ ограничивались игрой с его волосами. Когда несколько ночей назад Токива схватил Ицки за руки, он весь гусиной кожей покрылся. Измученные тактильным голодом рецепторы буквально взбесились: Ицки ведь совсем отвык от такого.

Он успел забыть, как бывает, когда до тебя дотрагиваются. Пока девочка гладила гипс, он почти наяву ощущал тепло ее рук, пусть и невозможным это казалось через толстую повязку.

С Ямабэ Ицки всегда чувствовал себя куклой. Не той, которую любят и баюкают, а фарфоровой красоткой из ценной коллекции. Она сидит на своей высокой полке, на нее смотрят, ей восхищаются, но никогда не берут в руки.

Он сам приговорил себя к жизни на недоступной высоте и уже не смел надеяться, что кто-нибудь когда-нибудь его коснется.

– Дядя, давай нарисуем картинку!

Маленькая знакомая дергала его за рукав. Хорошо подготовилась: даже небольшой мольберт умудрилась притащить. Сунула Ицки коробку цветных карандашей и села рядом.

– Ты разве не хочешь посмотреть на столбы? – спросил молодой человек.

– Не-а! Я хочу с тобой рисовать. Можешь брать мои карандаши.

Она взяла розовый карандаш и старательно провела линию на своем листе.

Ты продолжаешь рисовать?

Первое, что спросил Токива, встретив его в мастерской Ямабэ. И когда Ицки ответил отрицательно, скульптор явно расстроился. Даже вспоминать стыдно...

Ицки рисовал, потому что любил рисовать. Для себя, не чувствуя ни малейшего стремления демонстрировать результат окружающим. Договор с Ямабэ всё оборвал. На долгое, долгое время Ицки забыл о красках.

Я не вижу здесь ничего, что хотел бы нарисовать, убеждал он себя.

А может, он просто перестал смотреть?

– Что ты будешь рисовать? – полюбопытствовала девочка.

Токива спрашивал то же самое бессчетное количество раз.

Ицки вспомнил сцену счастливого семейства и прямо задрожал от острого желания перенести ее на бумагу. Впервые за восемь лет. Как когда-то.

– Кажется, я знаю, – медленно произнес он.

– Возьми, – девочка протягивала темно-синий, как бандана Токивы, карандаш.

Грифель скользнул по белому листу, оставляя полыхнувший в глаза росчерк.

На следующий день Ицки взял в руки кисточку.

Он сидел в углу студии и трудился над наброском. Токива встал из-за чертежного стола, снял с полки толстую книгу, с шумом открыл. На скульпторе были джинсы и свитер, а значит, его проект все еще находился в стадии планирования.

Студия Токивы была гораздо скромнее мастерской Ямабэ, набитой мудреной техникой и помощниками. Токива просто не мог позволить себе умные механизмы и ассистентов. Все, в чем он нуждался для разработки плана: стол и бумага. Самое необходимое Токива держал под рукой, а остальное брал напрокат. В мастерской Ямабэ ему было бы неуютно.

Ицки блаженствовал. По возвращении из детского сада Токива, вместо того, чтобы по обыкновению оставить его на диване, принес молодого человека в студию. Укутал в длинное пальто, накрыл ноги одеялом и усадил за стол. Ицки всегда нравилось смотреть, как люди что-то создают, а наблюдать за Токивой было приятно вдвойне. Но он изо всех сил старался не мешать.

В свой злополучный первый визит Ицки ничего толком не успел рассмотреть и сейчас жадно наверстывал. Эскизы, модели, деревянные статуэтки... Токива только посмеивался, глядя, как Ицки тянет шею в попытке больше увидеть, и передвигал его стул удобнее.

Львиную долю утра Ицки провел, разглядывая одну из полок с макетами. Трогал всё, до чего мог дотянуться, и сравнивал работы, виденные в реальных размерах, с их миниатюрными прототипами. Они пообедали в гостиной. Затем снова вернулись в студию. Токива вручил Ицки альбом, набор акварели и предложил "поиграть с этим, когда скучно станет". В ответ на удивленный взгляд скульптор пояснил:

– Ты руки свои утром видел? У тебя пальцы шевелились, будто уже кисточку держал.

И альбом, и краски были новехонькие. Токива уже сидел за столом, когда Ицки смог выдавить слова благодарности, и лишь ладонью махнул, не оборачиваясь.

Ицки открыл альбом. Вспомнил белизну бумажного листка, который дала ему вчера девочка, и яркий след синего грифеля. Почти до вечера он самозабвенно рисовал – пока Токива чуть ли не силой заставил перевести дух. Теперь Ицки смотрел, как работает скульптор, а тот, почувствовав на себе взгляд, подошел.

– Что-нибудь надо? Не замерз?

В студии, несмотря на обогреватель, царил холод, и Токива позаботился, чтобы Ицки был тепло одет, хотя сам оставался в неизменных свитере и джинсах.

– Нет, – заверил Ицки. – Все хорошо.

Токива посмотрел на рисунок:

– Очень красивые цвета.

На листе постепенно появлялся необычный пейзаж: студия изнутри и небо с океаном в окне. Прочие страницы испещряли другие предметы и виды, в том числе и сад.

– Ицки.

Поцелуй. И пальцы зарываются в волосы, сжимают пряди на затылке. Ицки покраснел и думал отвернуться, но Токива помешал, чмокнув его в кончик носа. Чувствовать руку, перебирающую волосы, было приятно.

Отношение Токивы сильно изменилось. Не было больше безразличия днями и насилия ночами. С ним стало просто хорошо. Слышать, как тебя зовут по имени глубоким, низким голосом – вне зависимости от времени суток. Хорошо...

В студии Токива время от времени подходил взглянуть на рисунки, давал советы и трепал по голове, прежде чем отойти. Подходил нечасто и ненадолго, однако Ицки нравилось, что о нем помнят. Так было когда-то, и к этому они, видимо, возвращались.

И еще. Теперь Токива ограничивался поцелуями и ласками, не принуждая Ицки ни к чему большему. Они спали в одной постели – и только.

Сейчас Токива его берег. Говорил скульптор мало, но Ицки нескольких слов и взглядов было достаточно, чтобы ощущать заботу.

Токива тронул руку Ицки, все еще стискивавшую кисть. Повинуясь мягкому, настойчивому движению, молодой человек выпустил кисточку и сжал ладонь в кулак, разминая пальцы.

– Ты хоть перерывы делай.

– Я делаю.

– Хорошо.

Ицки чувствовал чужое дыхание на губах и руку, поглаживающую его ноющие пальцы. Ладонь Токивы была значительно шире его ладони: верно, специфика работы сказывалась. Рука Ицки выглядела по сравнению кукольной. Ицки хихикнул, подумав об этом.

– Ноги не мерзнут?

– На мне одеяло, и обогреватель работает. Ты за меня больше волнуешься, чем я сам. Вот тебе разве не холодно, сэнсе... ээ, Токива?

– Я привык. У меня всегда была пониженная чувствительность к жаре и холоду, – легкомысленно отозвался скульптор, вдруг прикипев взглядом к одеялу. – Надо будет завтра съездить в клинику. С левой уже, наверное, пора гипс снимать, как считаешь?

– Да, – кивнул Ицки. – Завтра.

В груди защемило.

Хотя правая лодыжка побаливала, неприятные ощущения в левой полностью исчезли. Он мог ходить, если на что-нибудь опирался. Раз левая нога в самом деле пришла в норму, завтра он сможет вернуться к Ямабэ. Одолжить костыли в клинике, а станция недалеко. Сесть на поезд или такси поймать.

Сама мысль об этом нагоняла черную тоску.

Если уж на то пошло, он мог бы и сегодня вернуться. Взять трость, доковылять до ближайшего дома, раз уж отсюда звонить нельзя, попросить телефон и вызвать то же такси. Или связаться с Касаокой и попросить прислать машину. Вот и все.

Снег, если так подумать, только первые несколько дней по-настоящему мешал. Что могло быть проще – взять телефон и набрать номер? Ицки не хотел даже пытаться. Просто не хотел.

Длинные ледяные пальцы провели по вискам, потом Токива обнял его за пояс.

Клетка Ямабэ – высокая полка для дорогой куклы, подумал Ицки. А клетка Токивы...

Ицки не просил краски и бумагу, но, получив их, за два дня изрисовал почти весь альбом. Лишь несколько страниц остались нетронутыми.

Короткие волосы, возможность рисовать, живое тепло... Токива дал ему все, чего он мог желать, и даже больше.

В этой клетке была открыта дверца. Только птица раздумала улетать.

Наконец-то, он обрел спокойствие.

Ицки льнул к любимому человеку, но на сердце было тяжело.

Мне нужны две недели. Потом я поеду.

Все закончится через пять дней. Они вернутся в поместье Ямабэ. Согласится ли Токива унаследовать состояние сэнсея или нет, одно ясно: скульптор не задержится в поместье надолго. Несколько суток – в лучшем случае, но скорее всего, уедет в тот же день. А Ицки останется на должности холеной домашней зверюшки. Это его судьба, жизнь, которую он выбрал для себя сам.

Печальные мысли прервал телефонный звонок, и Токива разжал руки.

– Не уходи, – попросил Ицки.

Токива погладил его по спине:

– Я быстро.

Охваченный неясной тревогой, молодой человек пристально смотрел на дверь. Токива вернулся спустя несколько минут, недовольный, и сердито сунул Ицки трубку.

– Тебя. Ямабэ.

И хлопнул дверью, прежде чем Ицки, намереваясь переспросить, успел открыть рот. Вчера Касаока известил, что сэнсею становится хуже. Ицки не предполагал, что Ямабэ – в его-то состоянии – пожелает лично пообщаться со своим любимцем.

– Развлекаешься там? – поприветствовал Ямабэ. – Надеюсь, переселиться не надумал?

Сэнсей был необычайно оживлен и разговорчив. Жаловался, что Касаока обращается с ним, как с инвалидом, даже в ресторан пообедать не пускает, что пришлось приостановить работу над новым проектом... Ицки никогда его таким словоохотливым не видел и не слышал. Сэнсей явно пытался казаться более бодрым, чем было на самом деле.

За восемь лет, проведенных в постоянном обществе Ямабэ, Ицки изучил сэнсея даже лучше, чем Касаока. И теперь различал в знакомом до последней нотки голосе некую неслышную другим надломленность.

– Одной ногой в могиле, а продолжаю тебя беспокоить, – посетовал Ямабэ. – Если Токива откажется – что тут делать. Возвращайся быстрее, – Ицки знал наверняка, что сэнсей сейчас горько улыбается. – Не думал, что без тебя так одиноко. Ох, я уж Касаоке не говорил, но тебе-то можно. Возвращайся.

Ицки подавленно молчал. Ямабэ, способный морально положить на лопатки любого соперника, ни разу не высказывавший слабости, не имевший обыкновения откровенничать даже со своими пассиями... Такой уязвимый. По всей видимости, ему хуже, чем полагал Касаока. Ицки сделалось стыдно.

– Простите, я постараюсь уладить дело быстрее, – пообещал он. – Ешьте хорошо, больше отдыхайте.

– Не волнуйся, Касаока за мной, как нянька, ходит, – усмехнулся Ямабэ. – Да только все какое-то пресное. То я ли вкус потерял, то ли это потому, что тебя рядом нет...

Ицки понимал, куда клонит собеседник.

– Буду завтра или послезавтра, – заверил он. – Пожалуйста, заботьтесь о себе хорошенько. Не забывайте принимать лекарства. И смотрите, приеду – буду лично с Касаокой и поваром следить, чтобы вы как следует ели.

– Ну хорошо, – ответил Ямабэ куда веселее.

– Я позже позвоню, – попрощался молодой человек. – Вы, кажется, устали. Отдохните.

– Да, наверное. Пойду прилягу и помечтаю о твоем возвращении, – пошутил сэнсей.

В трубке зазвучали короткие гудки.

Ицки, продолжая сжимать телефон, уронил голову на руки. Он еще несколько дней назад мог уехать. Сволочь, что за сволочь... Столько надо рассказать... о стрижке, например. А табу на романтические отношения? Нагло нарушено. Он в этих самых отношениях уже по уши. Глядя на молчащий телефон, Ицки обнаружил, что весело хихикает. Интересно, как расценивает их связь Токива? В любом случае, две недели практически на исходе...

Трубка вылетела из ладони. Ицки подпрыгнул. Токива – он непонятным образом успел вернуться в студию и подобраться к молодому человеку сзади – мельком глянул, выключен ли телефон, и отшвырнул трубку. Та с грохотом покатилась по столу.

– Токива... – начал Ицки.

И подавился, как ледяной водой, окаченный яростным взглядом.

– Домой, значит, собрался? – прошипел скульптор.

– Ямабэ-сэнсей очень плохо, – съежился Ицки.– Прости, но завтра мне надо уехать.

– Команду "К ноге!" дали? По-моему, не очень-то ты туда рвешься, – на Токиву смотреть было страшно. – Срок – две недели. Напоминаю, если мозги дырявые – две недели и ни часом меньше. Еще пять дней.

– Но мне надо! – взмолился Ицки. – Я пообещал Ямабэ-сэнсей вернуться как можно раньше. Я же у тебя только потому оставался, что из-за ног...

Слова застряли в горле. Токива тоже молчал, и это было ужаснее всего. Скульптора редко волновало что-то, кроме работы, и следовало здорово потрудиться, чтобы его разозлить. Но если уж удавалось... Дежа вю.

– Вот как? – прорычал Токива. – Тебе свистнули, и ты мчишься, задрав хвост. Быстро же у тебя меняются приоритеты... Как ему удалось так ловко тебя выдрессировать? Шантажировал? Угрожал семье?

Ицки не сразу понял, о чем речь.

– Чушь! Ямабэ не такой!

– А какой?! Каким надо быть, чтобы отправить своего разлюбимого помощника приманкой невесть куда невесть к кому?! Каким, я спрашиваю?!

В следующую секунду Ицки оказался на диване. Пальто и одеяло отправились на пол, туда же брызнули пуговицы рубашки. Ицки оцепенел, с губ сорвался жалкий, почти неразличимый всхлип. Токива сильно укусил его за ключицу, прижал руки над головой и быстро содрал оставшуюся одежду. Сам он не раздевался, только джинсы расстегнул. Ледяные безжалостные руки. Ицки обмирал от страха. Токива действовал полумеханически, будто выполняя опротивевшую обязанность, и это уязвляло даже сильнее физической боли. Хотя боль была такая, что в глазах побелело. Во много крат хуже, чем в первый раз. А Ицки то наивно полагал, что хуже быть не может.

Ласки, улыбки, взгляды, удивительное умиротворение – всё растворилось в темноте.

Ты всего-навсего одна из моих вещей.

Ицки тоже рванулся в темноту.