Текст книги "В тени Нотр-Дама"

Автор книги: Йорг Кастнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

Глава 4
Вальпургиева ночь

Маски скроют не только крестьян, но и исполнителей. Эта фраза, которую Жеан Фролло сказал мэтру Гаспару Глэру, не оставляла меня в покое. Она вертелась у меня в голове, когда повсюду кружили ведьмы и демоны с их прожорливыми мордами и ужасным пением. Ночь зла началась. Это была ночь, которая принадлежала существам тьмы, посланникам Сатаны, дьявольским союзникам и проклятым. Вальпургиева ночь…

Но не маскарад крестьян и деревенских жителей, которые в масках и костюмах вызывали демонов, чтобы их прогнать потом на все лето, заставлял меня нервничать. Куда серьезней было высказывание Жеана и предстоящее нападение на короля Людовика XI.

В свете факела я видел бесчисленные прыгающие и танцующие существа, словно им было слишком тесно на маленьком местечке. Со скрытыми под масками лицами мужчины и женщины отказались от всех рамок приличия. Что было запрещено купцу и крестьянской женщине, демоны и ведьмы совершали полностью беспрепятственно. Пары, которым явно не было даровано благословение брака, ломились в арки и входы домов, чтобы предаться похоти, пока она еще была дозволена. Лишь появление короля положило бы конец их бесстыдному поведению и, тем самым – моему напряженному ожиданию. У моих спутников дела обстояли так же. Вийон, Колетта и трое итальянцев стояли вместе со мной возле нашего фургона и осматривали с напряженным взглядом деревенскую площадь, чтобы обнаружить любое указание на заговорщиков. Напрасно. Либо маскарад дреговитов удался на славу, либо они отложили нападение на Людовика. Близилась полночь, а мы все так и не обнаружили ни следа готовящих нападение. Вместо этого теперь трубы и тромбоны заглушили празднично нестройную музыку шпильманов, и Вийон мрачно сказал:

– Идет король!

Первым на деревенскую площадь вылетел, гарцуя, отряд вооруженных всадников и ударами копий образовал в демонической сутолоке дыру. Офицер отдавал громкие приказы, и всадники выстроились в два ряда, между которыми образовался свободный широкий проход для короля. Бранные крики протеста так небрежно оттесненных ночных существ, похоже, ни в коей мере не трогали конных воинов. С непоколебимыми, угловатыми лицами они серьезно и неподвижно сидели на своих роскошных конях.

– Это шотландцы! – сказал Вийон с нескрываемым презрением. – Прикажи им Людовик, и они разрубят народ своими мечами.

Толпа успокоилась при въезде короля. Впереди маршировали знаменосцы и трубачи в радостных пестрых одеяниях. Потом шел первоклассный отряд шотландских стрелков в восемьдесят человек, вооруженных через каждый четвертый ряд алебардами, пищалями, арбалетами и их характерными длинными луками. Сам король был одет в широкое длинное роскошное одеяние из пурпурного сатина и скакал на белой лошади, белее которой нельзя было себе и вообразить. Красный и белый были королевскими цветами. Богато вышитое красное платье светилось издалека, словно король добровольно предлагал себя в качестве мишени.

Насколько бросался в глаза его эскорт, настолько его лицо скрывалось в тени капюшона и большой, такой же красной шляпы, так что мне осталось только воспоминание о моей встрече с «кумом Туранжо» на башнях Нотр-Дама Белые страусовые перья на шляпе танцевали с каждым кивком, которым Людовик благодарил за крики приветствия и почтения. Грубое обращение конного эскорта было уже забыто. У народа Турена, как и у народа во всем мире, была короткая память, но от помпезности власти у него разбегались глаза.

Конец процессии завершали посыльные короля. Они помогли ему слезть с коня перед деревянной трибуной. Людовик уселся в мягкое кресло на трибуне, по периметру которой выстроились факельщики. В дрожащем свете король был хорошо виден – как его ликующим восхищенным подданным, так и тайным заговорщикам, которые себя пока ничем еще не выдали.

– Мы должны разделиться, – предложил Вийон. – Колетта и я заберемся на фургоны, чтобы отсюда наблюдать за рыночной площадью. Вы, остальные, подойдите по возможности поближе к трибуне, чтобы прикрыть Людовика.

Я протискивался через толпу вместе с итальянцами. Того, что Людовик меня узнает, едва ли стоило опасаться. Он находился в ярком свете, я же был всего лишь одним из тысячи лиц. К тому же я исходил из того, что он уже давно позабыл свою встречу с маленьким писцом Арманом Сове.

Мы добрались до трибуны, когда бургомистр Плес-си-де-Тур, очень маленький, но потому еще более толстый человек, вышел к королю и поприветствовал его. Бургомистр представил своему высшему сюзерену украшенную венком и гирляндами из цветов майскую королеву, – пожалуй, не случайно свою собственную дочь. И это в определенной степени oправдывало ее красоту: несмотря на юность, она обладала такими же внушительными размерами. Я прекрасно понял, что ради права стать майской королевой она выполнила неукоснительное требование девственности. Нехотя бургомистр отступил на задний план, потому что последующее было делом короля и майской королевы.

– Отец мой, отец мой, – обращалась она визгливым голосом к королю, отчего у последнего явно зазвенело в ушах, – послушайте, что там творится во дворе: там кто-то воет так громко, там кто-то лает и топает, шумит и рычит над кронами деревьев отвратительно и дико!

Как плохая актриса (а таковой она и была), она смотрела вверх с широко раскрытыми глазами на украшенное майское дерево, установленное на рыночной площади, словно видела над ним спускающуюся по небу Ликую Охоту. Музыканты танцевали друг с другом, яростно орали и кружились, чтобы придать словам майской королевы подобающий вес.

Король встал и распростер руки. И по мановению руки ведьмы и демоны застыли, замолчали даже музыканты. Дуновение ветра затеребило красное королевское одеяние, словно крылья огромной птицы, и Людовик сам показался мне одним из изгоняемых призраков.

Он наклонился к пестро разукрашенной девице и сказал:

– Дитя мое, это злая ночь, дитя мое, это Дикая Охота. Отче наш, три креста на воротах, благодарим Бога, что мы теперь в безопасности перед этим. Привидение не сможет больше войти к нам, теперь ложись в постель, дитя мое, и засыпай![64]64
  Поверье о Дикой Охоте (разумеется, языческое) было широко распространено в средневековой Западной Европе. Встреча с проносящейся по небу кавалькадой демонических существ, сопровождаемых сворой собак, не предвещала ничего хорошего. И, заметим, как и в случае с кануном Дня Всех Святых, люди, вполне считавшие себя верующими, рядились в маски Дикой Охоты, вероятно, пытаясь таким образом изжить свой страх перед неведомым (прим. ред.)


[Закрыть]

Едва он произнес это, поднялся громкий звон колоколов. Лица обернулись к колокольне, на которой возвышалось деревянное распятие в синем ночном небе. Возглавляемая священником, который громко читал молитву «Отче наш», маленькая процессия вышла из церкви. Причетники в праздничных одеяниях раздавали благовония, другие несли распятие, подобное тому, что было на башне церкви. Процессия останавливалась у каждого дома, и священник рисовал сверкающим белым мелом три креста на входной двери. Под жалобные стоны ряженые дергались, как черви с больным животом. При этом я не сумел определить, испугались ли они молитвы, строгого вида деревянного распятия или кусающего запаха благовония, от которого заслезились и мои глаза.

В это время Людовик схватил за руку свое круглолицее «дитя» и отвел к установленной на трибуне кровати, в которую улеглась майская королева. Хлипкая конструкция выдержала ее вес, и возможно, это было самое большое чудо нынешней Вальпургиевой ночи. С девушкой успокоились и демоны и ведьмы, их возня утихла.

Король громко сказал собравшимся:

– Волшба прошла, исчезли привидения, Господь да щедро воздаст благословением!

Сопровождаемые оглушительным ликованием, звезды вспыхнули в небе. Я сжался, мое дыхание замерло. Разлетаясь искрами, остатки от взорвавшихся созвездий медленно падали на землю. Все без исключения кометы, которые указал Пьер Гренгуар в своей книге, казалось, в один миг обрушились вниз в доказательство их божественной разрушительной силы.

Потом я заметил фейерверк, который устроили на другой стороне площади возле трибуны. Пиротехники поспешно подожгли фитили, которые выглядывали из нижних клапанов железных трубок.

Искусно созданные птицы порхали из направленных в небо труб и с визгом взлетали вверх. Они расправляли свои крылья и парили над крышами, пока не распадались и не разбрызгивали свой сверкающий дождь, да так, что порой мне казалось, что здесь светло, как днем. Свет и пламя преодолели ночь и существ тьмы.

Только потому, что было так светло, я разглядел пятерых людей, одетых как демоны в маски. Они поднялись за выступом стены и направили на трибуну металлические трубки, подобные трубкам для фейерверка То, что они держали в руках, выглядело как смесь из трубок для фейерверка и пищалей. Фитили уже горели, и, наконец – слишком поздно? – я осознал, каким коварным образом должен умереть король Людовик. Вспышки фейерверка отвлекут не только толпу, но и преданных шотландцев. Возможно, все примут это даже за несчастный случай, за неудачный фейерверк.

Словно я сам был вылетевшим выстрелом из трубы, я бросился к трибуне и закричал королю изо всех своих сил, что ему нужно искать укрытие.

Слышал ли он меня? Возможно, его только насторожило поведение его стражи, которая обратила на меня внимание и уставила в меня свое оружие. Каждый раз Людовик прыгал в сторону, и первый выстрел ракеты пролетел мимо, попал в кресло на трибуне. Гром взрыва заглушил весь другой шум. Кресло полностью разлетелось вдребезги, и волна разряда ударила Людовика по ногам. Там, где он как раз стоял, разорвался второй снаряд, и снова загремел оглушающий взрыв. В трибуне зияла соответствующая дыра.

Отскочившая в стороны древесина полетела по воздуху в абсолютном беспорядке. Щепки вонзились мне в кожу. Других постигло то же самое, как я понял по общему крику. Короля я больше не видел. То ли он провалился через дырку на трибуне, то ли был скрыт плотным облаком дыма, которое быстро распространилось и воняло хуже, чем благовония?

Когда раздался третий взрыв, толпа в дикой панике метнулась прочь от трибуны и поволокла меня с собой. Люди, которые не знали, что произошло, должно быть, приняли это за волшебство. Ад выплюнул свое смертельное дыхание, чтобы одержать победу в эту Вальпургиеву ночь над добрыми силами.

На трибуне поднялась из своей постели сбитая с толку майская королева и с ужасом озиралась по сторонам. Четвертый выстрел попал прямо в ее необъятное тело и разорвал его. Если бы у людей нашлось время и желание для сбора реликвий, то явно здесь с лихвой хватило каждому что-нибудь от майского счастья – пусть это было и только фаланга пальца или кусочек кишок.

И пятый выстрел нашел свою жертву: бургомистр, который слишком поздно решился поспешить своей дочери на помощь. Однако пуля разорвалась в сажени под ним, но я увидел его качающимся на ногах и падающим. Потом угол дома въехал между мной и трибуной.

Чтобы быть точным – я был оттеснен бегущей массой людей, демонов и ведьм за угол большого дома в стиле фахверк[65]65
  Фахверк (Fachwerk, нем.) – типичное для всего периода Средневековья здание, построенное из деревянного каркаса, промежутки которого замазаны глиной или заполнены деревом или камнем и оштукатурены, а балки каркаса создают геометрический рисунок. К XVI веку здания богато украшались резьбой и орнаментом (прим. перев.)


[Закрыть] и меня бы утащили дальше, если бы я не схватился обеими руками за подпирающую балку навеса и не взобрался наверх. Отсюда я видел выступ стены, который скрывал нападавших. Они исчезли, вероятно, убежали по узкой улице, которая начиналась сразу за их засадой.

Женщина бежала, задрав юбку, по улице, и мое сердце забилось быстрее, когда я узнал Колетту. Со своей высокой обзорной позиции на одном из фургонов она обнаружила нападавшего и начала преследование. Но почему одна?

С дикими проклятиями я пробежал по крыше и спрыгнул во внутренний двор. По дождевой бочке я взобрался на другую крышу, прыгнул снова вниз и приземлился плашмя на нужную улицу.

Я поднялся на ноги и огляделся. Улица была пуста, я подоспел слишком поздно. Подгоняемый беспокойством о Колетте, я помчался в направлении, которое она и предполагаемый преступник тоже выбрали. Мое сердце стучало, словно хотело выскочить из груди, и напоминало мне о том, что я потерял Колетту, но не забыл.

Едва у меня промелькнула эта мысль в голове, как я увидел в одиноком луче света вспыхнувшего окна ее засверкавшие светлые волосы. Я позвал ее по имени.

Она остановилась, обернулась ко мне и указала в чащу поросшего холма.

– Они там наверху, в лесу!

– Я последую за ними, – тяжело переводя дыхание, сказал я. – Сообщите об этом Вийону!

Колетта затрясла головой и посмотрела на деревню, откуда со многих улиц бежали на открытое место испуганные люди.

– Теперь я здесь не проберусь. Я останусь с вами.

– Этого я не хочу. Это слишком опасно…

– Я не оставляю вам выбора, – она перебила меня с двусмысленной улыбкой и проворно побежала на возвышенность.

Я сделал то, чтоделают мужчины во всевремена: побежал за девушкой. Скоро нас окружили деревья и кусты. Чем дальше мы удалялись в лес, тем тише становился шум пришедшей в волнение деревни.

– В каком направлении мы теперь бежим? – спросил я, когда догнал Колетту.

– Конечно, прочь от деревни! Куда же еще?

Тут она оступилась. С ужасом я подумал о ловушках, которые король Людовик расставил вокруг своего замка. Теперь мне слишком хорошо припомнилась проколотая курица. Но почему смертельные ловушки были так близко с деревней?

С облегчением я установил, что Колетта споткнулась всего лишь о торчащий из земли корень дерева. Я подал ей руку и поднял ее наверх. Она издала пронзительный крик и упала бы снова, если бы я не подхватил ее. Я чувствовал тепло ее разгоряченного от бега тела, и облако ее сладкого аромата обволокло меня. В союзе с тяжелым запахом леса создалась очаровательная смесь. К сожалению, у меня не было времени им наслаждаться.

– У меня болит лодыжка, – застонала она. – Вы должны один продолжить преследование.

Я посмотрел в направлении, в котором мы бежали, и тихо сказал:

– Едва ли. К чему идти на охоту, если дичь идет к охотнику?

Лишь теперь Колетта отвела взгляд от своей ноющей лодыжки и заметила то, что я увидел раньше. Люди, которым мы наступали на пятки, перевернули копье и заманили нас в ловушку. Они выступили из-за высоких вязов и окружили нас. Двое были еще в демонических масках. Теперь лунный свет скудно падал через кроны деревьев, но достаточно, чтобы засверкать на кинжалах в их руках.

– Бегите! – крикнула Колетта мне. – Спасайтесь, Арман. Вам это еще удастся!

– Без Вас, Колетта? Никогда!

– Очень трогательно, – с ухмылкой сказал неотесанный мужик, чьи окладистые усы почти закрывали рот. С обнаженным кинжалом он пошел на нас. – Абеляр[66]66
  Пьер Абеляр (1079-1142) – ученый и поэт, против воли каноника Фулберта тайно женился на его племяннице Элоизе и за что был оскоплен в наказание по приказу Фулберта (прим. автора).


[Закрыть] не хотел отставлять Элоизу, и за это простофиля должен жестоко поплатиться!

Он продемонстрировал свои знания о страданиях бедного Пьера Абеляра, при этом он поднял колено и ударил меня в пах. Я закричал, скорчился и непроизвольно схватился за болящее место. Что-то твердое, пожалуй, рукоять его кинжала, задело мой затылок и свалило на землю.

Обжигающая боль боролась с глухим обмороком за первенство в моем черепе. Почти в бессознательном состоянии я лежал на ароматной лесной земле и пришел в себя, лишь когда услышал крики Колетты.

Она прижалась спиной к дереву. Ее платье было по бедра разодрано. Четверо мужчин обступили девушку и таращились на нагую плоть ее груди. На лице Колетты не было ни страха, ни стыда или отвращения. Абсолютно неподвижно она стояла под вязом и не сопротивлялась, когда человек в маске сорвал до конца ее изодранное платье и обнажил теперь ее чресла. Только широко раскрытые глаза Колетты и крик, который я услышал, красноречиво говорили о том, что происходило у нее в душе.

Я хотел поспешить ей на помощь, хотел вскочить, но только с трудом поднялся на качающихся ногах. Тут тень упала на меня, и костлявый кулак вмазался мне в живот. Я, пошатнувшись, отступил назад и упал снова на землю. Надо мной стоял бородач, который один раз уже отправлял меня на землю.

– Не можешь допустить, не так ли? – угрожая, он продемонстрировал мне свой кинжал. – Оставайся-ка лучше здесь валяться и наслаждайся спектаклем, это полезнее для тебя.

Один из людей в масках спустил свои штаны и втиснулся между ног Колетты.

– Нет! – закричал я. – Не… это!

– Если бы птичка не щебетала, ее бы теперь не поймали, – захихикал мужлан с кинжалом. – Или ты хочешь пропеть нам песенку?

Мужчина с оголенным задом повернул голову, сдвинул на затылок дьявольскую рожу и обнажил едва ли более достойное лицо.

– Рохля может все еще петь, Ландри. Теперь мы хотим повеселиться! – с этими словами он повернулся к Колетте, которую крепко держали трое других.

– Ты прав, Огиер, – пробурчал он. – После работы по праву полагается удовольствие…

Остаток фразы потонул в глухом стоне, когда моя быстро выкинутая вперед нога ударила его по бедру. Такой удар я часто применял, когда парни из Сабле в большом количестве валили меня на землю. И теперь он оказал свое действие – резкая боль отклонила Ландри. Я снова вскочил на ноги и схватил обеими руками его руку с оружием. Он хотел воспользоваться кинжалом и вырваться. На один миг я притворился, будто сдаюсь, но убаюкал его ложной уверенностью, только чтобы потом жестоко ударить. Я вонзил Ландри в грудь его собственный клинок. Тяжело дыша, он упал и выплюнул кровь.

Четверо остальных оставили Колетту, чтобы наброситься на меня. Огиер уже совсем забыл о своих штанах, в которых он запутался и упал. Я достал мой собственный кинжал и уже знал, что я буду повержен тремя противниками.

– Беги прочь, Колетта! Беги-и-и!

С этим криком на губах я бросился на первого врага, который скрестил со мной свой клинок. Я не мог отпустить его от себя, не обезоружив. Но двое других убийц могли беспрепятственно наброситься на меня.

Уже клинок веснушчатого противника направился на меня, как из темноты, из ничего просвистела стрела – и тут же пронзила его сердце. С невероятным выражением лица пораженный неловко развернулся, прежде чем он упал рядом со своим приятелем Ландри.

Последний ряженый сорвал свою размалеванную ядовитыми цветами личину из папье-маше и оглядывался по сторонам, ища невидимого стрелка, пока не получил стрелу в шею и не прекратил всякие поиски.

Огиер, который, между тем, натянул свои штаны, и мой противник были сыты по горло. Как загнанная дичь, они убежали в темноту. Я заметил, что стрелы были с голубым опереньем. Это не удивило меня.

В застывшие глаза Колетты вернулась жизнь. Она отделилась от вяза, и я подхватил ее. Ее спину исцарапала кора дерева. Я ожидал, что ее страх и напряжение перейдут в судорожный плач, но ошибся. Она просто лежала в моих руках и тяжело дышала. Через ее плечо я увидел выходящего из леса стрелка.

Это был высокий статный мужчина, перешагнувший уже за тридцать лет, но еще не дошедший до сорока. Он двигался с ловкостью юноши и в то же время – с раскованностью зрелого мужчины. Аккуратно подстриженная борода обрамляла его лицо, на котором даже в темноте светились голубые глаза. Он был одет в кожаный камзол охотника и штаны фламандского покроя. Полусапоги из мягкой оленьей кожи дополняли лесной облик. На спине висел кожаный колчан, на набедренном поясе – большой охотничий нож. В левой руке он свободно держал лук, обладание которым требовало как силы, так и ловкости. Он подошел к погибшим нападавшим и посмотрел на них сверху вниз.

– Моя охота прошла успешно, как раз вовремя, – сказал он приятным голосом, и с резким иностранным акцентом. – Опасная дичь, но теперь она убита, – он склонился над троими мужчинам и убедился в их кончине.

– Я благодарю вас, незнакомец, – сказал я. – Уже во второй раз вы спасаете мне жизнь.

– Верно, – ответил он. – У вас хороший ангел-хранитель, мэтр Сове.

– Ангел-хранитель из далекой Англии, как мне кажется. Возмущение отразилось на его лице:

– Месье, вы хотите смертельно обидеть меня, вашего спасителя?

– Простите, вы из Шотландии?

– Само собой разумеется! – он ударил себя в грудь. – Вы верите, что у англичанина мог быть такой лук? – он показал мне украшенное со всех сторон резьбой тяжелое оружие.

Я пожал плечами:

– Я лучше разбираюсь в перьях для письма.

– С кинжалом вы были не так уж и неловки.

– Я бы охотно поблагодарил за комплимент, если был я знал, кого.

– О, как это непростительно с моей стороны, – лучник поклонился. – Я Квентин Дорвард из Глен-Хулакен и происхожу из рода Аллана Дорварда, Великого Стюарта Шотландского. Если вам больше говорит нынешний фламандский титул, чем прежний шотландский, то вы можете охотно меня называть графом де Круа.

Я молча смотрел на него, причиной тому было мое замешательство. Вызвано это было тем, что я видел шотландского дворянина в камзоле простого охотника. К тому, что шотландцы бедны как церковные мыши, уже все привыкли. Но фламандский граф в таком костюме – мог ли он иметь шотландское происхождение? И что побудило его устроить охоту на убийц короля в лесу Плесси?

– Ваше лицо говорит о большем числе вопросов,чем вашигубы могли бы задать за один вечер, мэтр Сове.Следуйте за мной, и вы получите ответы.

– Куда?

– В часовню Святого Хубертуса.

– Покровителя охоты?

Шотландец наклонился над убитыми мужчинами и забрал обратно свои стрелы, после того как вытер кровь об одежду убитых.

– Вы не думаете, что это подходящее укрытие для нас? Мне пришлось улыбнуться и согласиться с ним. Колета привела в порядок свое порванное платье, так что, по крайней мере, были прикрыты голые места, и затем мы последовали за странным графом в лес. Он уверенно шагал в темноте.

– Вы не боитесь ловушек короля? – спросил я.

– Я здесь очень хорошо ориентируюсь, еще с прежних времен. И вы, Арман, не боитесь меня?

– Если вы хотели меня убить, вы бы не старались дважды сохранить мне жизнь.

Он коротко рассмеялся и продолжил молча путь. Несмотря на мои уверенные слова, я спрашивал себя, человек ли он или привидение, часть дикой охоты, порождение Вальпургиевой ночи.