Текст книги "Анна навсегда (СИ)"

Автор книги: Ярославия Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Его ответ был таким логичным, будто он меня каждый день видел дома в махровых гетрах и плюшевом комбинезоне.

Со стороны мы сейчас, наверное, выглядели, как милейшая парочка. Я сидела к нему спиной, зажав в руках открытый блокнот и перечитывала собственные записи. А Арис аккуратно расчесывал мои волнистые полувысохшие волосы. Он сидел буквально в нескольких сантиметрах от меня, поджав под себя одну ногу, которая упиралась в меня коленом. Как ни странно, мне было очень уютно рядом с ним. Мой мужчина никогда не трогал мои волосы. Когда я укладывалась к нему на колени, он обычно ласково приподнимал мою голову и отодвигался в сторону. Мне было обидно проявлять к человеку высшую степень доверия и получать хоть и ласковый, но всё же отворот.

Встряхнув головой, я мысленно резко одернула себя. Зачем сравнивать моего мужчину с моим похитителем? Где моя голова? Мои мысленные препирания с самой собой не остались не замеченными Арисом.

– Пытаешься внушить себе, что ты меня не любишь? – прошептал он, наклонившись ко мне.

– Пытаюсь договориться с собой, – зачем – то ответила я ему практически правду. Я не видела его глаз. Он не видел моего лица. Говорить так было намного проще.

– Арис? – спросила я.

Он откликнулся.

– Почему ты мне никогда не рассказывал о себе?

– Ты не спрашивала.

– Я знаю, что ты мастерски играешь на барабанах и неплохо поешь.

Я захлопнула блокнот и приготовилась слушать.

– Ты снова не задаешь вопросы. Не понимаю, как в своих фантазиях ты умудряешься работать журналистом с таким неумением вести диалог.

Наверное, он хотел меня задеть, но сегодняшний день был наполнен позитивом, отчасти благодаря ему. Поэтому я не собиралась злиться.

– Ты проводишь со мной в подвале максимум своего времени. Когда ты успеваешь выступать?

– Тебя действительно это волнует? – спросил он и, увидев мой кивок, ответил:

– Наша группа взяла отпуск. У гитариста жена родила, а вокалист восстанавливает связки в Тае. Мы уже месяц не выступаем. Наш сезон откроется через три недели, когда начнется подготовка к Рождеству. У нас куча заказов, а по выходным мы играем в пабах.

– Но твоя жизнь ведь не ограничена только группой. Кто ты, Арис?

– Я пишу программки. Приложения. Я фрилансер на вольных хлебах. По вечерам у меня полно времени на то, чтобы посидеть в кресле с ноутом и заняться тем, что нравится мне по – настоящему.

– Но вилла? Машина? На чьи деньги это всё куплено?

– Ты хочешь подсчитать мои финансы?

Это прозвучало от него неожиданно грубо, а через мгновение, развернув меня за плечи одним движением, словно я ничего не весила, он уже смотрел мне в глаза, ожидая ответа. Я попыталась отвести взгляд, но Арис не церемонился со мной. Аккуратно взяв меня за подбородок двумя пальцами, он заставил меня быть максимально близко к нему. Я чувствовала его дыхание. От него пахло алкоголем, впрочем, как обычно.

– Я не пытаюсь считать твои финансы, я пытаюсь понять, как мы с тобой жили. На мою зарплату преподавателя?

Арис рассмеялся и предпочел оставить мои вопросы без ответа.

Он слишком часто отмалчивался, при этом требуя от меня конкретных ответов на его вопросы. Я считала, что это несправедливо, но его это не волновало. Он что – то скрывал от меня. И лучше бы я никогда не узнала его тайны.

Последний наш с ним разговор отчего – то запомнился мне особенно. Быть может, дело в том, что в нас обоих не было ни одного лишнего градуса. Мы пили весь вечер апельсиновый фреш и смеялись. Арис рассказывал мне истории из своей гастрольной жизни, от которых я буквально рыдала от смеха. Мне казалось, что я всё больше погружаюсь в него. Что так больше не может продолжаться. Что наша "игра в семью" слишком затянулась.

Кстати, этот разговор запомнился мне исключительно потому, что он стал последним в нашей жизни.

Я еще не успела отсмеяться от очередной истории, как Арис уже смотрел на меня без тени улыбки, так пронзительно, прямо в душу.

– Анна, я хочу поговорить с тобой о личном. Недавно я пересматривал "Титаник". Тот самый, где молодой Ди Каприо помнишь?

Я кивнула, и Арис продолжил:

– После смерти Роза попадает в рай. И её рай находится на корабле. Там, где она провела самые счастливые моменты в своей жизни. Если бы ты завтра попала в рай, каким бы он был для тебя?

Когда он задавал мне такие вопросы, сердце у меня ёкало всегда. Каждый раз.

Я пыталась поймать угрозу в его взгляде, но там не было ровным счетом ничего, кроме искреннего любопытства. И я отвечала так искренне, как только могла это делать.

– Я не всегда жила у ненавистной тётушки. В детстве у меня были бабушка с дедушкой. Они были моими самыми лучшими родителями. Самыми лучшими друзьями. Самыми лучшими людьми на свете. Если бы завтра мне удалось попасть в рай, я бы пришла туда пятилетним ребёнком, которого любят, балуют и катают на широкой раме велосипеда. Я могу назвать себя самым счастливым человеком на свете. Потому что однажды я была счастлива. И того, что я испытывала тогда, мне уже не испытать никогда. Даже отчасти. Тот же вопрос к тебе. Твой рай?

Арис не задумался ни на минуту. Видимо, он уже успел поразмышлять на эту тему вчера, после окончания фильма.

– Мой рай с тобой рядом. Наверное, в том мире уже не требуется вода – еда, поэтому я бы замуровал себя в одном помещении с тобой и говорил бы с тобой день и ночь напролет. Мы бы занимались любовью. Обнаженные и обессиленные мы бы лежали в постели и были бы счастливы просто от осознания близости друг друга. Мы бы с тобой пили ром. Танцевали. И любили до бесконечности.

– Фу, как это омерзительно, – скривилась я. – Твои животные инстинкты меня раздражают. Если уж ты мечтаешь обо мне, то мог бы хотя бы представить необитаемый остров. А если я с тобой поссорюсь? Куда мне уйти из замкнутого пространства? Так я хоть смогу смотать в джунгли. Хоть обыщись, не найдешь, пока я сама этого не захочу.

– Нет, – покачал он головой. – Это мой рай, а не твой. Там бы ты была милой, доброй, покладистой и раскрепощенной.

– Такой рай надоест тебе через неделю. Никто не любит тихонь. Если я буду кивать и улыбаться, то ты взвоешь от скуки. Я изучала психологию. Вы, мужики, страшные адреналинщики. Вам нужен стресс. Вам нужны скандалы. Вам нужна жизнь, как на вулкане.

– После ссоры секс всегда классный, – согласился со мной Арис.

Я снова покачала головой.

– Арис, ты просто грязное животное.

– У меня просто давно его не было, – пожаловался он, будто его жалобы могли что – то изменить.

Я ничего не ответила, поэтому Арис продолжил говорить:

– Анна, я заранее знаю ответ, но, тем не менее, хочу услышать это от тебя. Если бы тебе выпал шанс изменить любой день в твоей жизни, какой бы ты изменила? Подумай перед тем, как ответить. Для меня это очень важно.

– Ты хочешь, чтобы я ответила, что я хочу не попасться тебе в вечер похищения?

Я специально выдержала небольшую паузу перед тем, как ответить.

– Арис, десять с лишним лет тому назад подруга звала меня к тебе на виллу. Тогда я отказалась. И сейчас я всё чаще думаю о том, как изменилась бы моя жизнь, согласись я тогда. Конечно, быть может, ты и не заметил бы меня в толпе. Но я думаю, что вся наша с тобой жизнь перевернулась, приди я тогда. Я бы влюбилась в тебя, если бы мы начали общаться в другом мире. Не здесь. А за стеной. Здесь это невозможно при любых обстоятельствах. Но ты близок мне настолько, насколько мне не близок даже собственный мужчина.

Арис промолчал.

Тогда я не смогла понять, почему он так отреагировал. Ведь нет ничего страшного, чтобы раскрыть карты перед тем, кто является твоим пленником и, возможно, никогда больше не увидит небо. Но он промолчал. Будто чувствовал, как кончится наша с ним история.

Так проходили мои дни в заточении. Я не могу сказать, что переживала худшее время в моей жизни. Вовсе нет. Конечно, меня раздражали стены подвала, запах сырости и собственное одиночество. Но, как такового удара моей психике он не наносил достаточно долгое время. Мы целыми днями валялись на матрасе, смотрели сериалы, пили ром и проводили часы напролет за разговорами. Атмосфера тому содействовала. Постоянная полутьма, градус в крови и взаимодействие друг с другом. Иногда Арис устраивал мне разгрузочные дни. Тогда мы целый день пили травяной чай и занимались импровизированным кроссфитом друг напротив друга. Я много записывала, превратив свое вынужденное заточение во временное творческое. Моя история, глава за главой, приобрела характер личного дневника, который Арис читал втихую от меня. Откуда я это знала? Порой ночью я не находила рядом с собой ни Ариса, ни блокнота. Но, просыпаясь по утрам, я снова видела их обоих. Блокнот лежал там, где я его оставила, а Арис под белоснежным пледом справа от меня.

Со временем моя жизнь стала потихоньку перетекать в русло нашей жизни. Я уже не злилась, просыпаясь на его плече. Я начинала смеяться над его шутками. Я уже не боялась пить из кружки первой. Уже не боялась умереть здесь, в подвале. Однажды вечером я предложила не валяться в постели за разговорами по душам, а устроить танцы. Мы включили музыку и до глубокой ночи пили шампанское и веселились. Оказалось, что много лет Арис занимался эстрадными танцами, поэтому даже здесь он был на шаг впереди меня. Мы плясали до упаду, смеялись, обнимались и вскоре превратили такие вечера в традицию. Наверное, когда я выберусь отсюда и издам свою книгу в бешеном количестве экземпляров, моих читателей будет волновать вопрос: потрахались мы уже или я так и продолжила строить из себя жертву на полном обеспечении маньяка?

Это случилось, как бывает у многих, по ошибке.

В нас бушевали сорок градусов. Во мне было чуть меньше, чем в нем, но я старалась не отставать в попытках просадить свою печень, поэтому была тоже очень весела и беспечна. Мы танцевали как обычно, высоко подпрыгивая и махая руками во все стороны, когда заиграла песня их группы. Та самая, которая, по словам Ариса, была написана для меня. У неё была очень медленная мелодия, которая в середине второго припева взрывалась грохотом барабанов и перерастала в страстную и драйвовую танцевальную. Он кивком головы пригласил меня на танец, и я, степенно поклонившись, подала ему руку. Он притянул меня к себе и прижал так крепко, что слов не понадобилось. Я поняла, чем это кончится, но сопротивляться почему – то не хотелось. Его руки по – хозяйски блуждали по моему телу, а в тот момент, когда музыка сменилась на драйвовую, он уже целовал меня так, как мой мужчина никогда не целовал. Не знаю, как давно у него не было девушки, ведь в какой – то момент я почувствовала себя звездой порнофильма. Он был груб. В нём не было ни капли нежности. Он до синяков впивался губами в мою шею, он кусал мои губы, он сжимал мою грудь до боли. До стонов. До криков. Его руки не оставляли нетронутыми ни миллиметра моего тела. Он сорвал с меня одежду быстрее, чем я успела сказать "Нет". Сейчас для него не существовало никакого ответа, кроме положительного. Понимая, что насилие неизбежно, я полностью отдалась в его руки и попыталась расслабиться, чтобы получить свою порцию удовольствия. Но это было нереально. С ним можно было получить только бурю оргазмов. Никаких нежностей и ласк. Только грубая страсть. Прорычав нечто нечленораздельное, Арис подхватил меня на руки и прижал к стене. Я обвилась ногами вокруг его бедер и откинула волосы назад.

Не знаю, зачем я этим поделилась, ведь можно было остаться чистой в глазах тех домохозяек, что будут завистливо вздыхать, слушая мою историю в вечернем шоу. Наверное, я хочу быть в первую очередь честной, а не чистой.

Тем более, как это обычно бывает, всё то, что было между нами, оборвалось в один момент.

Неудивительно, что на ближайшее время я оставила все попытки бежать и была максимально приветливой и дружелюбной. Время от времени я, по-прежнему, просила его оборудовать мне ванную комнату, ведь я прекрасно понимала, что он не выпустит меня отсюда больше никогда. Что это место станет моим пристанищем до тех пор, пока я не умру от сырости и плесени. Если только мне не удастся обхитрить его. Я ждала и получала максимум удовольствия и позитива от проживания в неволе, стараясь не упустить ни дня из собственной жизни. Мне бы хватило малейшего промаха с его стороны. Но каждый раз он был на шаг впереди. Всё, что мне оставалось – это просить его оборудовать мне хотя бы ванную комнату. Несмотря на все старания Ариса и собственный оптимизм, с каждым днем я чувствовала себя всё хуже. Я была разбита не только морально, но и физически и уже не верила, что когда – либо смогу выбраться отсюда. Порой, когда уровень моей безысходности начинал зашкаливать, мне казалось, что возможность принять горячую ванну сделает меня чуточку счастливее. Но это было мне недоступно. Каждый раз, раз за разом, он кивал головой давал мне обещание решить эту проблему, но время шло. А я всё так же сидела в четырёх стенах, где единственным предметом мебели был матрас, брошенный в угол.

Таз с водой тоже был для меня непозволительной роскошью, на которую Арис расщедривался максимум раз в три недели.

Я расчесывала руки до крови.

Я не могла распустить волосы, потому что они моментально превращались в слипшийся ком.

Я старалась максимально мало шевелиться, чтобы не чувствовать запах, который исходил от меня.

Иногда я сверлила Ариса взглядом часами напролет, пытаясь понять, действительно ли его никоим образом не беспокоят мои расчесанные до мяса ладони, которые отчего-то зудели сильнее всего. Он не морщился от моего аромата, проводя целые дни в непосредственной близости со мной.

– Ты можешь просить у меня всё, что тебе нужно, – повторял он мне каждый день.

Раньше я просила его отпустить меня, на что он только снисходительно улыбался:

– В пределах разумного, глупышка!

Теперь же я просила у него только организовать мне ванну.

– Арис, я скоро покроюсь сыпью от того слоя грязи, что скопился на мне. Я не буду пытаться бежать. Просто пусти меня помыться. Пусть это будет всего лишь бочка или снова чертов таз с водой, пойми, что я живой человек и мне это необходимо.

Он отмалчивался, а для меня эта мысль становилась всё более навязчивой.

Перепады в моем настроении случались всё чаще. Если раньше я просыпалась по утрам с определенным настроением на день вперед, то сейчас я могла весело смеяться над очередной историей Ариса, а через мгновение ненавидеть его до тошноты, до слез бессилия, до нервного скрежета зубами. Меня злило то, как я к нему отношусь. Я ненавидела себя за то, что не могла ненавидеть его. Я раздражалась от того, что он был так ласков со мной. Я хотела его убить. Хотела покинуть это замкнутое пространство. И хотела провести здесь всю свою жизнь. Просыпаться рядом с ним под белоснежным пледом. Пить ром, танцевать всю ночь напролет и писать свою книгу, которая никогда не увидит свет, если я так и не найду выход отсюда. Быть с ним. А еще я хотела вернуться к своему любимому мужчине из прошлой жизни, чтобы заглянуть в его глаза и задать один вопрос: "Что ты сделал, чтобы найти меня?". Посмотреть в его глаза и понять, остались ли у меня к нему хоть какие – то чувства или в моей душе теперь навечно поселился этот веселый гориллоподобный молодой мужчина с рельефным торсом и длинной челкой, вечно ниспадающей на глаза цвета бушующего океана? Я разрывалась. Мои курсы психологии не дали мне знаний для постановки диагноза самой себе. Но если бы у меня была ученая степень и мне досталась подобная подопытная, я бы назвала её болезнь "разрывом души".

И однажды это случилось.

Я сорвалась.

Обычно я всегда слышала, как Арис набирает шестизначный код перед тем, как войти в мою тюрьму, и успевала отойти в дальний угол. Но не сегодня. Сегодня я ждала его с того момента, как он покинул меня. Ждала прямо у порога. У меня не было часов, поэтому я не могу сказать точно, сколько времени прошло. Похоже, что моя нервная система была на грани разрушения, иначе бы я не смогла выстоять без движения так долго. Но сейчас мне далось это так легко, словно он выходил не более чем на пять минут.

Мне на руку сыграл элемент неожиданности. Арис привык к тому, что я безропотно выполняю все его требования и больше не предпринимаю попыток бежать. В мою камеру заточения он заходил расслабленным, как заходят к себе домой, не ожидая получить от любимой жены табуретом по лицу. Он мнил себя моим мужчиной. И это стало его ошибкой.

В тот момент я не думала, что я делаю.

Свободный комбинезон сыграл в мою пользу. Я легко и молниеносно ударила Ариса ногой в пах.

Это было так просто, как отнять у ребенка воздушный шарик.

Если бы я была хоть на долю процента уверена в том, что смогу это сделать, я бы давно предприняла попытку бежать.

Перед моими глазами проплыло огромное накачанное тело Ариса, в конвульсиях сползающее вниз. Я не стала раздумывать долго и уже через секунду перемахнула через него и побежала, куда глядели мои глаза. У меня не было ни секунды на то, чтобы осмотреться. Я просто надеялась на то, что бегу в верном направлении, а не в тупик, как обычно бывает в американских ужастиках.

За поворотом слабо мерцал свет. И мой путь лежал туда. Там находилась моя маленькая надежда на то, что я достаточно притупила внимание Ариса для того, чтобы он смог позволить себе забыть закрыть дверь на замок.

Не снижая скорости бега, я сбросила легкие сандалии и продолжила свой путь босиком. Спасительный поворот был на расстоянии трех метров от меня, когда я поняла, что этот свет точно не похож на дневной.

Прямо передо мной находилась решетка. Обычные металлические прутья, расположенные параллельно друг другу вдоль и поперек. А за ней было небольшое помещение, площадью не более пяти моих шагов. На потолке висела, мерно покачиваясь, обычная лампа накаливания, но с высокой мощностью. Похоже, что именно этот операционный свет я и спутала с дневным.

Но было в этой клетке то, что заставило меня замереть от ужаса.

Я не помню, что именно я там сказала. Но, стопроцентно, это слово было непечатным.

Сжав кулаки до боли, я смотрела на омерзительную картину, которая развернулась передо мной и чувствовала приступы тошноты, которые ворочались где – то в глотке.

Там, в самом центре места заточения, на стуле сидела девушка. Её руки плетьми свисали с железных подлокотников. Голова покоилась на груди, по которой разметались длинные светлые волосы, собранные в два высоких хвоста. Такую прическу носили все мои подружки в детском саду, но на девушке, чей возраст перевалил за двадцать, они смотрелись, как минимум, странно. Ноги перезрелой выпускницы были широко расставлены, выставляя напоказ отсутствие нижнего белья. Присмотревшись, я поняла, в чем дело. Они были настолько туго привязаны к ножкам стула, что вокруг веревки, обвивающей лодыжки, образовались бурые подкожные кровоподтеки. На ней не было никакой одежды, кроме красного короткого платьица, которое я поначалу приняла за длинную футболку, едва прикрывающую попу.

Девушка выглядела так, словно её били сильно, методично и не один день. Но тело, схожее по виду со свежайшей отбивной, являлось самым незначительным фрагментом страшной картины, судя по всему, развернувшейся здесь совсем недавно, ведь эпицентром недавней экзекуции было нечто другое. Под телом растекалась гигантская багровая лужа, слегка подсохшая по краям и смердящая на весь коридор тошнотворным запахом подгнившего мяса. То ли тело начало портиться, то ли кровавое месиво придавало воздуху такую приторную сладость, но в горле у меня мелко запершило. Завтрак, любезно приготовленный для меня Арисом, рвался наружу.

По спине побежали ледяные мурашки, а в ушах раздался неприятный звон – предвестник обморока. Я медленно обернулась. Напротив была еще одна камера. К моему счастью, в ней никого не было, в отличие от первой. Но темные размытые подтеки на полу выдавали в ней недавнее присутствие человека. Скорее всего, это была такая же несчастная и забитая до смерти девушка. У меня перехватило дыхание. Фантазия учтиво предложила мне эскиз собственной смерти в подобной клетке, и я поняла, что больше не могу сделать и шага в сторону выхода. Страх отключил осязательную функцию. Тело больше не подчинялось мне.

Где – то уже совсем рядом слышалось дыхание Ариса.

– Сделай это быстро, – произнесла я вслух, и моё сознание предательски отключилось, вопреки моим желаниям.

Я не знаю, сколько времени провела в темноте. Но, когда пришла в себя, то мне показалось, что прошло не более минуты. Не открывая глаз, я попробовала оценить свое состояние. Ноги – руки целы, боль абсолютно не чувствуется. Возможно ли, что я до сих пор жива? Или же я ничего не чувствую от болевого шока?

– Я вижу, что ты уже пришла в себя, – послышался голос Ариса где – то в районе моего правого плеча. В его тоне проскользнули нотки игривого веселья. Мне даже показалось, что он улыбается.

– И что?

Я открыла глаза и уткнулась взглядом в его лицо. Он нависал надо мной так близко, что его длинная чёлка едва не касалась моего подбородка. Я замерла, чтобы не дотронуться до него даже случайно, и заглянула в его глаза. В них плясали озорные искорки, будто он сделал что – то невероятно милое и хулиганистое.

– Я выполнил твою просьбу, Анна, – ответил он.

Наконец, я поняла, что же изменилось.

– Ты вымыл мне волосы?

– Нет, я вымыл тебя, – он улыбался.

– Этого не может быть. Я не могла отключиться настолько сильно, чтобы не очнуться в теплой воде.

– Когда ты потеряла сознание, я сделал тебе расслабляющий укольчик. Ты спала почти четыре часа. Я успел за это время всё, что запланировал. Вымыл тебя, высушил волосы, привел в порядок твои ножки. И даже успел выпроводить даму, которая напугала тебя так сильно.

На мгновение мне показалось, что он ждет от меня слов благодарности. Но потом я снова посмотрела ему в глаза. И... нет. Мне не показалось. Его правая бровь была чуть выше левой. Эта мимика означала, что Арис уже придумал, что хочет услышать от меня и теперь ждет, когда я произнесу вслух его мысли. Естественно, я не собиралась этого делать.

– Кто она такая? Арис, кто ты вообще такой? Я следующая в очереди?

– Ты задаешь слишком много вопросов, – он нахмурился. Мне это категорически не нравилось, но здесь я была его пленницей, и у меня снова не было права выбора.

– Что случилось с этой девушкой?

– Она искала путь к себе. Я помог ей, – ответил он коротко, мимолетом сдув челку с лица. Это спасло всего на мгновение, ведь она тут же снова упала ему на глаза.

– Чем ты ей помог?

– Я вскрыл ей грудину и показал кратчайший путь к себе. Я просил её потрогать себя там, внутри. Но она отказалась.

– Она была еще жива, когда ты делал это с ней? Ты заставил её?

– Я забрал у неё указательный пальчик и потрогал им её изнутри. Она нашла свой путь. Он был действительно был там. Под ребрами.

Всё это говорилось с такой рассеянной улыбкой, что мне казалось, он до сих пор получает удовольствие от того, что сделал. Я слушала его абсурдный рассказ и понимала, как сильно ошибалась в этом человеке. Это не я Анна. Это он категорически болен.

Я удивлялась сама себе, но внутри меня не было ни капли страха перед этим психопатом. Он не махал руками. Не повышал голос. Его лицо не выражало никаких других эмоций, кроме внутреннего удовлетворения. Он рассказывал мне о недавнем убийстве легче, чем делился впечатлениями о прошедшем дне каждый раз в течение нашего совместного полугода в подвале. Мне хотелось думать, что всё это просто глупый и нелепый розыгрыш, который он устроил мне для того, чтобы немного развеяться. Что девушка была ненастоящая, а Арис адекватнее, чем кажется мне сейчас. Но где – то на уровне животных инстинктов, я чувствовала, что он не лжет.

– Почему ты не убиваешь меня? – спросила я просто для того, чтобы немного разбавить тишину.

Но он внезапно ответил.

– Потому что ты вызываешь у меня эмоции и у меня на тебя всегда были другие планы. Я полюбил тебя еще тогда, в школе. И люблю до сих пор. Ты мой единственный родной человек.

– У тебя нет родных?

– Есть. Но они просто родили меня. А ты сделала меня собой. Без тебя я не стал бы тем, кто я есть.

– Что же я могла сделать с тобой такого, что ты стал убивать?

Арис громко расхохотался, запрокинув голову назад.

– Ты не научила меня убивать, глупая моя девчонка, ты научила меня любить.

Я не ожидала от него таких длинных монологов, но, видимо, сегодня он был в хорошем расположении духа. Иначе, по какой причине он начал бы мне рассказывать о себе? Это было в новинку. Раньше он по большей части только задавал вопросы, чаще игнорируя мои, чем давая ответы.

– Я хочу, чтобы ты вышел и подумал о своем поведении, – строго сказала я ему. – Ты идешь не тем путем. У меня возникло желание указать тебе на ТВОЙ истинный путь.

– Ты справишься? – он был увлечен. На его губах не переставала играть полуулыбка, выражающая крайнюю степень заинтересованности.

– Да, – ответила без колебаний.

– Я знаю. Внутри нас с тобой одинаковое содержимое. В твоей душе столько тьмы, сколько ни один твой приятель не смог бы вытащить из тебя. А я смогу. Я чувствую это, Анна, мы с тобой должны держаться друг друга.

– Ты не прав, – покачала я головой, не посчитав нужным произнести слова оправдания.

Расстояние одного вдоха потихоньку начинало меня тяготить. Когда кто – то так бесцеремонно вторгался в моё личное пространство, я предпочитала отступать. Сдвинувшись всем телом в сторону, я приподнялась и села, прислонившись спиной к стене и подобрав колени к подбородку. Расстояние между нами увеличилось настолько, чтобы появилась возможность оценить его манеру поведения со стороны, но это нисколько не помогло мне разобраться в нем. Всем своим положением Арис выражал отстраненность и безучастность к судьбе девушки с волосами, прибранными в два высоких хвоста. Сейчас он был сконцентрирован на мне так, словно где – то внутри себя решал, нужна ли я ему в дальнейшем. Он улыбался не только губами. Всё его тело говорило о том, что этот разговор для него весел и задорен. Тем не менее, я не могла сказать, что его веселит моя растерянность, скрывать которую у меня не было сил. По отношению ко мне сейчас он был абсолютно серьезен, как всегда. Забавной ему казалась сама ситуация. Настолько, что он даже не пытался сделать вид, что ему хоть немного жаль ту несчастную девушку.

– Все проблемы идут из детства. В твоей жизни столько комплексов, сколько лично мне и не снилось. Ты можешь поблагодарить за них свою приемную семью. Нелюбимый ребенок. Лишний ребенок. Ненужный ребенок. Отвергаемый ребенок. Ребенок – прислуга. Твое мнение не интересовало никого и никогда. С тобой не считались. С тобой не общались. Тебя обижали старшие братья, а тетя закрывала глаза на твои детские слёзы. Твои синяки объяснялись воспитателям очень просто: шебутная девчонка, балуется с братьями, отсюда и кровоподтеки. Кстати, они не отрабатывали на тебе приемы из секции бокса? Очень удобный манекен для битья и бросков. Сколько раз они использовали тебя в качестве боксерской груши? А пожаловаться – то и некому. Некому защитить. Некому пожалеть. Ты одна. Всю жизнь одна. Сама за себя. Тебя никто и никогда не любил.

Арис говорил так долго, что я просто перестала слушать. Фраза за фразой, он по – скотски давил на то, что я так старательно пыталась прикопать и захоронить в собственном прошлом. Сейчас у меня была счастливая семья, где мой мужчина любил меня по – настоящему.

– И ты придумала себе семью. Ту, о которой всю жизнь мечтала. Где тебя любят, балуют и не выпускают из объятий. Время распрощаться с иллюзиями. Ты никому не нужна в этом мире, кроме меня. Потому что ничего из того, что творится в твоей голове, просто не существует. Глупое имя, Николь. Подумай сама, разве тетя бы дала тебе такое имя, ведь своим рождением ты отобрала у неё сестру, которую она любила всей душой. Ты монстр, Анна. Даже для того, чтобы просто родиться, тебе уже нужна была чужая жизнь. Тетя назвала тебя Анной, знаешь, почему? Потому что так звали бабу, которая увела у неё мужа. Ты достойна этого имени, ведь ты тоже забрала у неё близкого человека. Николь появилась уже позже, в клинике, где ты целыми днями сидела лицом к стене, потому что жизнь в твоей голове была ярче реальности со мной. Николь вытянула тебя из того дерьма, в которое тебя втянул я. Ты больше не хотела быть моей союзницей.

– Какой союзницей? – рассеянно вклинилась я в его монолог.

– Ты представлялась моей сестрой и помогала мне заманивать девушек сюда. У нас были гастроли по стране. Знаешь, стоит вывезти человека на двадцать с небольшим километров от точки его проживания и ни один сыщик не найдет его следов.

– Это категорически не может правдой. Я абсолютно адекватный человек. Да, быть может, моя психика немного расшатана после такого детства, но я не превратилась в монстра и не понимаю, как таким монстром можешь быть ты. Богатенький мальчишка, насытившийся жизнью до отвала. Захотелось адреналина? Свежатинки?

Я не хотела говорить с ним в подобном тоне, но накативший приступ отвращения к этому человеку был сильнее меня. Хотелось кулаком двинуть ему в нос, чтобы увидеть его кровь и поверить в то, что он живой и настоящий, чтобы разбудить в нем хоть какие – то эмоции, чтобы разглядеть в нём живого человека, умеющего сожалеть и раскаиваться. Но он был по – прежнему отрешен от происходящего и зациклен на мне. Здесь и сейчас его не интересовало ничто в этой жизни, кроме меня. И у меня больше не было стопроцентной уверенности в том, что я всё так же интересовала его как объект для любви. Да и какой любви? Как девушка, которая смогла вытянуть из его насквозь прогнившей душонки человеческие качества? Или как та девушка с волосами, прибранными в два высоких хвоста? Я давно замолчала, а Арис продолжал смотреть мне в глаза так, как не смотрел никогда раньше. Однажды на меня смотрел так старший брат. После этого взгляда целый месяц моя рука была в нескольких слоях гипса. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего.

Но сегодня мне было уже не десять. Я спокойно выдержала недобрые переливы оттенка его глаз с цвета бушующего моря до цвета грозовой тучи и, размахнувшись для пощечины, неожиданно для себя оказалась крепко прижатой к стене. Он был быстрее меня и не позволил ударить его.

– Еще раз попробуешь поднять на меня руку и не сможешь поднять её больше ни на кого и никогда, – прорычал он мне в лицо и, одним движением отбросив в сторону, в два шага покинул мою тюрьму, хлопнув дверью так, что будь у меня здесь окна, они бы повылетали ко всем чертям.

В раздумьях, что же делать дальше, я взяла плед, замоталась в него, как в кокон, и села в угол, уткнувшись щекой в грязный фанерный лист. Мои волосы всё еще были мокрыми, как напоминание о реальности происходящего. Вся моя сущность надрывно вопила, что она отказывается верить в то, что Арис действительно изначально похищал меня для того, чтобы забить до смерти. Но мокрые волосы словно одергивали, заставляя очнуться и осознать действительность такой, какая она есть на самом деле.