Текст книги "Сердце демона (сборник)"
Автор книги: Ярослава Лазарева
Соавторы: Екатерина Неволина,Елена Усачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Характер уж у меня такой, – сухо ответила она и замолчала.
– И вот из-за твоего паскудного характера я была столько времени лишена отца! – выкрикнула Майя и выбежала из кухни.
Слезы душили, сердце билось так сильно, что грудь болела. Она заскочила в ванную и закрыла дверь на задвижку. Майя всегда считала, что отец бросил их, когда она была совсем маленькой, и это только его вина, что они остались одни. А оказалось, что виновата лишь мать.
– Как она могла? Как она могла? – бормотала Майя.
Ей хотелось кричать от несправедливости всего произошедшего. Но она изо всех сил сдерживалась, так как показаться отцу истеричкой было бы хуже всего, на ее взгляд. Майя умылась ледяной водой и постепенно успокоилась.
– Поеду в Японию назло всем! – упрямо проговорила она. – Имею право! Все-таки мой родной отец!
Майя тщательно вытерла лицо, поправила растрепавшиеся волосы, вздернула подбородок и вышла из ванной. Но с ней, как оказалось, никто спорить и не собирался. Мать выглядела притихшей. Они сидели на диване в гостиной, отец держал ее за руку.
– Мне понравились твои работы, – мягко сказал он, когда Майя устроилась в кресле напротив дивана. – Я считаю, что у тебя несомненный талант. А то, что твой стиль такой неординарный, только плюс. Я понимаю, что в вашем небольшом городе тебе трудно будет найти применение такого рода искусству. Но считаю, что это нужно развивать.
– И все-таки необходимо получить нормальную специальность, – заметила мама.
– Никто и не спорит, – ответил он. – Но пока девочка не определилась, чем бы хотела заниматься, то пусть рисует себе в свое удовольствие.
Майя довольно заулыбалась. Такой подход ей необычайно понравился. Она и правда не определилась, а идти по стопам матери и всю жизнь проработать на заводе ей категорически не хотелось. Как раз это она знала точно.
Глава 2
Лепесток сиреневый с иероглифом «Хара» [10]10
Японский иероглиф «Хара» имеет несколько значений: «душа», «живот», «тайные мысли».
[Закрыть]
На горном склоне
Сакура, как отшельник,
Уединилась.
Только она запомнит
О том, что мы встречались.
Дайсодзя Геесон
Майя прилетела с отцом вначале в Токио в аэропорт «Нарита», затем они отправились в «Ханэда». Это был аэропорт для внутренних линий. Оттуда осуществлялось множество рейсов на остров Хоккайдо, где и находился Саппоро. Майя жалась к отцу, она робела от обилия впечатлений и потока информации, она терялась в незнакомом ей мире, к тому же впервые в жизни выехала за границу. Ей казалось, что она попала на другую планету. Особенно доставало то, что вокруг говорили на непонятном ей языке, и впервые Майя остро пожалела, что не учила как следует английский в школе. Она понимала, что это международный язык и любой уважающий себя человек хотя бы в малых объемах знает его. Но только не Майя. Она с завистью наблюдала, как легко отец общается и на японском, и на английском, и дала себе слово как можно скорее освоить хотя бы самые необходимые выражения. Она даже купила в аэропорту разговорник, и когда они уселись в самолет, летящий в Син-Титосэ [11]11
Название аэропорта в Саппоро.
[Закрыть], сразу уткнулась в него и начала старательно заучивать расхожие фразы, типа «Добрый день», «Спасибо», «Как пройти туда-то…» и т. д. Отец с улыбкой наблюдал за ней, но замечаний не делал, и она была ему благодарна за такую чуткость. Майя чувствовала себя не в своей тарелке, так как вдруг осознала, насколько она необразованна, и невольно удивлялась собственной глупости. Она вспоминала, с какой неохотой училась в школе, как игнорировала домашние задания и с каким трудом сдавала экзамены. Ее кругозор был узок, знаний явно не хватало, и это мешало ориентироваться в новом, незнакомом ей мире.
«Ну ничего! – думала она, листая разговорник. – Буду сейчас зубрить день и ночь! Выучу и английский, и японский. Папа еще очень удивится моим способностям!»
За то короткое время, что они были неразлучно вместе, она окончательно очаровалась отцом. И хотела соответствовать. Ее восхищало все в нем – и манера поведения, и обширные знания по многим предметам, и умение одеваться. Она видела, как легко он приспосабливается к окружающей обстановке, как просто находит язык с незнакомыми людьми, и понимала, что это результат именно работы над собой. И сейчас ее собственная лень в учебе казалась странной и непростительной. Майя жаждала наверстать упущенное.
Но ее удивляло, что поведение отца стало немного другим. Казалось, что обычная выдержка иногда ему изменяет. Она не могла понять, в чем дело, и напрямую спросила у отца. Они сидели в аэропорту и ожидали рейс. Он замялся, Майя терпеливо ждала.
– Понимаешь, дочка, – старательно подбирая слова, ответил он, – одно дело, когда я любил тебя на расстоянии. Ведь мы совсем не общались. И ты казалась мне уже взрослой, все-таки тебе исполнилось шестнадцать! Но совсем другое, когда мы вместе, и я отвечаю за тебя и перед мамой, и перед собой. Я сам удивляюсь, почему иногда так нервничаю. Наверное, все дело в том, что ты девочка, и мне все время кажется, что заботиться о тебе нужно намного более… нежно, что ли, и тщательнее, чем о сыновьях! Я будто бы иногда превращаюсь в глупую наседку, которая распускает крылья над своим птенчиком при малейшей опасности. Мне самому это странно, но я ничего не могу поделать.
– Папа! – рассмеялась Майя. – Вот не ожидала от тебя такого!
– Я постараюсь не досаждать тебе своей опекой! – ответил он. – Но и ты меня пойми!
Майя кивнула и улыбнулась. После признания отца все встало на места. И ей стало даже приятно, что он так беспокоится именно о ней, что так меняется из-за нее. Это говорило только об искренности его отцовских чувств.
В Саппоро они прилетели через два часа. Было утро, но Майя из-за разницы во времени и обилия треволнений и впечатлений чувствовала себя уставшей. Был конец февраля, но на улице стояла настоящая зима. Едва они вышли из здания аэровокзала, как Майя сразу ощутила пронизывающий ледяной ветер и зябко поежилась в короткой новенькой дубленке, которую мама купила ей перед отъездом.
– Хоккайдо – самый северный остров Японии, – сказал отец, останавливая такси. – Но здесь отличный воздух, свежий и бодрящий. Сама скоро почувствуешь, какой здоровый климат.
Он загрузил багаж, и они уселись на заднее сиденье. Отец что-то быстро сказал водителю, тот улыбнулся и кивнул.
– Я постоянно живу не в самом Саппоро, а в Дзедзанкэй, – пояснил он. – Это всего в тридцати километрах от города. Думаю, тебе там понравится. Это своего рода пригородная зона отдыха.
Майя не ответила. Она жадно смотрела в окно. Пейзажи ей нравились. Хоккайдо – гористый остров, и это чувствовалось в ландшафтах. Волнообразная линия горизонта иногда сменялась настоящими горами, покрытыми густым темно-зеленым лесом. А когда они въехали на территорию Дзедзанкэй, о чем сообщил ей отец, то она моментально оценила живописность местности. Легкий туман покрывал видимое пространство, и Майю это удивило, ведь воздух на острове, несмотря на близость океана, показался ей сухим и холодным.
– Здесь множество целебных источников, – сказал отец. – И многие из них горячие. Сюда ездят лечиться со всей страны.
«Наверное, от их испарений такой туман», – решила Майя.
Таксист высадил их возле обычного на вид многоквартирного дома, что удивило Майю. Она уже решила, что они будут жить в настоящем японском жилище. Они проезжали мимо аккуратных домиков, выглядывающих из-за каменных, довольно низких оград, и Майя размечталась, что сейчас отец привезет ее именно в такой дом, что они будут жить отдельно, и, возможно, у нее будет свой, пусть и небольшой, но садик. И когда такси остановилось возле четырехэтажного типового на вид здания, она ощутила острое разочарование. Ей на миг показалось, что она вернулась в свой двор. Но тут же Майя увидела разницу. Местный двор был невероятно чистым и ухоженным, деревянные фигуры двух аистов красиво возвышались посередине, каменная горка из разноцветных камней возле них была влажной от бегущего по ней ручейка, у подножия поблескивал крохотный пруд с каменистыми бережками, на вид совершенно естественными.
– Летом тут очень живописно, – заметил отец, проследив за взглядом Майи. – Цветники необычайно хороши. Японцы вообще, на мой взгляд, эстеты. Они любят, чтобы перед их взором все было гармонично и красиво, и стараются обустроить пространство в соответствии со своими пристрастиями. Но это в них заложено от рождения, так мне кажется.
Они вошли в подъезд. Майю удивило, что дверь открывалась чем-то типа магнитной карточки. На площадке было всего две квартиры, и это тоже показалось ей непривычным. Отец поднялся на третий этаж, лестничные клетки были чистыми, везде стояли живые цветы, и Майя уже не сравнивала этот дом со своей хрущобой и ее вечно грязными заплеванными и прокуренными подъездами.
Отец распахнул дверь в квартиру и гостеприимным жестом пригласил Майю входить. Она робко переступила порог. Холл выглядел небольшим. Майя положила свою сумку на пол и огляделась. Теплые пастельные тона отделки сразу ей понравились.
– Ты устраивайся, – сказал отец. – Я позже зайду.
– В смысле? – изумилась она.
– Я живу этажом ниже, – с улыбкой пояснил он. – Моя квартира прямо под тобой. Тут как раз вот эта освободилась, и я снял ее. Решил, что так нам обоим удобнее будет.
– Так это все только мое? – обрадовалась она и прижала ладони к запылавшим щекам. – У меня отдельная квартира? Суперски! В жизни одна не жила! Но всегда мечтала об этом! Папка! Ты просто чудо!
И Майя бросилась ему на шею. Отец явно смутился, но легко прижал ее к себе и чмокнул в щеку.
– Вообще-то это в порядке вещей, – сказал он, – ты уже взрослая девушка, не думаю, что тебе было бы удобно проживать со мной в одной квартире. Они тут небольшие, всего-то две комнаты и крохотная кухня в «одно татами [12]12
Татами – плотные маты толщиной 6 см из рисовой соломы. Размеры татами колеблются в зависимости от района Японии, например в Токио – 1,76.
[Закрыть]», как тут говорят.
– Татами? – повторила Майя незнакомое слово.
– На самом деле это матрас для сна, – пояснил отец. – Его тут принято класть прямо на пол, а вместо подушки довольно твердый валик. Но твоя квартира обставлена вполне по-европейски. До тебя здесь жила одна аспирантка из Израиля и все устроила по своему вкусу. Минимализм, конечно, но, думаю, тебе понравится.
– И куда она делась? – уточнила Майя.
– Уехала до осени по семейным делам, так что пока ты можешь жить здесь, – ответил он. – Устраивайся, позже поговорим.
Отец улыбнулся, подхватил свою сумку и начал спускаться по лестнице. Майя растерянно посмотрела ему вслед, затем скинула дубленку, разулась и начала осматривать свое новое жилье. Комнаты и правда были небольшие, но уютные. Гостиная с мягким диваном, компьютерным уголком, состоящим из стола и колонки под книги, с большим телевизором, занимающим чуть ли не полстены, сразу понравилась Майе. Она прыгнула на диван и заболтала ногами от восторга. Ей все еще не верилось, что она будет жить в такой «шикарной» квартире. А Майе она казалось именно шикарной. Она в жизни не видела такой огромной плазмы, к тому же обнаружила на стойке под ней кучу дисков с музыкой и фильмами. Как оказалось, это был не просто телевизор, а домашний кинотеатр, и Майя, быстро разобравшись с управлением, сразу поставила диск группы «Китай». Круговое звучание впечатлило ее, и она начала подпевать:
Спальня оказалась совсем маленькой, в нее вошли лишь узкая тахта и платяной шкаф-купе, а кухня была просто крохотной – с двухконфорочной плитой, парой шкафчиков с посудой, столиком возле окна. Но Майя была в восторге. Она быстро разложила свои вещи в шкафу и отправилась в ванную. Здесь имелась душевая кабинка, и она забралась в нее, задвинув матовые дверцы. Сделав воду погорячее, Майя с наслаждением встала под душ. Ей становилось все легче, скованность, робость, внутренний дискомфорт стремительно исчезали. Она уже чувствовала себя как дома и радовалась этому.
Когда Майя вышла на кухню, потряхивая влажными волосами, и поставила чайник, раздался звонок в дверь. Она выскочила в коридор. Это был отец. Он уже тоже явно принял душ и переоделся в спортивный костюм. Его мокрые волосы были тщательно зачесаны назад, открывая высокий лоб, и это делало его лицо значительным и волевым. Майя подумала, что отец похож на киноактера и что он очень хорош собой. Ей нравились его густые черные брови и такие же, как у нее, очень светлые голубые глаза. Майя уже успела обратить внимание, как на нее поглядывали молодые люди. Они явно задерживали взгляд на ее глазах. Для японцев такой цвет, конечно, был редкостью, и это придавало Майе уверенности в себе и тешило самолюбие. Она еще больше утвердилась в своем мнении по поводу необычайной красоты своих глаз.
– Принес бутерброды с тунцом и коробку с местными пирожными из соевых бобов. Тебе понравится, – сказал он, улыбаясь.
– А я уже чайник поставила! – улыбнулась она в ответ.
– Вот и отлично! – обрадовался он. – А что это у тебя играет?
– «Китай»! – радостно сообщила она.
– Ах да, – заулыбался он. – Это же твои любимчики!
Майе стало приятно, что он помнит о ее пристрастиях.
Они прошли на кухню. Майя деловито застелила столик плетеной соломкой и расставила сервиз из коричневой керамики, который обнаружила в одном из шкафчиков. Она разлила чай и вынула пирожные из коробки. Ее удивило, что они разной формы и очень маленькие. Но ровные разноцветные шарики и пирожные в виде розовых цветов выглядели изысканно. Бутерброды выложила на большое блюдо. Ей безумно нравилось выступать в роли хозяйки, она все делала быстро и аккуратно. Пододвинув отцу чашку с дымящимся чаем, уселась напротив. Вначале они ели молча. Но когда очередь дошла до пирожных, Майя украдкой глянула на него. Он вскинул брови и спросил, как ей они на вкус.
– Нравятся, – кивнула она. – Это правда из бобов? Что-то непохоже.
– Эти пирожные очень популярны в Японии и имеют общее название вагаси. Но их существует множество разновидностей. Эти, например, называются мандзю, они из пшеничной муки с начинкой из бобов адзуки, а шарики с начинкой из сладкой зерновой фасоли.
– Ну, не очень-то они и сладкие, – заметила Майя.
– Это да! – кивнул отец. – Японцы вообще приверженцы натуральных вкусов, скоро сама поймешь.
– Однако пирожные вкусные! – сказала она. – Особенно с зеленым чаем.
– Классическое сочетание, – улыбнулся он. – Рад, что ты так быстро их распробовала. Не всем нравятся местные сладости.
– Экзотично, – улыбнулась она. – Но выбор мне кажется странным: бобы!
– Ну, это отдельная история! – пояснил отец. – Бобы почитаемы здесь, их даже наделяют волшебной силой.
– Да ну! – не поверила Майя и откусила от «розового цветочка».
– Дело в том, что, по поверьям, демоны ненавидят бобовые, – начал отец. – Они для них все равно что для вампиров чеснок. В ночь с третьего на четвертое февраля празднуют «Сэцубун» – праздник конца зимы и начала японского нового года, согласно лунному календарю. И именно в этот день из дома изгоняют демонов и злых духов, причем делают это весьма оригинальным способом – бросают вокруг себя соевые бобы. Эта церемония называется маме-маки и сопровождается выкриками «Демоны, прочь! Приходи, удача!». Раскрыв окна, зерна разбрасывают также и перед окном. После обряда каждый член семьи должен съесть ровно такое количество соевых бобов, сколько ему лет.
– Как интересно! – оживленно проговорила Майя.
– Мало того, существует поверье: чтобы избавиться от присутствия демона в доме, необходимо загнать его в кольцо из обжаренных соевых бобов и замкнуть круг. После чего произнести: «Они-ва-сото! Фуку-ва-учи!»
Последние слова отец проговорил нарочито суровым голосом, и Майя не выдержала и прыснула.
– Они-ва… что? – переспросила она.
– Это и есть «Демоны, прочь! Приходи, удача!» по-японски, – пояснил он.
– Сколько ты всего знаешь! – восхитилась она.
– Я живу здесь не первый год, – улыбнулся он. – И просто влюблен в эту страну! У японцев очень интересная ментальность, они весьма своеобразны и всю свою жизнь стремятся лишь к одному – достижению гармонии и вокруг себя, и внутри.
– Это здорово! Как раз гармонии мне и не хватало в родном городе. По правде говоря, я умиротворялась лишь тогда, когда рисовала!
– Кстати, здесь твои картины никому не показались бы странными, – заметил отец. – Когда мы поедем в Токио, а я запланировал такую прогулку на пару деньков, то я тебя познакомлю с одной милой девушкой. Она работает в галерее современного искусства. Покажешь ей свои рисунки.
Майя напряглась. Она знала из рассказа матери, что отец вот уже года три как в разводе. Его бывшая жена и двое сыновей постоянно жили в Петербурге. Мама даже проговорилась, что как-то звонила отцу, но попала на его жену, и та вдруг начала ей жаловаться, что ее подло бросили ради какой-то молоденькой японки. И мама сочла нужным предупредить Майю перед отъездом, чтобы она держала ухо востро и ни с какими подружками-японками отца старалась не общаться.
– Еще не хватало полюбовниц его в твоих знакомых! – зло говорила она.
Но Майя и не слушала. Она считала, что точка зрения матери невозможно отсталая, что каждый имеет право жить так, как считает нужным, и если любовь проходит, то незачем насильно держать человека возле себя. И уж если отец влюбился в японку, то ничего зазорного в этом нет.
– И как ее зовут? – не выдержала Майя. – И сколько ей лет?
– Ариса, ей двадцать пять, – спокойно ответил он.
– Почти Лариса, – улыбнулась она.
Отец удивленно на нее глянул и рассмеялся.
– Мне такое и в голову не приходило, – заметил он. – Главное, сейчас не назвать ее ненароком Ларисой! Но вообще ее имя значит «величественная».
– Красиво, – тихо проговорила Майя. – А ты с ней… – Она замялась, но после паузы все-таки продолжила: – В отношениях?
Отец слегка покраснел. Но потом ответил:
– Можно и так сказать. А ты возражаешь?
– Я?! – искренне удивилась Майя. – Вообще-то это не мое дело! Ты взрослый и сам себе хозяин.
Он явно успокоился.
– Но разница в возрасте тебя не смущает? – уточнил он, пристально на нее глядя.
– Тоже мне разница! – пожала она плечами. – Тебе всего-то тридцать шесть! Вот если бы твоей Арисе-Ларисе было, скажем, шестнадцать, тогда да!
– Что ты! – замахал он руками и снова рассмеялся. – О чем ты только думаешь?
– Да я так… пошутила, – с улыбкой ответила она.
Они помолчали какое-то время. Майя подлила чай в опустевшие чашки и взяла пирожное.
– А у тебя как с этим? – осторожно спросил отец.
– А никак! – равнодушно ответила она. – Был мальчик из параллельного класса, затем еще один с нашего двора… и еще… случайно на одной вечеринке познакомилась… Но все как-то несерьезно. Так, повстречалась с пару месяцев и пока-пока! А ты интересуешься? – лукаво добавила она и хитро на него посмотрела.
– Прости, если лезу не в свое дело! – смущенно ответил он. – Тем более обещал не доставать тебя излишней опекой. Но для меня все равно эта тема волнительна! Как все-таки с девочками сложно! Кто бы мог подумать! И я не могу избавиться от всяких тревожных мыслей!
– Ты не волнуйся, дальше поцелуев дело не заходило! Они вообще все придурки! – добавила она. – Даже и говорить-то неохота!
– Ясно, – растерянно проговорил он.
– Но я безумно люблю Гришу Радугу! – после паузы разоткровенничалась Майя.
Отец вскинул брови, на его лице было написано изумление.
– Солист «Китая», – напомнила она.
– Ах да, – закивал он. – Постер на твоей стене! Ты и сюда его привезла?
– А как же! – задорно ответила она, стараясь скрыть свое смущение.
Прошла неделя. Майя на удивление быстро освоилась на новом месте. Отец провел с ней два дня после приезда, они даже успели на окончание Снежного фестиваля на центральном бульваре Одори, которым славится Саппоро, а затем вышел на работу, и девушка была предоставлена сама себе. Но Майю это даже радовало. Она обегала все окрестности, полюбовалась местными достопримечательностями, восхитилась красотой водопада Сираито [14]14
«Белая нить».
[Закрыть]и моста Нисики [15]15
«Парчовый».
[Закрыть], изучила близлежащие магазины, накупила кучу всякой мелочи, а отец сразу выдал ей баснословную, по ее понятиям, сумму в триста долларов, которые она по мере надобности меняла на йены, освоилась в квартире и даже начала готовить, причем не только для себя, но и для отца. Носясь весь день по окрестностям, она к ужину обязательно возвращалась домой – а отец сразу выдал ей комплект ключей от своей квартиры – и накрывала на стол. Ей доставляло удовольствие ждать его с работы, кормить, слушать его рассказ о том, что произошло за день, а затем убирать со стола. После ужина они обычно устраивались на диване и смотрели телевизор. Отец бегло переводил ей новости и фильмы, которые шли по программам. Иногда, если он возвращался не слишком поздно, они выходили погулять. Он любил посидеть в одном баре и выпить кружку местного пива. Майя устраивалась рядом на высоком стуле у стойки, пила сок или безалкогольные коктейли и украдкой изучала посетителей. Ей казалось, что она словно в каком-то фильме о красивой заграничной жизни, и даже жалела, что ее сейчас не видят подружки. По родному городку она совсем не скучала и с содроганием думала, что все равно ей придется туда вернуться. Но пока она была здесь и наслаждалась каждым днем.
В начале марта резко потеплело. Майя тут же накупила себе весенних нарядов, ей хотелось яркости, и белые, розовые и голубые джинсы, не менее яркие легкие курточки и кислотных рисунков футболки радовали ее. Отец только улыбался, когда она демонстрировала ему очередную обновку. Он не жалел денег, возможно, хотел компенсировать таким образом свое долгое отсутствие в жизни дочери. В один из выходных они все-таки слетали в Токио. Майя знала, что он хочет познакомить ее со своей «пассией», и приоделась для такого случая. Белые, живописно изодранные на коленях джинсы, розовые с черными черепами кеды, сиреневая футболка с черным иероглифом на груди и светло-голубая ветровка казались ей верхом изысканности. Майя полюбовалась на себя в большое зеркало на дверце платяного шкафа, тряхнула волосами и улыбнулась своему отражению. Не то что она очень нервничала перед знакомством с Арисой, но впечатление произвести ей хотелось. Однако когда они прилетели в Токио, она вдруг заметила, что почти вся молодежь одета вот так же ярко и вызывающе, к тому же здесь явно никто и ни на кого не обращал внимания. Смешение стилей также поразило ее. Создавалось ощущение, что каждый одевался так, как нравилось лично ему. Какие-то стили она, правда, узнавала: вот прошли мимо них готы с их типично черной одеждой, специфическим макияжем и обилием символики смерти, вот промчались явно байкеры, затянутые в кожу и длинноволосые, вот идут эмо с их длинными, закрывающими пол-лица челками и в черно-розовой одежде. К удивлению Майи, многие молодые парни и девушки были одеты в настоящую, на вид национальную одежду и держались при этом совершенно естественно. Поняв, что особо из толпы она не выделяется, Майя успокоилась и стала вести себя непринужденно.
На такси они приехали в какой-то показавшийся ей древним район. Небоскребы из стекла сменились небольшими, спрятанными за каменными оградами домами. Майя уже знала, насколько дорого жилье в Токио, и наличие собственного дома в этом огромном городе вполне определенно говорило о статусе его владельца. Тем более, как поняла Майя, они очутились не где-нибудь на задворках, а довольно близко от центра.
«Может, это и не ее собственный дом, – рассуждала она, стоя рядом с отцом возле кованой калитки, – может, она все еще живет с родителями, и все это принадлежит им».
Но, как оказалось, Ариса жила одна. Когда они вошли в ухоженный чистый двор и направились по довольно узкой, выложенной живописными камнями тропинке к дому, она вышла им навстречу. Майя ожидала увидеть японку в традиционном кимоно и с соответствующей прической, но перед ними была современная миловидная девушка в обычных голубых джинсах и свободной рубашке. Распущенные по плечам волосы оказались каштанового цвета, лицо гладким и немного смуглым, миндалевидные глаза без тени косметики показались Майе очень красивыми. Ариса мягко пожала ей руку. Отец их представил. Когда они вошли в дом, Майя с любопытством огляделась. Обстановка оказалась весьма своеобразной, так как наблюдалось явное смешение стилей – присутствовали и явно японские детали, например неизменная ниша в стене с композицией икебана, раздвижные ширмы и циновки на полу, и европейская мебель в виде мягкого дивана и пары кресел, обитых узорчатым гобеленом. Но в гостиной было уютно, Майе там сразу понравилось. Дальше все шло по плану – они пили необычайно вкусный белый чай, ели предложенное угощение, какие-то небольшие печенья, которые Ариса испекла сама для дорогих гостей. Общалась она непринужденно, в основном на английском, отец машинально переводил для Майи. Но поняв, что та совсем не говорит на этом языке, Ариса перешла на русский. Как оказалось, она уже несколько лет изучает его. И говорила вполне сносно, правда, иногда смешно перевирала слова. Майя вновь испытала легкий стыд от своей безграмотности и дала себе слово, что начнет более активно и прилежно учить языки.
После чаепития они уселись на диван. По настоянию отца Майя захватила папку со своими рисунками. Ариса, как оказалось, не просто работала в галерее, но и имела диплом бакалавра искусств. Майя необычайно смущалась, ей казалось, что ее «мазню» не стоит показывать такому знающему специалисту, но отец настаивал, и Майя наконец раскрыла папку. Ариса, к ее удивлению, отнеслась очень серьезно к ее работам. Она долго рассматривала каждый рисунок, ее лицо выглядело задумчивым. Майя даже начала напрягаться. Когда последний лист был убран в папочку, Ариса внимательно посмотрела в глаза Майе. Та отчего-то сжалась.
– Ты рисуешь духов и… демонов, – вдруг сказала она. – И ты не боишься их изображать. Я даже заметила, что иногда ты проявляешь их сущность более ясно, где-то глаз демона, где-то его рот, а где-то и контуры лица.
Ариса старательно подбирала слова, чтобы передать мысль, но Майя уже не замечала каких-то неточностей ее русского. Смысл сказанного поразил, но и насмешил. Никогда ничего подобного она не пыталась изобразить.
– Духов и демонов? – изумился отец. – Это навряд ли! Дочка говорила, что просто рисует свое настроение. Так ведь? – повернулся он к Майе.
– Да, конечно! – закивала она. – К тому же я, по правде говоря, плохо знаю, кто такие эти существа. Что-то типа падших ангелов?
– Это сложные вопросы, – задумчиво проговорила Ариса. – Я имела в виду наших духов и демонов. Я принадлежу к синто, а в этой религии они, как добрые, так и злые, могут вселяться во все что угодно, ведь во всех предметах, и живых и неживых, имеется душа.
– Надо же! – пробормотала Майя. – Как тут у вас все… запущено.
– Ну почему же! – улыбнулся отец. – Во всем этом есть рациональное зерно. Например, японцы никогда не выбросят старую или сломанную куклу на помойку, что сплошь и рядом делают у нас.
– Да-да, – закивала Ариса. – Их принято относить в храм и поручать заботам буддийских монахов, знающих, как правильно провожать в последний путь и людей, и кукол.
– А то что? – поинтересовалась Майя. – В старую куклу вселится какой-нибудь злой демон и будет мстить своей бывшей хозяйке?
Она хотела пошутить, но Ариса выглядела серьезной.
– Именно так и происходит, – подтвердила она. – Ведь куклы – это не просто игрушки. Раньше их создавали для того, чтобы болезни и даже грехи переселялись в куклу, которую надлежало в третий день третьего месяца года бросить в воду или сжечь на костре.
– Кошмар! – прошептала Майя и снова открыла свою папку.
Она начала перебирать рисунки, стараясь найти в них тайный смысл, который вкладывала Ариса, но ничего такого особенного не видела.
– Меня поразила вот эта работа, – сказала Ариса и взяла из ее рук лист бумаги.
Рисунок изображал хаотичное смешение серых, бледно-розовых и темно-розовых пятен, словно подсвеченных изнутри солнечными лучами.
– Что ты думала, когда писала? – спросила она.
– Помню, в тот день я сидела на балконе, был очень красивый закат, я щурилась, и сквозь ресницы заходящее солнце выглядело именно сочетанием каких-то расплывчатых пятен, – пояснила Майя. – Мне захотелось это нарисовать, вот и получилась такая картинка. А ты что видишь?
– Лепестки сакуры, – призналась Ариса.
– И правда! – поддержал ее отец. – Я вот тоже подумал именно о сакуре.
– Знаю, что для японцев это что-то совсем особенное, – сказала Майя. – Это ваше священное дерево, да?
– Ты приехала в очень удачное время, – с улыбкой ответила Ариса. – Совсем скоро начнется ее цветение, а это самое волшебное время в году! Думаю, тогда ты почувствуешь, как мы любим сакуру.
– Наслышана, – ответила Майя. – Но при чем здесь злые духи? Ведь с ней, по идее, у вас связано все самое светлое и радостное!
– Каждый цветок сакуры рассказывает, по японскому поверью, о судьбе ребенка, – начал отец. – Существует легенда: чтобы доказать правителю Сегуну жестокость князя Хотты, смелый старшина деревни Сакура привел к нему своих детей и показал их спины, сплошь покрытые побоями княжеских слуг. Наказанный Хотта затаил смертельную обиду на жалобщика. Ему удалось тайком схватить Сакуру с детьми, он привязал их к вишне и запорол до смерти. С тех пор вишни в Японии цветут розовыми цветами, ведь их окропила кровь безвинных детей Сакуры.
– Грустная легенда какая, – тихо сказала Майя и встала. – Я даже представить не могла!
Она заметила, как отец во время своего рассказа взял Арису за руку, и решила оставить их наедине.
– Ты куда? – удивился отец.
– Подышу воздухом, – ответила она и улыбнулась смущенной Арисе.
Обойдя дом кругом, Майя обнаружила крохотный, но необычайно живописный садик.
По горке из разноцветных камней бежал маленький, но самый настоящий каскадный водопад, дорожки были выложены розовато-серой плиткой, изогнутые низкорослые ели оживляли садик своей густой зеленой хвоей. Майя уселась на деревянную скамью и погрузила взгляд в округлый прудик, образованный водопадом. Фигурка цапли стояла посередине и словно смотрелась в воду. Майя скоро ощутила умиротворение, ей нравилось находиться здесь, и даже то, что будто бы она рисовала демонов, сейчас казалось неважным. Хотя вначале слова Арисы неприятно поразили ее. Но как поняла Майя, демоны в Японии – это не обязательно что-то ужасное и враждебное, по словам Арисы выходило, что они могут жить во всем и даже в этой скамье, на которой она сейчас сидела. Майя улыбнулась этой мысли, показавшейся ей нелепой, но машинально погладила шероховатую поверхность дерева и тихо произнесла:
– Я потревожу тебя, дух скамьи, посижу тут немного.
Она даже подождала ответа, а потом тихо рассмеялась абсурдности своего поведения. Однако она, хоть и жила в этой стране совсем недолго, уже начала проникаться взглядом на мир японцев, и немного даже стала его понимать. И в принципе в словах Арисы не было ничего удивительного. Ведь Майя рисовала лишь тогда, когда ощущала внутреннее смятение и хотела излить на бумагу свои эмоции. Возможно, это и были демоны, овладевавшие ей в тот момент. Кто знает!
