Текст книги "Могущество и честь"

Автор книги: Ярослав Коваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Интересный полёт фантазии. Но почему же тогда ты столь некорректна? Что ж ты не пользуешься возможностью поблагодарить спасителя твоей супруги? Грубишь вместо «спасибо»…

– По мне, так лучше б она вообще не вернулась. Тогда, желая удержать власть над областью, Раджеф женился бы на мне, – и тут Кариншия без малого не облизнулась.

Я, слегка шокированный, оглянулся на Раджефа. Тот был занят разговором с Хигалешем и на «сосупружницу», конечно, не смотрел. Мужик суровый и мрачный даже сейчас, в центре праздника. Как эта дурёха не боится строить планы на его счёт?

– Думаешь, Аштия не узнает, что ты желаешь ей смерти с прицелом заграбастать её супруга?

– Откуда ей узнать? Она на меня давно наплевала. Я её вижу впервые за этот год.

– Дай-ка подумать… Например, от меня может узнать…

– Да вот ещё, станешь ты тратить на это время. – Но в глазах Кариншии вдруг мелькнул испуг. Видимо, по своей природной расслабленности она только сейчас сообразила, кому именно и что именно ляпнула.

Я потянулся к своей бывшей опекаемой и нежно взял её за локоть, в один миг покрывшийся «гусиной кожей».

– Нет, моя ласточка. Я не стану рассказывать Аштии об этой твоей дурости лишь до тех пор, пока ты будешь со мной строго вежлива и корректна. Только попробуй ещё раз нахамить мне или моей жене. Сразу узнаешь, поверит ли госпожа Солор тому, кто спас ей жизнь.

В какой-то момент я испытал нечеловеческий соблазн превратить Кариншию в свою шпионку. Лишние сведения, которые её светлость по тем или иным причинам желает от меня скрыть, мне не помешали бы. Остановил здравый смысл. Во-первых, дочку купца никто и никогда не допустит даже близко к мало-мальски важной информации. А во-вторых, она дура. Она себя (и заодно меня, конечно) мигом откроет. А в том, что привязанность Аше не станет препятствием для того, чтоб избавиться от меня при малейшем намёке на мою потенциальную опасность, я был уверен. Аштия всё-таки государственный деятель. Она знает, как быстро падает значение личной симпатии рядом с вопросами безопасности одного из столпов Империи.

Я взглянул на госпожу Солор – та поймала мой взгляд и улыбнулась, кивнула. Пришлось кивнуть в ответ. Стоило ли мне лезть в столь высокую политику? Уж больно легко на этом уровне летят головы… Поздно колебаться. Уже влез. Уже играю.

– Господа, – поднялась её светлость, едва была унесена первая перемена. Самое время – гости уже утолили голод, но не отяжелели от еды, не осоловели от вина и пока ещё вполне адекватны. – Рада сообщить каждому из тех, кто так верно служил и служит Дому Солор, что Семья приросла. Серт, Ниршав… Хочу представить всем моего сына и наследника, будущего моего преемника.

Кляня в душе тот факт, что в штате у госпожи Аштии нет церемониймейстера, который заблаговременно сообщил бы мне, что, когда и в каком порядке делать, я за собратом-офицером проследовал через всю залу к дальнему торцу трёх столов. На этот раз слуги распахнули другую дверь, и на её пороге появились несколько чрезвычайно полнотелых женщин в белоснежном – цвет врачей, а кроме того, ещё нянек и кормилиц. Самая крупногабаритная из них несла на руках сладко почивающего наследника вельможного семейства.

Ниршав подмигнул мне и сделал малозаметный шаг назад. Видимо, раз так, по крайней мере на этом этапе моя очередь будет первой. К моему изумлению, свободные от живой ноши дамы вдруг принялись распутывать пелёнки. Через минуту ребёнок без единой нитки на теле проснулся и беспорядочно засучил конечностями.

Мне сложили руки, накинули на них кусок ало-золотого шёлка, а сверху уложили тельце, становящееся с каждой минутой всё более живым.

– Теперь пройди по проходу, покажи каждому, – подсказал Ниршав, махнув рукой в сторону левого «межстолового пространства».

Я послушно потащился туда, держа младенца на вытянутых руках и думая только о том, чтоб его не выронить. Ребёнок не то чтобы орал, скорее скрипел, кряхтел и пищал и явно собирался в ближайшем будущем приступить к делу намного серьёзнее… Громче.

Но гостей детское возмущение не обескураживало. Наоборот, каждый норовил привстать, рассмотреть крохотного человечка повнимательнее, да ещё потом проводить взглядом. Вне всяких сомнений, эта церемония имела огромнейшее значение для всех присутствующих – кроме меня. Неся младенца вдоль стола, я сперва думал, что ребёнок голышом может и застудиться… А потом забеспокоился насчёт своих рук. Ведь пусть тут и тепло, но всё же чуть прохладнее, чем было малышу в пелёнках.

Вот сейчас чуток просквозит, и детские почки сработают по всем правилам… Я с трудом удержался от того, чтоб не прибавить шаг. Но нет, сидящие вот за этим столом тоже хотят рассмотреть своего будущего господина и правителя области. Вот народу развлечений мало, неужели трудно перенести представление на пару-тройку лет? Правда, возможно, тогда раздевание будущего лорда догола уже перестанет быть комильфотным.

Там, у торца центрального стола, Ниршав осторожно принял у меня живую ношу, всерьёз вознамерившуюся от скрипов перейти к воплям. Две няньки страховали этот процесс. Ну-с, теперь пусть он рискует своими руками и мундиром. Я злорадно посмотрел в спину офицера.

Аштия кивнула, и один из её секретарей развернул уже знакомый мне документ. О, я ж это подписывал! Местное свидетельство о рождении вельможной особы. Сейчас оно демонстрировалось всем желающим. Желающих не нашлось, они предпочитали разглядывать младенца в натуре. Но есть они или их нет – неважно, бумага должна представляться общему вниманию.

Наконец, наоравшееся, раскрасневшееся от негодования существо было возвращено кормилице и утешилось, прижавшись к знакомой груди. Дождавшись общего внимания, госпожа Солор подняла кубок с вином. Видя, что все встают, я поднялся тоже.

– Приветствую Мирхата Солора, наследника Дома Солор, семейной славы Солор, власти, чести, всего достояния Солор.

– Приветствие Мирхату Солору! – отозвался зал. – Будущему семьдесят восьмому главе Семьи Солор.

«Семьдесят восьмому?» – безмолвно изумился я и снова посмотрел на Аштию. Она, значит, семьдесят седьмая. Офигеть!.. Вот это я понимаю – древность традиций. Смакуя блюда второй перемены, я неспешно размышлял о преемственности поколений и об иронии судьбы, выпадающей уже при рождении. Вот этот красный червячок едва появился на свет, и уже заранее известно, какой властью он будет обладать, если доживёт до совершеннолетия. А мне уготовлено было родиться в семье, где даже о прапрабабушках ничего не помнилось. Где уж там поимённо считать семьдесят восемь поколений от основателя рода.

После третьей перемены Аштия подала пример, поднявшись из-за стола, и застолье плавненько перешло в пиршество «а-ля фуршет». Кто-то оставался на месте, поглощая лакомства и напиваясь вином, а кто-то больше заинтересовался общением сперва с одним, потом с другим… Гул голосов наполнил залу куда гуще, чем до того, гости и доверенные госпожи Солор сбились в группы, и тем надёжнее укрылся от чужих ушей каждый отдельно взятый разговор.

Аше появилась рядом со мной сразу же, как со своего места исчезла Кариншия.

– Спасибо.

– Мне было нетрудно. И – это! – тебе спасибо. За честь и доверие.

– Я рада, что теперь ты стал признанным членом моей семьи, и в будущем, если твоё положение изменится и ты возглавишь собственный род, мы и тогда сохраним самые добрые отношения.

– Уж наверное… А ты оптимистично смотришь в будущее.

– Единственный взгляд, вообще способный оправдать человеческое существование. Впрочем, мы с тобой об этом уже говорили… Я отпущу тебя в Мурмий через три дня. До того постарайся найти общий язык с командирами сотен своего отряда.

– Постараюсь.

– И не задерживайся там. Месяц.

– Помню. Обещаю.

– И – да! Если устанешь от этого мероприятия, – она мельком обвела залу рукой с кубком, – не стесняйся, уходи. Потихоньку, конечно, но твоё дальнейшее тут присутствие не обязательно, и твой уход меня не обидит.

– Намёк?

– На что?.. А-а-а… На необходимость заниматься делами? Нет. Не намёк. Я отпускаю тебя отдыхать.

И, подмигнув, оставила меня. Видимо, правительнице области и главе Генерального штаба Империи приходится заниматься делами даже на банкете. Ей можно лишь посочувствовать. Не дожидаясь десертов, я действительно потихоньку покинул залу и со второй попытки сумел отыскать свою комнату.

Три дня спустя, сидя на спине крупного летающего ящера, всё-таки сообразил, что имела в виду Аштия, говоря о «признанном члене её семьи», которым я теперь стал. Кое-что ещё успел услышать, пока находился в замке, и мимоходом подхваченная информация помогла мне сообразить, что теперь я Мирхату Солору вроде крёстного отца. Как и Ниршав. Когда-то у меня на родине подобная степень родства считалась настоящей. Здесь – тоже. Разумеется, будущий наследник Солор пока об этом не знает, и кто скажет, как сложатся наши с ним отношения? Но лишняя связь с сиятельным семейством теперь имеется. Не помешает.

Внизу проплывала Империя, такая, какой она была сама по себе, без людей или с ними – неважно. Сперва – залив, сам по себе огромный, как море (или мне просто так показалось, потому что очень нервно лететь над водной гладью и каждую минуту ждать, что ящер взбрыкнёт или просто рухнет), потом горы, лес и снова горы. Я мигом сбился в попытках определить направление. На юг мы летели, на восток или север – теперь это уже было мне неведомо. Одно только и знал: не на запад. На западе – гладь морская, архипелаги и крупные острова.

Зелень и зелень была внизу, время от времени вносили разнообразие ровно расчерченные квадраты других оттенков, от жёлтого до синего. То и дело внизу проплывали островки крыш. Всё это выглядело так мирно и спокойно, что едва ли можно было поверить, какой кровавый кошмар готовился разразиться там, а может быть, уже и разразился. Стоит начать круговорот Гражданской войны, и жизнь человеческая мигом теряет всю свою ценность – до последней мелочи, без остатка.

Я подумал о семье Моресны. Её отец, Нишант, всё-таки местный богатей. Богатство угольщика до крайности относительно, по меркам той же Аштии, он едва ли сильно отличается от нищего. Но в деревне любая фигня может сыграть роль. Лишний клочок земли, лишняя корова, лишний расписной горшок, в конце концов… Или зять-офицер.

Поддавшись общей истерии, односельчане вполне могут увидеть в Нишанте врага. И тогда не поздоровится всем – и его жене, и сыновьям, и дочери. А если это уже произошло? Я ведь не представляю даже приблизительно, что происходит или происходило в Мурмии. Беднейшая провинция, худо-бедно оживляемая только посещениями охотников в сезоны открытия «гармошки». Успела ли Моресна добраться до своей семьи до начала беспорядков в столицах? И не на беду ли она успела это сделать?

– Когда доберёмся до Мурмия? – крикнул я погонщику ящера.

– Уже скоро… Не терпится?

– Волнуюсь.

– Бывает…

Внизу было зеленым зелено от крон деревьев, с высоты казавшихся не значительнее островков пушистого мха. Иногда горы возносили этот покров так высоко, что мне казалось, в него можно погрузить ноги. Иллюзия, конечно, мы плыли сквозь ветра намного выше, чем здешние скалы способны были поднять головы. Я хотел спросить, но мой спутник сам обернулся и пояснил:

– Это уже Мурмий. Какой посёлок тебе нужен?

Я пошарил в поясе и вытащил клочок бумаги, на котором один из солоровских офицеров написал мне подсказку.

– Четвёртая дуга от тракта.

– Понял. Но не рассчитывай, что доставлю прямо к воротам нужного дома.

– Согласен на доставку к околице.

– Размечтался.

А потом зелень пошла навстречу, и в мгновение ока мох обернулся лесом, а лес быстро перестал казаться чудесным и превратился в обычный. Волшебство развеялось, мир стал самой что ни на есть реальностью, и в какой-то момент даже жуть подступила к горлу – мне казалось, что ящер движется слишком быстро, и нас сейчас размажет по земле или стволам деревьев.

Когда пресмыкающееся наконец приземлилось, я испытал одно лишь облегчение. Воспоминания о красоте земли, видимой с высоты птичьего полёта, померкла в момент, как только столкнулась со страхом смерти. Задумайся я об этом, догадался бы, что память оживёт чуть позже, когда найдётся время погрезить о совершенстве мира. Пока же меня занимали чисто практические мысли. И беспокойство за жену.

Я едва успел попрощаться с погонщиком, как ящер рванул в небо и пропал в его синеве без остатка, словно кусочек льда, растворившийся в кипятке. Закинув сумку на плечо, я направился в сторону посёлка – его близость легко было ощутить по запаху дыма да звукам. Вот и она, знакомая деревенька, пристроилась на берегу речного рукава, в окружении лесов, которые обитатели деревни так последовательно изводят на уголь. Вот единственная деревенская улочка. В прошлый раз я ехал по ней верхом на коне…

День. В это время в деревне пустовато, так и должно быть. Ведь большинство мужчин трудятся либо на полях, либо в лесу, женщины помогают мужчинам или работают в огородах, и дома остаются только дети да старики. Ну, может, ещё больные и калечные. Обходя выбоины и лужи, я медленно шёл по деревне, оглядываясь с видимым равнодушием, в действительности же довольно напряжённо. Вон во дворе работает крепкий мужик, явно не калека. Вон ещё один… Интересно, почему же они не в поле и не в лесу? Означает ли это, что дух разложения сюда уже проник?

Я прибавил шагу.

Дом Нишанта стоял на месте и выглядел обычно – никаких следов погрома или беспорядка. Только что ворота, обычно закрытые, были распахнуты настежь. Во дворе женщина развешивала на верёвке свежепостиранное бельё. Она обернулась, когда мне до неё оставалось с полсотни шагов.

Взвизгнула и кинулась ко мне, швырнув в пыль очередную стираную тряпку. Я заулыбался, раскинул ей руки. И дело было не только в облегчении, что жена жива, что с ней всё в порядке, что она успела покинуть столицы и нашла приют у родителей. Этот визг и это счастье на лице, в жестах и в движениях Моресны были самым весомым доказательством того, что она рада меня видеть, что она любит меня.

ГЛАВА 6
АРМИЯ СОЛОР

До Шеругина нам с Моресной не пришлось добираться только и исключительно своим ходом – часть пути мы сумели проделать в дилижансе. К моему изумлению, кое-где они продолжали ходить. Погрузившись в один из таких вместе с супругой и её скудным скарбом (коням предстояло бежать за дилижансом), я не выдержал и полюбопытствовал у возницы, не страшно ли ему. В глубине души был уверен, что моего вопроса с изрядной долей вероятности просто не поймут. Но, задумавшись, возница честно ответил: да, страшновато.

– Да что там говорить, – добавил он. – Всякое бывает. Дело надо делать. Если его не делать, так ведь страшнее ж будет…

Я каждую минуту ждал нападения на дилижанс, но по сторонам тракта тянулся спокойный, равнодушный лес, разнообразили его только луга да поля. Правда, и сам тракт был угрожающе-пуст. Но нас так никто и не попытался остановить. Наверняка просто повезло.

Супруга держалась с совершенным, можно даже сказать, нечеловеческим спокойствием. Она либо смотрела в окошко, либо что-то шила. Привела в порядок мою запасную рубашку, залатала поясную сумку. На неё я смотрел, как на символ и воплощение того покоя, от которого когда-то рванул на Кавказ, будто в одно место ужаленный, и которого теперь жаждал. Ощущать это воплощённое умиротворение рядом было так отрадно, что я глаз не мог от неё отвести. А она смущалась.

О том, как Моресна выбралась из столиц, я узнал от неё ещё в деревне, в доме отца, где меня приняли с восторгом, почтением – и отчасти с боязливым трепетом. Собственно, когда жена сгребла пожитки и направилась к родителям, в столицах ещё ничего особенного и не началось. Просто разнеслись слухи о свержении императора, и эта новость так напугала её, что в мгновение ока были собраны все мало-мальски ценные вещи, арендован целый дилижанс, и девушка отправилась в Мурмий. Где в отсутствие мужа ещё было ей искать заступничества?

Я похвалил её за разумность и без малого пропустил между ушей обстоятельный отчёт – сколько ценностей она забрала из дома в столице, сколько денег передала на хранение отцу, сколько оставила себе на текущие расходы. Правда, моё равнодушие к финансовым вопросам было ею воспринято как должное. Непонятно, зачем тогда вообще заводила об этом разговор? Может, из вежливости. Зато даже спорить не стала, когда я сообщил, что забираю её с собой. Сразу бросилась собирать вещи.

– Нам с тобой надо будет добраться до Солор. Там, в замке её светлости, я тебя оставлю.

– В замке её светлости? Она согласилась?

– Она предложила. Если бы она не предложила сама, я никогда не решился бы во время войны оставить свой пост и отправиться искать тебя.

– Конечно.

И жена посмотрела на меня с восторгом. Интересно, что моя соотечественница скорее бы обозлилась. Уроженке Империи же была важна моя верность присяге и знак внимания знатной дамы, а забота и внимание к ней лично – лишь на фоне этого. Может быть, в её понимании именно так должна выражаться моя любовь. Может быть, так она понимает жизнь.

Сейчас, в дилижансе, я вспоминал тот наш короткий разговор и ещё парочку слов, которыми нам удалось перекинуться на этот раз. Мимоходом и на глазах у её родителей, потому что в их доме нас при всём подчёркнутом уважении не оставляли наедине. Конечно, если б я решил заночевать у Нишанта в гостях, мне и моей жене предоставили бы лучшую комнату. Но на ночёвку в комфорте не было времени. И никто даже не пытался со мной спорить. Тёща усерднее служанок помогала дочери собирать вещи, хотя ей, по идее, следовало бы волноваться за своё чадо.

Но их нравы уже перестали меня поражать. Я привык и понял, в чём тут дело: тёща была счастлива, что семейная жизнь Моресны не оставляет желать лучшего, что дочке угольщика оказана такая честь, как приглашение пожить в Кольце Солор, да ещё исходящее от самой госпожи Главнокомандующей! И рядом с этим всем реальная опасность для жизни во время путешествия представлялась сущей ерундой. Моя тёща упивалась этой честью. Наслаждалась и её дочь, просто уж не так напоказ.

– Здесь я останавливаюсь, – объявил возница. – И поворачиваю назад.

– А что так? – возмутился один из наших попутчиков. – Ты должен довезти нас до Шеругина.

– Нет уж, через Сатилис, где, говорят, уже вовсю беспорядки, я не поеду.

– Резонно, – вставил я, и моё слово, слово имперского офицера, оказалось наиболее авторитетным. Наши попутчики немедленно притихли, безропотно выбрались из дилижанса, возница же без каких-либо сомнений (если они вообще у него были) развернул своё средство передвижения в обратном направлении. Но только после того, как я отвязал своих коней и снял багаж, разумеется.

Моресна смирно ждала результата переговоров и столь же смирно принялась помогать мне вьючить на коней наш скромный скарб.

– Мы поедем не через Сатилис? – полюбопытствовала она.

– Нет, конечно. Я выберу путь побезопаснее. Хотя, конечно, пару дней придётся обойтись без постоялых дворов. Но что ж тут поделаешь… Будем спать по-походному, и ты сможешь готовить на костре мясо с кашей или просто мясо – этого нам хватит.

И тут впервые увидел в глазах своей супруги настоящий, незатушёванный, а значит, искренний и глубинный гнев. Он вспыхнул так внезапно и необъяснимо, что сперва я не на шутку испугался. Мало ли что могло произойти в действительности. Ситуация оказалась для меня абсолютно новой.

– Что случилось?

– Почему ты оскорбляешь меня?

– Господи, чем я тебя оскорбил?

Видно было, что она с усилием притушила во взгляде этот гневный огонёк, что не сразу сумела задавить желание кинуться с кулаками, которые у неё сжались сами собой, но ненадолго. Видно было, каких усилий ей стоило себя смирить.

– Это немыслимо и недопустимо – указывать своей жене, что и как ей готовить, как вести хозяйство. Это оскорбление. Или ты считаешь, я не могу сама справиться, так зачем ты тогда на мне женился? Если я не стою доверия, так отправь меня обратно к родителям…

Я не знал, что следует делать с разбушевавшейся оскорблённой женщиной, поэтому просто перехватил её и прижал к себе. Ждал пощёчины, но её не последовало, Моресна притихла, но всё ещё смотрела в сторону, словно боялась, а может, не могла заставить себя взглянуть мне в глаза.

– Я понял. Я понял, в чём моя ошибка. Всё дело в том, что я чужак, и до сих пор могу попасть впросак, совершенно того не желая. Клянусь, я не знал, что это может тебя обидеть…

– Да как же такое может не обидеть?!

– Ни одну мою соотечественницу это бы не обидело.

– Ты столько раз твердил, что твои соотечественницы ведут себя дурно, а теперь приводишь их в пример?

– Я никогда не говорил такого! Да, я рассказывал тебе о некоторых привычках некоторых из моих соотечественниц, но не говорил, что они все такие.

– Ты не говорил о них ничего хорошего!

– А разве следовало бы их хвалить тебе? Ты мне нравишься, и я люблю тебя. А не своих соотечественниц… Послушай меня! – я слегка повысил голос, и она прислушалась, оставив попытку выпалить что-то ещё. – Я прошу прощения, что оскорбил тебя. Прости на первый раз, и убедишься, что я действительно не знал об этом правиле. Теперь, когда знаю, не позволю себе нанести тебе оскорбление. Клянусь.

Жена подняла на меня недоверчивые глаза.

– Ты что – действительно не понимал, что так нельзя?

– Действительно.

– Ладно. Я прощаю. Но больше не поступай так. Даже при нашем неравном браке это слишком.

– Ни при чём тут неравный брак. Я уже пообещал.

Мы поднялись в сёдла. Жена немедленно пристроилась за мной. Она управлялась с конём не хуже, чем я, а может, в чём-то даже и лучше. Не будем приглядываться. И хорошо бы, чтоб не пригляделся какой-нибудь мимоезжий искатель приключений. А лучше, если таковых нам вообще не встретится.

Тиски ссоры отпускали нас обоих неохотно. Внезапная мысль пришла в голову: после некоторого колебания любопытство победило, и я обернулся, спросил:

– Ещё были случаи, когда я оскорблял тебя? Того не понимая?

– Не так сильно. Но было.

– И ты терпела?.. А что ж не сказала?

– Всё-таки их можно было и потерпеть. Мать ни за что не простила бы, если бы я разорвала наш брак из-за тех случаев.

– Но речь ведь не о разрыве брака, а только об обсуждении.

– Ты ведь мог разозлиться… Если такое оскорбление наносится, значит, тому была причина. Значит, ты этим хотел мне что-то показать. Да, знаю, ты скажешь, что не понимал… Но всё равно.

– Так, давай договоримся: чуть что – и ты сразу же мне указываешь на мою оплошность. Не терпи, не надо. Я извинюсь и больше так делать не стану… Ну, что теперь-то плохо?

– Это ведь унизительно. Унизительно вот так объяснять… Здесь ведь это очевидные вещи! Унизительно. Всё равно, что просить прощения у обидчика.

Не без усилий, но я всё же заставил коня притереться к коню Моресны и, дотянувшись, обнял её.

– Пойди ради меня на этот подвиг, пожалуйста. Каждый раз твоё объяснение станет для меня напоминанием о том, как сильно ты меня любишь.

Жена ненадолго уткнулась мне в плечо.

– Хорошо.

Я взял в сторону от проезжего тракта, на одну из пыльных просёлочных дорог. Карта, которая была при мне, давала надежду не заблудиться в лабиринте этих тропок, проложенных кем попало и как попало для своих таинственных нужд. Кроме того, в этом случае при самом дурном раскладе возникал шанс наткнуться на слабо организованную бандитскую группку скромных размеров, на которую будет достаточно меня одного с моими навыками.

До Шеругина оставалось чуть более чем два дня пути – если своим, не курьерским, ходом.

– Как я отвыкла спать в лесу, – сказала Моресна, устраиваясь на одеяле. – Раньше, когда жила у родителей, почти всё лето так проводила.

– Это ненадолго.

– Ты уверен, что до Шеругина можно будет спокойно доехать?

– В чём тут можно быть уверенным? Придётся спрашивать у местных. Опять же, если Шеругин заняли бунтовщики, будем придумывать другие варианты. Ничего. Найдём.

Жена смотрела на меня с тревогой.

– Думаешь, даже Шеругин могут захватить? Ведь это город Верховного судьи Империи, разве посмеют?

– Ну, столицы-то посмели тронуть, разве нет? Или нет? Что там вообще происходило?

– Не знаю. Я, честно говоря, едва услышала про «свержение власти», сразу решила, что надо бы к родителям. Пусть отец решает, что делать, он мужчина.

– А ты сама решать не хочешь?

– Зачем это мне? – удивилась Моресна. – Это не является сутью моего долга.

Я подивился тому, как странно на мой вкус и насколько естественно прозвучал её ответ. Вот она, загадка и разгадка их инности. В условиях стабильной жизни каждый из имперцев знает только круг своих обязанностей, не более того. Женщина обязана обустраивать дом, обихаживать мужчину, рожать и растить детей, если семья может себе это позволить, и не должна ни при каких обстоятельствах брать на свои плечи полную ответственность за собственную жизнь и жизни домочадцев. Такое было возможно разве что с полной сиротой, которую не приняли дальние родственники, и означало большое несчастье, лишения, даже, возможно, смерть.

Аштия, наверное, представляла собой единственную женщину в Империи, которая несла противоестественную для местной женщины ответственность. Госпожа Солор по-настоящему была сама себе хозяйкой, правила семьёй, Домом и владениями – и воспринимала свой жребий как проклятие.

Не имело смысла спорить с представлениями обитателей чужого мира об их жизни, об их взглядах на жизнь. Тем более что я и сам уже успел убедиться, каким сомнительным даром может оказаться свобода. Может быть, и власть при всей её лакомой привлекательности – минное поле, полное неведомых мне тягот и погибелей. Тут лучше прислушаться к голосу Аштии – она все эти хитрости постигла на практике.

Может, она права, и то положение, которое на протяжении трёх поколений занимают старшие женщины в её семье – проклятие? И дело, конечно, не в том, что они – женщины. Просто положение само по себе таково.

Так куда же я в этом случае рвусь? На хрен мне сплющился титул?

Или всё-таки сплющился?

Я искоса взглянул на супругу и решил пока отложить этот вопрос. Преждевременно решать, отказываться или нет. Надо сперва дожить до конца войны. А она, если верить опыту моих дедов и прадедов, шутить не будет. Особенно гражданская. Интересно, как выглядит кастовое разделение труда в имперских гражданских войнах? Кто-то бьёт врагов, кто-то их добивает, кто-то трупы обчищает, а кто-то вражеских баб в стороне обрабатывает, личную демографию повышает?

Шеругин, к моему облегчению, оказался свободен от войск мятежников. Это был великолепный город, раскинувшийся в бухте от края её до края. Конечно, обнести такой одной крепостной стеной было бы невозможно даже с учётом имперской гигантомании. Поэтому его защищали две огромные крепости, каждая из которых опиралась одним боком на скальные оконечности бухты, на естественные природные «укрепления». В лучах склоняющегося к морю солнца стены казались розовыми, полупрозрачными, а золочёные шпили башен просто полыхали, будто в пожарище.

Можно было ожидать, что пространство между замками останется пустым. Но нет, десятилетия спокойной жизни давали о себе знать – город прекрасно существовал и там, многоэтажные доходные и малоэтажные богатые строения, окружённые скудной зеленью и приличной мостовой, радовали глаз. Теперь бы ещё понять, куда именно следует нести письмо, которое её светлость вручила мне перед самым полётом. Письмо предназначалось её зятю, лорду Амержи, Великому судье Империи.

Чем Великий судья так разительно отличался от обычных судей, я мог лишь догадываться. Также и о том, почему высшую судебную функцию не взял на себя император, как у нас было принято. Может, тоже сказывается привычка к кастовости, мол, что положено представителю знати, то уже не подобает властителю мира? Может, его величеству просто некогда?

Я кивнул жене, чтоб следовала за мной. Моресна разглядывала окруживший нас город почти с испугом, но – с восторженным испугом. Конечно, столицы, где она уже пожила какое-то время, были и величественны, и полны архитектурных шедевров и излишеств, и размерами, и видами поражали воображение. Но здесь всё было по-другому. По-другому величественно, красиво, захватывающе и впечатляюще. Город меж двух крепостных громад казался игрушечным, крохотным – такими иногда предстают перед глазами уроженца мощного современного мегаполиса старинные городские районы. Домики, выстроенные из того же светло-серого камня, что и замки, не лепились друг к другу стена к стене. Было много садиков с цветами – пусть микроскопических, но всё же.

Нам предстояло подняться к Северному Шеругину – цитадели имперского Закона, таким он представал в глазах людей, населяющих все другие области государства. Если резиденция Великого судьи не мозолила глаза каждодневно или каждонедельно (как фермерам, привозящим в город овощи на продажу), она, наверное, представлялась чем-то сакральным и чудодейственным. Как и резиденция самого императора – тому, кто ни разу её не видел.

В воротах замка меня остановили. Аштия предупреждала, что так может быть, хоть и не обязательно будет. Видимо, беспокойство проникло и сюда, запустило пальчики в сознание непривычных к переменам людей. Браслет, который я продемонстрировал, и письмо, также показанное издалека, оказались отличным пропуском. Меня поприветствовали по всей форме, как высокопоставленного офицера, и дали мне провожатого. Последнее было почти насущно необходимо – крепость оказалась по-настоящему огромной. Как большинство тех крепостей, которые я здесь видел.

До приёмной Великого судьи я добирался долго. К счастью, моей жене не было необходимости торчать в приёмной вместе со мной. Её отвели в комнаты, где сопровождающие могли отдохнуть и даже перекусить. Условия её ждали очень приличные, в этом меня заверили, да и, судя по реакции Моресны, она предвидела приятное времяпровождение. Она в таких вопросах разбиралась чуть лучше, чем я.

Великий судья оказался полноватым, но очень подвижным человеком, который был ниже меня на полголовы. Меня это несколько озадачило, потому что я не отличался высоким ростом и на родине, и здесь. Однако лорд Амержи держался с таким достоинством, что через пару минут общения о его скромных габаритах забывалось. Он кивнул и произнёс несколько вежливых слов прежде, чем взять у меня письмо. Судя по обращению, он видел во мне больше, чем личного посланца её светлости.

– Я рад узнать, что моя свояченица жива и невредима, – солидно произнёс Амержи. – И, как понимаю, собирает армию для того, чтоб поддержать его величество, не так ли?

– Иные варианты госпожой Солор не рассматриваются, – многозначительно ответил я.