Текст книги "Между строк"

Автор книги: Януш Леон Вишневский

Соавторы: Малгожата Домагалик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Пытаясь перекричать громкую музыку, Эндрю Кашман сказал мне, что некоторых из этих ангелов-хранителей пригласили в этот клуб. Для них это тоже своего рода раут после однодневной конференции под названием «Black Наt» («Черная шляпа»), оплаченной и организованной фирмой «Майкрософт». Именно эта компания чаще всего страдает от хакерских атак. А это не пристало одному из крупнейших мировых концернов. «Майкрософт» прекрасно это понимает. И, желая сохранить лицо, обязан противостоять. И поэтому он, как заметил Кашман, «созывает рыцарей». Лучших во всем королевстве. Чтобы забрать их потом в Рэдмондский замок.

Пятничная конференция слегка напоминала семинар для полицейских, которых по теме взломов обучали угонщики машин. Я позволил себе сделать такое провокационное замечание. Но Эндрю Кашман видит дело иначе. Хакеров он рассматривает не как врагов, а как потенциальных помощников. Он хочет использовать их знание и щедро его оплатить. И при этом он не ограничивается одноразовой помощью с их стороны. «Майкрософт» хотел бы нанять этих людей на работу. На постоянной основе. Пользуясь их, скажем прямо, гением, предлагая им шикарные должности, высокие зарплаты и возможность приобрести акции фирмы. И делает это уже давно. Например, в 2006 году во время своего рода съезда хакеров (конференция DefCon) в Лас-Вегасе «Майкрософт» распространил среди них вариант «альфа» (первый, еще неофициальный) своей новой операционной системы Vista (наследница Windows ХР). И рискнул попросить их взломать защиту этой системы. Защита продержалась недолго. Через несколько дней был совершен взлом. И сделала это худенькая, очень привлекательная двадцатипятилетняя девушка из Польши, Иоанна Рутковская. Должен признаться, что, когда я узнал об этом в амстердамском клубе, я ощутил прилив национальной гордости. Потом Рутковская основала собственную фирму (зарегистрирована в Варшаве) «Invisible Things Lab», оказывающую консультационные услуги организациям или концернам, которые безопасность своих компьютерных систем ставят превыше всего. Сама Рутковская постоянно ездит по всему свету. Ее приглашают на самые важные конференции, посвященные этой тематике. Приехала она и в Амстердам. Может, даже и сейчас находится где-то совсем близко, в этом клубе.

Потом наш хозяин Эндрю Кашман, сорокалетний мужчина в джинсах и майке, один из главных директоров фирмы «Майкрософт», со стаканом пива в руке, смешался с веселой толпой хакеров. Своих потенциальных сотрудников. А я в своем костюме выглядел как странный и легкораспознаваемый компьютерный вирус. Хорошо хоть галстук не надел…

Сердечный привет,

ЯЛ, Амстердам

P. S. Очень хотелось бы встретиться, лучше всего под вино, с Иоанной Рутковской. И хотелось бы ее только слушать. Как вламываются в ядро системы…

Варшава, ближе к вечеру

Януш,

вынуждена тебя огорчить – твое имя я написала заглавными буквами только потому, что нажала не ту клавишу. Sorry[59]59
  Извини (англ.).


[Закрыть], если я тебя разочаровала. А теперь вернусь к твоему предыдущему письму: во-первых, поднимая тему одиночек, я ссылаюсь на журналистку потому, что обычно статьи для журналов пишут женщины. Она случайно оказалась одиночкой.

Во-вторых, ты не ответил на мой вопрос (я знаю, ты не обязан): что именно, в отличие от тебя, я не замечаю? Я настаиваю, потому что мне очень хочется узнать. Именно это твое замечание, а не остальные, не столько даже разозлило меня, сколько обидело. Ничего удивительного, я всегда была нежной натурой.

В-третьих, Януш, ты в последнее время стрелял из пушки по воробьям, особенно когда упорно пытался проигнорировать мои слова о том, что, наверное, нормально, что в деревнях и маленьких городах не едят суши. Нормально, Януш, потому что не едят. Есть тысяча причин, которые я не хочу разжевывать, чтобы дело не выглядело так, будто я собираюсь оскорбить тебя сомнениями в твоих умственных способностях. Знаю, знаю, друг мой, это невозможно. А поскольку я, как ты заметил, любопытна, то на минутку прервалась, чтобы спросить у Дирка, как с этим (то есть с суши) обстоит дело в его немецкой отчизне (стране, в которой ты живешь больше двадцати лет), и… узнала, что в маленьких городках и деревнях в Германии суши не повседневная еда. Это никого не удивляет, и никто не усматривает в этом несправедливости. Я понимаю твой позитивистский подход к теме «справедливость» и т. д., но, как мы оба знаем, суши не имеют с ней ничего общего. Если говорить в двух словах.

В-четвертых, ты можешь удивляться, но на реабилитацию я хожу по обычной медкарте, как и все, и плачу я столько же, сколько другие. Ни больше ни меньше. И у меня есть любимый реабилитолог. Я повторю твои слова, имея в виду другого человека: пан Анджей, надеюсь, вы этого не прочтете. И еще одно: благодаря мне тебе уже дважды не пришлось прибегать к помощи Google, поскольку ты узнал, что такое алькантара и сколько зарабатывает обычный специалист по реабилитации. Несмотря на то, что он мой любимый.

С уважением и пожеланиями добрых мыслей

P. S. Кстати, в Польше одиночек уже больше пяти миллионов, это две с небольшим Варшавы. Во Франции около десяти миллионов, а сколько их в Германии?

Тюбинген, Германия, среда, ночь

Малгожата,

спасибо за информацию о суши в контексте демографии. Не знаю, маленький ли городок (20 тысяч жителей), где живут мои дочки, и маленькая ли деревня (2 тысячи жителей), что находится рядом с тем городком. В городке можно купить суши в шести местах, а вот в деревне всего лишь в двух. Кроме того, в Германии осталось мало деревень, в которых нельзя было бы заказать суши. Лично я не знаю ни одной такой. Разве что дороги засыплет снег или зальет вода, вышедшая из рек. Так что я не стрелял ни по каким воробьям. Да и к тому же я решительный противник стрельбы.

Случайно нажатыми БОЛЬШИМИ буквами ты меня ничуть не разочаровала. Совсем напротив. Я не переношу, когда на меня кричат. И мирюсь с этим, только когда речь идет о моих близких. Надеюсь, что корректоры этой книги не станут исправлять твою ошибку. А то читатели не узнают, что стало предметом моего комментария.

Кроме того, моих умственных способностей ты не оскорбишь никогда. Хорошо аргументированное сообщение, что я, дескать, дурак, я всегда приму смиренно. От каждого. А еще я постараюсь – если кто-то окажется прав – извлечь урок для себя. Я часто говорю себе, глядя в зеркало, что я дурак. И очень часто из этого возникает масса интересных для меня вещей. И продолжается это уже более тридцати лет. В последний раз я констатировал, что я дурак, потому что совершенно не разбираюсь в автоматических методах расшифровки структуры пептидов. И вскоре после этого я научился этому. Теперь мне это очень помогает в повседневной работе. Сегодня я скажу себе в зеркало, что я дурак, потому что занимаюсь описанием моей модели польской одиночки. Ведь это может быть только моя модель. А у тебя, возможно, совсем другая модель. В отличие от твоей модели, моя не делает акцент на одиночке-декадентке. Но обе модели подходят к польской действительности. И к немецкой тоже. С той лишь разницей, что одиночек-декадентов, регулярно усаживающихся на замшевых диванах, в Польше, наверное, поменьше будет, чем учительниц, бросающихся на диван из ИКЕА со своим потенциальным партнером (недавно одна читательница поправила меня и сказала, что слово ИКЕА не склоняется, то есть писать «из ИКЕИ» неправильно; читательница работает в корпорации ИКЕА, так что, должно быть, она права). Впрочем, могу и ошибаться. Ведь сейчас производится столько диванов и появляется столько декадентов…

Я не знаю точно, сколько одиночек в Германии. При таком вале разводов это не стоит главным вопросом на повестке дня. Знаю только, что их очень много в космополитичном Франкфурте-на-Майне. Я как-то писал тебе об этом. Причем подробно. Специально для них в супермаркеты поставляется целая серия продуктов. Вместе с маленькими порциями суши. Иногда я их покупаю.

Не хочу больше думать о проблемах одиночек. Ни в Польше, ни в какой другой стране. Сегодня и их проблемы, и вся эта дискуссия с тобой по данной теме представляются мне идиотски тривиальными. Думаю, что и читателям это порядком надоело. Сегодня моя голова занята одной женщиной, которая как раз не является одиночкой. И тем не менее она очень одинока. И того и гляди, останется совсем одна, наедине сосвоими думами. Она совершенно замкнута на своих мыслях, закрыта в них. Это одиночество ужасает. Но и такое одиночество – еще не высшая его стадия…

На этом свете есть люди, которые верят, что можно читать человеческие мысли. Мало того что верят, они еще хотят сделать эти мысли доступными для других. Здесь речь ни о каких не магах или чернокнижниках от шоу-бизнеса, которые одним лишь им известными фокусами, математическими приемами, в основе которых лежит теория вероятностей, отгадывают мысли. При ловком методе исключения лишнего, при хорошем знании психологии и интенсивном внушении мысль можно угадать. Не о них здесь речь. Впрочем, я восхищаюсь и ими. Речь о тех, кто ни к каким фокусам не прибегает и ничего не отгадывает. Они просто вытаскивают мысли непосредственно из человеческого мозга и облекают их в слова, фразы и целые рассказы, правда пока что короткие. И именно об этом я собирался рассказать тебе.

Сегодняшний день я провел в очаровательном уголке Германии, в Тюбингене. Моя фирма сотрудничает со здешним университетом, считающимся по многим направлениям исследований лучшим в Германии. Совершенно случайно, бродя по университетскому городку в поисках столовой, я наткнулся на объявление, сообщавшее о лекции профессора Нильса Бирбаумера, ученого, занимающегося исследованиями мозга. Бирбаумер (62 года) работает в Тюбингенском университете и вот уже двадцать пять лет занимается тем, что другие все еще считают затеей чернокнижника: Бирбаумер хочет подключить человеческий мозг непосредственно к компьютеру и вывести на монитор мысли, возникающие в этом мозгу. Он хочет прочесть эти мысли прежде, чем о них сообщит их носитель или их выдаст невольное телодвижение (как в случае людей, которые по разным причинам не могут говорить). Я читал о нем в немецких газетах и журналах, и не только научных. Когда работой какого-нибудь профессора интересуется популярный в так называемой интеллектуальной среде «Der Spiegel», это значит, что в науке произошло нечто важное. Когда то же самое «народу» начинает объяснять бульварный «Bild», это значит, что это касается всех. Поэтому я стараюсь не пропускать и читать «Bild», правда, получается главным образом в туалете. А что, хорошее место, и времени достаточно, чтобы познакомиться с изданием. О работах Бирбаумера писали и «Der Spiegel», и «Bild». Вечером я был на его лекции. На увлекательнейшей лекции. В которой не было ничего от шарлатанства. В основном она касалась неврологии и… информатики. Я больше понял из информатики.

Короче, Бирбаумер и его коллектив разрабатывают компьютер, который анализирует электроэнцефалограммы, электросигналы, которые генерирует мозг, когда мы думаем. А поскольку мы думаем постоянно, даже во сне, количество таких данных огромно. Бирбаумер хочет вычленить из них мысль, которую мы хотим передать. Если от нас оставить только мозг, то мы не сможем донести свою мысль. Как мы это сделаем, если мы не будем способны ни говорить, ни жестикулировать, ни даже моргнуть веком, утвердительно или отрицательно отвечая на поставленный вопрос. Вот именно такими людьми и занимается Бирбаумер. Людьми, у которых остался только мыслящий мозг, но теоретически у них нет тела, которое помогло бы эти мысли преобразовать в информацию. Теоретически, потому что практически оно есть, но в силу разных причин оно не реагирует на сигналы из мозга. Не работает гортань, не подчиняется язык, не двигаются ни руки, ни ноги, ни веки, ни глазные яблоки. Не движется ничего, что приводят в движение мускулы. Потому что к этим мышцам не проходят сигналы из мозга. Одной из причин такого развития событий может стать болезнь, известная под аббревиатурой ASL (Amyotrophe Lateralsklerose). Этим больна пациентка LK (так зашифровал ее Бирбаумер на лекции). Этой же болезнью страдает современный гений физики (Ньютон и Эйнштейн в одном лице) Стивен Хокинг, способный представить себе и описать уравнениями восьмимерную Вселенную и не исключить Бога из теории возникновения Вселенной. Но о нем Бирбаумер вспомнил лишь между прочим. Главным образом он занимался пациенткой LK. В конце 2005 года она произнесла последнее слово, потом она не могла без специальных аппаратов ни дышать, ни принимать пищу. Пока она еще может остатками сил в правой руке управлять джойстиком компьютера. С его помощью она посылает на монитор слово «разговор». И разговаривает, набирая букву за буквой. Но уже через несколько месяцев ее правая рука больше не будет принадлежать ей. Пациентка перестанет улыбаться. Потом она перестанет двигать веками. Сейчас она готовится к окончательному уходу. Через несколько месяцев от нее останется только мозг. И только из него можно будет выудить то, что она захочет передать людям. Например, что видит свою доченьку, стоящую рядом с ее постелью, что она любит ее и ждет каждый день. Вот к этому и готовится LK. Раз в неделю к ней приходят сотрудники Бирбаумера, подсоединяют электронные приборы, покрывают ее бритую голову датчиками, включают усиление и считывают с энцефалограммы пики. Эти пики сигналов ее мозга передвигают курсор, указывающий на буквы из алфавита. LK «произносит» буквы – перемещая курсор – и складывает их в слова одной лишь силой мысли. Иногда это удается на все сто процентов, иногда только на семьдесят. Все зависит от того, насколько она сконцентрирована. LK не хочет сильно зависеть от своего самочувствия. Поэтому, понимая, что через несколько месяцев она замолкнет навсегда, она передала через компьютер сообщение, что согласна на введение в свой мозг электродов. Тогда сигнал будет гораздо сильнее, чем от датчиков, размещенных на коже головы. LK попросила ввести ей электроды немедленно. Лучше всего завтра же, в день ее рождения. Чтобы присутствовать в этом мире не только в виде фиксируемых самописцами графиков альфа– и гамма-волн ее мозга. Бирбаумер утверждает, что тогда LK сможет «относительно беспроблемно общаться с миром, правда не очень быстро, по слову в минуту». Но ведь у LK будет масса времени. Кроме того, она вскоре привыкнет к этому. И ее дочь тоже. Даже одним словом можно сказать много. Даже если этого слова надо ждать минуту. Некоторым приходится ждать главных слов целую жизнь. А кроме того, скоро компьютеры станут гораздо более быстрыми, а программы более совершенными. И тогда время ожидания слова можно будет сократить до полуминуты.

Я слушал эту лекцию затаив дыхание. Бирбаумер рассказывал об этом как о своем очередном проекте. С научной сдержанностью. Без эмоций. Профессионально и сухо. Мне представлялось, что ему это дается с трудом. В особенности этот холод и невозмутимость, когда он описывал «случай пациентки LK». Профессор Бирбаумер не может быть равнодушным к ней. И он на самом деле неравнодушен. Порой это можно было прочувствовать в его речи. Так, с какого-то момента «пациентка LK» стала «Лианой», а потом и «моей Лианой». Мне это было понятно. Я ведь тоже о своих проектах говорю «мои» и тоже даю им имена. Здесь я чувствовал какое-то родство душ. Но куда моим проектам до того, что делает Бирбаумер. Он восхитил меня своей страстью и своим умом.

Вот такое научное сообщение сделал очень умный профессор Бирбаумер. Помню, как-то раз ты написала мне: «Чтобы внести ясность, на сей раз мы говорим о жизни, а не о науке». Ты наверняка хотела дать мне понять, что это две разные вещи. И что я здесь сижу и теоретизирую (ты это ведь хотела мне сказать?). Сегодня на лекции в Тюбингенском университете я понял, что они (наука и жизнь) вовсе не так уж и далеки друг от друга. Во всяком случае для пациентки LK и ее дочки…

ЯЛ, Тюбинген

Легница, вечер

Януш,

ты в очередной раз ссылаешься на читателей. Зачем? Они и так тебя любят. У меня нет шансов. А если так пойдет и дальше, то наша книга будет называться «Суши». Не могу согласиться с тем, что проблема, касающаяся миллионов, тривиальна. Значит, тебя все-таки не убеждает факт, что статистические пять миллионов одиночек в Польше не могут быть декадентами. А что касается меня, то скажу одно: у меня, в отличие от тебя, нет какой-то своей модели одиночки. А тот тип, который предположительно может меня заинтересовать, я буду оценивать с помощью журналистских приемов, а не руководствуясь субъективным мнением. Ни в коем случае не личным. Поэтому, с твоего позволения, я еще немного порассуждаю на эту тему. На этот раз я присмотрюсь к одиноким мужчинам. Заранее обмолвлюсь, что в их случае холостяцкий период в жизни обычно кратковременное явление, он имеет мало общего с принципиальным, запланированным одиночеством. В мужском одиночестве или во временном периоде холостяцкой жизни речь, как правило, не идет о сохранении духовного одиночества, скорее об обычном эгоизме, жизненном комфорте, неумении и нежелании делить свою жизнь с другим человеком. В жизни холостяков редко случаются одинокие ночи, но счетами в банке они не делятся и домашнее хозяйство ведут самостоятельно. Мужчины, отказывающиеся жениться, не мечтают о завтраке с женой и живут, руководствуясь поговоркой «И рыбку съесть, и на елку залезть». Это вполне выполнимо благодаря общедоступности «удовольствий» на рынке. Кто этот холостяк, деловито и осмотрительно выстраивающий свои отношения с подкарауливающими его опасностями, а именно свободными женщинами, которые мечтают избавиться от этой своей свободы? Полагаю, он, к сожалению, не из тех, кто готов бороться за «нашу и вашу свободу»[60]60
  «Во имя Бога за нашу и вашу свободу» – надпись на знамени, с которым восставшие вышли на манифестацию в Варшаве 25 января 1831 года.


[Закрыть], и, видимо, поэтому в нем так мало от героя из женских грез. Например, эпохи романтизма. Спрос на таких мужчин на рынке женских приоритетов резко снижается. Все больше женщин уже не обманываются, они знают, что мужчина скорее помешает им в самосовершенствовании и обретении самостоятельности, чем поможет. Слышал ли ты о термине «sils», который недавно появился в Америке: single income, love seeking[61]61
  Здесь: одинокая состоятельная женщина желает познакомиться.


[Закрыть]. Бизнес есть бизнес. Как оказывается, в любви тоже. А пока мир заполнен гротескными парнями, давно уже выросшими из коротких штанишек, и считающими что им так многое позволено, что они могут сколь угодно долго безнаказанно предаваться удовольствиям. При этом они не замечают, что, несмотря на их привлекательную внешность, обаяние зрелого мужчины обладает еще большей силой. Женщинам, их незамужним подругам, не хочется тратить время на неуверенного в себе парня, не знающего, кто он – мачо или скорее мальчик. Латинский любовник или напичканный витаминами маменькин сыночек без даты рождения, который ищет для себя поддержку в терминологии. Ведь он одиночка – король жизни, который, вместо того чтобы работать и содержать дом и семью, хранит в своем холодильнике артишоки (только не пиши, пожалуйста, что не все знают, что такое артишоки), причем достиг совершенства в укладывании их по размеру и в расстановке бутылок с минеральной водой по цвету их этикеток. Одиночество в смысле экзистенциальных размышлений ему совершенно чуждо, но отсутствие взаимности действует на него как афродизиак. Ужасно. А возвращаясь на немецкую почву, замечу, что еще несколько лет назад в Висбадене на первой ярмарке для одиноких людей были предложены сотни предметов, предназначенных скрасить вечера выбравшим такую жизнь по собственному желанию. Витрины ломились от изобилия изделий с любовными признаниями, плюшевых игрушек для обнимания, камер, действующих как сауна и массажный кабинет. Последние стоили свыше трех тысяч евро. Но, несмотря на это, почти 70 % опрошенных женщин, посетивших выставку-ярмарку, признались, что если бы у них были такие деньги, то они предпочли бы это оборудование ночи, проведенной с мужчиной своей мечты. А это кое-что значит. Возможно, среди них не было одиночек, одни лишь счастливые замужние женщины.

С уважением,

М.

P. S. Януш, в третий раз спрашиваю и хочу, чтобы ты все-таки ответил на мой вопрос: какие такие истины о мире, как ты написал, в отличие от тебя, мне не дано познать? Ну а если нет, так нет.

Франкфурт-на-Майне, пятница, день

Привет!

Название «Суши» даже очень ничего себе. Суши ассоциируется – не только у одиночек – с потреблением сырого мяса. То есть с наслаждением, получаемым от чего-то совершенно непереработанного и девственного. У народа хватает хитроумно сделанных и раскрашенных вещей. Народу хочется чего-то по-настоящему настоящего. Может, поэтому суши как некий символ истинной свежести столь популярны. Впрочем, я не настаиваю на таком названии. И пока что у меня нет никаких других идей. Честно говоря, сегодня меня это мало волнует. Я подумаю над этим, когда мы назначим «день рождения книги». Но можно рассмотреть и вариант с «Суши».

Я вернулся к теме суши только потому, что приведенные тобой факты (о Германии) расходятся с истиной. Я имею в виду сведения, полученные тобой от твоего мужа. А если что-то расходится с истиной, то я из принципа не могу пройти мимо. Если бы прошел, то ощутил бы себя человеком, равнодушно взирающим на распространение лжи. Но больше я о суши не напишу ни слова. Даже если ты сообщишь мне о таком абсурде, что суши доступны в каждой кенийской деревушке (во многих, тех, что на океанском побережье, особенно в туристических). Каждый раз, начиная с сегодняшнего дня, как только я буду есть суши, у меня в голове будет возникать ассоциация с диваном из алькантары. Может, когда-нибудь куплю себе такой…

Остаемся в кулинарной тематике. Артишоки знают даже в Слупске, даже на Кашубах. И, говоря о них, ты ничуть не отходишь, а, наоборот, входишь в саму действительность. Потому что это прекрасный овощ. Совсем не дорогой. И для здоровья полезный. Салат из артишоков под бальзамическим уксусом великолепен. Есть наивные люди, которые думают, что это афродизиак. Иногда я сам себе готовлю его. Вкуснее всего получается, когда уксус (лучше всего густой, сладковатый) впитывается в артишоки в течение нескольких часов (на химическую реакцию нужно определенное время). До сих пор мне так и не удалось выдержать столько, сколько надо. Я всегда съедал салат из артишоков слишком рано. В холодильнике у меня только бальзамический уксус. Особенный. Но зато три бутылочки. И салат айсберг. Хочу почувствовать вкус этого уксуса. Салат будет лишь предлогом. Мужчин легко соблазнить гарниром, добавками к основному блюду.

Три бутылочки уксуса мне подарила одна варшавская журналистка. Это особенный уксус. Более редкий, чем редкие вина. Я держу его в холодильнике, как и предписано на этикетке. Журналистка (не одиночка, вот уже много лет живущая в счастливом браке) однажды пригласила меня в один из своих любимых варшавских ресторанов: «Wine Bar Mielzynski». И хотя он помещается в старых складах с индустриальным интерьером и стеллажами вин посредине и не претендует на эксклюзивность, в нем много очарования и элегантности. Расположен он на улице Бураковской. Наверняка знаешь. Мало кто из варшавян не знает его… Журналистка хотела устроить мне экскурсию по таким местам. И устроила. Ни одно из них я не забуду. Например, «Wine Bar Mielzynski». Мало того что она подарила мне свое время, она одарила меня своим вниманием. А увенчала визит на Бураковскую тремя бутылочками эксклюзивного уксуса в качестве подарка. И теперь каждый раз, как только я открываю свой холодильник, я с теплом вспоминаю о ней. Такая вот милая ассоциация.

Хочу вернуться к ассоциациям, возможно, не столь милым. В последнее время в твоих письмах я нахожу очень много неприятных для меня ассоциаций. Ты зацикливаешься на доказывании своей правоты и игнорируешь то, что меня на самом деле интересует. Ты почти никогда не комментируешь то, что меня на самом деле волнует. Тебя не потрясла судьба «пациентки LK»?! Ты предпочитаешь продолжать тему одиночек? Я думал, что это всего лишь социальное явление. А то, что пять миллионов одиночек ходит по Польше, совершенно меня не трогает. Польша – большая страна, и многие из ее жителей или не могут, или не хотят вступить в брак. Они слишком молоды. Может быть, феномен «одиночек» имеет существенное значение, но он не самый главный. Пусть себе священнодействуют, носятся со своим, как ты пишешь, «духовным одиночеством, жизненным комфортом и обычным эгоизмом». Если кто-то одинок или хочет им быть, то скатертью дорога.

В своем письме ты пишешь: «Януш, в третий раз спрашиваю и хочу, чтобы ты все-таки ответил на мой вопрос: какие такие истины о мире, как ты написал, в отличие от тебя, мне не дано познать?» Что ж, после твоей третьей просьбы отвечаю, хотя мне казалось само собой разумеющимся, что ответа здесь не требуется (Почему? Цитирую тебя: «Есть тысяча причин, которые я не хочу разжевывать, чтобы дело не выглядело так, будто я собираюсь оскорбить тебя сомнениями в твоих умственных способностях»). Я не могу точно знать, каких таких истин ты не находишь. Я никогда не писал, что ты их не находишь и что тебе не дано их познать. Укажи, пожалуйста, где я это писал! Пожалуйста, покажи. Ты сделала этот вывод из моих писем. Мне самому интересно, на основании какой фразы. Так что прошу тебя, не спрашивай меня в четвертый раз. Ответь себе сама. Не на мой вопрос. А на свой собственный.

Завтра утром (в субботу) лечу в Польшу. Во вторник днем буду в Торуни, в Университете имени Николая Коперника, на заседании ученого совета, где будет приниматься решение о допуске к защите моего второго аспиранта. Он написал прекрасную работу об использовании тонких информационных методов для автоматического анализа текстов на натуральном языке. Он пишет программу для компьютерной системы, которая сама будет «читать и понимать» тексты. И вполне возможно, – в очередном, расширенном варианте, – в будущем автоматически писать аннотации, резюме. Интересно, какую аннотацию она написала бы на нашу книгу? Его работа – новаторская, находящаяся на пограничье трех дисциплин: искусственного интеллекта, лингвистики и когнитивистики. Мне это знакомо. Алгоритм автоматической расшифровки структуры химических соединений – это также анализ своеобразного языка. И поэтому в Торуни меня сочли достаточно компетентным и имеющим право осуществлять научное руководство над его работой. Это уже второй мой аспирант. Наука – моя жизнь. Я все еще работаю над своим профессорским званием. Его диссертация нужна мне точно так же, как она нужна ему. Наука все еще остается для меня самой важной частью жизни. Книги я пишу в свободное от основной работы время.

Если я не буду отвечать на твои письма в ближайшие четыре дня, заранее прошу прощения. Буду заниматься своим аспирантом в моей родной Торуни. Наверняка будет доступ к Интернету, точно так же наверняка не будет времени. Я хочу, по мере возможностей, подарить время моему брату и его семье, друзьям, с которыми давно не виделся, а также моим родителям на местах их вечного упокоения…

ЯЛ, Франкфурт-на-Майне

Гамбург, вечер

Януш,

я должна бы посыпать свою голову пеплом, но не сделаю этого. Хотя безоговорочно принимаю не высказанный прямо приговор, что «она была плохой женщиной»[62]62
  Фраза из известного польского фильма «Псы».


[Закрыть]. То есть я. Привела неправдивые факты (меня не оправдывает даже то, что они почерпнуты из проверенных немецких источников). Кроме того, я упряма и не могу еще раз не затронуть тему японской кухни (скажем так, поскольку ты запретил употреблять слово «суши»), хотя и не знаю, как с ней обстоит дело в Кении, однако на Сейшелах такого понятия не существует. Я там была и не видела ничего подобного… В «Wine Ваг Mielzynski» я не ходила (но слышала о нем), ну и еще ты пишешь: «Ты зацикливаешься на доказывании своей правоты и игнорируешь то, что меня на самом деле интересует». Я действительно плохая. Но все-таки остановлюсь на твоем последнем утверждении, поскольку всегда считала, что самое ценное и важное в жизни – не столько быть убежденным в своей правоте, сколько иметь собственное мнение. Более того, не только его иметь, но и отстаивать то, во что веришь. Только так можно сохранить верность самому себе. Используя высокопарные слова, важно не предать то, во что веришь, только ради того, чтобы именно сейчас удобнее согласиться с другими. Ну уж нет! Никогда не соглашалась и соглашаться не буду. Пару раз я уже объясняла почему. Убежденность в своей правоте, а также умение это скрывать – качества, необходимые в моей профессии. С одной стороны, журналисту нужно быть гибким, с другой – он должен бороться за то, во что верит. Не отстаивать ничем не обоснованные убеждения, потому что моментально утратит уважение тех, для кого работает: читателей, зрителей… Он должен долго и терпеливо работать даже над тем, что ему не очень интересно. Журналист не может так, как ты, махнуть рукой на ставшее уже массовым явление и любое другое, потому что, как ты пишешь, «совершенно тебя не трогает». Тебя, Януш. И все же хорошо, что ты так написал, потому что это убеждает меня в том, что я почти всегда остаюсь журналистом, даже когда переписываюсь с тобой. Я даже задумалась, как это возможно, что ты пишешь книги по вечерам, после того как целый день занимаешься наукой? А я, выходит, журналист двадцать четыре часа в сутки. Ты хотел бы знать, какая аннотация была бы написана к нашей книге, а мне достаточно того, что ты пишешь. Будь у меня желание скопировать стиль а la Вишневский, я бы написала: «Одних интересует компьютер и искусственный интеллект, а других жизнь за окном». Это убеждение ни разу не подвело меня, может, потому, что я всегда слушала, что говорят другие, даже если оставалась при своем мнении. Впрочем, как и ТЫ.

С уважением,

М.

P. S. Януш, должно быть, ты это знаешь, но я все же напишу об этом: ничто так не нравится женщинам в мужчинах, как их способность посмеяться над собой. Мужская самоирония. Разумеется, я уже ответила себе на вопрос, который ты трижды не хотел затрагивать. Я знаю ответ и когда-нибудь этим воспользуюсь. Профессионально, конечно.

Ага, и еще одно: похоже, по количеству употребления артишоков мы находимся впереди планеты всей, да и чеснока тоже. Без него я не представляю себе хорошей кухни. В отличие от великого английского поэта Шелли, который в письме другу из Рима замечал: «Молодые девушки, с которыми я сдружился, едят здесь – представь себе – чеснок!» Чтобы было ясно: слова «молодые» и «сдружился» ко мне не относятся.

Франкфурт-на-Майне, среда, вечер

Малгожата,