Текст книги "Ледания и Шрампинтульный Домовой (СИ)"

Автор книги: Яна Оса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Часть 8

8.1

В мире, где существует столько удивительного, но отсутствует магия, можно бесконечно удивляться чем-то новым, совершенно отличным от того, что видел в предыдущей системе, но все же каждый раз сожалеть об отсутствии магической составляющей.

В детстве я любила смотреть всякие сказочные истории про волшебников, фей, про удивительно фантастических животных. Можно сказать мне повезло, что новая Земля приняла меня, посчитав достойной. Подарила магию – расскрыв секреты зельеварения и магического лечения.

Но самым значимым и поворотным пунктом в своей жизни я считала тот бой с Мороком. И свое попаданство в компании Трампина.

Поэтому за завтраком я упомянула Зефирчика и мы собрались тесной компанией в обновленном санузле Черныша, на строго секретное совещание.

Голубой клубочек из рук я не выпускала, заметив болезненный интерес Черныша к этому предмету. У меня, понимаешь ли в первые после нахождения в безмагическом пространстве, появился магический артефакт, а он смотрит на него таким взглядом, что сейчас будет просить бросить на пол, чтоб погонять.

А учитывая, что изначальная форма у него кото-феи, то и гонять клубочек для него самое сладкое воспоминание детства.

Я объяснила предназначение удивительного гаджета. Но меня ставила в тупик необходимость раскатывать его в космосе. По нити можно идти, но лететь?

Трампин рассматривал шелковистую пряжу, помял кончик в руке и вынес вердикт, – нужно сделать кубический тренажёр, засунуть клубочек внутрь и пусть он разматывается по космической карте.

Я тут же вспомнила прозрачный куб, по которому следовало провести металлический шарик из угла в угол, по лабиринту.

– А кто делать будет? – спросил Черныш.

– Корабль, – спокойно пояснил Трампин, – он у нас теперь условно разумный.

– В смысле? – я округлила глаза, – Ной-я разумная, она интегрирована в корабль, значит и он разумный.

– Ну, ты там так наэмоционировала, что у нас теперь Ной-я – это Ной-я, а корабль – это корабль.

– И кто теперь Ной-я? Помощник капитана?

– Нет, там достаточно сложные выкладки и непонятная наука, но думаю, что ближе всего можно назвать их взаимодействие с кораблем – как симбиотическое.

– Одна из клеток поглотила другую, а после оказалось, что вместе они справляются лучше, чем по отдельности? Ной-я поглотила старый корабль, а после того, как его попытались улучшить, ничего не получилось? И ее вместе со старым кораблем встроили в новый? Типа двухслойной мембраны? И при опасности, Ной-я может бросить новый корабль и остаться в старом? С ума сойти!

– Ну, это в общем верно! – согласился Трампин, – но все же там наука, которая недоступна нашему восприятию.

– Следует также помнить, что симбиоз – это не только сосуществование разных видов живых организмов. На заре эволюции симбиоз был тем двигателем, который свёл одноклеточные организмы одного вида в один многоклеточный организм (колонию) и стал основой разнообразия современной флоры и фауны. Вы только представьте, – я обвила помещение санузла рукой, – что из этого может получиться в дальнейшем. Лично я даже боюсь представить.

На этом мы разошлись, Трампин отправился воплощать нашу идею в жизнь, Черныш – помчался к Скорпу, пояснив, что выступает в качестве спарринг партнера. На мою недоуменно приподнятую бровь покрутил перед носом своим хвостом.

– В умении не дать подержаться за хвост мне нет равных, – и это было так сказано, что мне пришлось восхититься.

А в лекарском крыле меня ждал Домовой.

Однозначно я не предполагала увидеть капитана, пытающегося удержаться на одноногом стуле. Без подпорки ног. Он пытался сохранить равновесие так, как это делали тибетские монахи, удерживая весь вес тела на вертикальной палке.

Не удивлюсь, если он проделывает это с закрытыми глазами. Только в отличии от шеста, стул на ножке, больше похож на стебелек, и зафиксировать его в стационарном положении практически невозможно если не использовать упор стоп в пол.

Это было занятно, наблюдать за почти неуловимыми изменениями положения тела мужчины. Он вытянул ноги и старался прикасаться только носками туфель к полу, когда заваливался в ту или иную сторону. В целом же он демонстрировал невероятное владение собственным телом и созерцание этого действа, заставляло мою кровь бежать все быстрее, вслед за фантазией, демонстрирующей, что такое тело может в постели.

Я кашлянула, капитан чуть не свалился со стула.

– Ледания, – расплылся он в улыбке, – где вы это взяли? – и поелозил пятой точкой по сиденью.

А я даже поперхнулась воздухом, так не хотела рассказывать о несанкционированном приключении.

Это Ной-я можно было рассказать, что мы бродили по свалке в поисках ее памяти, а вот капитану, рассказывать о своей способности ускользать из самых закрытых и охраняемых помещений ни к чему.

– А это не мой, – брякнула не подумав.

– А чей?

– Зума!

– Оракула?

– Ага, он говорит, что очень расслабляет.

– Это да, и расслабляет и систематизирует мысли и заставляет искать точку безмолвия.

– Чем могу? – я приподняла бровки, – само внимание.

– Спасибо, но я, кажется уже решил эту проблему.

– Какую?

– Можно мне приходить на кресло Зума? – для релаксирования?

– Думаю, что он не будет против, – кивнула капитану, понимая, что скорее всего это увеличит количество встреч один на один. Но это нисколько не огорчало, мои щечки горели, когда я вспоминала все эти проигрывания мускулами.

Опустила свою попу на то место, где минуту назад была задница капитана и принялась постигать Дзен.

А ближе к вечеру усадила на него Трампина, предварительно объяснив чудесный просветляющий эффект сидения на стуле.

Кажется, мужчина не поверил ни одному моему слову. Смотрел подозрительно. Пришлось демонстрировать. У меня за весь день вышло при максимальной сосредоточенности продержатся сорок пять секунд.

Он хмыкнул, – да тут ничего сложного, – и через десять минут опустил стопы на пол.

– Ты меня сбиваешь, – давай, отвернись!

Я развернулась в сторону зеркального шкафа и закусила губу, глядя на его крепкую спину.

Нет, все же Трампин более мужественный, что ли. Ведь их не зря в учебной базе Межзвездного корпуса в отряде самых-самых тренировали. Мускулы у него закачаешься, но, к сожалению, то что продемонстрировал Домовой, гораздо изящнее и завораживающе. Я видела, что Трампину с трудом удается удержаться более пятнадцати секунд. И чаще всего он за это время пару раз корректирует свое положение невесомыми касаниями к полу.

– Мухлюете, господин хороший, – мои наблюдения прерывает его голос.

– Ледания, ты наверняка подсматриваешь, – можно я потренируюсь без тебя?

Сопя, как бешенный ежик, я покидаю собственное лечебное крыло и постояв пару минут за дверью иду в кают-компанию.

8.2

На следующий день мне демонстрируют результат совместных изысканий.

Яйцо Кощея Бессмертного. Ну то, у которого игла внутри, а снаружи утка, заяц и целая куча проблем.

Только у этой сферы внутри клубится туман и мерцают искры звезд. Красиво, но ничего не понятно.

– Это наш корабль такое родил? – интересуюсь у Черныша, чтоб никто не услышал.

– Ага, дождешься у него, это Ной-я всю ночь сидела, до ума доводила все то, чем он в нее плевал.

– А ты что делал? За ней следил?

Черныш неожиданно порозовел, если это можно было заметить сквозь природную смуглость кожи.

– Я рассказывал про тропы по изнанке мира.

– Ого! Ты что, пытался разжалобить сигму?

– Нет, я пытался донести другую концепцию бытия!

– Вышло?

– Нет, – и вздохнул покаянно.

Ной-я коротко рассказала всем присутствующим назначение данного гаджета и синхронизацию с навигатором корабля, и протянула руку ко мне.

– А можно я сама разобью бутылку с шампанским о борт? – она похлопала на меня ресницами. Точно так как делаю я.

– Вот же ж, – пришлось улыбаться и косить взгляд на Зума.

Она показала мне точку на боку сферы – сюда! – и отошла.

Придерживая конец нити двумя пальцами, опустила клубок в мембрану, отделяющую дымку от пространства корабля.

Закрыла глаза и представила планету, укрытую ковром лотосов и кувшинок, и почувствовала, как нить завибрировала в пальцах.

А еще, как за моей спиной синхронно вздохнули члены экипажа.

Открыв глаза, я с удивлением смотрела на произведение безумного скульптора, изваявшего с помощью голубой нити чуждую человеческому рассудку картину. Больше всего это было похоже на каляки-маляки.

Но по мере того, как я отходила к остальным, утаскивая кончик нити, в сфере проявлялась узнаваемая эмблема лотоса.

– И сколько нам мыкаться по белу свету, – спросила в воздух.

– Столько, сколько нужно для того, чтобы прибыть в заданную точку к розовому рассвету, – ответила Ной-я.

И в ее голоске не было пренебрежения, как будто ее перевоспитали, или же нас дотянули до уровня ее божественной сущности.

– И сколько это в днях, – прервала я ее экзальтированное молчание.

– Три дня, – а вот теперь в ее тон вернулась эта божественная стервозность, – оставьте кончик, Ледания, сфера его не проглотит. По окончании миссии, клубок смотается и застынет напротив выхода.

– Спасибо, но может я на нее гирьку привяжу?

Она махнула рукой, совсем по человечьи, – вяжите что хотите, и прошу в рубку.

Из интерпретации показанного клубочком пути выходило, что в трех случаях нам придется прыгать. И хотя физического дискомфорта, как на старом корабле мы испытывать не должны, но Ной-я рекомендовала всем залечь в антиперегрузочные кресла.

И первый такой прыжок предстоял через пятнадцать минут.

Поэтому все быстренько расселись, пошутили об уверенности и приподнятом настроении сигмы, и прыгнули.

– Это что только что было? – спросила я через секунду, – все мои чувства кричали, что меня где-то очень грубо обманули.

Если не принимать во внимание то, что мы сейчас вплывали в огромную черную дырку от бублика, то отсутствие воспоминаний о прыжке настораживало и кричало о странностях.

– Это было странным, – тут же согласилась сигма.

– Сколько длился прыжок, – подал голос капитан.

– Шестнадцать с половиной минут, капитан, – отрапортовала Ной-я, и тут же добавила, это что, вы обо мне так думаете? – И уставилась на меня.

– Да хорошо я о тебе думаю! – принялась оправдываться перед ней, хотя никакой вины за собой не ощущала.

– Не нужны мне ваши воспоминания, – взвизгнула сигма истерично, – что за глупая шутка?

Потом она удивленно покосилась на Черныша, фыркнула в сторону Скорпа, и сообщила капитану, что ей нужно подумать.

Из рубки она выскочила так, как будто за ней черти гнались.

– Так, – отмер капитан, – кто помнит эти шестнадцать с половиной минут?

– Я – сообщил Зум.

– И все?

Мы продолжали молчать, пытаясь вспомнить хоть что-то.

– И что же ты помнишь, полезное создание? – вздохнув спросил Домовой.

– Что Ной-я используют, как клоаку для ненужных воспоминаний команды.

– Чего?! – хором заорали мы.

– Представляете, как они над ней поиздевались? Кораблик-то вызывает дискомфорт в сознательном восприятии процесса перемещения таким способом и продвинутые недоэмпаты высосать ваши воспоминания о неприятном процессе и сгрузить в сигму.

– Козлы, – протянула неосознанно.

– И не говори, – поддакнул Трампин.

– Так, Трампин, ты инструкцию всю изучил?

– Ну в части на какие кнопки жать – да! – отчитался мужчина, растягивая губы в почти незаметную улыбку.

– Это не годится, нужно найти как заблокировать это высасывание. Моя память вся, до последней капли, должна остаться моей.

– Точно, – лично тоже не согласна делиться интимными подробностями с Ной-я, – хотя я ее и уважаю, – на всякий случай обозначила собственное отношение к происшедшему.

– Интимными? – хрюкнул Скорп.

– Личными, – исправилась, слегка порозовев.

И что-то такое мелькнуло в глазах у капитана и у первого помощника.

– Да, да, да, только о вас несравненных и думала, – оскалилась им, – не упаси господь, – пробубнила про себя.

– Не ссы, – тут же успокоил Зум, – ты всю дорогу бубнила о способах поимки Бутты.

– И были стоящие варианты?

– Про спасательные круги рассказывать?

– Не надо.

– А про сачки?

– Скажи еще про спиннинги с наживкой.

– Вот этому способу ты уделила целых четыре минуты.

– Если ты такой умный, подскажи как.

– Не могу, у меня теперь несколько дней дар дремлет.

– Почему?

– Работает у вас в трюме, ниточкой путеводной.

– И надолго спит?

– Как проснется, ты первая узнаешь.

– А нам долго здесь сидеть, – наконец я обратила внимания на остальных членов экипажа.

– Пока Ной-я не вернется, – ответил капитан.

Они переговаривались с Трампином, листая на виртуальной поверхности экрана какие-то странные схемы.

– И что, даже пописать нельзя, – начала ныть я вслух.

– Можно, – раздался от двери странно спокойный голос сигмы. – Завтра пополудни следующий прыжок, не опаздывайте, пожалуйста.

Я прижала к груди Зума и рванула прочь из рубки. Уже в коридоре сообразила, что «пожалуйста» я от Ной-я не слышала никогда, и это было по меньшей мере странно.

Вторую же странность я обнаружила поздно вечером, когда опять проникла на кухню Трис, ну захотелось мне чего-то сладенького, на ночь. Извелась я, понимаешь ли. Ну и селедочка к куску ягодного пирога очень хорошо сочеталась. Не норвежская конечно селедочка, но достаточно похоже.

Я уже хотела войти в свою каюту и бросила взгляд по коридору. И я не я буду, если в самом конце Ной-я с Чернышом не заметила.

– И куда это вы двое намылились, – тут же заорало во мне любопытство.

И сгрузив добычу, рванула за ними следом.

Только никого не поймала, они будто растворились в закоулках корабля.

– Странно?! Очень странно! – поедала я пирог у себя в каюте, смачно закусывая селедкой.

– Должна заметить Зум, дружба трансформонта и моносигмулярного универсиума – это еще более странное сочетание, чем я и Домовой Шрампинтульный.

Таракан фыркнул, рассерженным котом.

– Нет, дорогуша, это еще более странное сочетание чем ты, Домовой и Трампин. Куда тебя не поставь, везде удовольствие получается.

А я от этой картины даже капельками пота покрылась, бисеринками, прямо над верхней губой.

– И за что, мне все это! – опять задала вопрос тысячеруку.

И, как и сто раз до этого – в ответ не услышала ничего.

8.3

Если тараканов из твоей головы взяли за прообраз домашнего любимца, а еще украсили оракульим мехом, – я задумалась на секунду, может оракульчим? Так на каракуль похоже становится, хотя и вид у меха разный.

О чем это я, ах, да! Вот если у тебя такой питомец, и с него напряли ниток, то однозначно ты придешь туда и тогда, когда нужно. Может только не так весело, как он предполагал.

До следующего прыжка Трампин и Домовой так и не нашли как экранировать странный выверт фантазии супермехаников. И вообще они не понимали, каким образом и кто всасывает нашу память и помещает в сигму.

– Это им наказание в виде отсутствия эмоций, – за все, что они делали и делают остальным существам. Вмешательство в душевное состояние должно быть тонким, щадящим, и ненасильственным. А они козлы. Вот мало ей нас подслушивать, так еще теперь и то, что у нас в голове ей добровольно-принудительно сливают.

Скорп пришел ко мне в медотсек и попросил снотворного. Для себя и для Трис. Сказал, что с большим удовольствием подремлет. И сны, если в Ной-я засосет, то хоть это не так критично будет.

У них с Трис установились достаточно теплые отношения. Иногда казалось, что эти двое исполняют какой-то загадочный танец, соблюдая кучу условностей и обязательных элементов.

Сложные какие-то у них элементы ухаживания. И длинные. Или растягивание удовольствия и есть высшее удовольствие?

Таблетку я дала. И ему и Трис, велела выпить за двадцать минут до оговоренного срока и отпустила.

Сама же, как ни странно, ничего пить не стала. Когда-то в далекой юности я достаточно плотно занималась йогой и медитацией, поэтому решила медитировать, раз нет никакого способа прервать цепочку извлечения наших воспоминаний при прыжках.

Самое важное правило – сохранять позвоночный столб прямым, грудную клетку – свободной, чтобы дыханию ничего не мешало, а тело – максимально расслабленным.

Но как расслабится, если я закрываю глаза и вижу две шапочки из фольги, которые соорудили наши кормчие.

Ёжкин Барбоска, каким образом они додумались до такого, мне не понять, как и того, что Ной-я смотрит на них с надеждой во взгляде.

В общем этот раз нам пришлось прыгнуть минут на двадцать пять.

И у себя в лекарском крыле сразу после прыжка я удостоилась аудиенции сигмы.

– Спасибо тебе, Ледания! – этими словами начала она нашу встречу.

– За что?

– За уменьшение количества ненужной информации. И я хотела бы попросить тебя научить и Трампина с Домовым тому, что ты делаешь. Гностикам это не дано, у них другое строение синаптических связей в связи с вмешательством их ученых и симбиозе с биопротезами.

– То есть ты не слышала моих воспоминаний?

– Скорее они омывали меня. Мне казалось, что я лодка и плыву в какой-то гармоничной субстанции, а в меня валяться мысли о тебе этих двух представителей противоположного пола.

Я успела прикусить язык и не спросить какого вида мысли в нее валились. Но она скорее всего и сама поняла невысказанный вопрос.

– Ничего необычного, – махнула рукой. – Может когда я воссоединюсь со своей памятью и стану цельной в меня не будет засасывать весь этот мусор.

А мне стало так обидно. Может наши мысли и чувства кажутся для нее мусором, но они наши. Именно об этом я ей и сказала.

– Ничего личного, – вздохнула сигма, – просто они для меня мусор, и это простая констатация факта и не более того.

– А Черныш? – я задала самый щекотливый вопрос.

На меня подняли взгляд и всего на секунду позже ответили – я пока не решила.

И вот пойди пойми, что она не решила.

И при этом встала и ушла, посчитав миссию выполненной.

Третий и последний прыжок мы провели каждый в своей скорлупе. Насколько хорошим я оказалась учителем сигма не прокомментировала, мужчины старались, а насколько качественно, только ей и известно. Радовало только то, что прыжок был коротким, не более десяти минут.

Оставался последний отрезок и пройти его нужно было на обычных двигателях, для того чтобы попасть в точку А точно в момент Б.

Мы вплывали в эту систему, состоящую из светила и единственной планеты, словно гонимые ветром.

Звезда постепенно меняла оттенок на своей поверхности из белоснежного на розовый, и в момент, когда мы пристыковались к висящему над поверхностью планеты лифту, она достигла, скорее всего, самой большой интенсивности.

– Заглядывать нужно во все бутоны, они будут распускаться медленно, вслед за наступающим утром, но вычислить в каком из соцветий окажется Бутта – невозможно.

Сигма давала последние наставления, спускаясь вместе с нами и термосом.

– А вдруг вы утопите его? – спросила я у универсиума, кивая на термос.

– Не бойся, Ледания, я достаточно ловкая, чтобы не утонуть самой и не утопить часть себя.

Меня беспокоила концепция старого корабля внутри нового и то, что этот корабль собирается скакать по листьям кувшинок наравне со всей остальной командой. Это не вмешалось в моей голове и понятии большего и меньшего.

Махнув рукой на понятия, недоступные простым смертным, я прижала к себе таракана и отправилась в указанном Ной-я направлении.

Над водой колыхалась розовая дымка, и медленно распахивали лепестки бутоны, выныривающие из темной, маслянистой воды.

Каких только оттенков не было здесь. Пастельные и неяркие, но тем не менее казалось, что маленький ребенок получил на день рождения набор красок и теперь экспериментирует, добиваясь невероятных сочетаний и полутонов.

– Очень красиво, но насладится невозможно, потому что Зум раз за разом командует – синий, зеленый розовый, – и я заглядываю, заглядываю и заглядываю.

Кажется ковру кувшинок нет конца и края. Моя скорость падает, а солнце за спиной начинает опережать мои безуспешные попытки объять необъятное. По связи кольца до меня долетают эмоции Трампина и Черныша. У которых точно такие же «успехи», как и у меня.

По связи через интеркомы на груди приносит комментарии Домового и Трис, Ной-я сухо замечает, что у нее тоже ничего. Скорп не отзывается.

Но у меня нет сил беспокоится о достаточно сильном и быстром гностике.

– Ни одного Бутты, – бурчу себе под нос, – у них что, симпозиум? И они все собрались в одном месте и любуются самым прекрасным восходом?

– Стой, – тут же командует Зум.

Я счастливо оседаю на плавучий лист и тут же ложусь на него.

– Я все!

– Нет, надо срочно понять в каком месте планеты будет самое невероятное зрелище наступающего утра.

– Так здесь везде море или озеро и с какой стороны не глянь, везде все одинаковое!

– Я нашел, – выдыхает интерком голосом Скорпа.

Вот теперь я вижу, что значит старый корабль внутри Ной-я, нас собирают с поверхности по одному, втаскивая вовнутрь летящего на бреющей траектории крылатого яйца.

Мы ныряем в ночь, которой осталось не так много на поверхности планеты и зависаем напротив единственной гранитной скалы, вытолкнутой на поверхность планеты. Если солнце и стоит встречать где-то, то только в тени этой скалы.

И мы являемся зрителями невероятного события. В одном месте начинают всплывать огромные бутоны.

Три, четыре, десять, я сбиваюсь с подсчета, когда они разворачиваются в сторону скалы и разворачивают свои лепестки навстречу еще не видимого светила. Окружающий мир окунулся в розовое утро, а в этом месте еще длятся последние секунды ночи.

А в момент, когда солнце выплывает из-за камня, над цветками проносится один слаженный вздох. И начинает петь хор божественных голосов, слагающих хвалу извечной красоте природы и величии всех ее проявлений.

От этого пения я начинаю видеть завихрения собственной магии вокруг пальцев рук, Черныш на моих глазах исчезает, чтобы переместиться к нам с Трампином поближе. По его виду понятно, что он не верит в происшедшее. А Ной-я, – я вижу, как она стоит вытянувшись и вибрируя в такт звучащим над водой нотам и термос в ее руках исчезает, впитывается в ее тело, и на секунду открывает нам ее истинный облик.

И для себя я решаю, что невероятное количество рук – это еще не самое страшное. Жутко, когда на тебя смотрят тысячью глаз, но этот момент быстро заканчивается.

Как и песня жителей этой планеты.

Растворяется в пространстве магия. Черныш дергается и оседает на лист под ногами.

Тишина накрывает планету и нас, а маленькие Бутты левитируя оглядывают нас, как диковинных животных и мягко улыбаясь разлетаются каждый в свою сторону.

– Я вспомнила, зачем я затеяла все ЭТО! – Ной-я окидывает нас нечитабельным взглядом. – Прошу на борт, и нас опять тянет лучом в брюхо крылатого яйца.

Оказавшись на основном корабле, мы оказываемся в кают-компании.

У жизни есть один итог, Когда считаешь, что ты бог, Тебя с Олимпа свергнет чернь, Забвенье храм разрушит твой, И ты забудешь про покой.

Мы смотрели на декламирующую Ной-я и не могли прийти в себя.