Текст книги "Письма полковнику"
Автор книги: Яна Дубинянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– А мы тут типа группа поддержки, – сказал Воробей. – Ты вообще в курсе насчет Марисабели?
– Ни фига он не в курсе, – перебил Открывачка. – Ее по телику покажут! Нехило, скажи? Она по–любому круче всех и всех там сделает. Вот мы и… того.
– Перевожу, – усмехнулся Бейсик. – Наша Марисабель снимается в реалити–шоу «Я – звезда». Съемки проходят тут, в одном отеле. Девушка только свистнула, как эти двое ненормальных моментально примчались за нее болеть – зацени, Стар! Естественно, вчера нас даже к ограде близко не подпустили. Но наши с тобой друзья не теряют надежды: некоторые эпизоды, по слухам, должны снимать на натуре, где–нибудь на море или в тезеллитовых карьерах… короче, блажен, кто верует.
– Заткнись, – огрызнулся Открывачка.
– Допустим, – Стар попытался сунуть плавки в карман джинсов. Не засовывались. – А сам–то ты зачем?..
Бейсик пожал плечами:
– А почему бы и нет? Лишний повод прошвырнуться по Срезу… Бейсик не гордый, Бейсик пьет на свои, но желательно в хорошей компании. Кстати, ты как, присоединяешься, Стар?
– По–моему, компания у него уже есть, – подал голос Воробей. – Во, гляди!
Стар оглянулся. Ну конечно: поперек магистрального движения набережной, озираясь по сторонам, чесала Дылда в блейзере и темных очках. На одном ее плече висела пляжная сумка, набитая под завязку, а на другом – зонтик, похожий на зачехленный гранатомет. Остановившись посреди людского потока, Дылда извлекла из сумки обычные очки, надела их, огляделась, снова поменяла на солнцезащитные и двинулась вперед целеустремленной поступью спецназовца.
Правда, Бейсика, Воробья и Открывачку она заметила в последний момент. Когда они уже закончили переглядываться, толкать друг друга в бок и многозначительно похохатывать.
– Какие люди без охраны! – дежурно выдал Воробей.
Дылда вздрогнула:
– Привет, ребята. Сережа, ты всё?
Лучше всего было бы, конечно, провалиться сквозь землю. Вот если б одна из плит, которыми вымощена набережная, оказалась потайным люком и перевернулась у него под ногами. Или, скажем, улететь куда–нибудь подальше на попутном драконе… Стар встретился взглядом с цепной рептилией, скучавшей слева от торгового лотка. Вряд ли этот дракон помнил, когда он последний раз летал.
Пацаны вот прибыли за Марисабель поболеть, – невнятно выговорил Стар, теребя в руках ни в чем не повинные плавки.
Дылда уничижительно усмехнулась:
– Успехов! Только, сорри, у нас с Сергеем на сегодня другие планы.
Из плавок непонятным образом выдернулся шнурок. В карман они по–прежнему не помещались. Дылда хозяйским движением забрала их у Стара и бросила в сумку, которую тут же перевесила на его плечо. Можно было еще утонуть в море. Или хотя бы уплыть прочь от берега, к островам…
– А мы шо, мы ниче, – Открывачка заржал. – Ну ты, Стар, в натуре, даешь!
– Он хотел вас поздравить, – пояснил Бейсик. – Как говорится, совет да любовь. Ты растешь в моих глазах, Стар. Я думал, ты всё больше по стару… бальзаковским женщинам.
Дылда сняла с плеча зонтик. Подержала на весу и надела обратно. И решительно взяла Стара за свободную руку:
– Пошли. Представление в драконариуме через сорок минут, не успеем билеты взять.
В каком еще драконариуме? Какие билеты?! Он с отчаянием огляделся по сторонам. Кассы. Надо найти кассы рейсовых катеров, узнать расписание, а затем послать подальше и Дылду с ее претензиями, и Бейсика с его грязными намеками, и Открывачку с мерзким ржанием, да всех, оптом, включительно, раз и навсегда!..
И вдруг он увидел.
Она шла вдоль самого парапета, то и дело скрываясь за фигурами встречного людского потока – но сколько бы их ни было, они не могли ее заслонить: яркую, ослепительную, единственную женщину на этой набережной. Алое платье до земли, смуглая кожа, белая шляпа с широкими полями, полускрывающими лицо – нет, ее лицо невозможно скрыть, оно било из–под шляпы брызгами пурпурных губ, тонкой линией носа, искрами жарких глаз из–за темных очков… Конечно, она была не одна, а с мужчиной, среднестатистическим мачо, каких полным–полно в Срезе… но это не имело значения. Она – здесь? Откуда она здесь?!
А может, это не она?
Стар даже усмехнулся: настолько идиотской показалась ему подобная мысль. Разве такую женщину можно перепутать с кем–то другим? Просто ей почему–то понадобилось приехать сюда. И уже не надо никуда лететь. Только и всего.
– Драконариум – это прикольно, – сказал Воробей. – Может, и себе сходить, а, пацаны?
Стар недоуменно обернулся. Он совершенно о них забыл.
– Ты не въезжаешь? – укоризненно вздохнул Бейсик. – Дылда нас с тобой посылает. Могу уточнить, куда именно.
Они что, не видели? Да нет, как они могли не видеть, смотрят же именно туда, в сторону моря. Ладно еще Дылда, она близорукая и в темных очках, но остальные… хотя и Дылда – не ладно, для этого надо быть абсолютно слепой, на оба глаза!..
Они просто ее не узнали. Ни Дылда, ни Бейсик, ни Открывачка, ни Воробей.
И как они, спрашивается, три года учили литературу?
Здравствуй, папа!
Пишу со всей регулярностью, как и обещала. Хотя ты пока и не ответил. Но не теряю надежды, мы же договорились.
Мы с Мишей Анчаровым только что вернулись из экспедиции за Гребневой хребет. Правда, Миша тут же опять уехал ревизировать исследовательские работы в других точках, а я осталась переваривать впечатления. Мы почти неделю там провели. Практически в тех же местах, что и тогда, представляешь? Там теперь всё совсем по–другому. Если б не рельеф самого хребта, в этом ракурсе – точь–в–точь профиль Драго, ни за что бы не определила, где нахожусь. Повсюду карьеры, лагеря разработчиков… Те цветы, лекарственные – помнишь? – там уже не растут. Миша сказал, что каким–то из направлений работ всё равно пришлось бы пожертвовать.
В этой экспедиции мы изучали феномен оптиграфических аномалий. Такая штука, не помню, писала ли я тебе, когда–то была у нас под стеной зимней резиденции, мы ее называли отражалкой. Потом та аномалия свернулась… но Миша говорит, в Срезе их очень много. Однако научный интерес представляют главным образом те, которые расположены в районе тезеллитовых месторождений. Потому что оптиграмма – это недоразвитый, лишенный энергетической подпитки прообраз… н–да. Если честно, я сама не очень поняла, чего именно. А когда неограниченная энергоемкость тезеллита попадает в резонанс с аномалией, там возможны очень интересные эффекты. Правда, тут, в Пещере привидений, мы их не наблюдали. Миша расстроился, потому что это означает какой–то просчет в его исследованиях.
Зато мы с ним наделали массу оптиграмм, одну я тебе посылаю, она же почти ничего не весит и не занимает места. Если не закреплять специальным лаком, они вообще тают через какое–то время. Пришлось сложить ее в несколько раз, чтобы влезла в конверт, жалко, если останутся следы от сгибов. Насчет того, что Миша держит меня на руках, ты ничего такого не думай. Просто мы на этой оптиграмме очень хорошо получились. А остальными я завесила свои покои в замке, и теперь мне не так скучно одной.
И напоследок потрясающая новость. Драго беременный! Ты представляешь?! Вообще–то ничего удивительного, он ведь уже вошел в фертильный возраст. И всё равно – так странно, просто поверить не могу! Да он и сам в полной растерянности. Миша сказал, оно бы не воспринималось так, если бы Драго был инициирован женской личностью. Но кто ж знал? Хотя, с другой стороны, могли бы и подумать уже тогда… Кто у нас вообще занимается инициацией драконов? Миша говорит, что хотел бы встретиться со специалистом. Конечно, для него это скорее хобби, чем основная работа, но ты все–таки дай координаты, хорошо? Миша тебе заранее очень благодарен. И я тоже.
Ну всё, буду заканчивать. Очень жду твоего ответа, и желательно поскорее. Как там вообще политическая обстановка у вас в Исходнике? Ты пиши обо всем, мне же хочется знать. Миша вернется не раньше чем через две недели. Куда я себя дену?.. Ума не приложу. Нет, ты не волнуйся. Просто с ним так интересно!
Целую,
Твоя Эвита.
15.05.18.
ГЛАВА III
Сегодня она была в красном.
Поздний колониальный стиль – когда уже без корсетов и шлейфов, но еще до земли, ниспадающими от пояса складками. И непременно белая шляпа с мягкими широкими полями. Шляпу Эва купила перед телепортом, на порядок дешевле, чем обошлась бы такая же тут, в Срезе. А платья – те самые, которые она хранила в чемодане на антресолях, поскольку не могла придумать, что с ними делать еще. Конечно, пришлось распороть вытачки у талии, но и только. Бесплатное и остроумное решение одной из наиболее вечных женских проблем. Поздний колониальный стиль, как выяснилось, опять был в моде.
К тому же ей и вправду шло.
А мужчина снова был ее моложе. Как минимум лет на пятнадцать. На сей раз с шевелюрой, густые черные пряди выбивались из–под банданы в красно–желтую клетку: смотрелось экзотично. А звучало бы еще экзотичнее, если б она, Эва, не пресекла его попыток общаться на родном языке.
Но она пресекла:
– Простите, Сандро. Я плохо вас понимаю. Давно не было языковой практики… вы не могли бы?..
– Д–да, конечно, сеньора Роверта…
– Эва, мы же договорились.
– Д–да, конечно… Эва… Эвита.
В отличие от тех, других, он не делал вид, будто просто так (вернее, со вполне понятной целью) знакомится с красивой женщиной в приморском кафе. Он сразу назвал ее по имени. По имени, которое она уже двадцать лет как не носила – чего те, кто подослал этого Сандро к ней, никак не желали признать.
И не было смысла бежать, изображать непонимание, выдавать себя за другую. Только развернуться ему навстречу, сверкнуть улыбкой в полумраке, принять правила игры. Чтобы поскорее навязать ему свои; как и тем, другим. Парадоксально: она понемногу входила во вкус.
Низкие прямоугольные окна кафе казались картинами в тяжелых рамах. Классические пейзажи Среза для туристов: яркое море, яркое небо с перьями облаков, посредине катер на белоснежных крыльях. Рядом еще одна такая же, только без катера. И на торцовой стене – обрывистые склоны Гребневого хребта: профиль инициированного дракона с мудрым печальным взглядом. В ту сторону Эва на всякий случай старалась не смотреть.
Катер переместился с левой картины на правую. Пора.
– Мне кажется, Сандро, мы привлекаем к себе здесь чересчур много внимания. Может быть, пройдемся?
– Д–да, конечно… Официант!.. ка… Сеньорита! Д–дайте, пожалуйста, – сглотнул, щелкнул пальцами, – …счет! Да, принесите счет.
Иностранные языки явно не были его сильной стороной. Эва мстительно усмехнулась. Сандро терял почву под ногами, начинал заикаться, на глазах превращаясь из мачо в мальчишку. А в ближайшие минуты его ждало еще одно потрясение: рюмочка коньяку, которую она заказала по его же настойчивой просьбе, мельком глянув на карту напитков, наверняка стоила половину всего бюджета операции. У тех, кто его направил, насколько ей известно, постоянные трудности с деньгами.
Сандро героически расплатился, не дрогнув над опустошенным бумажником.
Они вышли на воздух. Эва прищурилась и надела темные очки.
Человеческая река неспешно текла по набережной, притормаживая возле стандартного набора ловушек. Надежда на то, что это место окажется хоть немного другим, знакомым, не оправдалась. Все они абсолютно одинаковы, несовершеннолетние клоны–города Среза; по сравнению с предыдущим, изменился только профиль Гребневого хребта. И эту разницу ни в коем случае нельзя дать кому–либо заметить.
Всё остальное – можно.
– Как вы нашли меня, Сандро? Вы давно за мной следите?
Тем, другим, маскировавшимся под случайных кавалеров, она не рискнула задавать в упор подобных вопросов. Но сейчас ее любопытство прозвучало вполне уместно, не нарушая законов жанра.
– Я – нет, – он по–прежнему с трудом подыскивал слова. – Но д–да. Наши люди никогда не отпускали… не выпускали вас из виду, сеньора… Эва.
– Не упускать из виду – это немного другое. Когда вы начали напрямую за мной следить? Я имею в виду, ходить по пятам? Сразу после смерти отца?
– Эвита!..
Его локоть вздрогнул под ее рукой. Нет, мальчишка определенно не умеет владеть собой, хуже истеричной барышни. Впрочем, они там все такие. «Идущие в пламя», «Фронт свободы», «Кулак и память»… Когда–то они всерьез не давали отцу покоя. Потом притихли. И она была уверена, что в демократической стране ради спокойствия граждан с такими вот черноволосыми парнями вежливо разговаривают еще на границе…
– Д–да, мы ходили за вами по пятам. Мы вам звонили! Только вы почему–то не захотели говорить. Потому что боялись и за вашу жизнь тоже. Те, кто убил полковника Роверту, не замедлятся… не остановятся…
Она вздохнула:
– Сандро, мой отец покончил с собой.
– Вы в это верите?!
Не его ума дело. Эва промолчала. Остановилась возле лотка с сувенирами, взяла в руки тезеллитовую статуэтку, изображавшую нечто абстрактное, на любителя. На ощупь статуэтка оказалась мертвой, грубой подделкой: ничего себе. Прямо под боком крупнейших месторождений Среза. Впрочем, для крупных разработчиков сувенирная индустрия всегда была в лучшем случае побочной ветвью доходов, а в худшем – липовым прикрытием. Стоила статуэтка, разумеется, как настоящая. Эва купила.
– Смерть Лилового полковника… – начал Сандро.
Она перебила его:
– Допустим, вы меня охраняли. В Исходнике. А в Срезе моментально решили выйти со мной на контакт. Почему?
Не моментально. Лишь после того, как она прилетела из одного городка в другой, расположенный с противоположной стороны Гребневого хребта. Это важно; однако пусть он проговорится сам.
Сандро совсем смешался. Конечно, он же не ожидал допроса. Имелось в виду, что он, молодой красавец, проявит внимание к стареющей женщине, близкой ему по крови, по языку, по ностальгии, по ненависти… Отношения должны были завязаться естественно, вспыхнуть предсказуемой близостью, как вспыхивает море навстречу заходящему солнцу. Даже где–то жаль.
Могло ведь так и случиться. Если бы не те, предыдущие.
С ними она держалась иначе. Подыгрывала им в роли роковой красавицы, для которой совершенно естественно флиртовать со случайными поклонниками, желательно с несколькими одновременно, иначе день не удался. Самое смешное, что эта роль начинала ей нравиться.
– Потому что вы с нами. Вы Эвита Роверта, дочь Лилового полковника, и вы должны нам помочь. Нашему общему делу. Нашей правде!
Она вздохнула:
– Сандро… В те времена, когда мой отец был при власти, я жила в Срезе, в полной изоляции от происходившего на родине. А вы тогда, очевидно, были еще слишком молоды…
Посмотрела на него пристально, прикидывая на глаз: лет пять–шесть, не больше. Под ее взглядом на лице юноши и вправду проступили черты обескураженного ребенка. Ну, в крайнем случае, семь. Тоже мне, пламенный революционер в таком–то поколении. Резюмировала безжалостно:
– И вы, и я знаем о режиме Лилового полковника понаслышке, с чужих слов. Причем люди, которые нам об этом рассказывали, преследовали, по–видимому, противоположные цели. Боюсь, у нас с вами разные правды, Сандро. Или, что еще хуже, разная ложь.
Мальчик умолк, переваривая услышанное. Эва молчала тоже. Медленная человеческая река по–прежнему несла их вдоль парапета набережной.
У рекламного щита, прикрыв голову сложенными зонтиком крыльями, скучал инициированный дракон. Встретившись глазами с Эвой, он вскинулся и дежурно выдал приглашение на верховую экскурсию по заливу с выходом в открытое море. Она выслушала внимательно, покивала, задала пару вопросов, пообещала подумать. Рука Сандро на ее локте стала совсем мокрой.
– Вы же прибыли сюда не кататься на драконах, – сказал глухо, почти неслышно.
Эва усмехнулась:
– Вот как? Вам известно, зачем я сюда прибыла?
– Мы предполагаем.
Они предполагают. Уже легче; выдержать еще небольшую паузу, и он выболтает, что именно. С теми, другими, было сложнее, слишком много времени и сил уходило на флирт, игру, взаимное многоступенчатое притворство. Вести разговор в открытую намного легче. Вот только с людьми, интересы которых представляет этот Сандро, дело вряд ли ограничится разговором.
– Наследство Николаса Роверты, – он заговорил чуть раньше, чем она ожидала; ее плечи непроизвольно дернулись. – Вы должны понимать, Эва, оно принадлежит не только вам. Оно принадлежит его стране! Нашей с вами Родине…
Пожала плечами:
– Я никогда там не была.
– Н–не знаю, – к его гортанному акценту прибавилось раздражение. – Может быть, вам она и чужая, но не мне! И я…
– Какое наследство?
Теперь она взглянула на него искоса, не поворачивая головы: темные очки – удобная вещь для подобных маневров. Сандро очков не носил. Его черные глаза сощурились в щелки под еще более черными бровями вразлет, края которых уходили под бандану. Только что по–детски растерянные, эти глаза в одночасье стали совершенно бешеными:
– Наследство Лилового полковника. Ресурс. Вы знаете. Он не мог вам не сказать за столько лет!.. Да иначе вас бы и не было сейчас в Срезе. И тем более здесь, в этом городе. Вы всё знаете!!!
Значит, вы – далеко не всё. Улыбнуться по этому поводу Эва поостереглась. Не всё, но достаточно для того, чтобы понять: она уже практически на месте. А это плохо. Подобный народ в предчувствии близости цели обычно теряет контроль над собой.
Внезапно Сандро схватил ее за плечи, развернул к себе, прижал к парапету. Проходившие мимо отдыхающие повернули любопытные головы; во взгляде толстухи в желтом парео Эва уловила явственную зависть: ах, какой темперамент, какая страсть! Затем упавшие от сотрясения поля шляпы закрыли обозрение, и голос Сандро донесся издалека, нереальный, будто звуковое сопровождение какого–нибудь аттракциона для туристов:
– Ресурс – это наш последний шанс. То единственное, что способно спасти нашу Родину и наше дело! И мы не остановимся ни перед чем, чтобы… Или вы будете с нами, сеньора Роверта, или…
– Вы мне угрожаете.
Сказала печально, устало, без вопроса. И чуть не потеряла равновесие, когда Сандро отпустил ее, расслабленную, не оказывавшую сопротивления. Поправила шляпу и снова отыскала его глаза: опять круглые и обескураженные, они часто хлопали ресницами. А ведь он превысил полномочия. Эти «Идущие в пламя», или кто его там подослал, вовсе не давали ему инструкций в случае чего переходить к угрозам. Сорвался. Не выдержал роль.
Хотя в том, что угрозы настоящие, сомневаться не стоит.
Он попытался взять ее за локоть; Эва отняла руку решительно, но сухо, без мелодрамы. Не хватало еще, чтобы он бухнулся перед ней на колени во искупление своей вины – вины, разумеется, не перед ней. Проговорила негромко, непререкаемым учительским тоном:
– Ваши манеры, Сандро, исключают возможность дальнейшего общения между нами. Прощайте, спасибо за коньяк. Всего доброго!
Вон из класса. Мальчик понял. Не посмел возражать, так и остался стоять у парапета в нелепой, скованной позе: Эва прекрасно видела его в приближающемся зеркале оптиграфической аномалии. На себя же, утомленную и гордую, не обратила внимания; старушка, стригшая тут купоны, что–то крикнула ей вслед, шелестя оптиграммой, но Эва не обернулась.
Хорошо, что удалось избавиться от него вот так, спонтанно, само собой. Повезло.
Оставалось пройти еще с полкилометра оживленной набережной. Дальше начинался парк, засаженный субтропической растительностью: ее явно завезли с островов и с трудом, должно быть, акклиматизировали тут – на привозном красноземе, насыпанном поверх местного известняка, где и до разработок мало что росло. При входе в парк Эва нырнула в туалетную кабинку, обсаженную кустарником синелиста – листья были бледно–зеленые, желтеющие по краям, жалко смотреть. Защелкнула шпингалет, а затем сбросила и сложила в сумку красное платье.
Красное платье – удобная вещь. Когда следишь за красным пятном, нет смысла искать на объекте какие–то другие зацепки для глаз. Впрочем, шляпу на всякий случай она тоже сняла. Задрапировалась поверх купальника в неброское парео: пляжный вариант, здесь многие так ходят. Выскользнула боком, по стенке, пригибаясь за синелистом. Примитивно, однако должно сработать.
Парк был расчерчен, словно под линейку, параллельными и перпендикулярными аллеями, дорожками и тропами: по мере удаления от моря они становились всё более узкими и безлюдными. Эва постепенно сместилась на глухую тропинку, где кроны чахлых островных акаций смыкались над головой, а то и ниже, на уровне лица и груди. Сюда уже почти не долетали звуки набережной. Здесь стоило внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить ненароком на битую бутылку, использованный презерватив или кучу прямо посреди дороги. И зачем, спрашивается, Срез оборудован туалетами и контейнерами для мусора практически на каждом шагу?
Она прошла еще немного, раздвигая руками колючие ветви, и уткнулась ладонями в ограду: теплые прутья слегка липли к коже от натянутой поперек них паутины. Это правильно: не может же городок для туристов попросту плавно перетечь в поселение разработчиков. Где–то в ограде была калитка, но точного места Эва не помнила, а рыскать по кустам в ее поисках не слишком хотелось. Запрокинула голову: высоко. И она давно уже не такая стройная, чтобы пролезть в щель между прутьями. А если попробовать из–под низу?.. Вот как раз и выбоина в земле…
Выпрямилась по другую сторону ограды. Сняла парео, вытряхнула, будто коврик, от пыли и приставших соринок, снова повязала под грудью. Просунула руку за сумкой. Ну вот и всё. Простые решения всегда самые правильные.
Она выбралась из кустарника и огляделась.
Ограда выходила на остаток плоскогорья, голый и узкий, похожий на обглоданный рыбий костяк, упирающийся в подножие Гребневого хребта. Ни самих разработок, ни поселения не было видно с моря; на туристической карте в путеводителе их, разумеется, тоже не обозначили, и Эва тогда, на катере, успела заволноваться, усомниться – то ли место? Глупо, конечно: ничего секретного в тезеллитовых разработках нет, всего–то и надо было запастись заранее нормальной экономической картой Среза.
Маленькие домики сгрудились на краю громадного котлована, словно выгрызенного в земле драконом–мутантом. Глубокий, возможно, даже ниже уровня моря. Карьеры располагались зигзагообразными ступенями, перемежаясь отвалами выработанной породы. Между ними, удаляясь в перспективе, равномерно торчали башни, невысокие и крепенькие, как молодые грибы. Более мелких деталей не разглядеть из–за стабильного тезеллитового поля, почти непрозрачного от взвеси мелких минеральных частиц. Дальний край разработок полностью тонул в колеблющейся мгле. С ближнего края в сторону моря тянулось несколько канатных подъемников.
Поселение выглядело сверху вполне прилично. Аккуратные коттеджики, почти такие же, как в курортной зоне, разве что вид из окон значительно менее живописный. На крышах солнечные накопители: чувствуется хозяйская рука разработчика, не позволяющая разбазаривать по пустякам тезеллит. Впрочем, не секрет, что подавляющее большинство здешних рабочих всё же приторговывают поделками из отходов. А также сдают комнаты наиболее бедным и непритязательным туристам с «дикарскими» визами… или вообще без никаких. И совсем недорого.
С моря дул бриз: почти незаметный на набережной, здесь, на бывшем плоскогорье, он ощущался настоящим ветром. Сощурились глаза, разметалась прическа, полы парео сместились за спину и там удачно притворились крыльями – особенно когда Эва, усмехнувшись, раскинула руки и глубоко вдохнула.
Пахло морем. Наконец–то пахло морем.
Море, не скованное волнорезами, накатывалось на берег неторопливыми волнами, они не казались ни крутыми, ни высокими, пока не наталкивались на какое–нибудь препятствие, скалу или камень, подводный или выступающий из воды. Тогда пологая волна внезапно взрывалась высоченным фейерверком брызг, расплываясь у его подножия бурлящим пенным хаосом. Излишек воды возвращался назад море, ослабляя встречным потоком следующую волну, и она обдавала камень лишь небольшим всплеском, но за ней уже катилась новая волна… Смотреть на это можно было бесконечно. Как когда–то.
Эва вздрогнула, сморгнула, резко отвела взгляд к берегу. В нагромождении скал прослеживалась тропа, естественная, с рукотворными элементами вроде нескольких ступенек, кое–где выбитых в известняке. Наверное, сюда ходят купаться рабочие с разработок, да и их квартиранты тоже. Она разглядела бухточку с пятачком гальки: сейчас его почти полностью захлестывали волны, но в штиль тут, по–видимому, неплохой пляж. Во всяком случае, песок здесь не намывали, а значит, вода должна быть чистая, прозрачная…
За всё время, проведенное в Срезе, Эва еще ни разу не искупалась.
А почему бы и нет, – спуск с плоскогорья оказался неожиданно пологим, удобным, – почему бы не окунуться разок здесь, в настоящем море? В курортной зоне Эву передергивало от самой мысли о том, чтобы войти в воду, стать ингредиентом мутного супа с человеческими головами, надувными игрушками, плавсредствами и драконами. Когда один из вчерашних кавалеров предложил ей спуститься на пляж, то, кажется, был даже напуган внезапной паникой в ее глазах. Пришлось соврать, будто она не выносит солнца и не умеет плавать. Тот, естественно, сделал вид, что поверил…
Кстати, с ним, лысым, у нее свидание сегодня в семь, на набережной под часами. На которое надо будет непременно прийти. Второго тоже касается: он обещал ждать ее возле диско–холла… стоп. А в котором часу?
Рассмеялась, перепрыгивая с камня на камень. В сорок лет, пожалуй, поздновато учиться мастерству роковой кокетки, раскладывающей поклонников, словно пасьянс, который всегда сходится. Накладок с этими двумя, скорее всего, не избежать… да и пламенного Сандро рановато сбрасывать в отбой. Ничего, так даже лучше. Пусть будет коррида. Пускай сцепятся между собой, в открытую подерутся за свои интересы. Ведь всем им, по сути, нужно от нее одно и то же.
И, возможно, именно тогда она сумеет понять, кто из них – вернее, из тех, кто за ними стоит – в стремлении это заполучить уже зашел дальше других. Собственно, она здесь и ради этого.
Нет. На лице медленно, как соленые брызги, высыхали остатки улыбки. Ради этого – в первую очередь. Она должна знать, и она узнает.
Но морю всё равно. Море – вечное. Свободное и живое.
И оно уже слишком долго ее ждет…
Положила сумку на плоский камень, сняла парео, заколола повыше волосы; смешно, первая же волна всё равно накроет с головой. Присев на край скалы, спустила ногу навстречу прибою, нащупала кончиком пальца галечное дно. Продвигаться вперед надо осторожно, всё же незнакомое место, могут быть подводные камни… как–никак, шторм.
– Постойте, сеньора! Разрешите, я…
Эва обернулась.
Он вприпрыжку спускался по тропе, в одних плавках и с полотенцем через плечо, на сей раз далеко не юный, но без грамма дряблости даже на смуглом животе, куда спускались мысом с груди курчавые волосы цвета соли с перцем. Шкиперская бородка той же масти и голубые глаза.
– Вы отважная женщина, – он уже был рядом и, разумеется, тут же взялся за ее локоть. – Вообще–то в шторм здесь не купаются даже мужчины. Но если хорошо знать дно… сейчас я покажу вам один удобный проход…
Нужная улыбка – слегка растерянная и в то же время уверенная, поощряющая – вышла у нее сама собой. Набираем квалификацию. Второй, и это только за сегодняшний день, не считая вчерашних. Четверо общим счетом.
День определенно удался.
* * *
Она не пришла. И это после того, как он на ее глазах, не дрогнув, концептуально утопил в бассейне мыльницу – между прочим, не сказать чтобы дешевую. Самое обидное, Машка даже не почесалась, чтобы снять такой обалденный перфоманс! Это, допустим, можно было бы простить, если б она прониклась сутью и бросила наконец свою телевизионную лабуду. Но Машки не было, и Толик, облокотившись на парапет, мрачно преображал ее предательство в текстовый формат. Она еще пожалеет: беспощадный будет материалец. Под заголовком «Крысы».
Из круглого приплюснутого здания диско–холла неслась оглушительная музыка. И ладно бы что–то пристойно–андеграундовое, а то сплошная попсня в ремиксах с жалкими потугами на рок. Полный мрак и отстой с душком нафталина; впрочем, он и не сомневался. Где еще она могла назначить ему рандеву?
Причем она – уже не Машка, а объект – тоже не пришла. Пока, уточнил Толик. Он ждал уже сорок минут и продолжал ждать с нерушимым упорством, каковое, как известно, является главным качеством при журналистском расследовании. Если она все–таки не придет, он разыщет ее снова. И, если понадобится… тьфу. Но такая у него работа.
Покосился в зеркальную дверь диско–холла. Нет, новый имидж – это супер. Стиль, кул, отпад. Жаль только, что голова уже подернулась легкой небритостью. Как ее вообще брить самому – спереди еще ладно, а на затылке?
Дверь крутанулась, отразив вместо Толиковой лысины сначала новых посетителей, потом огни вечерней набережной, затем опять его лысину, но ненадолго: кто–то снова заходил внутрь и выходил наружу, эта дверь редко пребывала в неподвижности. Как и вообще что–либо здесь, на набережной, в городе, во всем Срезе! – исключая одного лишь главного редактора интернет–издания «По следам» Анатолия Бакунина. Но он не торопился. Он готов был ждать сколько угодно. Если б еще Машка… ладно. Обойдемся без крыс. Тем более что наш корабль и не думает тонуть. Утонула только мыльница, но это не главное.
В принципе, с ней – он опять имел в виду объект – можно сфотографироваться и на набережной, с каким–нибудь попсовым драконом, в чем тоже присутствует своя фишка. Она, объект, поведется за милую душу: романтика, память, ля–ля–фа–фа, – закоснелая старая вешалка. Единственное, наверняка зажмется, встанет навытяжку, как почетный караул возле вечного огня, но это можно будет потом поправить. В фотошопе, у Длинного неплохо получается.
Как он тогда классно обработал Машкины фотки с тем пацаном у нее на дне варенья! Страшно матерился, передвигая туда–сюда конечности, расстегивая пуговицы и обводя расстегнутые места кружочками, – но в результате вышло то, что надо, полный улет. И на кого–то произвело неслабое впечатление, не зря же наутро им подвесили сервер! Журналистика будущего не может игнорировать достижения прогресса, а кто против – тот позавчерашний урод и протухший консерватор, которому ничего не светит, кроме пенсии по профинвалидности.
Толик пощупал джинсы на предмет бумажника, не сразу его обнаружил и успел запаниковать; да нет, на месте, только чересчур уж тощий. Перед тем как отправиться на спецзадание, главный редактор выгреб со счета издания не только командировочные, но и вообще всё, что сумел. Правда, лимит на следующий месяц оказался заблокирован, хотя до конца нынешнего оставалось всего пару дней; ладно–ладно, карточка лежала тут же, в бумажнике. На нее и была вся надежда, потому что наличные успели раствориться в Срезе, как нежелательный свидетель в серной кислоте. Метафора Толику понравилась, он решил ее запомнить. Кстати, о крысах…
