Текст книги "Письма полковнику"

ГЛАВА II

– Что ты с собой сделал?!

Толик улыбнулся, довольный, как слон под кайфом, и особенно ослепительно кайфовала под солнцем его гладенькая смуглая лысина. Блики на ней были еще ярче, чем на купоросно–голубой поверхности бассейна. Обалдеть. Вообще–то от Толика всегда можно было ожидать чего угодно, однако… Нет, определенно, чересчур.

– Ты не шаришь, Машка, – бросил он. – Это круто, это стильно, это кул, а если б не ты, получился бы потрясный перфоманс!

– Чего?

– Ты же уехала и не пофоткала меня в процессе! А могли бы выложить репортаж: главный редактор, отправляясь на спецзадание, безжалостно расстается со старой сущностью, в корне меняет концепцию и экзистенцию…

Он принялся привычно нудить, отчего даже сверкание лысины слегка померкло. Тем не менее Маша узнавала Толика с трудом. Просто удивительно, насколько меняет человека наличие–отсутствие прически. Юноша–брюнет, он, помнится, выглядел таким наивным, очаровательным, неиспорченным – к неслабому облому всех, кто после встречи впервые читал его статьи. Выбритый наголо, Толик прям–таки на глазах заматерел, подернулся пленкой ехидства и цинизма и, подзагорев, заделался чистым мачо. Впрочем, усмехнулась Маша, в Срезе таких мач пруд пруди. Раньше у Толика имелась в наличии какая–никакая индивидуальность. Аминь.

– …а всё из–за тебя. Ну Машка, ну неужели тебе как фотографу интереснее эти…

– Мне деньги интереснее. Мы это, кажется, уже обсуждали. Как ты вообще сюда попал?

Толик временно перестал ныть и пожал плечами:

– Телепортом.

– И ты потратился на телепорт и визу только для того, чтобы мешать мне работать?

По правде говоря, работать ей сегодня практически не пришлось – что и вымотало по самое не могу. Она так не привыкла. Она привыкла, что за день надо успеть отснять с десяток объектов, побывать на нескольких прессухах и тусовках, обзвонить одни редакции на предмет задания и обойти другие на предмет гонорара, а в промежутках раскрутить коллег–фотографов на информацию о местах, где можно подзаработать еще. Толик в ее динамичный график, как правило, укладывался нормально – если не слишком наглел, пытаясь тянуть на себя одеяло; так или иначе, Маша справлялась.

Но здесь, на этом долбаном реалити–шоу, всё было устроено по–другому. Вообще никак не было устроено. Время тут плавало и расползалось, вязкое, как ловушка для муравьев. А всеобщая тупость доводила до белого каления.

– Я тоже работаю, – обиделся Толик. – И я не тратился. Выписал командировку в счет гранта.

Маша присвистнула:

– Плакал твой грант. А ведь еще на пару месяцев должно было хватить… А кто в лавке остался?

– В смысле?

– Ну, сайт же, по идее, обновляться должен. Два раза в день, если я правильно помню.

– А–а, – он поморщился. – Так я оставил Длинному парочку подач. Статью про концептуальный пофигизм, интервью с наркоманами, еще будут новости, туда–сюда… Да фигня это всё!

– Фигня, – согласилась Маша. – Ну и на фига ты здесь?

– Как это на фига?! Это же наш с тобой шанс! Если мы сможем, если вытянем тему, выжмем из нее все, что только…

Старая песня, которая ей надоела и вообще не нравилась. Особенно слово «мы». При чем тут «мы»? Но Толик разогнался не на шутку, его было уже не перебить и не остановить. Разве что отключиться со звуковой дорожки. Вот так.

Тупость несусветная навалилась с самого утра. Весь персонал подняли ни свет ни заря, с тем чтобы запечатлеть утреннее пробуждение малолеток. Через час, когда девиц уже выдернули из постелей, выяснилось, что и петеэска, и большинство ручных камер прибыли другим телепортом и до отеля еще не доехали. Зампродюсерша носилась по вестибюлю, словно пуля со смещенным центром тяжести, и администраторы рангом пониже проявляли чудеса маневренности, чтобы не оказаться на ее пути. Минут через сорок кто–то из них налетел на зачехленный контейнер с техникой, со вчерашнего дня загромождавших добрую четверть вестибюля. Впрочем, идиотизм только начинался.

Петеэску всё равно не собрали: оказалось, что альтернативные аккумуляторы категорически не тянут, а тезеллитовый никаким боком не лезет в смету. В разгар конфликта на энергетической почве Маша пошла в ресторан. Однако спокойно поесть не удалось: через пять минут, как назло, пригнали кормиться нимфеток, прожорливых и шумных. Почему–то это зрелище никто не снимал, а жаль.

После завтрака в бодренькой нервной обстановке – но кормили тут хорошо, не придерешься, – зампродюсерша согнала барышень из ресторана в вестибюль, посадила в рядок на лавочку, а сама устроила громкую разборку со сценаристом: суть проблемы от Маши ускользнула. Сценарист кричал, грозил увольнением и авторским правом. Что–то вяло вякали редакторы, пытались вставить пять копеек шестерки из техперсонала. От шума и недосыпа начинала болеть голова.

Тут явился продюсер (она видела его в первый и пока в последний раз, но сразу догадалась, что это именно он) и всех помирил, сообщив мрачно: всё пропало, поскольку Федор не приехал и вообще находится вне зоны. Виноваты в этом были все. Все снова заметались, засуетились, принялись куда–то звонить…

А к Маше подошел бородатый оператор и позвал на солнышко, на пиво. Относительно пива она его послала – не хватало еще попасться под горячую руку и потерять работу – а на солнце действительно выползла. Закурила. Попыталась разглядеть за деревьями кусочек моря…

А маразм тем временем, естественно, крепчал. На то он и маразм.

– …Ты меня вообще слушаешь?!

– Слушаю, – она и глазом не моргнула. – Только не очень въезжаю.

– Ну ты даешь. Совсем отупела возле своих малолеток.

Толик уселся в шезлонг у самой кромки бассейна, закинул ногу на ногу. Маша представила себе, как заявляется зампродюсерша и обнаруживает тут постороннего в подобной позе. Кстати, как он вообще сюда пролез? Бассейн располагался во внутреннем дворике отеля, и Толик должен был встретить по дороге как минимум четыре поста охраны, двух швейцаров и по–любому кого–то из службы безопасности телекомпании. Как?!..

– Встань, – попросила она. – Сейчас их сюда пригонят, и у меня будут неприятности.

– Боишься? С каких это пор?

Но он все–таки вспрыгнул на ноги, пружинисто, словно что–то крупный из семейства кошачьих. Солнце снова отметилось бликом на гладкой макушке.

– Я ее выследил, Машка! – сказал торжествующе, явно выкладывая главный козырь; правда, пропустив мимо ушей предыдущие, оценить его было трудно. – Я даже познакомился с ней, представляешь?!

– Зачем? – спросила она вместо «с кем».

– Чтобы всё время быть на контакте. Не просто же так она сюда приехала! Я имею в виду и вообще в Срез, и конкретно сюда. У нее какая–то цель.

– Какая?

– Ну, я пока не в курсе. Но сто процентов, что это связано с делом Лилового полковника! Может быть, она просто драпает от них, которые грохнули старика, но скорее тут все–таки выход на его наследство. Я докопаюсь, даже если придется с ней переспать!

– С кем?

Она прикусила язык: все–таки сорвалось. Ну и пофиг. Чем раньше дать ему понять, что она не собирается въезжать в его дела и планы, тем лучше. А может, перелез через ограду? Маша смерила взглядом почти трехметровую ажурную решетку, закрывавшую единственный выход из дворика, и с сомнением покачала головой. К тому же там, наверное, сигнализация.

Так вот, маразм крепчал. Когда лысый ледокол и кумир малолеток, он же телеведущий за миллион Федор Брадай соизволили появиться, моментально выяснилось, что по сценарию в первых нескольких эпизодах из жизни будущих звездулеток его участие не предусмотрено. Зампродюсерша и сценарист снова сцепились, на бэк–вокале звучали голоса администраторов на тему простоя и сметы. Брадай не проявил к происходящему ни малейшего интереса и двинул в ресторан, по дороге задев Машино плечо, будто край этажерки. Как и поступают нормальные люди в таких случаях, негромко выматерился себе под нос.

Зато через две минуты мужские руки коснулись ее плеч именно как плеч, а не мебели. Дыша в шею куревом и пивным перегаром, звукооператор Костя предложил ей завеяться к морю, соблазняя драконами и водными крыльями и мотивируя тем, что снимать сегодня всё равно не начнут. Маша тоже так думала. Но, в отличие от пофигиста Кости, она, во–первых, дорожила этой работой, а во–вторых, не рисковала делать столь далеко идущие выводы. Мало ли.

И действительно, через полчаса съемки начались. Каким–то чудом везде мгновенно установили стационарные камеры, собрали петеэску, построили под козырек мирно пьянствовавшую братию операторов, звукооператоров, осветителей, видеоинженеров, режиссеров и так далее. Барышень выгнали на солнышко, нагрузив чемоданами, кофрами и спортивными сумками через плечо: по–видимому, снималась сцена их вчерашнего прибытия в отель. Обалдеть.

Работа закипела. Маша попыталась выяснить долю своего посильного участия в оной. С таким вопросом она обратилась поочередно к зампродюсерше, главному оператору, режиссеру–постановщику и даже – от отчаяния – к начальнику осветительного цеха. Трудно сказать, кто из них послал ее дальше: пожалуй, все–таки зампродюсерша, ей в этом деле не было равных.

Поразмыслив, Маша начала фотографировать съемочный процесс, стараясь не наступать на кабели и пригибаться перед штативами, чтобы, не дай бог, не попасть в кадр. Операторы всё равно матерились – она давно привыкла, что эти милые ребята превращаются в классовых врагов фотокора на каждой занюханной прессухе. Ракурсы и мизансцены попадались интересные, работа начинала ей нравиться…

– Нет, ты все–таки меня не слушаешь!

– Не слушаю, – честно признала она. – У меня свои проблемы. И вовсе не в смысле, с кем бы переспать.

– Машка!!!

Он захлопал ресницами: оставшись главными представителями волосяного покрова на голове, они казались вдвое длиннее, чем раньше. Бедный Толик. Выражение лица у него было, наверное, точно такое же, как у нее самой, когда зампродюсерша буквально за шлейку от фотоаппарата выдернула ее из–под ног очередного оператора. И в редких цензурных словах пояснила, что она, Маша, своей самодеятельностью срывает нафиг весь четко налаженный процесс, что левый человек на телевидении хуже атомной войны, что еще раз – и ее уволят в два счета, что пора бы уже знать свои обязанности, а ее обязанности, уж если на то пошло – ждать конкурсанток у бассейна.

После данной тирады, без купюр в три раза более длинной, зампродюсерша умчалась, а Маша, вот так же хлопая ресницами, отправилась искать бассейн. Нашла – и тусовалась тут в одиночестве четвертый час, не решаясь ни пойти обедать, ни тем более искупаться в сверкающем купоросе: сто процентов, малолетки появились бы именно в тот момент.

– Не обращай внимания, – сказала примирительно. – Я просто злая, как собака. Кстати, как ты меня нашел? Кто тебя сюда пустил?

Толик махнул рукой с небрежностью истинного мачо, для которого проблем подобного пошиба не существует в принципе. С нормальной прической такой жест фиг бы ему удался – но теперь смотрелся весьма убедительно:

– Вообще–то я тебя специально не искал. Я приехал за ней. И даже пробовал фоткать сам на мыльницу, но как–то оно… Вот глянь.

Маша взяла в руки стопку фотокарточек – и поняла, что пропала.

Она не могла спокойно смотреть на такие фотографии: мутные, темные, мелкие, красноглазые, напрочь лишенные композиции и света, изуродованные рыжими цифрами таймера. Ей было физически неуютно на них смотреть, словно на голодных кошек или сопливых детей. Накормить и вытереть носы – всего–то. Переснять по–человечески…

Быстренько перетасовала, будто карты, и вернула стопку Толику. Нечего.

– Кто это? – спросила как можно более отстраненно.

– Она. Летит на катере.

– На катере?.. С ума сойти. Я думала, где–нибудь в погребе. И кто она?

Толик поглядел как–то странно. Словно раздумывал, не скинуть ли ее в бассейн – или пусть живет.

– Машка, ты чего? Мы же с тобой ее почти неделю щелкали! В квартире у старика, потом возле цивилов, и на день рождения с тем пацаном, и еще когда бомж…

Теперь она сама вылупилась на него, точь–в–точь как четверть часа назад, пораженная его новым имиджем. Протянула руку:

– То есть? А ну дай сюда!

Ну разумеется, он ее разыгрывал. Женщину, изображенную на жутких снимках, Маша, кажется, видела впервые и уж точно никогда не снимала. Для очистки совести она все–таки вгляделась повнимательнее – и щемящее чувство дисгармонии снова дало себя знать. Такую красивую, яркую, волевую женщину – так фотографировать!.. Несправедливо. Даже, можно сказать, преступно.

– Эва Роверта, – сказал Толик. – Она же Анчарова Ева Николаевна. Дочь и единственная наследница Лилового полковника. Она не просто так заявилась в Срез, можешь мне поверить. И уж тем более не просто так бросила нафиг забронированный номер в отеле и прилетела сюда. Кстати, надо бы выяснить, где она собирается ночевать…

Маша вскинула голову – навстречу плотоядным искоркам в его когда–то прозрачных и наивных глазах. Ай да Толик! Впрочем, она всегда знала, что от него можно ожидать чего угодно.

Еще раз рассмотрела как следует снимки. Припомнила свои, несравнимые по качеству, но… Та училка?!

– Ни за что бы не узнала… Толик, солнце!..

– Что?

– Выброси свою мыльницу. Я тебя прошу. Так нельзя.

– Если будешь со мной работать. Хотя бы в свободное время. Будешь, Машка?

Она сделала паузу, собираясь с мыслями: как бы объяснить ему, что в бесформенном телевизионном маразме свободного времени как такового у нее нет и не предвидится, а значит, она при всем желании никак не… И пропустила тот момент, когда Толикова рука нырнула в сумку, висящую на плече, вынырнула с чем–то черным в кулаке, размахнулась…

– Ой!

Прямоугольная граната пролетела над бассейном, беззвучным всплеском взорвала девственную голубизну, медленно закружилась в прозрачной воде и улеглась на дно, дробясь и теряя форму в сверкающих бликах.

– Ну ты даешь, – пробормотала Маша.

И тут же, словно по сигналу к атаке, в тишину внутреннею дворика лавиной ринулись звуки: захлопали двери, и громыхала техника, защебетали девчачьи голоса, заматерился телевизионный персонал…

– Шухер, – негромко бросил за спиной Толик. – Твои малолетки идут. Так мы договорились? В восемь у диско–холла.

Она обернулась к нему: ну не понимает человек, ну надо же как–то ему растолковать…

Увидела купоросные блики бассейна.

Толика не было.

* * *

Дылда зашла в море по пояс, раскинув руки в стороны, постояла немного, потом двинулась дальше, поднимая их еще выше над головой, пока вода не дошла ей до подмышек. Опять остановилась. Выглядело так, будто она рассчитывает искупаться, не замочив рук. Стар этого не понимал.

А фигура у нее в купальнике была ничего. Особенно со спины.

Тоже мне. Он резко отвел глаза и раскрыл путеводитель. Карта побережья располагалась на развороте, и добрый кусок берега прятался в щель между клееными страницами. Городок, где сейчас находились они с Дылдой, Стар отыскал без труда – но тот, другой… На обеих глянцевых половинках, исследованных вдоль и поперек квадратно–гнездовым способом, не было ничего похожего на то название, вытисненное бронзой на плотной бумаге… Короче. Резким движением он разодрал путеводитель надвое. Дылда простит.

Поднял глаза, прищурился: Дылдина голова и вскинутые руки по–прежнему торчали над сверкающим морем. И долго она собирается так?..

Словно почувствовав его взгляд, Дылда вдруг подпрыгнула, показав спину почти до талии, по–дельфиньи изогнулась и ушла под воду. Ничего себе! Стар покачал головой и проследил, когда она снова покажется над водой. Ага, вынырнула. Он вернулся к путеводителю.

Тот разорвался неудачно: на краях обеих половин архипелагами рассыпались шершавые белые пятна, точь–в–точь как на старинных картах. Стар, словно штурман, вел пальцем по извилистой линии побережья. Ему встретились на пути два населенных пункта, оборванные названия которых начинались, как и следовало, на «Лас-», и еще три с окончанием на «-ньес». Прямо ребус какой–то. Письмо, найденное в бутылке. А всё потому, что у тех, кто владеет туристической структурой Среза, нет ни капли фантазии. Это же не настоящие города, а комплексы отелей, казино, ресторанов, санаториев, кемпингов и всего такого прочего, построенные десяток–другой лет назад. Почему им нельзя было придумать разные, непохожие названия?

– Что ты делаешь? – На останки путеводителя упала тень и капли воды. – Сережа?

– Ты уже? – Стар вспрыгнул на ноги, и Дылдина фигура перестала казаться угрожающе нависшей башней. – Тогда я пошел.

– Зачем ты порвал путеводитель?

– А тебя жаба давит? – Он не хотел огрызаться, просто так получилось. – Схожу окунусь. Жарко.

– Я же тебя звала пойти вместе. А ты сказал, что не хочешь.

– Тогда не хотел, а сейчас припекло. В смысле, солнце. Ну, пока.

– Сережа!..

Стоило им оказаться в Срезе, как Дылда тут же перестала называть его по–нормальному, Старом, и теперь в ее обращении слышалось что–то учительски–материнское. Намекала она, по–видимому, на то, чтобы и он звал ее не Дылдой, а по имени. Это напрягало.

Не доходя нескольких метров от берега, он разбежался и торпедой влетел в воду. Нырнул неправильно и, наверное, не слишком красиво, с брызгами и пятками над водой, но зато с полным кайфом от упругой толщи рассеченной воды, щекотных пузырьков воздуха и неописуемого ощущения моря внутри, где–то за переносицей. Открыл глаза, но всё равно ничего не увидел, кроме коричнево–зеленоватой мути; ладно. Проплыл под водой так далеко, как только мог, – не для того, конечно, чтобы Дылда полюбовалась, а просто, – и, вынырнув, поплыл, не оглядываясь, вперед, к горизонту.

Когда вот так плывешь, ничего не видя, кроме гребешков встречных волн, всё на свете и вправду перестает существовать. Во всяком случае, иметь значение. То есть, напрягать.

А напрягало многое. Особенно то, что один день уже пропал, и другой, сегодняшний, норовил уплыть следом. И городок, так и не найденный на карте. И полное отсутствие убедительных причин, чтобы объяснить Дылде, почему ему, Стару, так необходимо туда поехать.

Вернее, полететь. Стар поднял голову над водой: на горизонте, мерно взмахивая белоснежными крыльями, расходились в разные стороны два рейсовых катера. Идея! Название городка по–любому есть в расписании рейсов. Надо подойти в кассу и убить двух зайцев, сразу выяснив, и куда лететь, и на чем.

Он развернулся и поплыл к берегу. Выходя из моря, поймал на себе сразу несколько девчачьих взглядов и съежился: черт, надо срочно покупать новые плавки, собирался же еще вчера! Огляделся в поисках Дылды – где?.. ушла?! – затем сообразил, что волны отнесли его на пару десятков метров в сторону. Пошел вдоль линии прибоя, стараясь разворачиваться тылом к воде; было неудобно. Ну и где эта Дылда под ее розовым зонтиком? Зонтик, кстати, уже успел набить Стару чувствительный синяк под лопаткой. Ничего, будет таскать сама. Не рассыплется.

Дылда лежала на животе, облокотившись и уткнувшись в книжку, в школьных очках на носу. Завидев Стара, быстренько поменяла очки на модные, зеркальные, а книжку захлопнула. Потом снова открыла.

– Искупался?

Стар не стал отрицать очевидное, кивнул. Падать на подстилку не стал, остался стоять.

– Бери полотенце, Сережа.

– Не надо, так обсохну. Собирайся, пошли.

– Уже?

За Дылдиными очками не было видно выражения глаз, но Стар его быстренько себе нарисовал: этакое недоумение с капелькой слезы наизготовку. Ну и как ей пояснить?

– Если хочешь, оставайся. А я хочу по набережной прошвырнуться.

Она опять закрыла книжку:

– Нет, я с тобой.

Пришлось черт–те сколько ждать, пока она сбегает в кабинку для переодевания – как будто нельзя было снять купальник и натянуть трусы без церемоний под сарафанчиком, – пока причешется, подкрасит губки невидимой помадой и нацепит блейзер, под которым ее нос казался еще длиннее.

Стар тем временем оделся, сложил в чехол зонтик, свернул и бросил в сумку подстилку и два полотенца, а также Дылдин мокрый купальник, книжку, путеводитель, косметичку, массажную щетку и еще энное количество прибамбасов, – в общей сложности они тянули килограммов на десять, не меньше. И почему, скажите, девчонки не могут ходить на море налегке?

Дылда радостно повисла на его свободной руке. Акция «Почувствуй себя верблюдом!».

Они поднялись на набережную. Солнечная, яркая, людная, она дробилась в глазах, словно паззлы. Стар сморгнул. Не помешали бы солнцезащитные очки.

– Куда пойдем?

Простейший вопрос поставил его в тупик и в который раз заставил разозлиться. Нет, она нарочно! Она всё делает для того, чтобы максимально усложнить ему жизнь. Тем не менее он сдержался, всего лишь сделав вид, будто не расслышал.

Куда пойдем? К кассам, разумеется. Но где они, эти кассы, надо сначала у кого–нибудь узнать. А пока он, Стар, будет об этом расспрашивать, у Дылды тоже возникнут вопросы, проигнорировать которые ему вряд ли удастся… Черт!!!

Вдоль набережной тянулись торговые точки, стенды турфирм, всевозможные аттракционы, рекламы и прочее завлекалово для туристов. В отдалении, между грустным драконом на цепи и тезеллитовыми сувенирами, Стар углядел лоток с купальниками, плавками и надувными игрушками. Ага. У парапета на открытом солнце пустовала скамейка, и он рванул Дылду за руку, увлекая туда.

– Посиди с вещами. Я сейчас.

– Куда ты? Может, вместе пойдем?

Он застонал сквозь зубы:

– Дыл… Катя! Я хочу купить себе плавки. Это, как бы тебе сказать… мое личное мужское дело, понимаешь?

Она явно не поняла, однако обреченно опустилась на солнцепек. Стар для верности припер ее сверху сумкой и зонтиком.

– Я быстро. Тебе мороженое взять?

Дылда утвердительно кивнула:

– Не надо.

Разбираться в женской логике он не стал.

… – Сколько?

Продавщица с милой улыбкой повторила сумму, на которую дома он спокойно мог бы купить полный комплект спортивной формы самой лучшей марки. Стар озадаченно повертел в руках клаптик ядовито–зеленой синтетики, растянул резинку: пожалуй, все–таки маловаты. И вообще…

– А эти?

Синие со шнурочком оказались еще дороже: больше половины всех его наличных денег. А всё из–за Дылды: если б не пришлось срываться в пожарном порядке, еще и сдавая физику по пути в телепорт, он, Стар, конечно, купил бы плавки там, в Исходнике. С другой стороны, одернул он себя, если бы не Дылда, его бабки плакали б гораздо раньше. И потом, это чистое пижонство – переживать из–за каких–то трусов, пусть и протертых на самом…

А если все–таки порвутся? И если она – она!!! – увидит?!

– О! Какие люди – и без охраны!

– Привет, Стар!

– Прибарахляешься?

Он вздрогнул и обернулся.

На фоне дробной пестроты набережной они казались особенно нереальными – но тем не менее и вправду были здесь, все трое в одинаковых черных очках из «Матрицы», с мокрыми волосами и счастливыми ухмылками: Бейсик, Воробей, Открывачка. Ни фига себе!

– Привет, – сказал он. – А вы тут что?..

– Это ты – шо? – хохотнул Открывачка.

– Я ничего. Плавки покупаю. Мне, пожалуйста, вот эти, синие.

– Ну–ну, – многозначительно протянул Бейсик.

На его ушастой физиономии явственно отобразилось движение внутренних шестеренок: Бейсик сопоставлял эту встречу с длинным телефонным разговором несколько дней назад, с какой–то еще одному ему известной и лично им систематизированной информацией… и делал выводы. Под пронизывающим, будто сканер, взглядом Стару стало неуютно. Нет, ну угораздило же! На набережной тысячи людей. В Срезе, если уж на то пошло, сотни городов… Да какого черта их вообще понесло в Срез?!