Текст книги "Письма полковнику"

ГЛАВА V

– Тебе Катя звонила, – сообщила мать.

– А пошла она.

– Сережа!

Он не стал ввязываться в объяснения и, шмыгнув из душа прямо в комнату, закрылся изнутри. Надо подумать. Надо что–то делать. Уже, немедленно, иначе… Почему он не поднялся за ней?! Если б не побоялся, если бы догнал и рассказал обо всем – вместе они бы что–нибудь решили. Почему?!!

Звезды Эн–Би–Эй на крайнем плакате – кстати, уже потрепанном и стремном – тянули к корзине три жилистые руки цвета шоколада разных сортов. В пятницу начинаются сборы. И если не поехать, тренер может выгнать нафиг из команды. И всё равно это ничего не даст, потому что в понедельник сдавать физику. Тренер обещал дать какую–то справку для Лимберга. А если так: справку взять, а на сборы не ехать? Оно ведь не сразу выплывет, и в худшем случае поставят на осень… но из команды, когда узнают, попрут по–любому. Без права на восстановление. Черт!!!

Но она же нуждается в защите. И это важнее всего баскетбола на свете, с турнирами Эн–Би–Эй включительно.

А может, просто позвонить и сказать, чтобы она не ехала в Срез? Чтобы выкинула ту драную путевку!.. и что это даст? Да она просто рассмеется, если он попробует объяснить. Или пошлет его подальше, если объяснять откажется.

Убрал руку с телефонной трубки. И напрасно: телефон тут же нагло затрезвонил.

Если Дылда, обложу открытым текстом, решил Стар.

– Алло.

– Привет. Я тебе звонила. Твоя мама не пе…

– Передала. Дальше?

Дылда на секунду умолкла: наверное, собиралась выяснять, почему же он не перезвонил, но передумала. В паузе надо было повесить трубку, но Стар нужный момент проморгал. Хотя, конечно, трубку можно кинуть и так, без всякого момента.

– Я просто хотела тебя спросить… – начала Дылда умоляюще, и он догадался: звонит она насчет денег. А с деньгами действительно вышло тупо и нехорошо. Как и всё, что касалось того подарка – от начала и до конца.

– Дылда, – выговорил гораздо мягче, нежели намеревался. – Я отдам, честно. И тебе, и всем, кто сдавал. Тебе первой. Только, прости, не прямо сейчас. Сейчас я правда не могу. У меня…

У него еще оставалось примерно две трети из отложенного на мопед. Если брать не отель и не пансионат, а самый дешевый кемпинг далеко от моря… Стар изучал прайсы: на две недели не хватало всё равно. Но ведь главное – попасть в Срез, а дальше можно, выселившись из кемпинга, остаться нелегально. Взять с собой консервов и спальный мешок, испортить чип на визе… Он как–то читал: один чудак полез купаться с чипом, и вся инфа поплыла иероглифами, никак не докажешь, просроченный он или нет.

Дылда, кажется, продолжала что–то говорить; он не слышал, что именно. То ли обиделась, то ли удивилась – как обычно. Пора закругляться.

– Я звякну, когда будут бабки. Пока.

– Стар!!!

Странно, что от такого истошного вопля не замкнуло линию. Стар вернул трубку к уху; кстати, по барабанкам врезало так, будто он и не думал ее опускать. Вздохнул:

– Ну чего тебе еще?

– Ты не слушаешь, – с горечью констатировала Дылда. – Ты совсем меня не слушаешь. Так вот: оказалось, это ветрянка. Потому она никак не может, а деньги вернуть уже поздно, путевка просто сгорит. Она плакала, между прочим!

– Кто?

– Ленка, моя подружка. Мы должны были с ней вместе… Я же говорю! А она заболела в последний момент.

– Чем?

Он не издевался. Он правда никак не мог въехать. Но уже чувствовал, что въехать надо: ощущал тем боковым чутьем, которое очень кстати, когда тебя обходят сзади с двух сторон, а пасануть некому. Там, возле подъезда, оно тоже пригодилось.

– Ветрянкой!

– Сколько ж ей лет, твоей подружке? – по инерции схохмил он. Хотя мог бы и не хохмить.

– Шестнадцать! – Дылде удалось заморозить слезу, в голосе остался холодный звон. – В шестнадцать лет ветрянка – это очень серьезно, если хочешь знать. Последний раз спрашиваю: ты согласен? Если нет, я предложу кому–нибудь другому. Прямо сейчас позвоню и предложу.

– Подожди, – заторопился он. – А физика?

– Физику я сдаю завтра утром с десятым «Б», и оттуда сразу в телепорт… Ты тоже можешь с ними сдать, Лимберг разрешит, он добрый. Я уже всё выучила!

– А я – нет.

– Господи! – не выдержала, всхлипнула Дылда. – Раз в жизни мы могли бы с тобой вдвоем… В Срез!!! Придумай что–нибудь! Приезжай, сядем вместе готовиться, я тебе помогу… А если не хочешь, так и скажи. Прямо сейчас.

– Хочу, – обреченно признал Стар. – Я что–нибудь придумаю.

…Надо что–то придумать.

Оказывается, он буксовал всё на том же месте, не сдвинувшись ни на шаг. Или на шаг Дылдино предложение все–таки тянет? Правда, Срез большой. Путевка этой Ленки–ветрянки может быть на другой конец материка или даже на острова, где, судя по прайсам, самые крутые отели. Но согласиться придется в любом случае. Если нужно, он пролетит зайцем пол–Среза – хоть на рейсовом катере, хоть на попутных драконах, – а вот попасть туда можно только государственным телепортом, и еще не было прецедента, чтобы кому–то удалось просочиться в эту штуковину без путевки.

Конечно, если так, то выйдет некрасиво по отношению к Дылде… Но зато – действующий чип на всё время, патрульные не привяжутся, не вышлют нафиг из Среза. И к тому же – Стар покосился в сторону шкафа, где на второй сверху полке, под трусами лежала тощая пачка сотенных бумажек, эквивалент переднего колеса мопеда–призрака, – останутся деньги. А когда есть деньги, всё становится легче. Гораздо легче. Всё.

Значит, он будет рядом с ней. Постоянно. И что? Что он сможет сделать, если?..

Короче, думать получалось плохо. Хотелось действовать: Стар пружинисто вспрыгнул на диван и подцепил с самой верхушки чемоданной пирамиды на шкафу спортивную сумку, плоскую и пыльную – выездную. Первым делом сунул во внутренний карман на молнии хлипкое богатство – гулять так гулять! – затем бросил на дно пару трусов и футболок, полотенце и плавки. Засомневавшись, выудил их обратно и посмотрел на свет: так и есть, сзади совсем вытерлись. Если б еще спереди, было бы не так обидно, а то… Очень некстати вспомнилась давняя реплика Открывачки насчет объема его, Стара, задницы. Открывачка – козел и недомерок по уши в комплексах… но протерлись же, почти до дырки, черт возьми!

Зеркала в комнате не было, поэтому он глянул в раму открытого окна, поблескивающую под углом: извернулся в профиль, мало что увидел, но успокоился. Просто очень старые плавки. В Срезе первым делом надо будет купить новые.

– Сережа, – мама осеклась за приоткрытой дверью. – Куда ты собираешься?

– На сборы, – отозвался Стар непринужденно. – Ты что, забыла?

– Это же только в пятницу.

– Звонил тренер, там сроки подвинулись.

– Правда?

Мама смотрела на него в упор, как следователь в старом фильме. Странно. А Стару казалось, что врет он очень убедительно. Не хватало еще, чтоб она перезвонила Михалычу, после чего накроется медным тазом и версия о перенесенных сборах, и справка в школу. Или не брать никакой справки, а правда сходить завтра на экзамен вместе с Дылдой? Теорию она подскажет, а с задачами он всегда справлялся неплохо. Блинберг – лопух, ему покатит… и потом, для него совсем не обязательно учить на двенадцать.

Она тогда так и не подняла глаз от журнала. Только кивала в такт его ответу. Не глядя, задала дополнительный вопрос: слава богу, не стихи. И ровное, без ничего, совсем без ничего не–учительского в голосе: «Спасибо, Старченко. Двенадцать. Следующий».

– Сережа?

Он до сих пор не ответил маме ничего вразумительного. А ведь правда, возьмет и позвонит. Отношения с тренером у матери были смешные, но, пожалуй, небесперспективные: звонки на Восьмое марта, Новый год и дни рождения, осторожные такие вопросики, задаваемые ему, Стару, с той и другой стороны… Мама даже иногда приходила на матчи, но во время игры тренеру было не до нее.

Короче.

– Ма, – выговорил Стар; за такое мгновенное слово трудно успеть на что–то решиться, но у него, кажется, получилось. – Мне надо уехать. Не на сборы. Очень надо. Я не буду мужчиной, если не поеду. Говори всем, что ты не в курсе.

Мама однократно, по–птичьи, хлопнула ресницами. Потом кивнула:

– Хорошо. Я скажу Олегу. Он поймет, не волнуйся.

Она ушла раньше, чем Стар сообразил: Олегом зовут тренера – в команде его не называли иначе как Михалычем. Здорово, что мама берет его на себя: глядишь, и не выгонит. А вдруг позвонит Дылда, опять попадет на нее и на радостях всё выложит про Срез?.. Стар представил себе такой расклад и нервно захихикал. После всего сказанного мать наверняка решит, будто Дылда от него беременная. И доказывай потом…

Боже мой, но какая же это всё фигня! Какие мелочи – по сравнению.

…Она пробежала мимо, не заметив его, вернее, скользнув но нему точно таким же взглядом, как по ступенькам и лестничным перилам: главное не врезаться, а дальше безразлично, существуют ли они на свете. И он, Стар, безоговорочно согласился с таким положением вещей; разве можно хоть в чем–то с ней не согласиться?!

А надо было рвануться следом, удержать за локоть, вскочить вместе с ней в лифт! Да мало ли что проделать! – но заставить ее заметить, признать, выслушать. И подробно рассказать обо всем, что происходило у подъезда за час до ее прихода. Может быть, она догадалась бы, кто эти люди. И, в свою очередь, объяснила бы ему, какую роль они играют в ее жизни… если б вообще захотела с ним разговаривать.

Вот именно. Дочь всемогущего диктатора, женщина, вокруг которой тучами клубятся тайны, немыслимая красавица, принцесса Эва Роверта – и он. Кажется, она уже дала ему понять. Еще тогда… и теперь, на лестнице, в который раз. Ну да ладно. Проехали.

Речь не о том, чтобы навязываться ей. Только защитить. Судя по тому, что он видел, стоя за приотворенной дверью подъезда, – есть от кого.

А ведь они могли и вернуться. Мысль была простая, как пять копеек, и Стар враз почувствовал себя полным идиотом. Они, может быть, давно уже вернулись… а он любуется старыми плавками и строит планы будущего геройства в Срезе на деньги Дылдиной подружки. Да он вообще не имел права уходить оттуда, кретин!.. Трус.

– Трус, трус, – приговаривал Стар как можно злее, глуша в себе настоящий страх. Перед шестью цифрами, набранными по памяти дробной очередью длиной в полсекунды. Перед ленивыми, как зевки, длинными гудками в трубке. Перед тем, что гудки никогда не кончатся, – и наоборот, перед…

– Алло?

Стар остолбенел.

Она сказала не «алло». Какое–то другое междометие, похожее, но чужое, окрашенное интонациями нездешнего языка – который ложился на ее голос красиво и естественно, как точный мяч в корзину. Стар вцепился в трубку, повис на ней, не решаясь ответить; и женщина произнесла еще что–то, вопросительное, требовательное.

Он нажал на рычаг.

Нажал на рычаг – и тут же по инерции снова покрыл себя последними словами. Хотя в чем дело? Он же собирался только убедиться, что с ней всё в порядке. Убедился, да? В который раз убедился, как она далеко. Да, собственно, приблизиться к ней он никогда и не надеялся. Не такой уж он беспросветный идиот…

Идиот. Беспросветный.

Бросил в сумку джинсы и реглан. Потом выудил реглан обратно: нечего набирать с собой лишние шмотки. В Срезе никогда не бывает холодно. Он знал. В детстве, еще при отце, они проводили там каждое лето.

Надо было еще перезвонить Дылде, но очень не хотелось. Ладно, чуть позже. А пока… Стар подготовил ручку и блокнот, поосновательнее устроился перед телефоном. Нужно разобраться во всем этом настолько, насколько вообще возможно. И раз уж, будем честными, слабовато выходит шевелить мозгами самому…

– Привет. Это старос… тьфу, Стар. Слушай, Бейсик, расскажи поподробнее, что там за неувязка с этим Лиловым полковником. Про международные конвенции и всё такое… Да, очень надо. Очень. Вот и хорошо, что длинный разговор.

* * *

– Во–первых, провокации со стороны всяческих недобитых «Фронтов свободы», «Идущих в пламя» и так далее. Не надо улыбаться. Меня просили вас проинструктировать, и я это делаю.

– Ну, насчет этих–то я и сам в курсе. Кучки клоунов, разве нет?

– Вот именно. Такие как раз и любят громкие впечатляющие жесты. И, поверьте, редко в состоянии придумать что–то более громкое и впечатляющее, чем теракт с многочисленными жертвами. Тем более теперь, когда ребятам, очевидно, ничего не досталось из наследства старика, на которое они так рассчитывали.

– Это предположение или достоверная информация?

– До чего же вы еще молоды, если верите во что–либо достоверное в Исходнике и Срезе… Ладно. Далее. Местных крикунов вроде «Равенства» выносим за скобки: у них, по крайней мере, оружия нет. Но как фактор все–таки учитывайте.

– Может, перейдем к более реальным факторам? Тезеллитовые разработчики, например…

– Разработчики как раз более кого бы то ни было заинтересованы, чтобы всё оставалось на своих местах. В этом смысле – да, и они тоже. Хотя вряд ли они способны на… м–м… решительные действия. Думаю, мелкий и средний бизнес можно оставить в покое. Тут идут в ход крупные ставки. А значит – крупные игроки. Вам известно, кому принадлежит контрольный пакет на эксплуатацию ресурсов Среза?

– Международной конвенции сферы отдыха и развлечений.

– Я вас умоляю! Знаете, коллега, по–хорошему вас надо направить доучиваться эдак на пару лет… Вы что, спите с Лизой? Ну–ну, успокойтесь, я пошутил. Так вот, контрольный пакет принадлежит Фроммштейну и группе «Блиц». Это так, для информации. Идем дальше. Когда старик просил убежища для себя и дочери, естественно, были достигнуты некоторые негласные договоренности…

– Еще с прошлой властью.

– Такие вещи, юноша, передаются по наследству. Независимо от наличия–отсутствия завоеваний демократии.

– Вы думаете, он пообещал…

– Вот именно что, скорее всего, пообещал. Хитрый был старик. Но такого рода обещания рано или поздно приходится выполнять. Или не выполнять. И в любом случае остаются недовольные стороны…

– То есть цивилов тоже учитывать.

– Разумеется. И не только их. Цивилы – вывеска, хотя недооценивать их нельзя, там работают профессиональные ребята. Меня очень интересует, почему они вдруг решили поиграть в гласность. Привлечь всеобщее внимание к смерти старика, после того, как два десятка лет успешно скрывали его жизнь, – очень смелый ход. Гораздо логичнее было бы попробовать поделить всё втихую, не рискуя имиджем страны в глазах мировой общественности… да вообще ничем не рискуя. Имейте в виду этот момент, он может оказаться ключевым.

– А вы не думаете, что таким образом просто хотели спровоцировать ее?

– Всего лишь?

– А почему бы и нет? Мы же делаем на нее главную ставку. Почему бы не предположить, что не только мы одни?

– Предположить можно всё… Так, говорите, она все–таки решилась?

– Сегодня. Первым утренним телепортом.

– Понятно… А вот я на ее месте не стал бы. Знаете, есть такая древняя мудрость: никогда не возвращайтесь в прежние места. Всё равно ничего не отыщешь, кроме разочарования.

– Ну, ей, допустим, не до сантиментов. Она элементарно дает деру.

– Тем более неразумно. Должна же она понимать, что именно там ее и ждут. Все.

– А я думаю, она, наоборот, надеется всех перемудрить. Мы с вами, и не только мы одни, знаем, что имеем дело с умной женщиной. Которая никогда не сделает того, к чему ее так грубо и навязчиво подталкивают. А она, и свою очередь, зная, что об этом знают, берет и поступает именно так. Понимаете?

– С трудом. Учитесь более внятно выражать свои мысли. Ну ладно. И на что, по–вашему, она рассчитывает?

– Естественно, на замешательство. На первых порах. А затем постарается сбежать куда–нибудь подальше.

– Интересная мысль. И что у нас дальше, чем Срез?

– Ну, во–первых, Срез большой…

– А во–вторых?

– Судя по письмам, ей многое известно. Даже слишком многое. Именно поэтому мы и…

– Да, но вряд ли она сама это осознает. Ее сведения в любом случае недостоверны и разрознены (кстати, делайте на это поправку), а главное – загнаны в пассив, в прошлую жизнь, в подсознание. Она не сумела бы адаптироваться в чужой стране, если б тащила на себе весь этот груз. Тот же старик – он ведь так и не смог.

– Вы, оказывается, психолог. А вам не кажется, что, попав в Срез, она может всё благополучно вспомнить?