Текст книги "Муха с капризами (с илл.)"

Автор книги: Ян Грабовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Тузик, Рыжий и гости

Глава первая

День не сулил ничего хорошего.

Во-первых, была стирка. Во-вторых – большая стирка. Из дверей кухни на двор валил пар и пахло мылом. Одно это может довести любую собаку до обморока. Но и это ещё не всё!

Хуже всего то, что когда тётка Катерина стоит у корыта, упаси боже показаться ей на глаза.

Из-за каждого пустяка сразу крик, скандал, брань! Да и очень просто можно заработать мокрой тряпкой по спине.

На дворе тоже ничего интересного не было. Не на чем глазу отдохнуть.

На что тут любоваться? На кур? Да кого они могут интересовать!

Утки? Ещё того лучше! Топчутся в грязи и лопают такую дрянь, которой ни одна собака и нюхать не станет даже от скуки!

Попадались, правда, время от времени воробьи. Но Тузик уже вышел из того возраста, когда охотятся на воробьёв. Пусть за ними Рыжий гоняется, если ему охота. Хотя Тузик и ему не очень позволял гоняться за воробьями.

Вот как-то раз какой-то артист воробей появился на дворе. Рыжик кинулся за ним.

«Рыжий! – крикнул Тузик. – Сказано тебе – не смей гонять воробьёв! Слышал или нет?»

«А почему?» – дерзко ответил Рыжий, который последнее время явно начинал отбиваться от рук.

«Он ещё спрашивает! – рявкнул Тузик. – Нельзя – и точка! Я не велю!»

«Подумаешь!» – проворчал Рыжик и помчался дальше.

А воробей, прохвост, словно нарочно дразнил собаку. Отпорхнёт на несколько шагов и сядет, ждёт. Рыжик – за ним. Воробей – фррр! Повертится в воздухе и снова – хлоп на землю.

Рыжик носится по всему двору – взад, вперёд. Запыхался, умаялся.

Он бы и сам рад бросить охоту, да стыдно перед Тузиком.

Прыгнул ещё раз, подскочил как мог выше.

И уже почти что поймал воробья. Но только почти что.

Зато шишку действительно поймал. Падая, он здорово треснулся головой о колоду, на которой кололи дрова. И на лбу выросла шишка.

«Щенок! Щенок! – ворчал себе под нос Тузик. – Воспитываешь его, стараешься вырастить приличного пса, а у него всё одни щенячьи глупости на уме! Ох, получишь ты от меня на орехи за этих воробьёв!» – грозно рявкнул он на Рыжика.

«А что я должен делать?» – спросил Рыжик, отряхиваясь от налипших опилок и стружек.

«Ну и вопрос! Что делают приличные собаки в такую жарищу? Спят!»

«А ты почему не спишь?»

«Потому, что должен следить за тобой!» – отпарировал Тузик.

«Уж как-нибудь сам обойдусь!»

«Рыжий, ты смотри у меня!..» – начал было Тузик и остановился.

Из-за куста сирени выпорхнула большая бабочка. Тузику ужасно захотелось поохотиться на неё. Но он не был уверен, прилично ли взрослой собаке, собаке, с которой Рыжик должен брать пример, ловить бабочек. Он только поднялся и стал наблюдать, что делает Рыжик.

А Рыжиком в этот день явно овладел дух противоречия. Он, заметив бабочку, сразу же помчался за ней.

«Вот увидишь, поймаю!» – крикнул он Тузику.

Тузик из осторожности ничего не ответил на эту похвальбу. Он подождёт. Вдруг и правда хвастунишке удастся поймать бабочку?

«Я, если захочу, поймаю любого летучего зверя!» – сказал он на всякий случай.

Тем временем Рыжик из кожи вон лез, стараясь сцапать мотылька.

Как назло, бабочка была большущая, тяжёлая и летела над самой землёй.

Наконец Рыжику показалось, что стоит ему только подпрыгнуть, и добыча от него не уйдёт.

«Поймал, поймал!» – завопил он с торжеством, отделился от земли и взлетел высоко-высоко.

«Что поймал-то? Шиш!» – съязвил Тузик.

Бабочка перелетела в сад и исчезла. А Рыжик с трудом поднял с земли свои побитые косточки.

«Щенок!» – бросил с презрением Тузик и повернулся к нему хвостом.

На этот раз Рыжик обиделся не на шутку.

«Щенок, щенок! – передразнил он, подскочив к Тузику.  – Подумаешь, какой взрослый! Забыл, наверно, как ты от Лорда улепётывал?»

«Не „улепётывал“, а покинул его общество! Не желаю водиться с плохо воспитанными собаками».

«И сейчас ты злишься, потому что никакой приличной игры не можешь выдумать!»

«Просто мне неохота играть».

«Ах, неохота?» – издевательски переспросил его Рыжик.

«Да, не хочется. Не хочется, да будет тебе известно! – настаивал Тузик. – Если бы я только захотел – ого-го!»

«Что – ого-го?»

«Ничего!» – буркнул Тузик и, дабы показать, что считает разговор законченным, перевернулся на другой бок.

Рыжик понял, что с Тузиком не договоришься. Он поплёлся под веранду. Там был собачий склад. Лежали там кости – обглоданные, облизанные, обсосанные дочиста. Ни одной собаке не приходило в голову подкрепиться этими мослами. Они служили только для игры. И то лишь тогда, когда ничего другого, лучшего, не находилось.

Из-за этого склада игрушек шла неустанная война между собаками и тёткой Катериной.

Но разве можно было сладить с нашими барбосами! Не раз Катерина устраивала в их конурах уборку. На двор летело всё: тряпки, солома, кости. И всё отправлялось на помойку. Кроме, конечно, разных щёток, гребёнок, шлёпанцев и иных полезных вещей, каковые возвращались их владельцам.

Увы, это был сизифов труд.

Не проходило и дня, как Тузик, Рыжик и прочие обитатели нашего двора натаскивали столько сокровищ в свои будки, что исчезали все следы уборки.

Итак, Рыжик пошёл к своему тайнику и достал баранью лопатку. Он сам притащил её некогда со свалки возле казарм. Схватив кость в зубы, он принялся её терзать. И ворчал при этом так грозно, что Тузик счёл необходимым обернуться и посмотреть, что такое происходит.

«Рыжий, ты что там вытворяешь?» – спросил он с деланным равнодушием и нарочно едва приоткрыл глаз, не желая подавать вида, что баранья лопатка его сколько-нибудь интересует.

А Рыжик вошёл в дикий азарт. Он носился с костью как ошалелый. Уже не ворчал, а рычал. И так свирепо, словно сражался по меньшей мере с самим львом.

Тузик всё ещё не двигался. Лишь когда Рыжик махнул костью перед самым его носом, он не выдержал.

Вскочил и как гаркнет:

«Рыжий, ты положишь эту кость или нет?»

«Отвяжись!»

«Ах, ты так?!» – рявкнул Тузик и кинулся на Рыжего.

Что тут началось, трудно описать. Белье взлетело в воздух! Да что там белье – всё полетело к чёрту!

Чуть не погибла курица Лысуха. Едва не раздавили петуха Беляша. К счастью, он успел вскочить на пенёк, а оттуда на сарай. Сбили с ног утку Меланью. Селезню Кашпереку угодили костью в лоб.

Напрасно Беляш с крыши сарая вопил отчаянным голосом:

«Караул! Разбой! Спасайся кто может!»

Кашперек-селезень, как только немного очнулся, заковылял к птичнику, за решётку. Он качал своей побитой головой и приговаривал:

«Так, так, так! Страх, страх, страх, что эти псы вытворяют! Я сейчас же ухожу отсюда! Сейчас, щас, щас! Меланка, идём!» – позвал он жену.

Меланка пыталась ответить ему, но слышался только хрип. И неудивительно.

Со страху, пытаясь удрать от собак, она просунула голову в петлю решётки, а вытащить её обратно никак не могла. Чем она больше дёргалась, тем крепче застревала.

«Спасите! Задыхаюсь!» – хрипела она в отчаянии. И может быть, и вправду бы удавилась, если бы не те же собаки. С разгона они налетели на Меланку, отскочили от неё и со всего размаху треснулись о сетку загородки – только гул пошёл!

И голова Меланки сама выскочила из петли. Утка отпрянула и помчалась к мужу.

«Ах, ах, ах! Как я расстроилась!» – жаловалась она Кашпереку.

Но Кашперек не принимал близко к сердцу ничьих огорчений, кроме своих собственных.

«Где собаки, там вечно драки!» – крякнул он важно и снова разинул клюв, словно собирался привести ещё какую-то утиную пословицу.

Однако лишь потряс раза два своим зелёным хвостиком и коротко приказал:

«В огород!»

И, не дожидаясь Меланки, заковылял вперевалочку к забору.

Там был выкопан лаз. Сквозь него птицы попадали в огород.

Кашперек пролез в дырку, за ним – Меланка. Когда они были уже по ту сторону забора, Кашперек приостановился и крякнул жене:

«Если не ошибаюсь, скандал на дворе не прекращается».

«Ты прав, дорогой, скандал на дворе не прекращается», – подтвердила Меланка, которая всегда соглашалась с мужем.

«Если не ошибаюсь, причиной этого скандала опять собаки, – продолжал селезень. – Да, Меланьюшка, порядка на свете не будет, пока человек в юбке, вместо того чтобы кормить только нас, будет кормить и этих безобразников, которых называют собаками!»

«Совершенно согласна с тобой, Кашперушка…» – начала было Меланка и не окончила.

Ибо со двора донёсся такой вопль, такой крик, такой визг, что у Меланки слова застряли в клюве.

Кашперек затоптался на месте, потом крикнул:

«Бегом!» – и, как пушечное ядро, полетел куда глаза глядят.

За ним вперевалку бежала Меланка, пытаясь на ходу что-то сказать Кашпереку.

Тут во дворе снова раздался грохот.

Кашперек завопил:

«За мной!»

И оба покатились к пруду.

Глава вторая

А во дворе действительно творилось нечто ужасное. Собаки гонялись друг за другом с такими воплями, что это услыхала тётка Катерина. Она вылетела из кухни и окаменела на пороге.

– Иисус, Мария! Ах вы, проклятые псы, чтоб вас! – крикнула она и недолго думая схватила ведро с мыльной водой и – хлюсь! – прямо на Рыжего и Тузика.

Тузик был как раз сверху. Ему досталась почти вся порция.

Рыжик получил только тряпкой по морде. Воспользовавшись тем, что Тузик зажмурился от едкого мыла, он схватил кость – и ходу.

Оглядевшись в поисках места, где бы её погрызть, в своё удовольствие, он заметил лежащую на земле простыню. Вскочил на неё.

Но там его снова настигла тётка Катерина и схватила за шиворот. Он вывернулся и кинулся бежать к калитке.

Он бы благополучно улизнул на улицу, но тут дёрнула его нелёгкая обернуться. Тёткин башмак угодил ему прямо в голову. Угодил с такой силой, что, отскочив, рикошетом хлопнулся о забор.

Долго, долго тётка Катерина собирала с земли разбросанное белье, отряхивала с него песок, отбирала самое измазанное для перестирки.

Тузик наш всё это время тихо, как мышка, просидел в углу между сараем и забором, не показывая носа во двор. Он только осторожно поглядывал одним глазком, что и как.

Наконец, когда Катерина вошла в кухню и дверь за ней с треском захлопнулась, Тузик вылез из угла. На нём сухой шерстинки не было. Да к тому же ещё мерзкий запах мыла! Бедняге чуть не стало дурно, когда он обнюхал себя.

«Так я и знал, что этот сопляк Рыжий, этот щенок, втравит меня в какую-нибудь неприятность, – простонал он. – Боже, как от меня пахнет! Теперь недели две нельзя будет показаться в приличном обществе!»

Пёсик огляделся в поисках чего-нибудь, обо что можно вытереться. Но, как назло, ничего такого, что заменяет собакам парфюмерию, во дворе не было. Ни дохлой мыши, ни птички, – ничего… Удалось ему найти лишь немного гнилой моркови и картошки, которые мы не успели закопать под виноградом.

«Ну, это ещё сойдёт за духи», – подумал Тузик и давай кататься по земле.

Измазался так, что шерсть у него стала как мочалка. Обнюхал себя, чихнул и удовлетворённо произнёс:

«Теперь можно терпеть! Только хорошо бы обтереться».

На верёвке висели сорочки и воротнички.

«Это в самый раз для меня», – решил Тузик и прошёлся между бельём раз, прошёлся другой…

После каждого раза на сорочках оставались грязные полосы. Воротнички выглядели так, словно их окунули в кофе.

«Теперь не мешает поспать. Но лучше где-нибудь подальше от тётки Катерины. Стирка! То-то она и злится. Пойдём-ка в сад».

Пошёл.

А там под окном росли канны – довольно редкие цветы, недавно выписанные из Варшавы.

Милый Тузик решил, что место это прямо создано для него. Улёгся. Но молодые побеги канн кололи его в бок – пришлось встать.

«Всегда там, где лучшее место для сна, должен расти какой-то чертополох! Колется – ну просто мочи нет терпеть!» – ворчал он сердито: его очень клонило ко сну.

И немедленно принялся за расчистку местности.

Схватил одну молодую ветку – вырвал. Рванул другую, третью… Чего не мог вырвать, то поломал или примял.

Наконец устроил себе логово как полагается. Уютно устроился, зевнул и немедленно заснул. Сначала спал как камень, без всяких сновидений. Но через некоторое время начали ему сниться приключения с костью.

Вот он гонится за Рыжиком. А тот удирает так быстро, что Тузик никак, ну никак не может его догнать.

Напрасно он перебирает лапами во сне и тихонько взлаивает, повизгивает.

Он бежит, бежит, и вдруг Рыжик – фрр! – и в воздух!

Смотрит на него изумлённый Тузик и тут только замечает, что это не Рыжик. И не воробей. А бабочка!

Машет крыльями, машет, крылья становятся всё больше, краснеют, на них появляются какие-то пятна, не то полосы. Что такое?

Батюшки! Да это же тётка Катерина летает по воздуху! Этого ещё не хватало! Как же теперь от неё прятаться?

Носится по двору бедный Тузик, увёртывается как может, а тётка всё над ним тряпкой размахивает…

«Ай!» – взвизгнул он во сне – и проснулся. Огляделся вокруг. Тётки, правда, в воздухе не обнаружил, но в бок его что-то кололо. Последняя уцелевшая ветка канны.

Отхватил её зубами у самой земли, перевернулся на другой бок и вновь закрыл глаза.

На этот раз ему приснился чудесный сон. Чудилось ему, будто он стоит перед лавкой мясника – того самого, к которому тётка Катерина всегда ходит за мясом. Мясник этот был грубиян и человек совершенно невыносимый: никогда не позволял собакам зайти в магазин, хоть на самую маленькую минутку.

А тут вдруг он позволил Тузику войти вслед за тёткой Катериной в лавку. Не закричал на него, не схватил за шиворот и не выкинул за дверь. Мало того! Даже сделал вид, будто не замечает, как Тузик лакомится из лоханки обрезками, требухой – лакомством, от одного вида которого текли слюнки у всех собак в округе.

Тузик так увлёкся едой, что забыл обо всем на свете. Тут ворвался в лавку Каро – бульдог, страшилище. Заклятый враг Тузика и всех собак в городе. Тузик – на него. Каро – наутёк.

В погоню! Выскочили на рыночную площадь.

Но что это? Какие-то камни летят с неба. Один, другой, третий… Ой, больно, больно!..

«Ай-ай-ай!» – закричал Тузик и проснулся. Открыл глаза, глянул и как ошалелый кинулся бежать, поджав хвост. Не остановился он и за воротами. Только оглянулся. Тётка Катерина издали всё ещё грозила ему палкой.

– Я тебе ещё дам, не бойся! Получишь за свои дела! Только приди домой! – обещала она собачонке.

«Нашла дурака!» – шепнул Тузик в ответ и лёгкой рысцой двинулся в сторону рынка.

До угла бежал с поджатым хвостом, боязливо озираясь. На углу ещё раз обернулся. Преследовательницы уже не было видно. Тогда он гордо поднял хвост и спокойно, с достоинством двинулся вперёд.

На рынке у колодца всегда собиралось изысканнейшее собачье общество со всего города. Там в любое время можно было встретить кого-нибудь, с кем и поговорить приятно и поиграть любо.

Сегодня играми руководил Куцый, пёс высоко ценимый всеми за свой действительно милый характер.

«В салки или наперегонки? – вежливо спросил он. – Что вы предпочитаете?»

Выбрали салки. И уже решили начинать, когда вдруг в самую середину круга влетел Рыжий.

«Убью! – крикнул Тузик и кинулся на него. – Из-за тебя все неприятности! Уже пора ужинать, а я не смею домой показаться!»

Рыжик успел только крикнуть:

«Большие новости!» – и сразу пустился бежать, потому что выражение морды Тузика ясно показывало, что шутить с ним опасно.

«Трус!» – прорычал Тузик, не снижая скорости.

Рыжик тоже нёсся изо всех сил. Но каждую минуту он оборачивался и кричал:

«Тузик! Хватит! Большие новости!»

«Я тебе покажу новости!»

«Бричка у ворот!»

«Я тебе покажу бричку!» – рычал Тузик не останавливаясь.

«И хозяин и Крися уже сидят!»

«Я тебе покажу сидят! Стой!»

Рыжик, может быть, и остановился бы, но не мог. Он с разгона подкатился под ноги какой-то даме и чуть не сбил её с ног; отскочив, налетел на прохожего, который ел вишни. Пакет выпал из рук, вишни рассыпались, человек кинулся за палкой… А Рыжик, толкнув лоток торговки и чудом увернувшись от колеса телеги, очутился на противоположном тротуаре. Оттуда он снова крикнул:

«Тузик, торопись, – уезжают!»

Тут Тузик поверил, что Рыжик говорит правду. И помчался за ним.

По дороге получил по голове зонтиком от дамы, палкой – от человека с вишнями, гнилым помидором – от торговки.

Ошеломлённый, он присел на тротуаре. Осмотрелся. Рыжий уже исчез.

Побежал к дому. Смотрит – и у ворот пусто. Что делать?

Тут где-то в самом конце улицы замаячило что-то. Как будто Рыжий.

«Ой-ой-ой!» – взвизгнул Тузик и понёсся бешеным карьером. Уши у него так и прыгали.

Наконец вот она, бричка. Тузик, вывалив язык до самой земли и пыхтя, немного сбавил аллюр.

«Ну что? Не говорил я тебе? – спросил Рыжик. – А то бы ты опоздал!»

Тузик ответил ему признательным взглядом:

«Мир, мир! Дружба до гроба!»

Им встретилась Сплетня – противная собачонка.

«Сюда, сюда! – залаяла она. – Кролики в саду!»

«Не морочь нам голову! Ты что, не видишь – мы с хозяином едем?»

И морды у обоих были такие гордые и важные, словно они и впрямь ехали.

Глава третья

Бричка остановилась перед вокзалом. Там было уже полно народу. Поезд из Варшавы ожидался с минуты на минуту.

Тузик, пёс бывалый, который часто ходил на станцию, шепнул Рыжему:

«Ты только берегись вон того, что стоит в дверях. Ужасный грубиян!»

Рыжик подошёл к двери. Улучив момент, когда контролёр, отбирая билеты, отвернулся, он прошмыгнул у него между ног.

– Куда? Вон отсюда, паршивец! – закричал на него контролёр.

Но Рыжика это уже мало трогало. Отскочив на несколько шагов, он посмотрел на контролёра с презрением и тявкнул:

«Очень я испугался! Не видишь, что я иду с хозяевами?»

Поскрёб задними лапами землю и вприпрыжку двинулся вперёд.

Исполненный важности, он и не заметил, что как раз подходил поезд.

Что-то загудело, застучало прямо у него над головой, паровоз пронзительно засвистел. Бедный Рыжик присел, распластался на земле.

«Спасите!» – завопил он не своим голосом. Поджал хвост – и ходу!

Как сумасшедший нёсся он по платформе. Ничего не видел, ничего не слышал. Треснулся головой о какую-то тумбу, отлетел, свалился в канаву и исчез в траве.

«Так я и знал! Этот Рыжий всегда ведёт себя как щенок!» – поморщился Тузик, свысока наблюдавший недостойное поведение Рыжего.

Тем временем из вагонов начали выходить пассажиры. Тузик внимательно принюхивался к каждому выходящему.

«Одни чужие, – удивлялся он. – Ага, понятно, это мясник. От этой бабы пахнет молоком. А что, интересно, у этой в корзинке? – заинтересовался он и побежал за женщиной, у которой на каждом плече было по огромной корзине. – А, ясно: масло, масло! – проворчал он успокоенно. Внезапно он повёл носом и зафыркал. – Что это такое? – произнёс он. – Это же тот самый мерзкий запах, каким несёт из шкафа, в котором тётка Катерина прячет на зиму мех!»

Полный любопытства, он уставился туда, откуда доносился удивительный запах.

Из дверей вагона выехал сначала маленький саквояж. За ним чемодан побольше. Потом ещё больший. Крися принимала один чемодан за другим у кого-то невидимого и ставила их возле себя, на землю. После чемоданов пришёл черёд корзинам, корзинкам, корзиночкам, баулам, узлам, свёрткам. Образовалась целая гора всякого добра.

Тузик так и сел от изумления. Но по-настоящему изумился он тогда, когда вслед за баулами показалась длинная, сухая, костлявая фигура, с носом, напоминающим кочергу. На кочерге сидели очки размером с тарелку.

«Кто это? – поражался Тузик. – Тётка Катерина, только ещё похуже? Мало одной, решили вторую завести, что ли?»

У костлявой дамы в руках были две корзиночки. Она подала их Крисе и сказала скрипучим и слащавым голосом:

– Только осторожно, деточка, только осторожно – Микадочка спит! Спит… – повторила она озабоченно. – А Сандик всю дорогу очень нервничал. Боюсь за него – он такой нежный. И так привязан ко мне!

Крися взяла в руки обе корзиночки. Тузик втягивал в себя запах.

«Ай, ай! Не может быть!..» – подумал он. Подпрыгнул, стараясь дотянуться до корзинки.

Дама это заметила.

– Вон! Вон отсюда! – закричала она и попыталась оттолкнуть Тузика от корзины, в которых хранились её сокровища.

– Это наш Тузик! – представила Крися.

– Ваша собака? – переспросила дама. – Надеюсь, она хорошо воспитана и не обидит моих сокровищ?

– Тузик? Обидит? Что вы, никогда в жизни! Тузик, поздоровайся с тётей!

Тузик был хорошо воспитанным псом и умел держаться в обществе.

Вежливо, хотя и без особой охоты (незнакомка ему не слишком приглянулась) он подбежал к ней и принялся тявкать, прыгать ей на грудь, ласкаться.

– Боже, какой несносный барбос! – отмахивалась дама. – Не люблю таких нежностей! Смотрите, какие у него грязные лапы. Кристинка, ты когда-нибудь купаешь своих собак?

Тузик был умный пёс и сразу почувствовал, что приезжая дама тоже не испытывает к нему симпатии. Он отскочил в сторону. Хотел было сказать: «Милая дама, я сам купаюсь – лишь бы была вода! Никогда не был неряхой, не беспокойтесь!», но, подумав, промолчал и побежал к Рыжему, который наконец решился показаться на платформе.

«Видал? – шепнул он ему. – Милая дама, нечего сказать! А знаешь, что в этих корзинках?»

«Ну?»

«Собаки!»

«Собаки?» – ахнул Рыжий.

«Да, собаки. И должен я тебе сказать, что в жизни ещё не видел собаки, которая бы так пахла, как они. Что будет, если они покажутся на рынке? Срамота!»

«И все будут знать, что они из нашего дома!» – помертвел Рыжик.

«Как мы знакомым на глаза покажемся?»

«Да ты гляди, гляди!» – завопил Рыжий и даже чихнул от изумления, а глаза у него сделались большие, как плошки. Да и каждый бы удивился, не только собака.

Приезжая дама вынула из корзинки Сандика. На нём была попонка, вроде фрака, в зелёную и красную клетку!

«Стыд и позор! – решительно заявил Тузик. – Идём отсюда!»

Оба помчались без оглядки.

Глава четвёртая

Вернувшись на рынок, друзья застали общество в полном сборе. Куцый остановил игру. Старательно обнюхал обоих, вежливо осведомился:

«Как пообедали? Что слышно нового?»

Рыжик уже открыл пасть и хотел что-то ляпнуть о приезжих, но Тузик немедленно осадил его:

«Молчи! Успеем ещё осрамиться!»

«Поиграем?» – сказал он Куцему. И согласился на первую же игру, которую Куцый предложил, хотя это было против его правил.

Прошло некоторое время. Игра была в разгаре. Вдруг Рыжий – он совершенно не умел терпеть голода – остановил Тузика:

«Тузик, довольно баловаться! Пошли ужинать!»

Тузик смерил его взглядом. Поморщился:

«Ты что? Не знаешь, что, когда гости, ужин всегда опаздывает? Можешь сколько угодно скулить – не получишь ни крошки!»

«О господи!» – простонал Рыжик в ответ. Он и не подумал о том, какие невзгоды принесли с собой непрошеные гости. Но Тузик не мог ошибаться. Тузик знал жизнь, знал и тётку Катерину…

Спешить домой было незачем. Друзья пытались продолжать развлекаться. Но какая игра на пустой желудок!

Рыжий бегал всё тише, лаял неохотно, вяло. Наконец он крикнул Тузику:

«Будь что будет, а я иду домой!»

И помчался. Тузик – за ним. Влетели во двор. Рыжий опрометью понёсся прямо на кухню. Заперто!

«Что же это такое!» – крикнул он в полном отчаянии.

«Гости, вот что! – проворчал Тузик. – Да, начнутся у нас теперь фокусы-покусы! Я уже учёный! Научишься и ты».

«Фокусы? Какие там ещё фокусы? Не буду я учиться фокусам!» – капризничал Рыжий.

Надо вам знать, что Рыжик был ужасно неспособным, даже, откровенно говоря, тупым учеником. А вернее – лентяем. Ничему не желал он учиться. Даже самым простым вещам.

В углу за буфетом у нас была собачья школа. Все наши псы по очереди ходили туда. И почти все охотно учились.

Были среди них даже и выдающиеся учёные. Тузик, например, умел не только служить и ходить на задних лапах. Стоило лишь сказать «Тузик, танцуй!» и засвистать какой-нибудь мотив, как он подымался, становился в позицию и отплясывал такой собачий краковяк, что приятно было смотреть.

Умел он ещё подавать лапу, по приказу открывать дверь, прыгая на задвижку. Словом, это был действительно учёный пёс. Пёс-артист.

Ещё он умел умываться. Надо было только упрекнуть его:

– Тузик, фу, какие у тебя грязные ушки!

И Тузик тут же садился на задние лапки, а передними протирал себе уши. С таким пылом, что казалось – он вот-вот их оторвёт.

Умел он и речи произносить. Причём публично. Делал такие доклады, что моё почтение!

Во время обеда или ужина Тузик обычно сидел на кресле, возле стола и не спускал взгляда со скатерти. Время от времени заглядывал нам в глаза, ожидая приказа:

– Ну, Тузик, скажи нам речь!

Тогда он вскакивал, опирался передними лапками на стол и начинал тявкать с серьёзным видом, словно что-то рассказывал. Кто-нибудь говорил:

– Неужели так было, Тузик? Подумать только! Бедный пёсик!

Сочувствие воодушевляло Тузика. Речь его становилась всё жалобнее.

Правда, он немедленно обрывал рассказ, когда получал что-нибудь съестное.

Схватив подачку, он бежал в угол, где лежала газета. Это была собачья скатерть. Все наши собаки ели в комнате только на скатерти.

Вот какие светила науки ходили по нашему дому! А Рыжий? Рыжий был сущим выродком. Ходил и он, правда, в школу, в угол за буфетом. Но это было не ученье, а мученье!

До хрипоты можно было ему повторять: «Служи, служи», показывать, как надо ходить на задних лапах, соблазняя его колбасой, которую он обожал. Толку не было никакого.

Рыжик делал вид, что никак не может устоять в углу. Как колода валился на пол.

И всегда ухитрялся упасть поближе к колбасе, чтобы её можно было ненароком схватить зубами.

Крися с ним мучилась, и я с ним бился, и даже тётка Катерина, которая пыталась убедить его и добрым словом и розгой.

И всё зря: Рыжик не поддавался. «Напрасно беспокоитесь! – говорил он нам. – Не на того напали! Раньше вам надоест, чем мне!»

И одолел. В конце концов мы сдались. Никто уже не пытался сделать из Рыжика учёную собаку. Остался он на всю жизнь неучем. Обычной дворняжкой, которая даже служить не умеет.

Теперь вам понятно, почему при одном упоминании о фокусах Рыжик расстроился не на шутку. И расплакался.

Тузик с презрением слушал его сетования. А Рыжий всё скулил. Наконец Тузик не выдержал:

«Рыжий, молчи! Влетит тебе от тётки, смотри!» – предупредил он.

Он как в воду смотрел!

Дверь кухни открылась. Рыжий проскользнул туда. И в ту же секунду раздался жалобный визг, мелькнула рука тётки Катерины, и Рыжий полетел по воздуху на середину двора.

«Ой, ой, ой!» – рыдал Рыжик.

«Вот видишь! – проворчал Тузик. – Не говорил я, что будут фокусы? Вот тебе и первый фокус!»

Рыжик, немного придя в себя после падения, отправился на поиски пищи.

Первым делом вылизал дочиста свою миску, отчаянно ею громыхая.

Увы, там почти ничего не было: жалкая морковь и петрушка. Обычно он и смотреть на них не хотел и вытаскивал их из похлёбки, с отвращением придерживая кончиками зубов.

Съел. Они только раздразнили аппетит.

Пёс решил заглянуть в миску Тузика. Но едва он сунул в неё нос, как Тузик вскочил и рявкнул:

«Ты куда полез? Воровать?»

И ухватил преступника за шиворот.

«Тузинька, прости! – взвизгнул Рыжик. – Там же ничего нет!»

Тузик отпустил Рыжего. Заглянул в свою миску. Там действительно ничего не было. Для порядка, однако, вылизал миску дочиста. И тявкнул:

«Знаешь, как говорят приличные собаки? „Что не доем, то досплю!“»

Что оставалось делать бедным псинам? Пошли спать. Улеглись они, однако, так, чтобы даже во сне не терять из виду кухонную дверь. И улицу тоже.

Проспали они порядочно. Неожиданно Тузик поднял голову и насторожил уши. Рыжик тихонько спросил его:

«Что там?»

«Тихо! – шепнул Тузик. – В кусты!»

Собаки залезли под куст жасмина.

«Ничего не вижу!» – пожаловался Рыжик.

«Вот тяпну тебя, тогда увидишь! Гляди!»

По улице не спеша, осторожно бежал Лорд-бульдог. В зубах он что-то нёс. Какую-то большую вещь. Пёс беспокойно оглядывался по сторонам. Смотрел, не следит ли кто за ним.

«Вперёд! – скомандовал Тузик. – Только ни гугу!»

Друзья выбежали на улицу и, прячась под забором, поспешили за бульдогом.

Бульдог добежал до конца улицы и повернул направо. Там, сразу за домами, начиналось вспаханное поле.

Лорд ещё раз оглянулся. Не заметил ничего подозрительного. Быстро выкопал в мягкой земле яму, бросил туда то, что принёс, снова осмотрелся и тщательно засыпал яму землёй.

Закончив работу, оглянулся кругом ещё раз.

Как раз в эту минуту Рыжий вылез из-под забора. Тузик тут же кинулся на него. Оба клубком покатились по земле.

Лорд искоса кровавыми глазами поглядел на собак. Собирался уже броситься на них, но потом передумал.

«Грызутся? Ну и хорошо! Они не видели, где я закопал своё добро», – подумал он и спокойно побежал назад.

Едва только Лорд скрылся из виду, как Тузик отпустил Рыжего.

«Ещё не так получишь, если не будешь слушаться! – строго сказал он. – А теперь пошли!»

Собаки подбежали к тому месту, где копал яму Лорд. Тузик немедленно выкопал клад.

«Печёнка! Целая печёнка!» – захлебнулся он от восторга.

Это действительно была бычья печёнка, которую Лорд где-то раздобыл. Для бульдога, большого и сильного, эта ноша была пустяком. Но Тузик и Рыжик немало попотели, пока дотащили свою добычу в наш сад.

Тут они спокойно сели рядком и принялись за еду.

Ели, ели и ели.

Остаток зарыли.

И пошли спать в конуру.

Когда тётка Катерина налила им супу в миски, они уже видели десятый сон. Тузик едва соизволил приоткрыть глаза. Но Рыжик не утерпел: вскочил и подбежал к своей миске.

Зато и привередничал он за едой! Выбрал из миски мясо, кашу едва удостоил своим вниманием, а на морковку, петрушку и картошку даже не посмотрел.

Глава пятая

Тем временем в доме происходили необыкновенные события. Хозяйка Сандика и Микадо… назовём её панной Агатой, ладно? Собакам же оставим их настоящие имена.

Микадо назывался так потому, что, как утверждала его хозяйка, он был японской породы. А как вы знаете, микадо – это титул японского императора.

А Сандик получил такое имя за то, что панна Агата приобрела его в воскресенье. Так как он якобы был английской породы, и притом очень редкой, то и назывался он по-английски – Санди, что значит воскресенье. (Пишется это совершенно иначе, но произносится приблизительно так.)

Странное имя, правда? Но раз у Робинзона мог быть свой Пятница, то и у панны Агаты могло быть своё Воскресенье.

Словом, как бы то ни было, гости у наших собак были, как видите, не простые, а породистые. Собачьи аристократы!

Не такие дворняги, как Тузик и Рыжий, которые вроде обещали когда-то стать фоксами, но, едва немного подросли, оказались чистокровными шавками.

Итак, оба эти перла – Микадо и Сандик – были в своих корзинках погружены на бричку. Всю дорогу панна Агата дрожала от беспокойства, как бы езда по тряской мостовой не повредила её сокровищам. Ехать пришлось еле-еле, словно мы везли треснутые горшки.

Едва бричка остановилась у ворот – начались новые треволнения. Легко ли Микадик привыкнет к новой квартире? Понравятся ли Сандику котлетки из печёнки?

Можете себе представить, как обрадовалась тётка Катерина, когда узнала, что английскому франту надо три раза в день жарить рубленые котлетки на свежем масле и из свежайшей телячьей печёнки! Огонь пробежал по её лицу. Я видел, что на языке у неё вертится какое-то неосторожное слово. А тётка была весьма остра на язык, особенно когда злилась.