Текст книги "Террорист-демократ"

Автор книги: Ян Гийу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Товарищи, все-таки требую провести голосование. Мы должны посмотреть его огнестрельные раны, о которых он тут говорил. Это очень серьезно, вы должны понять. Кто "за" – поднимайте руки, – потребовал Вернер Портхун.

Он сам и Ева Сибилла тотчас подняли руки.

– Вы же видите, что он действительно ранен, это же глупо, – запротестовал Мартин Бер. – Я категорически против.

– Я тоже. Бессовестно так обращаться с товарищем, я против, – слегка прерывающимся голосом произнесла Моника.

Стало тихо, все взгляды были обращены на Фредерике Кункель, за которой был теперь решающий голос.

– Мы все же посмотрим. Это самый простой способ выйти из создавшегося положения, – кратко сказала она.

Карл простонал. Затем осторожно стал отрывать пластырь, крепко приклеившийся к щетине. Раскрыл зашитую рану, слегка зигзагообразную, примерно с десятью скобками.

Потом он поднялся и с трудом стал снимать окровавленную рубашку. Вся грудь и часть левого плеча были забинтованы. Во многих местах сочилась кровь.

– Есть ли у кого-нибудь ножницы? – спросил он. Вернер Портхун, казалось, уже начал раскаиваться в принятом решении, но отступать было поздно.

Моника помогла ему снять повязки. Рана, куда вошла пуля под левой ключицей, выглядела как небольшое круглое темно-красное пятно, с синяком вокруг. Место выхода пули под лопаткой было ненамного больше, и здесь был наложен шов. На груди – больше пятидесяти швов на пяти разрезах, сделанных Муной.

– Раны на бедре вы тоже хотите посмотреть? – спокойно спросил Карл, подчеркнуто спокойно, понимая, что происходящая демонстрация имеет большое значение.

Пораженные увиденным, они отказались. Из ножевых ран на груди кровь теперь сочилась гораздо сильнее.

– Кто-нибудь может мне дать какую-нибудь кофту, халат или что-то еще? У меня озноб, – сказал Карл и снова тяжело опустился в кресло. Больше всего болели кровоточащие швы на груди и то место, где вышла пуля под лопаткой.

– Как же тебя отпустили из госпиталя? – спросила Моника.

– Как вы понимаете, я чертовски спешил, да и никто особенно не радовался моему пребыванию там, – ответил Карл, почувствовав, что выдержал испытание.

– Я очень прошу меня извинить, но надеюсь, ты понимаешь. Мы вынуждены соблюдать чрезвычайную осторожность, – сказал Вернер Портхун с виноватым видом.

– Само собой, я поступил бы точно так же, – ответил Карл без всякой иронии в голосе.

Вошла Ева Сибилла с большой мягкой американской хлопчатобумажной кофтой и осторожно помогла Карлу ее надеть.

– Вернемся к делу, – сказал Карл, чувствуя возможность перехватить инициативу. – Итак, не знаю, как и когда придет оружие в Ганновер. Это знал только Хорст Людвиг. Но вы ведь можете связаться с его группой, они наверняка должны знать.

– Вы достали необходимое оружие? – спросил Мартин Вер.

– Да, не беспокойся. У нас шесть РПГ-18 и по меньшей мере дюжина снарядов, если мы, конечно, получим груз. Этого достаточно, чтобы уничтожить половину танковой бригады.

– Ева Сибилла, отправляйся немедленно на Петерштрассе и расскажи им обо всем. И будь осторожна, – скомандовала Фредерике Кункель. Ева Сибилла тут же поднялась и вышла.

– Петерштрассе? – спросил Карл, искренне удивляясь неожиданно названному ею адресу.

– Да, это адрес нашей второй группы в городе. Очень хорошо, что они отвечают за прием груза. Когда может обнаружиться, что Хорст Людвиг и Барбара мертвы?

– Сложно сказать. Их должны отправить в Швейцарию, ведь паспорта у них были швейцарские. Вопрос в том, что произойдет с двумя замученными европейцами, когда выяснится, что паспорта фальшивые.

– Потребуется не больше суток, чтобы связаться с полицейскими из BKA, и дело станет ясным. Их отпечатки пальцев есть в архиве, они ведь были задержаны, – сказал Мартин Бер.

– М-да, – протянул Карл. – Два убитых товарища и очень много шума. Но полиция вряд ли сможет сделать из этого какие-либо выводы. Они решат, что это какая-нибудь разборка между террористами в Сирии, к тому же не ясно, насколько точно...

Карл внезапно почувствовал, как свет в комнате стал медленно меркнуть. Это был настоящий обморок.

* * *

Карл пролежал четыре или пять дней – он даже сам точно не помнил, – пока температура спала. Ухаживали за ним попеременно Мартин Бер и Моника. Они промывали Карлу воспаленные раны и давали жаропонижающие средства. Он совершенно расклеился и не мог встать на ноги, хотя положение было серьезным. Теперь он лежал, чувствуя себя очень слабым, и пытался подготовиться к важной встрече. Некоторые новости, сообщенные Мартином, были чрезвычайно тревожные.

Оружия уже не было в Гамбурге. В первые сутки после приезда Карла четыре из шести стволов и восемь снарядов с помощью французских товарищей были переправлены во Францию. Карл был удивлен таким неоправданным риском, но Моника его успокоила, сказав, что у французов чрезвычайно надежный канал перевозки. До сих пор за два года он ни разу не дал осечки. Кроме того, французы взяли на себя работу по доставке оружия в Стокгольм.

Моника также совершенно точно подтвердила, что бельгийцы теперь тоже участвуют в операции.

Это была очень неприятная новость. Бельгийские террористы в определенном отношении отличались от своих французских товарищей: безрассудно убивали людей, не имеющих ни малейшего отношения к непосредственному врагу. "Эти глупые убийцы из Брабанта" – так их однажды назвали в бельгийской прессе, когда они убили невинных очевидцев их нападения. Одна из самых их кровавых операций была проведена в супермаркете в местечке Брен-л'Аллед. Когда они бежали после ограбления из магазина в фольксвагене "гольф11 – они почему-то всегда предпочитали эту марку, – то открыли огонь по окружающим и убили пятнадцать человек, в том числе двенадцатилетнего мальчика. Одним из их руководителей был полицейский Мишель Кокю, захваченный уже в 1983 году, но по какой-то причине выпущенный и теперь снова посаженный за решетку. Зигфрид Маак выдвинул идею, что полицейский мог быть внедрен в эту организацию. Но чтобы он в таком случае участвовал в массовых убийствах собственных сограждан? От этой мысли быстро отказались.

И вот теперь эти безрассудные убийцы подключились к игре, и вдобавок оружие уже не было под контролем. Карл спрашивал себя, как же он сообщит об этом своему начальству. Ему ничего не оставалось, как войти в детали операции и попытаться занять в ней лидирующее положение.

Он поднялся, ощущая страшную слабость, и встал под прохладный душ, чтобы собраться и четко все обдумать. Затем побрился и переоделся в новую одежду, которую по его просьбе купила Моника. Снова он вытаскивал булавки из рубашки, руки его еще плохо слушались, каждый раз, когда он шевелил левой рукой, его пронизывала боль. Но повязка ему больше не требовалась.

Встреча внизу проходила под поп-музыку. Возможно, они считали, что так невозможно будет прослушать их разговор. Но это было бессмысленно. Если бы их прослушивали, то очень скоро бы окружили и захватили. Что в таком случае имелось в виду?

Внизу находились двое новых западногерманских товарищей. Никого из них Карл наверняка не знал, но ему казалось, что одна из них – Сильке Мейер, тридцати пяти лет, без одной мочки уха, рост около 170 сантиметров. Если его догадка верна, то она выкрасила волосы, надела очки и скрыла ухо под стрижкой.

Двое французских товарищей забавным образом отличались от немцев. Тот, что в основном вел беседу, был "военным шефом делегации" и представился как Ален Детурей. Брюнет, коротко стриженный, с элегантными манерами и военной выправкой, одетый в замшевую куртку, тянувшую на несколько тысяч франков, и короткие мягкие кожаные сапоги скорее военного типа, в ярко-голубые вельветовые брюки, бордовую вязаную жилетку и рубашку, расстегнутую на шее, он как будто сошел со страниц журнала мод, но во всем его облике чувствовалась решительность и даже резкость, из чего Карл заключил, что он профессиональный военный.

Его товарищ выглядел так, как и можно было ожидать. У Жан-Мишеля, так он представился, были длинные вьющиеся волосы и густые нависшие усы. Одет он был в зеленый плащ, который так и не снял с себя, беспрерывно курил крепкие французские сигареты в золотой обертке и говорил фразами, в которых каждое второе слово оканчивалось на -ист или -изм, а остальные были ругательствами.

Их рабочим языком был английский. Фредерике Кункель председательствовала, а один из новых незнакомых немецких товарищей был секретарем.

Фредерике резюмировала положение.

Несмотря на недавно понесенные потери, ситуация, казалось, была под контролем. Цель оставалась прежней, поскольку альтернативные цели – американское посольство в Париже или в Брюсселе – расположены менее удобно, чем посольство США в Стокгольме. Кроме того, можно быть уверенными, что ответные действия шведской полиции не могут сравниться с эффективностью полиции, прежде всего Парижа. Объект в Стокгольме удобен также и тем, что службы ЦРУ, как известно, занимают отдельный этаж. Итак, цель определена – американское посольство в Стокгольме.

Карл вздохнул с облегчением. Теперь он, как и предполагал, мог претендовать на одну из главных ролей в предстоящей операции. Ведь если бы акция проводилась в Брюсселе, его, скорее всего, отодвинули бы в сторону.

Все внимательно рассматривали карту и фотографии американского посольства в Стокгольме, выполненные симпатизирующими французами.

Как только оружие прибудет на место, можно будет планировать саму операцию.

На повестке дня стояло два вопроса. Вначале надо найти конспиративную квартиру и склад в Стокгольме, за что отвечают французские товарищи.

Затем нужно определить, кто войдет в оперативную группу. Вопросы политического характера (название группы, текст коммюнике и прочее), по мнению Фредерике Кункель, следует решить после того, как со всем остальным будет покончено.

Первый практический вопрос, по которому следует принять решение, – сколько человек должно войти в группу и какие организации должны быть в ней представлены. С немецкой стороны было одно предложение: двое немцев, один бельгиец, один француз – в самой ударной группе. В резервной группе будет тот же состав; таким образом, всего восемь человек войдут в группу нападения. Это предложение внесла Фредерике.

Ален Детурей попросил слова. Когда он говорил по-английски, то напоминал Мориса Шевалье.

С французской стороны он уже был выбран в основную группу нападения, учитывая его опыт службы во французских парашютно-десантных соединениях и то, что он владеет оружием, которое будет применено. В остальном у него не было никаких возражений по предложению Фредерике Кункель. Бельгиец коротко кивнул, сказав, что у него также нет возражений, но они еще не выбрали, кто из товарищей должен принять участие.

Карл решил, что именно теперь он должен взять инициативу в свои руки.

– Я хочу войти в атакующую группу, – сказал он громко и решительно и добавил, прежде чем стихло волнение: – Поскольку у меня тоже есть военный опыт, как у товарища Алена, я так же, как и он, считаю, что оружие такого типа должно находиться в руках людей, которые в нем разбираются. У нас ведь нет возможности потренироваться в реальных условиях. Кроме того, изначально это было мое предложение об оружии.

– Какой у тебя военный опыт? – спросил Ален Детурей с очевидным интересом. Он не обратил внимания на то, что предложение Карла вызвало сенсацию.

– Подводник, диверсант и подрывник со специализацией "советские морские соединения", – быстро ответил Карл.

– Прекрасно, – воскликнул Ален Детурей, как будто попробовал хорошее вино. – Действительно замечательно. Думаю, это блестящее подкрепление.

– Но Карл не представляет ни одну из наших организаций, следовательно, по политическим причинам это невозможно, – сказал Вернер Портхун. Возражение не выглядело особенно убедительным, но Фредерике, Ева Сибилла и Моника все еще не оправились от удивления.

– Что заставило тебя передумать? – спросила Моника в конце концов, когда пауза после возражения Вернера Портхуна слишком затянулась.

– Как вы знаете, поставка оружия чуть не стоила мне жизни, – сказал Карл и повысил голос, стараясь, чтоб он звучал твердо и решительно. – Я не хочу, чтобы эта операция, уже обошедшаяся для нас слишком дорого, провалилась. Если половину из нашей команды составят военные, то есть гарантии, что операция удастся. Не забывайте, я ведь практически обучен обращению с советским оружием. Все, что случилось со мной и товарищами, заставило меня изменить наивно-гуманистический взгляд на наше политическое положение и наши политические задачи.

– Понятно, что это было бы неоценимое подкрепление – швед, хорошо ориентирующийся на месте действия.

– А мы еще думали просить о помощи найти квартиру и так далее, – добавила Моника, глядя на Вернера Портхуна. – Кто же лучше Карла может свободно передвигаться по Стокгольму?

– Я хочу получить чисто практическую информацию, – сказал бельгийский товарищ, представившийся под именем, которое было похоже на имя известного певца. Бельгиец утверждал, что его зовут Джордж Брайтенс, но Карл почувствовал, что это имя ненастоящее.

– Да, – продолжал бельгиец, – у Алена Детурея не одно только преимущество, а два. Кроме того что он компетентен в военной области, он не находится в розыске, работает под своим собственным именем и с настоящим паспортом. А как у тебя с этим?

– Точно так же, – сказал Карл. – Смею предположить, что в этой комнате только два человека не в розыске – Ален и я.

– Тогда перейдем к оперативным тонкостям и договоримся, что вы должны оставить все ваши внутренние разногласия, – сказал бельгиец. – Я уполномочен говорить за бельгийских товарищей. Я за то, чтобы Ален Детурей представлял наших французских товарищей, а швед занял бы одно из двух немецких мест. Что скажешь, Жан-Мишель?

Косматому французу, бывшему, судя по его лексикону, каким-то политическим руководителем, вероятно, было что сказать. Он дважды глубоко затянулся своей крепкой, сильно пахнущей сигаретой, затушил ее в пепельнице и прежде, чем ответить, выпустил облачко дыма.

– Я незнаком, естественно, с природой этих внутренних противоречий, на которые указывают немецкие товарищи. Но само собой разумеется, что есть оперативные причины для того, чтобы принять предложение Джорджа. С другой стороны, оперативная группа с такими важными целями не может работать при наличии каких-то политических или личных разногласий. Я не хочу, следовательно, занимать определенную позицию, пока не выскажутся о своих противоречиях немецкие товарищи.

Все взгляды в комнате обратились к Фредерике Кункель, которая казалась слегка растерянной.

– Противоречия отчасти личного характера, – неуверенно начала она. – Карл, когда мы встретились с ним, был явным сторонником мелкобуржуазных, иллюзорных оценок... Но я не знаю, Карл, имеет ли это большое значение, поскольку теперь ты говоришь, что готов критически отнестись к своим прежним взглядам.

Карлу было сложно сохранять полную серьезность. Последний раз он занимался самокритикой много лет назад, на заседании группы "Кларте", похожем больше на молитвенное собрание. Правда, тогда речь шла совсем о другом виде "мелкобуржуазных откровений", чем те, что обсуждались сейчас. Но он решил не доходить до крайности.

– Товарищи, – начал он тоном, как будто должен был держать речь с трибуны. – У нас есть два возможных подхода к этому вопросу. С одной стороны, как указали наши французский и бельгийский товарищи, это, естественно, оперативная сторона дела. Но речь ведь не только о практических проблемах, мы должны проанализировать также и саму ситуацию. Что значит эта операция? Что я могу иметь против именно этой операции? Я не за это вас раньше критиковал. Это ведь мое собственное предложение. Я полностью согласен с общим планом, касающимся стокгольмской операции, и я это всегда говорил. Я вас критиковал (возможно, иногда с излишней иронией – и с этим я готов самокритично согласиться), когда речь шла об отдельных убийствах посторонних людей. Я и сейчас, должен признаться, сомневаюсь в такой необходимости. Но я хочу, чтобы стокгольмская операция удалась. Она будет самой большой и самой важной акцией из когда-либо проведенных нами, и она сможет изменить всю картину нашей войны. Поэтому я хочу в ней участвовать.

Тем самым дискуссия была окончена. Единому франко-германскому фронту Фредерике Кункель ничего не могла противопоставить. Карл был выбран представителем РАФ в группу нападения.

Поскольку в ударной группе было большинство мужчин, то решили, что второе место, предназначенное для немецкой стороны, должно быть отдано женщине. Остановились на Еве Сибилле, которой поручили управлять четвертой ракетой. Вернер Портхун и Сильке Мейер стали немецкими представителями в резервной группе.

Остальное время было посвящено практическим проблемам. Как только вопрос о назначении Карла был решен, он должен был поехать в Стокгольм, найти и снять одну или две подходящие квартиры. Моника последует за ним, когда все будет готово, чтобы сориентироваться на месте, так как резервная группа должна быть также надежно размещена.

Французские товарищи должны в это время подготовить и без осечки провести контрабандную перевозку.

Бельгийские товарищи должны, с одной стороны, выбрать своих двух представителей в ударную группу нападения и резервную группу, а с другой – взять на себя составление проекта первого совместного коммюнике. Его важно согласовать во всех деталях, прежде чем операция будет проведена.

Когда Карл все подготовит в Стокгольме, будет созвано последнее собрание для уточнения чисто практических деталей, за которые, естественно, отвечают Карл и Ален, а также для того, чтобы достигнуть полного политического единства по поводу значения операции. Каких-либо других решений собрание больше не принимало. Его объявили закрытым, и оно плавно перешло в дружескую вечеринку.

Как только собрание закончилось, Карл подошел к Алену Детурею со стаканом в руке.

– Добро пожаловать в нашу компанию, – сказал он и ответил на сердечное рукопожатие француза. – Это действительно здорово, что мы, два профессионала, вошли в ударную группу.

– Идея с РПГ-18 просто прекрасна. А я и не знал, что у боеголовок двойная система наведения, Это, конечно, имеет решающее значение.

Француз отпил маленький глоток вина из стакана и продолжил:

– Мне самому приходила эта мысль, но я думал о LRAC-89, тебе это знакомо?

– Я не очень силен во французском. Это что-то типа Lance-Roquette Anti-Char, так?

– Точно.

– Большой радиус действия, большая взрывная сила, но ее должны наводить два человека, правильно?

– Не обязательно. Второй человек нужен для того, чтобы снять крышку перед выстрелом. Но это можно сделать самому.

– Если знаком с оружием, то да. Пробивная сила приблизительно один метр брони?

– 1200 миллиметров, почти точно угадано.

– А есть ли у вас аналог русской системы двойного наведения?

– Конечно, и это самое привлекательное. Есть шрапнельный и противотанковый варианты. В первом в боеголовку входят 1600 легированных стальных пуль, поражение в радиусе больше двадцати метров от эпицентра.

– Действительно замечательно. Сложно достать?

– Н-да, стандартное оружие во Франции есть повсюду – двадцать, тридцать тысяч экземпляров.

– Парашютно-десантные войска его используют?

– Да, хотя и модель меньшего размера, которым оперирует один человек, но им управлять сложнее, поэтому их не так много на вооружении у десантных частей.

– Где ты служил?

– В Марселе, демобилизовался год назад.

– Ты действительно живешь под своим собственным именем?

Последний вопрос, пожалуй, переходил границы, но Ален Детурей только весело помахал своим паспортом, и потом они, как дотошные мальчишки, принялись выяснять познания друг друга. Таким образом, они убедились в компетентности собеседника, и оба были очень довольны.

Но одному из них в душу закралось подозрение.

* * *

Моника помогала Карлу снимать швы. Остальные убирали на нижнем этаже после вчерашней вечеринки, во время которой много курили, пили и вели обычные дискуссии. Он сидел, положив затылок на спинку кресла, а она стояла над ним и обрабатывала швы один за другим похожим на ножницы инструментом, который Карл извлек из своего специального перочинного ножа. Она осторожно поочередно вытягивала нитки и складывала их в увеличивающуюся кучку в пепельнице. Раны на его груди начали подсыхать.

– Ты становишься похожим на немецкого студента – заядлого дуэлянта с этими шрамами на лице. Это бы пригодилось, если б ты собирался проникнуть на немецкий военный завод, – ухмыльнулась она, снимая швы со щеки. Синяки на лице немного побледнели.

– А вот после дуэли нельзя зашить швы ниткой или чем-то вроде этого? – спросил Карл тем же шутливым тоном.

– Фактически так и получается. Чем это они тебя?

– Думаю, прикладом. Странно, но я всегда считал, что заряженным оружием бьют только в кино. В действительности ведь в такой драке можно ранить самого себя. Тогда и Голливуда уже не было бы. Да, но я не видел точно, это было так внезапно.

Карл решил, что последнее прозвучало не совсем удачно, и поспешил сменить тему.

– Интересно, почему Вернер и Ева Сибилла против меня?

– Вернер в прошлом был членом ГКП[12]12
  Германская коммунистическая партия.


[Закрыть] и... М-да, это была вполне законная работа, и все такое. Но к ним был внедрен кто-то из полиции, выдумал массу чертовщины, и была устроена облава. Их засадили за решетку, навесив множество надуманных преступлений. Вернер получил шесть месяцев, теперь он повсюду видит полицейских и их агентов.

– Он думает, что я...

– Да, но не говори, что это я тебе сказала. Он чувствует себя чертовски мерзко и, возможно, изменит свое отношение и попросит у тебя прощения. Только ему надо немного времени. Рефлексирующий тип.

– А Ева Сибилла? Дама с каменным лицом?

– У нее рак. Во всяком случае, она думает, что рак, а о какой-либо медицинской помощи для нас и речи быть не может. Она говорит, что хочет перед смертью успеть что-нибудь сделать.

– Теперь у нее появится шанс войти в историю.

– Да, это жутко, к чему мы подошли. Как много времени нам потребуется в Стокгольме?

– Думаю, недели хватит. Зависит от того, как французы организуют перевозку оружия. Ты знаешь что-нибудь об этом?

– Нет, только то, что они говорят – их путь абсолютно надежен. До сих пор провалов не было, и поэтому мы можем им верить.

– Можно ли им доверять? Знала ли ты кого-нибудь из них прежде?

– Нет, этого франта, парашютиста-диверсанта, не знала. Но остальные – старые и надежные товарищи. У них, конечно, должны быть свои причины доверять ему. А как он тебе?

– Вероятно, он очень даже подходит. Его технические знания безошибочны – два с половиной года среди французских парашютистов должны дать солидную подготовку. Но в известном смысле он не совсем годится. Есть у меня кое-какие сомнения. Какой-то он странный тип.

– То есть?

– Как много ты в своей жизни видела прогрессивных парашютистов-диверсантов?

Она не ответила. Все швы были сняты, и ни одна рана Карла не кровоточила. Она наклонилась и поцеловала его – и совсем не по-дружески.

– Этого мне хотелось с первого дня, – сказала она.

– У меня тоже было такое желание, – ответил он застенчиво, но искренне.