Текст книги "Террорист-демократ"
Автор книги: Ян Гийу
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Глава 9
Дамаск – сказочный город, в котором сложно реализовать сразу много намерений. Неопытный путешественник, например приехавший в Сирию на машине, не менее пяти часов промучается в толпе, в восточных очередях, короче, во всеобщем столпотворении. Ему придется по крайней мере в пяти различных местах поставить столько же весьма важных штампов, необходимых для валютной декларации, страховки, визы и т.п. Если человек не говорит по-арабски, то на пограничных станциях его передают в маленькие группы с шакафоподобными руководителями, которые за 200 сирийских фунтов берутся провести их в этих лабиринтах.
В аэропортах в этом плане легче, но и там требуются опыт, взятки и стоическое терпение.
У Хорста Людвига Хана все эти необходимые качества были в достатке. Он и его жена прилетели по хорошо сделанным фальшивым швейцарским паспортам, а чтобы пройти таможню двум швейцарцам и нейтральному шведскому туристу, он приготовил не меньше трехсот фунтов на взятки, так что вся операция заняла меньше часа. На Ближнем Востоке он чувствовал себя как дома.
В городе они оказались ранним вечером, еще до захода солнца. Воздух был сухой и холодный. "Шератон-Дамаск", в котором Хорст Людвиг Хан забронировал номера, был одним из двух самых красивых отелей на Ближнем Востоке: архитектура псевдоомеядского стиля в пустыне, интерьеры в том же классическом стиле, геометрические узоры в форме звезд из черного, белого и красного мрамора, узорчатые металлические решетки, большие, идеально убранные холлы.
Они выдавали себя за молодых западных коммерсантов. Одетые просто, без каких-либо излишеств, коротко стриженные и любезные, что совершенно не вписывалось в общепринятые представления о европейских террористах. Так что выбор отеля полностью соответствовал стилю приезжих.
Заплатив за номера, они разошлись, чтобы немного отдохнуть с дороги, а затем встретиться и вместе поужинать.
За это время Хорст Людвиг Хан провел несколько телефонных бесед, непонятно каких и неизвестно с кем.
Комната Карла была отделана в черных, красных и светло-бежевых тонах, что замечательно смотрелось с эстетической точки зрения, хотя это обычные цвета мрамора в Сирии.
Карл раздвинул занавески у балконного окна и посмотрел на город, где вдоль холмов стали зажигаться огни. Дамаск лежит в низине, окруженной со всех сторон горами. Внезапно поблизости муэдзины на минаретах начали созывать к вечерней молитве.
Карл взял банку пива, европейского пива, и улегся на кровать поверх большого, украшенного звездами покрывала. Он медленно пил пиво, вслушиваясь в молитвенные призывы муэдзинов, и размышлял.
Знакомство с четой Хан было неожиданным. На полицейских плакатах в левом нижнем углу на обычном красно-лиловом фоне лицо Хорста Людвига Хана было искажено ненавистью. Чуть склонив голову, он отводил глаза от объектива, чтобы меньше походить на себя в жизни. В действительности он беспрерывно шутил, рассказывал различные истории и делился своими взглядами буквально на все, что они видели за время путешествия: он изучал географию, археологию и искусство, прежде чем стал террористом. Он был довольно хилого сложения, и единственная особая примета, имевшаяся в его описании, – продольный шрам длиной около сантиметра в центре лба – была не заметна, если об этом не знать заранее. И Карл действительно вначале его не заметил.
Его двадцатидевятилетняя жена Барбара была не просто прелестной, а почти божественно красивой. Даже на фотографии с плаката она выглядела как романтическое, сказочное существо, но изображение далеко не отражало действительность. Невысокая, с изящной фигурой и глуховатым голосом, она говорила, растягивая слова, медленно и немного задумчиво.
Словом, ничто в этих опрятных и симпатичных молодых людях не указывало на то, что они имеют отношение к терроризму. И сами они это, очевидно, чувствовали, поскольку вели себя совершенно непринужденно.
Хорст Людвиг Хан даже шутил, разговаривая с Карлом, когда они пересекали немецко-австрийскую границу. Не играет никакой роли, что твоя фотография размножена на полицейских плакатах, считал Хорст Людвиг Хан; народ ожидает увидеть в так называемом террористе злобу и проклятие. Это предубеждение общественного мнения было их самой главной защитой, и за это они должны были быть благодарны прежде всего желтой прессе.
Большую часть поездки они вели дискуссию о развитии левого движения в Западной Европе, о его пике в 1968 году и последовавшем затем спаде. Они сравнивали Швецию и Западную Германию и нашли больше общего, чем это кажется на первый взгляд.
В обеих странах существовали консервативные коммунистические партии, мало изменившиеся с тридцатых годов. Основная часть левой молодежи продолжала упорно считать, что традиционная левая партия должна мобилизовать своего рода демократическое большинство на борьбу за социализм. А те, кто причислял себя к новым левым, измельчали в ничтожных фракционных стычках. В конце концов все устали, а зеленые и социал-демократы по-прежнему твердили, что все должно происходить внутри партий, делаться обычными пропагандистскими средствами, что важнее всего завоевать большинство во имя социальной справедливости и интернациональной солидарности с угнетенными.
А империализм тем временем никто не тревожил. США рассылали свои бомбардировщики, своих морских пехотинцев по всему миру, даже не спрашивая мнения союзников в Западной Европе. Все меньше и меньше становится демонстраций, которым полицейские уже не придают особого значения.
"Третий мир" должен победить в основном своими силами, как вьетнамцы. Лишь так можно одолеть империализм. В этом они были едины. Палестинцы, например, никогда не станут возлагать все надежды на поддержку Запада, решающей должна быть их собственная борьба. Когда США прямо или косвенно нападают на Никарагуа, народ этой страны слышит в поддержку лишь слабый ропот.
Поэтому есть только два пути. Либо смириться и прекратить сопротивление в своей собственной стране, либо присоединиться к вооруженной борьбе народов "третьего мира". И что тогда? Не записываться же добровольцем для участия в гражданских войнах в далеких странах. Хотя некоторые европейские товарищи, выбравшие этот путь, достойны уважения. Например, европейцы, участвующие в гражданских войнах в Латинской Америке.
Но все же европейцы должны действовать прежде всего в Европе. Здесь существуют два центра империализма, и они вне досягаемости для народов "третьего мира".
Карл все ждал, что разговор зайдет об эффективности военных атак в Европе. Ведь в последние годы они нарастают. Западногерманские товарищи недолго были в одиночестве. И во Франции, и в Бельгии есть организации, связанные с РАФ, и они добились больших успехов. Европейская война, возможно, только теперь становится серьезной.
Хорошо, но каковы результаты? А каков уровень морали у тех, кто сам сидит при этом сложив руки и еще заявляет, что война, в которой каждый член организации рискует жизнью, не эффективна? Вот Карл, например. У него это основная линия критики. Какие же выводы из этого следуют?
Карл сделал вид, что уступает. Это ему было не сложно. Он лишь поворчал, что не очень-то корректно упрекать его сейчас, когда он фактически ввязался в этот проект. Если операция удастся и они достанут необходимое оружие, то тогда, конечно, никому не придет в голову рассуждать о низкой эффективности их операций. По крайней мере, в ближайшем будущем.
Как только они вышли из машины и оказались в толпе, им пришлось сменить тему беседы. Хорст Людвиг Хан стал говорить почти исключительно об этнографии и археологии, о культурных параллелях между Европой и Ближним Востоком.
Карл, конечно, заметил, что во время их поездки Хан не обмолвился ни единым словом о том, как и с какими людьми он хочет вступить в контакт в Дамаске. Разумеется, сам он никаких вопросов задавать не стал. Способ работы был такой, к которому Карл привык: корпоративность, строгое разделение труда между различными отделами разведки, между разными категориями сотрудников и служащих. Каждый отвечает за свой участок, но не знает всей картины в целом. Это было испытанное и традиционное мышление, продиктованное соображениями безопасности. И оно оправдывало себя и в террористических организациях, и в разведке. Как, впрочем, и маскировка под вежливых европейских бизнесменов. Так что Карл чувствовал себя в своей тарелке.
Он перестал нервничать, хотя оказался в ситуации, кошмарной для любого агента, когда обстоятельства стремительно меняются и ты внезапно получаешь приказ действовать вслепую, оставаясь без всякой возможности установить контакт с центром. С одном стороны, это может привести к хаосу в центре, вынудить его делать поспешные выводы. С другой – такая поездка может закончиться безлюдным берегом реки, где ему издевательски будут представлены доказательства его истинной роли и где его прикончат, да еще с руганью – так, мол, и надо полицейской свинье.
Их задачей было, как понимал Карл, купить оружие, организовать его контрабандную перевозку и налегке вернуться в Европу. Все в целом могло занять несколько дней. А несколько дней его молчания, как он надеялся, не должны особенно напугать Ведомство по охране конституции. Во всяком случае, меньше, чем если б они там знали, какой серьезный оборот принимает сейчас вся операция. Вероятно, Карл будет в Гамбурге раньше, чем туда прибудет оружие. Террористы, скорее всего, полагают, что он им понадобится и в будущем. В конце концов, Карл – единственный швед в их компании и уже поэтому незаменим для шведской операции.
Карл, как это ни странно, начал привыкать быть одним из них. Он уже чувствовал себя с ними на равных, и это придавало ему уверенности. Карл так вошел в роль, что, вероятно, возмутился бы, если бы кто-нибудь даже намекнул на то, кем он является на самом деле. Это было балансирование на натянутом канате. Раз за разом он прикидывал в деталях, как должна пройти планируемая операция – разрушение верхнего этажа в американском посольстве в Стокгольме.
Можно напасть с трех позиций и использовать три типа оружия. Подготовка, включая выстрел, займет меньше 25 секунд. Следовательно, от первого до последнего выстрела, по расчетам, потребуется 60 секунд.
Огромные разрушения, взрыв и пожар в посольстве неизбежно раскроют позиции, откуда была проведена атака. Значит, три или четыре стрелка должны уходить с гранатометами под плащами. Пройдет по меньшей мере шесть, максимум десять минут до того, как приедут полиция и пожарные. Посольство тем временем превратится в пылающий ад, а группа успеет скрыться. Прежде чем полиция уяснит себе положение вещей и начнет охоту, они будут в безопасности. Остальное зависит от того, повезет или не повезет им при пересечении границы в ближайшее время.
Но за эту часть плана Карл ответственности не несет. Он отвечает за военную сторону дела и чувствует, что пока все полностью контролируется.
Он считал, что нужно будет сесть на финский паром, точнее, на разные финские паромы. Совершенно необычная дорога. В Хельсинки группа разместится в разных отелях, а затем по одному или парами они будут добираться до Германии. Финские таможенники, вероятно, не засекут террористов на обратном пути. Но смогут ли они найти также приличные фальшивые паспорта, как у четы Хан?
Его размышления прервал телефонный звонок. Хорст Людвиг Хан просил спуститься в холл через десять минут: они пойдут в город.
Хорст нанял "тойоту" и сначала повез их осматривать город, без остановки рассказывая о том, как знаменитый Лоуренс вошел в Дамаск, когда арабы участвовали в первой мировой войне, о том, как прежде престижный отель "Семирамис" теперь оказался окруженным со всех сторон автомобильными трассами, проходящими, по западному образцу, вдоль и поперек города. Кварталы с традиционными арабскими зданиями приходили в упадок, на их месте повсюду вырастали дома, чем-то напоминавшие те, что строили в Германии: из стекла и бетона. Здесь повторяли ту же ошибку, что и в Европе 60-х годов. Можно задаться вопросом, откуда сирийцы берут деньги на все это строительство. Ведь их сельское хозяйство с трудом себя обеспечивает, своей нефти тоже едва хватает, чтобы удовлетворить собственные потребности, а военный бюджет колеблется между тридцатью и сорока процентами национального дохода.
По крайней мере каждый третий мужчина между двадцатью и тридцатью годами был в форме. Решающий бой с Израилем, похоже, еще впереди. Возможно, они решили создать достаточно развитую промышленность, чтобы повторить египетский номер – внезапно напасть и отвоевать все или большую часть оккупированных Израилем территорий, тем более что в случае с Сирией аннексия не получила международного признания. А затем с помощью Совета Безопасности получить поддержку, добиться прекращения огня, наконец, признать Израиль и заключить мир, который в этом случае будет оплачен палестинцами. Советы и США выступят в роли гаранта.
Рядом со старым дворцом находился широкий черный туннель: это вход в Хаммидия-соукен, самый лучший базар на Ближнем Востоке. В другом конце – большая омеядская мечеть, туда они должны зайти днем.
От Хаммидия машина повернула обратно, в центр города, проехала мимо "Семирамиса" и вскоре подъехала к отелю "Шератон", там находился ресторан, называвшийся просто – "Казино".
Большинство посетителей сидело внутри, но можно было расположиться рядом с прудом в беседках, недавно оборудованных тепловыми рефлекторами. Они сели за длинный стол, и Хорст Людвиг Хан заказал быстро, без колебаний, сирийский ужин, который должен был состоять из двадцати маленьких блюд.
– Хотя местное пиво "барада" больше похоже на мочу и, без сомнения, напоминает восточногерманское, но в Сирии ему альтернатива только вода, виски и арак, так что мы возьмем пиво, – констатировал он.
– Я хочу попробовать арак, что это такое? – поинтересовался Карл.
– Похоже на греческое узо или, если хочешь, на французское перно. Ощущение, будто пробуешь лакрицу. Непонятно, как этот напиток, бывший изначально исключительно турецкой выдумкой, смог стать столь популярным на Ближнем Востоке. Ну, ладно, сейчас мы ждем одного друга, и ты должен будешь получить определенные инструкции.
– Да?
– Она раньше была одной из наших, но здесь вышла замуж за палестинца. Она в курсе, какое мы хотим достать оружие. Но о целях она не должна знать, понятно?
– Да. А кто знает цель?
– Никто еще пока. Мы должны импровизировать, чтобы усилить заинтересованность наших поставщиков. К этому делу привлечено черт знает сколько народу.
– Что же тогда мы должны изображать?
– М-да, наши палестинские друзья здесь, в Дамаске, не настолько самостоятельны, как они хотят это представить.
Вероятно, они только посредники, хотя мы нуждаемся в их поддержке. Если они нас поддержат, то сирийские власти могут узнать, в чем суть дела, и затем притвориться, будто ничего на знают.
– И этот друг, следовательно, наш контакт с палестинцами?
– Да. Мы ей не полностью доверяем, поскольку она откололась, но это совсем другое дело.
– Что она может знать обо мне?
– То, что есть. Ты швед, бесполезно скрывать, раз об этом знают уже сирийцы. Ты эксперт по оружию, ты должен быть с нами, когда мы будем проверять оружие.
– У нас с собой достаточно денег?
– Да, но проблема не в деньгах.
В это время в беседке появился "незнакомый друг". К своему удивлению, которое он едва смог скрыть, Карл ее сразу узнал: Инге Фюрт, сорок один год, 165 сантиметров, шрам в один сантиметр на внутренней стороне правого указательного пальца, блондинка, косоглазая, иногда носит очки.
Но сейчас она была в контактных линзах. Карл пытался заставить себя не таращиться на ее правый указательный палец.
Она поздоровалась и села, не представившись Карлу. Трое немцев пустились в длинную беседу о теперешнем и прошлом положении, предоставив Карла самому себе, пока не пришли два официанта с гигантскими подносами и начали выставлять невероятное количество блюд. Хорст Людвиг Хан с энтузиазмом стал рассказывать о каждом кушанье.
– Ты вот это попробуй, – сказал он, показав на что-то, внешне напоминавшее зажаренный бифштекс, – это кебаб из ягненка, в виноградных листьях – долма, тебе уже хорошо знакома, возьми к ней этот белый соус-лябан, потом обычный, сделанный в гриле кебаб и кюфту из баранины. Да ты сам прекрасно разберешься, но, к сожалению, есть только это чертово "восточногерманское" пиво.
Трое приезжих набросились на еду, а Инге Фюрт, казалось, была сыта и ела мало. Вскоре появились новые блюда. Одно из них, как утверждали, было чисто сирийским – маленькие жареные птицы. Карлу, правда, показалось, что они полусырые. Половинки голов с клювами были отрезаны. Они, по-видимому, ели воробьев или что-то похожее. Но птицы, по крайней мере, были обработаны и очищены от перьев. Впрочем, Карл быстро вернулся к кебабу с разными соусами с йогуртом и чесноком, маленькими огурчиками, с подливкой из турецкого гороха, которую он однажды ел в Бейруте, когда...
Его рука замерла в воздухе, когда он хотел взять кусочек хлеба.
По посыпанной гравием дорожке около фонтана с зеленой, красной и голубой подсветкой шли двое, мужчина и женщина. Он только мельком увидел в полумраке лицо женщины, но даже при слабом освещении возле фонтана успел ясно заметить ожог на ее щеке.
Это, должно быть, Муна, офицер, кажется подполковник в "Джихаз ар-Разед", палестинской разведке и службе безопасности. Заметила ли она его? Должен ли он войти в ресторан и поздороваться? Нет, она не может быть в Дамаске, поскольку принадлежит к ООП, а это враждебная территория для ООП. Если сирийцы ее захватят, то убьют после допросов и пыток.
Однажды он поцеловал ее в эту самую щеку с ожогом, когда они вместе пробирались к бейрутскому аэропорту через заграждения AMAL – милиции на дороге. Без сомнения, это именно она прошла мимо, одетая как типичная представительница среднего класса в Дамаске. Нет, это казалось невероятным.
Он вспоминал последнее сообщение, которое ей послал: "... и передай от меня привет Муне, будь так любезен. Я лично посылаю ей двадцать одну красную розу. Я передал от нее привет при заключении контракта..."
Смысл этого сообщения заключался в том, что он сделал точно то, что от него и требовалось. Конечно, это звучало напыщенно, но он пообещал ей это сделать, прежде чем они расстались. И сдержал слово. Он передал привет от Муны, когда убил четырех израильских профессионалов из "Сайерет Маткал".
У него внезапно вспотели руки. В памяти возникла картина, от которой он постоянно пытался избавиться. Он выстрелил двум первым в горло и голову, стоя под их огнем, потом направил револьвер на дверь, откуда должен был появиться шеф, и в комнате стало тихо. Стоя с оружием, направленным на дверь, он одновременно краешком глаза видел на полу пульсирующий поток крови одного из убитых. Спустя какое-то время человек, звавшийся Элазаром, действительно вошел в дверь с автоматическим карабином в руках. Секунду, долгую, полную ужаса секунду, они смотрели друг на друга, прежде чем Карл нажал курок и выстрелил ему в сердце и позвоночник. Нет, эту картину он сейчас должен выкинуть из головы. Он явился слишком поздно в штаб-квартиру ООП и чувствовал в этом свою вину. Только один человек остался в живых после израильской атаки на ООП в Стокгольме, один человек, не считая его самого. Он должен отбросить эти воспоминания. Нет, не нужно вступать с ней в контакт.
– Ты чем-то недоволен? Тебе не нравится еда? – весело спросила Инге Фюрт. Впервые она обратилась к нему.
– М-да, во всяком случае, не эти птички. О чем мы, собственно, будем говорить?
Карл вытер вспотевшие ладони салфеткой.
– Вначале я хочу понять, какой товар вам нужен. Это сложно, я должна записать?
– Да, так будет надежней.
Он подождал, пока она достанет из дамской сумочки записную книжку. В этом момент женщина, которая показалась ему Муной, вышла из ресторана со своим спутником. Они прошли несколько метров. Карл поднял голову и встретил ее взгляд. На его лице не дрогнул ни один мускул, хотя они оба узнали друг друга.
– Да, я готова, – сказала Инге Фюрт, положив шариковую ручку на записную книжку.
– Сам тип оружия называется РПГ, РПГ-18, – сказал Карл. – Важно, что 18, а не 16, поскольку они во многом различаются. Если 18 недоступен, то мы удовлетворимся 16. Это во-первых.
Он дождался, пока она запишет.
– Обычная боевая головка этого оружия – HEAT, сокращенно от High Explosive Anti-Tank[7]7
Взрывное противотанковое устройство (англ.).
[Закрыть]. Как следует из названия, оно для бронированных целей. Но нам нужна другая боеголовка – HEDP, что означает High Explosive Dual Purpose[8]8
Взрывное устройство двойного действия (англ).
[Закрыть]. Ты успеваешь?
Она кивнула, записав.
– Это значит, что наша цель не из брони, а тоньше. Нам нужно шесть стволов и в два раза больше зарядов. Это все. И еще я хочу осмотреть товар, прежде чем мы его возьмем.
Какое-то время она дописывала, потом удовлетворенно кивнула и тогда повернулась в Хорогу Людвигу Хану.
– Какова ваша цель? – спросила она.
– Мы не хотим раскрывать цель, – ответил Хорст Людвиг Хан, – и я не обязан объяснять почему.
– Да, я это понимаю. Но я спросила, как вы можете охарактеризовать цель.
Хорст Людвиг Хан немного подумал, прежде чем ответить.
– Легкодоступная военная цель, отделение ЦРУ. Мы рассчитываем, что потери противника достигнут двадцати человек исключительно военного персонала. Цель не защищена. Следовательно, успех операции основывается только на типе оружия.
– Итак, цель американская и военная?
– Да.
– В Европе?
– Да.
– В какой стране?
– Sony, no comments[9]9
Извините, никаких комментариев (англ).
[Закрыть].
– Это совместная операция?
– Да.
– Между кем тогда?
– Мы сами, французские и бельгийские товарищи.
– Какие шансы на успех, если откровенно?
– Шанс, что достигнем цели, больше 95 процентов. Сложность скорее в том, как добраться до места, и в том, чтобы обеспечить нужные средства. Короче говоря, основные сложности, связанные с операцией, – здесь, в Дамаске.
Карл подумал, что это была верная оценка и он в основном согласен с мнением Хорста Людвига Хана. Он бы и сам оценил вероятность более чем в 95 процентов, если они удачно доберутся до места, и 25 процентов риска, что они до места не доедут.
Инге Фюрт закрыла свою записную книжку и поднялась.
– У меня маленькие дети, я должна ехать домой, – сказала она. – Я передам информацию в городе, ты знаешь кому, и вы сможете получить ответ уже завтра. Иначе все растянется на неопределенное время, как это бывает на Ближнем Востоке. Пока, завтра увидимся.
Она надела на плечо сумку, казавшуюся слишком тяжелой для обычной женской сумочки, и вышла.
Какое-то время они ели молча, каждый погрузившись в свои мысли.
– Теперь остается только ждать, – сказал Хорст Людвиг Хан. – Завтра пойдем осматривать омеядскую мечеть.
– Как действует эта самая HEAT? – спросила Барбара Хан.
– На боеголовке есть конус из твердого металла, кумулирующий ударное и тепловое действие взрыва. Он пробивает броню, на ней остаются только расплавленные отверстия. Но последствия взрыва потрясающие. С внешней стороны, куда попал снаряд, – только небольшое отверстие, а внутри все уничтожается. Но наша цель – не броня, а бетон. Второй тип снаряда, о котором шла речь, меньшей силы, он пробивает наружную стену, а взрыв большой силы будет внутри.
– Как же ты всему этому научился? – спросила она в изумлении.
– Я военный, а не любитель, – ответил Карл и поразился: это полностью совпадало с действительностью.
– Как я сказал, завтра пойдем в большую омеядскую мечеть и в Хаммидия-соукен, – сказал Хорст Людвиг Хан.
* * *
Карл был просто очарован Хаммидия... В бесконечных рядах, в атмосфере, пропитанной восточными пряностями, можно было увидеть все – от золотых украшений до нижнего белья, ковров и всяких поделок. Здесь же были лавочки для туристов, маленькие ресторанчики, где подают мясо только что зарезанных ягнят, и даже два больших кафе, где дюжие арабы особым способом накладывали мороженое, затем его подавали с майзенским пудингом и украшали фисташками, от чего вкус мороженого становился совершенно ни с чем не сравнимым. Тысячи людей, одетых согласно всем мыслимым правилам и традициям сирийских национальных меньшинств, составляли невообразимую мешанину. Кругом мелькали и мини-юбки, и мусульманские покрывала – своеобразный компромисс между шалью и длинными рукавами.
Хорст Людвиг Хан, как и можно было предположить, оказался гидом-энтузиастом. Он без умолку рассказывал о ремесленных традициях, о том, что наиболее ценные вещи из металла все еще изготовляют евреи, что вышитые изделия – кстати, не хочет ли он купить платок своей матери или кому-нибудь другому? – это поразительная сирийская традиция и что эти очень дорогие платки можно даже стирать в обычной немецкой стиральной машине. В каждой второй лавочке были инкрустированные изящные шкатулки из перламутра и красного дерева самой разной величины, ценой от нескольких десятков марок до десятков тысяч. Поход на рынок затянулся и занял у них полдня, поскольку Барбара была таким же азартным туристом, как и Карл, и потому что они все больше и больше восхищались своим гидом.
Они вошли в магазин, где у Хорста Людвига Хана был знакомый хозяин-палестинец, и после часового чаепития и беседы каждый выбрал по платку и по шкатулке с инкрустацией. Карл заметил украшенный кинжал в стиле XIX века (как молниеносно пояснил Хорст Людвиг Хан) с ножнами из чистого серебра и золотым орнаментом, вытисненным на лезвии. Карл не раздумывая вытащил две тысячи марок из средств западногерманской службы безопасности и в счет расходов операции купил этот кинжал. К тому же было кстати, что они наполняли свои сумки вещами, которые должны быть в багаже туристов.
Наконец они подошли к мечети, и Хорст Людвиг Хан снова с воодушевлением принялся рассказывать. Они заплатили за посещение мечети, оставив все свои покупки у входа, и там же сняли обувь, а Барбара надела на себя черную до пола абайу[10]10
Длинная накидка, иногда с капюшоном, обычно надеваемая женщинами в мечети.
[Закрыть]. Карл недовольно заворчал, хотел взять только что купленный кинжал с собой, но Хорст Людвиг Хан с улыбкой объяснил, что, во-первых, это святотатство – брать с собой в мечеть оружие, а во-вторых, – святотатство воровать в мечети. Сумки останутся на месте, это ведь не жуликоватая Европа.
Стоял удивительно теплый день, и внутри было мало посетителей. Они вошли в огромную мечеть, которая была перестроена из христианского храма, и сели, прислонившись к одной из колонн, украшенных узорами из больших четырехконечных звезд.
Они сидели на красных коврах и тихо разговаривали, чтобы не мешать молящимся и не быть услышанными. Какими бы сильными ни казались империалистические государства в этой части мира, они все распались под ударами восстаний. Римляне, например, в свое время воспринимались как сочетание современных США и Советского Союза, как нерушимая власть, господствующая над всем миром. Арабы в конце концов вытеснили римлян, подвинув их к Босфору и константинопольским портам. Никто не принимал всерьез маленькие группы арабских террористов на Юге Арабского полуострова – грабителей-сарацннов: ни персы, ни римляне. Но арабы использовали новую военную тактику, легкую кавалерию, небольшие отряды. Они быстро передвигались на верблюдах по пустыне и действовали решительно и эффективно, они победили две супердержавы одновременно.
Европейские террористы – это сегодняшние сарацины. Никто не принимает их всерьез как силу, никто не может себе представить, что современный империализм можно чем-нибудь ослабить в ближайшем будущем. Как прежде, так и теперь возможность победы народа над империализмом существует, и она может обнаружиться внезапно, каким бы сильным враг ни казался.
– У римлян не было ни F-111, ни В-1, ни межконтинентальных ракет и подводных лодок "поларис", – заметил Карл, когда счел, что разговоры о неотвратимой победе народа слишком затянулись.
– Да, это правда, – сразу же подтвердил Хорст Людвиг Хан, – у римлян были бесконечные пехотные легионы и мощный флот, но они были бессильны против кавалерии, верблюдов и лошадей. Супердержавы не могут использовать свое ядерное оружие против народа, оказывается, их оружие не годится против партизан.
– Но ведь неправда, что народ всегда побеждал, – возразил Карл. – Три соседние со Швецией страны на практике прекратили свое существование из-за советского господства. До победы Палестины еще далеко. Черные в Южной Африке не могут выиграть борьбу собственными силами, а США и Великобритания стоят на стороне Южной Африки. Вы думали, что, когда вы начнете свою деятельность в Германии и государство будет спровоцировано на репрессивные меры, народ прозреет. Но на самом деле народ был доволен репрессиями против вас. Честно говоря, вы плохо себе представляете будущее.
– Вот тогда мы и скажем, – вступила Барбара Хан. – Мы не знали, что делать дальше. Нас, возможно, убьют через неделю. Мы, вероятно, не сможем даже добраться до аэропорта в Вене. Так давайте же в этой ситуации делать лучшее из возможного, давайте работать, как будто...
Тут подошел сторож и предложил им уйти. Карл долго не мог заснуть: его желудок явно отказывался переварить какое-то блюдо, что он съел в ресторане. Было 2.10, когда позвонил Хорст Людвиг Хан.
– Будь готов, мы выезжаем через десять минут, – сказал он и положил трубку.
В холле внизу были только охранники в гражданской одежде, которые, по мнению Хорста Людвига Хана, принадлежали к многочисленным сотрудникам полиции безопасности. Молодые парни в джинсах, с мощными армейскими пистолетами или револьверами, нарочито торчащими за поясами брюк. Должно быть, неприятно все время так носить пистолет, сонно подумал Карл, когда садился в черный "мерседес" с шофером-арабом, который моментально рванул машину с места.
Поездка проходила по почти пустынному Дамаску. Они поднялись на гору и свернули в один из кварталов вилл с высокими стенами, поросшими множеством цветов.
Машина въехала в большие ворота, которые сразу же закрылись то ли невидимым охранником, то ли электроникой. Шофер показал на дверь большим пальцем. Они вышли из машины, и дверь в тот же момент открылась. За ней оказались два парня с автоматами в руках. Но не с обычными АК-47, а с их модификацией АК-74, которую Карл видел только на фотографиях. А он-то считал, что таким оружием располагают только советские элитные части, вроде десантных групп морской пехоты. Так-так, неплохо для начала, подумал он.
Их обыскали, казалось, больше ради формальности и ввели по лестнице в слабо освещенную комнату, где сидели твое мужчин среднего возраста. Человека в центре Карл сразу узнал, хотя существовала лишь одна его фотография. Лысый, с цепким черным взглядом – без сомнения, это был Абу Нидаль.